Пролог и эпилог Моей Арлекинады

ПОЗВОЛЬТЕ ОБЪЯСНИТЬСЯ!
(Вместо пролога)

    Действительно! Наскоро полистав эту книгу, прочитав мимоходом два-три стихотворения, затем заглянув в оглавление, читатель, возможно, спросит: «Причём тут Поль Сезанн с его Пьеро и Арлекином?.. Судя по содержанию сборника, никакой арлекинады здесь нет!»
    - Простите, но это не так! – спешит возразить автор. – Всё зависит от того, как посмотреть, с какого, так сказать, ракурса… Чтобы отстоять свою точку зрения придётся мне, Вашему покорному дзанни, то есть слуге (в итальянском народном театре масок), – начать издалека, а Вам, любезный, - набраться терпения.
    Обратите внимание, с какой иронией смотрит Арлекин на пригнувшегося перед ним Пьеро, как бы уступающего дорогу своему удачливому сопернику. С каким апломбом Арлекин вышагивает из-за распахнувшегося занавеса, держа под мышкой тросточку, вместо палки, которой он ещё совсем недавно колотил своих «коллег»! Откуда взялся этот решительный вид у неуча, некогда перебравшегося из сельского захолустья в город на заработки?..   
    Уже первоначальный образ Арлекина, хотя и глуповатого ловкача, но «в меру» честного и в обшем-то доброго малого, выгодно отличался от других масок комедии дель арте, таких, как, например, его старший «брат», алчный волокита Бригелла, или их хозяин, безнадёжно скупой и похотливый старик Панталоне, или незадачливо влюблённый романтик Пьеро, на глазах у которого уводят его возлюбленную – Коломбину, питавшую пристрастие к кокетству и более того…      
    За несколько веков, прошедших со времени зарождения итальянского народного театра масок, внешность, да и внутренняя сущность Арлекина сильно изменилась. Теперь он выступает (часто уже без маски) в опрятном трико из ткани, украшенной разноцветными ромбиками (имитация лоскутов, из которых когда-то шилось его одеяние). Вместо низкопробных шуточек, уста смешливого пройдохи стали всё чаще изрекать фразы, не лишённые остроумия и общественно значимой смелости. Вместо унизительных кривляний и ужимок появилась насмешливая самоуверенность дельца, инициатора разных авантюр, в том числе на любовном фронте.
    Жизнерадостная находчивость «повзрослевшего» шута, его умение быстро приспосабливаться к любым обстоятельствам и, конечно же, часто сопутствующее ему, чуть ли не мистическое, везение во всём, беспроигрышно импонировало сознанию обывателей, постоянно ощущающих на себе гнёт житейских забот и проблем. Все эти метаморфозы, в конечном счете, помогли ему завоевать симпатию и доверие публики.
    Стоило Паяцу в «Балаганчике» Александра Блока (1906 г.) завопить «Помогите! Истекаю клюквенным соком!» - как тотчас в толпе сценических масок раздаётся клич факельного хора: «Где ты, сверкающий, быстрый, Пламенный вождь!» И он, Арлекин, – тут как тут! Появляется, «как корифей», пафосно возглашающий:

«Здравствуй, мир! Ты вновь со мною!
Твоя душа близка мне давно!
Иду дышать твоей весною…»

    Публике, зачарованной спектаклем, виделся под этой бравирующей маской чуть ли не спаситель мира, где, по мнению Поэта, к сожалению, «никто любить не умеет», где «живут в печальном сне».
    Со временем Арлекин, завоёвывая популярность, сделался самым востребованным персонажем комедийных импровизаций, главным героем всех сюжетов, разыгрываемых на сцене театра дель арте. Восхищённым зрителям хотелось подражать этому хитроумному гаеру. Они невольно учились его ироничному лицедейству, иначе – арлекинству, помогавшему выходить из трудных и запутанных обстоятельств, не теряя при этом свойственной комедиантам весёлости.
    Глядя на картину Сезанна, развивая её сюжет, я вдруг представил, как Арлекин, смело перешагнув рампу авансцены, очутился в зрительном зале, а затем, выйдя за пределы театра, смешался с уличной толпой. Там, в сонме своих поклонников, он, уже в обычном наряде, почувствовал себя, что называется, личностью, осознавшей собственное достоинство. Теперь его не отличишь от остальных обитателей городов и весей. Он – как все другие весельчаки, а они – как он.   
    Наверное, именно так, поначалу, казалось арлекину Сезанна, пока однажды он не заметил, что многие его фаны-«двойники» не настоящие. И шутят они как-то иначе: не искренне, деланно, нередко – зло, даже с какой-то агрессией, будто стараются, во что бы то ни стало, скрыть под своим шутовством и ёрничеством что-то непотребное.
    Некоторые из них, спрятав лицо под маской, иной раз хотят намеренно показать, что в действительности они не просто шуты, а чуть ли не агнцы божьи. Наблюдая их тайные игры, всамделишный арлекин призадумался: «Я всегда занимался в общем-то невинным дурачеством. А эти?.. Неужто одурачиванием невинных?!»
    В конце концов, он понял, что, если главной целью его игры было повеселить зрителей, заставить их посмеяться над человеческими слабостями, а значит, и над самими собой, дабы стать лучше, то у его нынешних подражателей иные цели.
    Они, - играющие не на сцене, а в жизни, - явно пытаются скрыть под притворным арлекинством свои корыстные интересы. Превращая серьёзные дела как бы в фарс, они хотят притупить бдительность своего окружения и, в конечном счёте, под покровом шутовского камуфляжа, извлечь личную выгоду, словить  «миг удачи». Не зря они, видимо, в успокоение своей совести и в оправдание своих, якобы безобидных проказ любят вспоминать старую «песенку»: «Что наша жизнь? – Игра!..» 

