И был день, и ночи не стало

Клер любила свою подзорную трубу,  а ночь была ее любимым временем суток. Она всегда ждала ее с нетерпением и трепетом.  Было много солнечных дней в ее жизни, но ее руки пропадали при солнечном свете, она их переставала видеть, потому что себя она могла проявить только ночью, доставая рукой до звезд через трубу.

Глаза ее были настолько зорки, что она вычисляла каждую появившуюся новую звездочку на небе, которую создавал млечный путь. У нее советовались галактики по поводу возможности выйти из облака Оорта, ведь так хотелось им узнать, что находится за вселенной.
 
Клер всегда хотелось чего-то большего: увидеть то, что  никто не видел, просчитать вероятность невероятного, попасть в черную дыру, потом вернуться оттуда и всем рассказать, как там. Клер знала ответы на все эти вопросы. Но в один день пришла бабушка и включила свет, сказав, что она попробовала перейти черную дыру, как и она, но не смогла, в итоге она осталась там. 

Больше ночь не приходила.

Руки ее просвечивались из-за постоянного попадания солнечных лучей на них, она перестала их видеть и что-либо делать ими, они были беспомощны, потому что хочется видеть, чем управляешь.  И Клер решила, что руки ей больше не нужны!

Спустя время она стала видеть то, что находится в воздухе – атмосферу происходящего вокруг – гнев был красным взрывом словно смерть звезды, спокойствие -  бесконечностью млечного пути, нервозность –  закручиванием спиральных галактик.  Все было также грандиозно, как и тогда, когда была ночь, но она больше ничего не могла сделать.

Однажды она встретилась с человеком, в котором было одновременно столько эмоций, что в нем вмещался весь космос единовременно. Он ее спросил: ты отдала бы свое зрение, чтобы вернуться в ночь?  А это ей больше всего хотелось: ведь когда была ночь,  то было все в ее жизни все: труба, вселенная, руки и бабушка, и она, не думая, согласилась.

Зрение пропало, но она почувствовала сразу свои теплые руки. А ночи, как тогда – с бесконечными вселенными – так и не стало.  Спустя время она начала понимать, что руки многое чувствуют: мир есть совсем рядом. Правда, он другой: продолговатый, плоский, покатый, слегка неровный, шертистый, с закорючками.  Ее пальцы исследовали поверхности и пригорки, впадины и ущелины, но  все пытались найти что-то необъятное.

 Реальность настолько срезалась занозами в пальцы, что было нестерпимо больно их собирать, тогда Клер решила, что этими руками надо делать что-то. Ее руки умели делать дело, они оказались разумными к труду. Шаг за шагом, пальчик за пальчиком она искусно делала вытянутые трубки механически, удачно, складно, складывая их один на другой. 

-Делом решается любая боль,  - подумала однажды Клер, сделав свой миллионный брусок.

В этот момент к ней подошел человек, которого она не видела, и спросил: хотела бы ты увидеть то, что ты наделала?

-Если от этого не будет больно, то да.

Она открыла глаза, и  они, стоя плечом к плечу, смотрели на громадную подзорную трубу.