Рассказы - детство

СЕРИЯ РАССКАЗОВ – ДЕТСТВО

Разве можно забыть

    Не знаю, то ли с возрастом приходит, то ли время было такое, но очень часто вспоминаю своё детство. Оно было какое-то солнечное, с тёплой ласковой водой в Клязьме, тёплыми соловьиными вечерами. Да и речки пахли совсем иначе, сейчас такого запаха нет.
    А какая была зима! Братцы мои дорогие – песня! С пушистыми сугробами! Снежки, крепости, первый лёд на пруду, и, конечно, необходимое испытание, а именно – пробег на коньках по тонкому льду! Бежишь, он за тобой трещит, а вдоль берега бегут ребята с доской, чтобы успеть кинуть, если вдруг лёд ломался под тобой и ... БАЦ! уже в воде! На моей памяти — это обычно происходило уже около противоположного берега, не добегая метров пять. А на берегу костёр горит, это на тот случай, если сушиться надо будет! Ведь уже ни много, ни мало – ноябрь, морозики щиплют за голое синее тельце! И домой-то мокрый ни-ни! А то кирдык! Мамка так тряпкой отлупит – мало не покажется, а того хуже – батя! О, други мои! У бати рука тяжелая была! Да и ремень-портупея был сделан из натуральной кожи, для офицеров советской армии!!! И уважение пацанов! Красота! … Аж кожу на одном месте засвербело! Помнит батькину руку! Вот как-то так оно проходило наше детство ... Эх! И не отмотаешь назад ...

      То, о чём собираюсь вам поведать – это происходило и было в моей жизни, и – осталось во мне навсегда. Эти образы – они чистые, светлые, несмотря на то, что они иногда сочетались с некоторыми негативными моментами. Но любой этот прошлый негатив меркнет – на фоне счастливого, всё же не побоюсь этого слова – именно счастливого детства! Итак, я начинаю.
    В то лето, события которого опишу далее, отец получил комнату в военном городке. Это был другой мир. Закрытый от внешней среды не только иным менталитетом людей, но и забором по всему периметру, с КПП, где стояли на страже солдаты Советской армии и проверяли пропуска на вход. И попасть внутрь этой закрытой территории было не так просто. За месяц до переезда отец нас с мамой привёл в этот городок. Я сейчас уже не помню, как мы туда заходили, но, войдя, я был поражён! Пятиэтажные дома, машины, красивые аллеи, парк, фонтан, люди в военной форме, пруд, стадион, хоккейная коробочка, детские сады, магазины!!! О! Это был фейерверк! Это была сказочная страна! Теперь я знал, как она выглядит!
    Был тёплый июльский вечер. Отец нас привёл к пруду, но в моем детском воображение, это было настоящее море! Здесь были и мостки для ныряния, и небольшой песочный пляж! Восторг! Вода, нагретая июльским солнцем, вся с бархатистым ласковым теплом, с обнимающей обволакивающей нежностью – она нас звала, звала, и манила!
– Хочешь искупаться? – спросил отец.
– Какие вопросы?! Конечно! – мысленно закричал я! Но на всякий случай скосился на маму. На мамином лице сияла счастливая улыбка. Ура! Значит можно!
– Смотри, здесь глубоко, – предупреждающе бросил отец, и с разбегу рыбкой прыгнул с моста.
– Глубоко?! Да ты знаешь, батя, как я плаваю?! Да я плаваю, как этот, как его, … (топор без топорища ...).
    Да, надо сказать, что на воде я держался не совсем уверенно, даже совсем не уверенно, но вот под водой мог проплыть много, и к тому времени у меня выработался свой стиль плавания. Предупреждение отца меня не остановило, и я с разбегу прыгнул в воду, так красиво раскинув руки, как это делают профессиональные прыгуны, по-моему, это называется «ласточкой»: вытянув всё тело в струну, как минимум с десятиметровой вышки, и под громкие аплодисменты! … И … я не менее красиво вошёл в воду ... – прямо животом, отбив всё себе на свете! Но надо было терпеть – ведь в ушах у меня ещё слышался гром оваций, с криками «Браво!». Вынырнув же, я только успел увидеть смеющиеся лицо отца и улыбку мамы.
    Мы плавали долго, уже стало темнеть, и мама сказала, чтобы мы вылезали из воды. Но как не хотелось! Я ведь только что побил мировой рекорд! Свечерело, и на воздухе было уже не так тепло, как в воде, меня колотило, и губы были синего цвета. Мама улыбалась и растирала мое тело махровым полотенцем.
    После купания отец нам показал стадион. И мы медленно пошли в обратном направлении к КПП. Проходя мимо красивого четырехэтажного дома желтого цвета, отец остановился и, прищурив хитро глаза, спросил:
– А как вам этот дом, нравится?
    Мы с мамой недоуменно переглянулись и закивали утвердительно головами.
–  Скоро мы будем здесь жить, – констатировал отец.
– Вот это да! Мы здесь жить?!
    Отец утвердительно кивнул. И от такой новости сносило голову! Мы с мамой взявшись за руки закружились! Вот оно, счастье! Мир в радужных цветных красках, как в волшебной трубе, под названием калейдоскоп! Отец не обманул. Через месяц мы действительно переехали в военный городок, и, как он обещал, именно в этот красивый желтый дом под номером 1. В то лето мне исполнилось шесть лет. Начиналась новая жизнь ...
;
Конь педальный