    Во что только не играют люди! – с самого детства и до самой, что ни на есть, зрелости,  ухищрённой житейским (иже с ним - коммерческим) опытом игры, к примеру, на бирже, а то и на каком-нибудь важном «вече»…   
    Что человеки! «Игроками» на языке дипломатов и политиканов нынче зовутся даже целые государства, выступающие на арене глобальной политики.
    Жизнь наполнена несметным количеством игр. Но когда мы сравниваем жизнь с игрой, мы чаще всего подразумеваем ту игру, которую столь ярко продемонстрировал весело «звенящий бубенцами» Арлекин, с давних пор игравший, помимо своей сценической роли, роль нашего житейского «вдохновителя».
    Недальновидно было считать, будто в эпоху так называемого Просвещения персонажи комедии дель арте изживут себя. Этого не произошло ни в 19-ом, ни в 20-ом вв. (тем более в отношении Арлекина), ни в Европе, ни даже в России, где после захиревших при императоре Павле Первом «венецианских карнавалов с куриозными масками» интерес к традициям комедии дель арте возродился уже в начале 20-го столетия.
    В связи с этим можно было бы сослаться на театральные постановки В. Э. Мейерхольда, А. Я. Таирова, Е. Б. Вахтангова, на работы художников А. Е. Яковлева, К. А. Сомова, С. Ю. Судейкина, на многие произведения в первую очередь поэтов-символистов…
    И здесь, пожалуй, к месту будет вспомнить стихотворение Андрея Белого «Арлекинада», написанное через два года после блоковского «Балаганчика».

«Мы шли его похоронить
Ватагою беспутно сонной.
И в бубен похоронный бить
Какой-то танец похоронный
Вдруг начали…»

    Далее живописуется траурная процессия. Но неожиданно, в результате некоего мистического действа, мертвец встал и возгласил:

"Вы думали, что умер я, -
Вы думали? Я снова с вами.
Иду на вас, кляня, грозя
Моими мертвыми руками.

Вы думали - я был шутом?..
Молю, да облак семиглавый
Тяжелый опрокинет гром
На род кощунственный, лукавый!"

    О, это слова арлекина преображённого, уже явно прозревшего и осознавшего всю глубину всеобщего декаданса, отмеченного индивидуалистическим пессимизмом и аморальностью.
    Попутно стоит заметить, что цитируемое нами произведение поэта имеет немаловажную, в контексте наших рассуждений, предпосылку: «Посвящается современным арлекинам».
       
