Вот так оно все начиналось

Помните У Виктора Драгунского – «Денискины рассказы»? О детях, с любовью к детям, со знанием детей. А еще Экзюпери, когда его спрашивали, откуда он родом, отвечал: «Я из своего детства».
Решил и я написать. О нашем охотничьем «детстве». Нет, было нам в этом детстве уже под тридцать. Но как охотники были еще совсем дети-детьми. И мы – охотники сегодняшние – все равно родом из того нашего охотничьего «детства».  Много было нелепого, смешного, поучительного. Но без этого не бывает потом уже опытного и зрелого.

В общем, всем начинающим охотникам посвящается. Помните, друзья, мы тоже были такими же, как вы сейчас. А может, и еще неопытнее и смешнее. Поэтому, все у вас еще будет. Главное, идите вперед, не бросайте и не сдавайтесь, тогда все у вас получится.

Мишка – мой друг и самый главный напарник в охоте. Именно потому и главный, что с ним мы вместе начинали. И, хотя уже давненько мы вместе не выезжали по причине, наверное, не правильной занятости, чтобы выделить друг для друга хотя бы пару дней, но он «из моего детства», а это козырь, который не бьется.

Мы и познакомились с Мишей на выезде. На рыбалке. Стоянка у нас была одна. Да, еще общие знакомые случились на тот момент. Тогда мы выезжали не меньше, чем на два-три дня, а в отпуске – так целый месяц могли провести с семьями где-нибудь на островах с кострами и без электричества.

Охотничий билет сначала получил я. Самым что ни на есть честным образом – с рекомендациями, кандидатским стажем, лекциями, отработками, сдачей охотминимума. А потом затащил в охоту Мишку. Мишке тогда было проще. Был он на тот момент военным. Тогда еще – капитаном. Майора он получил уже на моей памяти. И не просто военным. А сотрудником спецслужб. Но сотрудником самым, что ни на есть с «чистыми руками, горячим сердцем и холодной головой». Как-то за столом упрекнули в нашей общей компании Мишку уже в «девяностых», что так ничего особо и не нажил, что начальник его бывший и на машине представительской ездит, и бизнесом очень приличным заведует. А Мишка возьми и ответь:
- Зато вы со мной пьете!
И так он это сказал, что понятно стало, что жил человек по совести всю жизнь и дальше так жить будет. А ориентиры его жизненные совсем не в плоскости денежных благ располагаются. Наверное, это и стало главной причиной того, что с Мишкой мне всегда было комфортно.

В общем, стал и Мишка охотником. В смысле с охотбилетом и ружьем.  У меня был на тот момент «ИЖ-43» 16 калибра. Новый. Другого ничего в магазинах на момент моего прихода в охоту не было. А Мишка был у нас обладателем «иномарки», как было записано в его разрешении без каких-либо уточнений. Досталась ему это ружье от деда. Привез со своей исторической родины и зарегистрировал дедово наследство. Тоже 16 калибра – это всегда сподручно – иметь один и тот же калибр с напарником по охоте. Ружье было трофейное, то есть, довоенного выпуска. Эксплуатировалось без особого уважения, совершенно без какого-либо душевного трепета. Оттого и состояние его было отнюдь не идеальное – и раковины в стволе, и воронение изрядно облезшее. Но – английская ложа, легкий вес. Несмотря на возраст и внешнее состояние уважение это ружье заслуживало. К тому же бой у ружья был – на зависть моему «Ижу», что «вчера из магазина». Поковырявшись в клеймах, мы выяснили, что произведено ружье было в Сент-Этьеновской мануфактуре. Год выпуска так и не выяснили.

А еще у меня на тот момент уже был мой первый охотничий пес - русский охотничий спаниель Флинт. Пес без документов, но очень красивый. Добрый и сильный.
Вот так мы с Мишей и пошли в нашу охоту.

«ВОТ ТАК ОНО ВСЕ НАЧИНАЛОСЬ…»

Когда вы, мои молодые коллеги по увлечению, видите меня сейчас в поле в шляпе, с красавицей курцхаарихой, с достойным ружьем и ягдташем, сетка которого откровенно тянет плечо от веса дичи, не подумайте, что такой я был всегда. Что таким я и пришел в охоту. Если б вы увидели меня на тех самых первых охотах, фильм Рогожкина показался бы вам безобидной сказкой. Зато и запоминаются такие наши самые первые шаги на всю жизнь. А были мы молодыми и очень глупыми. Зато сильными и здоровыми.

