Горохова Евгения Юрьевна. Национальная политика Российской Федерации в 1991-2000 гг.: концептуальные основы, направления, механизмы реализации. Дополненное издание. – М.: Эдитус, 2020. – 370 с.
Глава 3_1. Основные направления и механизмы реализации национальной политики.
3.1. Проблема федерализма и национально-культурной автономии в 1990-е гг.
Важнейшим фактором, определявшим конкретные формы реализации национальной политики в 1990-е гг., являлись особенности федеративной структуры российского государства, переживавшего на протяжении первого постсоветского периода глубокую трансформацию. Начало этой трансформации было положено еще в рамках советского периода российскими властями, боровшимися в те годы за независимость от союзного центра. Важнейшим документом, повлиявшим на эволюцию федеративных отношений в России явилась Декларация о государственном суверенитете РСФСР от 12 июня 1990 г. Установив «верховенство Конституции РСФСР и Законов РСФСР на всей территории РСФСР» и уточнив, что «действие актов Союза ССР, вступающих в противоречие с суверенными правами РСФСР, приостанавливается Республикой на своей территории», она породила ряд правовых проблем на территории постсоветской России[1]. Именно этот документ узаконил верховенство прав и интересов части государства в ущерб целому. За Декларацией последовала серия аналогичных документов, принятых с августа по октябрь 1990 г. республиками в составе РСФСР[2]. Дагестан, вместо Декларации, принял постановление «О государственном статусе Дагестанской АССР» 13 мая 1991 г., узаконив свое потенциальное участие в Договоре о Союзе суверенных республик[3]. Таким образом, кроме Дагестана все республики России по ее примеру провозгласили верховенство нормативно-правовых основ части государства над общегосударственным законодательством. За Декларациями последовало принятие республиками, входившими в состав России, собственных конституций, которые подтвердили и расширили принципы, заложенные в Декларациях. Конституции республик противоречили принципам, на которых базировалась Конституция РСФСР 1978 г., а также, как выяснилось впоследствии – основным началам конституции Российской Федерации, принятой в декабре 1993 г. Начался длительный и непростой процесс приведения республиканских конституций в соответствие с федеральной. Россия в этот период имела черты конфедерации.
Не менее важной вехой в истории постсоветской России стало заключение Федеративного договора, подписанного 31 марта 1992 г. Несмотря на то, что договор имел большое значение для подтверждения и регламентации взаимосвязи центра с регионами, он не способствовал установлению равноправия субъектов федерации по отношению друг к другу: республики получили намного больше полномочий (например, избирать своего Президента, принимать свою Конституцию и др.), чем края и области. При этом, по замечанию Р.Г. Пихоя, в выигрышном положении оказались не лояльные федеральной власти регионы, а те автономии, которые «наиболее жестко вели себя и до конца торговались с Центром»[4].В процессе утверждения Федеративного договора на Съезде народных депутатов допускались многочисленные нарушения законности. Исполнительная власть явно не желала подвергать тщательному обсуждению типовые формы договоров (для республик, краев и областей), планируя при этом усилить власть центра над всеми регионами, кроме республик. Из стенограммы заседания, на котором проходило утверждение Федеративного договора (апрель 1992 г.), явствует, что решение принималось без включения данного вопроса в повестку дня, без доклада, без обсуждения, без письменного текста проекта резолюции. Указанные факты подтвердил в своем выступлении и председатель Комиссии по регламенту, Д.Е. Степанов, однако, уже после принятия решения. Во время обсуждения его микрофон был отключен[5]. После выступления Б.Н. Ельцина в поддержку договора к микрофону выстроилась очередь депутатов, желающих принять участие в его обсуждении, но руководство Съезда не допустило начала дискуссии. С.Н. Бабурин впоследствии вспоминал: «Формально нам роздали три различных федеративных договора... Из самого текста явствовало, что составной частью конституции являются только положения, относящиеся к республикам... С трудом... удалось добиться, чтобы пусть с различным объемом полномочий, но все три договора на равных были включены – механически инкорпорированы в конституцию как федеративный договор»[6].В процессе заключения договоров с республиками стало очевидным, что они заключаются в индивидуальном порядке, а не на основе типовой формы. По мнению В.Н. Лысенко, «договоры были превращены в средство в руках Президента для получения лояльности элит в предвыборной гонке»[7]. С.Н. Бабурин, выступая на заседании, констатировал: «У нас нет единого Федеративного договора, как об этом сообщают средства массовой информации. У нас есть три федеративных договора, в соответствии с чем вводится жесткая иерархия субъектов Федерации». Есть и «приложения к этим договорам. Особенно меня интересует текст соглашения с Башкортостаном и с республиками, в соглашениях с которыми содержится норма о том, что Федеративный договор для них действует только в усеченном виде»[8]. Особо стоит отметить ситуацию с заключением договора между федеральным центром и органами власти Татарстана. Этот договор был заключен только в 1994 г. и подтверждал норму Конституции Татарстана, принятой в 1992 г., о международной правосубъектности республики. В отчете Отдела народов Поволжья и Урала Государственного комитета по национальной политике от 1992 г. значилось: «Работники отдела принимают непосредственное участие в переговорах правительств двух государств»[9]. Слово «государств» было слегка замазано корректирующей жидкостью, в итоге фраза оказалась неполной – после слова «двух» следовал многозначительный пробел, хотя ясно просвечивает слово «государств». Возможно, это свидетельствовало о растерянности сотрудников отдела, возможно, о том, что перед ними в это время не ставилась задача сохранения целостности России, обеспечения равноправия ее субъектов. Также из упомянутого отчета следовало, что отдел одобряет проект соглашения Правительства Российской Федерации с Правительством Республики Татарстан об экономическом сотрудничестве (заключено 22 января 1992 г., но официально не опубликовано), закрепляющий особое положение Татарстана в федерации и подтверждающий, что земля, ее недра, воды и природные ресурсы, расположенные на территории Республики Татарстан, являются достоянием ее народа; Республика Татарстан на своей территории самостоятельно контролирует разработку, добычу и реализацию природных ресурсов; вводятся квоты на экспорт нефти. Фактическое неравенство субъектов Российской Федерации Государственный комитет по национальной политике воспринимал как неизбежное явление: «Это (заключение соглашения – Авт.) явится продвижением вперед и позволит отработать механизм взаимодействия между субъектами федерации и федеральным правительством в новых реалиях принципов асимметричности членства в РФ»[10]. От процесса заключения Федеративного договора были полностью отстранены федеральные органы законодательной власти Российской Федерации и законодательные органы субъектов федерации. Договоры подписывались между главами исполнительной власти центра и субъектов, причем в них разграничивались предметы ведения федеральных и региональных органов законодательной власти России. Таким образом, исполнительная власть была поставлена над законодательной[11].Новый расклад сил был подтвержден победой исполнительной власти в борьбе за упразднение Советов на местах. Таков был итог кампании по дискредитации Советов, развернутой исполнительной властью, в ходе которой с экрана телевизора к «свержению Советов» призывали М.Н. Полторанин, Г.Э. Бурбулис, С.М. Шахрай[12]. Установившееся всевластие исполнительных органов привело к тому, что законодательная власть была устранена и от определения национальной политики государства. По словам Е.Н. Трофимова, «национальная политика... стала прерогативой Президента и его окружения. Именно они стали формулировать подходы к решению национальных и межэтнических проблем»[13]. Решения законодательной власти «фактически игнорировались и становились маргинальными». При разработке Концепции государственной национальной политики в 1995 – 1996 гг. исполнительная власть ограничилась тем, что представила готовый проект думскому Комитету по делам национальностей, Комитет отправил свое заключение на проект его разработчикам. Думские эксперты были полностью отстранены от процесса разработки Концепции[14]. Но главное, пожалуй, заключалось в том, что законодательную власть не допустили к разработке основного закона Российской Федерации – Конституции 1993 г., что не могло не оказать негативного воздействия на национальную политику государства. Процесс разработки новой Конституции России растянулся на несколько лет. Решением I Съезда народных депутатов РСФСР (16 июня 1990 г.) из их числа была образована Конституционная комиссия, во главе которой встал Председатель Верховного Совета РСФСР Б.Н. Ельцин. Активное участие в разработке первых проектов принимали заместитель председателя комиссии, Р.И. Хасбулатов, и ответственный секретарь комиссии О.Г. Румянцев. Комиссия включала в себя представителей всех субъектов России (102 депутата). Первый проект новой Конституции, подготовленный комиссией, был опубликован в сентябре 1990 г. В дальнейшем проект Конституции выносился на обсуждение V, VI, VII Съездов народных депутатов России. 18 апреля 1992 г. проект был принят в первом чтении. Еще во время разработки конституции обозначились противоречия между позициями законодательной и исполнительной ветвей власти. Один из депутатов, В.И. Тихонов, заявлял на VI Съезде в апреле 1992 г.: «В проекте утверждается идеология дикого рынка, свободного предпринимательства (...) Только объединившись в единое сотоварищество наши соотечественники смогли разгромить фашистские орды (...) Сегодня же нам навязывают идеологию рабов и господ. И это не голословное утверждение. Когда четыре недели назад одному из авторов проекта новой конституции Олегу Румянцеву... был задан вопрос: «Если голодный будет говорить сытому, что это вы меня обобрали, как это будет рассматривать в свете статей 15 и 68?», ответ был такой: «Это будет рассматриваться как разжигание классовой розни и будет преследоваться по закону»[15]. При этом, сам О. Румянцев подчеркивал: «Конституция имеет большое воспитательное значение»[16]. Несмотря на многие противоречия, комиссия сумела подготовить текст основных принципов Конституции для вынесения на всероссийский референдум весной 1993 г., однако данного референдума не состоялось. Вместо этого был проведен референдум о доверии Президенту Российской Федерации. Получив поддержку населения, команда Президента взяла инициативу в свои руки и организовала в июне 1993 г. альтернативный орган для разработки Конституции – Конституционное совещание. С этого времени разработка Конституции велась параллельно исполнительной и законодательной ветвями власти. В сентябре 1993 г., когда противостояние ветвей власти достигло апогея, Верховный Совет обратился к Президенту России с предложением начать переговоры по выработке согласованных мер в области конституционной реформы. Однако команда Президента была настроена решительно против компромисса. 21 сентября 1993 г. вышел Указ Президента Российской Федерации № 1400 «О поэтапной конституционной реформе», а события начала октября окончательно оставили Верховный Совет за бортом конституционной реформы. В своих воспоминаниях Б.Н. Ельцин оправдывал свои действия тем, что общество не было готово выдвинуть «хороших» депутатов[17]. Устранив главного конкурента, команда Президента в спешном порядке, без широких общественных обсуждений нового проекта Конституции, подготовленного узким кругом доверенных лиц Президента, вынесла этот проект на всероссийский референдум 12 декабря 1993 г. В голосовании приняло участие около половины зарегистрированных избирателей, из них за принятие проекта Конституции проголосовало лишь 58%. Таким образом, Конституцию одобрила только четверть граждан России, а во многих регионах России население поголовно голосовало против данного проекта, что впоследствии отмечали депутаты Государственной Думы I созыва[18]. Стоит особенно подчеркнуть спешный характер принятия новой Конституции. Законодательная власть не имела возможности влиять на этот процесс, а большинство населения России находилось в состоянии растерянности от происходящих реформ в экономической сфере. Команда Президента явно делала ставку на всеобщую растерянность, что нашло отражение в пропаганде нового проекта Конституции. Например, в ходу был лозунг, предложенный С.М. Шахраем: «Примем новую конституцию – справимся с инфляцией»[19]. Населению России внушали мысль о том, что принятие Конституции приведет к положительным сдвигам в социально-экономической сфере.Колоссальное влияние на межнациональные отношения в России оказало то, что Конституция узаконила неограниченно крупную частную собственность, в том числе на землю и природные ресурсы в государстве. Вопросы дележа собственности надолго стали причиной межнациональных конфликтов в России. Возможность владеть частной собственностью в неограниченных размерах привела к стремительному социально-экономическому расслоению населения государства, что далеко не способствовало дружбе народов. Кроме того, в Конституции России, где 80% населения составляли русские, отсутствовало упоминание о русском народе. В то время, как в национальных регионах России спешно принимались Конституции, содержавшие меры по защите интересов титульных наций, интересы русских не были прописаны ни в одном правовом документе[20].Документы Министерства по делам национальностей и федеративным отношениям свидетельствуют о том, что важнейшей из стоявших перед ним задач было приведение нормативных баз субъектов Российской Федерации в соответствие с Конституцией 1993 г. Особое внимание Миннаца, как следовало из его доклада о ситуации в российских регионах за 1996 г., было обращено на исследование процесса суверенизации регионов[21].В конституциях ряда субъектов Российской Федерации, в основном национально-территориальных образований, при определении их государственно-правового статуса в первых же статьях закреплялся их государственный суверенитет. «И дело отнюдь не в терминологии», – подчеркивалось в докладе. В последующих статьях провозглашение суверенитета подтверждалось конкретными положениями, касавшимися различных аспектов государственно-политического и правового строительства: конституционного устройства, правового статуса личности и гражданина, разграничения предметов ведения и полномочий с федеральным центром, наделения соответствующими полномочиями государственных органов власти республик и т. д.Степень суверенизации регионов была различна. Татарстан провозглашал себя субъектом международного права, Башкортостан и Адыгея входили в Российскую Федерацию на договорной основе, согласно ст. 70 и 52 республиканских Конституций[22]. Тыва, согласно своей Конституции, имела право выхода из Российской Федерации, причем определялся механизм и условия этого выхода в ст. 2 – при возникновении чрезвычайной ситуации «вся власть переходит к верховному хуралу Республики Тыва, Президенту Республики Тыва, Правительству Республики Тыва, приводится в действие закон об обеспечении безопасности и государственного суверенитета Республики Тыва»[23].В Конституции Якутии было закреплено верховенство ее норм на территории республики. То же самое утверждалось в Конституциях Башкортостана (ст. 15), Тывы (ст. 11), Дагестана (ст. 1), Коми (ст. 7)[24].Несмотря на то, что в Конституции Российской Федерации отсутствовало положение о государственном суверенитете республик, о праве их выхода из России (Конституция определяет, что статус субъекта может быть изменен в результате его соглашения с центром), в Конституциях Татарстана, Бурятии, Дагестана было записано, что именно данные субъекты самостоятельно определяют свой государственно-правовой статус. Подобная ситуация сложилась в связи с тем, что республики опирались при принятии своих конституций на Федеративный договор, тогда как Конституция Российской Федерации была принята позже и предусматривала меньшую правовую свободу субъектов федерации. Кроме того, в конституциях некоторых республик были введены нормы, закрепляющие особую роль титульных наций. В Конституции Бурятии в части 1 ст. 60 значилось: «Республика Бурятия образована в результате реализации права бурятской нации на самоопределение»; а в части 4 утверждалось: решения на референдуме считаются принятыми, «если за них проголосовало более половины граждан республики, в том числе, более половины граждан бурятской нации, принявших участие в голосовании». В Конституции Башкортостана утверждалось следующее: «Республика Башкортостан образована в результате права башкирской нации на самоопределение» (ст. 69). В Конституции Коми – «народ – источник государственности Республики Коми» (ст. 3), о многонациональности состава населения субъекта умалчивалось.В некоторых республиканских конституциях содержались положения, напрямую ущемляющие права граждан Российской Федерации. Так, в Конституции Тывы значилось: «порядок приобретения гражданства определяется с учетом демографической ситуации в Республике Тыва и способствует обеспечению устойчивого преобладания коренной нации» (ст. 31). Данная статья предопределяла дискриминацию русского населения на территории республики.В сферах обороны и безопасности, экономики, гражданства ряд субъектов пытался взять на себя решение вопросов, относящихся к ведению федерального центра. Вопросы войны и мира: по Конституции Тывы (п. 18, ст. 73), Верховный Хурал по представлению Президента Республики Тыва «принимает решение по вопросам войны и мира».Вопросы обороны и безопасности: по Конституции Якутии (ст. 70), к ведению Президента Якутии отнесен «порядок образования территориальных воинских и иных формирований». Приблизительно то же значилось в Конституции Адыгеи (п. 4, ст. 9).В противоречие с положением Конституции Российской Федерации о том, что Президент Российской Федерации является главнокомандующим (п. 1, ст. 87), в Конституции Якутии устанавливалось (ст. 70): Президент Якутии «принимает решения о дислокации на территории Республики Саха Якутия воинских формирований, контролирует их передвижение и деятельность, определяет нарушения ими договорных обязательств». То же закреплялось в Конституции Тывы (п. 17, ст. 73).В Конституции Адыгеи была установлена норма о возможности введения чрезвычайного положения Президентом республики (ст. 70 и ст. 78), что по Конституции Российской Федерации является прерогативой Президента Российской Федерации (ч. 2, ст. 56 и ст. 88).В вопросах экономики и собственности: нормы большинства конституций республик, кроме Коми и Карелии, противоречили Конституции Российской Федерации в части определения правил владения природными ресурсами и землей. Последние объявлялись достоянием народов республик, что исключало их из сферы федеральной государственной собственности. В Конституциях Якутии и Тывы запрещалась частная собственность на землю (ст. 119 и ст. 9 соответственно). Якутия и Башкортостан сами определяли, согласно конституциям, размеры своих взносов в бюджет Российской Федерации (ст. 131 и ст. 154 соответственно).В вопросах гражданства: по конституциям 8 республик, гражданин Российской Федерации не являлся автоматически гражданином данных республик Российской Федерации, так как вводилось понятие двойного гражданства, причем это лишало права лиц, не являвшихся гражданами республик, быть избранными в органы государственной власти, местного самоуправления и участия в референдумах. В 4 республиках неграждане не могли стать судьями. Некоторые республики устанавливали языковой ценз при выборах на должность главы республики.Министерство полагало, что все перечисленные несоответствия могли нанести «урон целостности и обороноспособности, безопасности государства»[25].Одним из ключевых и противоречивых в национальной политике 1990-х гг. являлся вопрос о регулировании пропорций национального представительства в органах власти и управления, тесно связанный с ассиметричным характером федерации. Обсуждалась идея правового закрепления механизма квотирования национального представительства, что являлось реакцией на растущие диспропорции в этой сфере. В противовес этим разработкам был решен вопрос об отмене указания национальности в официальных документах, что на практике означало самоустранение государства от учета и регулирования указанных пропорций.По данным Миннаца, подтверждаемым выводами ряда исследователей, ко второй половине 1990-х гг. на местах сложилась особая ситуация, касавшаяся представительства различных народов в наиболее престижных профессиях и в составе органов власти. Численность титульных народов в органах власти национально-территориальных единиц намного превышала их долю в составе населения (32% от населения республик и 10,5% от населения округов)[26]. Следует отметить, что резкие изменения в пользу «титульных наций» произошли именно в 1990-е гг., так как до этого, в советское время, пропорции представительства разных народов поддерживались на определенном неизменном уровне[27].Во второй половине 1990-х гг. в Республике Адыгея «титульная нация» составляла 22% от всего населения республики, но в правительстве адыгов насчитывалось около 58%, на руководящих должностях в различных сферах (в том числе в здравоохранении и образовании) их было около 75% и почти 100% – в органах ФСБ, МВД, на таможне и в прокуратуре. СМИ были полностью под контролем адыгейской элиты. При этом по Конституции Адыгеи устанавливалась норма представительства коренной нации в сфере управления в 50%[28].В Дагестане при наличии в начале 1990-х гг. 10% русского населения (за десятилетие численность русских сократилась до 5%) среди руководителей в органах власти их насчитывалось только около 2%. В науке и образовании русские вообще не были представлены на руководящих должностях и составляли всего 4% среди заместителей руководителей. В Северной Осетии, где осетины составляли 55% населения, парламент на 86% состоял из представителей этой этнической группы, а русские имели возможность быть избранными только в регионах компактного проживания. В тех районах, где осетины составляли чуть более половины населения, русский кандидат не мог быть выбран в депутаты. В Башкортостане башкир насчитывалось около 22%, но во власти к 1997 г. они составляли 65% (имеются в виду главы администраций городов и районов, Кабинет Министров). Русских стремительно вытесняли из сферы управления – при наличии 40% русского населения, во «втором звене» исполнительной власти его представляло 16%, тогда как среди руководителей первого звена русских было еще меньше.В Татарстане татарское население составляло 48%, но среди местной правящей элиты их насчитывалось 78%. Русские составляли около 43 - 44% населения республики, а в парламенте их число едва превышало 25%. СМИ были полностью под контролем татарской элиты.В Республике Саха (Якутия) якутов насчитывалось 34%, но они занимали 69% должностей в правительственных структурах региона.В республиках Адыгея, Бурятия, Ингушетия, Северная Осетия, Марий Эл, Башкортостан, Якутия, Тыва избрание представителя русского народа на пост главы республики было практически невозможно, так как в этих республиках конституции закрепляли положение о свободном владении претендентом на пост главы всеми государственными языками. На практике языковой ценз служил удобным предлогом для отказа русским кандидатам (так называемая «этническая квота»).