de omnibus dubitandum 113. 309

ЧАСТЬ СТО ТРИНАДЦАТАЯ (1908-1910)

Глава 113.309. АРТЕЛИ ЭТИ, ПО СУЩЕСТВУ, НИЧЕГО РУССКОГО НЕ ИМЕЮТ…

    Отчего же рабочие, крестьяне, кустари-ремесленники и "прочие представители угнетенного народа" (кавычки мои - Л.С.) в массовом порядке вставали на сторону убежденных контрреволюционеров?

    Тому было много причин. Во-первых, люди устали от крови, стрельбы на улицах и бесконечных забастовок, нарушавших всю хозяйственную жизнь страны. Миллионы людей хотели порядка, и как можно скорее, а союз обещал его навести. Во-вторых, союзники выступали с позиций крайнего национализма и обещали русским, как они называли представителей всех славянских народов империи, защиту от "инородцев".

    В ту эпоху многие народы, населявшие бескрайнюю российскую державу, сумели адаптироваться к капиталистическим законам в бОльшей степени, чем это удалось русским, украинцам и белорусам.

    Немцы, евреи, поляки, финны и выходцы из других европейских стран чувствовали себя на российском рынке достаточно уверенно и успешно конкурировали с русскими купцами, которые часто вели дела по старинке.

    Чтобы выжить в новых условиях, нужно было меняться, учиться новому, совершенствовать методы ведения хозяйства, а сделать это многие не могли или не хотели.

    Союз обещал оградить русских от инородческой конкуренции, что многим пришлось по душе. К тому же поляки и евреи активно участвовали в революции, и для многих наведение порядка и репрессии против инородцев казались неразрывно связанными друг с другом.

    Наконец, люди шли в союз, надеясь решить свои проблемы. Многим казалось, что, встав под знамя защитников престола, они окажутся ближе к власти, которая за это станет к ним благосклоннее, а некоторые воображали, что они и сами станут властью.

    В докладе киевского жандармского управления от 1911 года говорилось об агитаторской работе представителя СРН Заборовского среди крестьян Бердичевского уезда: "Заборовский действовал главным образом на умы и воображение крестьян, отнюдь не призывая их к какой-либо активной деятельности, но крестьяне его суждения понимают по-своему и, лишь говорят, что с открытием отдела СРН им уже начальство не нужно, так как они сами начальство, а к тому же Заборовский при всяком удобном случае объявлял им, что если они имеют какие-либо жалобы, то пусть обращаются к нему".

    Кроме того, крестьяне, проживавшие в западных губерниях, где было много польских помещиков, с интересом слушали речи союзников о засилье инородцев и втайне мечтали о переделе помещичьих земель. Рабочим же нравились общественные столовые и учебные мастерские для молодежи, которые открывали союзники.

    "Состав дружин был из подонков"

    Союзники и их единомышленники называли себя черносотенцами, и очень скоро это слово стало для многих россиян чуть ли не ругательством. СРН, желая не на словах, а на деле бороться с революцией, с самого начала обзавелся собственной террористической организацией. Для власти, не желающей брать всю грязную работу на себя, эта организация оказалось весьма полезной. Поэтому черносотенцы с самого начала получали от государства помощь в виде денег и оружия.

    Для осуществления такой задачи были образованы боевые дружины, которые снабжались оружием. В нашей канцелярии стали появляться подозрительные типы, вооруженные револьверами... Видимо, это было сорганизованное общество, так, у них был некий Степан Яковлев, служивший в охранном отделении и игравший тут роль "наводчика"... Описанный отдел — боевой, так сказать,— имел, конечно, денежные средства, но откуда они получались, мне неизвестно. То, что попадало в этот отдел или вообще в руки к самому Дубровину, у нас по кассе не проходило... Вообще должен вам по совести констатировать, что деятельность Союза русского народа стала "пахнуть уголовщиною"".

    Секретари совета СРН, конечно, участия в деятельности дружин не принимали и к тому же находились под давлением следователей. Однако письмо некоего Саши, подшитое в 1907 году к делу департамента особого отдела одесской полиции N 219, описывает деятельность дружинников живым народным языком: "Однажды вечером я собрал 15 дружинников, и мы отправились на Пересыпь, к садику у трамвая. Садик уже был закрыт, и мы отправились по Московской улице и встретившиеся группы 15-20 человек красной сволочи разбивали и обращали в бегство. На Московской поднялся переполох: жиды быстро закрывали шторы в магазинах, прохожие поворачивали назад и убегали. Всех побитых и разогнанных в тот вечер было человек 150. В другой раз мы посетили и ваши края: один отряд в 9 человек зашел с Нежинской улицы, а другой в 14 человек — с Княжеской, и по данному сигналу оба отряда двинулись навстречу друг другу, избивая встреченные компании гулявших жидов и революционеров. Те, которые попадались первому отряду, бежали, избитые, назад и попадали в руки второго отряда. Но самое интересное было на Б. Арнаутской ул. Здесь, придерживаясь темной стороны улицы, мы без шума избивали попадавшихся жидов и жидовок; вскоре жиды подняли вой. Мы прибавили шагу и благополучно ушли, но, выйдя на Преображенскую, мы развернулись вовсю и стали без милосердия избивать жидов и таскать за волосы жидовок".

