Жизнь без права на ошибку

Пятый день. Ни вкусов, ни запахов. Полный ноль. Даже любимые сигареты кажутся безвкусной травой. Я нервно тушу окурок и выкидываю его в окно. Сажусь на ободранный табурет, размешивая сахар в стакане с чаем. Сахар? Есть ли разница? Всё равно не почувствую его сладости. У меня всегда так при простуде: нос отекает настолько сильно, что я перестаю различать любые запахи, а заодно и ощущать вкус еды. Это, признаться, очень отравляет и без того уже отравленную жизнь. Кофе, без которого я не могу жить, теперь неотличим от простого кипятка, а за обедом я не могу как следует наесться. Каждый раз я боюсь, что обоняние не вернётся, хотя никаких объективных причин для этого нет. Думаю, к концу недели больничный закроют, и я вернусь на работу.
За окном сентябрь отсчитывает дни до первых холодов. Высокий полусухой тополь, возвышающийся над соседней хрущевкой, уже оделся в золотое, роняет опадающие листья на дорогу и мусорные баки в конце двора, а я роняю пепел на тёмно-серый линолеум. Был бы девчонкой – ронял бы слёзы. Но, к счастью, я парень, и рыдать мне противопоказано самой природой. Да и с чего бы мне рыдать? Может, из-за девушки, имя которой набито у меня внизу живота? Нет... Слёзы – это слишком мелочно для такой боли.
Я живу настоящим моментом. Больше не хочу ни о чём заморачиваться. Завтра может не наступить. А вчера уже прошло и кануло в лету. Есть только сегодня. Сегодня – тёплая осень за окном, старый линолеум на кухне, сигаретный пепел, пачкающий мне пальцы…
Я смотрю на откидной календарь, висящий на стене. Я зачем-то повесил его сюда год назад. Без удовольствия срываю несколько листов: на них обозначены прошедшие дни. И где они все? Куда делись? На что я их потратил? В голове пусто. Не могу припомнить ничего стоящего. На работе закончил очередной проект, потом слёг с простудой, а все свободные вечера провёл за бесполезным просиживанием в соцсетях. Мне двадцать восемь. Самый приятный возраст. Но и самый тяжёлый. Первое десятилетие самостоятельной жизни, в которое нужно умудриться построить всё с нуля. Либо разрушить до основания то, что есть. У кого как. По крайней мере, мне кажется, я лишь разрушаю. Последние два года моей жизни будто провалились в бездну. Я столько всего потерял. Потерял людей, а этот ресурс, в отличие от всех остальных, невосполнимый, что бы ни говорили.
Я потерял девушку, которую любил больше жизни. А ещё потерял друга. Честно сказать, только теперь я понимаю, что поссорились мы из-за полнейшей ерунды. Я вспылил и обиделся на него из-за одного неосторожного слова. Быть может, он просто был в плохом настроении, а я воспринял всё близко к сердцу. После ссоры не разговаривал с ним целый год (и продолжаю до сих пор), даже не смотрел в его сторону, – настолько сильна была обида. Но за всё это время он не извинился и не предпринял никаких попыток наладить со мной контакт. Отец говорит, что я очень мнительный и принципиальный. А ещё мягкотелый. Видите ли, человек меня оскорбил, я обиделся, а теперь чувствую за собой вину за то, что обиделся!
Но как бы там ни было, я жалею. Жалею о том, что не обошёл этот острый угол, не уступил, не попытался понять, а сразу обрубил с плеча. Просто вычеркнул человека из своей жизни, как вычеркивают поэты нерифмующиеся строчки… Не дал второго шанса… Я никому их не даю. Наверное, потому что и со мной никто никогда не церемонится… Грустно это признавать, но я практически обо всём в своей жизни жалею… Я совершил столько ошибок! Одни только ошибки – ни одного стоящего поступка! Я всегда считал, что моя жизнь должна стать идеальной. Видимо, просчитался.
Недавно я потерял ещё одного друга. Но его, к счастью, не по своей вине.
Его убили. Кто, за что, при каких обстоятельствах – всё это так и осталось тайной следствия. Но честно, мне уже плевать на эти подробности, ведь они не отменят того факта, что друга больше нет.
А я даже не попрощался с ним. Как раз когда всё это случилось, я и заболел. Я чувствовал себя настолько ужасно, что еле мог вставать с кровати, ну, поэтому, собственно, и не поехал на прощание. Теперь я сильно сожалею об этом. Никогда себя за это не прощу. За то, что как последний проходимец  не соизволил даже попрощаться с другом, сославшись на свою болезнь и немощное состояние. (Пусть и общались мы не слишком близко, но он был одним из немногих людей, которых я мог назвать своими друзьями). Признаться, в тот день меня действительно мучила температура под сорок, но я считаю, что это не оправдание! Я не ищу для себя оправданий! Я совершаю ошибки, а потом горько сожалею о них, но всё бестолку: в следующий раз я снова наступаю на одни и те же грабли, и не могу остановиться.
Иногда мне кажется, что я сам виноват в том, что люди уходят из моей жизни. А я так сильно к ним привязываюсь, что не могу отпустить. И совершенно не понимаю, как нужно себя с ними вести. Когда я отношусь к ним, как к хрупкими вазам, боясь обидеть неосторожным словом или причинить боль, они садятся мне на голову, когда напротив, становлюсь жёстким и не позволяю себя использовать, они обижаются и перестают обращать на меня внимание. Поэтому я окончательно запутался в этом сложном клубке человеческих взаимоотношений.
По вечерам я поздно возвращаюсь с работы. Когда иду домой, уже темно. Небо становится абсолютно чёрным, и когда я задираю голову, чтобы посмотреть на него, мне становится паршиво на душе. Я вижу обсидиановую беспросветную бездну, нависшую над городом. В её бархатной глубине как одинокие маяки мерцают редкие россыпи звезд. И их так мало, что, кажется, будто наступил апокалипсис. Хотя я понимаю, что это просто световое загрязнение огромного города мешает мне их увидеть. Но всё равно, почему-то эта сентиментальная глупость вгоняет меня в тоску.
Наверное, моё повествование совсем не похоже на рассказ. Это просто глупые душевные излияния, вроде дневника, которые никому не интересны. Пора с этим заканчивать.
Я закидываюсь десятком таблеток, тушу сигарету. Болезнь отступает ужасно медленно…
 