Тем не менее, в трех субъектах установилось почти пропорциональное представительство народов: в Республике Марий Эл, Чувашии, Кабардино-Балкарии. Причем, относительно последней Миннац констатировал: «Несомненно, положение, когда в государственном аппарате представителей коренного населения насчитывается больше, чем в его составе населения, вызывает неприязненное отношение в республиках. Хотя задача при строгой заданности вполне может быть разрешимой. Примером этому может быть решение проблемы в Кабардино-Балкарской республике, где государственный аппарат строился со строгим соблюдением принципа пропорциональности представительства в органах власти. Учтен богатый опыт, накопленный в республике начиная с 20-х годов»[29]. Таким образом, именно пропорциональное представительство народов было названо ключом к решению национального вопроса в центре и в регионах.Вопрос о представительстве различных народов в органах власти тесно смыкался еще с одной важной проблемой. После августовских событий 1991 г. Б.Н. Ельцин, дабы, как он заявил, «не обострять политическую ситуацию накануне радикальной экономической реформы», провел через парламент постановление о временной отмене процедуры выборов глав регионов и назначении их Президентом[30]. В республиках это постановление было продублировано применительно к городам и районам, что было закреплено в республиканских конституциях. Зафиксированный в конституциях порядок назначения глав городов и районов руководителем региона стал характерной особенностью республик, отличавшей их от краев и областей. В результате, когда выборность глав республик была восстановлена (1995 г.), оказалось, что глав городов и районов здесь продолжают назначать. Во многих республиках ко второй половине 1990-х гг. произошло фактическое сращивание исполнительной и законодательной ветвей власти (при верховенстве первой), что в совокупности со сложившейся практикой назначений большинства должностных лиц именно региональными, а не федеральными властями привело к созданию авторитарно-номенклатурных политических систем. Многие депутаты в регионах одновременно являлись должностными лицами в органах исполнительной власти, назначенные Президентом главы местных администраций – парламентариями и губернаторами. К примеру, в Башкортостане в середине 1990-х гг. крупные предприятия и банки обязаны были заключать контракты с Правительством республики, около 30% депутатского состава Палаты Представителей Государственного Собрания-Курултая «по совместительству» являлись руководителями крупнейших предприятий и банков и напрямую зависели от исполнительной власти. Еще 20% депутатов одновременно являлись чиновниками, назначенными Президентом республики (итого не менее 50% состава Палаты напрямую зависело от руководителя высшей исполнительной власти республики). Еще в 1992 г. в аналитической записке Государственного комитета по национальной политике о состоянии регионально-национальных отношений в Российской Федерации по поводу Башкортостана сообщалось: «Выход из все более осложняющейся ситуации мы видим в проведении глубокой реформы политической системы. Необходимо закрепить гарантированное представительство всех основных этнических групп в органах государственной власти и притом так, чтобы ни меньшинство большинству по праву коренного, ни большинство меньшинству посредством своей многочисленности не могли диктовать свою волю. На основе диалога всех имеющихся уже гражданских формирований, включая национально-культурные центры, при участии руководства республики можно было бы выработать квотное представительство от каждой национальной группы в высший эшелон законодательной и исполнительной власти. (…) Звучит это может быть не совсем демократично. Однако к такому заключению мы пришли»[31].Вопрос о квотах затрагивался и в ряде других случаев: например, при обсуждении законопроекта об основах правового положения автономного округа. Несмотря на то, что национальным меньшинствам гарантировалось участие в формировании окружных органов власти и управления, механизм такого участия не был разработан. Приведем выдержки из стенограммы заседания:«Жочкин Н.М.: ...Квоты надо обеспечить. ...я согласен с вами – это нарушение прав человека. Но представьте себе, что в Ханты-Мансийском автономном округе 1700 тысяч населения. А всего коренной национальности 0,8%. Давайте подумаем об этом.(...) Ондар Ч.-Д. Б.: ...Тут разговор идет не только о национальных округах, но и о бывших национальных республиках, в которых население коренной национальности составляет 8, 10, 15%. При таком соотношении по национальному признаку представители данной национальности не находят способов реализации своих культурных и других ценностей, их почти нет в представительных и исполнительных органах. (...) Бывает и наоборот. Допустим, в нашей республике тувинцы составляют 65%. Тут появляется опасность возникновения местного национализма. Как выходить из этого положения? Прежде всего, очень серьезно подумать о квоте. До сих пор квоты не определены ни в бывших автономных республиках, ни в областях, ни в округах. (...) Мне кажется, если бы мы нашли разумное решение о предоставлении квоты в представительных и исполнительных органах, не было сегодня необходимости принимать отдельный закон по автономным округам»[32].Механизмы квотирования, таким образом, рассматривались как один из путей решения проблем, связанных с ассиметричным характером Российской Федерации, национальным (этническим) характером значительной части ее субъектов. Другим способом решения указанных проблем выступало введение национально-культурной автономии, т.е. организационной формы, позволявшей национальным группам удовлетворять свои культурно-языковые и иные потребности на экстерриториальной основе. Закон № 74-ФЗ «О национально-культурной автономии» был принят 17 июня 1996 г. Необходимость принятия данного нормативно-правового акта активно обсуждалась еще в 1992-1994 гг., когда Государственный комитет, а затем Министерство Российской Федерации по делам национальностей и региональной политике возглавлял С.М. Шахрай. Он подчеркивал, что необходимо «оторвать этническую составляющую от территориальной»[33]. Согласно его мнению, путь к подлинной демократии – когда «власть и человек соединяются. Все остальное — федеральное, региональное устройство — отрывает власть от населения». Таким образом, вводя институт национально-культурной автономии, предполагалось в конечном счете заменить им автономии территориальные, упразднив федеральное устройство[34].Отметим, что декларации сторонников национально-культурной автономии вызывали обоснованную критику. В частности, исследователи указывали на дальнейшую политизацию этничности посредством учреждения национально-культурных автономий (НКА), выполняющих по сути функции политических партий[35]. Действительно, федеральные НКА становились участниками политических процессов, могли лоббировать свои интересы на государственном уровне (в частности, вносить предложения в федеральные органы государственной власти; участвовать в выработке решений федеральных органов государственной власти и др.), что фиксировалось в их уставах.Исследователи указывали и на то обстоятельство, что полностью оторвать этничность от территории можно было только путем ликвидации национально-государственных образований на территории Российской Федерации, что неизбежно привело бы к гражданской войне[36]. Тем не менее, закон имел и ряд положительных моментов. Благодаря ему народы России получили право и возможность объединяться в национально-культурные автономии с целью сохранения и развития традиционной культуры согласно своим потребностям. Государству в этом процессе отводилась роль помощника. Закон указывал, что национально-культурная автономия имеет право «получать поддержку со стороны органов государственной власти и органов местного самоуправления, необходимую для сохранения национальной самобытности, развития национального (родного) языка и национальной культуры» (ст. 4 «Права национально-культурной автономии»). Оговаривался и механизм этой поддержки: финансирование должно было осуществляться из федерального бюджета, бюджетов субъектов РФ, местных бюджетов, а также региональных и местных фондов (ст.16 «Принципы финансирования национально-культурных автономий»). Примечательно, что национально-культурные автономии получали социально-политические права: создавать средства массовой информации, использовать эфирное время, предоставленное государственными СМИ, участвовать через своих полномочных представителей в деятельности международных неправительственных организаций. Согласно ст.7, при Правительстве Российской Федерации создавался совещательный орган – Консультативный совет по делам национально-культурных автономий, призванный защищать политические права национально-культурных автономий.В течение двух лет после принятия данного закона на региональном уровне было образовано 11 национально-культурных автономий, на местном – более 50. В последующие годы количество национально-культурных автономий значительно возросло: к 2000-2001 гг. местных национально-культурных автономий насчитывалось свыше 200, региональных – свыше 100, федеральных – 11. Вышеупомянутый закон не содержал никаких ограничений по национальному признаку. Тем не менее, такие ограничения фактически применялись, в частности, при попытках создания на территории России федеральной национально-культурной автономии русских. Данный вопрос заслуживает особого внимания. В течение трех лет после принятия закона русские в Калининградской, Курганской, Свердловской областях и в Республике Карачаево-Черкесия зарегистрировали местные, а затем и региональные национально-культурные автономии. Однако в ответ на запрос о регистрации федеральной русской национально-культурной автономии России (ФРНКАР), решение о создании которой было принято на съезде региональных национально-культурных автономий 17 ноября 1999 г., ее учредители получили отказ. Первый отказ Министерства Юстиции Российской Федерации (№1-1705 от 23 декабря 1999 г.) гласил: «Федеральная русская национально-культурная автономия не может быть создана и зарегистрирована на федеральном уровне, поскольку это противоречит положениям «Концепции государственной национальной политики РФ», утвержденной Указом президента РФ № 909 от 15.06.96. В ней констатируется, что национально-культурная автономия как форма национально-культурного самоопределения… относится в частности к малочисленным, разрозненно расселенным народам, национальным меньшинствам. В составе России русский народ составляет большинство населения, …русский язык является государственным языком. Поэтому регистрация федеральной русской национальной автономии будет фактически означать признание граждан русской национальности в качестве национального меньшинства или малочисленного народа»[37]. С юридической точки зрения, данный текст содержал три неточности: в законе не оговаривалось, что национальному большинству запрещено создавать национально-культурные автономии; федеральный закон обладает приоритетом над указами Президента; Федеральный закон «О национально-культурной автономии» являлся более поздним документом, чем вышеупомянутый Указ, и имел приоритет над последним. Указав на эти неточности, учредители ФРНКАР вновь отправили запрос и пакет документов о регистрации в Министерство Юстиции. Тем не менее, в ответ снова был получен отказ, но уже по причине претензий к различным пунктам устава. После этого устав был значительно отредактирован: так, под давлением Минюста, из документа было убрано указание на то, что создаваемая НКА может «защищать права и интересы русских» и имеет право «участвовать в избирательных кампаниях автономно или в составе блоков с иными общественными объединениями». Оба эти пункта были списаны с устава уже зарегистрированной Минюстом федеральной национально-культурной автономии «Российские немцы», однако, как оказалось, этническим русским в России фактически предоставлялось меньше прав, чем, например, этническим немцам. Наконец, после детальной редакции устава пакет документов снова был направлен на регистрацию. Тем не менее, снова последовал отказ со ссылкой на «Концепцию государственной национальной политики», якобы не позволяющую создавать НКА национальному большинству. Единственным, кто поддержал точку зрения учредителей ФРНКАР, был председатель Комитета по культуре Государственной Думы России Н.Н. Губенко, который направил письмо в Минюст с просьбой зарегистрировать ФРНКАР в соответствии с Федеральным законом. Его усилия оказались безрезультатными.
Примечательно, что руководство Министерства по делам федерации, национальной и миграционной политики Российской Федерации поддержало решение Минюста, а также направило в июле 2000 г. в Правительство России проект закона «О внесении изменений и дополнений в Федеральный закон «О национально-культурной автономии», сопроводив его пояснительной запиской. В ней руководство Министерства выражало сожаление, что закон о национально-культурной автономии допускал возможность создания национально-культурной автономии русских. Кроме того, недовольство руководства Министерства вызывал тот факт, что русские, создавая НКА, преследуют цель получить дополнительное финансирование для развития культуры. С целью пресечь дальнейшие попытки создания подобных объединений, Миннац предлагал новую редакцию ст. 1 Федерального закона: «Национально-культурная автономия в Российской Федерации – это особый вид общественного объединения граждан, относящих себя к определенным этническим общностям, находящимся в ситуации национального меньшинства»[38]. Поправка была внесена в закон, русские утратили право создавать национально-культурные автономии.
Подводя итог, необходимо отметить, что особенности федеративных отношений оказали в 1990-е гг. значительное влияние на сферу национальной политики, причем особенно заметным было воздействие такого фактора, как усиление асимметричного характера Российской Федерации. Асимметрия выражалась в предоставлении субъектам, основанным по национальному принципу (в основном, республикам) большего объема прав и полномочий. Одним из последствий подобной ситуации было непропорциональное представительство различных (прежде всего, «титульных») национальных групп в органах власти и наиболее престижных профессиях. Попыткой сгладить последствия асимметричного характера федерации явилось введение закона о национально-культурных автономиях, предоставлявшего национальным группам возможность удовлетворять свои культурно-языковые потребности без территориальной привязки. Данный закон принес определенную пользу, однако не устранил проблем, связанных с особенностями федеративных отношений в России.
3.2. «Русский вопрос» в национальной политике
Можно согласиться с мнением В.А. Печенева, что в России, где 4/5 населения составляют русские, «главное содержание национальных отношений объективно определяет русский вопрос»[39].
Справедливо и то, что русские – «одна из наиболее пострадавших в XX веке наций», особенно в последнем его десятилетии[40]. После распада СССР 25,3 миллионов лиц русской национальности оказались за пределами России[41]. При этом в государствах на постсоветском пространстве стали нарастать антирусские настроения, бытовой национализм, в Прибалтике был принят ряд законов, ставящих русских в неравноправное положение по сравнению с титульными народами[42]. Как отмечает ряд исследователей, в государствах постсоветского пространства широко разворачивалась деятельность зарубежных (в основном американских) фондов и иных организаций, которые оказывали грантовую поддержку историческим исследованиям, возлагавшим бремя исторической вины за неудачи социального и экономического характера на русских[43].
Внутри самой России ситуация также была непростой. Еще до распада СССР и заключения Беловежских соглашений выявилась, что руководство, как Союза, так и РСФСР во многом игнорировало интересы русского народа, расселенного по всему Союзу и не заинтересованного в его развале. Поставив интересы части Союза выше интересов всего союзного государства и создав прецедент действий составной части государства в ущерб целому, защитники суверенитета России спровоцировали дальнейшие тенденции распада – теперь уже самой Российской Федерации. Ее центр стал по отношению к республикам и автономиям выполнять ту же роль, что Союзный центр выполнял по отношению к РСФСР. Многие республики и автономии России стали оказывать сопротивление федеральному центру, беря за образец поведение РСФСР в составе Союза. Подобная ситуация сложилась при обсуждении федеральными органами законодательной власти ситуации с Татарстаном, где готовился референдум о его суверенитете[44]. Вновь пострадавшим в этой борьбе оказался русский народ.
Искусственное разделение властным решением «сверху» русского народа на тех, кто оказался в России, и тех, кто оказался за ее пределами против своей воли, подкреплялось и другими действиями руководства РСФСР. Руководство России фактически отказалось от защиты соотечественников за рубежом, что нашло выражение в целом ряде явлений.
К примеру, это проявлялось в принципах формирования делегаций от России в страны ближнего зарубежья: еще в сентябре 1991 г. на заседании Совета Национальностей депутатом И.И. Андроновым, заместителем председателя Комитета по международным делам и внешнеэкономическим связям, было высказано замечание, что в зарубежные делегации не включают тех, кто открыто говорит о необходимости защиты интересов русских и вообще не включают русских, когда речь идет об их правах[45]. Высказывались аналогичные замечания депутатами и на других заседаниях[46].
Россия не спешила признавать право на самоопределение русского и русскоязычного населения за рубежом[47]. На заседаниях палат Верховного Совета России многократно подвергалась критике политика МИДа России по отношению к русскому и русскоязычному населению за рубежом: по мнению депутатов, именно МИД России, подписав соглашения, в которых «фактически содержится отказ от какой бы то ни было помощи Приднестровью», отказ от транзита людей и грузов, спровоцировал там конфликт, развязав руки властям Молдавии[48].
Кроме того, российское руководство отказывалось от применения санкций (в том числе экономических) в отношении стран Прибалтики, открыто дискриминирующих русских. Возможность применения таких санкций многократно обсуждалась на заседаниях палат Верховного Совета России[49], что, к сожалению, не имело практического результата. Неоднократно заявлял о такой возможности и В.А. Печенев как представитель федерального органа исполнительной власти в сфере межнациональных отношений[50]. Действия руководства страны были прямо противоположными: к примеру, Эстонии без обсуждения были переданы торговые суда, включая танкерный флот[51]. Получалось, что руководство России поощряло дальнейшее проведение в странах Прибалтики политического курса, нацеленного на выдавливание русского населения[52].
Во многих регионах России шло вытеснение русских и русского языка. Как и за рубежом, насаждались антирусские настроения посредством подбора содержания школьной программы[53]. Как сообщалось в отчете Министерства по делам федерации и национальностей, «русские оказались как бы изгнанными из сферы культуры, прессы и исполнительной власти», «культурная агрессия» со стороны Запада предусматривала «смену менталитета нации… русских, деформацию их национального характера, разрушение первооснов отечественной культуры». По оценкам специалистов, «русские утратили реальный контроль за положением дел в государстве», практически не имели влияния на экономику, национальную, внутреннюю и внешнюю политику[54].
На заседаниях органов законодательной власти (и в Верховном Совете, и позднее – в Государственной Думе I созыва) депутаты многократно указывали на то, что Комитет по правам человека ни разу не затронул проблему русских за рубежом или ущемления прав русских в России[55].
Материалы заседания коллегии Госкомсотрудничества и Госкомнаца 1992 г. по вопросу защиты прав соотечественников за рубежом показывают, что у руководителей высокого ранга не было понимания, кого именно необходимо защищать за рубежом. На заседании констатировалось полное бездействие России в этом вопросе[56]. В то же время, выступая за привлечение в Россию немцев из ближнего зарубежья, В.А. Тишков уверял, что репатриация русских в Россию бесполезна и даже вредна: по его словам, для русских в странах СНГ Россия – это «чужбина, которую им хотят подсунуть под названием «историческая родина», на которую «без слез и кровопролития они не поедут»[57]. На деле в Россию буквально хлынул поток русского населения из бывших союзных республик[58].
Что касается деятельности Комитета (Министерства) в сфере межнациональных отношений, стоит отметить, как менялась его позиция по отношению к проблемам русских на протяжении 1990-х гг. Долгое время, как отмечалось выше, в ведомстве не считали целесообразным создавать отдел по проблемам русского народа, вместо этого существовал малочисленный отдел Европейского центра России, который курировал дела нескольких народов. Из отчета данного отдела за 1992 г. (Министр по национальной политике – В.А. Тишков) видно, что единого отношения к проблеме положения русских в России выработано не было. С одной стороны, в отчете могли звучать рассуждения о «проблемах русской нации»[59]. С другой – когда речь шла о разработке системно-информационной модели межнациональных отношений, русского народа как будто не существовало: упоминалось лишь «русскоязычное население», «русскоязычные регионы» в России[60]. В противовес «титульным нациям» регионов русские назывались «диаспорами» и «инонациональным населением» в регионах России[61]. Далее, в связи проектами проведения земельной реформы говорилось: необходимо ограничение «возможности приобретения земли некоренным населением» (имелись в виду, судя по контексту, прежде всего, русские); среди сельского населения (речь шла о регионах проживания финно-угорских народов: Марий Эл, Карелии, Коми, Мордовии, Удмуртии – Авт.) возникали опасения, что лучшие земли могут быть скуплены «русскими «мигрантами», работающими на промышленных предприятиях и имеющими в сравнении с селянами более высокие заработки»[62]. Вышеперечисленное дополнялось письмом В. Шамшурова, заместителя руководителя Комитета, в Госкомимущество от 23 ноября 1992 г., в котором предлагалось в ходе приватизации «предусмотреть положение о представительстве лиц титульной национальности и других национальных групп в числе акционеров и собственников предприятий»[63]. Таким образом, в экономической сфере разрабатывались меры защиты «коренного населения» от русских.
Также можно отметить, что власти не давали ответ на многократные призывы властей Пыталовского, Печерского и других приграничных российских районов с преимущественно русским населением принять меры в отношении провокационных акций, агрессии и активной пропаганды сепаратизма в России со стороны прибалтийских республик. Заместитель Председателя Государственного комитета по делам национальностей В.Е. Серяков по итогам беседы с председателем облисполкома Пыталовского района писал: «Обстановка в Пыталовском районе спокойная, устанавливаются связи с соседними районами Латвии и Эстонии. Вмешательства не требуется»[64]. Можно отметить, что подобная стратегия «невмешательства» красной нитью проходила через многие документы Госкомнаца того времени. К документу за подписью В.Е. Серякова прилагалась записка, раскрывающая «спокойную» обстановку в данном районе, а также других районах Псковской области. В ней описывался ряд безнаказанных провокаций со стороны Латвии и Эстонии[65].
Несмотря на то, что рассмотренные выше материалы относились к началу 1990-х гг., пренебрежительное отношение к проблемам русского народа сохранялось до 1998-1999 гг. В ноябре 1998 г. состоялись парламентские слушания по «русскому вопросу», где первый заместитель Министра по национальной политике В.А. Печенев, полемизируя с В.А Тишковым, называл следующие проблемы, касавшиеся «русского народа как нации»: демографическую, связанную с вымиранием русских; социально-экономическую, связанную с преодолением разрушительных последствий реформ 1990-х гг.; информационную (необходимость поставить предел потоку оскорбительных высказываний о русском народе в средствах массовой информации)[66]. Тогда же обсуждались такие проблемы, как наплыв низкопробных произведений зарубежной массовой культуры в Россию, тиражирование искаженного, негативного образа русского народа в средствах массовой информации[67].
