Горохова Евгения Юрьевна. Национальная политика Российской Федерации в 1991-2000 гг.: концептуальные основы, направления, механизмы реализации. Дополненное издание. – М.: Эдитус, 2020. – 370 с.
Глава 2. Национальная политика Российской Федерации в 1990-е гг.: институциональные и концептуальные основы.
2.1. Органы власти, участвовавшие в выработке и реализации национальной политики
После начала перестройки, во второй половине 1980-х гг. и на рубеже 1980-х – 1990-х гг., в стране значительно обострились национальные проблемы. Стала очевидной необходимость, с одной стороны, детальной разработки правовых основ их регулирования законодательными органами власти, а с другой – создания отдельного ведомства, которое курировало бы практическую деятельность в сфере национальной политики государства.
В начале 1990-х гг., вплоть до 21 сентября 1993 г., вопросы национальной политики России входили в сферу основной деятельности высшего органа государственной власти – Съезда народных депутатов России (с I по VI - Съезды народных депутатов РСФСР, с VII по IX - Съезды народных депутатов Российской Федерации), органов законодательной и исполнительной власти России[1].
В рамках постоянно действующего законодательного распорядительного и контрольного органа власти России, то есть Верховного Совета (РСФСР, затем Российской Федерации), существовавшего до осени 1993 г., проблемы межнациональных отношений и примыкающие к ним вопросы постоянно обсуждались на заседаниях Совета Республики, Совета Национальностей, а также на совместных заседаниях этих двух палат.
Анализ стенограмм заседаний Верховного Совета показывает, что в его рамках основными инициаторами и разработчиками законов, касавшихся национальной политики России (а также напрямую связанных с ней областей) в 1990 – 1993 гг. являлись:
1. Комиссии Совета Национальностей Верховного Совета России, в том числе:
Комиссия по национально-государственному устройству и межнациональным отношениям (переименованная в июне 1993 г. в Комиссию по федеральным и межнациональным отношениям); Комиссия по репрессированным и депортированным народам;Комиссия по вопросам социального и экономического развития республик в составе Российской Федерации, автономной области, автономных округов и малочисленных народов;
2. Комитеты Верховного Совета России, в том числе:
Комитет по правам человека (а именно, подкомитет по беженцам);Комитет по межреспубликанским отношениям, региональной политике и сотрудничеству;Комитет по свободе совести и связям с общественными, религиозными и благотворительными организациями;Комитет по вопросам обороны и безопасности.
В период работы Верховного Совета России в 1990 – 1993 гг. был принят ряд законов, касающихся реабилитации репрессированных народов, языковой политики, территориальных разграничений, беженцев и вынужденных переселенцев. В сентябре 1993 г. в результате неконституционных действий исполнительной власти Верховный Совет Российской Федерации прекратил свое существование.
Далее, в декабре 1993 г. был сформирован двухпалатный многопартийный парламент – Федеральное Собрание Российской Федерации. Национальная проблематика активно обсуждалась на заседаниях как Совета Федерации, так и Государственной Думы Российской Федерации.
Судя по стенограммам заседаний палат Федерального Собрания, с 11 января 1994 – по 15 января 1996 гг. в рамках органов законодательной власти Российской Федерации основными инициаторами и разработчиками законов в сфере национальной политики и примыкающих к ней областях являлись:
1. Комитеты и комиссии Государственной Думы Российской Федерации, в том числе:
Комитет по делам национальностей[2];Комитет по делам Федерации и региональной политике; Комитет по вопросам местного самоуправления; Комитет по делам общественных объединений и религиозных организаций;Комитет по делам СНГ и связям с соотечественниками;Комиссия по расследованию причин и обстоятельств возникновения кризисной ситуации в Чеченской Республике;
2. Комитеты Совета Федерации Российской Федерации, в том числе:
Комитет по делам Федерации, Федеративному договору и региональной политике;Комитет по делам Севера и малочисленных народов.
В составе Федерального Собрания Российской Федерации второго созыва с 16 января 1996 по 24 декабря 1999 гг. действовали все перечисленные комитеты, дополнительно в составе Государственной Думы был образован Комитет по проблемам регионов Севера и приравненных к ним территорий.
За период с 1994 по 2000 гг. было проведено около десятка парламентских слушаний по национальной проблематике. В Госдуме было подготовлено и рассмотрено большое количество законопроектов, приняты законы, касающиеся национально-культурной автономии, национальных меньшинств и коренных малочисленных народов[3]. Однако большинство подготовленных законопроектов не было принято из-за продолжавшегося в 1990-е гг. противостояния законодательной и исполнительной ветвей власти. Кроме того, принятые законы зачастую фактически не выполнялись в силу ряда причин экономического характера.
Также можно отметить, что на протяжении 1990-х гг. активно создавались советы и комиссии по отдельным вопросам национальной политики. Среди них можно назвать Межведомственный совет по проблемам возрождения народов 1992 г.; Совет по местному самоуправлению при Президенте Российской Федерации (Указ Президента Российской Федерации от 24 августа 1995 г. № 874); Консультативный совет по делам национально-культурных автономий при правительстве Российской Федерации (постановление правительства от 18 декабря 1996 г. № 1517), Комиссия по совершенствованию федеративных отношений и реализации государственной региональной политики Российской Федерации (1998 г.) и др. Действовала с 8 июля 1998 г. Ассамблея народов России. В начале 1990-х гг. при Президенте Российской Федерации существовала должность советника по национальным вопросам. Тем не менее, главным органом по национальной политике в структуре исполнительной власти с самого начала образования Российской Федерации и до 2000-х гг. был Государственный Комитет, затем Министерство, курирующее национальную политику России.
Государственный комитет РСФСР по национальным вопросам был образован в структуре исполнительной власти РСФСР в ноябре 1989 г.[4] Претерпев переименование и два преобразования до 10 января 1994 г., он был объединен с Государственным комитетом Российской Федерации по социально-экономическому развитию Севера в Министерство Российской Федерации по делам национальностей и региональной политике. Как министерство, курировавшее национальные дела федерации, данная структура просуществовала до 16 октября 2001 г., пережив за время своего существования еще четыре преобразования (не считая преобразований министерства региональной политики, выделившегося из данной структуры), название министерства менялось пять раз. Таким образом, структура, ведавшая национальными делами России, работала в условиях постоянных изменений, часто носивших кардинальный характер. С момента учреждения Государственного комитета РСФСР по национальным вопросам, и до момента упразднения Министерства, ведавшего национальными делами федерации, и передаче его функций Министру Российской Федерации, отвечающему за национальную политику, руководители данного органа власти менялись 11 раз, что сопровождалось и другими сопутствующими изменениями: структурными, идеологическими, кадровыми и др.[5]
Задачи и функции Комитета (впоследствии Министерства) по национальным вопросам раскрывались в ряде основополагающих документов[6]. В 1990 г. Совет Министров РСФСР отмечал, «что образование Государственного комитета по национальным вопросам связано с возрастанием национальных факторов в жизни многонациональной республики и обеспечением свободного и равноправного развития всех наций и народностей Российской Федерации»[7]. Госкомнацу предстояло «обеспечить высокий уровень организаторской и политической работы по решению вопросов национальностей и национальных отношений (…) в решении этих задач широко опираться на науку, отечественный и мировой опыт решения национальных вопросов» [8].
Несмотря на то, что история существования Комитета (Министерства) началась ранее периода, рассматриваемого в диссертации, анализ принципов функционирования данной структуры, основы которых были заложены в 1990-1991 гг., представляет большой интерес с точки зрения задач нашей работы. В частности, это касается Положения от 8 мая 1991 г., утвержденного спустя полтора года с момента создания Государственного комитета по национальным вопросам и действовавшего вплоть до утверждения нового положения от 25 апреля 1993 г. о Государственном комитете Российской Федерации по делам федерации и национальностей. Ряд особенностей первого Положения указывает на то, что оно готовилось в рамках определенного политического курса, которого придерживалась набиравшая силу исполнительная власть РСФСР.
Анализируя Положение, можно отметить, что упоминание об СССР в нем дано вскользь и только в контексте общего правового пространства государства[9]. При упоминании союзных республик отсутствует определение «союзные», так что использование данного понятия порождает путаницу: речь может идти о республиках Союза, о республиках РСФСР, об иностранных государствах. Наконец, не принимается во внимание существование единого гражданства СССР (ст. 4): речь идет лишь о гражданстве республик[10].
Таким образом, в Положении просматривался курс на утверждение суверенитета РСФСР, ее незначительной, формальной зависимости от союзного центра и союзных республик. Из Положения были исключены упоминания о взаимосвязи национального вопроса в СССР и РСФСР, о взаимодействии их органов власти. Отсутствовали указания на необходимость согласования политики и обмена информацией между Комитетом РСФСР и соответствующими органами союзных республик, а также между РСФСР и СССР. Примечательно, что предварительные проекты Положения (последний проект датируется мартом 1991 г.) не имели перечисленных особенностей: связь национальной политики РСФСР и СССР, РСФСР и других союзных республик прописывалась четко[11].
Принципиальной особенностью опубликованного Положения было изложение основных задач Госкомнаца таким образом, что их решение оказывалось нацелено на удовлетворение потребностей отдельных народов в рамках РСФСР, обеспечение же единства государства отходило на второй план. При перечислении основных задач не содержалось упоминаний о необходимости братства, дружбы, сплочения народов, об их исторической, экономической, культурной взаимосвязи. Из конечного (опубликованного) варианта Положения были изъяты понятия «духовность» и «исторические традиции», присутствовавшие в последнем проекте. Стоит сказать, что принятые позднее документы и положения также не обязывали ведомство принимать в расчет общую историю народов России, хотя в некоторых из них говорилось о необходимости учета «этнической самобытности», «исторических и самобытных традиций» каждого народа в отдельности[12].
Наконец, в Положении перечислялись права Госкомнаца, но не обязанности ведомства. Не указывалось перед кем и какого рода ответственность несет его Председатель. Не упоминалось о контрольных функциях структуры (в последнем проекте о контроле упоминалось дважды).