Хорошо, когда начинающему охотнику есть за кем идти следом. У кого можно постоянно учиться. Мы постигали нашу охоту сами. Правда, теоретическая подготовка была на высоте – абсолютно все книги, замеченные на книжных развалах, касающиеся охоты, непременно покупались и прочитывались. Наверное, хорошо, что тогда не было интернета – знания, когда надо сначала изыскать возможность их получения, ценились на порядки выше, нежели сейчас, когда информации море, а желания учиться нет.

Первое, что осваивалось, конечно, возможные угодья охоты.
Вот одним из таких возможных угодий оказалась сначала Мишкина дача. Точнее, тогда еще только место, где эта дача должна была быть построенной. А на момент описываемых событий эта дача представляла собой только участок в поле, окруженном с трех сторон лесом, с несколькими бетонными столбиками, торчащими из земли, представлявшими собой начало фундамента будущего дома. С четвертой стороны была дорога, а за ней снова лес. От города удаление весьма приличное – 130 километров. А еще в лесу, километрах в трех от этого поля, располагалось довольно большое и довольно глубокое озеро. От своей глубины и получившее такое же имя собственное – озеро Глубокое.

Далекий от города дремучий лес, огромное глубокое озеро. Когда охоту знаешь пока только по книжкам, это ж просто охотничий Клондайк – зверье в лесу должно бегать табунами, зайцы из-под ног выскакивать, а над озером должны кружить огромные стаи уток. Только попадай.
Вот туда мы и собрались. На одну из самых первых наших «царских» охот.
В компании нас было трое. Мишка, его сослуживец Анатолий и я. Ну, и конечно, … охотничья собака. Мой спаниель Флинт.

Мишка тогда был в звании еще капитана. А его сослуживец – прапорщик. Конечно, на охоте званий нет и быть не может, но этот факт нам еще впоследствии пригодится.
И машина была только у Мишки – «Жигули – шестерка». И «дача» - хоть и шесть столбиков в поле, но все равно его. В общем, Мишка, как ни посмотри, командир.
Зато на мне было все «морское» обеспечение. На резиновой двухместной лодочке, что были и у Мишки, и у меня, по такому большому озеру за уткой не очень погоняешься. А у меня, кроме «резинки», была еще и байдарка «Таймень-2». Вот это уже серьезный дредноут, уже не раз достойно показавший себя в мореходном деле. Весит, правда, 37 килограмм. И габариты приличные в сравнении с надувными плавсредствами, но, как говорил сам Мишка: «Машина же везет». Правда, до этой самой машины каждому предстояло дотащить свое снаряжение самостоятельно – собирать всех по домам – непозволительная трата драгоценного времени, поэтому для каждого назначалось место посадки по маршруту следования автомобиля. В придачу к байдарке у меня был еще и Флинт. И рюкзак с индивидуальным снаряжением и продуктами. Поэтому палатка была уже за Анатолием.
Мы были в предвкушении грандиозной охоты.

В битком забитой нами, собакой и снаряжением машине мы покинули город. А через пару часов уже колесили среди лесов и деревень.
Сначала нам предстояло обзавестись путевками на предстоящую охоту. Собственно, охота тогда только и начинается, когда на руках у тебя имеется эта самая путевка. Без нее в лес даже с зачехленным оружием соваться нельзя. А для путевки нужен, как минимум, местный егерь, в ведении которого находятся здешние угодья. На дворе было самое-самое начало 90-х. Все прежнее уже развалилось, а новое еще не сформировалось. Зато в плане путевок было намного проще – путевку можно было получить одну на целый географический район Ленинградской области. И в любом месте, то есть, у любого егеря. Еще не были разделены леса и болота между многочисленными собственниками – обществами и так называемыми охотничьими клубами.
Вот адрес базы, где должен был обитать один из местных егерей, Мишка узнал заранее. И первая наша остановка планировалась именно на этой базе.

