Рекорд

         
рассказ
Рекорды – это достижения, которые говорят о возможностях.
Наш дом и еще несколько домов замыкали двор, в котором проходило наше детство. Сразу после школы мы бежали во двор, где было много настоящего и интересного. Кто-то дома создавал видимость того, что он занимался и учил уроки, раскрывая на учебном столе книги и тетради, а кто-то не создавал даже видимости, приходил со школы, бросал портфель и убегал гулять. Мы не занимались ни в каких секциях, и мало играли в игры по домам. Двор вот, что нас увлекало и непреодолимо звало к себе. В нашем пятиэтажном и трех подъездном доме все квартиры были коммунальными. В остальных пятиэтажных домах квартиры находились в отдельном семейном пользовании. И в нашем доме имелось столько детей, что, когда все они выходили гулять, наш двор оживлялся, наполнялся криками и просто кипел от детворы. Объединялись по возрастам. Два три года разница не считалась, и ты попадал в какую-то группу. Если ты хотел поиграть с младшими, они тебя не принимали. Тебе просто говорили: «Ты большой». И приходилось играть со своими  ровесниками. Во дворе играли в самые разные игры: футбол, настольный теннис,  в карты, домино, казаки-разбойники, прятки, салочки. Мы гоняли на велосипедах и самодельных самокатах, в которых вместо колес, вращались подшипники. Иногда летом выносили из дома во двор настольные игры. Зимой у нас были зимние игры. Мы строили спортивные площадки из досок и тесаного бруса, с бортами, заливали коробки водой и играли в хоккей. Мы строили снежные крепости и играли в снежки. Кто-то нападал на крепость, кто-то защищал ее. Занимательных игр было столько, что не хватало на все времени. И время от времен у нас появлялась мода на какую-то игру. То мы вдруг все начинали из дерева выстругивать себе сабли и сражались на них. То у нас появлялись самодельные пистолеты. То у нас появлялась мода на бомбочки, которые мы делали из бумаги, наливали их водой и сбрасывали с верхних этажей домов. То у нас появлялась мода на взрывающиеся и дымящие бомбочки, которые делали из серы, марганцовки и чего-то еще. Но эту моду нам быстро прекратил участковый милиционер. Потому что последние взрывались с грохотом, как настоящие.  То у нас пошли в моду рогатки, которые мы делали из дерева. В аптеке покупалась резина, которой приделывалась небольшая кожаная накладка, куда закладывался небольшой камушек. Из таких рогаток мы стреляли по листикам, по бутылкам, летящим птичкам, по водосточным трубам, тренируясь в меткости. После деревянных рогаток, которые стреляли камушками,  у нас появились рогатки из проволоки. К таким рогаткам привязывалась тонкая круглая резинка. И стреляли из таких рогаток алюминиевыми пульками, которые делались из алюминиевой проволоки, которую мы доставали из мусорных ящиков на соседнем трансформаторном заводе. После этого мы начали делать ружья, которые стреляли так же, как рогатки из дерева, проволоки и резинки. На конце ствола прибивали два гвоздика, к которым привязывали круглую резинку или две для увеличение силы стрельбы. На курке тоже крепили резинку, которая натягивала спусковой механизм и прижимала заряженную и натянутую к спусковому механизму пульку. Дальше мы метились и нажимали на спусковой крючок. Он через спусковой механизм поднимал планку прижимающую пульку к ложу и та, освобожденная, летела в цель. С такими ружьями мы играли в войну и стреляя друг в друга. Пулькой нужно было попасть в человека, и тот считался убитым и выходил из игры. Мы долго играли в эти игры, пока кто-то, кому-то не попал пулькой в лицо. Обошлось без последствий, но с помощью родителей и общественности с нами провели работу, и мы перестали играть в эту коварную игру. Одно время мы петлями ловили голубей.  Крошили хлеб около раскинутой петли и когда птичка голубь или воробей наступали в нее, нужно было дернуть за свой конец, который находился у тебя в руке, потянуть за нитку или веревку и поймать трепыхающуюся птицу. В нас вдруг во всех проснулись охотники. Нам было интересно поймать птицу, которую мы после успешной ловли, конечно, отпускали. Это была проверка ловкости и глазомера.  Также в птичек мы стреляли из рогаток. Это тоже была такая охота маленьких людей, в которых первобытная жизни искала и находила свои проявлениях.  Я неплохо стрелял из рогатки и меня ребята просили подстрелись птицу. И однажды мы накрошили хлеба и спрятались на угол дома метров за пятнадцать от того места, где птички мирно клевали хлеб.  Мне показали, какого голубя я должен был подстрелись. Я наметился и выстрелил. Моя пулька летела точно в цель. Я видел между рогатинами, как она летела и крутилась. Мне казалось, что она летит очень долго и вдруг она попадает голубю в грудь.  Тот поднимает крылья, хочет взлететь, но вместо этого кружится на месте. Ребята бросились к нему и быстро поймали. Они твердили: «Молодец! Молодец!» А я все видел, как летит моя пулька в голубя, как поражает его, попадая в грудь, и тот начинает ходить с поднятыми крыльями оглушенный, подбитый, живой. И от этого мне было не по себе.  Я не хотел смотреть на подбитого голубя. А ребята его  гладили упиваясь своим превосходством и, наигравшись с ним, отпустили лететь в небо. И когда он полетел ввысь, мне как будто стало легче. Потом ребята просили меня еще подбить им голубя, но я не согласился и скоро отдал им свою рогатку совсем.