Несмотря на то, что условия работы, деятельность и задачи Госкомнаца с распадом СССР претерпели существенные изменения, Положение 1991 г. оставалось неизменным до весны 1993 г. К указанному периоду времени относится ряд документов, таких как Временный регламент работы коллегии Госкомнаца 1992 г., Отчет Госкомнаца 1992 г., Основные направления деятельности Госкомнаца на 1993 г., раскрывающих характер целей и задач Комитета и его коллегии. Данные документы, как и принятые позднее, были содержательно близки к концептуальным основам Положения о Госкомнаце. После 1993 г. отмеченные выше тенденции усилились: в положениях и дополнениях, опубликованных в период 1994 – 2000 гг., слова о «целостности» государства отсутствовали, понятие «сотрудничество» употреблялось исключительно в контексте взаимодействия с иностранными и международными организациями[13].
Обобщая вышеперечисленные особенности рассмотренных материалов, можно отметить, что на уровне основополагающей документации ведомства был сделан акцент на интересах отдельных народов и народностей, живших в России, а не на поддержании принципа дружбы народов, как было в СССР. Понятие «исторические традиции» использовались только для характеристики самобытности той или иной этнической общности. Кроме того, анализ документов достаточно четко выявляет характер деятельности Госкомнаца: очевидна ее в большей степени пассивная (консультативная, наблюдательная), а не активная (преобразовательная, контрольная) роль в государстве.
Если говорить о структуре Государственного комитета по национальным вопросам, то первоначально она была достаточно проста, включала в себя семь управлений[14]. В первый год деятельности комитета численность его сотрудников достигала 120 человек. Совет Министров РСФСР считал также целесообразным «создать при Государственном Комитете по национальным вопросам Совет представителей национальностей РСФСР для координации деятельности по реализации национальной политики и рассмотрения межнациональных вопросов» и рекомендовать Совминам и Исполкомам «решить вопрос о создании в установленном порядке местных органов комитета»[15]. Однако данные планы не были реализованы.
В сентябре 1990 г. был поставлен вопрос о передаче из Министерства труда РСФСР в ведение Госкомнаца Республиканского объединения по делам беженцев и вынужденных переселенцев. Впоследствии в Госкомнаце появился соответствующий отдел.
В октябре 1991 г. было объявлено об образовании в составе Госкомнаца Управления по делам народов, не имеющих национально-государственных образований. Несмотря на свое название, Управление было создано «на период до восстановления государственности советских немцев» и сосредоточило внимание исключительно на проблемах одного народа, не в последнюю очередь по причине ожидаемого финансирования соответствующих проектов со стороны Германии. «Целесообразность создания такого управления связана и с вероятностью возрастания в этом случае экономической помощи из-за рубежа, и прежде всего из Германии, что вытекает из ряда заявлений официальных лиц», – сообщал в письме Б.Н. Ельцину представитель Госкомнаца осенью 1991 г.[16] Как следует из писем, создание данного Управления вызвало возмущение Конфедерации репрессированных народов РСФСР, которая справедливо указывала, во-первых, на то, что Госкомнац поставил в привилегированное положение только один из народов, не имеющих национально-государственных образований. Во-вторых, Конфедерация не была удовлетворена кандидатурой руководителя Управления, П. Фалька, называла это назначение «закулисными политическими играми за спиной народа», «открытым игнорированием решения Съезда немцев СССР»[17].
После распада СССР с учетом происшедших в РСФСР изменений и требований экономической реформы был разработан новый проект структуры комитета. Его утверждение задерживалось из-за того, что не был решен вопрос о самом существовании Комитета и о том, как он будет называться. В отчете Государственного комитета по национальной политике по итогам 1992 г. сообщается, что численность Комитета на конец 1991 – начало 1992 гг., то есть на момент образования Российской Федерации, составляла всего около 60 человек[18]. Председатель не назначался с июля 1991 по конец февраля 1992 гг. (а фактически отсутствовал с начала декабря 1991 по конец февраля 1992 гг.), и сотрудники в комитет подбирались крайне медленно. К концу лета 1992 г. численность сотрудников была увеличена почти втрое на фоне структурной перестройки Комитета. В Комитете работали сотрудники 18 национальностей (к концу года 20 национальностей), численность русских составляла 92 человека. Тем не менее, как сообщается в отчете за 1992 г., штатная укомплектованность Комитета была далека от совершенства: отмечалась острая нужда в специалистах. Иногда дело доходило до курьеза: например, в созданном Отделе культурных, языковых и религиозных проблем не было ни одного специалиста по языку и по религии, по словам самого руководителя данного подразделения[19]. Н.Ф. Бугай, возглавлявший Департамент по делам депортированных и репрессированных народов с 1993 г. также отмечал нехватку квалифицированных специалистов, что приводило к низкому качеству, отсутствию слаженности работы[20].
Определенным нововведением было решение о создании службы раннего предупреждения и урегулирования межнациональных конфликтов при Госкомнаце России на правах отдела (приказ от 14 октября 1992 г. №286)[21]. В 1993 г. начал работу Институт языков народов России при Госкомнаце, стал выпускаться журнал Комитета «Жизнь национальностей».
В дальнейшем структура Комитета менялась как минимум ежегодно, в Комитете не только формировались новые отделы, но и перестраивались существующие. Приложения 1 - 8 показывают, как выглядела структура Комитета, а затем Министерства в 1991, 1992, 1993, 1995, 1996, 1999, 2000 гг.[22] В целом по своей структуре Госкомнац до определенной степени напоминал Народный комиссариат по делам национальностей, что обуславливалось в значительной степени сходством задач, стоявших перед двумя органами.
С конца 1992 по конец 1993 гг. численность сотрудников Госкомнаца колебалась от 200 до 300 человек. К 1995 г. возросла до 528 человек. В 1996 – 1999 гг. держалась на уровне 400 – 450 человек, в 2000 г. возросла до 637 человек[23].
Особо следует остановиться на местных отделениях Госкомнаца. В первые годы работы у него не существовало структурных подразделений на местах. Анализ, проведенный сотрудниками Комитета по итогам 1992 г., показал, что в регионах России не было единообразной системы органов, курирующих национальные вопросы: в 48 субъектах имелись комитеты, комиссии или отделы секретариатов Советов, занятые национальной проблематикой (5 комитетов, 38 комиссий, 5 отделов секретариатов); в шести республиках работали Государственные комитеты по национальным вопросам; в двух республиках – Министерства, курирующие дела национальностей; в 20 областях соответствующие подразделения имелись в структуре Советов Министров (комиссии, отделы, сектора по национальной политике); при президентах двух республик и при главах администраций 29 областей работали штатные сотрудники по национальному вопросу. В 20 областях, двух республиках, двух краях, двух автономных округах и в автономной области соответствующих властных органов, подразделений или сотрудников не было. Сведениями о наличии соответствующих структур в Чеченской, Ингушской республиках и Татарстане Комитет не располагал[24]. Со всеми существующими структурами по национальной политике Комитет старался наладить связи, но приходилось работать методом просьб и уговоров, а были и такие регионы, которые игнорировали существование Госкомнаца (Татарстан, Чеченская республика).
В 1993 г. в Саратовской и Волгоградской областях приступили к деятельности две рабочие группы Комитета. Они стали первыми структурными подразделениями Комитета на местах и занимались исключительно проблемами российских немцев.
К 1996 г. отделы Министерства по делам национальностей и региональной политике существовали в 11 - 12 субъектах (9 отделов курировало по нескольку субъектов), численность сотрудников на местах – 99 человек[25]. На начало 1997 г. на местах работало 62 сотрудника. К 2000 г. в 80 субъектах Российской Федерации было завершено формирование территориальных органов Министерства по делам федерации, национальной и миграционной политики, в пяти субъектах продолжался процесс формирования[26]. Таким образом, процесс формирования территориальных отделов Комитета (впоследствии Министерства) начался далеко не сразу с момента его создания, несмотря на большую потребность в соответствующих структурах и просьбы с мест, протекал неспешно и растянулся более чем на 10 лет.
На основе анализа отчетов Комитета (Министерства) можно заключить, что основные направления работы структуры включали в себя:
1. Деятельность по выработке Концепции национальной политики России (с весны 1992 г. по 15 июня 1996 г.) и по реализации первостепенных мероприятий в ее рамках (с 1997 г.).
2. Практические меры, связанные с выполнением закона РСФСР «О реабилитации репрессированных народов».
3. Участие в подготовке государственных программ по возрождению культуры отдельных народов: российских немцев, финно-угорских народов и др., и исторически сложившейся культурно-этнической общности – казачества; подготовка и реализация федеральных целевых программ по национальной политике.
4. Участие в подготовке государственных программ социально-экономического развития отдельных субъектов Российской Федерации, программ использования зарубежных кредитов на социально-экономическое развитие регионов.
5. Участие в законодательной деятельности Российской Федерации (подготовка и обсуждение проектов законов в рамках национальной политики и смежных темах).
6. Сбор материалов о состоянии межнациональных отношений в России и в ближнем зарубежье, формирование соответствующих отчетов для Президента, Правительства, а также законодательной власти Российской Федерации.
7. Участие в подготовке и проведении Международного года коренных народов мира, а также конференций, семинаров, выставок и других мероприятий в рамках межнациональных отношений.
8. Участие сотрудников в комиссиях по урегулированию межнациональных конфликтов на местах, а также работу по прогнозированию конфликтных ситуаций и деятельность по ликвидации последствий межнациональных конфликтов.
9. Деятельность по созданию фондов поддержки национально-культурного развития россиян внутри Российской Федерации и в странах Содружества и ближнего зарубежья.
10. Деятельность по организации местного самоуправления в Российской Федерации (с 1994 г.).
11. Деятельность по созданию подразделений Комитета (Министерства) – департаментов, территориальных отделов, рабочих групп, взаимодействие с властными органами субъектов Российской Федерации;
12. Информационно-коммуникационную деятельность (издание газеты «Федерация», журнала «Жизнь национальностей», организацию связей со СМИ).
