Часть четвёртая

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ.

     «Я боюсь тебя, древний мореплаватель!
     Боюсь твоей тощей руки!
     А ты длинный, худощавый и смуглый,
     Как и ребристый морской песок.

     "Я боюсь тебя и твоих блестящих глаз,
     И твоя тощая рука такая коричневая ».
     Не бойся, не бойся, Гость на свадьбе!
     Это тело не упало.

     Один, один, все, совсем один,
     Наедине с широким, широким морем!
     И ни один святой не сжалился над
     Моя душа в агонии.

     Многие мужчины, такие красивые!
     И все они умершие лгали:
     И тысяча тысяч слизистых вещей
     Жил дальше; и я тоже.

     Я смотрел на гниющее море,
     И отвел мои глаза;
     Я смотрел на гниющую колоду,
     А там лежали мертвецы.

     Я посмотрел на Небеса и попытался помолиться:
     Но или когда-либо была молитва,
     Раздался злой шепот и заставил
     мое сердце сухо, как пыль.

     Я закрыл веки и держал их закрытыми,
     И шары, как пульс, бьют;
     Для неба и моря, и моря и неба
     Лежит грузом на моем усталом глазу,
     И мертвые были у моих ног.

     Холодный пот стекал с их конечностей,
     Не гнили и не пахли:
     Взгляд, которым они смотрели на меня
     Никогда не ушел из жизни.

     Проклятие сироты утащит в ад
     Дух свыше;
     Но ох! ужаснее, чем это
     Проклятие в глазах мертвеца!
     Семь дней, семь ночей я видел это проклятие,
     И все же я не мог умереть.

     Движущаяся Луна поднялась по небу,
     И нигде не оставалось:
     Мягко она поднималась,
     И звезда или две рядом.

     Ее лучи омрачили знойную магистраль,
     Как разошелся апрельский иней;
     Но где лежала огромная тень корабля,
     Очарованная вода горела всегда
     Тихий и ужасно красный.

     За тенью корабля,
     Я смотрел на водяных змей:
     Они двигались белыми следами,
     И когда они встали на дыбы, светлые эльфы
     Отвалился седыми хлопьями.

     В тени корабля
     Я смотрел на их богатый наряд:
     Синий, глянцево-зеленый и бархатно-черный,
     Они свернулись и поплыли; и каждый трек
     Была вспышка золотого огня.

     О счастливые живые существа! без языка
     Их красота может заявить:
     Весна любви хлынула из моего сердца,
     И я благословил их, не подозревая:
     Конечно, мой добрый святой сжалился надо мной,
     И я благословил их, не подозревая.

     В тот же самый момент я мог молиться;
     И с моей шеи так свободно
     Альбатрос упал и затонул
     Как свинец в море.
***************************

PART THE FOURTH.

     "I fear thee, ancient Mariner!
     I fear thy skinny hand!
     And thou art long, and lank, and brown,
     As is the ribbed sea-sand.

     "I fear thee and thy glittering eye,
     And thy skinny hand, so brown."--
     Fear not, fear not, thou Wedding-Guest!
     This body dropt not down.

     Alone, alone, all, all alone,
     Alone on a wide wide sea!
     And never a saint took pity on
     My soul in agony.

     The many men, so beautiful!
     And they all dead did lie:
     And a thousand thousand slimy things
     Lived on; and so did I.

     I looked upon the rotting sea,
     And drew my eyes away;
     I looked upon the rotting deck,
     And there the dead men lay.

     I looked to Heaven, and tried to pray:
     But or ever a prayer had gusht,
     A wicked whisper came, and made
     my heart as dry as dust.

     I closed my lids, and kept them close,
     And the balls like pulses beat;
     For the sky and the sea, and the sea and the sky
     Lay like a load on my weary eye,
     And the dead were at my feet.

     The cold sweat melted from their limbs,
     Nor rot nor reek did they:
     The look with which they looked on me
     Had never passed away.

     An orphan's curse would drag to Hell
     A spirit from on high;
     But oh! more horrible than that
     Is a curse in a dead man's eye!
     Seven days, seven nights, I saw that curse,
     And yet I could not die.

     The moving Moon went up the sky,
     And no where did abide:
     Softly she was going up,
     And a star or two beside.

     Her beams bemocked the sultry main,
     Like April hoar-frost spread;
     But where the ship's huge shadow lay,
     The charmed water burnt alway
     A still and awful red.

     Beyond the shadow of the ship,
     I watched the water-snakes:
     They moved in tracks of shining white,
     And when they reared, the elfish light
     Fell off in hoary flakes.

     Within the shadow of the ship
     I watched their rich attire:
     Blue, glossy green, and velvet black,
     They coiled and swam; and every track
     Was a flash of golden fire.

     O happy living things! no tongue
     Their beauty might declare:
     A spring of love gushed from my heart,
     And I blessed them unaware:
     Sure my kind saint took pity on me,
     And I blessed them unaware.

     The self same moment I could pray;
     And from my neck so free
     The Albatross fell off, and sank
     Like lead into the sea.