    Родители меня зачали на Дальнем Востоке, а, посему, как ни крути – я человек восточный. Да и в лице моём что-то есть азиатское. То ли предки какие затесались, то ли солнце сильное было при зачатии, или совсем темно, да простят меня мои родители ... Место это даже есть на карте, называется посёлок Высокогорный, под Комсомольском-на-Амуре. Вот там всё и произошло! Встреча отца и мамы, любовь, свадьба, и всё остальное, что имеет отношение к рождению ребёнка! За четыре дня до моего рождения отца забрали служить на Тихоокеанский подводный флот, и прослужил он там ни много ни мало – четыре года и ещё целых шесть месяцев. Вот так раньше служили. Пока замену себе не подготовишь, служи Родине.
    Родился я в славном городе Хабаровске. После чего мама, понимая, что там ей одной будет жить непросто, собрала вещи, меня, и улетела домой в Подмосковье, к родителям. Мне на тот момент было три месяца.
     Мне всегда хочется вспомнить этот перелёт в мельчайших деталях, и у меня это получается, но как-то неуверенно, смутно, будто чёрно-белое изображение на затемнённом экране, без звука и без субтитров. Вот таким образом мое тело и сознание было перемещено из одного, восточного, края нашего необъятного государства, в его западную часть. Перед вылетом мама отправила телеграмму бабушке, своей маме, и нас ждали ...
    А ждали нас – целый двор! Что такое двор и соседи, в советские времена? Об этом надо говорить отдельно, и без понимания этого дальнейшее мое повествование будет неполным и не совсем понятным. А, посему, считаю необходимым внести некоторые свои штрихи для восприятия данного слова в нужном направлении.
    Дома, в которых мы жили, были построены для работников БМЗ (Болшевский Машиностроительный завод), их так и называли – заводские. Четыре двухэтажных дома с одной стороны, сараи с другой, и забор детского сада с третьей. Получалось некое замкнутое пространство со своим миром. Как же прекрасен был этот мир! Праздники, свадьбы, заготовка картошки на зиму и соление капусты – отмечали, или делали –все вмести! Это было некое кино с главными ролями во всех сценах! И о каждом персонаже можно было столько рассказать!
    Дети росли по поколениям. В каждой семье было от двух до пяти детей, и все между собой дружили, ходили в одну школу, детский садик и даже спали иногда вместе, в силу того, что квартиры были все коммунальные. Праздники отмечались с размахом! Особенно Первое мая и День Победы. Столы ставили во дворе, несли свою закуску, самогонку и ...! Гармонь! Русские песни! Советские песни! И танцы до упаду! Вот как гуляли! В общем, двор – это была одна большая дружная семья, иногда скандальная и с мордобоем, со сплетнями и интригами, но одна ... Вот этот двор и встречал меня и маму с Дальнего Востока.
    Войдя во двор, мама остолбенела: наверное, все, кто мог, вышли посмотреть на нас! Ведь это было событие, которое потом с месяц обсуждали: Шура вернулась с Дальнего Востока с ребёнком на руках и ... без мужа! Интрига! И какая! «Где муж?! Бросил?! Кто он?! Как он мог, подлец?!». Это потом уже всем объяснили, что муж Шуры служит на подводном флоте, охраняя водные рубежи нашего Советского государства! «А, так он моряк! Значит, герой, не меньше!».
    Войдя во двор, мама остановилась, навстречу ей шла бабушка и сёстры:
– Ну, показывай внука, – сказала бабушка, и наклонилась к коляске, пытаясь в неё заглянуть.
– Мам, подожди, ты особо не удивляйся, – тихо проговорила бабушке мама.
– Ты что Саня? Что-то с ним не так?
    Сзади народ зашептался …
– Да нет, всё так, но все же не удивляйся.
    Бабушка откинула верх коляски и подняла край одеяльца:
– Ё.... ! – вырвалось у неё, – китаец! Шура, кто отец ребёнка, китаец?!
– Мама, ты не волнуйся, Витя не китаец, просто у них в роду такие лица!
– Татарин?!
– Нет!
    Народ уже дальше начал выдвигать свои версии. Разговоров хватило, пока не выяснилось, что фамилия у Шуриного мужа вполне славянская и какая – Казак! «Фу! Слава богу, не китаец!». Вот так наш приезд отразился на коренном населении нашего двора.

    Чёткие воспоминания мои о детстве – с двух лет, и это благодаря тому, что в тот год мне удаляли гланды с аденоидами. До сих пор помню, как привязали поднос под подбородок, руки к подлокотникам кресла, вставили распорку в рот, и тётенька, так противно и заискивающе улыбаясь, полезла мне какой-то штукой с зубьями в горло! Орал я как резаный!
    Потом, несколько лет спустя, вспоминая эту экзекуцию, я пацанам в красках рассказывал, как меня пытали, хотели вырвать вместе с языком тайну, но я не сказал! Мальчиш-кибальчиш, да и только! Тогда на экранах кинотеатров шёл фильм под таким названием, вот видно фантазия и сыграла.
    А после той «пытки» кровь текла рекой! Но давали мороженное! Только вот не помню, до или после операции. И ещё была зима. И я кричал в форточку маме и отцу, чтобы меня отсюда забрали! А отец тряс кулаком, требуя закрыть форточку …

    Дети того времени ещё знали, что такое война, революция, Чапай! Ещё живы были ветераны войны, они ещё были молоды. На экранах кинотеатров показывали фильмы про войну, про Павку Корчагина, про Будённого. И мы, пацаны того времени, без оружия на улицу не выходили!
    Лет в пять мне купили коня! Какой же казак без коня?! Да ещё и папаху с буркой, правда всё это было сделано из чёрной клеёнки, но зато – с красной звездой на лбу, да и в дождик не промокнешь! А сабля была что ни на есть самая настоящая, из алюминия! И конь! Да какой! С педалями, колёсами и сиденьем!
Конь стоял около подъезда, нетерпеливо бил копытом и ждал! Ждал своего героического наездника-хозяина! Который вооруженный до зубов, с саблей на боку, в бурке и папахе, важно выходил из подъезда! Осмотрев войско, резко вскакивал в седло, выхватывая шашку, и зычно кричал: «Шашки наголо! За мной! В атаку! Ура-а-а!». И конь, поднимаясь на дыбы, срывался с места и мчался! Он мчал своего хозяина назло врагам, на встречу победам! «Ура-а-а! За Родину! За Ленина! Ура-а-а!». За ним мчалась ватага ребят – на штурм Зимнего, не меньше! «Ура-а-а! Фу! Всё, враг разбит! Победа!» ...
    И здесь голос мамы из окна второго этажа:
– Игорь, сынок! Давай домой, обедать пора!
    «Ну вот, всё испортила! Враг-то ещё не добит! Ещё таится в подворотнях белая сволочь!». Да ..., но обед есть обед, а после такой атаки есть хотелось очень ... Так, коня в стойло, под лестницу в подъезде. «Там сено. На, ешь, а то нам после обеда ещё по долинам и по взгорьям скакать!!! ...».
    В конце лета коня ночью украли! Это была трагедия! Украли боевого друга, Орлика! «Это враги! Это их рук дело! Но Орлик, сбежит от них и вернётся к своему боевому командиру ...». Искали всем двором. Увы, конь педальный канул в лету ...
    Отец пообещал на следующий год купить велосипед. И это обещание хоть как-то скрасило моё горе ...
;
Сапоги с зайчиками