Как видно из приведенной характеристики направлений деятельности Госкомнаца, проблемы русского народа не нашли себе места в числе тех вопросов, с которыми в первую очередь работал Комитет. В пояснительной записке к обоснованию структуры центрального аппарата Государственного комитета по национальной политике говорилось: «На данном этапе пока не иметь Отдела по проблемам русского народа, а все имеющиеся здесь проблемы возложить на Отдел европейского центра»[27]. На тот момент в Отделе европейского центра было занято в три раза меньше сотрудников по сравнению с численностью персонала, занятого проблемами российских немцев. Отдел русского народа в Министерстве был создан только к 1995 г.: по численности, он был вдвое меньше департамента по делам российских немцев, не имел ресурсов, сопоставимых с теми, которыми располагал департамент[28]. Вопрос об ущемленном положении русского народа в России был поднят только в 1999 г., когда в Министерстве под руководством Р.Г. Абдулатипова сформировали Департамент этнических проблем русского народа. К сожалению, просуществовал он недолго, и, представив отчет о своей полугодовой деятельности, был расформирован. В.А. Печенев отмечал, что создание Департамента означало признание русских, составлявших 4/5 населения, объектом национальной политики. В.А. Михайлов после своего назначения на пост министра департамент «сходу упразднил, полагая, что для русского народа хватит и отдела в составе 5-6 человек». Спустя полгода «новый министр А. Блохин вообще ликвидировал русский отдел»[29].
Сформированный еще во времена существования СССР, Комитет не сразу включился в активную работу. Первые полтора года с момента образования он был почти незаметен, его деятельность была малоизвестна даже депутатам Верховного Совета РСФСР. Серьезную проблему составляло кадровое обеспечение Комитета. В Москве не хватало соответствующих специалистов, из регионов, по словам председателя Совета Национальностей Верховного Совета РСФСР Р.Г. Абдулатипова, их брать не разрешали, так как возникали сложности с жильем. Ввиду этого обстоятельства состав ведомства был «чисто московским и не всегда вникающим точно в национальную проблематику». В качестве временного решения кадрового вопроса предлагалось взаимодействие специалистов ведомства и Комиссии по национально-государственному устройству и межнациональным отношениям Совета Национальностей Верховного Совета России[30]. Тем не менее, такое сотрудничество органа исполнительной власти и депутатов было недолгим и, судя по стенограммам, вскоре прекратилось.
Из-за противостояния властей, желания Правительства укрепить свои позиции за счет прерогатив законодательной власти, законные процедуры назначения руководителя Комитета (Министерства) не соблюдались. Несмотря на то, что в Положении о Государственном комитете по делам национальностей четко прописывалось, что его возглавляет «Председатель, утверждаемый в соответствии с Конституцией РСФСР Верховным Советом РСФСР», депутаты Верховного Совета жаловались на полное пренебрежение их мнением со стороны правящей верхушки. На заседании палат парламента в декабре 1992 г. депутат от Татарстана, В.И. Морокин, говорил: «Госкомнац мы за год не могли собрать, нет помещений. Я не понимаю, почему здесь не высказывается Лысенко[31], или он уже не заместитель министра? Министр ушел, никто у нас не спросил, он пришел – никто у нас не спросил. Теперь назначили нового»[32]. А.А. Каменев, заместитель председателя Комитета Верховного Совета по социальному развитию села, аграрным вопросам и продовольствию, член Комиссии Совета Республики по бюджету, планам, налогам и ценам, констатировал: «С тех пор, как Президент единолично стал назначать состав руководства Правительства, иногда мы даже не знаем, кто же назначен. Никто не интересуется нашим отношением к этому вопросу»[33].
В дальнейшем развернуть эффективную деятельность Комитету (Министерству) мешали постоянные реорганизации, нестабильное положение ведомства. Характеризуя деятельность Министерства по делам национальностей и региональной политике на заседании 17 января 1996 г., депутат Государственной Думы II созыва А.С. Дзасохов отметил, что «министерство это по-прежнему остается министерством быстрого реагирования. Это министерство, как пожарная команда, бегает с одного совещания на другое. Это министерство не является открытым для многонационального народа»[34]. Проблемы, существовавшие в деятельности ведомства, ярко отразились в его отчетах и текущей документации. Растерянность сотрудников, практически ежегодно получавших уведомления о предстоящем расторжении трудового договора, перебрасываемых из отдела в отдел на фоне смены общих требований к работе со стороны вновь назначенного руководителя, можно понять[35]. Кроме того, до 1996 г. отсутствовали четкие ориентиры в работе. Сотрудники были поставлены в беспомощное положение, которое характеризуют слова из отчета руководителя одного из подразделений органа – Отдела народов Севера, Сибири и Дальнего Востока, с тревогой высказанные еще в конце 1992 г.: «Практика показывает, что в командировках на местах мы должны не просто фиксировать события, но и активно влиять на них, проводить определенную политику, а у нас большинство специалистов толком не ознакомлены даже с проектом концепции национальной политики» [36].
Также в отчетах отделов за 1992 г. приводилось немало примеров, как страдала текущая работа от недостаточного финансирования структуры: «В кабинете один телефон на всех сотрудников, в течение 2-х месяцев не вставлены стекла, пишущие машинки не исправны, сталкиваемся с трудностями в размножении документов, в приобретении билетов на авиарейсы и т. д.»[37]. В последующие годы ситуация улучшилась ненамного. Плохо финансировались командировки (не более, чем на треть от потребности), высококвалифицированные специалисты покидали Министерство в связи с задержкой и без того низких зарплат. Особенно обделенными оказались сотрудники Института языков народов России при Комитете (Министерстве), иногда не получавшие зарплату в течение пяти и более месяцев[38]. В отчете 1996 г. сообщалось, что Министерство по делам национальностей и федеративным отношениям занимает среди министерств предпоследнее место по финансированию аппарата[39]. Низкий уровень финансирования аппарата Комитета (Министерства) и его деятельности во многом свидетельствовал о невнимании к национальному вопросу со стороны Правительства и Президента Российской Федерации. Этот вывод вполне подтверждается замечаниями, высказываемыми руководством Комитета (Министерства) и на заседании Совета Национальностей, и в письменных отчетах, и в межправительственной переписке, суть которых сводится к констатации случаев неуважения к данной структуре и ее деятельности со стороны некоторых других ведомств и министерств Российской Федерации, особенно, связанных с финансовой и экономической сферами.
Анализируя деятельность властных органов, курирующих национальную политику России в период 1990-х гг., целесообразно рассмотреть ряд ключевых особенностей этой деятельности.
Можно отметить явное противостояние исполнительной и законодательной властей, в том числе, в вопросах межнациональных отношений и связанных с ними сферах. В частности, руководитель Отдела Севера, Сибири и Дальнего Востока отмечал в конце 1992 г.: «Главное препятствие для нормальной работы – это противостояние на различных уровнях между законодательными и исполнительными органами власти (советов и администраций). Их точки зрения на различные проблемы, в том числе по национальным вопросам, нуждам малочисленных народов, приватизации и т. д. противоположны, что порождает недоверие к проведению реформ, отрицательно сказывается на результатах нашего труда»[40]. На заседаниях законодательных органов тоже обсуждалась эта проблема: говорилось, что конфронтация властей вредит межнациональным отношениям, так как сепаратисты охотно используют ее в своих интересах.
Зачастую отсутствовало взаимодействие Правительства, Президента, с одной стороны, и органов законодательной власти, с другой, при формировании делегаций для поездок по регионам России. Так, в январе 1992 г. Председатель Комиссии Совета Национальностей по вопросам социального и экономического развития республик в составе Российской Федерации, автономной области, автономных округов и малочисленных народов, З.А. Корнилова, выражала беспокойство, что члены правительства, выезжая в регионы, не привлекают депутатов из комитета по национально-государственным вопросам, ни из Палаты Национальностей. По ее словам, просьбы, обращенные к Правительству и Президенту, не приводили к результатам[41]. Подобная ситуация сохранялась и в последующие годы.
Кроме того, происходило нарушение взаимодействия структур внутри исполнительной и внутри законодательной ветвей власти в национальном вопросе. В отчете Государственного комитета по национальной политике за 1992 г. сообщалось о рассогласованности деятельности министерств и ведомств – отсутствии согласия между Госкомнацем и Министерствами науки, юстиции, финансов. Отмечалось, что это сказывается на сроках выполнения работ[42]. В отчетах Комитета (Министерства) неоднократно упоминалось о том, что сотрудников структуры не включают в состав правительственных комиссий по различным вопросам, касающимся субъектов федерации[43]; Комитету (Министерству) сложно отстоять свой статус в структуре исполнительной власти[44].
В рамках законодательной власти происходило противостояние на уровне представителей различных политических партий: группы поддержки Правительства и противников правительственного курса. На заседаниях палат Верховного Совета и затем Федерального Собрания Российской Федерации неоднократно отмечалось, что некоторые профильные комитеты и комиссии набирались из представителей только одной политической силы, поддерживающей курс Правительства и Президента Российской Федерации, и не могли представить компромиссные решения (примером может служить Комитет по правам человека и его подкомитеты – по беженцам и др.).
Наконец, влиятельными субъектами национальной политики были Советники Президента России по вопросам межнациональных отношений (Г.В. Старовойтова, позднее Э.А. Паин), являвшиеся проводниками курса, нацеленного на разрыв с советскими традициями в сфере национальных отношений.
Таким образом, характеризуя особенности работы ведомства, занятого реализацией национальной политики, можно сделать вывод о том, что оно было крайне нестабильным образованием в структуре исполнительной власти. В отличие от своего далекого предшественника Наркомнаца Комитет (Министерство) 1990-х гг. не имел высокого статуса и влияния ни в регионах, с которыми работа строилась на основе просьб и уговоров, ни среди других ведомств в центре: принципы его работы не были определены вплоть до принятия Концепции государственной национальной политики в 1996 г. Сама Концепция, как будет показано ниже, оставляла за скобками ряд актуальных вопросов в сфере межнациональных отношений. Положения Комитета (Министерства), являвшиеся единственными документами, определявшими ориентиры в работе ведомства, указывали главным образом на необходимость поддержки и развития этнической самобытности каждого из народов страны в отдельности, уделяя гораздо меньше внимания задачам поддержания сотрудничества, дружбы народов во имя безопасности государства,
Информация о текущей деятельности Комитета (Министерства) была практически закрытой. Здесь уместно вспомнить, что отчеты о деятельности далекого его предшественника, Наркомнаца, публиковались еженедельно в газете «Жизнь национальностей» (в каждом номере газеты на седьмой странице), там же сообщалось и о деятельности его национальных комиссариатов и отделов, предоставлялась сводка важнейших событий за неделю в сфере советской национальной политики; были изданы большим тиражом отчеты за 1918 и 1921 гг.
