Письма Микеланджело Буонаротти
Эти мысли приходят мне в голову, когда я перебираю стопку пожелтевших листов с традиционным для того давнего времени обращением и таким же устойчивым завершением. Все, как примерно было в ходу у наших родителей: «Здравствуйте, дорогие наши (идет перечисление имен), примите привет от всего нашего семейства (перечисление имен, здравствующих родственников с другого берега). Дальше следуют важные сообщения, семейные и местные новости, а в завершение – «Остаюсь с наилучшими пожеланиями ваша…»
В этих письмах, что я с волнением перебираю, прочитывается история крепкого семейства, поднявшегося до некоего успеха одного из отпрысков, который из своего далека докладывает отцу и братьям о продвижении, бесконечных каверзах и сложностях пути, коварстве слуг и партнеров.
Он заботливо осведомляется, как там успехи в семейной лавке, подбрасывает деньжат, советует, как лучше ими распорядиться. Переписка разветвляется, сын, который в трудной борьбе проламывается к успеху, может пожаловаться, что его обманули поставщики материала, что заказчик еще колеблется, а он уже вложился в разработку проекта и скорее всего затраты никто ему не вернет. При этом он не забывает вразумлять братьев, преподает им неустанно уроки жизни, остерегает от общения с коварными посредниками, на которых он сам уже ожегся. Он беспокоится о здоровье родных, оплачивает лечение, в каждом письме идет подробный доклад, сколько послано, сколько еще стоит ждать от него, время или нет покупать имение, вкладываться в дом.
«…У меня нет денег. Те, которые я вам посылаю, я отрываю от сердца, и также не думаю, что мне дозволено просить большего, так как помощников у меня нет, а один я делаю мало. Когда я улажу это дело с домом, надеюсь начать много работать».
До него доходят слухи, что родня недовольна размерами его помощи, им хочется много и сразу, брюзжит отец, рождаются сплетни. И вот летит во Флоренцию горькое письмо, адресованное отцу, в котором Микеланджело пишет, что тридцать лет опекал семейство, неустанно делал добро исключительно из любви к отцу и братьям. Но если они считают иначе, -
«… Я прошу у вас прощения. Сочтите, что вы прощаете вашего сына, который всегда жил плохо и который принес вам все горе, какое только можно найти в этом мире… Но не распускайте обо мне такую славу, что я вас прогнал, так как мне это важнее, чем вы можете полагать. Я всё же ваш сын! …Меня торопят уезжать, но я не могу уехать, не поговорив с вами, я не оставлю вас здесь дома. Я прошу, чтобы вы оставили все страдания и приехали. Ваш Микеланджело во Флоренции»
Это письмо послано осенью 1521 года. Уже расписана Сикстинская капелла, а пророк Иеремия на ее сводах – автопортрет самого художника, отягощенного раздумьями и заботами . Мощь и красота его живописных и скульптурных работ потрясает современников, им нет равных по силе духовной наполненности и художественной выразительности. Юный Давид, Умирающий раб, Мадонна с младенцем, Пьета в соборе Святого Петра и статуя Моисея – уже состоялись. Но это все на высшем, каком-то божественно недостижимом пониманию рядового зрителя этаже, в каком-то параллельном мире. Там руки земного гения творят, споря по совершенству рожденных в камне созданий с Богом.
А в письмах бесконечные бытовые неурядицы, хлопоты, денежные расчеты, поучения братьям, и потом уже племяннику, семейный долг, который кажется нескончаемым и неудовлетворенным! Можно подумать, что у пишущего эти послания нет ни своей личной жизни, ни страстей, ни высокого духовного полета, только эти бесконечные заботы о лавке, об имении, о женитьбе и здоровье братьев, слугах, мулах, госпиталях. И чем дальше я читаю с осознанием той величины, которой достиг в этом мире Микеланджело, тем больнее сжимается сердце от несоразмерности внутреннего мира семейства Буонаротти – и гения, который каким-то чудом вырос в его недрах. Божий промысел!