    Сегодня число участников арлекинады, как мне кажется, внушительно приумножилось. Отчего так?.. Всему виной, по мнению автора этого пролога, всё тот же «род» - «кощунственный, лукавый», о трагических и комических сумасбродствах которого можно так много узнать ныне из правдивых и лживых средств массовой информации.
    Как поётся в известных куплетах Мефистофеля, «На земле весь род людской\ Чтит один кумир священный,\ Он царит над всей вселенной,\ Тот кумир — телец златой!.. В угожденье богу злата\ Край на край встаёт войной…» Короче говоря, «Люди гибнут за металл! – Сатана там правит бал!»
    Между прочим, как свидетельствует этимология, имя «Арлекин» пришло из старинных, чуть ли не этрусских, легенд, героем которых являлся предводитель дьявольского полчища Эллекен (фр. Hellequin). Упоминается он и в «Божественной комедии» Данте, где Аликино (итал. Alichino) - один из бесов.
    Нет-нет! Я вовсе не намекаю на абсолютную причастность нынешних высокопоставленных «арлекинов» к роковым бедам человеческим: с моей стороны это было бы чересчур самонадеянно.
    Я склонен говорить об «арлекинах» более мелкого пошиба, причём (подчёркиваю), о тех, кто выступает не на театральной сцены, а на «арене жизни».  Хотя они тоже бесовского происхождения (кстати, в старину на Руси шутами называли всякую нечисть), их возможности не столь значительны, чтобы творить безумия планетарного масштаба.
    Оружие, которым пользуются «арлекины»-нувориши, всё то же, чаще всего, – зубоскальство, насмешка, лесть, хвастовство, бравада, клевета, хитрость, подхалимаж, враньё, непостоянство, лицемерие, ханжество и тому подобные «слабости» человеческой натуры.
    Вроде бы, это оружие не считается летальным (если, конечно, в умеренных «дозах»)… Да и применяется оно, как правило, против особей, не менее порочных, чем сами новоиспечённые «арлекины», и к тому же – с учётом требования строжайшим образом уважать Уголовный кодекс, что безусловно приветствуется.
    Помнится, этим принципом всегда старался руководствоваться небезызвестный шулер-весельчак Остап Берта Мария Бендер, типичный «арлекин» советских времён, мечтавший стать миллионером, дабы разгуливать в белых штанах по карнавальным улицам Рио-де-Жанейро.
    Уж коль зашла о нём речь, стоит сказать, дополнительно, несколько слов об основной причине столь неизбывной популярности этого героя «Двенадцати стульев» и «Золотого телёнка».
    Дело в том, что во всех его словах и поступках неизменно присутствует Ирония – маска, позволяющая под покровом невинной весёлости изобличать глупость и невежество окружающей действительности. Именно это величайшее, на мой взгляд, средство художественной выразительности, а я бы добавил – и этической самозащиты, помогает нам не сойти с ума и всё ещё (в большинстве своём) оставаться homo sapiens.
     Печально закончилась судьба Бендера: ему перерезал горло его подельник в канун, казалось бы, неминуемого осуществления «золотой мечты» разбогатеть.
    Арлекин «Балаганчика», поприветствовав мир, тоже хотел начать новую жизнь: прыгнул в «золотое окно», чтоб надышаться всемирной весной!..  Но где же прежнее везение? –  Судьба надсмеялась:  «даль, видимая в окне, оказывается нарисованной на бумаге. Бумага лопнула. Арлекин полетел вверх ногами в пустоту». А за ним последовала со всеми декорациями сцены и Коломбина. Таков в «Балаганчике» А. Блока бесславный конец трагикомичного любовного треугольника.  Пьеро – снова в одиночестве,  одураченный… Жизнью (в философском смысле).
*   *   *
    Арлекин «Моей арлекинады», - это литературный герой иронических стихов, представленных в этом сборнике. Незримо бродит он по стихотворным строчкам, вольно или невольно рисующим картину всеобщей арлекинады, участником которой является и ваш покорный слуга, часто надевающий разные маски, в том числе и литгероя.
    Трудно сказать, насколько удачно пытается он, в соответствии с канонами сатирико-юмористических жанров, «острить» по поводу нашего с вами, порой смехотворного бытия и его сумбурного отражения в нашем художественном сознании, – об этом судить тебе, благосклонный Читатель!
    В любом случае автор этой арлекинской мешанины не рекомендует лицам, не достигшим совершеннолетия, читать представленные здесь опусы. А потому ставлю предупреждающий знак:

                18+ !!!
                Апрель 2015 г.

ПОЗВОЛЬТЕ ЕЩЁ РАЗ!.. (Вместо эпилога)

    Наверно, Читатель, «осиливший» содержимое этого сборника, признает правоту автора, решившего дать на титульном листе книги подзаголовок «Шурум-бурум». Представленные здесь стихи действительно, в какой–то мере, похожи на мешанину – из стихотворных строк.
    Я сознательно отказался от подборки стихов по тематике, во-первых, потому, что в большинстве моих сюжетов, если приглядеться, часто затрагивается не одна, а может быть, даже несколько тем сразу. И, во-вторых, сумбурность, некоторая разбросанность мыслей, по-моему, свойственна арлекинству в большей степени, нежели строго логическая последовательность в изложении этих самых мыслей, если таковые, конечно, присутствуют в иронии кажущегося шутовства.

    Подавляющее большинство стихотворений «Моей арлекинады» публикуются здесь, на бумаге, впервые. Однако допускаю, что тот из читателей, кто регулярно заглядывал на мои сайты в Интернете, мог познакомиться с моими опусами намного раньше их нынешнего выхода из типографии.
    Кстати сказать, составляя этот сборник, я постоянно боролся с искушением включать в него всё большее и большее число стихотворений из своих ранее вышедших книг. Всё потому, что, как это мне представляется, почти все мои сочинения (если не целиком, то подспудно) пронизаны той самой Иронией в её разновидностях (в первую очередь, включая  самоиронию), которую я, признаться, ставлю чуть ли не на первое место в ряду всех остальных средств и форм художественной выразительности.
    С уважением относясь к любой серьёзной  критике (в том числе – в мой адрес), мне кажется  более предпочтительной та критика, что воплощается в жанрах сатиры и юмора. Искренне радуюсь, встречая остроумные строки как известных, так и неизвестных авторов.
    Безоговорочно присоединяюсь к мнению замечательного русского писателя, поэта, критика и литературоведа – Владислава Фелициановича Ходасевича (1886, Москва – 1939, Париж):

    «… приходится встречать писателей, которым улыбка незнакома вовсе, - и это рекомендует их не бог знает с какой хорошей стороны. Как ни примечателен писатель, как ни значительны его книги, на какие высоты ни взбирайся он в своих писаниях, - если ни разу в жизни он не пошутил, не написал ничего смешного или весёлого, не блеснул эпиграммой или пародией, - каюсь, такого писателя в глубине души я всегда подозреваю в затаённой бездарности, на меня от такого пророка или мудреца разит величавой тупостью». (Из статьи-рецензии «Канареечное счастье», написанной в 1938 г. об одноименном романе Василия Фёдорова).