Тогда как на заре советской власти главный упор делался на организацию идеологической (воспитательной, просветительской) работы с населением на высоком профессиональном уровне, ведомство 1990-х гг. оказалось напрочь лишенным этого орудия: пресс-служба практически не имела рычагов воздействия на СМИ (договоры с несколькими информационными агентствами не решали проблемы), также как и финансовых инструментов для информационного обеспечения национальной политики.
Наконец, значительную роль сыграло противостояние Президента России и законодательной ветви власти. Одержав в 1993 г. победу в этой борьбе, Президент России и круг его доверенных лиц сосредоточили в своих руках значительную власть и проводили выбранный ими курс зачастую без оглядки на мнение парламента.
Таким образом, деятельность Комитета (Министерства) в 1990-е гг. не могла оказать существенного влияния на быстро разворачивавшиеся события в сфере межнациональных отношений, купировать и предотвратить развивавшиеся конфликты, способствовать укреплению целостности государства. Ключевые вопросы национальной политики, такие, как отмена указания национальности в официальных документах, устранение государства от регулирования ряда процессов в сфере межнациональных отношений, активное вовлечение зарубежных и международных организаций в сферы исследования и регулирования межнациональных конфликтов в России решались без привлечения общественности в узком кругу доверенных лиц Президента. Там же формировалась политика в сфере информационного освещения национального вопроса.
Отсутствие согласованности властных позиций на фоне активного передела собственности в ходе приватизации, решение ряда ключевых вопросов без привлечения общественности, курс на разрыв с советскими традициями национальной политики – всё это способствовало нарастанию негативных тенденций в сфере межнациональных отношений. Продолжал развиваться сепаратизм на местах, поощрялись стремления народов к большей самостоятельности, в то время как среди русских росли пораженческие настроения. Требовался пересмотр утвердившегося подхода к сфере межнациональных отношений.
2.2. Концептуальные основы национальной политики
С распадом СССР и образованием Российской Федерации началась коренная перестройка понятийного аппарата национальной политики. Хотя привычные советские термины («нации», «национальности», «народности», «племена») еще были в ходу, в официальных документах прослеживается замена их на новые: «национальная общность», «национальная группа», «этническая общность», «этническая группа»[45]. Для обозначения соотечественников за рубежом стало использоваться новое понятие «этнические россияне»[46], хотя оно содержало в себе явное противоречие, так как россияне не сводимы к единому этносу. Само слово «этнос» также получило широкое хождение, а в нормативно-правовых актах стало использоваться к концу 1990-х гг.[47]
Практически вытесненным из официальных документов оказалось слово «национальность» (в значении «общность»). Сохранилось его употребление лишь в названии журнала «Жизнь национальностей»; в названии региональных министерств, курирующих национальную политику; в названии федеральной исполнительной структуры, курирующей межнациональные отношения на общероссийском уровне – Государственного комитета и затем Министерства Российской Федерации. В ходе многих переименований данного органа использовались следующие названия, включающие понятие «национальность»: Государственный комитет Российской Федерации по делам федерации и национальностей, Министерство Российской Федерации по делам национальностей и региональной политике, Министерство по делам национальностей и федеративным отношениям Российской Федерации, Министерство по делам федерации и национальностей Российской Федерации.
Не потеряли своей актуальности в 1990-е гг. такие понятия как «национальное меньшинство», «коренной малочисленный народ» (причем слово «коренной» стало использоваться только применительно к малочисленным народам)[48].
Новое значение начало приобретать понятие «нация». Если говорить о речах Президента России, то данное понятие (в словосочетании «коренные нации») звучало в его обращении к Верховному Совету 12 декабря 1991 г., на заседании, посвященном ратификации Беловежских соглашений[49]. Через год с небольшим, в Послании Президента Российской Федерации Федеральному Собранию «Об укреплении Российского государства» было отражено иное понимание нации: национальные проблемы современной России «будут решаться на основе нового, заложенного в Конституции понимания нации как согражданства»[50]. Тем не менее, подобное словоупотребление не было подкреплено ни Конституцией Российской Федерации 1993 г., ни другими нормативными актами периода 1990-х гг. и существовало на уровне риторики[51]. Один из близких сподвижников Б.Н. Ельцина, В.Ф. Шумейко, который занимался выработкой новой идеологии для страны в ноябре 1993 г., писал, что «думающие люди высказывают идею… о создании единой российской нации (по аналогии с американской)». Сам он одобрял эту концепцию и считал, что новая конституция закладывает для этого предпосылки[52].
Учитывая значимые перемены, которые произошли в понятийном аппарате национальной политики с момента распада Союза и образования Российской Федерации, можно отметить следующие проблемы, сопровождающие и характеризующие данные перемены.
Во-первых, замена традиционных советских понятий в сфере национальной политики, таких как «нации», «национальности», «народности», «племена», на новые понятия, была произведена во всех официальных документах с начала 1992 г., и сделано это было без широкого обсуждения, попыток взвесить все плюсы и минусы данного решения[53].
Во-вторых, в результате замены прежних понятий новыми и на фоне привычки к укоренившимся особенностям советского словоупотребления, в постсоветском обществе (на уровне федерального и регионального управления, в науке, в средствах массовой информации) образовалась путаница понятий в сфере межнациональных отношений, о чем, в частности, с тревогой сообщало и Министерство по делам национальностей и федеративным отношениям Российской Федерации в 1996 г.[54] Путаница продолжалась и после принятия Концепции государственной национальной политики, о чем, к примеру, свидетельствует обращение за разъяснениями депутатов Комитета Государственной Думы по вопросам геополитики в Министерство[55]. Очевидно, что слом традиционных понятий провоцировал общую растерянность в национальном вопросе, путаница понятий вела к снижению качества национальной политики в государстве и объективно способствовала ослаблению его единства.
Из статьи, подготовленной сотрудниками Министерства Х.Х. Боковым и С.В. Алексеевым, становится очевидным, что различные понятийные системы в национальном вопросе соответствовали не только взглядам разных этнологических научных школ, но и задачам разных политических групп, стремящихся утвердить свою идеологию во власти. Так, в статье выделялись западная и самобытная российская тенденции употребления понятий. «Западники», как их называли авторы, пытались внедрить в России понятие нации как «согражданства (независимо от национальности) граждан данного государства», прежнее понятие «наций» при этом заменить понятием «этносы», чтобы достичь полного соответствия международным нормам западного мира. «Самобытники», напротив, придерживались советских традиций в национальном вопросе, тем более что «многие народы, входящие в состав России, считали и продолжают считать себя именно нациями»[56]. В статье подчеркивалась зависимость того или иного словоупотребления от стоящей за ним политической программы. Действенность любой идеологии, как справедливо отмечалось в статье, определяется не только ее содержанием, но и используемым в ней понятийным аппаратом, потому особую значимость приобретал круг понятий, внедряемых в российскую политику[57].
Важное значение имела высказанная в статье позиция самих авторов – Х.Х. Бокова, заместителя Министра по делам национальностей, и С.В. Алексеева, начальника одного из отделов в Министерстве. Не отгораживаясь от новых понятий, они предпочли все же придерживаться традиций и объяснили свой выбор тем, что западная терминология «отторгается и не воспринимается большинством практических работников в центре и на местах, занимающихся решением национальных проблем, не говоря уже о большинстве населения и народах России, для которых русский язык – это язык межнационального общения»[58]. К этому стоит добавить, что при создании общероссийской общественной организации «Ассамблея народов России» Х.Х. Боков настаивал на названии «Ассамблея национальностей России», так как, по его словам, в современной России существовали именно национальности[59].
В той же статье объяснялась и смысловая разница понятий «этническое» и «национальное»: «первое относится к теоретической этнографии, второе входит в строй понятий социально-политической теории. Вместе с тем они взаимопересекаются, дополняя друг друга... подчеркивают различные оценки смысла»[60].
В самом начале статьи, со ссылкой на Краткий этнологический словарь, выпущенный Российской академией управления, приводится перечень основных понятий в этнологии с определениями. В частности, раскрывается значение понятий: «народность», «народ», «этнос», «суперэтнос», «национальность», «нация».
В той же связи можно привести и еще один документ, толкующий основные понятия этнополитики постсоветской России. Дело в том, что при подготовке Концепции государственной национальной политики, многие ее проекты были снабжены небольшим словарем основных терминов. Хотя в конечном варианте Концепции такого словаря не было, его можно привести в качестве попытки собрать воедино все употребляемые термины в сфере национального вопроса[61]. В справке о предложениях и замечаниях в Министерство по поводу проекта Концепции говорилось, что о таком приложении со словарем просили регионы, ощущавшие путаницу понятий в работе с документами и населением[62]. Можно отметить, что в словарях, прилагавшихся к проекту Концепции, было обойдено вниманием ключевое для этнонациональной политики государства понятие «нация».
Содержание и словаря, и самих проектов Концепции говорило о том, что на стадии подготовки использовались традиционные советские понятия «национальность», «национальное», в традиционном смысле употреблялось понятие «нация»[63]. Традиционные понятия использовались и в некоторых других (не носящих нормативно-правовой характер) документах ведомства: к примеру, в докладе Министерства за 1996 г. о ситуации в регионах употреблялись слова «народность», «титульные нации субъектов федерации», «сплочение народов»[64]. Таким образом, тот факт, что традиционные понятия присутствовали в проектах документов, статьях, словарях-справках, отчетах, докладах, но не фигурировали в конечных вариантах нормативно-правовых актов и важнейших документах концептуального характера, говорит о победе «западной» школы в национальной политике. Наиболее соответствует западным образцам в этом отношении текст Федерального Закона «О национально-культурной автономии»: в нем не только не используются привычные понятия «нации», «национальности», «народности», но даже и понятие «народы»: все эти понятия заменены на унифицированное словосочетание – «этнические общности»[65]. Исчезновение понятия «народы Российской Федерации» вполне отвечало указанной тенденции объединения всех граждан в одну нацию и позже было подкреплено публикациями, где говорилось о «неправомерности» использования термина «народы Российской Федерации» как входящего в противоречие с термином «многонациональный народ Российской Федерации»[66]. Фактически, при игнорировании объема понятий и отечественных традиций их употребления, противопоставлялось целое и часть целого (народ России и народы страны) как противоречащие друг другу по смыслу.
