Давай закурим Глава 1. Отрицательный герой

   
   Давай закурим


   Всё, о чём рассказывается в книге, является вымыслом, хотя и в контексте событий, происходивших на самом деле.
   Всякое сходство людей, явлений, имён, а также исторических фактов с конкретными людьми, явлениями, именами и историческими фактами является чисто случайным. И справки  на предмет психоисторической войны, у автора, к сожалению, не имеется.
   Также необходимо предупредить, что в книге есть сцены табакокурения, увы.

   
   Глава 1.

   Отрицательный герой
   

   С "Анной Карелиной" Лео Толстоева он так и не познакомился. Мел Стриженко не любил комиксы. Тот, кто хоть раз читал настоящую книгу, тот поймёт.
   А Мел читал. И не одну, а несколько. Пушкина в переводе Гнедича, например. Даже Чеха читал, Антона Павловича. Как-то раз кент с Академии даже давал почитать запрещённый роман Звягинцеффа. Правда, только на одну ночь.
   Об этом не стоит распространяться, даже в мыслях - никто не знает как Росгвардия отслеживает таких читателей, но она отслеживает.
   Ещё и фамилия подозрительная мелькнула в мыслях - Звягинцефф. Можно подумать, автор с Энцелада.

   Но как приятно вспомнить! Что это была за ночь! Лазерные пушки бьют, враги отброшены, трансфлокатор закипел... А потом были другие ночи и другие романы. После этих ночей Мел с некоторым основанием считал, что разбирается в литературе. Он никогда бы не начал писать книг с рассуждений о ней.
 
   Однако, следовало немедленно съехать с мыслей о литературе.

   И без того хватало проблем. Да ещё и на последнем курсе магистратуры. В том числе, эти проблемы из-за того, что, он, Мел, упорно не воспринимает комиксы. Разве что мангу по Акутагаве Рюноске мог долистать до середины.
   Сейчас, в отличие от того, что было на первых курсах, Мел понимал и понимал вполне отчётливо, что характер у него - как бы это сказать попроще... - характер принимал явную антиобщественную направленность.
   Да. Именно так высказались бы в Государственном Палеолитическом Управлении.

   Такие вещи, тем более, в сочетании с неординарной внешностью Мела, вполне могли привести к тому, что им заинтересуются компетентные органы. Заинтересуются прямо посреди мостовой.

   Словосочетание "антиобщественная направленность" так не понравилось Мелу, что он поморщился и быстро заменил в уме слово "антиобщественная" на "асоциальная".
   Так звучало получше.

   На такое Росгвардия, отслеживающая мысли у прохожих, может не обратить внимание. Особенно, если в первый раз. А гримасу, которую, казалось, заметили все на улице Шпигеля, можно списать на тонкие душевные переживания из-за разрыва с Эйприл.

   Это если действительно вычислят и подойдут. Это ведь не шутки. Мел знал за собой такое свойство - где бы он ни появился, подойдут и попросят паспорт.
   С юных лет такая беда. Когда первый браслет получил, полегче стало - видимо, автоматически всё считывается где-то и теперь как-то ровно жизнь идёт. Но тем не менее, увидит на улице полицейский - всегда начинает присматриваться, как будто, у тебя целая пачка сигарет на кармане.

   Хотя чего тут выдумывать - Мел прекрасно знал, какой видок имеет и знал, что будь сам ментом, то непременно бы остановил такого экспоната на улице, если б увидел.
   Ну, представьте - идёт-бредёт громила, кровь с молоком, ростом под два метра и с наружностью почти божественной, типа Аполлона. Борода ещё с лёгким террористическим оттенком, волосы почти рыжие... Надо брать.

   И никакие очки не помогут. Не помогут скрыть истинную сущность. Истинную сущность себя самого, такого молодого человека Лучшего Величайшего.
   И подававшего когда-то большие надежды.

   Если и есть в этой повести отрицательный герой, так это ты, так и сказал себе Мел.

   А крови с молоком, честно говоря, не было. Без молока кровь была, обычная. И такая красная...
   Честно сказать, за такую кровь могли дать срок.

   Одежда тоже могла способствовать повышенному интересу со стороны органов. В общаге Академии Новой и Новейшей Хронологии, где жил Мел, уже довольно давно распространилась мода на широкие штаны с полосками в дорическом стиле - дорическим его назвал сам Мел, он видел подобные полосы на древних чернофигурных вазах из Бийска - и свитера с оленями. Олени, понятно, уже не дорические, а, скорее, домотканные, то есть, автохтонные, как с Тверского княжества.

   Мел моде следовал. Одеться в дорическом стиле, да ещё и с оленями - это вызов. Так в кино изображали вовсе не студентов престижных ВУЗов, а обычный пипл, уже отучившийся и торгующий канцтоварами. А то и ребят с шиномонтажки.