    В «Моей арлекинаде» встречаются иронические стихотворения, в которых я пародирую (с разной степенью остроты) кое-какие общечеловеческие пороки или же явления общественной жизни. Но значительное место в сборнике занимают стихи сугубо литературно- пародийных жанров, из коих наибольшее предпочтение я отдаю так называемым перифразам, «окольным речам». Это – шуточные стихи в виде вольного пересказа чужого произведения, где воспроизводятся, часто с преувеличением, его ляпсусы.
    Пародируемые стихотворцы в большинстве своём – это авторы, публикующиеся как на собственных сайтах Интернета, так и в его различных социальных порталах (например - Стихи.ру, «Неизвестный гений», Poetrank.ru и тому подобные «прибежища» для творческих личностей).
    Конечно же, в сонме сетевой стихотворной продукции найти образцы, достойные пародирования, не так уж трудно. Я считал, что в моих травестировках важнее было обратить внимание читателя не столько на нелепые особенности пародируемого творения, сколько на мои собственные размышления (по поводу или около), возникающие во время чтения своей «жертвы». Да простят меня авторы, кому я, невольно «сделал рекламу»! – о которой они меня не просили, хотя случалось и наоборот.
   
    Я и сам однажды напросился стать объектом насмешки (надо признать, в общем доброжелательной)…
    В очередной раз зайдя на страничку Алексея Милькова, уже известного тогда автора Стихиры (Стихи.ру), я, будучи под впечатлением его юмора, предложил своему коллеге написать пародию на меня лично. Ответ не заставил себя долго ждать. Через месяц пришло сообщение: «Вадим! Как вы просили. Пародия на вашей странице».
    В качестве эпиграфа-зачина Алексей взял четверостишие из моего венка сонетов «Российской Музе»:

Терновый не страшись надеть венок,
Верь: он в лавровый может превратиться.
Всем бурям Клио подведёт итог –
Войдёт в анналы и твоя страница.

    Далее – сама пародия (с довольно-таки смелым заголовком):

ХРИСТОС ТЫ,
                ЧЕЛОВЕЧЕСТВА СПАСИТЕЛЬ

Сказали мне:
                – Ты, Розов, тип не глуп,
Литглыба, первый парень на деревне.
Ты девок перепортил всех округ,
Честолюбив,
                высокого ты мненья.

Ты игрищ олимпийских чемпион
И конкурса красавцев победитель. –
Еще признали:
                – Розов, ты Ньютон,
Христос ты,
                человечества спаситель.

Твои слова как на душу бальзам.
Их музыка всем нам передается.
Ты автор слов, но знай, язык твой враг,
За свой базар ответ держать придется.

Терновый, тщась, надет на мне венок,
Сказали, жди, в лавровый превратится,
Что болям Клио подобьет итог –
Войдет в анналы новая страница.

Не в мочь терпеть, к перу тянулся я,
Чтоб записать для Клио про мученья,
Да держат крепко гвозди – крест и я
Единое, однако ж,
                сочлененье!!

Голгофы, Друг, не трусь надеть венок,
Терновый, льстись, в лавровый превратится.
Всем тленьям Клио подведёт итог –
Тебя твоя напомнит
                плащаница.

И встрепенутся птицы славу петь,
И слух пройдет по городам и весям,
И снова мир возжаждет
                многа лет,
И вознесется:
                – Имярек воскресе!
…………………………...

    От меня в адрес пародиста был отправлен экспромт:

Мне нравятся пародии Милькова.
Он у Козьмы учился, у Пруткова!
Но превзойти Учителя он смог,
Не зря терновый примерял венок.
И занесла в свои анналы Клио:
“Прутков, Мильков и... Розов – трио!”

    Нашу переписку пародист завершил следующим ответным замечанием:

Самое главное в написании пародий, чтобы они нравились пародируемым. И самое большое наслаждение для писателя – получить признание от своего читателя. В данном случае от автора строчек, на которые написана пародия. Ответ понятен. Благодарю за отклик. В стихах – трижды. Теперь он должен идти вместе с пародией.

    Вся эта «история» впоследствии нашла отражение в сборнике Алексея Милькова под интригующим названием «Как, Вы ещё не полюбили пародию?!» (2014 г.).
    Не уверен, можно ли согласиться, в частности, с утверждением, что «самое главное в написании пародий, чтобы они нравились пародируемым». Хотелось бы! Но, увы, практически такое случается крайне редко.