В начале 1999 г. впервые в Министерстве (в тот период, когда его руководителем являлся Р.Г. Абдулатипов) был, как отмечалось выше, сформирован Департамент этнических проблем русского народа. Причиной быстрой ликвидации Департамента, а вместе с тем и сворачивания исследований проблем русского народа и разработки мер его поддержки, как представляется, явилось оппонирование Департамента курсу руководства страны, а также доминирующему в 1990-е гг. подходу к решению национальных проблем.
Необходимо сказать, что полугодовой отчет Департамента этнических проблем русского народа представляет большую ценность для исследования существовавших проблем. Впервые в официальных инстанциях обсуждался вопрос о непропорциональном представительстве русских в органах власти[68]. Эта проблема, отмеченная в отчете, неоднократно затрагивалась и в ходе парламентских слушаний, что говорит о ее крайней актуальности[69]. Касался ее и В.А. Печенев в публикациях 1999 г.[70] В это же время в журнале «Жизнь национальностей» стали публиковаться статьи и материалы в защиту «русского народа как нации»[71]. Принимались меры и по поддержке и развитию русской культуры и языка. Однако финансовая поддержка указанных мер была очень слабой: это касалось и федеральной целевой программы «Русский язык», и массовых культурных мероприятий, посвященных «200-летию со дня рождения А.С. Пушкина» и др.[72] Таким образом, принятые меры оставались в основном на декларативном уровне.
В своих воспоминаниях Н.Ф. Бугай с сожалением отмечал невнимание руководства ведомства на протяжении 1990-х гг. к проблемам русских: отвергались предложения, направленные на улучшение жизни русских людей, «никто по этому поводу никакой ответственности не нес»[73]. Не велась разработка правовых актов, нацеленных на улучшение экономического положения русского народа. Не принято было обсуждать проблему «русского холокоста» и ущерб, нанесенный русским в годы войны, тогда как другим народам Германия выплачивала компенсацию. Не решалась проблема ресурсного обеспечения процесса возвращения соотечественников в Россию (вынужденные переселенцы «ютились в вагончиках»). Проблемы перекладывались на плечи субъектов, которые организовывали мероприятия развлекательного характера, не предпринимая более существенных мер[74].
В целом можно говорить о том, что в 1990-е гг. русской культуре был нанесен значительный урон. Не в последнюю очередь это произошло благодаря инициативам Министерства образования России. Сокращалось время, отведенное на преподавание русского языка и литературы в школах. Была сделана попытка отменить преподавание отечественной истории. На заседании Государственной Думы, в частности, депутат В.А. Никонов (президент Фонда «Политика», заведующий кафедрой истории и политологии Международного университета в Москве) заявлял: «Передо мной лежит распоряжение за подписью заместителя министра образования Асмолова, согласно которому (с этого года в порядке эксперимента, а со следующего года – повсеместно) в школах не будут изучать отечественную историю, историю России (...)Могут ли они назвать хотя бы одну страну мира, где школьники могут закончить школу, не прослушав ни одного курса отечественной истории? ...Почему России именно сейчас понадобились «Иваны, не помнящие родства», и каким образом они будут достигать цели одного из предлагаемых взамен курсов граждановедения, коль скоро нельзя стать гражданином, не зная истории собственного народа? ...Почему столь радикальные решения принимаются Министерством образования без консультации со специалистами, с Российской академией наук, с ведущими университетами, историческими обществами?»?[75] Хотя указанная инициатива не была реализована, сама попытка отменить преподавание отечественной истории свидетельствовала об идеологической перестройке школьного образования. Одновременно сворачивались научные разработки в сфере преподавания русского языка как второго родного и методики развития билингвизма[76].
Таким образом, стремление руководства страны отмежеваться от советской национальной политики шло рука об руку с принятием мер, наносивших удар по русской культуре и положению русского населения. В числе этих мер можно назвать обсуждение путей защиты коренного населения от русских в ходе приватизации предприятий и скупки земли в регионах постсоветской России, тиражирование негативного образа русских в СМИ), попытка отменить преподавание отечественной истории в школах России, отсутствие реакции на притеснение русских в бывших союзных республиках.
3.3. Культурно-языковые проблемы и национальные движения народов России
Преобразования 1990-х гг., затронувшие практически все сферы жизни российского общества, оказали значительное воздействие на ситуацию в сфере образования и культуры. Последствия подобного воздействия были глубоко противоречивы. Нацеленная на создание принципиально новой системы общественных отношений, разрыва с тем, что именовалось в то время «тоталитарным строем», политика государства во многих случаях прямо или косвенно способствовала нарастанию межнациональной напряженности, развитию деструктивных явлений в культурно-образовательной сфере.
Одним из важнейших факторов, оказывавших в эпоху преобразований мощное влияние на культурно-духовную жизнь общества, было стремление государства в максимальной степени уйти от регулирования общественных отношений, отдать их «на откуп» рыночной стихии в контексте проводившихся в то время процессов приватизации. Эти процессы затронули в том числе и учреждения образования и культуры. Провозглашалось, что в стране не должно быть какой-то определенной доминирующей идеологии. В связи с этим государственная политика по сути оказалась лишена ценностных ориентиров. Возникший вакуум стремительно начал заполняться деятельностью международных организаций, имевших свой взгляд на происходившие в стране процессы и стремившийся привнести его в российскую действительность. Следует отметить, что в начале 1990-х гг. культурно-идеологические начинания международных организаций были с одобрением встречены частью российского общества, поскольку, как тогда казалось, способствовали включению (или «возвращению») страны в «клуб мировых держав», «цивилизованное сообщество». Вместе с тем уже в то время многие общественные и государственные деятели отмечали неоднозначные последствия указанных процессов.
Особенно много таких заявлений звучало с трибуны представительного органа Российской Федерации – Государственной Думы. Так, выступая на заседании Думы в мае 1995 г., депутат от Республики Адыгея К.А. Цику остановился на тенденциях развития в новых условиях издательского дела, изменениях в работе приватизированных издательских и полиграфических учреждений. Депутата беспокоило, что издательства сократили выпуск литературы народов России, традиционно широко издававшейся в советское время. Ей на смену пришли книги преимущественно западных авторов, распространявшихся в качестве учебных пособий в российских школах. По замечанию депутата, это угрожало традициям российского патриотизма, сотрудничества народов страны, воспитывало поколение детей, подробно изучавших зарубежную культуру, но не имевших представление о культуре народов родной страны[77].
Особенно активную деятельность в 1990-е гг. развернули на территории России структуры известного американского предпринимателя и филантропа Джорджа Сороса. По мнению некоторых наблюдателей, в это десятилетие происходило фактическое сращивание Фонда Сороса со структурами Министерства образования и Министерства культуры, при этом «соросовские учебники» утверждались Министерством образования в качестве эталонных. В своем выступлении на встрече с Дж. Соросом в 1996 г. министр образования Российской Федерации Е.В. Ткаченко, в частности, сообщил, что на средства Фонда Сороса в 1994 г. было издано 300 книг, 250 из которых прошли педагогическую апробацию, а 24 – направлены «в массовую российскую школу». К 1996 г. фонд Сороса получил заявки от 1600 авторов и авторских коллективов. В последующие годы темпы издания и апробации учебников практически сохранялись на том же уровне[78]. Содержание книг, издававшихся при поддержке американского благотворителя, вызывало и вызывает споры, но факт установления едва ли не монополии этих изданий в сфере учебной литературы сам по себе не мог не настораживать. Отмечалось также, что Фонд Сороса целенаправленно воздействовал именно на духовно-идеологическую сферу – он финансировал выпуск учебников, а также обучение (переподготовку) учителей исключительно по гуманитарным дисциплинам (истории, литературе, культурологии, обществознанию), не проявляя интереса к положению дел в точных науках[79].
Финансовое обеспечение выпуска школьных учебников со стороны Фонда Сороса и некоторых других организаций, о которых будет сказано ниже, происходило на фоне абсолютного сокращения и даже отмены государственного финансирования нужд регионов по выпуску учебной литературы из федерального бюджета. На заседании Государственной Думы в мае 1995 г. депутаты из регионов жаловались на отсутствие финансирования местных полиграфических комбинатов. Министр финансов В.Г. Пансков в ответ на это заявил, что обеспечение школ учебниками в субъектах федерации – «это не федеральные нужды» и что регионы должны будут самостоятельно изыскивать эти средства[80].
Отсутствовало финансирование и малотиражных учебников для школ северных народов. Одновременно происходило разрушение системы подготовки национальных кадров, подробно обсуждавшееся в июне 1993 г. на совместном заседании Совета Республики и Совета Национальностей Верховного Совета Российской Федерации[81]. Стоимость билетов для проезда из глубинки до ближайших университетов в регионах была столь высока, что это грозило полным исчезновением кадров молодых специалистов в отдаленных регионах, в первую очередь – кадров национальных. К непомерно высокой стоимости проезда добавлялось то обстоятельство, что многие университеты, переходя к коммерческим формам деятельности, устанавливали плату за вступительные экзамены и за обучение. Одновременно с происходившими здесь переменами пристальное внимание к коренным народам северных регионов стали проявлять США. Так, в 1995 г. на территории 6 северных регионов России был запущен Российско-американский культурно-образовательный проект «Перекрестки континентов: Аляска / Сибирь»[82]. Суть проекта состояла в проведении передвижной выставки, демонстрировавшей историческую связь и сходство народов севера России и Аляски. Ее целью провозглашалось сближение российских и американских северных народов[83]. Финансирование выставки осуществлялось почти полностью за счет средств США. Как отмечали в Министерстве по делам национальностей и федеративным отношениям Российской Федерации, в американских средствах массовой информации в это же самое время дискутировался вопрос о возможном включении Сибири и Дальнего Востока в состав США[84].
Политика, характеризовавшаяся переведением субъектов федерации на самофинансирование их культурных и образовательных нужд, не только поощряла экспансию различных иностранных организаций, но и способствовала развитию националистических тенденций в регионах. На местах активно шел процесс переписывания истории Российской Федерации в соответствии с запросами местных элит. Так, в отчете Департамента этнических проблем русского народа Министерства по делам федерации и национальностей (1999) сообщалось, что в школах Республики Адыгея в качестве точки отсчета истории российско-кавказских взаимоотношений стала рассматриваться кавказская война. «С малых лет адыгам рассказывают, что их предки воевали с Россией, – отмечалось в отчете. – Так в раннем возрасте формируется негативное отношение к России, к русским. Идет фальсификация истории»[85]. Имели место значительные изменения в преподавании истории Отечества и в школах других регионов России, о чем подробнее будет сказано ниже.
Безусловно, ситуация в регионах была хорошо известна исполнительным органам власти федерального уровня, в том числе Министерству, ответственному за реализацию политики в области межнациональных отношений. В первом Положении о данной структуре указывались такие задачи комитета, как содействие всем народам в удовлетворении запросов в сфере образования, а также сохранении и развитии национальной культуры и народного творчества, свободном развитии родного языка и национально-русского двуязычия, изучении вопросов подготовки национальных кадров[86]. Следующее Положение о комитете было утверждено 25 апреля 1993 г., в нем упомянутые задачи отсутствовали. Однако даже тогда, когда эти задачи значились в Положении, комитет, судя по отчетам, их реализацией не занимался. Единственный народ, образованию которого уделялось внимание, были российские немцы. В составе Департамента, занимавшегося делами немцев в рамках Комитета (Министерства), действовал Отдел культуры и образования. Согласно документам Комитета, с начала 1990-х гг. для российских немцев создавались современные образовательные учреждения, приглашались профессора из Германии[87]. Таким образом, российские народы ставились в неравное положение: одним выделялись значительные средства на культурное и образовательное развитие, другим – нет. Выбор при этом определялся не столько реальными проблемами и потребностями этнонационального развития страны, сколько политическими, субъективными факторами (ожиданием финансовой поддержки со стороны Германии)[88].
Роль Государственного комитета в сохранении и развитии культурного и языкового многообразия нашей страны была неоднозначна. Судя по архивным документам, в первые годы своего существования он делал акцент на поощрении тенденций, воспринимавшихся в то время как проявление «подъема национального самосознания», но в ряде случаев имевших отчетливо националистический и даже сепаратистский оттенок.
Так, в 1992 г. при поддержке Государственного комитета Российской Федерации по национальной политике из федерального бюджета было оплачено проведение Чувашского национального конгресса, подготовленного Советом министров Чувашии, на котором присутствовали делегации и гости всех регионов СНГ, а также из США, Канады, Германии, Венгрии. Результатом конгресса явилось принятие резолюций «О государственном суверенитете Чувашской республики», «О принципах Закона Чувашской Республики «О гражданстве», «О концепции Конституции Чувашской Республики», «О развитии чувашской школы и подготовке национальных кадров», проекта Закона о языке. В проекте статусом государственного наделялся лишь чувашский язык. Согласно документу «О принципах Закона Чувашской Республики «О гражданстве» Чувашия устанавливала свое гражданство и вводила особые правила его получения.
Похожая ситуация складывалась и в отношении финно-угорских народов России, переживавших в 1990-е гг. период так называемого «национального пробуждения»[89].
Становлению современного финно-угорского движения посвящено немало работ, охватывающих его разнообразные аспекты: от идейной подоплеки движения до поиска генетических корней «финно-угорского мира»[90]. Одни авторы положительно оценивают движение, другие критикуют, усматривая в нем открытое проявление местного национализма. Критический взгляд на историю рассматриваемого явления представлен в работах известного отечественного этнолога Ю.П. Шабаева[91]. Автор анализирует влияние этнической консолидации финно-угров на развитие региональных политических процессов, рассматривает идеологические позиции лидеров движения, факторы и условия, способствовавшие формированию движения, этапы его формирования, формы воздействия на развитие движения со стороны зарубежных государств[92]. В монографии отмечена интересная деталь. Зарубежные акторы, всячески развивая то, что они считают проявлением «национального самосознания», не спешат вкладываться в экономическую и социальную поддержку регионов с финно-угорским населением. Финансируются в основном фестивали, семинары, съезды, выпуск литературы.
В отчете и аналитической записке Министерства по делам федерации и национальностей в 1999 г. сообщалось, что созданные в Эстонии, Венгрии, Финляндии благотворительные фонды вели активную работу среди представителей российских финно-угорских народов. Например, фонд «Фенно-угрия» (Эстония), получавший финансирование от Фонда Сороса, поддерживал издание школьных учебников на языках финно-угорских народов[93]. Эстония, Финляндия и Венгрия приглашали финно-угорскую молодежь для бесплатного обучения в своих университетах, создавали в регионах Российской Федерации летние молодежные лагеря, в которых организовывались краткосрочные курсы повышения квалификации специалистов-гуманитариев[94].
В документах Министерства отмечалось, что отсутствие взвешенной государственной политики, недостаток внимания со стороны государства к проблемам национального развития и межнациональных отношений приводили к тому, что процессы национальной самоорганизации и консолидации финно-угорских народов России попадали под влияние зарубежных государств. Связи финно-угров России с родственными зарубежными народами строились на основе поддержки их финансовой, моральной, организационной, научной деятельности[95].
Вызывает немалый интерес правовая основа сближения финно-угорских народов России и зарубежных стран. В 1992 г. были заключены договор между Российской Федерацией и Финляндской Республикой об основах отношений и соглашение между Правительством Российской Федерации и Правительством Финляндии о сотрудничестве в области культуры, образования и научно-исследовательской деятельности. Первый документ санкционировал взаимодействие между правительственными организациями Финляндии и региональными и местным органами власти и управления Российской Федерации, не упоминая при этом о роли федеральных органов власти Российской Федерации, о каком-либо их посредничестве или контроле при осуществлении данных контактов. Подчеркивалось, что стороны будут уделять особое внимание «развитию сотрудничества междуФинляндией и прилегающими к ней Мурманским, Карельским и Санкт-Петербургским регионами»[96]. В заключенном спустя несколько месяцев Соглашении между Правительством Российской Федерации и Правительством Финляндии о сотрудничестве в области культуры, образования и научно-исследовательской деятельности указывалось, что стороны должны были оказывать поддержку прямым контактам, самостоятельным культурным связям практически любых организаций России и Финляндии[97].
Вместо федерального и регионального контроля за вышеназванными контактами предполагалось нерегулярное («по мере необходимости или по просьбе одной из Сторон») «наблюдение за претворением в жизнь положений настоящего Соглашения», осуществляемое рабочей группой из представителей заинтересованных министерств с целью «оценки хода осуществления сотрудничества и разработки планов его развития».
Важным мотивом сотрудничества двух стран в Договоре и Соглашении признавалось наличие исторических связей, родства между проживающими на их территории народами: «Российская Федерация и Финляндская Республика... подчеркивая исторические связи между своими народами... договорились о нижеследующем»; «Стороны будут оказывать поддержку культурным связям с Финляндией родственного финнам населения России» и т.д. Провозглашение некоего объективно существующего генетического или кровного родства между этносами в качестве основы политического сотрудничества выглядело парадоксом на фоне внутриполитических установок российского руководства, всячески делавшего акцент на том, что национальная принадлежность – дело свободного выбора индивида. Нельзя не отметить здесь довольно ясно просматривающегося наличия двойных стандартов.
По соглашению с Финляндией, последняя финансировала с 1994 г. программу развития культур финно-угорских народов России. Согласно упомянутому выше отчету Министерства по делам федерации и национальностей, данная программа координировалась совещательной комиссией при Обществе М.А. Кастрена – неправительственной культурной организации, в которую входили сотрудники министерства просвещения Финляндии. В рамках программы, в частности, финансировалось развитие средств массовой информации финно-угорских народов России. На поддержку финно-угорских народов России Финляндия ежегодно отпускала 2,5 млн. финских марок. В отчете Министерство с тревогой отмечало, что «при реализации этой программы финская сторона выходит непосредственно на финно-угорские субъекты федерации», не ставя в известность федеральные органы власти России[98].
Судя по данным Министерства, именно за счет ассигнований Финляндии, Венгрии, Эстонии финансировался Консультативный Комитет финно-угорских народов со штабом в г. Хельсинки, располагавший средствами для проведения культурных мероприятий в России. Консультативный Комитет был учрежден на Всемирном Конгрессе финно-угорских народов в 1992 г. в г. Сыктывкар (Республика Коми). На мероприятии присутствовали представители министерств Финляндии, Венгрии, Эстонии, зарубежные депутаты, парламентские руководители и активисты общественных движений этих стран. Консультативный Комитет постоянно действовал на протяжении 1990-х гг., делегировал своих представителей от России в ООН для разработки проекта декларации прав коренных народов в 1998 г.[99] В самом Консультативном Комитете Министерству по делам федерации и национальностей Российской Федерации отводилась роль наблюдателя. Как отмечали в Министерстве, у него не было возможности влиять на организацию и содержание мероприятий Консультативного Комитета, поскольку Россия даже частично не могла финансировать его деятельность. В упомянутом отчете Министерства сообщалось, что на заседаниях Комитета звучали «высказывания, далекие от целей укрепления международного согласия и мира в России»[100]. Объективно должно было насторожить и содержание некоторых документов, принятых Первым Всемирным Конгрессом финно-угорских народов, в частности, «Обращения к Парламентам и Правительствам Российской Федерации и финно-угорских республик, входящих в ее состав» от 3 декабря 1992 г.[101]. В нем говорилось о признании права финно-угорских народов «на национальное самоопределение в формах, удовлетворяющих интересы самих этих народов», вплоть до создания «национальных государств». При этом игнорировалась необходимость учитывать интересы других народов Российской Федерации. Финно-угорские народы, в какой бы стране не проживали, в Обращении названы не только «родственными», но и «братскими», скрепленными «многовековой борьбой» за самоопределение, без упоминаний об их исторических связях с другими народами России, отнесенными к безликому «мировому сообществу». Эта важная деталь до сих пор не была отмечена в работах авторов, исследовавших историю финно-угорского движения. Таким образом, создавались предпосылки для противопоставления «финно-угорского мира» народам за его пределами.
Разумеется, для недовольства существовавшей в России ситуацией со стороны различных этнических групп – в том числе, со стороны финно-угорских народов – существовали объективные основания. В упомянутом отчете Министерства отмечалось, что социально-экономическое положение финно-угорских народов в России «резко контрастирует с благополучным социально-экономическим развитием родственных финно-угорских народов за рубежом (венгров, финнов, эстонцев)»[102]. Согласно аналитической записке по национальной политике в отношении финно-угорских народов России (1999), Финляндия, Венгрия, Эстония активно финансировали российские фонды и организации финно-угорских народов, «пропагандирующие национальную исключительность, непримиримость к другим народам особенно к русским»[103]. Так, получил поддержку Мордовский республиканский общественный Фонд спасения эрзянского языка имени А.П. Рябова, выпускающий газету, публикации которой содержали пропагандистские националистического свойства[104]. Редактор газеты Е.В. Четвергов заявлял, что «Россия не отечество и тем более не Родина для более чем ста пятидесяти народов, проживающих в ее границах», так как исконные земли народов были «оккупированы» русскими. «Вывод один, – провозглашал журналист. – Родины у эрзян нет. Непонятно другое: за что тысячи лучших сынов эрзянского народа погибли под Полтавой, Бородино, Альпах, на Шипке»[105].
Из номера в номер на страницах газеты проводилась мысль, что эрзянский народ (мордва) находится «под гнетом русских». Эта мысль была созвучна утверждениям представителей национального эрзянско-мокшанского общественного движения «Масторава»[106] (одни из основателей которого был упоминавшийся выше Е.В. Четвергов) о том, что «Московская Русь возникла на финской земле»[107].