    К осени мне купили резиновые сапоги. Это было счастье! Правда оно было несколько омрачено тем, что они были не литые. Тогда были очень модно носить чёрные литые резиновые сапоги. Они были до колен, и, хотя и холодные, но – литые! А мне купили зелёные, с белыми зайчиками сбоку!
– Не буду носить я эти девчачьи сапоги! – орал я на всю вселенную. А орать я умел. Меня уговаривали мои родные тётки, бабушка, мама.
– А-а-а! – орал я.
– Посмотри, они на тёплой подкладочке, – умоляла меня бабушка.
– А-а-а! Не буду носить!!!! А-а-а!!!!
    Но тут пришёл с работы отец и решил всё одним взмахом руки, отвесив мне по заднему месту увесистый шлепок. Сопя и ворча, я обувал сапоги с зайчиками. И, уже забыв про шлепок, счастливый бежал на улицу – там ждали шикарные лужи! Все мои! Выбегая из подъезда, наткнулся на своего давнего кореша Серёгу. Мы с ним вместе ходили в детский садик, наши мамы дружили, бабушки тоже, да и вообще это была вторая семья. Серёга стоял, гордо подняв голову. На ногах его сияли чёрные литые сапоги! Это был конец света!
– Да ты что, девочка?! Только девчонки носят такие сапоги! – произнёс с сарказмом Серёга. – Да ещё и с зайчиками! Ха-ха-ха! – И вовсе не девчачьи, – начал я гундосить, понимая, что шансов у меня против его сапог нет. – Зато они с подкладочкой, не холодные, – выпалил я.
– Пойдём лужи мерить на глубину, вот и посмотрим у кого сапоги лучше, – закинул подначку Серёга.
    А тогда, надо сказать, посёлки начали газифицировать. Экскаваторами копали траншеи и в них укладывали огромные газовые трубы. Вот к одной такой траншее мы и направились. Вода в ней уже подмёрзла, глубину мы не знали, но уверенно встали на этот лёд, ожидая, что он опустится на дно, вода начнёт подниматься, и вот тогда мы узнаем, чьи сапоги выше. Лёд треснул, и мы начали медленно погружаться в мутную жижу. Когда вода уже стала приближаться к краю голенища, мы решили выбираться, но как только попытались двигаться, лёд пошёл ко дну ещё быстрее.  От испуга мы схватились за руки. Первому вода хлынула в сапоги мне.
– У меня выше сапоги, – отметил Серёга. До края его голенищ оставался сантиметр, и скоро вода стала заливаться в сапоги и ему.
    Мы стояли молча, держась за руки, и не могли пошевелиться. Вода дошла нам по пояс, а мы всё погружались. У нас уже стучали зубы от холода, а в глазах была безнадёга!
– Голову задирай выше, чтобы воды не нахлебаться, – прошептал Серега.
    Ноги до такой степени увязли в засасывающей жиже, что наши слабые усилия ничего не решали. И вот, когда уже вода была у наших шей, и казалось, что скоро всё кончится, в воду влетел мой дядька, проходивший мимо. «Ура! Мы спасены!». Сапоги наши остались на дне траншеи. Задница моя ещё долго вспоминала отцовскую руку с ремнём. Но мы были герои! Герои, которые покорили глубину ценой собственных сапог, и ценой здоровья (мы оба заболели ангиной).
    Лёжа дома под одеялом, с замотанным горлом, я всё продолжал в мыслях спорить с Серёгой, чьи сапоги выше, забывая о том, что мои «зайчики» так и останутся покоиться на дне глубокой траншеи под газовой трубой, навсегда ...
    Ангина прошла, и уже можно было выходить на улицу, но мне не хотелось. На улице шёл осенний холодный дождь, кругом были лужи, а шлёпать по ним мне было не в чем ...
    Вечером с работы пришёл отец. Я даже не повернул головы в его сторону, ещё болевыми ощущениями одно место напоминало о тяжелой его руке.
– Сын, подойди ко мне – позвал он. Я нехотя слез с табурета и направился к отцу, опустив глаза в пол. Шаркая ногами и медленно приближаясь, я думал о том, что отец сейчас опять начнёт мне читать нотацию ..., и зачем? И вдруг мои глаза уперлись в ... литые чёрные сапоги, в которых отражался весь мир покорённых мной прямо на следующий день луж.
– Это мне? – неуверенно спросил я, поднимая глаза на отца. Тот молча кивнул, в уголках глаз мелькнула улыбка.
– Ура-а-а! – огласил я громогласно на весь рабочий посёлок. Моему торжеству не было предела! Теперь-то я докажу этому Серёге, да и всем остальным, чьи сапоги выше! Но пыл мой охладил отец:
– Хоть раз зальёшь сапоги и придёшь домой мокрый, порежу их на узкие ремешки! Понял?! – брови отца были нахмурены, а в уголках глаз скакали смешинки.
– Конечно! – заверил я, искренне в это веря ...
;
Телевизор

    В коммунальной квартире, где мы жили, было три комнаты. Наша была ну очень большая – так мне казалось тогда, потолки высокие, на стенах обоев не было, они были накатанные, с изображением каких-то фантастических цветов, и одно окно. Площадь комнаты примерно метров 14-17, в квадратах.
    Под окном росла вишня, и можно было без труда, перегнувшись через подоконник, нарвать ягод летом. Вот в этой комнате нас проживало ни много, ни мало – шесть человек, да ещё потом отец присоединился, когда после службы вернулся.
    В углу комнаты стоял телевизор. Это сейчас данная штука красиво выглядит: большой и плоский экран, цветное изображение, дистанционный пульт. А тогда это был деревянный прямоугольный ящик, напичканный какими-то лампами и проводами, а с торца ящика – маленький, очень ма-а-аленький экран, размером 10х10 сантиметров, показывающий один телеканал. Вот что можно было увидеть на этом экране, если его можно так назвать? Ещё перед экраном к ящику был прикреплён аквариум, стеклянная емкость, и, если налить в эту емкость воды, то экран увеличивался в два раза! Вот какие тогда были телевизоры! Назывался он, если мне не изменяет память, как одна популярная телевизионная передача – КВН. И самое главное: чтобы рассмотреть, что этот ящик показывает, надо было накинуть сверху одеяло, залезть под него – и вот тогда появлялось вожделенное изображение. Техника на грани фантастики!
    Позже, в конце 60-х, моя родная тётя купила новый телевизор под красивым названием «Берёзка». Вот это было что-то! Большой экран, черно-белый, деревянно-пластиковый корпус, ручка для переключения каналов, настройка четкости изображения: темней, светлей, громкости подачи звука. Шедевр!
    По выходным собирались все родственники, и целый день, с перерывами на обед и ужин, смотрели фильмы про войну. Помню, показывали фильм, где главного героя по сюжету убивают! Мы долго все переживали, бабушка плакала – очень близко приняла к сердцу его гибель. Ругала фашистов, войну, и так целую неделю. Всё никак не могла успокоится. Прошла неделя, в очередной раз в выходные все собрались на просмотр нового фильма. И вдруг – на экране телевизора появился погибший в том фильме актёр. Бабушка вскрикнула и начала креститься. Она не могла понять: как актёр, погибший в том фильме, опять жив?? Их поколение фильмы про войну воспринимались, как реальность! И сколько мы ей ни объясняли, понять она не могла. Только спустя какое-то время к ней пришло понимание данного действа. Вот такие были люди, такое было время.
    Сейчас, когда я рассказываю своей дочке про бабушку, теперь уже она не может понять, почему моей бабушке, а для неё прабабушке, это тяжело было воспринимать ... О времена! О чувства! Нравы ...
;
Велосипед

    По весне, как и обещал отец, мне купили велосипед. Это был аппарат именно того времени, хотя уже и выпускались модели ближе к современным, но на таких, как мне купили, велосипедах катались все дети Советского Союза.
    Он был трехколёсный, и его можно было переделать в двухколёсный.  Обода колёс облегали цельнорезиновые шины. Тормозов вообще не было, они даже не предполагались. Тормозили ногами, и поэтому к середине лета подошва на сандалиях протиралась насквозь.
    Весь май я прокатался на трёх колёсах и пришёл к выводу, что пора уже учиться ездить и на двух, тем более, что основная масса пацанов во дворе гоняла на этих двухколёсных монстрах, как угорелые. О своём решении сообщил отцу. Сказано – сделано: на следующий день я выводил своего двухколёсного коня из сарая во двор. Осмотревшись, и поняв, что здесь на меня никто особо обращать внимания не будет, я, вскочив в седло коня (казак я или не казак!), оттолкнулся и нажал на педали. И, проехав пару метров, … благополучно приземлился в кусты. А надо сказать, что перед тем как переделывать велосипед из трехколёсного в двухколёсный, отец спросил:
– А ты сможешь на двух колёсах ездить?
– Что?! Батька, как ты можешь сомневаться в своём сыне?! Да я, да я знаешь, как гоняю!!! Да я мастер спорта по всем видам спорта! Как пуля!
    Он внимательно на меня посмотрел, улыбнулся, и сказал:
– Хорошо.
    И теперь, лёжа в кустах, я не мог понять, как пацаны так ловко ездят на двух колёсах. Ведь делаю-то всё тоже самое: жму на педали, крепко держу руль! ЧЁ ещё надо?! Вторая попытка была точно такой же, но падение уже пришлось – в крапиву.