   Так что, форменное ватное пальто, коим, кстати говоря, Мел, как и все другие студенты, очень гордился, тоже не ввело бы органы в заблуждение - надо брать, надо. По крайней мере, остановить и проверить браслет. И в трубочку сказать дыхнуть. И взять потом студента на промилле. Вдруг, он пьяный? Выпимши?

   Но нет, здесь им не светит. Алкоголя Мел не пил уже БГ знает сколько времени, с Эйприл было весело и без этого. 

   Было.
   А сейчас...
   
   Татьянин день сегодня, вечером бал в Академии, а потом дискотека. Будет студенческий ансамбль выступать - Мел видел в холле объявление, плакат с нарисованными фломастером музыкантами.
   Художник изобразил их будто на древних фресках - в брюках-клёш, в невероятных размеров солнечных очках, все с длинными волосами, похожими на гривы доисторических животных.
   Особенно запомнился бас-гитарист. У него клёш был просто огромен, напоминал паруса галеонов адмирала Колчака, только паруса эти были выполнены в несколько легкомысленную, небесных оттенков, полоску.
   Сходство добавляли ещё и голубая гитара, своим нежным, но холодным цветом она словно увлекала за собой в Арктику, в суровые арктические моря, через которые знаменитый адмирал шёл в поисках Сан-Франциско.

   Фрески, к которым ненавязчиво отсылал публику неизвестный художник из актива, (только активистам позволялось заниматься такими вещами, как организация Татьяниного дня) показались смутно знакомыми. Но только у Мела никак не получалось вспомнить, где именно он их видел. То ли на альбомах с раскопок Воронежа, то ли на самих раскопках, но уже в Ростове-на-Дону.

   Там, в Ростове, Мел видел всё своими глазами. Экспедиция под руководством Индианы Джонса вскрыла огромные подземные помещения неизвестного назначения. В одном из коридоров обнаружили очень хорошо сохранившиеся фрески. Нет, не эти, с музыкантами, конечно. Просто Мел помнил то  впечатление, которое произвела на него тогда древняя роспись. И удивлялся сейчас, почему, стоя перед ватманом с патлатыми битласами в брюках-клёш, вспоминает изображения красноармейцев на древних фресках.

   Там были батальные сцены. Красноармейцы, изображённые в человеческий рост катили неизвестное осадное орудие, очевидно с целью таранить боевую машину врага. Враги тоже имелись на фресках, злые, изображённые в тёмных тонах, со шлемами на головах.
   Шлемы напоминали каски современной ВОХРы.

   Другие красноармейцы в этот момент стреляли из какого-то, напоминавшего пищали и фузеи, огнестрельного оружия. Кто-то уже сошёлся в рукопашную, вверх взмывали молоты Тора.
   Тогда не удалось увидеть все изображения - раскопки только начались. Но Мел очень хорошо запомнил, как археологи кисточками расчищали изображения оскаленных ртов.
   Он почти явственно слышал тогда хрипы и рычанье озверевших противников.

   Общее впечатление было такое, что ещё секунда и тебе самому придётся вступать в бой, из которого живым выбраться шансов немного.
   
   Ничего особенного, конечно, не случилось тогда, у этих фресок. Просто Мел в очередной раз убедился, что сделал правильный выбор насчёт Академии Хронологии.

   Дело в том, что после окончания школы Мел едва не поступил в совсем другое учебное заведение, в военное. У матери как раз появился какой-то бывший однокурсник, седой и в джинсах, у этого однокурсника обнаружился друг, - нос картошкой и глазки сальные, - у друга оказались нужные знакомства. Мела, в результате, чуть не отдали в Академию противометеоритной защиты.

   Помнится, он и не сопротивлялся особо. Ему даже нравилось, что он будет ходить в красивой форме, в треуголке и красно-зелёном камзоле, станет мужественным и сильным. Да и интересно было посмотреть космос, попасть служить в пояс астероидов и сражаться там с невидимыми террористами.
   А разгадкой тайн прошлого - по-настоящему Мела влекло только это - можно будет заняться позже. Не зря же умные люди вокруг всё время говорили, что он рано уйдёт на пенсию.

   Однако, по счастью, всё получилось иначе. Мел завалил экзамены, причём это не потребовало с его стороны никаких усилий.  После, также без усилий, поступил в Академию Хронологии. Всё-таки подготовка у него была очень хорошая. И школу он закончил одну из лучших  и мама - кандидат наук, хоть и сельскохозяйственных.