Фонд спасения эрзянского языка и подобные ему организации устанавливали контакты с международными обществами, например, с Организацией Непредставленных Наций и Народов, созданной в 1991 г. по инициативе Эстонии (со штабом в Гааге и координационным советом в Эстонии). Цель подобной деятельности заключалась в том, чтобы вдохновить финно-угорские народы, по примеру Эстонии, на борьбу за полную независимость, максимальное самоопределение и отделение от России[108].
В то же время мероприятия и программы Российской Федерации, нацеленные на развитие культуры финно-угорских народов, (фестивали и др.), не получали финансовой поддержки. Такова, в частности, была судьба федеральной целевой программы государственной поддержки финно-угорских народов России 1997 – 2000 гг., проект которой был разработан на основании распоряжения правительства от 3 марта 1993 г. № 348[109]. В связи с этим в документах Министерства отмечалось, что финно-угорские народы России все свои надежды связывают с поддержкой Финляндии, Венгрии, Эстонии, так как Россия не выполнила даже те обязательства, которые зафиксированы в международных соглашениях. По мнению Министерства, Россия явно уступала инициативу зарубежным финно-угорским странам в сфере регулирования межнациональных отношений. Это не только подрывало престиж страны, но и крайне затрудняло координацию со стороны федеральной власти процессов национального развития финно-угорских народов, их взаимоотношений с другими этническими группами[110].
Обратимся еще раз к отчету Министерства по делам федерации и национальностей за 1999 г. В нем, в частности, отмечается, что в октябре 1998 г. Консультативный Комитет финно-угорских народов совместно с фондом «Фенно-угрия» и Институтом истории Эстонии провели Конгресс финно-угорской истории. Организаторы Конгресса не сочли нужным направить Министерству приглашение на данное мероприятие, поскольку его представители отсутствовали на предшествующем, подготовительном форуме – конференции по правам человека, проведенной в сентябре 1998 г. в Санкт-Петербурге при участии фонда «Фенно-угрия». Отсутствовали же они потому, что Министерство не имело средств на командировку сотрудника.[111] Неудивительно, что в глазах мирового сообщества орган, неспособный даже оплатить сотруднику командировку, выглядел малозначительной организацией.
Финно-угорские народы были не единственной этнической группой, подвергавшейся идеологическому воздействию из-за рубежа. Объектом влияния становилась и тюркская группа народов. Этот вопрос также рассмотрен в ряде современных исследований[112]. В частности, авторы обращают внимание на то, что в местах компактного проживания тюрок на территории Российской Федерации (Дагестан, Карачаево-Черкессия, Чувашия, Тыва, Хакассия) с начала 1990-х гг. стала формироваться сеть турецких учебных заведений, в которых использовались учебники, написанные «в ярко выраженном пантюркистском духе»[113]. «Жить в бесконечной борьбе не на жизнь, а на смерть – качества, присущие далеко не всем нациям, а вот у тюрок они видны невооруженным глазом, – говорилось в одном из таких учебников. – Поэтому и была поставлена цель взять весь мир под спокойную и надежную гегемонию тюркского племени... Согласно современным историкам, тюрки, научившись управлять стадами скота, навыки эти перенесли на людей, заложив основу современной цивилизации. Они привили всем другим народам основы права, организации и государственного строительства... Ввиду того что тюрки по культуре и цивилизации превосходили население тех областей, куда они переселялись, они навязывали ему свое превосходство и обучали цивилизации»[114].
Журналисты газеты «Московский комсомолец», изучившие деятельность указанных учебных заведений и поддерживавших их организаций, пришли к выводу, что «без опеки официальной Анкары деятельность «частных фондов» была бы просто невозможна». Выяснилось, что две крупных турецких неправительственных организации – фонд «Уфук» и Фонд исследований тюркского мира (ФИТМ), вели свою деятельность в России на средства из государственного бюджета Турции.Руководитель ФИТМ Туран Язглан в своих интервью неоднократно заявлял, что «наиболее эффективным способом ослабления влияния России на Чувашию является перевод чувашской письменности с кириллицы на латиницу»[115].
В другом российском издании – газете «Комсомольская правда» – анализировалась деятельность основанной в 1991 г. в Чувашии Ассамблеи тюркских народов. Руководители Ассамблеи заявляли, что ее цель – «объединение тюркских народов России с Турцией в соответствии с идеей независимости». Газета цитировала интервью В. Тимофеева, председателя АТН в 1993 - 1997 гг., заявлявшего о необходимости единения тюркских народов России и Турции на основе турецкого языка, создания единого государства, армии и флага. По его мнению, общаться на русском языке означало «быть порабощенными», а на турецком – «идти к независимости»[116].
Примечательно, что статьи, выявлявшие цели деятельности турецких учебных заведений в России, финансируемых частными фондами, стали появляться в газетах лишь в начале 2000-х гг., в то время как Правительству эти факты, судя по документам Министерства по делам национальностей и федеративным отношениям, были известны гораздо раньше. Например, в докладе о ситуации в регионах Российской Федерации за 1996 г. сообщалось, что в Тыве и Хакассии создавались турецкие лицеи, ведущие «подготовку протурецки настроенных граждан тюркских национальностей»[117]. В документах содержится указание на то, что чувашская молодежь получила возможность благодаря финансовой поддержке Турции, Саудовской Аравии и других тюркских и исламских государств обучаться в университетах Анкары, Каира и других городов Ближнего Востока. Лидеры национальных движений Чувашии ездили за счет принимающей стороны в Турцию, где проводилась их идеологическая обработка[118].
Само Министерство во многих случаях было вынуждено отвечать отказом на ходатайства о поддержке начинаний по развитию культур народов России из-за отсутствия финансирования. Так, в 1996 г. было отказано в помощи детскому фестивалю «Казачок», национальному ансамблю традиционного пения в Туве и др.[119] Зато иностранные организации чрезвычайно активно действовали в данной сфере. Так, фонд «Окно в Европу» (Нидерланды) и журнал «Хомус» (Япония) профинансировали в 1996 г. выпуск художественного журнала «Хоомей», посвященного традиционному тувинскому пению, причем, журнал издавался не только на русском, но и на французском и английском языках[120].
Отсутствие финансирования культурного и языкового развития регионов негативно сказалось и на судьбе Института языков народов России при Комитете (Министерстве): созданный в 1993 г., он вскоре был «заморожен», а сотрудники института перестали получать зарплату[121]. Такая же участь постигла целевой правительственный Фонд национально-культурного возрождения народов России: получая скромную поддержку за счет государственного бюджета в первой половине 1990-х гг., во второй половине десятилетия он был полностью лишен финансирования (стал декоративным фондом), а в конце 1990-х гг. был ликвидирован межведомственной комиссией под руководством министра финансов М.М. Задорнова. Министр полагал, что все мероприятия этнонационального характера, в частности дни культуры субъектов в Москве, должны проводиться исключительно за счет регионов, а не за счет центра[122].
На фоне указанных выше тенденций культурного развития народов России особенно тревожной выглядела проблема вытеснения русского языка из употребления. Еще в 1991 г., представляя проект «О языках народов Российской Федерации», его разработчик, депутат Верховного Совета от республики Тыва, К.А. Бичелдей, предлагал не указывать в законе, что русский язык имеет в России статус государственного языка[123]. По мнению ряда депутатов, таким образом предпринималась попытка создать правовую базу для отказа от использования русского языка на территории республик. В самой Тыве русский язык согласно местному законодательству не имел статуса государственного, его развитие не финансировалось из бюджета республики. Единственным государственным на ее территории признавался тувинский язык. Он преобладал в учебных заведениях, при написании учебников, в делопроизводстве. Эта политика, наряду с притеснением русского населения в Тыве, привела к отъезду из республики в начале 1990-х гг. около 600 тыс. вынужденных переселенцев[124].
На заседаниях Совета Республики и Совета Национальностей также часто затрагивался вопрос о политике в отношении русскоязычного населения Татарии, Башкирии и других регионов. Депутат Н.А. Павлов на совместном заседании палат Верховного Совета в июне 1993 г. отмечал, что «в сфере вузовского образования идет интенсивный процесс устранения русского языка. Этот процесс везде идет по-разному, но направленность его внушает опасения»[125].
Подводя итог анализу вышеуказанных явлений, необходимо отметить, что преобразования 1990-х гг. и идейные установки, господствовавшие в то время в правительственных кругах, оказали глубоко неоднозначное воздействие на государственную национальную политику, ситуацию в культурно-образовательной и языковой сфере. Процессы приватизации, стремление государства в максимальной степени уйти из сферы регулирования общественных процессов способствовали развитию националистических, в ряде случаев – откровенно сепаратистских тенденций на местах. В то же время внезапно возникший в России идеологический вакуум начал в условиях кардинальных социально-экономических и политических преобразований заполняться зарубежными организациями, цели которых далеко не всегда соответствовали объективно сложившимся потребностям российского государства и общества. Тревожным явлением было разрушение баланса языкового многообразия России. С одной стороны, наблюдались тенденции вытеснения русского языка из национальных регионов страны, что соответствовало интересам местных элит, а с другой стороны, поддержки лишались языки малочисленных народов России. Сознавая остроту стоявших перед страной проблем, руководители органов исполнительной власти не препятствовали развитию упомянутых тенденций, рассматривая их как закономерный процесс освобождения от негативных пережитков прошлого. Представители законодательной власти (Верховного Совета, а затем Государственной Думы), не обладая рычагами реального воздействия на ситуацию, были не в силах изменить положение дел. Отсутствие единой государственной политики по национальному вопросу расшатывало межнациональный мир в нашей стране и становилось источником многих современных проблем в сфере государственной национальной политики Российской Федерации.
3.4. Конфессиональный вопрос в контексте межнациональных отношений
Важнейшим аспектом общественно-политической жизни в 1990-е гг. являлась проблема межконфессиональных отношений, регулирования деятельности различных религиозных организаций. Указанная проблема была тесно связана со сферой национальной политики, поскольку национальное самосознание многих народов России опиралось на элементы религиозной традиции, память о которых сохранялась и в советское время. Обычаи, привычки, стереотипы и повседневные нормы поведения – все то, что составляет неотъемлемую сферы национального – сформировалось в прошлом у многих народов под влиянием религиозных установок. Несмотря на подавление (или ограничение сферы действия) религии в советское время, к концу существования СССР сформировалась определенная, более или менее стабильная система отношений между различными конфессиями, присутствовавшими на территории государства. Радикальная трансформация (а в некоторых случаях и разрушение) указанной системы создавала серьезную угрозу для политической стабильности в стране, в том числе в сфере межнациональных отношений.
Если говорить об изменении правового положения религиозных структур в позднесоветское и постсоветское время, то важнейшую роль здесь сыграл закон от 25 октября 1990 г. «О свободе вероисповеданий» в РСФСР, который ввел новые нормы в сфере регламентации религиозной жизни населения. Впервые со времен принятия декрета Совета Народных Комиссаров «Об отделении церкви от государства и школы от церкви» от 20 января 1918 г., религиозные организации наделялись правом юридического лица. Как юридические лица они могли вести издательскую, хозяйственную, производственную деятельность, а также налаживать прямые международные контакты без посредничества государства[126]. Они освобождались от разрешительной регистрации, и могли самостоятельно определять свой устав, если его содержание не нарушало законодательство РСФСР. Так как право контроля над деятельностью религиозных организаций предоставлялось только Советам народных депутатов, а у них для осуществления такого рода деятельности не было органов и средств, то данная сфера осталась практически безнадзорной[127]. Кроме того, хотя религиозные организации были отделены от школы, как это было установлено в России с 1918 г., с введением закона 1990 г. разрешалось факультативное преподавание религии в школах[128].
Таким образом, закон 1990 г. принес долгожданную свободу церкви и верующим, но вместе с тем, он имел ряд положений, которые открывали возможности для злоупотреблений в этой сфере. С одной стороны, разработчики создавали закон с нуля и не имели возможность опереться на предшествующий опыт общественной деятельности религиозных организаций, поскольку таковая в советское время была фактически запрещена. С другой стороны, в русле общей тенденции сближения с международными нормами права, закон отражал желание разработчиков следовать принципам демократии, максимально раскрепостить то, что ранее было под запретом. Не принималось во внимание, что неограниченная свобода в религиозной сфере может нанести значительный вред обществу, сказавшись в том числе на системе межнациональных отношений.
Уже спустя год после принятия закона «О свободе вероисповеданий» (1990) выяснилось, что наряду с положительными моментами в нем имеется ряд недоработок. Выступая на заседании Совета Национальностей 27 ноября 1991 г., один из авторов закона, В.С. Полосин, назвал в качестве важного недостатка отсутствие в законе положения об ответственности (административной, уголовной) за разжигание религиозной вражды. Отсутствие такого положения повышало вероятность возникновения конфликтов в регионах, отличавшихся сложным национальным составом. «Разжигание вражды, ненависти в связи с отношением к религии – это вообще проблема, которая может скоро нас захлестнуть… – отмечал Полосин. – Угрозы религиозной войны мы слышим с Северного Кавказа и с Поволжья, я уж не говорю о других республиках»[129]. По замечанию председателя Совета Национальностей Р.Г. Абдулатипова, высказанному на том же заседании, национальный вопрос стал все больше смыкаться с религиозным. Тем не менее, взаимодействие между Комитетом по свободе совести, вероисповеданиям, милосердию и благотворительности Верховного Совета России и Комиссией по национально-государственному устройству и межнациональным отношениям Совета Национальностей Верховного Совета практически отсутствовало. Была отмечена насущная необходимость создания специального экспертного органа при исполнительной или законодательной власти (при Государственном комитете по национальной политике, при Президенте РСФСР, при Совете Национальностей), который занимался бы изучением и прогнозированием ситуации в сфере межнациональных и межконфессиональных отношений. Подобный орган помог бы заниматься изучением взаимосвязи религиозного и национального вопросов[130].
Через несколько месяцев в Государственном комитете по национальной политике был создан Отдел культурных, языковых и религиозных проблем, но какое-то время он играл главным образом декоративную роль. В отчете Комитета за 1992 г. указывалось, что в Отделе, несмотря на его название, отсутствовали специалисты по языку и религии, их просто не смогли найти[131].
В исследованиях, посвященных религиозной ситуации 1990-х гг., порой высказывалось сожаление, что в рассматриваемый период так и не было создано ведомства (вроде министерства по делам религий), которое бы координировало деятельность нескольких государственных учреждений в сфере регулирования межконфессиональных отношений[132]. К последним относились: департамент в составе Министерства Юстиции Российской Федерации, ответственный за регистрацию религиозных организаций; совещательно-консультативный орган при Президенте Российской Федерации (Совет по взаимодействию с религиозными объединениями); Комитет по свободе совести, вероисповеданиям, милосердию и благотворительности Верховного Совета Российской Федерации, а позднее Комитет по делам общественных объединений и религиозных организаций Государственной Думы Российской Федерации; в составе Государственного комитета, а затем Министерства по делам национальностей и региональной политике департамент по связям с религиозными объединениями (название департамента ежегодно менялось). «Задачи, сферы компетенции и полномочия каждой из этих организаций остаются подчас весьма неопределенными. Отсутствует также информационный обмен и координация их деятельности друг с другом», – отмечали исследователи В.И. Уварова и А.И. Перелыгин[133].
Другим немаловажным моментом стала отмена союзных законов после распада СССР. Так, в сфере союзного законодательства прежде находилась регламентация взаимоотношений между армией и верующими, а также деятельность иностранных граждан и зарубежных религиозных организаций в России. В новых условиях в законодательстве России образовался вакуум. Особое внимание общества в те годы привлекало стремление зарубежных религиозных организаций пропагандировать свои ценности через средства массовой информации и путем внедрения в российскую систему образования. Поскольку именно эти направления деятельности религиозных организаций вполне обоснованно воспринимались современниками как наиболее «политически чувствительные», имеющие особое значение для определения основных направлений духовно-нравственного развития общества, уместным представляется специально обратиться к их исследованию.
Проблемы, связанные с деятельностью религиозных организаций, начали выходить на первый план в ходе обсуждения вопросов, касавшихся духовной жизни, идеологии, культуры и функционирования институтов, действовавших в данных сферах.Так, при обсуждении на заседании Совета Республики Верховного Совета Российской Федерации 17 февраля 1993 г. проекта закона об организации телерадиовещания в Российской Федерации выяснилось, что деятельность электронных СМИ, оказывающих мощное воздействие на общество, предлагается практически полностью отдать на волю рынка. Подобное положение, если говорить о религиозной жизни, создавало преимущества для зарубежных организаций, обладавших значительными материальными возможностями. Для традиционных же религий, тесно связанных с крупными национальными общностями на территории России, никаких преференций не предусматривалось. Законопроект вызвал протест со стороны А.А. Злобина, секретаря комитета Верховного Совета Российской Федерации по свободе совести, вероисповеданиям, милосердию и благотворительности. «Русская православная церковь, мусульмане, баптисты, буддисты – все имеют вековую историю (Русской православной церкви – тысяча лет), у них – миллионы последователей, – отмечал депутат. – С другой стороны, какой-то проповедник приезжает из Америки, он имеет доллар, он скупает время на 2 – 3 часа и вещает со стадиона, откуда хочешь. Вот сейчас японцы вещают каждый день по радио, везде. Разве это дело? А Русская православная церковь, конечно, бедная сейчас, нет у нее денег, но она же занимается той работой, которая нужна всем нам – духовным возрождением России». Защищая законопроект, один из его авторов, И.В. Збронжко, заявил, что предоставление преимуществ традиционным религиям приведет к межконфессиональным и межнациональным конфликтам. Однако, по мнению А.А.Злобина, на этот шаг все же стоило пойти. Предоставление преимуществ традиционным религиям имело объективную основу – их укорененность в истории и культуре страны. «Миллионы (прихожан – Авт.) с одной стороны, и какой-то проповедник приезжает. Нет последовательности, а есть деньги», – констатировал депутат[134].
Вопрос о фактическом неравноправии конфессий, сложившемся в результате принятия закона 1990 г., все чаще попадал в сферу внимания законодателей. Об этом, в частности, говорилось на заседаниях Совета Национальностей и Совета Республики Верховного Совета Российской Федерации 23 июня 1993 г. В.С. Полосин отмечал, что зарубежные проповедники получили огромные преференции на российском телевидении. Их выступления транслировались каждое воскресное утро по трем программам российского телевидения (первой, московской и петербургской), вечером в воскресенье также шла зарубежная проповедь. Ситуацию усугубляло то обстоятельство, что в России совершенно свободно функционировали религиозные организации, находившиеся в других странах под запретом[135]. Одним из таких «изгнанников» был проповедник Сёко Асахара. Он не только купил значительный объем эфирного времени на российском телевидении, но и приобрел радиостанцию, с помощью которой организовал вещание на территорию Японии[136]. Свободно действовала в Москве организация «Дети Бога», запрещенная в США и Германии. В Россию также прибыл знаменитый проповедник Мун Сон Мён, чья деятельность была запрещена в Корее. В нашей стране он имел возможность совершенно свободно распространять свое учение. Более того, главы администраций ряда субъектов Российской Федерации направляли в обязательном порядке школьных учителей для переподготовки на семинары, организованные мунитами[137]. Сообщалось о начавшихся столкновениях между православными и членами новых сект, пикетировании храмов, драках[138].
По справедливому замечанию В.С. Полосина, высказанному им в августе 1993 г. на совместном заседании палат парламента, сложившаяся в СМИ ситуация была следствием определенной политики руководства СМИ, но не отражала объективно сложившиеся религиозные предпочтения общества. Западные миссионеры и проповедники, как отмечалось выше, получили огромные преимущества на телевидении – несмотря на то, что паства их была представлена отдельными верующими, а православные и мусульмане зарегистрировали к 1993 г. соответственно 10 и 4,5 тыс. религиозных организаций (приходов). В то же время в новостях по телевидению прошел репортаж, в котором американские проповедники заявили о грандиозных планах – открыть в ближайшие пять лет 200 тыс. организаций своих последователей в странах СНГ[139]. Выступавшие на заседании парламента депутаты пришли к выводу, что возможности выступления по телевидению для руководства Православной церкви и мусульманских духовных управлений были резко ограничены. Так, основные ТВ-каналы проигнорировали в 1993 г. заявление руководства РПЦ 17 июля по поводу убийства царской семьи[140].
Примечательно и сообщение Кирилла, Митрополита Смоленского и Калининградского (с 2009 г. Патриарха Московского и всея Руси), активного деятеля РПЦ 1990-х гг., о ситуации на телевидении, высказанное им в Докладе на Всемирной миссионерской конференции в 1996 г.: «Десятки миллионов долларов составляют годовой бюджет некоторых миссионерских организаций, ринувшихся на нашу землю. Они покупают теле - и радиоэфир, максимально используют свои экономические и финансовые возможности для покупки людей»[141].
Отметим, что фаворитом властной верхушки без сомнения был протестантизм. Именно о нем в самом положительном ключе отзывались лояльные Президенту газеты[142].