    И вот я придумал.
    В конце предыдущего года родители приняли решение съехать на отдельную квартиру, так как жить всем в одной комнате у бабушки уже было некомфортно. Квартира эта была в частном доме, который принадлежал старой женщине, отец говорил, что она бывшая княжна. Она ходила всегда в чёрном, как привидение, и я её поначалу очень сильно боялся, но оказалась, что старушка очень хорошая и добрая.
    Поднявшись с земли, я решил идти к нашему новому месту жительства. Там, около дома, дорога шла под уклон, и, по моему мнению, разогнавшись с горки, я точно уже поеду и не упаду.
    Уклон был достаточно приличный, и, встав со своим конём на верх дороги, прижав ко лбу ладонь «козырьком» и осмотрев округу, я сказал коню: «Но!». Справа от дороги росли кусты шиповника, слева высокая крапива, и, если не успеешь затормозить, то …, ну в общем, других вариантов не было … Тогда я ещё не знал, что третий вариант торможения – это был «полёт шмеля» через руль. И была ещё одна проблема: при попытке на скорости тормозить ногами – педали не останавливались, а продолжали крутиться, и били нещадно по тем самым ногам сзади. Но – была цель, и вера – вера в то, что мы с конём помчимся, как ветер, как буря! Впрочем, достаточно будет и ветра.

    Я схватился за руль и решительно оттолкнулся ногой. Велосипед набирал скорость, а вместе со скоростью педали начинали вращаться еще быстрей, независимо от моих усилий и желаний. Мы летели! Мы летели вниз, и остановиться было невозможно! За скоростью вращения педалей ноги уже не успевали, и … и они слетели с педалей. Педали, вращаясь мясорубкой, ударили больно сзади по ногам, и земля завертелась перед глазами колесом! Велосипед выскочил из-под меня, отбросив моё тело в кусты шиповника, и затем благополучно упал сверху …
    Да, такого подвоха от своего коня я не ожидал! Я лежал в кустах и плакал. Было очень больно, обидно и досадно. Уже хотелось бежать к маме, к бабушке, уткнуться в грудь, и прорыдать, что я самый несчастный в мире ребёнок, и … и … и … Но тут передо мной всплыло хитро улыбающееся лицо отца. Ведь я же ему сказал, что езжу на велике, как бог! Мда … Жалобы ушли на второй план. Надо было во что бы то ни стало научится ездить на этом «двуногом» коне!!! И снова, и снова я затаскивал своего коня в горку, вылезая поочерёдно, то из крапивы, то из кустов шиповника, после падения. На боль уже не обращал внимания, слёзы текли ручьём! Но попытки не прекращались! Сколько прошло времени, я не знал. Сколько было сделано попыток, не считал. И в очередной раз садясь на велосипед на верху дороги, я уже старался не представлять себе, что снова упаду, а просто тупо отталкивался ногой и летел вниз!
    И вдруг – о чудо! Конь меня послушался! Я летел! Я ехал! Я парил, парил над ... . Впрочем, нет, я летел, я летел с горки вниз, и – не падал! Вестибулярный аппарат сработал, видно ему тоже надоели кусты, и мы неслись вниз!
    Тормозить было бесполезно, да я и не хотел! Это был восторг! Счастье! Где аплодисменты?! Где зрители?! Где батя?! … Впереди на дороге показалась женщина. Женщина была полная и, по всей видимости, шла из магазина, неся в обеих руках сумки с продуктами. Кричать было бесполезно. Горло пересохло! Тормозов нет! Скорость приличная! Я уже давно поднял ноги над педалями, которые там вращались с такой силой, что я видел только их ореол! И объехать тётеньку было невозможно! А она шла, шла, и не подозревала, что сзади на неё накатывается смерч: выставленные вперёд две ободранные ноги, руль, открытый рот, вытаращенные глаза, и, конечно, два колеса!!!
    Головой я врезался в большую и мягкую попу тёти. Ногами выбил из рук сумки. Велосипед влетел тёте между ног и вместе с ней рухнул на землю!!! ... А я стоял, как вкопанный, на ногах и даже не упал! Попа тёти меня спасла.
    Тётя лежала на спине с вытаращенными глазами и смотрела на меня. Она не могла понять, что это с ней произошло. А я потихоньку пытался вытащить из между её ног своего «двуногого» коня. Наконец она поняла, что велосипед ей мешает, и раздвинула ноги. Не мешкая, я выхватил его, вскочил в седло, и помчался прочь! А вдогонку летело: «КАРАУЛ! Помогите!».
    Объехав то опасное место по другой улице, я пулей влетел в калитку, поставил своего коня к лавочке и гордо вошёл в дом. Мама стояла у плиты и что-то готовила. Обернувшись и увидев меня … – глаза её превратились в два огромных блюдца! Она долго не могла ничего сказать, а потом выдавила:
– Ты себя в зеркало видел?
– Нет, – ответил я наивно.
    И здесь началось! Мама рывком схватила меня за руку и потащила к зеркалу. Когда я туда взглянул, то первое, что подумал: «кто это?!». В зеркале отражалось кроваво-синяковое разодранное чучело. Рукава у рубашки были оторваны, шорты по шву разъехались пополам. Коленки и локти были разодраны в хлам и из них текла кровь. Лицо всё исцарапано, а на лбу красовалась огромная синяя шишка.
– Ты представляешь, что скажет папа? – спокойно спросила мама.
– Какой папа, мама?! Я на велике научился ездить! На двухколёсном!
    Мама только покачала головой.
– Пошли мыться, – сказала она.
    Вечером, отец сидел и молча смотрел на моё истерзанное тело, и слушал. А я заливался птахом! Я поведал отцу, что обогнал на велике машину, что я так разогнался, что колёса велосипеда оторвались от земли и я чуть не улетел!
– Куда? – спросил отец.
– Куда? В космос! – не мигнув глазом, сказал я. И здесь отца прорвало! Он хохотал так, что к нам заглянула княжна. Услышав рассказ, смеялись уже все.

   Тут в комнату постучали, дверь открылась, и на пороге показался огромный мужчина, а за ним из-за плеча выглядывала та самая тётя, попа которой мне не дала разбиться насмерть. «Всё, – подумал я, – что-то сейчас будет».
    Наверное, всё-таки тогда люди были другие. Эти мужчина и женщина, пришедшие к нам в дом, увидев наши смеющиеся лица, и меня, разодранного в хлам, не стали устраивать скандала. Моя спасительница подошла ко мне и спросила: «А если бы не я и моя задница, ты бы куда въехал? Ведь разбился бы насмерть!». И прижала к себе ... Материнское сердце …
    Я потом всегда с ней здоровался, и даже когда уже стал совсем большим дядей. Она узнавала, и говорила: «А, крестник! Велосипедист ...».
    А тогда я был горд собой! Ведь я совершил невообразимое! За один день, сам, научился ездить на велосипеде, и без тормозов …
;
Брат

    Свершилось! Мы переехали в военный городок! В новом дворе я сразу познакомился со всеми ребятами. Был апрель. Текли ручьи по асфальту, сверкали лужи на солнце, чирикали воробьи, и мир, этот новый увлекательный мир, был до невозможности интересен. Мы складывали из бумаги лодочки и запускали их в ручьи – чей дальше уплывет. Вырезали из коры сосны кораблики, с мачтами и бумажными парусами. Как же это было увлекательно! Мне кажется – и ручьи раньше были другие! Мы ждали это время, ждали, когда они зажурчат! А сейчас … то ли их нет, то ли мы оглохли и ослепли: перескочил через ручеёк и побежал дальше по своим делам.

