Алексей Трофимыч

Памяти друга.

  Автор - Арам Матевосян

-В Озинки ездят на автобусе или поездом. Из Озинок на любой машине или на такси переходишь границу и доезжаешь до Мара Семиглавого. На обратном пути получаешь карточку временного проживания и этой же дорогой возвращаешься в Саратов, очень легко и спокойно, - объяснила мне торгующая на рынке киргизка, которая в жизни нигде не была, кроме своего аула и Саратова.
 
Мне позарез нужна была эта карточка временного проживания, чтобы на некоторое время легитимизировать своё присутствие за прилавочком на Сенном рынке. Удостоверение коммерческого директора солидной армянской фирмы, торгующей колготками, на иммиграционные службы впечатления не производило.
 
Я проехал первый отрезок вышеупомянутого маршрута и в час ночи очутился в полной темноте под сорокасантиметровым выступом карниза одноэтажного здания вокзала, на расстоянии четырёх метров от железнодорожных рельсов. Лил дождь, какого я в Казахстане не ожидал встретить. Неприветливые пограничники равнодушно отнеслись к моему высокому статусу и, ехидно улыбаясь, встретили мое заявление о цели поездки.

-Ты подожди, - сказали они, - утром откроется твоя ярмарка, - и, ухмыльнувшись, моментально растворились в темноте.

Фантом ярмарки был придуман, чтобы как-то поприличнее закамуфлировать истинную цель пересечения российско-казахской границы.

Радость расставания с пограничниками рассеялась очень быстро. Моя летняя сорочка не была рассчитана на степной ветер и дождь, обувь также совсем не соответствовала климатическим условиям данной местности. Вода с крыши капала на мою голову и, не спеша, текла за шиворот. Промокнув с ног до головы, набрался смелости и побежал просить крова у тех же пограничников. Они исчезли.

Постучался в станционные двери - бесполезно.

Издалека послышался металлический стук... тик-тарак, тим-том… Постепенно этот обнадёживающий звук приближался. Я напряг слух и зрение в сторону тьмы, где терялись рельсы. В кромешной темноте замелькал движущийся жёлтый предмет.
-Подожди, стой! – засуетившись, крикнул в сторону жёлтого пятна.

Стук прекратился.

-Слышь, друг! Ты кто?

 Из ниоткуда появился низкорослый человечек в жёлтом жилете.
-Послушай, брат! Где могу устроиться на ночлег? – говорю ему.
Жёлтый жилет молча провёл меня до калитки ветхого деревянного домика, расположенного невдалеке от станционной постройки.

-Вот и наша гостиница, - сказал мне мой первый знакомый в Маре Семиглавом и исчез в темноте, чтобы обеспечить бесперебойность железнодорожного движения.
 
Калитка была не заперта. В кромешной тьме я пересек маленький дворик и оказался перед обветшалой дверью. Толкнул дверь вовнутрь, она отворилась. Вошел и стою в тускло освещённом просторном зале деревянного строения. Уже доволен, что нахожусь в помещении, а не под дождём. Даже если никто не встречает, это тоже неплохо, а то могли и выгнать. Главное - есть крыша над головой.

Осторожно осматриваюсь. В самом конце зала мерцал зеленый глазок индикатора допотопного радиоприёмника. Я тронулся в сторону этого маячка.

-Есть кто-нибудь? Хозяин! – громко спросил я.

На диване рядом с радиоприёмником шевельнулась кучка тряпья.

-У вас гость из солнечной Армении, - продолжил я бодрым голосом.
-Рад, очень рад, - не то иронично, не то спросонья не разобравшись, ответил кто-то, - устраивайся где-нибудь, поспи, утром поговорим,- добавил обладатель голоса и повернулся на другой бок.

-Вставай, - осмелев, говорю , - организуем бутылку, посидим, познакомимся…

Уговаривать не пришлось. Через пару минут, за полночь, мы вдвоем, под дождём, по слякоти, но с надеждой на пол-литра спирта, тронулись к дому сестры хозяина гостиницы Алексея Трофимыча.

-Какой спирт, бесстыдники,- прикрикнула на нас женщина.
-Гость у меня, - как мог защищался мой хозяин,- замёрз человек, войди в его положение, - уговаривал он сестру.
- Да, да, замёрз… - присоединяюсь я, чтобы как-то поддержать Трофимыча.

Не подействовало, мы с пустыми руками возвращаемся в “гостиницу” по той же слякоти и грязи.

Мне предоставили старый диван. Пристраиваюсь на нём, стараясь обойти изогнувшимся телом подпирающие снизу пружины. Подтягиваю подвернувшуюся пыльную школьную сумку себе под голову, из-под вонючего одеяла желаю спокойной ночи хозяину и засыпаю.

Утром просыпаюсь от жужжания электробритвы “Харьков”. “Директор” гостиницы оказался пожилым человеком приятной наружности.

Сторублевая купюра, которая появилась на столе, вывела наше с Трофимычем знакомство на совершенно иной уровень. Появилась злополучная бутылка с сопутствующей снедью, и разговор заструился по привычному руслу советской застольной дружбы. Скоро от Тиграна Петросяна дошли до балета “Спартак” Арама Хачатуряна, моего тезки, а затем, как-то незаметно меня повели в детство Алексея Трофимыча.

Там он, мальчиком, скакал на коне, которого звали Орлик. Начавши в далеком прошлом, дошли до счастливых дней любви. Последовали женитьба, рождение детей. Затем многодетная семья разбрызгалась по всей России и Казахстану. Альбом фотографий, как немое кино, рассказал о покойной жене, дочерях, об их замужествах и семьях. Потом было расставание с отцом. Год от года отцовский дом пустел, и настало время, когда Трофимыч остался один.

-Останься ещё один денёк, - уговаривал меня Алексей Трофимыч при прощании.

Мы пошли на вокзал. По поводу моих проводов он был обут в китайские резиновые кеды внука и щеголял в непонятной военной форме. На перроне железнодорожного полустанка, ожидая поезда на Саратов, в обнимку, с бутылками пива в свободных от объятий руках, стояли армянский оптовый торговец пустыми колготками и хозяин единственной гостиницы Мара Семиглавого Алексей Трофимыч.
 
-Приезжай еще, Арам, - с надеждой в голосе сказал Алексей Трофимыч.

За кульминацией армяно-русской дружбы на казахском полустанке молча следили уже знакомые мне пограничники, ожидающие новых “посетителей ярмарки” в Маре Семиглавом.

-В следующий раз, учтите, я уже приеду к родному мне человеку, - обратился я к пограничникам, которые косо смотрели на пивные бутылки, с помощью которых мы с Трофимычем усугубляли наши братские отношения.

-Приезжай, конечно, - с простодушной усмешкой ответил пограничник-казах.

И, наверное, мы все хотели верить моим словам.