Из числа зарубежных проповедников, выступавших на российском телевидении, отметим популярного американского евангелиста Роберта Шуллера, который вел еженедельную передачу «Час силы духа» на канале «Останкино» (с середины 1990-х гг. – на канале «Столица»). Так как данная передача регулярно выходила в течение долгого времени и, судя по всему, не была случайным явлением на телевидении России, остановимся подробнее на ее идеях и ценностях. Известный проповедник, имевший множество последователей, Р. Шуллер в своих проповедях опирался на специфическую трактовку Священного Писания. По словам американского исследователя Р. Андерсона, основой учения Р. Шуллера была проповедь веры в личный успех, необходимости напористого (aggressive) поведения для достижения поставленной цели, жесткого отношения к менее успешным людям. Явное осуждение проповедника вызывал факт существования государственных социальных программ поддержки малоимущих и безработных. Человек, принимающий подаяние или помощь государства, нарушает христианскую заповедь «не кради», заявлял религиозный лидер в книге «Божий путь к хорошей жизни»[143]. Согласно такому взгляду, бедность христианина оказывалась греховной, презренной, а богатство и успех являлись богоугодными. Фактически в своей деятельности последователи Шуллера должны были сконцентрироваться прежде всего на любви к себе, своем личном благополучии[144]. Телезрителям, по сути, внушалось, что эгоизм и эгоцентризм богоугодны: «Иисус был эгоистом, как и все люди»; «мы плохо информированы, как мы хороши»[145].
Помимо Шуллера, на основных федеральных каналах выступали и другие зарубежные миссионеры, чьи передачи могли длиться от 30 до 75 мин. По подсчетам автора диссертации, в 1992–1993 гг. трансляция выступлений иностранных проповедников могла достигать 4 – 4,5 часов в неделю, причем транслировались они в наиболее удобное для просмотра время[146]. В то же время обращение Православной церкви напрямую к телезрителям вплоть до 1994 г. было крайне затруднено[147]. По воспоминаниям В.И. Брагина, возглавлявшего Российскую государственную телерадиокомпанию «Останкино» с января по декабрь 1993 г., попытки возрождения «русского национального духа, воскресения в народе России православного сознания» вызывали острую критику многих печатных и электронных СМИ начала 1990-х гг. Нападкам подвергалась и сама Православная церковь. Явное недовольство в журналистской среде вызвали планы восстановления храма Христа Спасителя. Сам В.И. Брагин, несмотря на занимаемый им пост, далеко не всегда мог влиять на подборку и содержание передач возглавляемого им телеканала. По воспоминаниям политика, эфирное время на телеканале во многом распределялось по решению негласных групп влияния, действовавших на высшем уровне. Когда на телеканале «Останкино» при содействии В.И. Брагина начала выходить передача «Русский мир», пропагандировавшая идеи православия и славянского единства, данная инициатива вызвала волну критики в СМИ. После увольнения В.И. Брагина и прихода на пост председателя «Останкино» известного деятеля времен «перестройки» А.Н. Яковлева передача была закрыта[148].
Сложившаяся в сфере СМИ ситуация не могла не вызывать беспокойства руководителей традиционных религиозных организаций, однако их попытки исправить положение долгое время не приводили к сколько-нибудь значительным результатам. Так, 28 апреля 1993 г. Патриарх Московский и Всея Руси Алексий II обратился с письмом к Министру печати и массовой информации Российской Федерации М.А. Федотову. По мнению Патриарха, СМИ не показывали преимуществ честного, достойного образа жизни, не давали слова «авторитетным людям Отечества», в том числе и мирянам Православной церкви, навязывали культ безнравственности, ограничивая свободу выбора человека[149].
12 сентября 1993 г. Патриарх обратился к Президенту Российской Федерации с просьбой выделить для религиозных программ традиционных конфессий IV канал телевидения. Патриарх подчеркивал, что это могло бы кардинально помочь РПЦ восстановить свое благотворное влияние на российское общество в целях его нравственного оздоровления, сплочения и умиротворения. Канал, по мнению патриарха, в целом должен был носить светский характер, включая в себя наряду с традиционными жанрами телевещания и специальные религиозные передачи и программы, – не только православные, но и других традиционных конфессий[150]. Идеи, высказанные Патриархом, были одобрены Президентом России, после чего компания «Останкино» начала подготовку к запуску вещания в духе традиционных конфессий. К концу ноября к выпуску были подготовлены программы «Радонеж» и «Бог в помощь». Заместитель Генерального директора телевидения «Останкино» А.А. Волков, сообщая в служебной записке на имя В.И. Брагина о готовности программ к выходу, упомянул и о сопротивлении данному проекту со стороны ряда высокопоставленных политиков[151]. В итоге подготовленные программы, несмотря на все усилия их сторонников, так и не вышли в свет. IV канал «Останкино» прекратил существование в январе 1994 г. Как уже отмечалось, тогда же была произведена смена руководства телекомпании «Останкино»: на место В.И. Брагина был назначен А.Н. Яковлев, не поощрявший утверждения православных ценностей на телевидении.
Единственной передачей на государственном телевидении, в которой звучала проповедь православного священника, являлась в первой половине 1990-х гг. программа «Слово пастыря». Эта передача, длившаяся чуть более 10 минут, выходила с конца апреля 1994 г. каждую субботу по «Первому каналу». К числу православных программ (не проповеднического характера) можно отнести также 3-5-минутную передачу «Православный календарь», включенную в утренний блок РТР «Доброе утро, Россия»[152]. По частному каналу «ТВ-6», недоступному во многих регионах России, с 1995 по 2001 гг. выходила культурно-просветительская передача «Канон», построенная в форме рассказа о значимых событиях православной жизни. С конца1997 г. одна за другой стали появляться новые передачи православной тематики: на государственном телеканале «Культура» (первоначально был доступен только в центральном регионе России) появились передачи «Ортодокс» и «Читая Библию». На канале «ТВЦ» – пятиминутная проповедь православного священника «Задушевное слово», передача «Первосвятитель», освещавшая хронику служения Святейшего Патриарха Алексия. На канале «Московия» – передача «Русский дом». Таким образом, с 1998 г. телевидение стало более активно обращаться к православной тематике. В это же время был закрыт ряд программ, связанных с начинаниями нетрадиционных конфессий. Так, с 1998 г. на канале ТВЦ перестала выходить передача, посвященная ведической культуре, организованная при поддержке «Общества сознания Кришны». В целом, по замечанию журналистки С. Одоевцевой, «цензура на ТВ ужесточилась»[153]. К концу 1990-х гг. на государственном телевидении появились и мусульманские телепередачи: «1001 день» на «ОРТ» и «Все суры Корана» на канале «Культура».
Переходя к анализу радиовещания, следует отметить, что здесь ситуация в первой половине 1990-х гг. была сходной с той, которая складывалась на телевидении. Доля православного вещания в это время составляла на государственном радио не более 5% от объема эфирного времени, посвященного религиозной тематике[154]. В середине 1990-х гг. религиозное вещание на основных государственных радиоканалах представляли следующие программы:
«Радио-1»: двадцать две передачи (общий объем недельного вещания – 515 мин.). Из них: 2 передачи (всего 55 минут в неделю) православной ориентации, 20 передач – в русле протестантизма;
«Радио России»: семь передач (общий объем вещания – 133 мин. в неделю). Из них: 2 передачи атрибутировали протестантскую принадлежность; прочие – заявляли внеденоминационную ориентацию. Программ, популяризирующих православное либо католическое направление, на главном государственном канале в 1995 г. не было[155].
Примечательно, что при выходе в радиоэфир передач религиозного характера слушателям, как правило, не сообщалось, от лица какой конфессии ведется вещание. Лишь «по контексту, малорусифицированной стилистике, броской, светской манере подачи доминантного жанра проповеди, характерному музыкальному ряду (протестантские псалмы), слушатель мог догадаться, что, например, программы «Радио-1» «Возвращение к истине» (30-минутный еженедельный эфир), «Прикосновение» (25 минут еженедельно) «сделаны» в США», – отмечает специалист по современной истории церкви О.П. Чернега[156].
С 1997 г. на «Радио России» появились передачи, адресованные православным и буддистам. Продолжала транслироваться передача, предназначенная для мусульман России. В целом, как и на телевидении, традиционные религии России с 1997 г. начали получать больший объем эфирного времени, чем в предыдущий период. Следует отметить, что к этому времени уже были запущены основные экономические реформы, приватизирована значительная часть государственной собственности, в том числе в сфере масс-медиа, и далеко не все процессы в этой области стали доступны государственному регулированию. Кроме того, напористая миссионерская деятельность зарубежных проповедников, разворачивавшаяся в первой половине десятилетия, принесла определенные плоды, повлияв на состояние массового сознания населения.
Наряду с воздействием религиозных организаций на общество посредством средств массовой информации заслуживают отдельного анализа их попытки установить контакт с российской системой образования и тем самым организовать вовлечение молодежи в свои ряды. Уже в августе 1993 г. на совместном заседании Совета Республики и Совета Национальностей Верховного Совета Российской Федерации В.С. Полосин сообщил о том, что Министерство образования России заключило контракт с одной из протестантских миссий, не зарегистрированной ни в США, ни в России, и что образовательные курсы, предлагаемые миссией, будут включены в российские школьные программы[157].
На заседании не было указано название миссии, но, судя по зарубежным источникам, речь шла о следующем. Еще в начале 1990-х гг. Министерство образования России искало выход на зарубежные религиозные организации. В частности, его представители присутствовали на конференции христианских (протестантских) школ, состоявшейся в Румынии в 1991 г. при содействии Международной ассоциации христианских школ[158]. По данным профессора Бэйлорского университета (США) П. Гланцера, изучавшего деятельность евангелических религиозных организаций в постсоветской России, представители российского Министерства образования просили руководителей протестантских школ организовать обучающие курсы для учителей государственных школ России (содержание курса поначалу не уточнялось). Чтобы осуществить данную задачу, 80 американских евангелических организаций различной деноминационной принадлежности объединились в сообщество под названием «CoMission» («КоМиссия») с первоначальным бюджетом в 4 млн. долларов. «КоМиссия» была тесно связана с еще одним глобальным начинанием – Международным школьным проектом (International SchoolProject, ISP)[159]. Официальное партнерство Министерства образования России и сообщества «КоМиссия» (другое название – Христианский общественный проект) было начато с подписания Протокола о намерениях в 1992 г.[160] Целью партнерства объявлялось развитие сотрудничества в сфере образования и духовного обновления общества, предполагавшие включение образовательных программ и курсов «КоМиссии» в учебные планы государственных общеобразовательных школ России, распространение в России обучающих материалов «КоМиссии», подготовку этой организацией специалистов в сфере школьного обучения, основание сети христианских центров протестантского направления, проведение регулярных конференций и консультаций[161].
Инициаторами сотрудничества со стороны России в то время выступали высокопоставленные чиновники Министерства образования – заместитель министра А.Г. Асмолов и начальник одного из управлений А.К. Бруднов. В интервью американским журналистам, процитированном в книге П. Гланцера, А.Г. Асмолов сообщал, что одним из обязательных предметов в российских школах станет курс религиоведения, предполагающий, в том числе, изучение Библии. На протестантскую миссию, по мысли заместителя министра, ложилась задача не только разработки и преподавания в российских школах учебных курсов, но и подготовки учебника по религиоведению, «свободного от идеологии». Предполагалось также введение факультативного предмета «Христианская мораль и этика» – курса религиозного обучения в рамках проекта «КоМиссии»[162].
После подписания Протокола о намерениях была развернута широкая кампания по внедрению представителей «КоМиссии» в российские школы. Уже в 1993 г. данная кампания вызвала резонанс в американских СМИ. Кампанию «КоМиссии» в России называли наикрупнейшим предприятием американских сект (parachurches), западным наблюдателям был заметен узкоконфессиональный характер начинаний «КоМиссии». «Педагогические учебники «КоМиссии» почти ничего не говорят о нравственности… – писал журнал Newsweek (№ 121, 4 апреля 1993 г.). – Вместо этого все в учебниках направлено на то, чтобы шаг за шагом привести слушателей к «добровольному» принятию Иисуса»[163]. «Ирония заключается в том, что мы являемся противозаконной организацией в своей стране, но разрешенной в России..., – признавался один из представителей «КоМиссии» Вилкинсон, еще в 1992 г. – Законом запрещено молиться в школах (в государственных школах США – Авт.)»[164].
Несмотря на негативную реакцию ряда американских изданий, недовольство Православной церкви и выступления парламентариев с критикой деятельности российского Министерства образования, с 1992 по 1997 гг. «КоМиссия» направила в Россию более 1,5 тыс. миссионеров и провела обучающие занятия более чем в 2,5 тыс. школах Российской Федерации. В рамках занятий, организованных ISP и «КоМиссией», прошли обучение более 50 тыс. российских преподавателей. Отметим, что ISP и «КоМиссия», будучи связаны своим происхождением с протестантскими организациями, в России избегали контактов с традиционными для нашей страны направлениями протестантизма, сотрудничая исключительно с Министерством образования[165]. В середине 1990-х гг., понимая, что деятельность «КоМиссии» вызывает широкое общественное недовольство, Министерство образования России и ISP прекратили сотрудничество с данным проектом. ISP продолжила свою деятельность в России. В целом к концу 1990-х гг. протестантские миссионеры добились значительных успехов на территории России и СНГ: в 1999 г. здесь существовало 137 протестантских учебных заведений, тогда как православных насчитывалось 57, а католических – всего 4.
Действия представителей ISP и «КоМиссии» вызывали недовольство традиционных конфессий России, в частности, из-за методов, к которым прибегали активисты западных организаций. По замечанию клириков православной церкви, в ходе проведения обучающих курсов миссионеры скрывали свою принадлежность к протестантизму, преподносили свои взгляды как общехристианские, ссылались на мнение тех или иных авторитетов, не указывая, к какой церкви они принадлежат. При этом допускались прямые и грубые выпады против православных традиций России[166]. Ниже приведены впечатления заместителя руководителя Информационно-консультационного центра по вопросам сектантства О.В. Заева и руководителя центра – настоятеля собора во имя святого благоверного князя Александра Невского в Новосибирске, А. Новопашина, посетивших обучающие курсы ISP: «От изобилия цитат и комментариев к текстам Священного Писания голова шла кругом, но, несмотря на это, очень четко прослеживались моменты, которые иначе как разжиганием межрелигиозной розни и не назовешь. "Этого ли хочет от вас Бог?" – риторически вопрошает лектор Мишаков (миссионер ISP – Авт.), одновременно показывая на экране проектора изображение православного священника. "А может быть, Бог хочет от вас этого?" – И на экране появляется изображение пасхальных куличей, свечей и так далее. (...) В результате лекции, слушателям должно стать ясно, что православная традиция, православная культура, Православная Церковь являются не просто не нужными, а становятся помехой в стремлении человека к Богу. У слушателей вызывается негативное восприятие к православным традициям, которые мешают им познать Бога. Далее следует очередная картинка, на которой изображены ребенок и Бог, между которыми связующим звеном помещена… организация ISP. При этом лектор, вдруг спохватившись, утверждает, что воспитывать детей как христиан, оказывается, не нужно. Якобы каждый ребенок должен самостоятельно прийти к вере во Христа. Вот только непонятно, зачем тогда американские миссионеры проповедуют Евангелие? Видимо, затем, чтобы показать нашим людям, что воспитывать детей как христиан (в «протестантской» вере, конечно) должны они, а не мы»[167].
Выступали с протестом против деятельности зарубежных организаций и парламентарии. Так, на шестом заседании Совета Федерации Федерального Собрания Российской Федерации (май 1994 г.) депутат С.Н. Ермаков сообщал, что в Ульяновскую область зачастили американские и турецкие миссионеры, посещавшие местные школы и проводившие занятия с учениками, не согласовывая с региональными властями свою деятельность[168].
В материалах к парламентским слушаниям «Свобода совести и права человека в Российской Федерации», проходившим 14 февраля 1995 г. в Комитете по делам общественных объединений и религиозных организаций Государственной Думы, отмечалось бурное развитие новых религиозных движений, налаживавших энергичное взаимодействие с образовательной системой России. Сообщалось, в частности, что секта Муна – Церковь объединения – «активно внедряет свое вероучение во многих школах России (80 школ только в Санкт-Петербурге), где ведется преподавание по учебнику Муна «Мой мир и я»»[169]. Указанный учебник, по данным П. Гланцера, был подготовлен специально для российских школ и получил официальное одобрение Министерства образования России в 1994 г. По данным Церкви объединения, учебник использовался в 10 тыс. школ на постсоветском пространстве (из них 2 тыс. – в России). Церковь объединения, кроме того, организовывала занятия для российских учителей, спонсировала конференции. Лишь в начале 2000-х гг. деятельность Церкви объединения, а также распространение подготовленных ею учебников были официально запрещены Министерством образования России[170]. По отзывам экспертов, учебник «Мой мир и я» предлагал тенденциозный курс религиоведения, в рамках которого давалось заведомо искаженное описание основных мировых религий, утверждалась их неполноценность, делался упор на безусловную истинность Церкви объединения[171].
Согласно упомянутым выше материалам парламентских слушаний, особую тревогу депутатов Государственной Думы вызывали свидетельства о быстром росте последователей новых религиозных движений к середине 1990-х гг. в России: в документе они были названы «тоталитарными сектами», то есть организациями с сильным психологическим воздействием деструктивной направленности на сознание человека[172]. Количество членов «Церкви Объединения Муна» за три года достигло их численности в США. Процветали «Свидетели Иеговы» – 37 тысяч последователей за три года только в Северо-Западном регионе России (5 тысяч последователей в Санкт-Петербурге) и 50 центров по всей стране; «Аум Синрике» – 30 тысяч последователей за три года только в одной Москве; а также «Белое братство», «Богородичный центр», «Последователи Виссариона, «Сакралес», «Источник жизни» и другие. В приводимых материалах подробно описаны методы психологического воздействия на человека, применяемых данными сектами.[173]
Несмотря на огромное количество жалоб граждан на деятельность сект, правоохранительные органы фактически были беспомощны в борьбе с ними – закон не запрещал их деятельность. Более того, судя по архивным данным – отчету Департамента министерства по связям с общественными организациями Министерства по делам федерации и национальностей за 1999 г. – указанный департамент в отчетном году организовывал встречи с представителями различных религиозных объединений, в том числе центром Хаббарда, церковью «Адвентистов седьмого дня» и другими. Характер и цели взаимодействия сторон в документе не уточнялись[174].
Серьезные проблемы возникали и в связи с тем, что иностранные религиозные организации нередко требовали передачи себе в собственность православных монастырей, исторических святынь. Например, на заседании парламента в июне 1993 г. упоминалось о том, что в Санкт-Петербурге одно из новых российских религиозных движений претендовало на культовое здание, веками принадлежащее традиционной российской религии – Православному христианству (название культового здания не уточнялось); в Ярославской области кришнаиты требовали передать им Борисоглебский монастырь. Законодательство на тот момент не руководствовалось принципом реституции, т.е. возвращения зданий прежним владельцам[175]. В то же время, даже в случае крайней необходимости, правительство не шло навстречу просьбам православной церкви. В переписке Министерства по делам национальностей и федеративным отношениям с Министерством финансов и Министерством экономики отражена тянувшаяся многие годы история о выделении кредита на восстановление православного духовного центра в городе Моздок в Северной Осетии, т.е. в том регионе, где подобный центр мог бы служить«духовным барьером сепаратистским тенденциям и межнациональным конфликтам на Северном Кавказе»[176].
Следует отметить, что в большинстве западных стран существует система проверки, а в случае необходимости – ограничения деятельности иностранных религиозных лидеров, прибывающих с целью проповеди на территорию государства. В России же зарубежные миссионеры могли беспрепятственно въезжать в страну и разворачивать свою деятельность. В данной связи особо злободневный характер приобрел вопрос о безопасности российского государства, «не конфессиональный и даже не религиозный вопрос, а вопрос идеологический», по справедливому замечанию В.С. Полосина[177].
В целом следует отметить, что власти в первой половине 1990-х гг. в большинстве случаев относились индифферентно к религиозной жизни общества, в то же время явно или неявно поощряя деятельность зарубежных (прежде всего, протестантских) религиозных структур. В условиях тяжелой экономической ситуации в стране, когда и население, и традиционные конфессии испытывали серьезные финансовые проблемы, это создавало объективные преимущества для зарубежных проповедников, которые могли широко использовать в своей деятельности материальные рычаги: арендовать значительные площади под проведение массовых мероприятий и для размещения офисов, раздавать подарки, выпускать массовым тиражом издания, проводить семинары, закупать время на теле- и радиоканалах России.
В результате насущной необходимостью стало принятие поправок к закону «О свободе вероисповеданий». Летом 1993 г. в Верховном Совете России шли бурные дискуссии на эту тему, многие депутаты склонялись к необходимости ограничения деятельности иностранных миссий на российской территории. 14 июля законопроект о поправках был принят Парламентом, но на пике противостояния исполнительной и законодательной ветвей власти Президент Российской Федерации вернул его на повторное рассмотрение, сопроводив пространным письмом с пожеланиями по его доработке. Так как, возвращая законопроект, Президент не выразил принципиальных расхождений во мнении с депутатами, можно предположить, что данный шаг имел целью оттянуть момент принятия закона, вызвавший критику либеральной прессы, раздражение МИДа Великобритании и конгрессменов США[178]. Ситуация в религиозной сфере между тем обострялась. В конце сентября парламент, объявленный исполнительной властью вне закона, вернулся к рассмотрению упомянутого законопроекта, который затем был принят А.В. Руцким. Очевидно, что это только отдалило возможности введения закона в действие.