Взял Миша помимо наших охотбилетов «презент» для егеря в стеклотаре (алкоголь в то время был, как раз, по талонам, отчего презент был весьма значимый), оставил нас с Анатолием в машине, а сам исчез за дверьми охотничьей базы.
Нам бы честно сказать:
- Дяденька! Полные новички в охоте. И мест здешних совершенно не знаем. Подскажите, пожалуйста, где, когда и как нам с пользой время провести?
Но гордость тогда куда свою охотничью девать? Нет! Мы все сами! Мишка нам уже все разведал. Только стреляй и попадай!

Миша появился на крыльце минут через тридцать. В сопровождении егеря, который пребывал в очень позитивном, даже в очень веселом настроении. Почему так долго? Потому что помимо выписывания путевок егерь счел своим долгом тут же отпраздновать тот факт, что они с Мишей оказались однофамильцами. Сам Мишка с трудом отбился от участия в празднике, мотивировав тем, что он не только один в компании за рулем, но и один, у кого есть права.
Все, прямая дорога в охоту открыта настежь. Мы въехали в лес по узенькой, но асфальтовой дороге, которая прекращалась у братской могилы летчиков времен войны. Именно на том поле, где Мишка получил участок под дачное строительство, во время войны располагался аэродром подскока. Именно с него были сделаны самые первые вылеты на бомбардировку Берлина. А в лесу, метрах в двухстах от шоссе находилась братская могила. Дальше уже шел самый настоящий лес с оврагами и болотами. А где-то в глубине его располагалось озеро, на которое нам предстояло попасть.

Миша высадил нас с Анатолием, Флинтом и всем нашим скарбом и снаряжением возле этой могилы, а сам поехал на свой участок, чтобы на нем оставить машину на предстоящие двое суток под присмотр соседей, которые в отличие от Мишки были заняты не мужскими развлечениями, типа охоты и рыбалки, а строительством своей загородной недвижимости. Обещал подойти примерно через час, а нам предстояло собрать байдарку и привести все наше имущество к состоянию, пригодному для пешей транспортировки.

Как там у Тимура Шаова? «На поляне у реки ловят рыбу мужики. Сеть закинули в траву – ловят щуку и плотву. А почему на берегу? Да потому, что по-фигу!»
Почему надо было собирать наш дредноут настолько на берегу? Мне до сих пор не понятно. Сказал тогда Мишка, что озеро метрах в тридцати в глубине леса. В действительности там набралось все метров двести, если по прямой. Но мы с Толей тогда этого не знали. Поэтому очень оперативно и слажено байдарку собрали, благо, я уже проделывал это не один десяток раз на своих рыболовных выездах. Правда, мой напарник как-то недоверчиво посматривал на мое плавсредство, высказывая периодически сомнения в его способности плавать.  Мы были полностью готовы, когда появился наш распорядитель охоты. Уже пеший. Полноценный привал было решено сделать уже на месте будущей стоянки. Двинулись в лес. Вниз по спуску к хоть и проходимому, но болоту. Мы с Анатолием несли байдарку, а Миша тащил рюкзаки с провиантом. Ружья каждый нес сам.
На правом плече – байдарка. У Анатолия – нос, у меня – корма. И длина дредноута почти 6 метров. Вы когда-нибудь ходили с собранной байдаркой по лесу? Когда любой радиус поворота определяется этой длиной в 6 метров? А кругом деревья, кусты и болото под ногами. Поверив в длину дороги в 30 метров, Толя не стал даже переобуваться – пошел, как приехал – в кроссовках. Как не потерял их вообще в этом болоте – это загадка. Потому что шел он по колено в грязи и болотной жиже. Я все-таки болотники одел, оттого сумел остаться сухим. Благо, мы умудрились ни разу не упасть в нашей жесткой шестиметровой связке.

Преодолев наконец эти первые, заявленные, как тридцать, а в действительности оказавшиеся парой сотен метров, мы вышли к пляжу. Это на самом деле был местный пляж, на котором летом в жаркую погоду купались дачники-садоводы. Полоса довольно твердой почвы шириной метров десять между болотом и озером, проход к чистой воде, шириной метров тридцать, а слева и справа небольшие заросли камыша. Сейчас на этом пляже народа уже не было – середина сентября, температура воздуха  не поднималась выше 10 градусов.
Озеро было действительно большое, не очень широкое – метров от трехсот  до полукилометра, зато в длину простиралось на восемь километров. Вот для полного обследования всех этих километров и планировалось использовать байдарку, как высокоскоростное и малошумное судно, позволявшее по нашим задумкам приближаться к сидящей утке на расстояние уверенного выстрела.