***
 
Сегодня мы с бывшим другом виделись, пришлось даже немного пообщаться по работе. Я заглядываю ему в глаза. Они такие же, как у моей мамы: ярко-зелёные с золотыми прожилками. И мне всегда казалось, что это какой-то знак. Я считал, что мы самые настоящие друзья. Ведь, кто такой друг? По моему мнению, друг – это тот человек, с которым тебе просто хорошо рядом. Он может быть каким угодно, и плевать на его недостатки, моральные качества и убеждения. Друг тебе ничего не должен, как и ты ему. Но вы всё равно держитесь вместе, потому что испытываете взаимную привязанность.
Итак, я заглядываю в его глаза. Я не вижу в них злости, обиды или презрения, безразличия тоже нет. Но мне кажется, что мириться он не хочет. А я хочу, но из своей гордости, конечно, не сделаю первый шаг. Вернее, если б я знал, как его сделать, то, непременно сделал бы. (Я не гордый. Это всё злые языки болтают про меня, что я чуть ли не корону на голове ношу). А я? Кто я? Редактор небольшого издательства. Даже не главный, но планирую, в общем-то, до него дослужиться.
И что делать дальше? Как наладить с человеком контакт? Как снова собрать воедино разбившееся вдребезги доверие? Я не нахожу ответов на свои вопросы. Я всегда плохо разбирался в людях. Быть может, ему давно всё равно. У него и так куча друзей, это у меня их раз-два и обчёлся, и поэтому я цепляюсь мёртвой хваткой за каждого. Ситуация так и остаётся непрояснённой…
Когда я выхожу из офиса, на часах почти девять. Сентябрь увлекает меня в холодные объятия. Наверху – беззвёздное обсидиановое небо. Мне тоскливо на душе. Отчего-то хочется напиться. Наверное, я никого не удивлю, если скажу, что могу в одиночку выпить бутылку вина. Но болезнь ещё не прошла, вкусы и запахи не вернулись, поэтому я не получу никакого удовольствия от употребления спиртного. Это будет пустая трата денег. Да и вряд ли алкоголю под силу притупить мои чувства. Они, как неуправляемые колесницы, бороздят непроторенные тропы моего разума, вгрызаясь всё дальше и дальше в безжизненную пустыню, которой стало моё сердце.
Владислава – девушка, которую я любил и люблю до сих пор – оставила после себя эту пустыню. Да и не только она. Все люди, которые так или иначе ушли из моей жизни. Я успокаиваю себя тем, что я никого не прогонял – это был их осознанный выбор. Ну а там как знать – за собой ведь никогда не замечаешь ошибок.
Я знаю, почему Влада сказала «нет» и отвергла мою любовь. Я ей просто не нравился. Но всё равно этот факт не оправдывает того, как она себя вела, как постоянно брезговала со мною заговорить, демонстративно меня игнорировала и даже не смотрела в мою сторону. Она причиняла мне такую сильную боль… И лишь одно меня успокаивает: осознание того, что я сделал всё возможное, всё от меня зависящее, но она осталась непреклонна. Я потерял её. Хотя как можно потерять то, что тебе не принадлежит? Как можно удержать человека, которому ты не нужен? Можно лишь избавиться от своих иллюзий…
Воспоминания по-прежнему свежи и мучают меня. Татуировка с её именем как шрам на душе. Болит и болит, и болит так, что я не нахожу себе места.
Дома я часто выхожу на балкон покурить. Но вместо этого хочу закричать от боли. Не знаю, как я нахожу в себе силы сесть за заброшенный почти год назад роман, который я всё никак не могу дописать. Хватит с меня дневников. Они никому не интересны.
 
