Колыма. Часть 12. Новые законы

Часть 12. Новые законы.
( Воспоминания моего дяди - узника ГУЛАГА)

На новом месте я нашёл земляка из деревни Литвиново Качугского района. Он мне похвастался, что является тем самым Летвинцевым - налетчиком на сельпо, перед которым дрожала вся районная милиция. Земляк участливо отнёсся ко мне, не зная, что я являлся одним из тех, кто когда-то с милицией охотились за ним и за его бандой. Здесь же я прикинулся простым обиженным мужичком, и земляк стал меня поучать лагерным порядкам :
- Думай только о себе и не лезь в защиту другого - это главная лагерная заповедь. Если ты, в защиту себя дашь кому-то по шее, - говорил он, - тебе это простят, но если ты будешь заступаться за кого-то - тебя могут забить насмерть.
- Вторая заповедь - не выдавать никому заключённого. Видел-не видел, говори, что ничего не знаешь. Будешь жаловаться старосте или нарядчику - это полбеды, но если ты будешь доносить администрации лагеря - убьют на месте.
Эти неписаные законы существовали во всех лагерях и имели большую силу. В этом я убедился, как только вступил на колымскую землю, густо заселенную заключёнными.
Вот так тюрьма меня свела с бывшим недругом. Только на этот раз, он как "бытовик" был привилегированной личностью, а я как "контрик" - во всех отношениях был бесправный.
Вскоре наши пути разошлись. Его оставили на пересылке во во Владивостоке, а меня направили на отборочную комиссию, где должен был решаться вопрос о моем дальнейшем использовании в лагерных работах.
Комиссия в составе нескольких врачей и представителей лагерной администрации устроила нам осмотр. Раздетых донага, прогнали цепочкой мимо длинного стола, занимаемого комиссией. При этом каждому задавался один и тот же вопрос
- Руки, ноги целы?
- Целы, - отвечали мы однотипно.
- Следующий! - выкликали уже другого. За один день были прогнаны мимо стола тысячи людей. Если кто-то из них и заявлял о наличии болезни, ответ был один и тот же : "Разберёмся на месте!"
По всему было видно, что комиссия спешила с отправкой нас на Колыму.
Наступил декабрь месяц - самый штормовой в Охотском море. Для нас было подано грузовое океанское судно "Джурма", но до него нужно было пройти с пересылки более четырёх километров по берегу бухты. День удался на редкость холодным. С моря дул пронизывающий ветер. Большинство заключённых было раздето : ни тёплой одежды, ни обуви. Шли очень вяло, словно на эшафот. Меня спасали сапоги, кожаное пальто и шапка-ушанка. Чтобы теплее было ногам, я натянул на сапоги кем-то выкинутые лапти. Но вскоре их пришлось сбросить, так как мешали идти. Шли мы длинной колонной, по восемь человек в ряд. С обеих сторон нас конвоировали солдаты с собаками. Как почётный картеж, они сопровождали нас до парохода. Говорят, не обошлось без приключения. Один из солдат охраны опознал в колонне своего отца-арестанта. В результате, он был сразу же отстранён от конвоирования.
Наш корабль стоял у самого пирса, выбрасывая из труб облака дыма. Шла погрузка угля и продовольствия. Все мы так обморозились, что готовы были провалиться в преисподнюю. Через 10-20 минут была подана команда входить по трапам в трюмы. Загоняли нас, как скот на бойню, плотно, впритирку. Для сна были приспособлены трехярусные нары. Тех, кто расположился внизу, трясло от холода, а те, кто оказался в вверху - задыхались от спертого воздуха.
В первые двое суток нас везли Японским морем, через Лаперузов пролив мимо Сахалина.
( продолжение следует)