Но на момент нашего появления не то, что уток, но и вообще каких-либо признаков какой-либо охотничьей фауны на озере не было. Полное безмолвие.
Спустя пару лет я уже знал, где и на этом море-океане надо встать с точностью плюс-минус десяток метров, чтобы на зорьке был реальный шанс увидеть утку на выстреле. И байдарка совсем не нужна. Но тогда планы были поистине грандиозные. Промысловые планы. Правда, …уже на завтра. А сегодня в самых лучших традициях охоты предстоял банкет. Доехали, дошли, путевку взяли, в полной готовности. Ну, «с приехалом»! Ну, «за охоту»! Ну, «за реализацию наших планов»!

Коллеги мои – мужики очень здоровые. В смысле, им все нипочем. Вон, у Толи ноги прямо в штанах по колено мокрые от перехода по болоту, а ему  хоть бы что. Так и сидит у походного стола – куска брезента, расстеленного прямо на земле. Я уже тогда любил даже на природе отдыхать с комфортом. Обычно, выезжая семьей, мы сначала ставили даже не одну, а две палатки (одна под хозяйственное помещение, другая под спальное), разжигали костер, а уже потом садились за праздничный ужин. Здесь же я находился в компании людей, приученных «стойко переносить все тяготы и лишения военной службы», поэтому о комфорте можно было и не мечтать. К тому же палатка сегодня находилась не в моем ведении. И пока использовалась в сложенном виде, как посадочное место за праздничным столом. Костер тоже не разжигали. А под конец банкета было объявлено, что возиться с палаткой тоже уже ни сил, ни желания нет. И спать будем, просто этой палаткой накрывшись. Ночи были хоть еще и без заморозков, но отнюдь не южные теплые ночи. Мне оставалось только подчиниться мнению большинства. Хорошо еще, что со мной был Флинт – мягкий, шерстяной и очень теплый. Вот и подтаскивал его периодически себе под бок. И все бы ничего, но ночью пошел вполне серьезный дождь. А в силу моего роста, существенно превышающего рост моих компаньонов, ноги мои предательски торчали из-под палатки, и утром выглядели так, как будто я решил повторить переход Анатолия по болоту накануне в кроссовках.
Да и все участники нашей экспедиции выглядели так, как и должны были выглядеть после щедрого вечернего банкета в честь столь масштабной охоты. К счастью, все праздничные напитки закончились. Пора было переходить к правильному образу жизни. И вообще, …когда мы уже поедем на охоту? Утреннюю зорьку, если таковая на озере была, мы уже благополучно проспали.
Вскипятив для оперативности чай на примусе «Шмель», мы начали сборы в водную экспедицию по исследованию охотничьей фауны озера. Байдарка стояла носом на выход их бухты, еще на мели, но уже на воде, а мы укладывали в нее весь наш походный скарб, рассовывая вещи по всем свободным полостям, забивая носовой и кормовой отсеки, укладывая пакеты под борта. Потому что на двухместной байдарке предстояло плыть трем охотникам, а также спаниелю Флинту. Я, как командир этого судна, располагался на месте рулевого в корме. Флинт сидел здесь же у меня между колен. Мишино место было впередсмотрящего – в носу. По центру себе посадочное место организовал Толя, непрерывно высказывая сомнения относительно безопасности подобного перемещения по  воде. Ружья у каждого смотрели вверх стволами.