***
 
Со своей будущей женой я знакомлюсь в тренажёрке. Думаю, это просто приятная случайность. Женя безупречно выглядит. У неё длинные светлые волосы, голубые глаза, лёгкий жизнерадостный характер. Она вся излучает позитив и будто светится счастьем изнутри. Она влюбляется в меня практически сразу. А мне просто всё равно, с кем быть, раз с Владиславой я никогда уже не буду. (Знаю, это в высшей степени эгоистично). Однако я веду себя благообразно. Я пытаюсь сделать Женю счастливой, я забочусь о ней, дарю подарки, окружаю вниманием. Мне хочется сделать какое-нибудь доброе дело.
Мы женимся очень быстро. Нашу жизнь можно перенести на обложку журнала – настолько она идеальна. Внешне, по крайней мере. Внутри же я испытываю кромешную пустоту. Ядовитая бездна старой боли утягивает меня на дно, а я всё сопротивляюсь. Много лет уже сопротивляюсь. Квартира, машина, повышение на работе, первый изданный роман, красавица-жена, отдых за границей два раза в год. Всё идеально, если б не пустыня в моей душе. Я всю свою любовь отдал людям, которые меня не ценили. Теперь я просто закончился. Взял и в какой-то момент просто закончился, как заканчивается посадочная полоса под шасси самолёта. Но я продолжаю жить так, как навязало мне это общество. Потому что по-другому никак. По-другому – оставайся на обочине никому не нужным, вечно ноющим неудачником. А эта жизнь, к сожалению, без права на ошибку. Слишком велика цена за каждую из них. И расплачиваться приходится не деньгами, а нечтом гораздо более ценным: частицами своего сердца, души, разума, покоем и счастьем, которые вмиг оказываются отравленными… А я перфекционист – хочу, чтоб всё было идеально...
У нас с женой растёт две девчонки и мальчишка. Девочки такие милые. Боже, сердце переполняет нежность, когда я смотрю на них. А вот с пацаном ладить получается плохо. Всё, что ему ни говорю, воспринимает вштыки, постоянно соперничает со мной. Не знаю, что с ним делать. Вообще, что с ними всеми делать. Иногда я хочу сбежать. Но знаю, что никогда этого не сделаю, потому что я нормальный порядочный мужчина. Я люблю свою жену и детей. Только вот за десять лет ту татуировку я так и не свёл. И даже не представляю, как мирится с нею Женька.
С другом, который похож на мою маму, я тоже не помирился, а нового так и не завёл. Как-то не срослось ни с кем.
По венам бежит отравленная болью кровь, пугая меня, завлекая сбежать куда-нибудь от самого себя. Она лжёт: меня давно не осталось. Не осталось того, от кого сбегать. Нет и не было никогда того, к кому сбегать. Я, будто сорняк, не нужен ни Владе, ни своим несостоявшимся друзьям. И самому себе, признаться, тоже.
– Какой же ты глупый. – Часто любит повторять отец. – Сорок лет прожил, а уму-разуму так и не набрался. У тебя есть семья, которая тебя любит, а тебе нужна Влада. Тебе всегда была нужна одна Влада. Тебе нужны люди, которым ты не нужен. Что ж ты за человек-то такой! Ты – либо мазохист, либо святой, либо идиот.
Что ж. Его вердикт я принял. Разумеется, подобные разговоры всегда проходили строго наедине за закрытыми дверями. Я никому не раскрывался, кроме отца. Но он был скорпионом. И по гороскопу, и по жизни. Бывало, жалил так, что я потом месяцами с ним не разговаривал. Кстати, тот мой друг, похожий на мою маму, тоже родился под этим знаком. Может, потому у нас и не сложилось дружбы.
Я говорил, что тяжело отпускаю людей. Так вот. Я поскромничал. Я вообще не способен их отпускать. Я как ребёнок, у которого забирают игрушку: обижаюсь и впадаю в истерику вместо того, чтобы начать взрослеть.
Моя нерастраченная любовь превратилась в пепел – в горький пепел на моих губах, в обсидианово-чёрную краску под моей кожей, готическим узором выводящую на теле одно-единственное имя, которое я уже никогда не забуду…
Скоро полвека на этой Земле… Я в который раз даю себе обещание больше не ошибаться… Но сдержу ли его когда-нибудь?