    Публикуя «Мою арлекинаду», я не ставил себе целью понравиться, тем более – повеселить читателя. Моя ирония большей частью печальная. Но если у кого-то при чтении моей книжки появится хотя бы одна добрая улыбка, я буду искренне рад и безмерно благодарен за понимание.
                Вадим Розов
ПОЗВОЛЬТЕ ОБЪЯСНИТЬСЯ!
(Вместо пролога)

    Действительно! Наскоро полистав эту книгу, прочитав мимоходом два-три стихотворения, затем заглянув в оглавление, читатель, возможно, спросит: «Причём тут Поль Сезанн с его Пьеро и Арлекином?.. Судя по содержанию сборника, никакой арлекинады здесь нет!»
    - Простите, но это не так! – спешит возразить автор. – Всё зависит от того, как посмотреть, с какого, так сказать, ракурса… Чтобы отстоять свою точку зрения придётся мне, Вашему покорному дзанни, то есть слуге (в итальянском народном театре масок), – начать издалека, а Вам, любезный, - набраться терпения.
    Обратите внимание, с какой иронией смотрит Арлекин на пригнувшегося перед ним Пьеро, как бы уступающего дорогу своему удачливому сопернику. С каким апломбом Арлекин вышагивает из-за распахнувшегося занавеса, держа под мышкой тросточку, вместо палки, которой он ещё совсем недавно колотил своих «коллег»! Откуда взялся этот решительный вид у неуча, некогда перебравшегося из сельского захолустья в город на заработки?..   
    Уже первоначальный образ Арлекина, хотя и глуповатого ловкача, но «в меру» честного и в обшем-то доброго малого, выгодно отличался от других масок комедии дель арте, таких, как, например, его старший «брат», алчный волокита Бригелла, или их хозяин, безнадёжно скупой и похотливый старик Панталоне, или незадачливо влюблённый романтик Пьеро, на глазах у которого уводят его возлюбленную – Коломбину, питавшую пристрастие к кокетству и более того…      
    За несколько веков, прошедших со времени зарождения итальянского народного театра масок, внешность, да и внутренняя сущность Арлекина сильно изменилась. Теперь он выступает (часто уже без маски) в опрятном трико из ткани, украшенной разноцветными ромбиками (имитация лоскутов, из которых когда-то шилось его одеяние). Вместо низкопробных шуточек, уста смешливого пройдохи стали всё чаще изрекать фразы, не лишённые остроумия и общественно значимой смелости. Вместо унизительных кривляний и ужимок появилась насмешливая самоуверенность дельца, инициатора разных авантюр, в том числе на любовном фронте.
    Жизнерадостная находчивость «повзрослевшего» шута, его умение быстро приспосабливаться к любым обстоятельствам и, конечно же, часто сопутствующее ему, чуть ли не мистическое, везение во всём, беспроигрышно импонировало сознанию обывателей, постоянно ощущающих на себе гнёт житейских забот и проблем. Все эти метаморфозы, в конечном счете, помогли ему завоевать симпатию и доверие публики.
    Стоило Паяцу в «Балаганчике» Александра Блока (1906 г.) завопить «Помогите! Истекаю клюквенным соком!» - как тотчас в толпе сценических масок раздаётся клич факельного хора: «Где ты, сверкающий, быстрый, Пламенный вождь!» И он, Арлекин, – тут как тут! Появляется, «как корифей», пафосно возглашающий:

«Здравствуй, мир! Ты вновь со мною!
Твоя душа близка мне давно!
Иду дышать твоей весною…»

    Публике, зачарованной спектаклем, виделся под этой бравирующей маской чуть ли не спаситель мира, где, по мнению Поэта, к сожалению, «никто любить не умеет», где «живут в печальном сне».
    Со временем Арлекин, завоёвывая популярность, сделался самым востребованным персонажем комедийных импровизаций, главным героем всех сюжетов, разыгрываемых на сцене театра дель арте. Восхищённым зрителям хотелось подражать этому хитроумному гаеру. Они невольно учились его ироничному лицедейству, иначе – арлекинству, помогавшему выходить из трудных и запутанных обстоятельств, не теряя при этом свойственной комедиантам весёлости.
    Глядя на картину Сезанна, развивая её сюжет, я вдруг представил, как Арлекин, смело перешагнув рампу авансцены, очутился в зрительном зале, а затем, выйдя за пределы театра, смешался с уличной толпой. Там, в сонме своих поклонников, он, уже в обычном наряде, почувствовал себя, что называется, личностью, осознавшей собственное достоинство. Теперь его не отличишь от остальных обитателей городов и весей. Он – как все другие весельчаки, а они – как он.   
    Наверное, именно так, поначалу, казалось арлекину Сезанна, пока однажды он не заметил, что многие его фаны-«двойники» не настоящие. И шутят они как-то иначе: не искренне, деланно, нередко – зло, даже с какой-то агрессией, будто стараются, во что бы то ни стало, скрыть под своим шутовством и ёрничеством что-то непотребное.
    Некоторые из них, спрятав лицо под маской, иной раз хотят намеренно показать, что в действительности они не просто шуты, а чуть ли не агнцы божьи. Наблюдая их тайные игры, всамделишный арлекин призадумался: «Я всегда занимался в общем-то невинным дурачеством. А эти?.. Неужто одурачиванием невинных?!»
    В конце концов, он понял, что, если главной целью его игры было повеселить зрителей, заставить их посмеяться над человеческими слабостями, а значит, и над самими собой, дабы стать лучше, то у его нынешних подражателей иные цели.
    Они, - играющие не на сцене, а в жизни, - явно пытаются скрыть под притворным арлекинством свои корыстные интересы. Превращая серьёзные дела как бы в фарс, они хотят притупить бдительность своего окружения и, в конечном счёте, под покровом шутовского камуфляжа, извлечь личную выгоду, словить  «миг удачи». Не зря они, видимо, в успокоение своей совести и в оправдание своих, якобы безобидных проказ любят вспоминать старую «песенку»: «Что наша жизнь? – Игра!..» 