    Мама была «в интересном положении» … Я это словосочетание произносил шёпотом, потому что для меня это было таинством, загадкой, чем-то космическим и неземным. Мне говорили, что мама с папой «скоро купят братика». Хорошо, но при чём здесь живот мамы?! А он становился всё больше и больше. Сначала мама мне сказала, что много съела. Я начал наблюдать за ней и понял, что это не так. А если не так, то от меня что-то скрывают!
– Мама ты заболела? – спросил я однажды и заплакал, – вы от меня все что-то скрываете! – я обхватил маму, и вдруг почувствовал толчок в грудь … мамин живот ещё раз меня пнул в грудь. Я удивлённо поднял на неё глаза – она улыбалась.
– Это кто там у тебя в животе? – не понимая, что происходит, спросил я.
– Твой братик, – с улыбкой ответила она. Я сделал шаг назад и оглядел маму со всех сторон.
– А как он туда попал? – не понял я. Мама покраснела и, пробурчав что-то типа: «потом объясню», ушла на кухню.
    Я в растерянности вышел во двор и поделился своим открытием с девочкой из соседней квартиры. И та мне поведала, что моя мама «в интересном положении». И что это происходит оттого, что мама с папой спят вместе.
– Так они каждый день спят вместе, – вытаращив глаза, зашептал я.
– А, да ты ещё просто маленький, тебе не понять, – и убежала.   
    Сочетание слов на меня подействовало магически. Я, ошарашенный, пришёл опять домой и подошёл к маме.
– Мама, – прошептал я, – ты в интересном положении?
    Мама засмеялась:
– Да, сынок, это так. А кто тебе сказал? 
– Марина, соседская девочка.
    Мама обняла меня за плечи:
– Я тебе потом всё расскажу, только чуть подрасти.

    30 апреля мы пришли с ночёвкой к бабушке. Начинались майские праздники, и тогда все родственники собирались на праздники у неё.
    Целый день я пробегал на улице, а к вечеру мама загнала меня домой и посадила в теплую ванну. Через какое-то время она зашла в ванную, чтобы меня помыть. Наклоняясь ко мне, мама вдруг схватилась за живот и громко вскрикнула:
– Началось, – сказала она и осела на пол.
– Бабуля! – заорал я, – у мамы началось!
    Все забегали, вызвали скорую, и маму увезли в больницу, напрочь забыв про меня. А я сидел в ванне и никак не мог представить, как это и что это – началось?! ...
    Вернулся отец, сказал, что с мамой всё в порядке, вымыл меня и уложил спать.
    Проснулся я от того, что он будил меня и, увидев мои открытые глаза, улыбаясь, сказал:
– У тебя родился братик!
    Я подскочил с кровати и стал кричать и носиться по комнате. Пробегая мимо окна, нечаянно зацепился за занавеску, оторвал карниз и уронил на пол все цветы, которые стояли на подоконнике. Крику было! Отец в сердцах так мне хлопнул по заднице, что я закрутился волчком. Больно было очень, и я заорал! Я орал от обиды, от боли, и – чтобы весь дом слышал, как мне больно! Что бы все знали, что меня здесь чуть ли не пытают! Отец уже пожалел о содеянном, но от этого лучше не стало. Обида заполнила всё тело.

    После обеда все собрались идти навещать Шуру с новорождённым. Пошли все родственники, человек шесть. Бабушка меня вела за ручку и всё говорила что-то, говорила, а я не слышал – обида жила во мне …
    Родильное отделение располагалось на первом этаже здания больницы. Окно в палату – закрашено наполовину краской и ОГРОМНОЕ. Мы стояли под окном и ждали, когда мама покормит ребёнка и выглянет к нам. И она выглянула, заулыбалась и поднесла к окну какой-то белый кулёк из которого выглядывало красное личико куклы.
– Игоряша, смотри, вот твой братик!
– Братик? Что это за братик? А чё он такой красный и сморщенный?
– Детишки, когда родятся, все такие, – сказала бабушка.
– Игорёк, назови его – попросила мама. Отец стоял рядом и шептал, что надо назвать Вадимом (Вадим был друг отца по службе на флоте). Но обида жила во мне и не давала покоя. Я упёрся: «Нет!» Выручила бабушка:
– Сегодня Алексеев день, да и прадеда твоего звали Алексей, вот и назови братика этим именем.
    Так и произошло. Брата я назвал Алексеем. Родился он 1-ого мая. Спустя несколько дней маму с малышом выписали из роддома, и отец, взяв такси (а это считалось шиком), привёз их домой. На столе стояли огромные красные тюльпаны в вазе, а около отец установил детскую кроватку, и комната выглядела огромной, чистой, светлой – наверное, оттого, что начинался новый этап жизни в нашей семье, и все это почувствовали …
;
Старьёвщик

    На следующий год к нам в гости приехал друг отца по службе на флоте дядя Вадим. Отец нас познакомил, и все сели за стол, кроме братика – он ещё был маленький.
   Отец и его друг сидели, выпивали, кушали, вспоминали службу, смеялись. И вдруг дядя Вадим сказал: «Витя, сбацай «Яблочко»!» («Яблочко» – это название танца, который танцуют моряки). И отец, надев на ноги ботинки для «степа» (тоже танец такой), привезённые со флота, выскочил на середину комнаты и, отбивая этими подкованными ботинками ритм, пошёл по кругу.
– Эх, яблочко, куда ты катишься! – запел дядя Вадим, а отец уже входил в раж, и, надо сказать у него это здорово получалось!
    Потом эти встречи перешли в ритуальный ежегодный приезд дяди Вадима, и в не менее ритуальное отбивание чечётки под песню «Яблочко».

