Опыт, укладываемый в рефлексы

Советский философ Мераб Мамардашвили размышлял: «Я могу вам признаться, что одно из моих переживаний, из-за которых, возможно, я и стал заниматься философией, было совершенно непонятное, приводящее меня в растерянность — слепота людей перед тем, что есть. Стоят нос к носу с чем-то и этого не видят. Это происходит потому, что мы не извлекаем опыт. И это происходит бесконечно — все заново и заново в нашей жизни, или в истории в целом, повторяется одна и та же ошибка. Почему? Потому что, очевидно, не существует структуры, в которой мы раз и навсегда извлекли бы опыт из того, из-за чего нам пришлось раскаиваться. Если этого не сделать, то это будет повторяться. В российской истории вовсю гулял гений повторений, повторений дурных до тошноты».
А по моему, это проблема нейробиологии и ряда других наук. Самки осьминогов умирают после долгого оберегания кладки яиц. Они обучаемы, но, нет передачи информации через поколения. Осминожихи имеют наивысший IQ среди молюсков. Но, навыки, приобретаемые в течение краткосрочной жизни и методики применения врожденного IQ они не передают последующим поколениям.
У нас, в отличие от головоногих, есть поколенческий транзит. Но, он краткосрочный, т.к. ресурсы нервной системы и ее накопительные способности у нас ограничены в силу физиологических пределов мозга и коллективного разума. Три наших поколения - предел памяти, после которого происхрлят парадигмальные изменения во всем, а некогда используемые стратегии и тактики архивируются и на перспективу становятся мало применимыми.
Патриархальные же сообщества, как нагыз-казахи, помнящие до 7 колена, вынуждены селективно относиться к информации. И, помнят лишь идентификационные маркеры или яркие события по ступеням родовой информации. Хотя и нагыз-казахов 20й век раскатал почти всмятку.
Нынче шежере доступно лишь интересующимся. Иначе говоря, наступает в жизни момент взросления, когда традиционно необходимо обращаться к истории рода. Вот именно в такие моменты возникают проблемы интерпретации, когда что-то добавляется, а что-то исчезает навсегда.
В т.н. европейских этнических общностях ситуация ощутимо хуже. В восточных же - средне-азиатских и материковых китайских общностях ситуации разнятся. Если в странах Средней Азии присутствуют носители коллективной памяти и подобия шежере, то в большей мере, эти способности привязаны к состоятельности родов и укоренившейся традиции в них - помнить на на несколько сотен и более лет назад и прослеживать гениалогическое ветвление по мужской линии. Но, это в современных социально-экономических условиях и пролонгации кризиского состояния имеет признаки уникальности и такая память зиждется на усилиях всего локального сообщества, в котором существует институт уважаемого носителя информации и хранителей устных и письменных архивов. Хотя, не исключена систуация с самозванцами, которые в смутные времена примеряли личины и удержались на плаву в течение трех-пяти поколений.
Китайская память-опыт намного масштабнее среднеазиатской, что выводит ее из общинного охвата на уровень философского континиума. Китайский "муравейник" память и опыт ввергает не только в социальный уклад, но и в социальное поведение. А это уже рефлексы, что заставляет задуматься о днк-пакетировании. Период "средне-азиатского" и "казахского" запоминания и сохранения опыта китайцы прошли тысячи лет назад. Поэтому их развитие социальное, а в европейской культуре - индивидуальное. А между ними в различной степени переходные формы.