    Во что только не играют люди! – с самого детства и до самой, что ни на есть, зрелости,  ухищрённой житейским (иже с ним - коммерческим) опытом игры, к примеру, на бирже, а то и на каком-нибудь важном «вече»…   
    Что человеки! «Игроками» на языке дипломатов и политиканов нынче зовутся даже целые государства, выступающие на арене глобальной политики.
    Жизнь наполнена несметным количеством игр. Но когда мы сравниваем жизнь с игрой, мы чаще всего подразумеваем ту игру, которую столь ярко продемонстрировал весело «звенящий бубенцами» Арлекин, с давних пор игравший, помимо своей сценической роли, роль нашего житейского «вдохновителя».
    Недальновидно было считать, будто в эпоху так называемого Просвещения персонажи комедии дель арте изживут себя. Этого не произошло ни в 19-ом, ни в 20-ом вв. (тем более в отношении Арлекина), ни в Европе, ни даже в России, где после захиревших при императоре Павле Первом «венецианских карнавалов с куриозными масками» интерес к традициям комедии дель арте возродился уже в начале 20-го столетия.
    В связи с этим можно было бы сослаться на театральные постановки В. Э. Мейерхольда, А. Я. Таирова, Е. Б. Вахтангова, на работы художников А. Е. Яковлева, К. А. Сомова, С. Ю. Судейкина, на многие произведения в первую очередь поэтов-символистов…
    И здесь, пожалуй, к месту будет вспомнить стихотворение Андрея Белого «Арлекинада», написанное через два года после блоковского «Балаганчика».

«Мы шли его похоронить
Ватагою беспутно сонной.
И в бубен похоронный бить
Какой-то танец похоронный
Вдруг начали…»

    Далее живописуется траурная процессия. Но неожиданно, в результате некоего мистического действа, мертвец встал и возгласил:

"Вы думали, что умер я, -
Вы думали? Я снова с вами.
Иду на вас, кляня, грозя
Моими мертвыми руками.

Вы думали - я был шутом?..
Молю, да облак семиглавый
Тяжелый опрокинет гром
На род кощунственный, лукавый!"

    О, это слова арлекина преображённого, уже явно прозревшего и осознавшего всю глубину всеобщего декаданса, отмеченного индивидуалистическим пессимизмом и аморальностью.
    Попутно стоит заметить, что цитируемое нами произведение поэта имеет немаловажную, в контексте наших рассуждений, предпосылку: «Посвящается современным арлекинам».
       
