de omnibus dubitandum 113. 307

ЧАСТЬ СТО ТРИНАДЦАТАЯ (1908-1910)

Глава 113.307. НЕЛЬЗЯ, ПОМНЯ О СВОБОДЕ ДРУГИХ НАЦИЙ, ЗАБЫВАТЬ О СВОБОДЕ СВОЕЙ…

    Только желающим много и со смыслом тратить могут даваться большие силы. Только тем, кто знает, на что их употребить, они нужны. От беспечных и не желающих нести тяготы, неизбежные при реализации большого дарования, таланты эти отнимаются и отдаются другим - более верным, жертвенным и рачительным. Необходимо быть готовым к большой отдаче сил, к жертвенности, которая одна только может способствовать получению нацией тех громадных сил, что необходимы для возвращения Имперской государственности и способности решать великие дела.

    Кому много дается, с того много и спрашивается; кто на многое готов, тому многое и суждено совершить.

    Русские - прирожденные империалисты. Империя - традиция, хранящая в душах и сознании нации всегда возможный для реализации один из самых больших талантов русского народа - талант к государственному строительству. Талант, по своей силе редчайший в мире, - талант подчинения всех одной объединяющей цели и возможности отказа от свойственного всем (в большей или меньшей степени) эгоизма во имя блага ближних; талант, воспитанный и окрепший за века активной церковной и государственной жизни...

    Можно не стремиться в Отечество Небесное, но тогда смерть духовная неизбежна; можно не делать ничего для своего Отечества земного, но тогда зачем нужен такой гражданин Отечеству Небесному?!

    Как говорил один философ-романтик прошлого, "каждый человек должен быть троноспособным". Не в смысле повального самозваного стремления занять царский престол, а в смысле всегдашней готовности решать великие гражданские дела и нести государственные тяготы, которые в большом количестве внезапно могут падать на человека.

    О мире окружающем человеку бессознательно дают информацию органы чувств и нервные окончания. На последующем же этапе ум и сердце сознательно осмысливают полученные знания. Нация в мире живет бессознательно, как психологический тип, и сознательно осмысливает реалии этого мира через лучших своих сынов, вырабатывая осознанный тип поведения в той или иной ситуации.

    Без решающего влияния этих лучших людей на поведение нации она реагирует на предлагаемые миром раздражители реактивно, рефлекторно, бессознательно и бесцельно.

    Имперское сознание несет то исцеление обществу, прошедшему через идеологический демократический пресс коммунизма и либерализма, которое можно уподобить лечению косоглазия, требующему от пациента много времени и большого напряжения.

    Лечение современного общества, политически косоглазого, через внедрение в его сознание текстов творцов русского самосознания потребует также много времени и напряжения, но при определенной последовательности лечения и тщательном отборе "идеологических препаратов" результат должен быть достигнут.

    Результат коррекции зрения должен дать выработку нового взгляда нации на окружающий мир и на саму себя. Необходимо взглянуть на многие вещи глазами людей, зрение которых было особенно напряженно, точно и совершенно.

    Почему это важно? Взгляд человека из дореволюционного свободного русского мира на вещи непреходящие может быть наиболее точным в силу нескованности его мышления инородными идеологическими наслоениями или малой образованностью. У них была более высокая колокольня - Империя, с которой было дальше и глубже видно, в отличие от современного равнинного состояния России.

    Национальное творчество - дело, не свободное от молчаливого требования предков следовать выработанной ими традиции миросозерцания. Мифотворчество современных неоязычников, сочиняющих завлекательные картины не существовавших никогда русских миров прошлого, не может утешать мыслящего человека. Им невозможно руководствоваться в реальной жизни.

    Одни фантомы быстро сменяют другие. В таком мире нет основания. Это своего рода виртуальная реальность, которая поддается командам человека, в ней находящегося, но в которой нельзя жить и тем более в ней нельзя ничего сотворить реального. Это наркотик для слабых натур, готовых скрыться от печального современного положения России в доисторические видения бойких неоязыческих рассказчиков, подавляющих способность критически осмыслить реальность и ловко держащих слушателей в своих руках.

    Идея Империи - единственная идея, которая может противопоставляться в области политики таким разрушительным идеям, как демократия, революция и т.д. "Империя" - более выразительное слово, нежели "Монархия". Это то слово, которое может и должно стать знаковым словесным символом возрождения русской государственности.

    В политике трудно представить принципиально недостижимые сугубо социальные цели. Волевое желание, любовь к идеальному может двигать горами, разрушать мифы демократии и строить великие империи.

    "Империя, - писал Михаил Меньшиков, - как живое тело - не мир, а постоянная и неукротимая борьба за жизнь, причем победа дается сильным, а не слюнявым. Русская империя есть живое царствование русского племени, постоянное одоление нерусских элементов, постоянное и непрерывное подчинение себе национальностей, враждебных нам. Мало победить врага - нужно довести победу до конца, до полного исчезновения опасности, до претворения нерусских элементов в русские. На тех окраинах, где это считается недостижимым, лучше совсем отказаться от враждебных "членов семьи", лучше разграничиться с ними начисто". (Меньшиков М.О. Письма к ближним. СПб., 1911. С. 199.).