Когда пассажиры моего лайнера заняли свои места, а весь багаж перекочевал с берега на борт, я начал стаскивать наш корабль с мели в сторону большой воды, в большое плавание.
Вот лодка потеряла контакт с грунтом и начала покачивание на свободной воде. Привычным движением отталкиваюсь последний раз ногой ото дна, придавая байдарке ход вперед, и уже на ходу сажусь на свое капитанское место. Ставлю ноги на рулевые педали, делаю гребок , и…Лодка валится на правый борт, выкидывая пассажиров в воду. Подо мной еще глубина измерялась сантиметрами, а под моими пассажирами она уже была достаточной, чтобы принять их целиком. Я успел упереться рукой о грунт и выскочить из байдарки. Поскольку обут я был в болотные сапоги, можно считать, что  вышел сухим из воды, отделавшись только мокрым правым рукавом. Правда всех одежд, что были на мне, от рубашки до теплой куртки, и промокших абсолютно насквозь. А вот мои товарищи-охотники искупались целиком. Ну, и кроме того, тщательно предварительно распакованное из рюкзаков, чтобы занять минимум места, все наше снаряжение оказалось высыпанным на дно озера, как из кузова самосвала. Благо, вода в этом озере прозрачная на этой небольшой глубине. Как наименее пострадавший, я занялся именно сбором всего нашего барахла со дна, вынося его на пляж и раскладывая на просушку. А друзья-охотники были заняты борьбой за живучесть – срочно снимали с себя всю одежду, отжимали ее, искали в спасенном снаряжении наименее пострадавшие тряпки, одевали их на себя. Если необходимой замены не находилось в запасном снаряжении, в ход шла и отжатая одежда. И буквально бегом собирали сухие ветки и целые деревья для костра. Было явно не до демонстрации своего умения в разведении костров в сырую погоду, поэтому просто разожгли примус, как надежный источник постоянного огня, и прямо на примус стали складывать хворост. Когда примус стал угрожающе реветь, рискуя взорваться, его из костра убрали. Но и костер уже полыхал большой и серьезный.

Зубы перестали стучать, от одежды пошел пар. Стало возможным снять с себя все мокрое, усевшись поближе к костру, а вещи на просушку уже развесить на всевозможных рогатинах и перекладинах, наспех сооруженных и над, и вокруг костра специально для этого.
Ничего согревающего изнутри в наших запасах после вчерашнего вечернего праздничного застолья уже не оставалось. И, наверное, к лучшему.
Но за свою ночь в таком откровенном дискомфорте не в, а под палаткой, с вымокшими за ночь ногами, я оказался отмщенным с большим запасом.
Народ пребывал в откровенно мрачном настроении. Сушились и уточняли убытки. Ружья вымокли изрядно. Зато патроны вообще не пострадали. Еще не успели «заматереть» мы, как охотники, кидающие патроны горстями в карманы. Перевозили их, как положено. Как учили на лекциях по охотминимуму. Я, например, перевозил свои патроны в резиновых грелках – открутил крышку, напихал полную грелку патронов, закрутил крышку. Никакая вода ни в каких количествах такой таре не страшна. А вот с куревом оказалась картина печальнее – уцелел только мой «Беломор», находящийся у меня в карманах. Все, что было в запасах, вымокло напрочь. Правда, у меня с собой была трубка, которая тоже вымокла, вымок и табак, но трубку можно просушить и потом что-нибудь придумать. А пока закурили мой «Беломор». Дальше уж будь, что будет.
Все нипочем было только Флинтухе. Для него такая температура воды была вполне рабочей. А от костра ему было явно жарко. Поэтому он недолго терпел внезапно возникшие всеобщие приливы меркантильной нежности к нему со стороны всех участников этой охоты, продиктованные исключительно желанием погреться о его теплую шерсть, отходя от очередного гладильщика и усаживаясь в стороне от костра.

Честно говоря, причины переворота нашего лайнера даже представить себе не мог. И это у меня-то! У человека, имеющего диплом о высшем образовании инженера-судоводителя! Прекрасно знающего, что такое остойчивость судна и от чего она зависит. На этой байдарке я даже ставил мачту с парусом, катаясь с двумя своими еще не умевшими плавать детьми, устраивал переходы из Выборга на острова в Выборгском заливе при довольно приличном волнении. Даже не заливало волной, а о переворотах никто никогда и не задумывался. Да и Мишка неоднократно был этому свидетелем. Оттого, наверное, тоже пребывал в задумчивом настроении. Толя – тот просто всем своим видом показывал, что иначе просто и быть не могло – не может такая посудина безопасно плавать в принципе. И прямо заявил:
- Я в нее больше не сяду!
Если бы ты, Толя, знал, что будет дальше!