Известно, что основным проводником описанной выше тенденции в сфере официального словоупотребления был Институт этнологии и антропологии РАН и его руководитель В.А. Тишков (руководитель Государственного комитета по национальной политике в 1992 г.).Главная его идея заключалась в отказе от традиционных советских понятий в этнонациональной политике, в утверждении положения о том, что нация – это субъективное понятие, а не объективный феномен: «нация – это политический лозунг и средство мобилизации, а вовсе не научная категория»[67]; понятие нации как стадии развития этнической общности «не имеет права на существование и должно быть исключено из языка науки»[68]. А.В. Тишков – один из ведущих представителей той школы в этнологии, которая утверждала и продолжает утверждать, что в России возможно и необходимо формировать «российскую нацию», отказываясь от привычного понимания «нации».
В научных статьях периода 1990-х гг. эта позиция неоднократно подвергалась критике, причем основное внимание обращалось на следующие моменты. Во-первых, критики справедливо считали, что посредством внедрения данной концепции ставится под сомнение существование «русской нации»[69]. Концепция «российской нации» стала внедряться в России с начала 1990-х гг. и была, по мнению ряда авторов, направлена на растворение русских в многонациональном народе России[70]. Стоит отметить, что в основном законе страны – Конституции 1993 г. слово «русский» употреблено всего один раз в словосочетании – «русский язык». О русских, русском народе, русской нации в Конституции не сказано ни слова. Обойден вниманием был русский народ, как будет показано ниже, и в Концепции государственной национальной политики Российской Федерации, принятой в 1996 г.
Полемизируя с В.А. Тишковым, Е.С. Троицкий, Президент Ассоциации по комплексному изучению русской нации (АКИРН), писал: «если наша многовековая культура, великий, могучий и свободный язык, духовность, национальная идея и психология, литература, философия, космизм, широта натуры, балет, удаль – русские, следовательно, и нация русская»[71]. По его мнению, все перечисленное относится не только к «этническому», но к «национально-этническому». Другой известный ученый, Э.А. Баграмов, указывал на то, что русские, согласно точке зрения приверженцев западной терминологии, приравниваются к «этнической общности» полян, вятичей, кривичей: то есть игнорируется вся русская история, в течение которой из этнических общностей формировалась «русская нация»[72].
Во-вторых, отказывалось в праве считаться нациями другим народам России, которые не желали ни понижать свой статус до «этнических групп», ни сливаться с «русской нацией». Как подчеркивал Э.А. Баграмов, «современные народы, достигшие высокого уровня экономического развития и социально-политической консолидации, не захотят даже терминологически отказаться от достигнутой ступени национального прогресса»[73]. Кроме того, малые народы, называвшиеся раньше «народностями», а теперь, как и все, «этническими группами», ставились на одну ступеньку с многомиллионными народами, лишаясь права на особое отношение государства.
Ученые справедливо отмечают высокую значимость для человека его национального достоинства, т.е. восприятия своей принадлежности к нации или национальности как институту социализации, институту групповой идентификации[74]. В этих условиях внедрение новой, во многом непривычной терминологии могло восприниматься как призыв к народам страны забыть традиционное «национальное достоинство», что провоцировало еще больший сепаратизм отдельных частей Российской Федерации.
Критикуя терминологические новации, ученые отмечали, что они во многом не соответствуют по истории и традициям России. В результате перенесения понятия «нация» с уровня «части целого» на уровень «целого» получалось, что Россия становилась государством-нацией – наподобие Франции, Германии, США. Процесс формирования нации в данных государствах сильно отличался от традиций российского государства, на территории которого имело место многовековое взаимодействие народов, не предполагавшее целенаправленной и широкомасштабной ассимиляции. В связи с этим нецелесообразность применения к российским реалиям терминов и понятий, заимствованных из практики западных стран, очевидна.
Выступая с критикой концепции В.А. Тишкова, философ М.О. Мнацаканян указывал на расхождение теории и реальной жизни: если объявить нации, национальное, этническое иллюзорными, это вовсе не означает, что «национально-этнические общности дружно откажутся от своих культур, традиций, ценностей, устремлений»[75], конфликты не разрешатся сами собой. Тем не менее государство, приняв на официальном уровне новую идеологию, потеряет возможность традиционного учета национального, этнического фактора, а значит – и контроль над происходящими процессами[76].
Несмотря на то, что «западная» концепция нации подвергалась серьезной критике, она продолжала пользоваться значительной популярностью во властных структурах. В соответствии с логикой данной концепции отдельные граждане, входившие в состав «этнических общностей», все в большей степени должны были сознавать субъективный характер этих общностей и постепенно вливаться в состав единой надэтнической российской нации. Эти изменения подкреплялись и отменой графы «национальность» в паспортах российских граждан, и исчезновением привычных понятий в сфере этнонациональной политики. Можно предположить, что одной из целей унификации, объединения граждан «сверху» в единую массу, было стремление властей сгладить или даже скрыть социально-экономические последствия проводимых реформ. Так как в единую нацию объединялись граждане, выигравшие от реформ (менее 10% населения) и пострадавшие в ходе преобразований слои населения (более 90%), первые, претендуя на национальное единство с последними, могли выступать от имени единой нации, продвигая свои интересы.
Возможно и то, что, навязывая населению Российской Федерации концепт «российской нации», «этнических россиян», его разработчики стремились помешать реинтеграции государств на постсоветском пространстве, отделить русских, живущих в России, от 25 миллионов соотечественников русской национальности, оказавшихся за пределами Российской Федерации. Основанием для такого вывода служит, в частности, статья Э.А. Паина, одного из ведущих специалистов по национальной политике 1990-х гг., советника Президента Российской Федерации. Э.А. Паин был уверен в пагубности для России любой реинтеграции государств на постсоветском пространстве, потому что такая реинтеграция вызвала бы «упреки России со стороны Запада в возрождении имперских амбиций». Кроме того, сближение постсоветских государств, по его мнению, мешало формированию российской нации, а, следовательно, наносило вред России[77]. Поддерживая «утверждение о том, что современные нации формируются не по этническому принципу, а как согражданство», Э.А. Паин фактически заявлял, что русские в Российской Федерации и русские в других государствах на постсоветском пространстве больше не составляют единую нацию в рамках этой концепции.
Стоит отметить, что на эти идеи обращали внимание и зарубежные исследователи. В частности, О. Шевель указывала на то, что внедрение концепта «российская нация» в рамках границ России ставило под сомнение ответственность государства за тех русских, которые оказались в других государствах в силу политических преобразований начала 1990-х гг.[78]
Наконец, анализируя концептуальные основы национальной политики 1990-х гг., нельзя не отметить, что в ней была нарушена выстроенная в советское время иерархия приоритетов, которая выражалась в верховенстве общегосударственных интересов над всеми иными. Для постсоветского периода стало характерным уравнивание значимости интересов целых народов и отдельных граждан. Например, в Положении о Государственном комитете Российской Федерации по делам федерации и национальностей от 1993 г. довольно двусмысленно говорилось о том, что комитет призван осуществлять государственную политику, направленную «на укрепление (...) принципов равноправия народов и граждан России»[79]. Настойчиво внедрялось утверждение о приоритете прав и интересов личности над всеми другими уровнями прав в государстве и происходило это в несколько этапов. Еще в конце 1980-х гг. зазвучала идея о превалировании общечеловеческого начала над национальным, классовым, над интересами социальных групп, государств, народов: М.С. Горбачев утверждал примат «общечеловеческих ценностей над классовыми интересами», «общечеловеческих морально-этических норм» над всеми другими нормами. Пока еще осторожно говорилось: «Ведь если нарушаются личные интересы, ничего не получится, и общество будет проигрывать. Потому и нужно находить баланс интересов»[80]. Затем эта мысль получила дальнейшее развитие и отчетливо зазвучала в тех случаях, когда речь шла о национальном вопросе. Так, на заседании Верховного Совета СССР в мае 1991 года депутат Н.Н. Энгвер высказывал ее в следующей интерпретации: «прошу сделать упор на эти два момента: права человека – на первом месте, самоопределение и равноправие народов – на втором месте»[81]. На совместном заседании Совета Республики и Совета Национальностей Верховного Совета РСФСР в январе 1991 г. председатель Совета Национальностей РСФСР Р.Г. Абдулатипов заявлял: «Идеальный вариант: прийти все-таки к такому положению, когда дадим приоритет прав личности над правом нации»; «мы придем к варианту, когда права отдельного человека будут даже выше прав нации»[82]. На заседании Совета Национальностей Верховного Совета РСФСР (в выступлении А.А. Евлахова, претендента на пост главного редактора газеты «Федерация») говорилось: «Если у нас будет по-настоящему приоритет прав личности перед правами государства, наций, то (...) можно будет сделать национальные отношения достаточно гармоничными»[83]. Позднее, Государственный комитет по национальной политике рекомендовал Президенту Российской Федерации использовать эту идею в проекте президентской речи по национальному вопросу[84]. После 1991 г. эта же мысль высказывалась неоднократно, например, руководителем Государственного комитета по делам федерации и национальностей С.М. Шахраем[85]. Можно отметить и высказывание представителя Президента РФ, заместителя Министра юстиции Степанова А.М., в ходе его выступления в Государственной Думе в марте 1995 года по поводу местного самоуправления: «авторы законопроекта при разработке, прежде всего, исходили из такого основополагающего принципа организации органов власти, как необходимость обеспечения приоритета интересов личности над интересами общества и государства, а также на сочетании их интересов»[86]. Таким образом, постепенно, в течение нескольких лет, права личности встали во главе иерархии приоритетов в государстве и потеснили общенародные и общегосударственные интересы и ценности. Отдельные личности в составе какого-либо народа, а также отдельный народ в пределах Российской Федерации, могли реализовывать свои интересы в ущерб интересам всего многонационального общества.