    Сегодня число участников арлекинады, как мне кажется, внушительно приумножилось. Отчего так?.. Всему виной, по мнению автора этого пролога, всё тот же «род» - «кощунственный, лукавый», о трагических и комических сумасбродствах которого можно так много узнать ныне из правдивых и лживых средств массовой информации.
    Как поётся в известных куплетах Мефистофеля, «На земле весь род людской\ Чтит один кумир священный,\ Он царит над всей вселенной,\ Тот кумир — телец златой!.. В угожденье богу злата\ Край на край встаёт войной…» Короче говоря, «Люди гибнут за металл! – Сатана там правит бал!»
    Между прочим, как свидетельствует этимология, имя «Арлекин» пришло из старинных, чуть ли не этрусских, легенд, героем которых являлся предводитель дьявольского полчища Эллекен (фр. Hellequin). Упоминается он и в «Божественной комедии» Данте, где Аликино (итал. Alichino) - один из бесов.
    Нет-нет! Я вовсе не намекаю на абсолютную причастность нынешних высокопоставленных «арлекинов» к роковым бедам человеческим: с моей стороны это было бы чересчур самонадеянно.
    Я склонен говорить об «арлекинах» более мелкого пошиба, причём (подчёркиваю), о тех, кто выступает не на театральной сцены, а на «арене жизни».  Хотя они тоже бесовского происхождения (кстати, в старину на Руси шутами называли всякую нечисть), их возможности не столь значительны, чтобы творить безумия планетарного масштаба.
    Оружие, которым пользуются «арлекины»-нувориши, всё то же, чаще всего, – зубоскальство, насмешка, лесть, хвастовство, бравада, клевета, хитрость, подхалимаж, враньё, непостоянство, лицемерие, ханжество и тому подобные «слабости» человеческой натуры.
    Вроде бы, это оружие не считается летальным (если, конечно, в умеренных «дозах»)… Да и применяется оно, как правило, против особей, не менее порочных, чем сами новоиспечённые «арлекины», и к тому же – с учётом требования строжайшим образом уважать Уголовный кодекс, что безусловно приветствуется.
    Помнится, этим принципом всегда старался руководствоваться небезызвестный шулер-весельчак Остап Берта Мария Бендер, типичный «арлекин» советских времён, мечтавший стать миллионером, дабы разгуливать в белых штанах по карнавальным улицам Рио-де-Жанейро.
    Уж коль зашла о нём речь, стоит сказать, дополнительно, несколько слов об основной причине столь неизбывной популярности этого героя «Двенадцати стульев» и «Золотого телёнка».
    Дело в том, что во всех его словах и поступках неизменно присутствует Ирония – маска, позволяющая под покровом невинной весёлости изобличать глупость и невежество окружающей действительности. Именно это величайшее, на мой взгляд, средство художественной выразительности, а я бы добавил – и этической самозащиты, помогает нам не сойти с ума и всё ещё (в большинстве своём) оставаться homo sapiens.
     Печально закончилась судьба Бендера: ему перерезал горло его подельник в канун, казалось бы, неминуемого осуществления «золотой мечты» разбогатеть.
    Арлекин «Балаганчика», поприветствовав мир, тоже хотел начать новую жизнь: прыгнул в «золотое окно», чтоб надышаться всемирной весной!..  Но где же прежнее везение? –  Судьба надсмеялась:  «даль, видимая в окне, оказывается нарисованной на бумаге. Бумага лопнула. Арлекин полетел вверх ногами в пустоту». А за ним последовала со всеми декорациями сцены и Коломбина. Таков в «Балаганчике» А. Блока бесславный конец трагикомичного любовного треугольника.  Пьеро – снова в одиночестве,  одураченный… Жизнью (в философском смысле).
*   *   *
    Арлекин «Моей арлекинады», - это литературный герой иронических стихов, представленных в этом сборнике. Незримо бродит он по стихотворным строчкам, вольно или невольно рисующим картину всеобщей арлекинады, участником которой является и ваш покорный слуга, часто надевающий разные маски, в том числе и литгероя.
    Трудно сказать, насколько удачно пытается он, в соответствии с канонами сатирико-юмористических жанров, «острить» по поводу нашего с вами, порой смехотворного бытия и его сумбурного отражения в нашем художественном сознании, – об этом судить тебе, благосклонный Читатель!
    В любом случае автор этой арлекинской мешанины не рекомендует лицам, не достигшим совершеннолетия, читать представленные здесь опусы. А потому ставлю предупреждающий знак:

                18+ !!!
                Апрель 2015 г.

ПОЗВОЛЬТЕ ЕЩЁ РАЗ!.. (Вместо эпилога)

    Наверно, Читатель, «осиливший» содержимое этого сборника, признает правоту автора, решившего дать на титульном листе книги подзаголовок «Шурум-бурум». Представленные здесь стихи действительно, в какой–то мере, похожи на мешанину – из стихотворных строк.
    Я сознательно отказался от подборки стихов по тематике, во-первых, потому, что в большинстве моих сюжетов, если приглядеться, часто затрагивается не одна, а может быть, даже несколько тем сразу. И, во-вторых, сумбурность, некоторая разбросанность мыслей, по-моему, свойственна арлекинству в большей степени, нежели строго логическая последовательность в изложении этих самых мыслей, если таковые, конечно, присутствуют в иронии кажущегося шутовства.

    Подавляющее большинство стихотворений «Моей арлекинады» публикуются здесь, на бумаге, впервые. Однако допускаю, что тот из читателей, кто регулярно заглядывал на мои сайты в Интернете, мог познакомиться с моими опусами намного раньше их нынешнего выхода из типографии.
    Кстати сказать, составляя этот сборник, я постоянно боролся с искушением включать в него всё большее и большее число стихотворений из своих ранее вышедших книг. Всё потому, что, как это мне представляется, почти все мои сочинения (если не целиком, то подспудно) пронизаны той самой Иронией в её разновидностях (в первую очередь, включая  самоиронию), которую я, признаться, ставлю чуть ли не на первое место в ряду всех остальных средств и форм художественной выразительности.
    С уважением относясь к любой серьёзной  критике (в том числе – в мой адрес), мне кажется  более предпочтительной та критика, что воплощается в жанрах сатиры и юмора. Искренне радуюсь, встречая остроумные строки как известных, так и неизвестных авторов.
    Безоговорочно присоединяюсь к мнению замечательного русского писателя, поэта, критика и литературоведа – Владислава Фелициановича Ходасевича (1886, Москва – 1939, Париж):

    «… приходится встречать писателей, которым улыбка незнакома вовсе, - и это рекомендует их не бог знает с какой хорошей стороны. Как ни примечателен писатель, как ни значительны его книги, на какие высоты ни взбирайся он в своих писаниях, - если ни разу в жизни он не пошутил, не написал ничего смешного или весёлого, не блеснул эпиграммой или пародией, - каюсь, такого писателя в глубине души я всегда подозреваю в затаённой бездарности, на меня от такого пророка или мудреца разит величавой тупостью». (Из статьи-рецензии «Канареечное счастье», написанной в 1938 г. об одноименном романе Василия Фёдорова).