Я не знаю, чего могли бы насочинять романисты на этом эпистолярном наследии (и насочиняли наверняка!), но мне для духовного потрясения вполне достаточно сопоставления этого живого голоса вполне земного человека с его хлопотами и заботами – с его колоссальным наследием, с воплощенными в камне и фресках мускулистых богатырях и нежных мадоннах, плачущих, страдающих женщинах. Я с благоговением рассматриваю торопливые и такие выразительные наброски, проекты гробниц, сводов, фортификационных сооружений, и дивлюсь, читая все препирательства с папами, которые то заказывали ему роспись или строительство усыпальницы, то отказывались от своих намерений. Словно нарочно подрядились терзать того, кому и в подметки не годились. И вот в этом земном аду он творил, не зная устали, прожил долгую жизнь и оставил наследие, оценить которое земными мерками почти невозможно.
В письмах есть нежное обращение и признание в любви молодым людям (адресат не один, их несколько), что позволяет трактовать наклонности Микеланджело определенным образом. В пользу версии говорят и его великолепные сонеты. Меня это не удручает, не напрягает и не отвращает от великого человека – его право любить того, кого он избрал!
Его связывали долгие и трогательно нежные отношения с удивительной женщиной, знатной вдовой по имени Виттория Колонна, маркиза Пескара (на репродукции). Она была поэтессой, философом, их дружба основывалась на горячей набожности и общности интеллекта. Они встречались, много говорили, обменивались стихами, когда ее не стало, горе Микеланджело было безутешным, огромным:
«Как лучше в мире не было творенья,
Так горше в мире не было печали, -
Ее уже не видеть и не слышать».
Надо ли в домыслах ставить все точки над i, проговаривать, догадываться, какими были интимные отношения гения c близкими ему людьми? Мне этого точно не требуется, достаточно того, что сам герой выразил в письмах и сонетах!
«Дерзну ль, сокровище мое,
Существовать без вас, себе на муку,
Раз глухи вы к мольбам смягчить разлуку?
Унылым сердцем больше не таю
Ни возгласов, ни вздохов, ни рыданий,
Чтоб вам явить, мадонна, гнет страданий
И смерть уж недалекую мою;
Но дабы рок потом мое служенье
Изгнать из вашей памяти не мог, -
Я оставляю сердце вам в залог».
***
«Я - отсвет твой, и издали тобою
Влеком в ту высь, откуда жизнь моя, -
И на живце к тебе взлетаю я,
Подобно рыбе, пойманной удою;
Но так как в раздвоенном сердце жить
Не хочешь ты, - возьми же обе части:
Тебе ль не знать, как нище все во мне!
И так как дух, меж двух властей, служить
Стремится лучшей, - весь в твоей я власти:
Я - сухостой, ты ж - божий куст в огне!»
***
«Когда скалу мой жесткий молоток
В обличия людей преображает, -
Без мастера, который направляет
Его удар, он делу б не помог,
Но божий молот из себя извлек
Размах, что миру прелесть сообщает;
Все молоты тот молот предвещает,
И в нем одном - им всем живой урок.
Чем выше взмах руки над наковальней,
Тем тяжелей удар: так занесен
И надо мной он к высям поднебесным;
Мне глыбою коснеть первоначальной,
Пока кузнец господень - только он! -
Не пособит ударом полновесным».
Вот этот последний из приведенных мною сонетов - о ремесле, переросшем границы земных реалий, ставшем Творчеством, уникальным в веках. Оно для него было и высокой страстью, и любовью, и об этом он тоже писал в своих письмах.
Микеланджело прожил почти 89 лет и умер в Риме, в 1564 году. Перед смертью он продиктовал завещание:
«Я отдаю душу Богу, тело земле, имущество родным».
Для него все обязательства были в равной мере важны, перед Богом, семьей и человечеством, в угоду кому-то и талант в землю не зарыл, и в высоте своей не заносился. Редкий дар.
Свидетельство о публикации №221032200418