Тенденции переосмысления концептуальных основ национальной политики и официального словоупотребления в данной сфере, развивавшиеся в течение первой половины 1990-х гг., нашли яркое отражение в содержании Концепции государственной национальной политики Российской Федерации[87] – документе, который был призван сформулировать основные общегосударственные ориентиры в сфере национальной политики. Принятие подобного документа было вызвано нарастанием проблем в сфере правового регулирования национальных процессов к середине десятилетия.
Анализируя Концепцию, можно отметить следующие ее особенности. В первом разделе Концепции указывалось, что «Российская Федерация – одно из крупнейших в мире многонациональных государств, где проживает более ста народов», при этом «преобладающее большинство народов страны», по мнению авторов Концепции, сыграли «историческую роль в формировании российской государственности». Это положение следует признать как минимум неточным. Оно фактически уравнивало русский народ, составляющий 80% населения, с другими народами России, в том числе малочисленными, что не могло не вызвать протеста со стороны общественных и политических групп, считавших необходимым отметить особый статус русских. Далее, хотя в Концепции и упоминалось об «объединяющей роли русского народа», в целом она уравнивала его вклад в формирование российской государственности со вкладом других народов, что в целом тоже расходилось с историческими реалиями. Как можно предположить, утверждая равный статус национального большинства и других (в том числе самых малочисленных) народов России, авторы Концепции сознательно сводили перспективы развития России к американской модели «плавильного котла» народов, ставя главной целью формирования надэтнической российской нации.Не упоминалось в Концепции и об одной из основных проблем постсоветского пространства – о том, что в связи с распадом СССР русский народ оказался искусственно разделен новыми политическими границами государств (абстрактно говорилось лишь о «соотечественниках за пределами России»). Также не было сказано о насущной необходимости защиты русской культуры и языка, несмотря на то, что они испытали серьезное деструктивное влияние радикальных преобразований. Не упоминалось и о проблеме значительного оттока русского населения с Северного Кавказа, моноэтнизации данного региона России.Немаловажной особенностью Концепции являлось то, как в ней были сформулированы основные задачи национальной политики. В документе, в частности, было сказано, что в России должно осуществляться «углубление федеративных отношений», что не могло не породить вопросы в ситуации 1990-х гг., когда Россия страдала скорее от недостатка единства, а не от недостаточного развития федерализма. Возражения вызывала и постановка такой задачи, как развитие (не сохранение, а именно развитие) национальных языков народов России, о которой многократно говорилось в тексте Концепции. Обращает на себя внимание и то, что национализм в Концепции признавался абсолютным злом. Здесь фактически смешивались воедино негативные проявления национализма (ксенофобия, шовинизм), так и позитивные по сути явления – стремление к защите культуры своей национальной общности, отстаиванию ее интересов, что тоже можно было трактовать как национализм. Наконец, Концепция содержала ссылку на закон «О реабилитации репрессированных народов» и указание на то, что проблема «устранения последствий репрессий и депортаций» (параграф VI) требовала ускоренного разрешения. Это не могло не затрагивать, в том числе, вопроса о территориальной реабилитации вплоть до передела границ субъектов России. Фактически Концепция была одновременно нацелена и на создание наднациональной российской общности (с возможным растворением в ее составе входящих в нее народов), и на повышение самостоятельности республик в составе России. Эти на первый взгляд несоединимые задачи, тем не менее, сочетались с основополагающими принципами Концепции.Серьезные недостатки проекта Концепции широко обсуждались еще до принятия окончательной версии документа. Например, в статье известного философа Ж.Т. Тощенко, опубликованной в день рассмотрения Концепции в Правительстве Российской Федерации, 11 апреля 1996 г., содержалась критика понятий, которыми оперировали ее авторы: ученый подверг критике отказ от привычных советских терминов «нация», «национальность», «народность» в пользу нейтрального, но не отражающего разные оттенки смысла, понятия «народ»[88]. Однако авторы Концепции отвергли критику в свой адрес. Соавтор В.А. Тишкова по разработке Концепции, министр национальной политики В.А. Михайлов, в своем интервью «Независимой газете» подробно ответил на статью Ж.Т. Тощенко. Он признал, в частности, наличие неотложных проблем, связанных с положением русских в России и за рубежом, решение которых, по его уверению, предусматривала Концепция[89]. На деле это было, скорее всего, риторическим ходом, поскольку в тексте подготовленного к утверждению документа подобных задач не ставилось.
Обобщая сказанное, можно перечислить следующие особенности концептуального обоснования национальной политики 1990-х гг. в России. С момента распада СССР руководством России был взят курс на отказ от устоявшихся терминов в русле этнонациональной политики государства, что было теснейшим образом связано с реформированием экономических основ общественной жизни.
В нормативных документах данного периода произошла замена привычных советских терминов в сфере национальной политики на новые, отвечающие воззрениям пришедших к власти политических сил. Таким образом, вместо привычных понятий «нации», «национальности», «народности», «племена» для описания народных общностей стало использоваться понятие «этнос» и его производные («этнические общности», «этнические россияне» и др.). Употребление этого термина и его производных стало предпочтительным, чем готовилась почва для введения понятия «российская нация».
Данная замена понятий вносила большую путаницу в государственную национальную политику, что, в свою очередь, создавало благодатную почву для межнациональных конфликтов на территории государства. Установка на снижение статуса прежних развитых «наций» до статуса «этнических групп» и на объединение всех граждан в единую «российскую нацию» могла провоцировать сепаратизм народов, желающих сохранить себя как нации. Перемены в законодательстве подкреплялись отменой фиксации национальной принадлежности в паспортах, отрицании объективной сущности «национального».
Игнорирование и отрицание объективных признаков прежних «наций», «национальностей» и признание только субъективных основ этнических общностей и российской нации приводило к искусственной политизации основ национальной политики[90].
Одновременно с терминологическими изменениями происходило нарушение привычной иерархии приоритетов, интересов и задач различных уровней в государственной политике. Интересы отдельных личностей были поставлены выше интересов народа и государства. Личности, гражданину было дано право произвольно определять свою национальную принадлежность, менять ее неограниченное количество раз. В подобной ситуации нередкими были случаи, когда отдельные граждане, выступая от имени большинства, получали возможность продвигать интересы своего национального меньшинства, той или иной узкой социальной группы.
***
Подводя итоги главы, отметим, что в целом организационные и концептуальные изменения в национальной политике первого постсоветского десятилетия не способствовали стабилизации межнациональных отношений. Создание Государственного комитета (Министерства) по национальным вопросам являлось важным шагом, отвечавшим потребностям общественно-политического развития конца 1980-х-начала 90-х гг. Однако на практике эта мера не дала значительного эффекта. Не обладая рычагами воздействия на процессы, разворачивавшиеся в регионах, ведомство ограничивалось фактически лишь сбором информации. Организационная нестабильность, хроническое недофинансирование, низкий статус ведомства и постоянное соперничество законодательных и исполнительных органов вели к тому, что федеральный центр уступал инициативу в сфере регулирования межнациональных отношений другим субъектам национальной политики – региональным властям и негосударственным структурам, неуклонно расширявшим масштабы своей деятельности.
К неоднозначным последствиям привели также изменения в концептуальной базе национальной политики, опиравшиеся во многом на заимствование западного опыта (главным образом американской модели «плавильного котла»). Трансформации концептуального характера сопровождались отказом федерального центра от учета национальной принадлежности граждан в официальных документах, фактическим самоустранением от регулирования кадровой политики на всех уровнях власти с учетом национального представительства. Подобный шаг способствовал быстрому нарастанию диспропорций доли различных национальных групп в органах власти и отдельных видах деятельности на местах. Кроме того, ломка устоявшегося понятийного аппарата национальной политики вызывала на местах непонимание и протест, что в конечном итоге вело к дистанцированию регионов от федерального центра.
[1] Съезд народных депутатов России действовал с 16 мая 1990 г. (выборы депутатов съезда проводились с марта по май 1990 г.), упразднен 21 сентября 1993 г. С 23 сентября по 4 октября 1993 года действовал X внеочередной (чрезвычайный) Съезд народных депутатов Российской Федерации, на котором в основном обсуждалась проблемы противостояния законодательной и исполнительной власти. Вопросы национальной политики в ходе обсуждения практически не затрагивались.
[2] В рамках данного комитета были сформированы следующие подкомитеты: по национально-культурному развитию и согласию народов России; по коренным малочисленным народам, национальным меньшинствам и народам, не имеющим государственности; по делам репрессированных народов, беженцев и вынужденных переселенцев; по делам национально-культурного возрождения русского и других народов.
[3] приняты: Федеральный закон от 17 июня 1996 г. № 74-ФЗ «О национально-культурной автономии»;Федеральный закон от 18 июня 1998 г. № 84-ФЗ «О ратификации Рамочной конвенции о защите национальных меньшинств»; Федеральный закон от 30 апреля 1999 г. № 82-ФЗ «О гарантиях прав коренных малочисленных народов Российской Федерации»;
рассмотрены законопроекты: «Об основах отношений между краем, областями и входящими в их состав автономными округами», «О национально-культурном объединении граждан», «О национальных меньшинствах», «Об общих принципах местного самоуправления на территориях компактного проживания национальных меньшинств и коренных народов в Российской Федерации» и др.
[4] Структура создавалась параллельно с Государственным комитетом СССР по национальным вопросам, который просуществовал с 27 марта 1990 г. по 14 ноября 1991 г., существенно не повлияв на межнациональную ситуацию в государстве.