    В политике стушевался - значит, проиграл. Побеждает упорно твердящий свое, не сомневающийся и не позволяющий другим глубоко впадать в сомнения.

    Ставь высшей целью достижение идеального и не бойся надорвать силы. Имперское величие, его почти недосягаемый идеал один может сохранять энергию стремления к возрождению Империи. Эту дорогу осилит лишь упорно идущий по ней вперед.

    Что можно противопоставить демократии с ее идеей слепого большинства и разрушительного федерализма? Только идею Империи. Только Империя и Православная Церковь будут всегда препятствием к демократизации мира.

    Если федерализм Швейцарии и США объединял разрозненные земли, то он нес в себе зерно государственного строительства. Федерализм же в России делит единое русское государственное тело между инородными местными центрами, а значит, несет антигосударственное, анархическое, сепаратистское, разрушительное начало.

    Федерализм погубил Россию в границах СССР, он погубит ее и в границах Российской Федерации, если не перестанет быть государственным догматом.

    Демократии ["Демократия, - писал Михаил Меньшиков, - в чистом виде - это слизняк" (Письма к ближним. СПб., 1913. С. 187)], толпе, можно противопоставить только Монархию и олицетворяемую ею Личность.

    Только организовав нацию в групповые профессиональные союзы, можно победить и переродить демократию толп в подчиненную власти наследственных Государей единую Империю русской нации.

    Империя - это русская свобода. Свобода честного, законопослушного гражданина, которая противоположна демократическим свободам. ["Державы" иного, - писал М.О. Меньшиков, - более древнего, более близкого к природе типа, именно монархические, в состоянии гораздо легче, чем "республиканские штаты", регулировать бедность и богатство, защищая слабое и отставшее большинство подданных от слишком уж прогрессирующих по части кармана] (Меньшиков М.О. Письма к ближним. СПб., 1916. С. 105.).

    Среди прочих особенностей имперского сознания можно назвать стремление к самодостаточности русского мира без закрытости внутри него; активность русского "я" (имперского сознания) в самоопределении себя в человеческом мире; противоположение себя другим - в силу ощущения, что "мы" не "они". Ощущение, совершенно естественное человеческому сознанию, способному отличать родное от чужеродного.

    Империя как вершина государственности - историческая награда русской нации за жертвенность в своем многовековом существовании, в развитии духовных сил и государственных дарований.

    Государства - малые и средние - не способны к самостоятельности, к самостоятельному существованию в политике, и великие государства всегда навязывают им свою волю.

    Самостоятельность - привилегия сильного и смелого. Стать самостоятельным, развить до имперских масштабов свои силы - это подвиг, на который не многие решаются и достигают цели. Необходимо больше ценить и глубже осознавать призванность России к мировой деятельности и не стремиться к успокоенности и беспечному существованию.

    "Если есть нравственное убеждение, - писал Л.А. Тихомиров, - что присоединение к империи той или иной чуждой области определено необходимой силой обстоятельств, то вопрос о желании нашем взять ее или ее желании присоединяться имеет лишь второстепенное значение. Хотим или не хотим - должны быть вместе". (Тихомиров Л.А. Критика демократии. М., 1997. С. 549.).

    Это вопрос государственной целесообразности, а не вопрос прав нации на самоопределение; нельзя, помня все время о свободе других наций, постоянно забывать о свободе своей.

    Вообще, глупо и нерезультативно вспоминать о политике и о политическом образовании, когда уже стреляют танки. Об этом нужно задумываться значительно раньше, возможно, тогда и стрелять придется значительно меньше. Дурная голова в данном случае не дает спокойно лежать на складах оружию.

    У русских людей еще слишком мало сил, чтобы и эту малость растрачивать, каждые несколько лет, в никуда. Идеология, формирование идей, вербовка соратников, политическое миссионерство должно предшествовать всяким решениям о политическом переустройстве.

    Одновременно слишком соблазнительно и слишком глупо идти в лоб с незначительными силами на массивное препятствие. Надо менять тактику противодействия, перестраивать ряды последователей, изменять планы, точки своей обороны и более правильно оценивать силы противника.

    Не надо смущаться малостью наших сил - сегодня это наше несчастье, завтра оно может постичь наших врагов. Надо научиться бороться - живя. Идеологическая борьба сродни партизанской: точечные удары, небольшие дела, борьба за выживание.
Настоящая русская трагедия в том, что каждое поколение современных русских мыслителей уподобляется человеку, ищущему цель своего пути, но не спрашивающего о ней ни у одного из встречаемых по дороге.

    Вновь и вновь мы попадаем в тупики и принуждены возвращаться, искать заново верный путь. Благо если по этому пути никто до нас не хаживал, то и спрашивать было бы некого. Но ведь часто дело совсем не в этом, а в том, что мы не любознательны и поспешно проходим мимо тех русских мыслителей прошлого, которые много могли бы нам поведать о пути к цели и даже о самой цели Имперского пути.