Часа через полтора-два вся вымокшая одежда стала хотя и не окончательно сухой, но уже теплой и вполне пригодной к дальнейшему использованию. Досушить можно уже и на себе. Весь багаж благополучно выловлен из озера и тоже все, что можно было еще высушить, было высушено. Байдарка снова заняла свое положение на старте – в воде на мели под погрузку. Опять все было тщательно разложено и распихано по всем свободным нишам. Можно было снова отправляться в дальний поход. И тут Анатолий уже довольно категорично и громко заявляет:
- Я в нее (то есть в байдарку) больше не сяду! Лучше я пойду пешком!

Вопрос – куда пешком? Вдоль берега? Даже Миша – почти местный абориген – еще не знает, что там есть вдоль этого берега, и можно ли в принципе пройти, не углубляясь в лес? А что там может быть в лесу – и подавно никому не ведомо. Поэтому Миша начинает Толю уговаривать:
- Ну, что-то не так, наверное, погрузили. Видишь, лодка стоит нормально и не переворачивается. Я плавал на этой байдарке. Все было нормально. Поплыли!
Но Анатолий настроен серьезно:
- Я же сказал, что я в нее не сяду!

И что делать? Но помните, я ранее упомянул, что Мишка и Толя имеют существенно разные воинские звания? Да, на охоте звания не имеют значения. До поры, до времени. Пока все идет штатно. Сейчас же возникла явно нештатная ситуация, требующая и нештатных действий.
И…Мишка становится совершенно серьезным. Четко и громко он произносит:
- Толя! Я приказываю тебе сесть в байдарку!
И Толе ничего не остается, как выполнить приказ. Как и означено в уставе – точно, безоговорочно и в срок. Толя садится в байдарку с видом бойца, идущего на боевое задание, с которого, он точно знает, вернуться ему не суждено.
Следом свое место в носу занимает Миша.
Ну, а я опять сталкиваю байдарку с мели, ставлю одну ногу внутрь, а другой толкаюсь от грунта, усаживаюсь на свое место, ставлю ноги на рулевые педали. Делаю пару гребков, лодка скользит от берега. А потом…. Кренится на правый борт и совершает полный оверкиль.

На сей раз глубины хватает всем, чтобы окунуться полностью. Сама байдарка оказывается просто днищем наверх. Но все же сход глубины не очень крутой, и всем удается просто встать на ноги в воде. К счастью, оружие никто из рук не выпустил. Поэтому сначала выбежали на берег сами, оставили на берегу ружья, а потом кинулись вытаскивать байдарку и весь багаж, который попадался под руки. Потом поняли со дна все, что успело утонуть. Благо, дно песчаное, и прозрачность воды от наших купаний не сильно пострадала. Но помню, что даже вентиль от примуса лежал на дне отдельным местом.
Какими речами огласилась вся округа, думаю, догадаться не сложно. Меня просто колотило от холода, а потому я первым делом зажег примус и обнял его горящий, просто держа голыми руками. Миша у меня его потом буквально вырвал из рук, опасаясь, что я что-нибудь себе непременно сожгу. Положили на примус оставшиеся от предыдущего переворота дрова и помчались собирать новые. На сей раз никаких сухих тряпок у нас уже не оставалось вовсе. Танцевали вокруг костра в одних трусах, отжимая одежду и развешивая все, что у нас было с собой и на себе, включая всю обувь. И те остатки курева, что еще хранились в моей на тот момент еще сухой куртке, тоже превратились в мокрое месиво.

По всем канонам морского права в происшедшем виноват капитан судна. То есть, я. Но я, как ни гадал, так и не мог найти вразумительного объяснения этого феномена потери остойчивости. Ртуть у них в озере, что ли, вместо воды? Потому что даже в соленой воде «Таймень-2» вот так вот без видимых причин не переворачивается. Думал, похоже, об этом и Мишка. Потому что в суете всех этих хлопот по борьбе за живучесть он вдруг остановился, распрямился во весь рост и буквально закричал:
- Толя! Ну, мы с тобой и дураки !