Мы все время во дворе устанавливали рекорды.  Это было такое соревнование. Кто быстрее пробежит, кто дальше и выше прыгнет. Прыгали через штакетники и заборы. Прыгал у нас лучше всех Вова Бурик, очень прыгучий паренек был. Он перепрыгивал высокие дощатые заборы и невысокие редкие штакетники. Он и дальше всех прыгал. Правда, дальше него прыгали взрослые ребята. Но у них ноги были длиннее.  Бурик очень любил прыгать с высоты. Это была его страсть. И он здесь устанавливал рекорды. Забирался по пожарной лестнице, которая имелась на стене почти в каждом доме на второй, третий этаж и оттуда прыгал на кучу угля. Потом он бежал к нам и говорил откуда он прыгнул, и тогда мы бежали смотреть откуда он прыгнул и тоже прыгали.  Зимой он прыгал с крыш подстанций в сугробы. Летом, когда нам надоедало играть в салочки, мы шли за наш дом и играли в салочки на гаражах. Там нужно было не просто бегать и салить кого-то, а бегать и прыгать с гаража на гараж, что требовало большей ловкости и верткости.  Мы играли в карты и домино. И когда нам надоедало это, мы мерились силой, ставя руки друг перед другом на локтях. Сейчас это называется армреслинг. У каждого из нас были свои рекорды и достижения. Женька Горячев мог откусить голову воробью. И еще он хорошо стоял на воротах, когда мы играли в футбол. Маленький Шурик мог заживо съесть червяка. Вова Бурик и Вася Хлестов любили самозабвенно копаться в мусорных баках. Иногда кто-нибудь из жителей близлежащих домов выносил ведро, чтобы выбросить мусор, а из мусорного бака вдруг появлялась голова Васи или Бурика. Мы их спрашивали зачем они туда лазили, те молчали, а иногда откровенничали и рассказывали, что они в помойке находят деньги и разные интересные вещи, среди которых попадаются даже новые.  То, что они находили в мусорных баках, они нам никогда показывали.