Борьбу за ограничение прав иностранных миссий в России продолжила Государственная Дума Российской Федерации. 10 июля 1996 г. законопроект о поправках к закону 1990 г. был принят Государственной Думой в первом чтении. Чуть раньше, 14 февраля 1995 г., Комитет по делам общественных объединений и религиозных организаций Государственной Думы провел парламентские слушания на тему «Свобода совести и права человека в Российской Федерации», были собраны подробные данные о количестве новых религиозных движений в России. Затем, осенью 1996 г. депутатом Н.В. Кривельской был проведен «круглый стол» на тему обеспечения религиозной безопасности, результатом которого стало издание материалов «О национальной угрозе России со стороны деструктивных религиозных организаций». Данные материалы послужили основанием для составления обращения Государственной Думы к Президенту Российской Федерации «Об опасных последствиях воздействия некоторых религиозных организаций на здоровье общества, семьи, граждан России». Описывая события тех лет в своей статье в 1998 г., начальник Управления Президента Российской Федерации по вопросам внутренней политики А.В. Логинов отмечал, что обращение Государственной Думы к Президенту Российской Федерации и изданные в «Аналитическом вестнике ГД» материалы о деструктивных религиозных и псевдорелигиозных организациях «перекликались по духу с итоговыми заявлениями Российской научно-практической конференции «Тоталитарные секты (деструктивные культы) и права человека» (Санкт-Петербург, 11 – 12 января 1996 г.) и Международного христианского семинара «Тоталитарные секты в России» (Москва, 16 – 20 мая 1994 г.). В них широко использовались данные Министерства здравоохранения и медицинской промышленности Российской Федерации «К докладу о социально-медицинских последствиях воздействия некоторых религиозных организаций на здоровье личности, семьи, общества и мерах обеспечения помощи пострадавшим» (1996 г.). (...) Эксперты МВД России давали следующее определение тоталитарности – «культивирование слепого подчинения авторитету (пусть иногда и узко групповому), суровая организация, всеобщий контроль за всеми сторонами жизни члена секты»»[179].
Наконец, 26 сентября 1997 г. был принят новый закон «О свободе совести и о религиозных объединениях», значительно отличавшийся от закона 1990-го г., подчеркивающий особую роль Православия в религиозной жизни и культуре России и направленный на защиту общественного порядка, здоровья, нравственности граждан Российской Федерации посредством регулирования регистрации религиозных объединений. Как было сказано выше, принятие закона и сопутствующих документов происходило на фоне активного сопротивления сторонников широких свобод в религиозной сфере России. Крайне негативной была реакция на российские нововведения со стороны членов Комиссии по безопасности и сотрудничеству в Европе, Конгресса США и президента Разерфордского института Дж. Уайтхед[180]. Развернувшаяся дискуссия свидетельствовала о столкновении сторонников различных точек зрения – тех, кто считал необходимым максимальное устранение государства из религиозной сферы и их оппонентов, настаивавших на сохранении ценностей традиционных религий России, переживающих возрождение в 1990-е гг., и, возможно, некоторых принципов морали, выработанных в советское время и поддерживаемых в постсоветском обществе (порицание эгоизма, узкособственнических интересов, воспевание трудолюбия, ответственности каждого перед обществом и государством и др.).
В целом можно согласиться с мнением исследователей о том, что 1997 г. являлся переломным в религиозной жизни страны рассматриваемого периода: в конце 1990-х гг. наметилась явная тенденция покровительства традиционным религиям российского общества (особенно Православному христианству) со стороны государственной власти. Тем не менее, говорить о стабилизации религиозной ситуации в России в конце 1990-х гг., по мнению автора диссертации, было бы неверно. Скорее можно констатировать лишь новый этап в развитии нетрадиционных религиозных движений и проектов в России. На фоне сокращения и деятельности, и финансирования большой части зарубежных религиозных организаций в конце 1990-х гг. в России, отдельные зарубежные организации (в основном, имевшие головной офис в США) продолжали работу, поделив между собой целевую аудиторию. Так, Церковь Саентологии адресовала свое учение прежде всего студенческой аудитории и обращала первостепенное внимание на сферу предпринимательства[181]. Была основана сеть тренинговых центров, предоставляющих консалтинговые услуги частным компаниям. О том, каковы были эти услуги, можно было судить по высказыванию Р. Хаббарда, основателя саентологии: «Ваши бухгалтеры должны уметь избегать проблем с налогами. Независимо от того, есть ли у вас деньги или нет, у вас всегда будут проблемы с налогами, поскольку правительства безумны… Налоги существуют только для того, чтобы разрушать дело. Будьте нахальными. Становитесь богатыми и посылайте их ко всем чертям»[182].
Анализируя труд Р. Хаббарда «Модель административного ноу-хау: рабочая тетрадь», исследователь К. Кириллова (специалист Центра религиоведческих исследований св. Иринея Лионского) приходит к выводу о том, что в основе бизнес-этики саентологии лежит идея ничем не сдерживаемого эгоизма, а сама этика имеет ярко выраженный асоциальный характер. Основными ее положениями являются: формирование чувства превосходства над другими людьми у приверженцев саентологии, утверждение необходимости жестокого отношения к подчиненным, осуждение социальных программ и благотворительности (она возможна только с целью самоутверждения), установка на предельную успешность и процветание любой ценой[183]. При сравнении данных положений с основными идеями телепроповедника Роберта Шулера, о котором шла речь выше, становится очевидным их сходство.
Справедливая критика учения в российских СМИ вызывала ярое сопротивление его лидеров в России. В частности, на газету «Правда», опубликовавшую нелестный взгляд на учение с подробным описанием механизма вымогания финансовых средств его адептов, по заявлению редакции, обрушился шквал обвинений со стороны «саентологов»[184]. Между тем, во многих европейских странах к тому времени данное религиозное движение находилось под запретом как причиняющее вред обществу и государству.
Пример успешной деятельности в России продемонстрировало и религиозное движение «Свидетели Иеговы», работавшее в большей степени с аудиторией среднего и преклонного возраста[185].
Стабильность деятельности этого движения в России свидетельствовало о постоянной финансовой поддержке из-за рубежа и о высокой степени заинтересованности головного центра организации (Бруклин, США) в дальнейшей экспансии на территории России. Деятельность организации «Свидетели Иеговы» в России имеет ярко выраженную геополитическую составляющую, что неоднократно отмечалось исследователями. В частности, в одной из статей информационного агентства «Православие на Северной земле» упоминаются следующие факты:
«Особая опасность секты заключается в массовых акциях по охвату населения. Свидетели Иеговы представляют весь мир единым теократическим государством с центром в Бруклине, считаясь с существующими властями постольку, поскольку они вынуждены это делать.
По информации Российской ассоциации центров изучения религий и сект (РАЦИРС), «Свидетели Иеговы» отказываются отдавать честь любому национальному флагу, отвергают патриотизм и необходимость оборонять свою страну от захватчиков, секта защищает лишь свои интересы. «Свидетели Иеговы» не признают никакой власти, кроме божественной, произвольно трактуемой ими как власть самой секты»[186].
В той же статье указывается на связь местоположения общин секты и центров военного и оборонного значения России:
«Не нужно быть большим специалистом в геополитике, чтобы понять, что случайностью это быть не может. (...) в Северодвинске – крупнейшем российском центре военного судостроения – действует три собрания секты «Свидетелей Иеговы». В Североморске – опорной базе Северного морского флота – секта имеет крупнейшую на Севере общину. Между тем, координационный центр международной религиозной организации Общество «Сторожевая Башня» (официальное наименование секты – прим. редакции) находится в Бруклине (США). Открыто распространяемый призыв сектантов «Перековать мечи на орала», отказ рядовых иеговистов от службы в армии – позволяют сделать вывод о целенаправленной демилитаризации общества в ключевых, стратегически важных оборонных центрах России»[187].
Активная деятельность иностранных, в первую очередь протестантских организаций активно влияла на изменение этноконфессиональной карты России. На конец 1990-х – начало 2000-х гг., по замечанию религиоведов С.В. Медведко и Е.С. Элбакян, пропорциональное соотношение религиозных организаций на территории Российской Федерации зависело не только «от степени традиционной этноконфессиональной инкультурации (православие в Центральной России, ислам на Кавказе и т.д.)», но и от «миссионерской активности новых религиозных организаций». «В ряде регионов Сибири и Дальнего Востока, – отмечают исследователи, – число религиозных объединений различных протестантских направлений и новых религиозных движений уже превышает количество православных, мусульманских и буддийских общин. Кроме того, часть новых религиозных организаций сознательно выбирает эти регионы для своей активной деятельности»[188]. Следует отметить, что это происходило на фоне активного обсуждения в средствах массовой информации США вопроса о присоединении Сибири и Дальнего Востока, как упоминалось в документах Министерства по делам национальностей и федеративным отношениям Российской Федерации за 1996 г.[189]
Подводя итог, следует отметить, что ситуация в религиозной сфере в 1990-е гг. в России характеризовалась высокой степенью неопределенности, что оказывало влияние на положение дел в сфене межнациональных отношений. Религиозный и духовный выбор гражданина России в это время стал объектом многочисленных манипуляций со стороны новых религиозных движений. Во многом, новые религиозные организации пользовались слабыми сторонами российского общества – низким уровнем религиозных знаний, настроениями депрессии, широко распространившимися после распада СССР и начала реформ, имевших во многом негативные последствия. Все это не способствовало свободному и взвешенному выбору религиозных предпочтений гражданами России. Не был, видимо, случайным и тот факт, что в учениях наиболее успешных новых религиозных организаций и проповедников было немало точек пересечения с идеологией правящих кругов постсоветской России. Так, Мун Сон Мён (лидер мунитов) выступал против коммунизма, поддерживал идеи перестройки в России. Миссионер Роберт Шуллер (новый протестантизм), Р. Хаббард (основатель церкви Саентологии) делали акцент на принципах индивидуализма, преследования частных интересов, что фактически оправдывало существование «дикого» рынка, ставило свободу личности превыше интересов государства.
Принятие закона 1997 г. и последующих нормативно-правовых актов повлияло на религиозную ситуацию в России, однако не привело к ее кардинальному изменению: течения, близкие новым религиозным движениям 1990-х гг., продолжили существовать в менее явной форме. В сети Интернет можно найти десятки живых форумов последователей того или иного религиозного течения, а магазины эзотерической литературы (такие, как Культурный центр «Белые облака» в Москве) предлагают тысячи книг оккультного характера, содержание которых зачастую никем не проверяется на предмет наличия экстремистских материалов.
[1] Декларация о государственном суверенитете РСФСР № 22-1 от 12 июня 1990 г. // Ведомости Съезда народных депутатов РСФСР и Верховного Совета РСФСР. 1990. № 2. С. 22.
[2] Имеются в виду Декларации о суверенитете Карельской АССР (9 августа 1990 г.), Коми АССР (11 октября 1990 г.), Татарской АССР (31 августа 1990 г.), Удмуртской АССР (27 сентября 1990 г.), Якутской АССР (27 сентября 1990 г.), Чукотского автономного округа (5 октября 1990 г.), Адыгейской АССР (5 октября 1990 г.), Бурятской АССР (7 октября 1990 г.) и др. (см. Электронный фонд правовой и нормативно-технической документации. URL: http://docs.cntd.ru/ (дата обращения 14.04.2019).
[3] Саркарова Д.С. О некоторых особенностях конституции Республики Дагестан 1994 г. // Власть. 2014. № 11. С. 178 – 179.
[4] Пихоя Р.Г. История современной России. Десятилетие либеральных реформ: 1991 – 1999 гг. М.: Новый хронограф, 2011. С. 86.
[5] Шестой съезд народных депутатов РФ. Бюлл. № 9. Заседание №9 от 10 апреля 1992 г. М.: Верховный Совет РФ, 1992. С. 8, 13.
[6] Бабурин С.Н. Ук. соч. С. 263 – 264.
[7] Лысенко В.Н. Разделение власти и опыт Российской Федерации // Федерализм власти и власть федерализма. / Отв. ред Губогло М.Н., сост. Аринин А.Н. и др. М.: ТОО «ИнтелТех», 1997. С. 172.
[8] Четвертая сессия Верховного Совета РФ. Бюлл. № 51. Совместное заседание Совета Республики и Совета Национальностей ВС РФ от 2 апреля 1992 г. М.: Верховный Совет РФ, 1992. С. 28.
[9] Отчет Комитета о работе по основной деятельности за 1992 г. ГА РФ. Ф. 10121. Оп. 1. Д. 82. Л. 86 – 90.
[10] Там же
[11] Лысенко В.Н. Ук. соч. С. 189.
[12] Призывы к свержению Советов, звучавшие в заявлениях указанных политических деятелей, подробно обсуждались на Шестом съезде народных депутатов РФ. Бюлл. № 20. Заседание № 20 от 16 апреля 1992 г. М.: Верховный Совет РФ, 1992. С. 18.
[13] Трофимов Е.Н. Ук. соч. С. 207.
[14] Там же. С. 219.
[15] Шестой съезд народных депутатов РФ. Бюлл. № 23. Заседание №23 от 18 апреля 1992 г. М.: Верховный Совет РФ, 1992. С. 44.
[16] Четвертая сессия Верховного Совета РСФСР. Бюлл. № 2. Заседание Совета Национальностей ВС РСФСР от 26 сентября 1991 г. М.: Верховный Совет РСФСР, 1991. С. 5.
[17] Ельцин Б.Н. Записки президента: Размышления, воспоминания, впечатления. М.: РОССПЭН, 2008. С. 157.
[18] Первая сессия Гос. Думы РФ I созыва. Заседание от 13 января 1994 г. URL: http://transcript.duma.gov.ru/node/3259/ (дата обращения 14.04.2019).
[19] Шестая сессия Верховного Совета РФ. Бюлл. № 36. Заседание Совета Республики и Совета Национальностей ВС РФ от 4 июня 1993 г. М.: Верховный Совет РФ, 1993. С. 34.
[20] В том числе, в Соглашении о создании СНГ и денонсации Договора 1922 года об образовании СССР не содержалось положений о защите законных прав и интересов русских, фактически получивших статус национальных меньшинств в союзных республиках и даже на исконно русских территориях, таких как Крым, Новороссия, Северный Казахстан, в результате принятия этих документов (см. подробнее Печенев В.А. «Смутное время». С.69).
[21] Протоколы №№ 9 – 11 заседаний коллегии Министерства за 1996 г. и документы к ним. 1996 г. ГА РФ. Ф. 10121. Оп. 2. Д. 319. Л. 70 - 79.
[22] Конституция Республики Татарстан (принята 6 ноября.1992 г.); Конституция Верховного Совета Республики Башкортостан (принята 24 декабря 1993 г.); Конституция Республики Адыгея (принята 10 марта 1995 г.). //Электронный архив законодательства Российской Федерации, субъектов Российской Федерации. Бизнес-издание «Сейчас.ру». URL: https://www.lawmix.ru/documents/laws/ (дата обращения 14.04.2019).
[23] Конституция Республики Тыва (принята 21 октября 1993 г.).
[24] Конституция Республики Саха (Якутия) (принята 4 апреля 1992 г.); Конституция Республики Дагестан (принята 26 июля 1994 г.); Конституция Республики Коми (принята 17 февраля.1994 г.).
[25] Протоколы №№ 9 – 11 заседаний коллегии Министерства за 1996 г. и документы к ним. 1996 г. ГА РФ. Ф. 10121. Оп. 2. Д. 319. Л. 79.
[26] Отчеты о работе структурных подразделений Министерства за 1999 год. ГА РФ. Ф. 10156. Оп. 1. Д. 97. Л. 15 – 16.
[27] Галлямов Р. Политические элиты российских республик: особенности трансформации в постсоветский период // Полис. 1998. № 2. С. 109-115; Bahry D. Ethnicity and Equality in Post-Communist Economic Transition: Evidence from Russia's Republics // Europe-Asia Studies. Vol. 54. Jul. 2002. № 5. P. 673 - 699.
[28] Здесь и далее данные по: Отчеты о работе структурных подразделений Министерства за 1999 год. ГА РФ. Ф. 10156. Оп. 1. Д. 97. Л. 15 – 16, 23 - 29; Галлямов Р. Ук. соч. С. 109 – 115.
[29] Отчеты о работе структурных подразделений Министерства за 1999 год. ГА РФ. Ф. 10156. Оп. 1. Д. 97. Л. 16.
[30] Галлямов Р. Ук. соч. С. 109-115
[31] Аналитическая записка Комитета о состоянии регионально-национальных отношений в Российской Федерации в 1992 г. ГА РФ. Ф. 10121. Оп. 1. Д. 81. Л. 16.
[32] Пятая сессия Верховного Совета РФ. Бюлл. № 1. Заседание Совета Республики ВС РФ от 5 октября 1992 г. М.: Верховный Совет РФ, 1992. С. 15, 18 – 19.
[33] Шахрай С.М. О концепции государственной региональной политики // Независимая газета. 1994. 12 мая; Его же. С.М. В России только два человека могут сформировать правительство // Аргументы и факты. 1994. Октябрь. № 41. С. 3.
[34] Вдовин А.И. Русская нация и российская наднациональная общность из истории вопроса // Сборник материалов научной конференции лингвистов, литературоведов, фольклористов, историков. Ч. 2. М., 1995. С. 255 – 267.
[35] см.: Bowring B. Austro-Marxism's Last Laugh?: The Struggle for Recognition of National-Cultural Autonomy for Rossians and Russians // Europe-Asia Studies. Vol. 54. Mar. 2002. № 2. P. 244.
[36] Разделит ли Россия участь Союза ССР?: (Кризис межнац. отношений и федерал. нац. политика) / [Э. А. Баграмов, Ж. Г. Голотвин, Г. С. Гуревич и др.; редкол.: Э. А. Баграмов и др.]; Междунар. фонд рос.-эллин. духов. единства и др. М.: Бук, 1993. С. 25.
[37] См. подробнее: Кузнецов М.Н. Дискриминация // Независимая газета. 2001. 2 февраля.
[38] Там же.
[39] Печенев В.А. Россия многонациональная: опять на распутье? М.: Республика, 1999. С. 7.
[40] Там же.
[41] Поручения Правительства Российской Федерации по проблемам национальных отношений в Российской Федерации. 1992 г. ГА РФ. Ф. 10121. Оп. 1. Д. 65. Л. 42.
Для того чтобы вернуться к истокам описываемых проблем, необходимо обратить внимание на совместное заседании Совета Республики и Совета Национальностей от 5 июля 1991 года. На этом заседании при обсуждении Союзного договора и вопроса суверенитета России звучала одна из ключевых проблем, возникших в ходе борьбы руководства Союзного центра и руководства РСФСР за власть и напрямую связанных с положением русского народа. Ее суть хорошо может быть отражена словами: «Кто сказал, что Россия – это РСФСР? Кто сказал, что границы РСФСР, проведенные чьим-то корявым пальцем по карте, и есть границы, в пределах которых проживает и развивается русский этнос? Это вымысел, это миф!» (цитата по: Третья сессия Верховного Совета РСФСР. Бюлл. № 59. Совместное заседание Совета Республики и Совета Национальностей ВС РСФСР от 5 июля 1991 г. С. 14). В ходе дискуссии рельефно проступали три противоречащие друг другу позиции по вопросу об определении конечной цели разыгравшейся на тот момент политической борьбы. Первая позиция, оставленная за скобками заседания, выражала стремления Союзного руководства ослабить РСФСР, заключив Союзный договор не только с центром РСФСР, но и с ее автономиями. Автономии России уравнивались в правах с Союзными республиками. Вторую позицию артикулировала группа поддержки Президента РСФСР: в словах ее представителей особая забота проявлялась о «целостности нашей Российской Федерации», ее суверенитете, нерушимости территории, интересах России. И только очень немногие депутаты стояли на третьей позиции – на позиции защиты русского народа и всего союзного государства, подчеркивая эгоизм и поборников стремлений ослабить РСФСР, и защитников интересов Российской Федерации как предателей общегосударственных союзных интересов, предателей русского народа. Один из высказывающих данную позицию депутатов, В.А. Сердюков, подчеркивал: «Есть логика ... текущей политической борьбы. Есть логика иная, которая связана с коренными понятиями: «наша держава», «наше Отечество».(...) Ключевой проблемой нашего Отечества является проблема русского народа. (...) если мы говорим о русском народе, то граница РСФСР и граница русского народа не совпадают. И данный Союзный договор эти границы, проведенные по живому телу русского народа, фактически закрепляет. И те, кто настаивает на особом ... приоритете того, что называется «национальные границы», фактически, прежде всего, разрушают целостное тело русского народа» (цитата по: Третья сессия Верховного Совета РСФСР. Бюлл. № 59. Совместное заседание Совета Республики и Совета Национальностей ВС РСФСР от 5 июля 1991 г. С. 31). Продолжая свою мысль, тот же депутат констатировал, что в государственной политике должны звучать три вопроса: первый - о том, как себя чувствует в своем Отечестве отдельный человек, второй - национальный вопрос, о положении народов в рамках государства, третий – вопрос общегосударственный.