   Она, кстати, нормально отнеслась к такому финту со стороны сына. Видимо, подозревала, что тяжко ему будет жить на свете. А вот разные знакомые и друзья семьи, те были в недоумении и отводили при встрече всезнающие взгляды - зачем же поступать в такое учебное заведение, скользкое такое... Трудно карьеру сделать и не совсем ясно, как вообще её там делают.
   Да ещё и на отделение исторических наук поступил этот Мел... И это после блестящих военных перспектив. Совсем плохо.
   А Мел только ухмылялся. Ему с каждым разом всё больше и больше нравился девиз его Академии, запечатлённый над главным входом главного здания: "Прошлое непредсказуемо".
 
   Самое интересное, что он с детства знал, что будет учиться именно здесь. А теперь знал и то, что всё сделал правильно. Здесь и Эйприл встретилась ему. Ну, не прямо в коридорах, а на раскопках.
   Она училась в другом месте, а в экспедиции оказалась из интереса, поработать на каникулах.

                ***


   На короткий миг Мелу стало светло. Может быть только внутри, а может быть и Москва вся осветилась из-за воспоминания. Ну не вся Москва, а Красная Площадь, со всеми своими памятниками, особенно  с тем, который оказался ближе всего - монумент строителям Московского Кремля.

   Гражданин Беджет Паколли сидел и, видимо, о чём-то думал, князь Хашим Тачи стоял и, как всегда, несколько хищно простирал руку над шагавшей под постаментом жизнью.
   Но сейчас, казалось, он, кроме того, улыбался и радовался вместе с Мелом.
   Даже по соседней пальмовой аллее пронеслось что-то подобное возгласу одобрения - замёрзшие деревья пошевелили мокрыми листьями и где-то алмазами блеснули капли дождя.
   Длилось всё это одно мгновение, свет и улыбка, так что никто ничего не мог заметить. Сам Мел тоже, естественно, ничего не увидел ни на оставшемся непроницаемым бронзовом лице князя Тачи, ни на пальмах, ни под ними.
   Просто должно было быть так, что даже статуи и деревья восхитились бы появлением Эйприл.

   Тогда, в экспедиции, её появление не произвело на Мела никакого впечатления. Впервые увидев девушку в столовой, он, конечно, обратил на неё внимание - красивая, ещё и с дредами. Эффектная - говорят про таких. Мел, правда, вслух никогда бы так не сказал.
   Слово "эффектная" имело, по его убеждению, несколько официальный характер. Видимо, из-за буквы "ф", имевшейся в обоих словах. Официоз Мел не любил.

   Да... Выглядела Эйприл совсем не так, как девчонки из их группы.
   Но в тот раз Мел спокойно пошёл брать себе второй компот - был, что называется, на своей волне.
 
   Всё изменилось через пару дней. Они столкнулись за палатками, там где были натянуты верёвки чтобы сушить бельё.
   Эйприл развешивала что-то своё, таинственное, и Мел пришёл повесить свои труселя. Они сказали друг другу какие-то слова и встретились глазами.
   Всё.
   Покой был потерян. Трусы оставались на верёвке неизвестно сколько дней. Мел приглашал Эйприл купаться на речку утром, в обед и вечером. Решил отрастить себе дреды. Попробовал спеть у костра какую-то дурацкую песню. Через слово использовал в речи термин "артефакт", стараясь увлечь девушку тайнами цивилизации.

   Дурацкими стали не только песни. Дураками теперь казались некоторые однокурсники - они оставались равнодушными при виде этой девушки.
   Те же, кто пытался с ней закрутить, так же, как и Мел,  пригласить на ночное купание или просто ночью пройтись по пейзажу, те становились врагами. Уродами и фраерами.

   Эйприл не только внешностью отличалась от остальных девушек. Начать с того, что она, как оказалось, училась в Высшей школе астрономии, причём на факультете Вечного Льда.

   Мел знал, что это значит. Он дышать бы не смог, когда бы услышал такое, только дыхание у него перехватило раньше, там у веревок для белья. Да так и не отпускало.

   Стало понятно, что делает Эйприл в экспедиции. Из Высшей школы астрономии выходили жрицы и жрецы самых главных религиозных культов. Тем более, с факультета Вечного Льда. Можно даже не гадать, что Верховная Жрица Евы-Кибелы тоже когда-то заканчивала этот факультет.
   Вот откуда то чувство достоинства, что излучала из себя Эйприл. Вот откуда её спокойная уверенность и мягкая сила суждений.  Ведь и ему, Мелу, она отказывала в ночных купаниях так, что он потом был счастлив всю ночь в одиночестве. Да и непонятно было тогда ему, где ночь, где день, где сон, а где явь.
   Что там говорить, он даже стихи пробовал писать...


Продолжение
http://proza.ru/2021/03/23/458