    Прошло года три.
    А в те времена по дворам очень часто, на телеге, запряжённой лошадью, ездили старьёвщики. Это были мужчины, армянской национальности, и они, приехав, выкрикивали: «Собираю, меняю, покупаю старые вещи! Собираю, меняю, покупаю старые вещи!» И мы, дети, бежали домой, выпрашивали у родителей ненужные вещи, чтобы поменять их у старьёвщика на игрушки-пугачи и пробки к ним, которые, взрываясь, по звуку напоминали настоящий выстрел из пистолета. Пугач – это отлитый из свинца револьвер в натуральную величину. К нему продавались специальные пробки, которые вставлялись в пугач, в специальное гнездо. Взрывчатое вещество состояло из серы, селитры и еще чего-то, и при нажатии на специальный механизм в пугаче боёк бил по пробке, от чего происходил громкий хлопок. И вот представьте себе: когда целая орава пацанов носится по двору с этими пугачами, периодически паля из них, то незнающий человек мог бы подумать, что идёт перестрелка между вооружёнными подразделениями. А мы бегали счастливые и играли «в войну» …
    И вот однажды старьёвщик в очередной раз приехал в наш двор. Дома из взрослых никого не было, а какие из наших вещей старые и ненужные – без мамы я не знал. Я метался, как тигр в клетке – на улице уже началась «война» местного значения, а я был не у дел. В слезах, схватив какой-то пластмассовый пистолет, побежал на улицу, и уже в коридоре под ноги мне попался один из отцовских ботинок, в которых он танцевал «Яблочко». Я наступил на него и упал. И здесь мне вспомнилось, что отцов друг Вадим в этом году почему-то к нам в гости не приехал. У меня в голове промелькнула сумасшедшая мысль – эти ботинки отнести старьёвщику. Мысль была сумасшедшая, и хотя «имела право на реализацию», но ... но очень с плохими последствиями. «А-а-а … это же будет потом! Когда ещё приедет дядя Вадим, а может вообще не приедет, и отец не обнаружит пропажу!» – я подхватил ботинки и понёсся во двор. Старьёвщик очень удивился и долго рассматривал ботинки. Подозрительно посмотрел на меня и сказал:
– Даю тэбэ два пугача, двэ кабуры и двадцать пробок, извини, дорогой, болшэ дать нэ могу.
    Я стоял, как громом поражённый! Это же, это же, … – слов вообще не было! А он на меня уже нацепил дерматиновый ремень с двумя кобурами, вставил в них два пугача, отсчитал двадцать пробок и быстренько выехал со двора.
    Я зарядил оба пугача и развернулся на сто восемьдесят градусов: за моей спиной стояли ребята и с завистью смотрели на пугачи. Я шарахнул в воздух из двух стволов сразу:
– Ребята! За мной в атаку! – и побежал на врага, который скрывался где-то в кустах, на ходу заряжая пугачи. В очередной раз пробегая мимо своего подъезда, наткнулся на отца. Отец, увидев у меня руках пугачи, кинул вслед:
– Ну прямо ковбой. Точно, ковбой!
    О, это была идея, которая тут же была воплощена в игру. И мы уже играли в ковбоев.
    Вечером заходя в квартиру, я с опаской посмотрел на обувную полку, где совсем недавно, тихо, никому не мешая, стояли ботинки для «степа». Спрятав пугачи за полкой, вошёл в комнату. Отец, ничего не подозревая только и спросил:
– Наигрался? Ну иди мой руки, кушать и спать.

    Через два дня приехал дядя Вадим …
    Отец повёл его в гости к друзьям, а вечером было застолье у нас дома. Я сидел за столом и молил, почему-то аллаха, что бы дядя Вадим не вспомнил про «Яблочко». Аллах не помог, увы. Дядя Вадим приобнял отца за плечи, заглянул ему в глаза и произнёс сакральное:
– Витя, сбацай «Яблочко» …
    Отец резко встал со стула, как будто ждал команды, и пошёл в коридор. Понимая, что сейчас всё раскроется, я рванул в туалет опережая отца.
– Что, живот прихватило? – с усмешкой бросил тот.
    Сидя в туалете, я вдруг осознанно понял, что эти ботинки значат для него, понял – и мне стало его жалко. Я уже было хотел идти с повинной, но услышал его голос:
– Саня, а ты ботинки мои не видела?
– Да кому они нужны, твои ботинки, ищи, там они были, на нижней полке.
    И отец искал, он залез за полку и достал оттуда ...
– Ах ты засранец, а ну выходи из туалета! Живот у него прихватило! – в голосе отца рокотал гром, пушечная канонада тысячи орудий, как при штурме Берлина. «Всё, – подумал я - убьёт!», – Ты выйдешь или нет?! – а у меня и в правду прихватило живот от страха и процесс уже был неостановим. Я услышал, как к нему подошла мама.
– Шура, он мои ботинки вот на эту хрень поменял!!! Как ты мог подлец?! – это уже мне предназначалось.
– Пап, я думал они тебе не нужны, ты же в них не ходишь, у них и мысы уже кверху завернулись, – канючил я за дверью, сидя на унитазе и издавая характерные звуки.
– А-а-а! – рычал батя за дверью …
    Вмешался дядя Вадим:
– Витя, да брось, пацан же. Ты себя вспомни.
– Вадик, это же реликвия! Я берёг их, как зеницу ока! А он …
    И они ушли в комнату. Я посидел ещё чуть-чуть для приличия, и вышел из туалета. Подойдя к двери в комнату, прислонил ухо к замочной скважине. Отец с Вадимом смеялись. Отец говорил:
– А я смотрю – ковбой мой бежит, с двумя пушками, орёт как резаный: «В атаку!». Мелькнула мысль – где денег-то взял на всё это …?! Да-а-а, слушай, Вадик, уж я был оторви и выброси, а этот – ещё хлеще! Каждый раз иду домой и думаю, что он сегодня, подлец, выкинет!?
    «ФУ-У-У, пронесло!» – и я уже смело заходил в комнату, «виляя хвостом» и заискивающе заглядывая в глаза отцу. Батя нахмурил брови.
– Пап, я всё понял, прости. Дядя приедет – я ему эти пугачи назад отдам, попрошу, что бы он твои ботинки назад вернул, – я уткнулся отцу в плечо и плакал – мне было жалко мои пугачи … – Да, жди, так он тебе их и отдал … они уже давно в Армению уехали, или в магазине комиссионном по бешенной цене на продажу стоят, – отец вздохнул, шлёпнул меня слегка по заднице и отправил спать. Я уснул быстро, с улыбкой на лице. Мне снилось, как я скакал на коне по прериям, воюя на стороне американских индейцев – за свободу и независимость! …;
Неуловимые мстители

    На афише нашего Гарнизонного Дома офицеров появился плакат с названием фильма «Неуловимы мстители».  Это был фурор! Зал был забит битком, ходили на фильм по пять-шесть раз. Все пацаны были Даньками, Валерками и Яшками. Отрабатывали броски через бедро, метали ножи, прыгали с деревьев, с кувырком вперёд. И все хотели идти добивать бандитскую нечисть.  Оружие носили за поясом, и спереди, и сзади. В общем пацаны жили мечтой быть такими же ловкими и сильными, как герои фильма.

    За полтора года до этих событий моей двоюродной сестре купили куртку из искусственной кожи. Она была чёрная с серыми вставками, на пуговицах. Ах, как я ей завидовал! Мне же тоже такая нужна! Тогда бы я был похож на сотрудника ЧК (чекиста, работника Всероссийской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией РСФСР), которые, как мы знали по фильмам о тех временах, носили кожаные куртки, и были ну очень крутыми дядями. Сестра была (и есть) старше меня на два года, и моя тётка, её мама, сказала, что как только сестре куртка станет мала, её отдадут мне. Я стал ждать. Каждый раз, как только мы приходили к ним в гости, первым вопросом было: «А Оле куртка ещё не мала?».

    И вот как раз, когда появилась афиша фильма, мне отдали куртку. Счастье было безграничное! В конце апреля ещё было прохладно. «Картина маслом»: я, в литых сапогах, в «кожаной» куртке, вооружённый до зубов, с гордо поднятой головой, выкатываю из подъезда во двор. В моём воображении я был Феликс Дзержинский, не меньше! «Всем привет!» – небрежно кинул я ребятам. Все обратили на меня внимание, девчонки зашептались, и кто-то восхищённо сказал: «Ух, ты!». Я уже было собрался предложить сыграть в чекистов, как вдруг друган Димка произнёс: «А чё это у тебя куртка на девчачью сторону застёгивается?». «Где?!» – я был раздавлен, оглушён, краска стыда заливала мне лицо! Ничего никому не говоря, рванул домой. Слёзы душили и текли из глаз, как Ниагарский водопад! Дома куртка полетела в угол – она уже была ненавистна, и, чтобы родители и родственники не спрашивали, почему я её не ношу, разрезал у ней подол ножом. Я уже не помню, что сказал родителям, но вечером стоял час в углу, в наказание.
    Всё это ушло и забылось, но не насовсем. И сейчас, когда пишу о том дне, хорошо помню испытанную мной тогда горечь разочарования.  Казалось, какая-то куртка – а сколько детского трагизма …

    Итак, «Неуловимые мстители». Мы жили этим фильмом! Эта история, про «Красных дьяволят», и раньше бывала на экранах, в чёрно-белом варианте её показывали. Но тут – всё в цвете! Как в жизни! Наша фантазия – чтобы быть такими же героями, как мальчишки в этом фильме – была безгранична. На следующий год в осень вышло на экраны продолжение: «Новые приключения неуловимых». И новые приключения ребятни во дворах продолжились …
    А пока.