Таким образом, еще до расформирования СССР Беловежскими соглашениями была ярко показана узость взглядов не только руководства Союза, но и руководства РСФСР, которые, утверждая свою власть и суверенитет Российской Федерации, проигнорировали, прежде всего, интересы русского народа, расселенного по всему Союзу и не заинтересованного в его развале.
[42] Бывший генеральный директор Департамента гражданства и миграции Эстонии, Андрес Коллист откровенно характеризовал политику своего государства как способ «превращения жизни русских в ад» (Эрнитс П. Бывший генеральный директор Департамента гражданства и миграции Андрес Коллист: «Их целью было превратить жизнь русских в ад» // МЭ Суббота. 2000. 12 февраля. URL: http://www.moles.ee/00/Feb/12/6-1.html (дата обращения 14.04.2019).
[43] Гузенкова Т. С. Украина. Величайшая жертва // "Расскажу вам о войне…": Вторая мировая и Великая Отечественная войны в учебниках и сознании школьников славянских стран / Отв. ред. Т. С. Гузенкова. М.: РИСИ, 2012. С. 77–78; Неменский О.Б., Пироженко В.А. Украина. От победителей к побежденным // Наследники Победы и поражения. Вторая мировая война в исторической политике стран СНГ и ЕС. / Отв. ред.: Т.С. Гузенкова, О.В. Петровская. М.: РИСИ, 2015. С. 334.
[44] Пятая сессия Верховного Совета РФ. Бюлл. № 39. Совместное заседание Совета Республики и Совета Национальностей ВС РФ от 5 марта 1992 г.М.: Верховный Совет РФ, 1992. С. 38.
[45] Четвертая сессия Верховного Совета РСФСР. Бюлл. № 2. Заседание Совета Национальностей ВС РСФСР от 26 сентября 1991 г. М.: Верховный Совет РСФСР, 1991. С. 51.
[46] Пятая сессия Верховного Совета РФ. Бюлл. № 9. Совместное заседание Совета Республики и Совета Национальностей ВС РФ от 21 октября 1992 г. М.: Верховный Совет РФ, 1992. С. 45 - 46.
[47] См. подробнее об этом: Шестой съезд народных депутатов России. Бюлл. № 2. Заседание от 6 апреля 1992 г. М.: Верховный Совет РФ, 1992. С.5:
депутат Б.В. Тарасов: «Везде мы ездим – по всему миру: и по Африкам и так далее, любые этнические группы признаем, но здесь до сих пор ни Правительство, ни Верховный Совет права приднестровцев на политическое самоопределение не признают. ... Несколько дней назад и Верховный Совет стараниями в основном «Демократической России» провалил все-таки принятие документа с признанием того факта, что приднестровцы имеют право на политическое самоопределение».
[48] См., напр.: Шестой съезд народных депутатов России. Бюлл. № 25. Заседание от 20 апреля 1992 г. М.: Верховный Совет РФ, 1992. С.28.
[49] См., напр.: Четвертая сессия Верховного Совета РФ. Бюлл. № 71. Совместное заседание Совета Республики и Совета Национальностей ВС РФ от 26 июня 1992 г. М.: Верховный Совет Российской Федерации, 1992. С. 54: депутат И.И. Андронов: «Можно ли было поставить вопрос о применении санкций? Да. Даже здесь ставился вопрос и был разговор с Козыревым. И мы отлично знаем: даже если мы не все санкции применим, а лишь предупредим их, что прекратим поставки бензина, поставки газа, поставки угля (ибо приоритет прав человека, защиты наших людей выше всего этого), мы знаем, что там произойдет. И они пойдут навстречу... В Прибалтике именно потому себя так нагло ведут, что знают, какое у нас руководство, и знают, что оно наших людей там не защитит. Теперь, обнаглев, они уже требуют часть нашей территории».
См. также: Четвертая сессия Верховного Совета РФ. Бюлл. № 26. Совместное заседание Совета Республики и Совета Национальностей ВС РСФСР от 26 декабря 1991 г. М.: Верховный Совет РСФСР, 1991. С. 13; Бюлл. № 80. Совместное заседание Совета Республики и Совета Национальностей ВС РФ от 16 июля 1992 г. М.: Верховный Совет РФ, 1992. С. 45 – 47; Бюлл. № 81. Совместное заседание Совета Республики и Совета Национальностей ВС РФ от 17 июля 1992 г. М.: Верховный Совет РФ, 1992. С. 13.
[50] См., например: Печенев В.А. «Смутное время». С. 71: «Российская Федерация подпитывает топливно-сырьевыми ресурсами и финансами… все бывшие республики СССР. … Россия не использует этот рычаг в переговорах по вопросам беспардонно нарушаемых гражданских прав русского населения».
[51] Четвертая сессия Верховного Совета РФ. Бюлл. № 81. Совместное заседание Совета Республики и Совета Национальностей ВС РФ от 17 июля 1992 г. М.: Верховный Совет РФ, 1992. С. 13
[52] Примечательно, что Госкомнац, констатируя политику апартеида по отношению к русским в странах Прибалтики, вместо санкций предлагал «признать готовность РФ предоставить возможность любым государствам контролировать соблюдение прав человека в России» и допускал с этой целью «создание для этого специальных структур в рамках СНГ или на ином уровне» (см.: Поручения Правительства Российской Федерации по проблемам национальных отношений в Российской Федерации. 1992 г. ГА РФ. Ф. 10121. Оп. 1. Д. 65. Л. 50).
[53] Подробную характеристику региональных проблем см.: Отчеты о работе структурных подразделений Министерства за 1999 год. Отчет Департамента этнических проблем русского народа. ГА РФ. Ф. 10156. Оп. 1. Д. 97. Л. 13 - 40.
[54] Там же. Л. 30.
[55] См., например: Шестая сессия Верховного Совета РФ. Бюлл. № 13. Заседание Совета Республики ВС РФ от 2 июня 1993 г. М.: Верховный Совет РФ, 1993. С. 45; Вторая сессия Гос. Думы РФ I созыва. Заседание от 22 декабря 1994 г. URL: http://transcript.duma.gov.ru/node/3113/ (дата обращения 14.04.2019); и др.
[56] В.М. Машиц, Председатель Госкомсотрудничества России: «Мы не знаем, что мы хотим сделать. На это ответа нет. Кого мы собираемся поддерживать, либо не поддерживать. (…) Всем русскоязычным надо помогать». См. подробнее: Протоколы заседаний №№ 1 – 2/3 коллегии Комитета за 1992 г. и документы к ним. 1992 г. ГА РФ. Ф. 10121. Оп. 1. Д. 78. Л. 24 – 26.
[57] Тишков В. А. Русские вне России: мифы и политика. С. 144.
[58] Согласно официальной статистике, за период с 1991 по 2000 гг. с территории Грузии прибыло более 400 тысяч человек; из Прибалтики – более 270 тысяч человек; из Казахстана – 2 миллиона человек; из Молдавии – около 200 тысяч человек; из Таджикистана – более 350 тысяч человек; из Узбекистана – около 750 тысяч человек; из Украины – более 1 миллиона 600 тысяч человек. В основном переезжали в Россию именно русские по национальности.
[59] Отчет Комитета о работе по основной деятельности за 1992 г. // Отчет отдела Европейского центра о проделанной работе за период с августа по декабрь 1992 г. ГА РФ. Ф. 10121. Оп. 1. Д. 82. Л. 46 – 49.
[60] Отчет Комитета о работе по основной деятельности за 1992 г. // К отчету о работе отдела народов Европейского центра за 1992 г. ГА РФ. Ф. 10121. Оп. 1. Д. 82. Л. 56 – 60.
[61] Там же. См. напр. Л. 51, 56 – 60.
[62] Там же. Л. 52.
[63] Поручения Правительства Российской Федерации по реализации «Программы углубления экономической реформы». 1992 г. ГА РФ. Ф. 10121. Оп. 1. Д. 72. Л. 63.
[64] Поручения Совета Министров РСФСР по проблемам национальных отношений РСФСР. 1991 г. ГА РФ. Ф. 10121. Оп. 1. Д. 27. Л. 2.
[65] Упоминались: стрельба на территории России сотрудников латвийских автодорожной службы и таможни, рейд вооруженной группы эстонских омоновцев на территорию России, блокировка скотоприемного пункта в Печорском районе эстонскими таможенниками, демонстративное сооружение эстонцами на границе дотов и дзотов, при том, что пункты российской таможни оставались фактически декоративными – в них не было ни вооружения, ни сотрудников милиции.
[66] О концепции по разработке государственной программы национально-культурного развития русского народа. Материалы парламентских слушаний 16 ноября 1998 г. М.: Издание ГД, 1999. С. 6 – 12.
[67] Неоднократно этот вопрос поднимался на заседаниях Государственной Думы, перечислялись способы создания негативного образа русских в средствах массовой информации: подбор «типичных» представителей русского народа для показа в передачах, негативные высказывания о русских по центральным каналам телевидения и о России в прессе, подбор телеведущих, комментаторов, экспертов, по критериям определенной национальной и политической принадлежности, снятие с теле- и радиоэфира рубрик, призванных сохранять и развивать национальную культуру русского народа (см. подробнее: Первый созыв Совета Федерации РФ. Заседание № 16 от 7 февраля 1995 г. URL: http://council.gov.ru/activity/meetings/?date=07.02.1995 (дата обращения 14.04.2019); Первая сессия Гос. Думы РФ II созыва. Заседание от 12 апреля 1996 г. URL: http://transcript.duma.gov.ru/node/2954/ (дата обращения 14.04.2019). См. также: Боброва Н.А. Мифы научного и общественного сознания в области проблемы прав человека и национальных меньшинств // Национальный вопрос и государственное строительство: проблемы России и опыт зарубежных стран. Материалы научной конференции, 27-28 апреля 2000 г. /Под ред. проф. С.А. Авакьяна. М.: Издательство Московского университета, 2001. С. 95).
[68] Отчеты о работе структурных подразделений Министерства за 1999 год. ГА РФ. Ф. 10156. Оп. 1. Д. 97. Л. 15 - 16.
[69] Там же. С. 13, 21, 31, 36.
[70] «Следует задуматься над возможностью введения в некоторых государственных структурах в субъектах РФ, образованных по национально-территориальному признаку, более пропорционального национального представительства» (цит. по: Печенев В.А. Россия многонациональная. С. 15).
[71] Нация - русские // Жизнь национальностей. 1998. № 1 – 2. С. 33. Здесь анонсируется информационно-аналитическая акция редакии, проводимой совместно с главами администраций регионов и Ассоциацией по комплексному изучению русской нации, по сбору и публикации материалов, посвященных проблемам русского народа.
[72] Отчеты о работе структурных подразделений Министерства за 1999 год. ГА РФ. Ф. 10156. Оп. 1. Д. 97. Л. 30.
[73] Бугай Н.Ф. Метеоролог, историк. С. 324.
[74] Там же. С. 325 – 326.
[75] Первая сессия Гос. Думы РФ I созыва. Заседание от 18 марта 1994 г.URL: http://transcript.duma.gov.ru/node/3225/ (дата обращения 14.04.2019).
[76] Красноречивым примером этой тенденции, начало которой было положено еще в 1991 г., является ответ Государственного комитета РСФСР по делам национальностей на просьбу профессора М.В. Панова об отмене ликвидации НИИ национальных школ Минобразования РСФСР. В ответе говорилось о том, что ликвидация института, где большинство лабораторий специализировалось на разработке методик преподавания русского языка и литературы, осуществлялась в виду роста национального самосознания народов России и бывших союзных республик. Считалось, что сохранение подобного заведения «не могло способствовать укреплению взаимопонимания между народами» (Поручения Совета Министров РСФСР по проблемам национальных отношений РСФСР. 1991 г. ГА РФ. Ф. 10121. Оп. 1. Д. 27. Л. 43).
[77] Третья сессия Гос. Думы РФ I созыва. Заседание от 12 мая 1995 г. URL: http://transcript.duma.gov.ru/node/3060/ (дата обращения 14.04.2019).
Эта тенденция шла одновременно с процессом так называемой «утечки мозгов». По сообщению В.П. Шорина, председателя Комитета Верховного Совета РСФСР по науке и народному образованию, на фоне трехкратного сокращения финансирования науки в 1992 году, по сравнению с 1990 годом, массово появлялись зарубежные фонды, провоцирующие «утечку мозгов» из России: «У нас совершенно не контролируется государством и никем вообще деятельность различных благотворительных фондов. Эти фонды имеют полный доступ не только к информации, не только к местам расположения проводимых исследований, но они выявляют и конкретных носителей этих исследований на самых передовых рубежах, могут их отбирать заранее и так далее» (Шестая сессия Верховного Совета РФ. Бюлл. № 42. Совместное заседание Совета Республики и Совета Национальностей ВС РФ от 25 июня 1993 г. С. 24.)
Депутат Ю.С. Сидоренко, возглавляющий один из научных центров, констатировал, что, в то время как в институтах месяцами ученые не получают зарплаты, в открытую среди сотрудников таких учреждений раздаются анкеты благотворительных зарубежных фондов, по которым происходит отбор нужных специалистов за рубеж: «Я тоже возглавляю научный центр, где два месяца не получают заработную плату, а люди приходят оперировать. (...) Я в институте тоже получаю эти анкеты и тоже теряю людей. (...) Однажды я обратился к Президенту с вопросом: «Вы знаете, сколько получает научный сотрудник?» Он говорит: «не знаю и знать не хочу, Гайдар говорит, что если не финансировать, то каждый найдет свое место» (Шестая сессия Верховного Совета РФ. Бюлл. № 42. Совместное заседание Совета Республики и Совета Национальностей ВС РФ от 25 июня 1993 г. С. 30). Депутат М.Г. Астафьев: «Народное хозяйство нашей страны обеспечивает подготовку специалистов (...) после чего некая комиссия отбирает этих специалистов, самых лучших, для богатой Америки. (...) когда я беседую со своими прежними коллегами, я слышу то же, что вы читаете в газетах, - рассылаются анкеты благотворительные, в которых человек записывает свои научные достижения, и лучших просто вывозят на Запад» (Шестая сессия Верховного Совета РФ. Бюлл. № 42. Совместное заседание Совета Республики и Совета Национальностей ВС РФ от 25 июня 1993 г. С. 29).
[78] Выступления на встрече в Политехническом музее. 1996 г. URL: http://www.pereplet.ru/obrazovanie/stsoros/30.html (дата обращения 14.04.2019).
[79] Плетнева Т.В. (депутат): Я хотела бы спросить: какие учебники в основном оплачивает Фонд Сороса? Уверена, что не по математике, а скорее те учебники, которые несут идеологическую нагрузку. И какая сумма была по сравнению с нашими государственными деньгами отпущена?
Ткаченко Е.В. (министр образования): (...) Действительно, фондом Сороса была предусмотрена помощь в подготовке выпуска учебной литературы по гуманитарным дисциплинам. Действительно, там математики не было (...) издание до 10 тысяч экземпляров каждого учебника, в том числе и обучение полутора тысяч учителей - действительно на деньги Сороса» (цитата по: Третья сессия Гос. Думы РФ I созыва. Заседание от 24 мая 1995 г. URL: http://transcript.duma.gov.ru/node/3054/ (дата обращения 14.04.2019). Стоит отметить, что из всех дисциплин наиболее значимой корректировке подверглась история Отечества, в частности, история Великой Отечественной войны. Умаление победы Советского Союза разрушало разделяемые многонациональным обществом ценности (см. подробнее: Беляев Д.П. Разруха в головах. Информационная война против России. 2014. URL: https://www.litmir.me/br/?b=213123&p=1 (дата обращения 14.04.2019); Тихомиров В. Учебники, которые лгут. Почему дети могут не узнать о нашей Великой Победе? 8 мая 2017 г. URL: (дата обращения 14.04.2019).
[80] Третья сессия Гос. Думы РФ I созыва. Заседание от 12 мая 1995 г. URL: http://transcript.duma.gov.ru/node/3060/ (дата обращения 14.04.2019).
[81] Шестая сессия Верховного Совета РФ. Бюлл. № 42. Совместное заседание Совета Республики и Совета Национальностей ВС РФ от 25 июня 1993 г. С. 26 – 27.
[82] Приказ Министерства культуры Российской Федерации от 5 сентября 1995 г. № 625 «О Российско-американском культурно-образовательном проекте «Перекрестки континентов: Аляска / Сибирь» // Государственная система правовой информации.
[83] Поручения Правительства Российской Федерации по бюджетному финансированию регионов и документы по их выполнению. Том 1. 1996 г. ГА РФ. Ф. 10121. Оп. 2. Д. 280. Л. 2 – 10.
[84] Там же. Л. 109.
[85] Отчеты о работе структурных подразделений Министерства за 1999 год. Там же. Ф. 10156. Оп. 1. Д. 97. Л. 17.
[86] Положение о Государственном комитете РСФСР по делам национальностей(утверждено Постановлением Совета министров РСФСР № 265 от 8 мая 1991 г.) // Государственная система правовой информации.
[87] Комитет (затем Министерство) вел активную работу, направленную на решение проблем российских немцев: с самого начала функционирования Комитета для этого народа было создано отдельное управление, затем самый многочисленный департамент, выделялись значительные материальные средства, был создан российско-немецкий инвестиционный коммерческий банк, экономические карты заселения регионов РФ, проводилась линия на привлечение 600 тысяч немцев в Россию. Судя по отчетам, аккумулировались интеллектуальные ресурсы:
- в рабочие группы на местах подбирались специалисты различных профилей: экономисты, проектировщики, строители, демографы, аграрии, психологи, медики;
- устанавливались контакты с учебными центрами в германии и привлекались в Россию немецкие преподаватели;
- создавались новые образовательные учреждения с немецкой спецификой: российско-германский университет, школы бизнеса;
- налаживались связи с общественными организациями в Германии и немецкими фирмами для участия в процессе решения проблем российских немцев.
(источник: Отчет комитета о работе по основной деятельности за 1992 г. ГА РФ. Ф. 10121. Оп. 1. Д. 82. Л. 29 – 34).
[88] См. подробнее: Дело об образовании в составе Государственного комитета РСФСР по делам национальностей Управления по делам народов, не имеющих национально-государственных образований. 1991 г. ГА РФ. Ф. А259. Оп. 49. Д. 3024. Л. 2.
[89] Мясникова А.Б. Этапы становления и развития финно-угорского мира // Вестник Чувашского университета. 2012. № 1. С. 56.
[90] См., напр.: Волкова А.Е. Концепт «финно-угорского мира»: центробежные тренды и влияние на внутреннюю и внешнюю политику Российской Федерации // Среднерусский вестник общественных наук. 2015. № 3; Кирдяшов В.Ф. Всемирные конгрессы финно-угорских народов как фактор единения и конфликтности// «Финно-угорский мир». 2008. №1; Назарова А.Ф. Генетика и филогенез финно-угорских популяций // Альманах Пространство и Время. 2013. Т. 4. № 1; Сануков К.Н. Финно-угорские народы России: прошлое и настоящее. Йошкар-Ола. 2011 и др.
[91] Шабаев Ю.П. Новые идентичности у финно-угров как политические инструменты // Этнографическое обозрение. 2006. №1; Его же. Конструирование нового национализма финно-угров: конкуренция глобального и регионального // Мир России. 2004. №3; Шабаев Ю.П., Садохин А.П. и др. Политизация этничности: зарубежные и отечественные авторы «финно-угорского вопроса» //Вестник российской нации. 2009. Т. 4. № 2; Шабаев Ю.П., Чарина А.М. Региональные этноэлиты в политическом процессе (финно-угорское движение: становление, эволюция, идеология, лидеры). Сыктывкар, 2008.
[92] Шабаев Ю.П., Чарина А.М. Финно-угорский национализм и гражданская консолидация в России (этнополитический анализ). СПб.: Университет сервиса и экономики; ИЭА РАН, 2010.
[93] Документы (отчет, аналитическая записка) по национальной политике в отношении финно-угорских народов России. 1999 г. ГА РФ. Ф. 10156. Оп. 1. Д. 111. Л. 36.
[94] Там же.
[95] Там же. Л. 28 - 29.
[96] Договор междуРоссийской Федерацией иФинляндской Республикой обосновах отношений // Московский журнал международного права. 1993. №1.
[97] Соглашение между Правительством Российской Федерации и Правительством Финляндской Республики о сотрудничестве в области культуры, образования и научно-исследовательской деятельности» от 13.10.1992 г. // Бюллетень международных договоров. 1994. №4.
[98] Документы (отчет, аналитическая записка) по национальной политике в отношении финно-угорских народов России. 1999 г. ГА РФ. Ф. 10156. Оп. 1. Д. 111. Л. 36, 28 – 29.
[99] Там же.
[100] Там же. Л. 28 – 29.
[101] Обращение к Парламентам и Правительствам Российской Федерации и финно-угорских республик, входящих в ее состав от 03.12.1992 г. URL: (дата обращения 14.04.2019).