Однажды у нас появилось новое увлечение. Ходить на ходулях.  Недалеко от нас велось строительство, и кто-то оттуда принес ходули. Возможно эти деревяшки  сначала использовали для другого. Но у нас они появились, как ходули. Две жердины, к которым на высоте пятнадцать – двадцать сантиметров  были прибиты бруски. Кто-то первым попытался на этих ходулях  походить. Потом появились еще одни ходули повыше. На этих бруски были прибиты на высоте  тридцать – сорок сантиметров. Сначала не получалось даже просто постоять на них, удержать равновесие. Каждый из нас пробовал постоять на высоких ходулях и падал, точнее соскакивал с них на землю. Ходули переходили из рук в руки, и  мы все пытались на них научиться ходить. У кого-то первого получилось устоять на ходулях. Нужно было просто переступать с ноги на ногу на месте, и тогда равновесие можно было удержать. Если переставать ходить и остановиться, то начинаешь падать. Чтобы пойти на ходулях, нужно было задать наклон в сторону, куда ты ступал. Мы тренировались каждый день. На маленьких ходулях, где бруски были прибиты на небольшой высоте, научились ходить быстро, а на больших все еще не получалось. Надо было встать на ходули, жердины вверху пропустить под локтями так, чтобы они упирались в плечи со спины и схватившись кистями рук за сами жердины, поднимать их руками тогда, когда хочешь переступить и сделать шаг. Быстро уставали спина, руки и ноги Кто-то проходил два-три метра и падал. Учились друг у друга. У одного получилось пойти и за ним следом другой повторял все движения и тоже пошел. Так мы прошли пять метров, десять. Но больше десяти метров ни у кого не получалось пройти. Все уже перестали ходить на ходулях, а я все не мог успокоиться. Мне сказали: «Больше десяти метров все равно не пройдешь».  И действительно больше десяти метров я не мог пройти. Руки немели, спину ломило, и я соскакивал с ходуль на землю. У нас была заасфальтированная дорожка, которая начиналась от стены перпендикулярно стоящего  соседнего дома, тянулась мимо нашего дома, следующего дома и заканчивалась во дворе дальнего дома. Она тянулась больше ста метров. Я ставил ходули к стене дома, от которого мы все начинали ходить, и шагал к своему дому и все дальше, и дальше. И однажды я прошел эти десять метров до своего дома и пошел вдоль дома. Я чувствовал, что могу держать равновесие и понял, как мне идти, чтобы не падать. Я с удивлением прошел эти десять метров, приблизился к своему дому и  не упал, не соскочил с ходуль, а шел и шел дальше. У меня болели руки, спина, начинали дрожать от напряжение ноги под коленками, но я не спускался на землю. Я шел мимо своего дома, прошел первый подъезд, в котором жил сам, Вовка Бурик, прошел второй подъезд, в котором жил Колька Поликарпов, Юрка Сухарев и Васька Червяков. Я шел дальше и подходил к третьему подъезду, где жили, Витя Куликов, Валька Губотрясов, Мишка Мешков, Сергей Хабаев. Я с трудом прошел третий подъезд. У меня неимоверно болела спина. Ее ломило так, что я переставал ее чувствовать. От напряжения болели кисти рук и ноги. Но я не переставал идти. Я весь покраснел и вспотел. Рубашка стала мокрой и ветерок овевая меня сдувал с меня горячие волны напряжения и давал свежесть, которая хоть как-то мне помогала. Когда я прошел весь свой дом, то почувствовал облегчение. И тогда я подумал: «А сколько я могу пройти еще?» И я пошел дальше, не останавливаясь. После моего дома асфальт стал неровный и скоро совсем закончился. Земля там бугрилась и щерился рытвинами. На земле появились ямки. Идти мне стало труднее, но я уже приспособился, шел и не падал. Я прошел следующий дом и подошел ко двору последнего дома, за которым проходила улица. Некоторое время я постоял на ходулях и, не зная, что мне теперь делать, и спрыгнул на землю. Я установил рекорд нашего двора. Но его никто не увидел. Тогда я взял в руки ходули и потащил их обратно в свой двор. Разгоряченный и потный я тянул ходули, шел с ними мимо своего дома и постепенно остывал.  В своем двое я увидел ребят и сказал им: «Я установил рекорд. Прошел от стены и до последнего двора на ходулях». Мне не поверили. Я им сказал: «Не верите и как хотите, только я прошел на ходулях от стены и до следующего двора. Вон до того штакетника»  Кто- то из ребят спросил: «Сколько здесь?... Это больше ста метров…» Я кивнул головой и сказал: «Да, я их прошел». И все начали говорить, что я их не прошел и что я падал с ходуль, а это не считается. Но я спокойно стоял и говорил, что я прошел на ходулях эти сто метров. И тогда кто-то сказал: «Ну, давай, пройди еще раз тогда». И я понял, что это единственная возможность доказать всем, что я действительно прошел это расстояние. Но у меня уже не было сил. Я не знал, смогу пройти это расстояние еще раз или нет. Я не хотел повторять свой рекорд.  