[5] «Однозначно, это была министерская чехарда, - вспоминал Н.Ф. Бугай, директор департаментов Миннаца России. - Каждый из них (министров – Авт.) старался переделать, перестроить, переиначить, а порой и довести до абсурда работу коллектива в целом, замкнуть ее на внутренних министерских проблемах. … О каком таком накоплении опыта можно было вести речь?» (Бугай Н.Ф. Метеоролог, историк. С. 281). Автор указывает и на проводимую в министерстве беспорядочную, непоследовательную кадровую политику, постоянную смену заместителей министра и директоров подразделений (Там же. С. 280 - 282).
[6] Положение о Государственном комитете по делам национальностей, утвержденное постановлением Совета Министров РСФСР от 8 мая 1991 г. №265, Положение о Государственном комитете Российской Федерации по делам федерации и национальностей (постановление Правительства Российской Федерации от 25 апреля 1993 г. №365), Положение о Министерстве Российской Федерации по делам национальностей и региональной политике (постановление от 11 апреля 1994 г. №312), Положение о Министерстве Российской Федерации по делам национальностей и федеративным отношениям (постановление от 8 июня 1996 г. №668), Вопросы Министерства Российской Федерации по делам национальностей и федеративным отношениям (постановление от 15 февраля 1998 г. №190), Вопросы Министерства по делам федерации и национальностей Российской Федерации (постановление от 3 августа 1999 г. № 892), Вопросы Министерства по делам федерации, национальной и миграционной политики Российской Федерации (постановление от 26 июля 2000 г. № 561), Временный регламент работы Коллегии Госкомнаца 1992 г., Основные направления деятельности Госкомнаца на 1993 г. и др.
[7] Дело об утверждении структуры центрального аппарата Государственного комитета РСФСР по национальным вопросам. 1990 – 1991 гг. ГА РФ. Ф. А259. Оп. 49. Д. 2448. Л. 12.
[8] Там же.
[9] Постановление Совета Министров РСФСР от8 мая 1991 г. N 265«Об утверждении Положения о Государственном комитете РСФСР по делам национальностей». Государственная система правовой информации.
[10] См. ст. 4: «Государственный комитет… осуществляет контакты с государственными органами других республик по проблемам национальной политики, рассматривает вопросы, затрагивающие национальные интересы граждан РСФСР, проживающих на их территории, а также граждан этих республик, проживающих на территории РСФСР».
[11] Дело об утверждении Положения о Государственном комитете РСФСР по делам национальностей. 1991 г. ГА РФ. Ф. А259. Оп. 49. Д. 3019. Л 20 - 24; Дело об утверждении структуры центрального аппарата Государственного комитета РСФСР по национальным вопросам. ГА РФ. Ф. А259. Оп. 49. Д. 2448. Л. 16.
[12] См., напр.: Временный регламент работы коллегии Госкомнаца // Протоколы заседаний №№ 1 – 2/3 коллегии Комитета за 1992 г. и документы к ним. 1992 г. ГА РФ. Ф. 10121. Оп. 1. Д. 78. Л.4.
[13] Имеются в виду следующие документы: Положение о Министерстве РФ по делам национальностей и региональной политике (постановление №312 от 11.04.1994 г.), Положение о Министерстве РФ по делам национальностей и федеративным отношениям (постановление №668 от 08.06.1996 г.), Вопросы Министерства РФ по делам национальностей и федеративным отношениям (постановление №190 от 15 февраля 1998 г.), Вопросы Министерства по делам федерации и национальностей РФ (постановление № 892от 03.08.1999 г.), Вопросы Министерства по делам федерации, национальной и миграционной политики РФ (постановление № 561 от 26.07.2000 г.)
[14] См. Приложение 1. Дело об утверждении структуры центрального аппарата. ГА РФ. Ф. А 259. Оп. 49. Д. 2448. Л. 9.
[15] ГА РФ. Ф. А 259. Оп. 49. Д. 2448. Л. 13.
[16] Дело об образовании в составе Государственного комитета РСФСР по делам национальностей Управления по делам народов, не имеющих национально-государственных образований. 1991 г. ГА РФ. Ф. А259. Оп. 49. Д. 3024. Л. 2.
[17] Петр Фальк был руководителем Союза немцев СССР, созданного партийной верхушкой КПСС в середине 1991 года и, по заявлению представителя Конфедерации репрессированных народов СССР, нацеленного на раскол немецкого народа, выступавшего за самоопределение, и на срыв реализации закона о реабилитации репрессированных народов. (См.: Поручения Совета Министров РСФСР по проблемам национальных отношений РСФСР. 1991 г. ГА РФ. Ф. 10121. Оп. 1. Д. 27. Л. 86 – 87).
[18] Отчет комитета о работе по основной деятельности за 1992 г. ГА РФ. Ф. 10121. Оп. 1. Д. 82. Л. 72 – 74.
[19] Там же. Л. 65 – 71.
[20] Бугай Н.Ф. Метеоролог, историк. С. 289.
[21] Приказ №286 от 14.10.1992 г. / Приказы №№ 1, 75, 76, 81, 103, 122, 154, 178, 191а, 265, 268а, 272а, 283, 284, 286, 294, 298, 332, 336, 343, 352 Государственного комитета РСФСР по национальной политике по основной деятельности за 1992. ГА РФ. Ф. 10121. Оп. 1. Д. 80. Л. 21.
[22] См. Приложения 1 – 8.
[23] Отчет Комитета об исполнении сметы расходов на содержание аппарата за 1993 г. и объяснительная записка к нему. 1993 г. ГА РФ. Ф. 10121. Оп. 1. Д. 144. Л. 21; Штатное расписание Министерства на 1995 г. Там же. Оп. 2. Д. 250. Л. 34; Структура и штатное расписание Министерства на 1999 год. Там же. Ф. 10156. Оп. 1. Д. 112. Л. 23; Структура и штатное расписание Министерства по делам федерации, национальной и миграционной политики на 2000 год. Там же. Д. 232. Л. 30.
[24] Отчет Комитета о работе по основной деятельности за 1992 г. ГА РФ. Ф. 10121. Оп. 1. Д. 82. Л. 113.
[25] Отчет о работе Миннаца России за 1996 год. Там же. Оп. 2. Д. 324. Л. 9 – 23; Поручения Правительства Российской Федерации по реализации национальной и региональной политики и документы по их выполнению. Том 1. 1997 г. Там же. Д. 343. Л. 87.
[26] Отчеты о результатах деятельности Минфедерации России за 2000 год. ГА РФ. Ф. 10156. Оп. 1. Д. 212а. Л. 5.
[27] Пояснительная записка к структуре центрального аппарата Госкомнаца / Приказы №№ 1, 75, 76, 81, 103, 122, 154, 178, 191а, 265, 268а, 272а, 283, 284, 286, 294, 298, 332, 336, 343, 352 Государственного комитета РСФСР по национальной политике по основной деятельности за 1992. ГА РФ. Ф. 10121. Оп. 1. Д. 80. Л. 10.
[28] Штатное расписание Министерства на 1995 г. Там же. Оп. 2. Д. 250. Л. 30.
[29] Печенев В.А. Русские в России, или Русский народ в национальной политике Российской Федерации //Этнопанорама. №1. 2001. С. 8; Печенев В.А. «Смутное время». С. 73.
[30] Третья сессия Верховного Совета РСФСР. Бюлл. № 7. Заседание Совета Национальностей ВС РСФСР от 26 июня 1991 г. М.: Верховный Совет РСФСР, 1991. С.18.
[31] Речь идет о В.Н. Лысенко, заместителе председателя Государственного комитета Российской Федерации по делам федерации и национальностей (1992 – 1993 гг.).
[32] Пятая сессия Верховного Совета РФ. Бюлл. № 32. Совместное заседание Совета Республики и Совета Национальностей ВС РФ от 24 декабря 1992 г. М.: Верховный Совет РФ, 1992. С. 46.
[33] Четвертая сессия Верховного Совета РФ. Бюлл. № 14. Заседание Совета Национальностей ВС РФ от 15 января 1992 г. М.: Верховный Совет РФ, 1992. С. 27 – 28.
[34] Первая сессия Гос. Думы РФ II созыва. Заседание от 17 января 1996 г. URL: http://transcript.duma.gov.ru/node/3000/ (дата обращения 14.04.2019).
[35] На это обстоятельство, в частности, указывает в своих воспоминаниях Н.Ф. Бугай: «низовые структуры (ведомства – Авт.) пребывали как бы в постоянной перестройке, сидя по два месяца в ожидании, особо не утруждаясь» (Бугай Н.Ф. Метеоролог, историк. С. 281).
[36] Отчет комитета о работе по основной деятельности за 1992 г. ГА РФ. Ф. 10121. Оп. 1. Д. 82. Л. 103 – 104.
[37] Там же.
[38] Поручения Правительства Российской Федерации по бюджетному финансированию регионов и документы по их выполнению. Том 1. 1996 г. Там же. Оп. 2. Д. 280. Л. 77.
[39] Отчет о работе Миннаца России за 1996 год. Там же. Д. 324. Л. 20 – 23.
[40] Отчет Комитета о работе по основной деятельности за 1992 г. ГА РФ. Ф. 10121. Оп. 1. Д. 82. Л. 103 – 104.
[41] «Первый раз это было, когда Ельцин выезжал в Якутию. Я пыталась к нему попасть, хотела попросить, чтобы депутат из Якутии и представитель палаты Национальностей были вместе с ним и видели регион. Что вы думаете? Меня вообще даже не удостоили внимания. Сказали: вам надо – езжайте, кто вам запрещает? (...) Прежде чем выехать, я у Бурбулиса была тогда на приеме, говорила ему: прежде чем вы выезжаете в регион, вы должны нам сказать, что там делается, дать информацию, какие вопросы будут поставлены. (...) И так продолжается до сих пор» (цитата по: Четвертая сессия Верховного Совета РФ. Бюлл. № 14. Заседание Совета Национальностей ВС РФ от 15 января 1992 г. М.: Верховный Совет РФ, 1992. С. 27).
[42] Отчет Комитета о работе по основной деятельности за 1992 г. ГА РФ. Ф. 10121. Оп. 1. Д. 82. Л. 68.