    "Артели эти, по существу, ничего истинно русского не имеют"

    Черносотенцы немало помогли правительству в деле подавления революции, однако своими для власти так и не стали. Высшее чиновничество в целом брезговало неразборчивыми в средствах дубровинцами. Там же, где союзники были особенно сильны, они создавали для власти немало проблем. Так было, например, в Одессе, где глава местного отделения СРН граф Алексей Коновницын попортил немало крови одесскому градоначальнику генералу Григорьеву и его преемнику — генералу Толмачеву.

    Граф, опираясь на поддержку коменданта Одесского военного округа генерала Александра Каульбарса, совершенно не желал подчиняться городской администрации. Коновницын, состоявший членом правления Русского общества пароходства и торговли, с помощью своей боевой дружины фактически сделался хозяином одесского порта.

    В записке, составленной чрезвычайной следственной комиссией в 1917 году по материалам канцелярии одесского градоначальника, говорилось: "Коновницын с 1906 года занялся организацией рабочих артелей из союзников. Начало было удачно: артели помогли сорвать ряд забастовок рабочих грузчиков в одесском порту и тем заслужили доверие начальства и обеспеченный заработок; но в то же время в благодарность за последний Коновницын обложил их данью в размере 20 коп. с каждой тысячи пудов груза, прошедшей через руки артельщиков, и, кроме того, взносами за вступление в артель, членскими взносами в пользу союза и часто обращался за экстренными пособиями для поддержки якобы союзной газеты "За царя и родину", которую в конце концов объявил своей собственностью и продал ее типографию, когда пришла нужда, в свою пользу... Не отрицая того, что дела артелей идут не совсем гладко, что артели эти, по существу, ничего истинно русского не имеют, так как состоят главным образом из армян, грузин и персов, начальник жандармского управления вместе с тем полагал, что контроль с. р. н. над личным составом артелей препятствовал проникновению на портовую территорию революционных элементов".

    Русских рабочих в артелях было мало из-за того, что Коновницын вытеснил их из порта, заменив более покладистыми гастарбайтерами. В телеграмме на имя Столыпина артельщики жаловались, что "тысяча душ одесских портовых рабочих-монархистов голодает благодаря председателю одесского отдела Союза русского народа графу Коновницыну, который, захватив грузовые работы Русского общества пароходства и торговли, изгнал большую часть старых портовых рабочих" и просили защитить их от "коновницынской пьяной дружины, избивающей резинами кого попало, грабящих мирных граждан".

    По приказу Толмачева одесская полиция взяла бандитствующего графа в разработку. Агент, ведший наблюдение за квартирой графа, доносил, что Коновницын "приезжал домой каждый вечер сильно пьяным, его окружали дружинники, выстроившись по лестнице рядами. Графа под руки вели по лестнице в квартиру между ними. Граф заплетающимся языком кричал: "Бей, ребята, жидов!". Те в ответ кричали: "Ура!"". Не замечая, что над его головой сгущаются тучи, Коновницын все сильнее распоясывался и начал нападать в своей газете на самого Столыпина, которого обвинял в том, что тот "созвал шайку разбойников". В итоге в нем разочаровался даже его покровитель Каульбарс. "Граф Коновницын, — доносил генерал Столыпину, — оказал мне ценные услуги по подавлению беспорядков в городе, но вообще человек безвольный и малоспособный для своего положения, склонный к чрезмерному потреблению спиртных напитков".

    Каульбарс ходатайствовал "об удалении Коновницына из Одессы под благовидным предлогом", что и было сделано в 1907 году. Много позже, в 1917 году, идейный монархист Коновницын говорил на допросе: "Прошу внести в показания, что раз бывший царь отрекся от престола и тем освободил меня от присяги, то я подчиняюсь Временному правительству и всем его распоряжениям".

    Черносотенцы, возомнившие себя партией власти, перешли дорогу бюрократии. К тому же союзники подняли руку на ее виднейшего представителя — графа Витте, которого ненавидели за либерализм и территориальные уступки Японии.

    В 1907 году союзники дважды пытались его убить. Получив от бюрократии отпор, ультрамонархисты принялись искать и находить врагов повсюду, куда только падал их взор. Так, на третьем съезде русских монархических организаций в 1908 году говорилось: "Опасность грозит всей России. Враги ее сидят в правительственных учреждениях, они имеют доступ и к царскому трону, они во мраке готовят свои преступные козни... Они и в мундирах, и во фраках, и в зипунах, и в одежде рабочего, и в священнической рясе, и иностранцы, и русские". Революционная угроза тем временем отступила, и власть стала постепенно сворачивать финансовую поддержку черносотенцев, не видя в них больше особой нужды.