Ведь он уже мною был установлен. Но ребята меня подразнивали и подначивали. Они говорили, что я им соврал и ничего такого не было. Они стали надо мной смеяться. И тогда я не выдержал и сказал, что снова пройду на ходулях это расстояние. И тогда ребята оживились и стали смотреть. Я подтащил ходули к стене соседнего дома, встал на них и пошел. Я чувствовал, что устал, и что мне нужно идти и доказывать, что я сделал прежде. Я дошел до своего подъезда. И ребята начали спорить.  Одни говорили, что я пройду, а другие издевательски  смеялись и говорили, что я не дойду. У меня снова начала болеть спина. Я прошел еще метров десять, оступился на выбоине и упал на землю. Я соскочил с ходуль, чтобы не грохнуться. «Ну, вот, я же говорил, что он не дойдет», - сказал Витька Кедров. Кто-то сказал: «Пусть идет дальше, посмотрим, как он пойдет».  Другие говорили: «Нет, он уже не дошел. Все…». Петька Малышкин сказал: «Он просто спотыкнулся на этой ямке…» Все посмотрели на ямку, о которую я действительно спотыкнулся. «Ладно, пусть еще раз идет с начала…» - сказал Мишка Мешков. Я взял ходули и потянул их к стене. Все снова повернули и пошли за мной. Я поставил ходули к стене, встал на них и пошел. Все шли за мной и следили, чтобы я не  коснулся земли ногами. Они переговаривались. Одни подбадривали меня, другие ехидно смеялись и твердили, что я все равно не дойду. Я дошел до подъезда своего дома и пошел дальше. Постепенно я вошел в ритм и пошел легче. Прошел второй подъезд и подходил к третьему подъезду. И тут  почувствовал, что напряжение у наблюдателей спало. И они стали терять интерес. «Он дойдет, дойдет», - теперь спокойно говорили одни и радовались за меня. Другие молчали и говорили: «Посмотрим…» Когда я прошел свой дом, всем наблюдающим стало неинтересно. «Ладно, хватит,- говорили одни.  – Слезай… Верим…» Но оставались и такие которые говорили: «Если он дальше не пойдет, то мы ему не поверим, что он установил рекорд». Я слушал их и понимал, что мне останавливаться нельзя. Потом Мишка Мешков обязательно скажет: «Нет, не верю… Мало ли что можно сказать. Я не видел, значит и не было». И я шел. У меня снова начала сильно болеть спина, руки и ноги. Но я не останавливался и шел дальше. Я не смотрел вперед, потому что для этого нужно было поднять голову. Я смотрел под ноги и выбирал место куда наступить ходулями, потому что мог опять спотыкнуться и сойти с намеченной дистанции. «Хватит, хватит», - говорили один, - Верим…» Другие молчали. Но вот именно они, если я перестану идти дальше, скажут, что я не дошел до конца дорожки.  Я передвигал ходули и понимал, что дойду туда, куда наметил. И теперь мне ничто не помешает дойти до конца. Я обходил ямки и выступы и даже трещины на асфальте я тоже старался переступить. Оставалось совсем немного. И ребята уже молча шли за мной. Иногда кто-то забегал вперед и заглядывал мне в лицо. Но я не обращал на это внимание. Шел дальше и не останавливался. Так я дошел до конца дорожки, посмотрел на ребят. И тогда они сказали: «Все!.. Все!.. Дошел… Молодец!» Тогда я спрыгнул на землю и почувствовал, что не могу распрямит спину. Кто-то забрал у меня ходули. И мы пошли в свой двор. Все на меня смотрели с почтением. И с этого дня начались новые попытки повторить мой рекорд. Я смотрел как ребята ходят, как они падают на землю, снова становятся на ходули и идут по дорожке мимо нашего дома. У них ничего не получалось. И я потерял к этому интерес. Но через три дня ко мне подошел улыбающийся Мишка Мешков и сказал: «Я тоже дошел до конца дорожки». Я хотел ему не поверить и сказать, что пока я не увижу это своими глазами, ни за что не поверю. Но тут другие ребята подтвердили, что Мишка дошел на ходулях до конца асфальтовой дорожки.  И тогда я ему кивнул, что верю. И потом другие ребята стали проходить на ходулях от начала и до конца асфальтовой дорожки. И так мой рекорд перестал быть таковым.
Много лет спустя я подумал, что в этом соревновании что-то такое есть. Так мы учимся жить.  Кто-то один устанавливает рекорд, совершает открытие, изобретает что-то новое. И за ним приходят другие и на основании его достижений делают свои. И именно в этом и есть бесконечно движение жизни, которое в рамках двора кажется таким простым и обычным.

Конец.