На самом деле от сказал не «дураки». Он назвал себя с Толей чудаками на букву «м».
- Я все понял! Мы ж с тобой на рюкзаки сели, а не на фанерные сиденья на дне байдарки! Хотели, чтобы посуше и помягче.
У меня, как будто, камень с души свалился. Главное, что причина однозначно установлена. Значит, перевороты точно закончились. Теперь все встало на свои места. Центр тяжести всего плавсредства вместе с грузом и пассажирами оказался выше центра величины нашего корабля (точка приложения выталкивающий силы). И вместо восстанавливающего момента при любом даже мизерном крене мы получали момент исключительно опрокидывающий. Это на большом грузовом судне весом пассажиров можно и пренебречь в сравнении с весом груза. А у нас вес пассажиров превышает все другие веса, включая и вес самого судна.
Но как я этого не заметил? Да, все просто. Не просто не увидел по причине в том числе и вечернего банкета, но и не смотрел даже, если честно. Не предполагал с высоты своего судоводительского образования, что можно так усесться в мой лайнер. А должен был бы. Поэтому, все равно виноват.
Максимум в сорока минутах хотьбы отсюда, учитывая вес всего нашего снаряжения вместе с байдаркой, находилось Мишкино садоводство. Хоть у самого Мишки были пока еще только фундаментные столбики, уже стояло немало готовых домов, в которых на данный момент обитали в том числе Мишкины друзья и знакомые. Но мы сдаваться были не намерены. Охоте быть! Еще только суббота. А впереди еще и воскресенье. Правда, со спальных мешков вода течет струями, и никаким кострами высушить их даже за сутки не удастся, но это еще не повод прекращать наше мероприятие.

По-моему, даже Флинт стал посматривать на нас с какой-то опаской и сомнением относительно нашего психического здоровья. Но мнение самого младшего по званию тут никто и спрашивать не будет.
На этот раз восстановление после кораблекрушения заняло больше времени.
И с третьей попытки корабль успешно заскользил по глади глубокого озера с таким же названием в большое плавание. Правда, никаких уток не было не то, что на выстреле, но даже при обследовании всей акватории в бинокль. Просто днем их здесь никогда в эту пору и не плавало. Да, и общее состояние охотников после купания в полном обмундировании тоже не отличалось особым оптимизмом. Прогретая над костром, но все равно сырая одежда быстро остыла на воде, охотничий азарт куда-то улетучился и тоже не грел. К тому же все разом были вынуждены бросить курить на неопределенное время. И было решено вставать на стоянку. Уже на новом месте. Стоянка эта была заранее разведана Мишей. Была намного больше пляжа и представляла действительно стоянку, для этого предназначенную – на существенном возвышении берега, с песчаной почвой, с местом для костра и палаток. Правда, последнее нас мало интересовало – палатка и спальники больше не могли выполнять свое предназначение.

На стоянке обнаружился даже приличный запас дров. Но все равно, первое, чем мы занялись - стали активно пополнять этот запас из расчета на всю предстоящую ночь. А также стали стаскивать к костру все замеченные камни, которые призваны были сыграть роль аккумуляторов тепла. В общем, полноценная школа выживания в условиях дикого леса. Только вот ради чего, если в 40 минутах ходьбы находилась пусть и дачная, но цивилизация?

А еще незабываемым моментом той охоты стало наше противодействие вынужденному бросанию курить. Благо, трубка моя не пострадала. Просохла и была готова снова выполнять свое губительное предназначение. Трубка, между прочим, авторская. Сделана мастером Гусевым. И была свадебным подарком мне от моей жены. Жива до сих пор. По назначению уже не используется. Есть достаточно много «Петерсонов», «Чакомов», «Сейнвелов» .  Но память ставит и эту по нынешним временам простенькую трубку по крайней мере не ниже уровня мировых именитых фирм.
Содержимое всех сигаретных и папиросных пачек представляло собой просто мокрую табачную кашу. Здесь же на стоянке была найдена пустая консервная банка, сыгравшая роль сковороды, на которой жарился промокший табак с постоянным помешиванием деревянной палкой до обретения им нужной для курения трубки влажности. По мере готовности полученное сырье набивалось в трубку, и мы трое, как индейцы у костра, по очереди курили эту трубку. Нет, не трубку мира. Мир у нас уже воцарился полный. Это была трубка нашей охоты.