[43] Там же. Л. 86 – 90; Поручения Правительства Российской Федерации по предупреждению возникновения межнациональных кризисных ситуаций и их урегулированию и документы по их выполнению. 1994 г. Там же. Оп. 2. Д. 46. Л. 47.
[44] Поручения Правительства Российской Федерации по предупреждению возникновения межнациональных кризисных ситуаций и их урегулированию и документы по их выполнению. 1994 г. Там же. Л. 47; см. также: шестая сессия Верховного Совета РФ. Бюлл. № 5. Заседание Совета Национальностей ВС РФ от 17 февраля 1993 г. М.: Верховный Совет РФ, 1993. С. 22.
[45] См.: Федеративный договор от 31.03.1992 г.; Концепция государственной национальной политики РФ (Указ Президента РФ от 15 июня 1996 г. № 909); Федеральный закон от 17 июня 1996 г. № 74-ФЗ «О национально-культурной автономии». Государственная система правовой информации. URL: http://pravo.gov.ru (дата обращения 14.04.2019). В политической риторике стало часто использоваться понятие «россияне», которое тоже можно отнести к нововведениям начала 1990-х гг.
[46] См. Концепция государственной национальной политики РФ (Указ Президента РФ от 15 июня 1996 г. № 909) // Государственная система правовой информации.
[47] См.: Федеральный закон от 30 апреля 1999 г. № 82-ФЗ «О гарантиях прав коренных малочисленных народов Российской Федерации» // Государственная система правовой информации.
[48] Там же.
[49] Четвертая сессия Верховного Совета РСФСР. Бюлл. № 21. Заседание Совета Национальностей ВС РСФСР от 12 декабря 1991 г. М.: Верховный Совет РСФСР, 1991. С. 4.
[50] Послание Президента РФ Федеральному Собранию «Об укреплении Российского государства (Основные направления внутренней и внешней политики)» // Российская газета. 1993. 25 февраля. С. 4.
[51] Исследователи отмечают, что власть так и не определилась окончательно, какой концепт «нации» должен доминировать в России (см. подробнее: Shevel O. Russian Nation-building from Yel’tsin to Medvedev: Ethnic, Civic or Purposefully Ambiguous? // Europe-Asia Studies. Vol. 63. March 2011. № 2. P. 179 - 202).
[52] Вдовин А.И., Зорин В.Ю., Никонов А.В. Русский народ в национальной политике. XX век. 2-е изд., испр. Кунгур: Кунгурский печатный двор ПГФ, 2007. С. 293.
[53] Соколовский С. Эссенциализм в российском конституционном праве (на примере терминологии, используемой в конституциях республик в составе РФ) // Русский национализм: Социальный и культурный контекст / Сост. М. Ларюэль. М.: Новое литературное обозрение, 2008. С. 205.
[54] Официальное мнение Министерства по поводу происходивших перемен в терминологии было обнародовано в Приложении к журналу «Жизнь национальностей». См. Боков Х.Х., Алексеев С.В. Российская идея и национальная идеология народов России // Приложение к журналу «Жизнь национальностей». М., 1996. С. 10.
[55] Поручения Правительства Российской Федерации по созданию концепции государственной национальной политики и документы по их выполнению. 1996 г. ГА РФ. Ф. 10121. Оп. 2. Д. 261. Л. 175. В ответ Министерство отсылало депутатов к указанному выше Приложению к журналу «Жизнь национальностей». За дополнительной информацией представители Министерства советовали обращаться в Институт этнологии и антропологии РАН, подтверждая, таким образом, статус данного Института как одного из главных разработчиков терминологии национальной политики.
[56] Боков Х.Х., Алексеев С.В. Ук. соч. С.12 – 13.
[57] Там же. С. 15.
[58] Там же. С. 14.
[59] Отчеты региональных отделов Министерства о работе за 1995 г. Том 1. 1995 г. ГА РФ. Ф. 10121. Оп. 2. Д. 211. Л. 43.
[60] Боков Х.Х., Алексеев С.В. Ук. соч. С. 14 – 15.
[61] См. Приложение 9.
[62] Поручения Правительства Российской Федерации по созданию концепции государственной национальной политики и документы по их выполнению. 1996 г. ГА РФ. Ф. 10121. Оп. 2. Д. 261. Л. 91 – 93.
[63] См. Протокол №№ 5 – 6 заседания коллегии и документы к нему. 1995 г. Там же. Д. 198. Л. 118.
[64] Протоколы №№ 9 – 11 заседаний коллегии Министерства за 1996 г. и документы к ним. 1996 г. Там же. Д. 319. Л. 80 – 166.
[65] Федеральный закон от 17 июня 1996 г. № 74-ФЗ «О национально-культурной автономии» // Государственная система правовой информации.
[66] Малахов В.С. Национализм и «национальная политика» российской власти: 1991 – 2006 //Русский национализм: Социальный и культурный контекст / Сост. М. Ларюэль. – М.: Новое литературное обозрение, 2008. С. 133 – 134.
[67] Тишков В.А. Очерки теории и политики этничности в России. М., 1997. С. 62.
[68] Тишков В.А. Концептуальная эволюция национальной политики в России //Национальная политика в России: история и современность. М.: Русский мир, 1997. С. 640.
[69] В частности, с критикой подобного рода выступает Н.Ф. Бугай: по его воспоминаниям, попытки ряда ученых доказать, «что русской нации не существует вообще», поощрялись определенными кругами правящей политической элиты. Таким образом, антирусские научные конструкты были политически востребованы (Бугай Н.Ф. Метеоролог, историк. С. 325).
[70] Внимание критиков было обращено на высказывания главного апологета понятия «российская нация», который утверждал, что русские за пределами России ближе к местным жителям, а не к «русским северянам или уральцам» (см. Тишков В.А. Русские вне России: мифы и политика. С. 144). Широко известно и другое высказывание более позднего времени - заведующего сектором по связям с общественностью Института этнологии и антропологии Российской академии наук Василия Валерьевича Тишкова (сына В.А. Тишкова) на мультимедийном круглом столе на тему: «Россия и русские в XXI веке», 2013 г.: «Возьмите русских из Архангельской области, из Ставропольского края или с Камчатки, к примеру, и вы получите три совершенно разных «народа», общим у которых будет только язык, и, если они верующие, то православие». URL: (дата обращения 14.04.2019).
[71] Троицкий Е. На пороге XXI века // Жизнь национальностей. 1998. № 1 – 2. С. 34.
[72] Баграмов Э.А. Вступительная статья: На путях к укреплению содружества народов //Бабинцев В.А. Пути решения национального вопроса в современной России. М., 1999. С. 41.
[73] Там же. С. 43.
[74] Капицын В.М. Национальная идентификация и политико-правовые стратегии государства // Национальный вопрос и государственное строительство: проблемы России и опыт зарубежных стран. Материалы научной конференции 27-28 апреля 2000 г. / Под ред. проф. С.А. Авакьяна. М.: Издательство Московского университета, 2001. С. 78 – 85.
[75] Мнацаканян М.О. Нации и национализм. С. 68.
[76] М.О. Мнацаканян подчеркивал, что при отстаивании «западной» концепции нации Тишков и часть политической элиты, поддерживающая данную концепцию, опирались на весьма субъективные труды Эрнеста Геллнера (см. Геллнер Э. Нации и национализм. М., 1991), который утверждал, что нации имеют сугубо политическое происхождение. Э. Геллнер – английский философ еврейского происхождения, профессор Лондонского и Кембриджского университетов, основатель совместно с Дж. Соросом Центра по исследованию национализма (Пражский университет).
[77] Паин Э.А. Становление государственной независимости и национальная консолидация России: проблемы, тенденции, альтернативы // Мир России. Социология, этнология. № 1. 1995. С. 60, 67.
[78] Shevel O. Russian Nation-building from Yel’tsin to Medvedev: Ethnic, Civic or Purposefully Ambiguous? P. 185.
[79] Положение о Государственном комитете РФ по делам федерации и национальностей (постановление № 365 от 25.04.1993 г.) // Государственная система правовой информации.
[80] Горбачев М.С. Перестройка и новое политическое мышление для нашей страны и для всего мира. М., 1987. С. 150, 30, 96.
[81] Пятая сессия Верховного Совета СССР. Бюлл. № 62. Совместное заседание Совета Союза и Совета Национальностей ВС СССР от 21 мая 1991 г. С. 13.
[82] Третья сессия Верховного Совета РСФСР. Бюлл. № 3. Совместное заседание Совета Республики и Совета Национальностей ВС РСФСР от 30 января 1991 г. М.: Верховный Совет РСФСР, 1991. С. 9, 10.
[83] Третья сессия Верховного Совета РСФСР. Бюлл. № 2. Заседание Совета Национальностей ВС РСФСР от 30 января 1991 г. М.: Верховный Совет РСФСР, 1991. С. 38.
[84] Поручения Правительства Российской Федерации по проблемам национальных отношений в Российской Федерации. 1992 г. ГА РФ. Ф. 10121. Оп. 1. Д. 65. Л. 7.
[85] См., напр.: Шестая сессия Верховного Совета РФ. Бюлл. № 5. Заседание Совета Национальностей ВС РФ от 17 февраля 1993 г. М.: Верховный Совет РФ, 1993. С. 25.
[86] Третья сессия Гос. Думы РФ I созыва. Заседание от 15 марта 1995 г. [Электронный ресурс] http://transcript.duma.gov.ru/node/3083/ (последнее посещение 27.02.2017 г.).
[87] См. Концепция государственной национальной политики РФ (Указ Президента РФ от 15 июня 1996 г. № 909) / Государственная система правовой информации.
[88] Тощенко Ж.Т. Концепция национальной политики опять не получилась // Независимая газета. 1996. 11апреля.
[89] Плиев П. Концепция национальной политики — не панацея. Интервью с В.Михайловым // Независимая газета. 1996. 4 июня.
[90] Абдулатипов Р.Г. Национальный вопрос и государственное обустройство России. М.: Славянский диалог, 2000. С. 69.
Горохова Е. Ю. Национальная политика - Глава 2
© Copyright: Евгения Юрьевна Горохова, 2021
Свидетельство о публикации №221032301328
Свидетельство о публикации №221032301328
Рецензии