    В «Моей арлекинаде» встречаются иронические стихотворения, в которых я пародирую (с разной степенью остроты) кое-какие общечеловеческие пороки или же явления общественной жизни. Но значительное место в сборнике занимают стихи сугубо литературно- пародийных жанров, из коих наибольшее предпочтение я отдаю так называемым перифразам, «окольным речам». Это – шуточные стихи в виде вольного пересказа чужого произведения, где воспроизводятся, часто с преувеличением, его ляпсусы.
    Пародируемые стихотворцы в большинстве своём – это авторы, публикующиеся как на собственных сайтах Интернета, так и в его различных социальных порталах (например - Стихи.ру, «Неизвестный гений», Poetrank.ru и тому подобные «прибежища» для творческих личностей).
    Конечно же, в сонме сетевой стихотворной продукции найти образцы, достойные пародирования, не так уж трудно. Я считал, что в моих травестировках важнее было обратить внимание читателя не столько на нелепые особенности пародируемого творения, сколько на мои собственные размышления (по поводу или около), возникающие во время чтения своей «жертвы». Да простят меня авторы, кому я, невольно «сделал рекламу»! – о которой они меня не просили, хотя случалось и наоборот.
   
    Я и сам однажды напросился стать объектом насмешки (надо признать, в общем доброжелательной)…
    В очередной раз зайдя на страничку Алексея Милькова, уже известного тогда автора Стихиры (Стихи.ру), я, будучи под впечатлением его юмора, предложил своему коллеге написать пародию на меня лично. Ответ не заставил себя долго ждать. Через месяц пришло сообщение: «Вадим! Как вы просили. Пародия на вашей странице».
    В качестве эпиграфа-зачина Алексей взял четверостишие из моего венка сонетов «Российской Музе»:

Терновый не страшись надеть венок,
Верь: он в лавровый может превратиться.
Всем бурям Клио подведёт итог –
Войдёт в анналы и твоя страница.

    Далее – сама пародия (с довольно-таки смелым заголовком):

ХРИСТОС ТЫ,
                ЧЕЛОВЕЧЕСТВА СПАСИТЕЛЬ

Сказали мне:
                – Ты, Розов, тип не глуп,
Литглыба, первый парень на деревне.
Ты девок перепортил всех округ,
Честолюбив,
                высокого ты мненья.

Ты игрищ олимпийских чемпион
И конкурса красавцев победитель. –
Еще признали:
                – Розов, ты Ньютон,
Христос ты,
                человечества спаситель.

Твои слова как на душу бальзам.
Их музыка всем нам передается.
Ты автор слов, но знай, язык твой враг,
За свой базар ответ держать придется.

Терновый, тщась, надет на мне венок,
Сказали, жди, в лавровый превратится,
Что болям Клио подобьет итог –
Войдет в анналы новая страница.

Не в мочь терпеть, к перу тянулся я,
Чтоб записать для Клио про мученья,
Да держат крепко гвозди – крест и я
Единое, однако ж,
                сочлененье!!

Голгофы, Друг, не трусь надеть венок,
Терновый, льстись, в лавровый превратится.
Всем тленьям Клио подведёт итог –
Тебя твоя напомнит
                плащаница.

И встрепенутся птицы славу петь,
И слух пройдет по городам и весям,
И снова мир возжаждет
                многа лет,
И вознесется:
                – Имярек воскресе!
…………………………...

    От меня в адрес пародиста был отправлен экспромт:

Мне нравятся пародии Милькова.
Он у Козьмы учился, у Пруткова!
Но превзойти Учителя он смог,
Не зря терновый примерял венок.
И занесла в свои анналы Клио:
“Прутков, Мильков и... Розов – трио!”

    Нашу переписку пародист завершил следующим ответным замечанием:

Самое главное в написании пародий, чтобы они нравились пародируемым. И самое большое наслаждение для писателя – получить признание от своего читателя. В данном случае от автора строчек, на которые написана пародия. Ответ понятен. Благодарю за отклик. В стихах – трижды. Теперь он должен идти вместе с пародией.

    Вся эта «история» впоследствии нашла отражение в сборнике Алексея Милькова под интригующим названием «Как, Вы ещё не полюбили пародию?!» (2014 г.).
    Не уверен, можно ли согласиться, в частности, с утверждением, что «самое главное в написании пародий, чтобы они нравились пародируемым». Хотелось бы! Но, увы, практически такое случается крайне редко.

    Публикуя «Мою арлекинаду», я не ставил себе целью понравиться, тем более – повеселить читателя. Моя ирония большей частью печальная. Но если у кого-то при чтении моей книжки появится хотя бы одна добрая улыбка, я буду искренне рад и безмерно благодарен за понимание.
                Вадим Розов
м