    Май был жаркий, как-то быстро всё зацвело, зазеленело. А май – это открытие купального сезона, по крайней мере так было в нашем детстве.  В один из дней, когда отец был дома, и его творческий процесс с посещением Музы шёл полным ходом, я, беря купальные плавки из шкафа, честно ему сказал:
– Пап, я купаться!
– Угу, – среагировал отец, но тут до него видно дошло сказанное, – Куда?! Ты что, обалдел?! Вода ещё холодная, я тебе покупаюсь! Плавки оставь дома!
– Ну пап, – заныл я.
– Я сказал нет – значит нет! – отрезал отец.
   «Ну нет – так нет …» – я, выбежав из дома, присоединился к ребятам, и мы двинулись купаться.

    На территории военного городка тогда было два водоёма: «большой» пруд и «поповский» пруд. На «большом» пруду лёд таял медленно, а вот на «поповском» он подтаивал по краям и сверху, оставаясь на дне. Вот на этом пруду и открывался каждый год сезон купания. «Большой» пруд находился на территории самого городка, а «поповский» – на стадионе за футбольным полем. Это была отдельная территория. Почему этот пруд назывался «поповским»? История умалчивает. Но кто-то нам рассказывал, что раньше, когда ещё на этом месте не построили военного городка, который был основан в тридцатых годах прошлого века, около пруда стоял дом, принадлежащий батюшке (попу), вокруг дома был разбит фруктовый сад. Всё, что осталось от дома батюшки – это развалины фундамента дома, да несколько деревьев, груш и яблонь, уже одичавших. Но плоды были вкусные, особенно груши, если успевали созревать, пока ребятня не оборвала.
    Фишка первого купания на «поповском» пруду: надо было нырнуть и достать – коснуться ногами, руками – лёд, находившийся на дне.

    В тот день, после как я искупался, мы с Димоном выжали мои трусы (плавки-то остались дома) через полотенце, чтобы сухие были. Грозное отцовское: «НЕТ!» возымело своё действие – я опасался, что он может меня проверить. И опасения мои были не напрасны. Только я оделся и присел на лавочку, как в воротах стадиона показалась фигура отца. Он стоял и смотрел в мою сторону, в руках у него была хворостина. Отец махнул рукой, мол: «иди сюда». Я подскочил с лавочки и, на ходу ощупывая шорты, не мокрые ли, побежал к отцу.
– Купался? – грозно спросил отец.
– Не-е-ет, – заблеял я, предполагая, что если сознаюсь, расплата неминуемо меня настигнет. Отец ощупал шорты – они были сухие.
– Ведь купался! – уже с нажимом давил отец.
– Нет, – твёрдо и уже уверенно выпалил я.
– А почему волосы мокрые?
– Это я так руками намочил, жарко, голову напекло, – оправдывался я. Отец, понимая, что это всё враньё, стеганул хворостиной по ногам. Олени так не бегают, как я скакал домой! Ляжки горели! Отец быстрым шагом шёл за мной. Дома, он ещё несколько раз прошёлся хворостиной по моей спине со словами: «За враньё!». Вмешалась мама, схватила отца за руку и загородила меня собой. «Хватит», – резко сказала она. Я уткнулся в мамину спину и молча глотал слёзы. А в голове всплыл кадр из фильма «Неуловимые мстители», где главного героя Даньку бандит Лютый, привязав к скамье, избивал плёткой. Я уже был Данька! Я уже со всей ответственностью испытал на своей шкуре плётку Лютого! Месть зрела в моей голове! «За что?!» Но я понимал, что это испытание надо пройти достойно, ведь Данька не плакал и не стонал, а я, как девчонка, плачу!!! Вытерев слёзы, выглянул из-за спины мамы:
– А мне совсем и не больно, – выпалил я.
– Ах, не больно! – отец замахнулся, но мама, прикрывая меня своим телом, вывела на кухню. Отец остался в комнате. Она задрала рубаху, покачала головой, сунула мне в руки авоську и сказала:
– Сходи к бабушке, набери картошки – придёшь, йодом тебе спину помажу.
   Спина горела. И я представил, что у меня там, как и у Даньки «кровавые рубцы». В своих глазах, я был герой!

    Вы не подумайте, что мой отец «страдал садистскими наклонностями», это раньше были такие методы воспитания, не во всех семьях, у нас было так. И отца так же, как потом выяснилось, мой дед воспитывал. Это считалось нормальным. По крайней мере, я не держу зла на отца. Много лет спустя, когда я уже встал взрослым человеком, и у меня уже родился сын, мы часто с отцом вспоминали эти дни, эти истории. Тот смущался и говорил, что такого не было, и что я преувеличиваю, но под приведёнными мной, нашими с ним, историческими фактами – соглашался. Детская память – великая штука …
    И его понять можно: я не хотел учится в школе. При этом очень любил читать, и даже уроки прогуливал из-за книг – потому что моё воображение уносило меня в те книжные истории, я жил в них! Я сам становился героем этих романов: д'Артаньяном, Человеком-невидимкой, Человеком-амфибией, Павкой Корчагиным, капитаном Блэком, ну и т.д. … Отцу даже пришлось повесить офицерский ремень на стенку, и, когда я собирался в школу, на выходе он меня останавливал и, показывая на ремень, говорил: «Смотри, если что, он тебя ждёт».  И я смотрел – только в другую сторону! «Что мне ремень?!» Нет, я, конечно, всегда орал во всё горло – чтобы весь дом слышал, хотя и не всегда было больно. Слова до меня доходили слабо. А вот через ремень – на неделю хватало.
   
    Так вот. Я шел к бабушке, обида кипела во мне! В своих глазах я был – герой! Бабуля пожалеет, накормит пирогами, или ещё чем вкусным, и я, конечно, покажу ей свою, в «кровавых рубцах», спину!
    Перед тем, как позвонить в дверь, я потерся спиной об шершавую стену подъезда, что бы рубцы набухли, и нажал на звонок. Дверь открыла бабуля.
– Бабушка – прошептал я, и упал ей на руки.
– Что?! Что, сынок, случилось?! – испуганно зашептала бабуля.
– Спина …
    Бабушка подхватила меня под мышки и потащила к дивану, положила на живот.
– У тебя кровь на спине! Что случилась? – и бабушка задрала рубашку. А там! судя по бабушкиным возгласам – там было то же самое, что и у Даньки на спине, как мне тогда казалось. А я – я играл роль! Играл по-настоящему – и мне поверили! Где аплодисменты?!  Бабуля принесла йод. Она мазала, моя тётка Наташа дула изо всех сил, чтобы не щипало.
– Кто? Кто так тебя избил? – причитая, спросила бабуля.
– Папа, – прошептало эхо …
– Садист! Ну я ему устою!!! 
    Месть моя возликовала!!!
    Бабушка меня накормила, наложила мне картошки в авоську, и я весело поскакал домой.