[102] Документы (отчет, аналитическая записка) по национальной политике в отношении финно-угорских народов России. ГА РФ. Ф. 10156. Оп. 1. Д. 111. Л. 30.
[103] Там же. Л. 31.
[104] Мордовский республиканский общественный Фонд спасения эрзянского языка имени А.П. Рябова был основан в 1993 году, с сентября 1994 года выпускает общественно-политическую эрзянскую газету «Эрзянь Мастор», главным редактором которой с декабря 1994 года по настоящее время является основатель фонда Е.В. Четвергов. С 2002 года председателем Фонда спасения эрзянского языка является Г.Т. Мусалев. Фонд продолжает деятельность по настоящее время.
[105] Четвергов Е.В. С чего начинается родина // Эрзянь Мастор. 1997. 15 марта. С. 2.
[106] Национальное эрзянско-мокшанское общественное движение «Масторава» (Мать-земля) действовало с 1989 по 1995 гг. Цель - способствовать национально-культурному возрождению эрзянского и мокшанского народов.
[107] Цит. по: Устав эрзянско-мокшанского общественного движения МАСТОРАВА // Документы и материалы мордовского национального движения в XX веке. URL: http://www.suri.ee/doc/ru/mord/mastor89.html (дата обращения 14.04.2019).
[108] Документы (отчет, аналитическая записка) по национальной политике в отношении финно-угорских народов России. ГА РФ. Ф. 10156. Оп. 1. Д. 111. Л. 31.
[109] Изначально на эту программу возлагались большие надежды: например, в совместном труде Р.Г. Абдулатипова, В.А. Михайлова, А.А. Чичановского говорилось о том, что реализация указанной программы должна «выбить почву из-под ног националистов», позволит «решать вопросы международных связей родственных народов» на официальном уровне, а не в обход федерального центра (Абдулатипов Р.Г., Михайлов В.А., Чичановский А.А. Национальная политика российской Федерации: от концепции к реализации. М.: Славянский диалог, 1997. С. 74).
[110] Документы (отчет, аналитическая записка) по национальной политике в отношении финно-угорских народов России. ГА РФ. Ф. 10156. Оп. 1. Д. 111. Л. 38.
[111] Там же.
[112] См., напр.: Васильева С.А. Пантюркизм на современном этапе: теоретическая база и практическая деятельность // Социум и власть. 2011. № 3 (31). С. 1 - 4; Добаев И.П. Пантюркизм как идеологическое обоснование политики Турции в отношении Кавказа. //Известия высших учебных заведений. Северо-Кавказский регион. Общественные науки. 2001. №. 3. С. 15 – 24; Котошихин Г. Призрак Великого Турана (Есть ли в Приволжье пантюркизм?) // Век. 2002 № 1 – 2; Мкртычян А.А. Пантюркизм в геостратегии Турции на Кавказе как глобальная проблема современных международных отношений (политологический анализ): автореферат дис. … д. полит. наук. М., 2003; Сваранц А.А. Пантюркизм во внешнеполитической стратегии Турции в 90-х годах // Армянский вестник. 2000. № 1 – 2. С. 70 - 77; Его же. Пантюркизм в геостратегии Турции на Кавказе. М.: Гуманитарий, 2002; Червонная С. Возвращение «пантюркизма»? (Намерения, мифы, реальность) // Ас-Алан.: Ежекв. мас. журн., освещающий историю и сегодняш. жизнь карачаево-балкар. и других народов РФ. 2001. № 1. С. 280 – 324.
[113] Васильева С.А. Ук. соч. С. 77.
[114] Метелева С. Аллах с нами // Московский Комсомолец. 2002. 6 декабря URL: (дата обращения 14.04.2019).
[115] Там же.
[116] Идея Османской империи живет. И уже побеждает в России? // Комсомольская правда. 2001. 24 апреля URL: https://www.kp.ru/daily/22539/9041/ (дата обращения 14.04.2019).
[117] Протоколы №№ 9 – 11 заседаний коллегии Министерства за 1996 г. и документы к ним. 1996 г. ГА РФ. Ф. 10121. Оп. 2. Д. 319. Л. 102.
[118] Поручения Правительства Российской Федерации по разработке федеральных и региональных программ по национальной политике и документы по их выполнению. 1994 г. ГА РФ. Ф. 10121. Оп. 2. Д. 8. Л. 89.
[119] Поручения Правительства Российской Федерации по бюджетному финансированию регионов и документы по их выполнению. Том 1. 1996 г. Там же. Д. 280. Л. 205.
[120] Там же. Л. 193.
[121] Шестая сессия Верховного Совета РФ. Бюлл. № 16. Заседание Совета Национальностей ВС РФ от 17 июня 1993 г. М.: Верховный Совет РФ, 1993. С. 25.
[122] «Такая позиция глубоко ошибочна», - писал В.А. Михайлов, - так как «устраняет правительство от участия в исключительно важных региональных мероприятиях, отнимает фактически единственный финансовый рычаг урегулирования межнациональных и межконфессиональных отношений» (цитата по: Поручения Правительства Российской Федерации по реализации национальной и региональной политики и документы по их выполнению. Том 1. 1998 г. ГА РФ. Ф. 10121. Оп. 2. Д. 393. Л. 109 – 110).
[123] Третья сессия Верховного Совета РСФСР. Бюлл. № 4. Заседание Совета Национальностей ВС РСФСР от 19 июня 1991 г. М.: Верховный Совет РСФСР, 1991. С. 48.
[124] Там же.
[125] Шестая сессия Верховного Совета РФ. Бюлл. № 42. Совместное заседание Совета Республики и Совета Национальностей ВС РФ от 25 июня 1993 г. М.: Верховный Совет РФ, 1993. С. 29.
[126] Закон РСФСР «О свободе вероисповеданий» от 25.10.1990 г. // Государственная система правовой информации.
[127] Четвертая сессия Верховного Совета РСФСР. Бюлл. № 9. Заседание Совета Национальностей ВС РСФСР от 27 декабря 1991 г. М.: Верховный Совет РСФСР, 1991. С. 5.
[128] Закон РСФСР «О свободе вероисповеданий».
[129] Четвертая сессия Верховного Совета РСФСР. Бюлл. № 9. Заседание Совета Национальностей ВС РСФСР от 27 декабря 1991 г. М.: Верховный Совет РСФСР, 1991. С. 6.
[130] Там же. С. 9 – 10.
[131] Отчет Комитета о работе по основной деятельности за 1992 г. ГА РФ. Ф. 10121. Оп. 1. Д. 82. Л. 65 – 71.
[132] Уварова В. И., Перелыгин А. И. Современная религиозная ситуация в России (по данным социологического опроса) // Религия, церковь в России и за рубежом: информационный бюллетень. 1997. № 9-10. С. 39.
[133] Там же.
[134] Шестая сессия Верховного Совета РФ. Бюлл. № 5. Заседание Совета Республики ВС РФ от 17 февраля 1993 г. С. 26.
[135] Шестая сессия Верховного Совета РФ. Бюлл. № 16. Заседание Совета Республики ВС РФ от 23 июня 1993 г. М.: Верховный Совет РФ, 1993. С. 21 – 22.
[136] Сёко Асахара, лидер секты «Аум Синрикё», в первой половине 1990-х гг. в России вел ежедневную передачу на радио «Маяк» и еженедельную передачу на телеканале «2х2».
[137] Шестая сессия Верховного Совета РФ. Бюлл. № 16. Заседание Совета Республики ВС РФ от 23 июня 1993 г. М.: Верховный Совет РФ, 1993. С. 22.
См. также речь В.С. Полосина на Шестой сессии Верховного Совета РФ (Бюлл. № 50. Заседание Совета Национальностей ВС РФ от 14 июля 1993 г. С. 24): «На сегодняшний день положение таково, что любой иностранный гражданин или лицо без гражданства может приехать по туристической визе или по частному приглашению и заниматься на территории РФ любой деятельностью, в том числе и связанной с религиозными вопросами. Возникает в связи с этим много неприятных моментов: со всей страны идут жалобы, во многих городах происходят драки между представителями разных конфессий. (...) Даже мошенники с уголовной биографией, которые сидели в тюрьмах других стран, в России являются желанными гостями и действуют без всяких ограничений».
На 6 заседании Совета Федерации Федерального Собрания РФ 1994 году депутат С.Н. Ермаков сообщал: «...в Ульяновскую область приезжают американские, турецкие миссионеры, а мы не знаем, кто их к нам направил. Они нам не докладывают, у нас разрешения не спрашивают, живут в гостиницах, идут в наши школы и воспитывают наших детей. Кто им дает въездные визы? Почему не согласовывают с регионом, с какой целью едут? Турецкие миссионеры хотят открыть колледж, готовить наших детишек неизвестно к чему. Американские миссионеры ведут неизвестно какую пропаганду, работают в школах. Мы на местах не знаем, почему они приехали» (цитата по: Первый созыв Совета Федерации РФ. Заседание № 6 от 31 мая – 2 июня 1994 г.).
[138] На заседании речь шла о том, что летом 1993 г. по православным храмам прокатилась волна драк, потасовок, пикетов, спровоцированных приверженцами нового религиозного движения «Белое братство» (организация основана в Киеве в 1991 г.): группы «белых братьев» врывались в храмы и устраивали беспорядки, срывали богослужения, нападали на священников: случаи зафиксированы в Храме Иконы Божией Матери Всех скорбящих Радость, а также в Богоявленском Соборе в Москве, в храмах Санкт-Петербурга, Йошкар-Олы, Уфы, Днепропетровска (см. подробнее: Васильев А. «Белое Братство»: точка или многоточие? // Миссионерское обозрение. 1996. №7-8 (67-68). С.3). Следует добавить, что позднее имел место ряд пикетов конгрессов религиозного движения «Свидетели Иеговы» со стороны приверженцев Православия (источник: Миссионерское обозрение (Белгород). 1996. №8. С.2).
[139] Данный репортаж, вышедший в середине июня 1993 г. на российском телевидении, стал предметом обсуждения на заседании Совета Республики ВС РФ от 23 июня 1993 г.
[140] Внеочередная сессия Верховного Совета РФ. Бюлл. № 6. Совместное заседание Совета Республики и Совета Национальностей ВС РФ от 27 августа 1993 г. М.: Верховный Совет РФ, 1993. С. 11.
[141] Митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл. Благовестие и культура // Доклад на Всемирной миссионерской конференции (Сальвадор, Бразилия, 24 ноября - 3 декабря 1996 г.). Печатается по изд.: Церковь и время. 1998. № 1 (4). С. 15-34.
[142] См. напр.: Нежный А. Протестант обустраивает Россию // Известия. 1992. 4 сентября.
[143] Schuller R. God’s Way to the Good Life. Grand Rapids, Mich.: William B. Eerdman’s Publishing Company, 1963. P. 83.
[144] Anderson R. “Super Successful People”: Robert Schuller, Suburban Exclusion, and the Demise of the New Deal Political Order / Master Thesis for the degree of Master of Arts. University of Massachusetts Amherst, 2011. P. 69 – 76.
[145] Впервые эти мысли были изложены в книге: Schuller R. Self-Love. NY: Jove Books, 1969. P. 9-10, 12-13, 156, 159.
[146] См. в качестве примера программу телепередач на 15 - 21 марта 1993 г. Религиозные программы в форме выступлений зарубежных проповедников демонстрировались в понедельник по каналу «Российские университеты» с 19:55 до 20:25; в среду по каналу «Россия» с 18:00 до 18:30; в воскресенье по каналу «Останкино» с 8:00 до 9:00, по каналу «Санкт-Петербург» с 8:10 до 8:40, по «Московской программе» с 9:30 до 10:45 (Правда. 1993. 12 марта).
[147] В 1990-е гг. ежегодно в ночь с 6 на 7 января по телевидению транслировалась рождественская служба. Вместе с тем в начале 1990-х гг. не было программ, предусматривавших прямое обращение православных иерархов к телезрителям.
[148] Брагин В.И. Ук. соч. С. 821-835, 552; 580; 920; 1434 – 1436.
[149] Там же. С. 819.
[150] Там же. С. 1018.
[151] Там же. С. 1458 – 1460.
[152] Рябкова С. Православие на телевидении // Церковный вестник. 2004. № 13 – 14. URL: https://rusk.ru/st.php?idar=709078 (дата обращения 14.04.2019).
[153] Одоевцева С. Неверные не играют в ящик // Московский комсомолец. 2001. 29 марта.
[154] Лукина М.М. Христианские программы на национальном радиовещании (опыт классификации) // Вестник Московского университета. Сер. 10. Журналистика. 1996. №4. С. 20–21.
[155] Там же.
[156] Зарубежная и российская журналистика: трансформация картины мира и ее содержания. / Под ред. А.А. Стриженко. Томск; Барнаул: Изд-во АГТУ, 2003 URL: http://evartist.narod.ru/text5/76.htm (дата обращения 14.04.2019).
[157] Внеочередная сессия Верховного Совета РФ. Бюлл. № 6. Совместное заседание Совета Республики и Совета Национальностей ВС РФ от 27 августа 1993 г. М.: Верховный Совет РФ, 1993. С. 11.
[158] В конференции приняли участие представители христианских (протестантских) школ Восточной Европы различной деноминационной принадлежности.
[159] ISP - международная школьная программа, созданная в начале 1990-х гг. под руководством Блэра Кука, известного педагога. См. об этом: Glanzer P.L. The Quest for Russians Soul: Evangelicals and Moral Education in Post-Communist Russia. Texas: Baylor University Press, 2002. P. 61 – 88.
[160] Со стороны «КоМиссии» Протокол был подписан членами исполнительного комитета данной организации, в том числе, президентом Ассоциации духовного обновления (The Association for Spiritual Renewal), директором организации «Jesus film project», президентом частного образовательного учреждения «Moody Bible Institute», координатором организации «Миссия миру», подразделения Пресвитерианской церкви (США), исполнительным директором Международной ассоциации христианских школ, президентом организации межденоминационного духовенства «U.S. Navigators» и др. (См.: Glanzer P.L. The Quest for Russians Soul: Evangelicals and Moral Education in Post-Communist Russia. Texas: Baylor University Press, 2002. P. 214).
[161] Glanzer P.L. Postsoviet Moral Education in Russia’s State Schools: God, Country and Controversy // Religion, State and Society. Vol. 33. 2005. №. 3. P. 208 – 210.
[162] Glanzer P.L. The Quest for Russians Soul. P. 61 – 88.
[163] Ibid. P. 61-88.
[164] Ibid. P. 78. Основанием для запрета молитв в американских школах, которые финансируются властями различного уровня, является Первая поправка к Конституции США.
[165] Ibid. P. 158.
[166] Новопашин А., протоиерей. Педагогические секты // Religare.ru. 2006, 8 февраля. URL: http://www.religare.ru/2_25951.html (дата обращения 14.04.2019).
[167] Новопашин А., протоиерей. Ук. соч.
[168] Первый созыв Совета Федерации РФ. Заседание № 6 от 31 мая – 2 июня 1994 г. URL: http://council.gov.ru/activity/meetings/?date=31.05.1994 (дата обращения 14.04.2019).
[169] Свобода совести и права человека в РФ. Материалы к парламентским слушаниям 14 февраля 1995 г. Комитет по делам общественных объединений и религиозных организаций / Сб. парл. док. М., 1995. С. 44.
[170] Glanzer P.L. Postsoviet Moral Education in Russia’s State Schools. P. 208 – 210.
[171] Петровская Н. «Мой мир и я» — волки в овечьей шкуре. В 79 школах Екатеринбурга дети изучают учебник Муна «Мой мир и я» // Православная газета. 1995. 9 января. № 9 (22). URL: https://orthodox-newspaper.ru/numbers/at331 (дата обращения 14.04.2019).
[172] Введение термина «тоталитарная секта» для описания религиозной ситуации в России 1990-х гг. приписывает себе религиовед, исследователь сектантства А. Дворкин (Дворкин А. Сектоведение. Нижний Новгород, 2000. С. 35). По словам профессора И. Кантерова, заместителя Председателя Экспертного совета для проведения государственной религиоведческой экспертизы при Министерстве юстиции РФ, «значительная часть представителей отечественного научного религиоведения в своих исследованиях и преподавательской работе не пользуются терминами «тоталитарная секта» и «деструктивный культ». Во всяком случае, это относится к московским, санкт-петербургским и уральским светским религиоведческим центрам и школам» (Кантеров И. «Деструктивные, тоталитарные» и далее везде // Религия и право. 2002. № 1). Как правило, шире используются термины «религиозные объединения», «новые религиозные движения».
[173] Свобода совести и права человека в РФ. Материалы к парламентским слушаниям 14 февраля 1995 г. Комитет по делам общественных объединений и религиозных организаций / сб. парл. док. М., 1995. С. 37 – 44.
[174] Отчеты о работе структурных подразделений Министерства за 1999 год. ГА РФ. Ф. 10156. Оп. 1. Д. 97. Л. 54.
[175] Шестая сессия Верховного Совета РФ. Бюлл. № 16. Заседание Совета Республики ВС РФ от 23 июня 1993 г. М.: Верховный Совет РФ, 1993. С. 23.
[176] Поручения Правительства Российской Федерации по бюджетному финансированию регионов и документы по их выполнению. Том 1. 1996 г. ГА РФ. Ф. 10121. Оп. 2. Д. 280. Л. 130 – 160.
[177] Шестая сессия Верховного Совета РФ. Бюлл. № 16. Заседание Совета Республики ВС РФ от 23 июня 1993 г. М.: Верховный Совет РФ, 1993. С. 23.
[178] Кураев А. Закон о свободе совести: расстрелянные поправки // Все ли равно как верить? Сб. статей по сравнительному богословию. Клин, 1994. По сообщению автора, причина негативного отношения к законопроекту МИДа Великобритании и кконгрессменов США крылась в редакции статьи 14. Парламент предлагал следующий вариант: «Правом на занятие религиозно-миссионерской, издательской и рекламно-пропагандистской деятельностью зарубежные религиозные организации, а также лица, не имеющие гражданства РФ, не пользуются».
[179] Логинов А. В. Религиозная ситуация в России и принятие закона "О свободе совести и о религиозных объединениях" // Полития: Вестник Фонда "Российский общественно-политический центр". 1997-1998. № 4 (6). С. 87 – 88.
[180] Там же. С. 89.
[181] Церковь Саентологии – религиозное движение, основанное Р. Хаббардом в 1954 г. в Лос-Анджелесе. Имеет отделения в 107 странах. В России была официально зарегистрирована в 1994 г. Отделения существуют в Екатеринбурге, Перми, Обнинске, в Москве, Московской области и других регионах. В 2000-е и 2010-е гг. прошел ряд судебных процессов по делу о нарушении законодательства России отделениями церкви. В настоящий момент деятельность организации в России не запрещена, хотя еще в 1996 г. в постановлении Государственной Думы была названа деструктивной религиозной организацией (источник: Центр апологетических исследований URL:www.apologetika.ru (дата обращения 14.04.2019).
[182] Модель административного ноу-хау: рабочая тетрадь// L. Ron Hubbard Library. 2003. С. 109.
[183] Кириллова К. WISE: Анализ методов воздействия на личность образовательных программ Хаббарда / Миссионерско-апологетический проект «К истине». 05.10.2007 г. URL: (дата обращения: 02.03.2018).
[184] Середина Л. Россия на свалке религиозных отходов // Правда. 10.04.1996.
[185] «Свидетели Иеговы» - религиозное движение, возникшее в 1870 г. в США. В 1913 г. движение было официально зарегистрировано в России. В советское время «свидетели Иеговы» подвергались преследованиям. С 1991 г., после официальной регистрации в СССР местного Управленческого центра организации начался новый этап развития движения в России. К настоящему времени численность адептов в России составляет около 200 тысяч человек (всего около 2300 религиозных групп по стране). По статистике самих иеговистов, сейчас их число в России и на Украине приближается к полумиллиону. В 2017 г. Верховный Суд РФ признал российский Управленческий центр организации экстремистской организацией, постановил ликвидировать и запретить ее деятельность на территории РФ (См.: "Cвидетели Иеговы" // Центр религиоведческих исследований св. Иринея Лионского. URL: http://iriney.ru/dolgozhiteli/-iegovyi/ (дата обращения 14.04.2019); Верховный суд запретил деятельность "Свидетелей Иеговы" в России // Центр апологетических исследований. 2017. 26 апреля. URL:www.apologetika.ru (дата обращения 14.04.2019).
[186] Профессор Дмитрий Несанелис: «Секта «Свидетели Иеговы» - это реальная угроза» / ИА «Православие на Северной земле». 06.10.2009 г. URL: www.pravoslavie-nord.ru (дата обращения: 02.03.2018).
[187] Там же.
[188] Медведко С. В., Элбакян Е. С. О религиозной ситуации в современной России // Религиоведение. 2002. № 2. С. 104.
[189] Поручения Правительства Российской Федерации по бюджетному финансированию регионов и документы по их выполнению. Том 1. 1996 г. Там же. Л. 109.
Горохова Е. Ю. Национальная политика - Глава 3-1
© Copyright: Евгения Юрьевна Горохова, 2021
Свидетельство о публикации №221032301339
Свидетельство о публикации №221032301339
Рецензии