Когда Дженет было два года

Когда Дженет было два года, она выиграла бы голубую ленту, соревнуясь со всеми осликами Юго-Запада. Она была необычайно крупной и сильной, идеально сложенной, здоровой во всем и практически неутомимой. Но это были не единственные характеристики, которые заставляли старателей завидовать Таппану. У Дженет были до невероятной степени преувеличены общие достоинства всех хороших осликов. Более того, у нее было чутье и чутье, которые для Таппана граничили со сверхъестественным.
В эти годы тропа Таппана пересекала минеральный регион юго-запада. Но, как всегда, забастовка богатых держалась в стороне. Это было похоже на горшок с золотом, закопанный у подножия радуги. Дженет знала тропы и водоемы лучше, чем Таппан. Она могла идти по следу, стертому из-за дрейфующего песка или по следу проточной воды. Она могла издалека почуять запах нового источника в пустыне или странной водоемы. Она никогда не уходила далеко от лагеря, так что Таппану приходилось далеко ходить в поисках ее. Дикие ослики, проклятие большинства старателей, не привлекали Дженет. И еще никогда особой симпатии к ручному ослу она не выказывала. Это была самая странная черта сложного характера Дженет. Ослики были известны своей привычкой объединяться в пары и заводить дружбу с одним или несколькими товарищами. Эти отношения были постоянными. Но Дженет по-прежнему оставалась свободной от фантазий.
Таппан едва ли понимал, как он полагался на это большое, серое, безмятежное вьючное животное. Конечно, когда случай бросил его среди людей его призвания, он хвастался ею. Но он никогда по-настоящему не ценил Дженет. По-своему Таппан был задумчивым, трудолюбивым парнем, не сознающим сантиментов. Когда он хвастался Дженет, он развивался именно на ее хороших качествах. Но больше всего ему в ней нравились мелочи каждого дня.
В первые годы обучения Дженет была воровкой. Она часами притворялась спящей, чтобы получить шанс украсть что-нибудь из лагеря. Таппан сломал эту привычку еще в зародыше. Но он никогда ей не доверял. Дженет была ослиной.
Дженет ела все, что ей предлагали. Она могла жить сама или обойтись без нее. Все, что Таппан оставил после еды, было для Дженет обильным десертом. Каждый раз во время еды она стояла у костра, одно большое длинное ухо опускалось, а другое стояло прямо. Выражение ее лица было выражением кротости и бесконечного терпения. Она облизывала консервную банку, пока она не засияла ослепительно. На длинных, жестких, бесплодных тропах поведение Дженет не отличалось от того, где было много луж и лужаек. Ей не нужно было травы или зерна. Хрупкий куст и шалфей были для нее хорошей пищей. Она могла есть сало, пустынное растение, которое защищалось липким, как лак, соком, гораздо более опасным для животных. Она могла есть кактусы. Таппан видел, как она отламывала листья у кактуса колючей груши и топтала их передними лапами, сминая шипы, чтобы съесть сочную мякоть. Ей нравились бобы мескитовые, листья ивы и все вьющиеся виноградные лозы пустыни. И она могла существовать в засушливой пустыре, где мужчина умер бы в кратчайшие сроки.
Ни подъем, ни спуск не были для Дженет слишком трудными или опасными, при условии, что это было возможно. Она откажется от непроходимой тропы. Похоже, у нее был сверхъестественный инстинкт как к тому, что она могла сделать, так и к тому, что выходило за рамки ослиной. Tappan никогда не знал ее на провал на что-то, к которому она застряла постоянно. Стремительные потоки воды, всегда от пугала до осла, не остановили Дженет. Она ненавидела зыбучие пески, но если бы это было возможно, ей можно было бы доверить навигацию по ним. Когда она осторожно, небольшими шагами ступит на тонкую корку льда или соленую корку провала в пустыне, Таппан узнает, что это безопасно, или она повернет назад. Гром и молния, сильная жара или сильный холод, песчаная буря сирокко в пустыне, белая пыль щелочных отходов - все это было для Дженет одинаково.