Сейчас мы с Мишкой видимся намного реже, чем хотелось бы. У всех уже внуки, у всех свои заботы. Но когда видимся, всякий раз Мишка вспоминает эту нашу трубку с жаренным в консервной банке табаком.

 А потом настала ночь под открытым небом. Черная – черная ночь с большим костром по центру. Положенные рядами разогретые камни, а между ними наши лежанки. Ночные лесные звуки, теплый Флинт, служивший по очереди дополнительной грелкой каждому, кто успел его обнять и уложить рядом.

Благо, ночью не было дождя. Дрова сожгли все. Но ночь как-то продержались. Хотя, сладким сном на свежем воздухе такую ночевку назвать не получается. Скорее, экстремальная ночевка.
А утро – оно всегда позитивное. Настроение приходит с рассветом.
Главное – сегодня уже домой. Сегодня весь этот экстрим закончится.
Все, что могло случиться, вроде бы, уже случилось. И пора, наконец-то, заняться охотой.
Выкупанные и имевшие контакт с донным песком ружья требовали тщательного осмотра. После удаления всего видимого песка с подушек и стволов, ружье было признано годным для стрельбы. На предохранитель, правда, не ставилось. Придется соблюдать дополнительную осторожность.
Было решено, что мы с Мишкой пойдем обследовать берег на байдарке с воды, а Толя пойдет по берегу. Собственно, эту тактику Толя и предложил, дабы лишний раз с этим плавсредством дела не иметь. Хоть и выявлена была причина неудач, хоть и добрались до этой стоянки благополучно, но на твердой земле всегда надежней.
Мы поплыли на охоту! Только с ружьями и патронташами. Полные решимости, не взирая на перенесенные трудности. Миша на переднем сиденье, я – на капитанском месте на корме, между нами внимательно осматривал акваторию Флинт.
С высоты накопленного на этом озере охотничьего опыта, могу теперь точно сказать, что плыли в совершенно не ту сторону. Нам бы просто пройти назад метров 200 и спокойно сидеть на берегу в ожидании возможных налетов, туда, где впадает в озеро проходящая по лесу речушка. Там в последствии и было мое постоянное место. Но тогда мы этого не знали. Тогда мы не хотели ждать. Хотели искать и находить.

Мы даже умудрились отстреляться по одному разу из наших выкупанных ружей. Какой-то сумасшедший гоголь, наверное, из жуткого любопытства решил посмотреть на компанию охотников, каких он еще не встречал. Безопасную для себя дистанцию стрельбы гоголь этот знал лучше нас – мы все добросовестно отдуплетились, а он даже не поменял направление полета. На этом охота и закончилась. Мы вернулись на стоянку и стали собираться к отъезду. Потом благополучно доплыли до места прибытия. Байдарку на сей раз разобрали прямо у озера, отлично представляя себе обратный маршрут. Мокрое снаряжение весьма существенно возросло в весе. Особенно спальные мешки. Но мы уже двигались к дому. Добравшись до могилы летчиков, мы скинули с себя весь багаж, Миша пошел в садоводство за машиной, а мы с Анатолием просто сидели на рюкзаках и наслаждались тем, что больше уже ничего тащить не надо. Флинт, распластавшись тряпкой по земле, спал, наверное, тоже сознавая, что и для него весь этот сумасшедший экстрим закончился.

Приехал Мишка, мы погрузили все наше барахло, залезли в теплую машину и поехали.
Мой спальный мешок сох после этого выезда сначала в ванной, а потом на комнатной двери неделю. Неделю же лежали в банке с керосином замки моего ружья.
Мы были молодые, бедные и счастливые. Молодым был даже Флинт, которого нет уже с нами 12 лет.
Вот так оно все начиналось. Шляпы и охоты не более, чем по паре часов, а прекращение охоты в зависимости от количества дичи, которое еще не лень сегодня обработать,- это все уже  намного-намного позже. Сегодня я не скажу, на скольких охотах побывал в минувшем сезоне, не помню, сколько и какой дичи добыл, сколько ее сейчас лежит у меня в морозилке. Но ту охоту без единой добычи буду помнить всю жизнь во всех деталях. Это было начало. Какое бы ни было, но без начала не бывает продолжения.
А продолжение следует.