    Настал праздник Победы 9 Мая, и все родственники собрались у бабушки. Выпили за Победу, за бабушкиного брата дядю Сашу, он воевал. Сделали перекур. И, когда торжественная церемония закончилась, бабушка обратилась к отцу:
– Виктор, если ты не прекратишь садистки избивать Игоря, я тебя больше не пущу в свой дом!
    Отец удивлённо поднял брови:
– Когда это я его избивал, да ещё садистки?!
    Бабушка вскочила:
– Он приполз ко мне, весь в крови! – и, обращаясь ко мне, – сынок, иди погуляй.
    Я вышел, закрыл дверь, но разговор дослушал. Переругались все. И мне стало стыдно и неудобно … Но – детскому эгоизму нет предела. Спина не болела, и я уже скакал через две ступеньки на улицу. В руках у меня был пистолет, конь стоял около подъезда, враги боялись!

    После этого случая отец со мной не разговаривал две недели …
    А потом всё вернулось на круги своя …;
Жвачка

    Вот что вы знаете про жвачку? Ну да, это она сейчас продаётся в красивых обёртках или коробочках. Бывает в пластинах или подушечках. А в нашем детстве, мы жевали совсем другое …
    Жвачка или, как мы говорили, жевачка.
    В фильмах про индейцев, ковбои жевали жвачку, а что это такое, никто не знал. Потом выяснилось, что ковбои жуют табак. Фу, какая гадость!!!
     Но была еще жвачка, непостижимым образом связанная с хоккеем. Конечно все помнят серию хоккейных матчей 1972 года! Так вот, все канадские хоккеисты жевали эту самую жвачку или, как говорили взрослые – резинку.
    Мы собирались не только всей роднёй и коммунальной квартирой на просмотр тех матчей, но всем подъездом, дома у тех, у кого были телевизоры. А тогда они были не у всех. У нас был, и все хоккейные матчи наши соседи по квартире, и по лестничной площадке, смотрели у нас.
    Как мы болели! Это была война, война двух систем, не меньше! И мы пацаны тоже это понимали! И когда на улице устраивали свои хоккейные матчи, мы разыгрывали между собой, кто будет выступать в роли канадцев, а кто сборной СССР.
    Мы играли самодельными клюшками, порой лопатка у клюшки была наполовину сломана. Ждали, когда после Нового года выкинут ёлку на помойку, обрезали с неё ветки, зачищали ствол высохшего дерева, загибали макушку и перетягивали в виде ловушки верёвкой. Щёлкала она – будьте любезны! И не всегда мы играли на катках. Играли прямо на проезжей части, в валенках, бросив на место штанг две зимние шапки, обозначая ими ворота.
   Ну а, по статусу их, канадцы все жевали жвачку. Никто толком не знал, что она из себя представляет. Вроде как сладкая, со вкусом мяты или со вкусом клубники. А где её взять, если мы её и в глаза не видели? Но и мы жевали, а это был – вар: чёрная смола, которой обмазывали газовые и водопроводные трубы!!! Он лип к зубам, и порой отодрать этот вар от зубов было сложно! А ещё собирали смолу с елей, или с вишнёвого дерева. Помню, я от жадности напихал полные карманы брюк этого пресловутого чёрного вара, и забыл про него. Пришёл домой, стал снимать брюки, а карманы к ногам прилипли. Мама штаны сдёрнула, не понимая, что это у меня там, а потом взяла и карманы отрезала: не хочешь, чтобы брюки были с карманами – ходи без них.
    И вот в один прекрасный день мой сосед по площадке Игорь вышел из подъезда на улицу, жуя настоящую жвачку. Мы все ходили за ним, как привязанные, и просили: «Дай дожевать!». А он ещё и, пальцами залезая в рот, растягивал жвачку, а потом опять её зажёвывал назад, рисовался. Как мы ему завидовали! Коробочка из-под жвачки была в виде пачки сигарет, соответственно, жвачка поштучно находилась в пачке, как сигареты с фильтром. Жвачку ему привёз отец из-за границы, где работал. У нас начался прямо бум жвачки! В магазинах она не продавалась, и посему мы бегали друг за другом, и занимали очередь, чтобы дожевать. В итоге на одну пластину выстраивалась очередь из 5 – 10 человек. Мы с Игорем дружили, и он периодически давал цельную жвачку – и я был «король», впрочем, как и все ребята, у кого был доступ к оригиналу жвачки. Начался товарообмен. Даже любимые игрушки меняли на жвачку, даже перочинные ножи. Потом вдруг она появилась в продаже в магазинах, в кубиках и пластинах, уже советского производства. Но это была не та жвачка! У неё быстро заканчивался вкус, и она превращалась в какую-то кашицу.
    В силу того, что фантазии моей не было предела, а голова уже работала над тем, как можно создать или сварить жвачку в домашних условиях, у меня созрела гениальная мысль (как мне казалось тогда) – сварить её из лыжной мази. Мне кажется, в те времена брикеты лыжной мази были в домах у всех, кто имел лыжи, правда не все из них умели применять саму эту мазь, но об этом история умалчивает. И у нас дома она была: два брикета валялись на обувной полке в коридоре. Помнится, я как-то раз решил мазью лыжи намазать, но у меня из этого ничего не вышло. Вскрыв брикет, а он был похож на кусок мыла по своим габаритам, я отметил, что он тянется ну ..., ну прямо как жвачка. Я ещё попробовал на вкус – оказалась безвкусная гадость. Вот это обстоятельство отложилось в моей голове – и мысль изготовления жвачки в домашних условиях меня не покидала. Решение пришло неожиданно. Оно было мной утверждено, и даже пришло понимание, как результат сделать вкусным. А как? Эврика! Да очень просто! Кинуть брикет в кастрюлю, довести до кипения, и добавить – варенья: хочешь клубничного, хочешь малинового, а хочешь черничного. Я уже видел себя богатейшим владельцем фруктовой жвачки. Цели наживы не было, мы тогда и не знали, что такое коммерция. Просто для выпендрёжа!
    Этим своим планом я поделился с младшим братом. Но сам процесс отложил на потом, так как необходимо было решить вопросы по закрытию неудовлетворительных оценок, накопившихся за неделю, и, со слов отца, если я их не исправлю в ближайшие время – гореть моей заднице ясным огнём! Чего мне не очень хотелось, по той причине, что она мне была дорога!
    Прошло какое-то время, план изготовления жвачки был подзабыт. С братом мы устраивали эксперименты по варению конфет из сахарного песка. Две кастрюли сожгли и выбросили: под нашим окном квартиры, а жили мы на первом этаже, находилось ещё одно окно, подвального помещения дома, а перед этим окном была ниша-яма – вот туда и полетели сожжённые кастрюли. После многих стараний всё-таки мы добились того, чтобы конфеты из сахарного песка стали у нас получаться, и даже мама их похвалила.
    И вот однажды я, придя домой из школы, увидел на кухне мечущегося младшего брата с кастрюлей в руках. Из кастрюли на пол вытекала розовая пена и воняла резиной. Я остолбенел!
– Ты что делаешь? – задал я вопрос брату.
– Жвачку варю, как ты мне рассказывал, – сказал он, метаясь по кухне, как ошпаренный. Пена падала на пол и быстро высыхала. По времени минут через 15 должна прийти мама на обед с работы. Брата надо выручать! При этом я хорошо понимал, что отвечать-то придётся мне! Кастрюля полетела в яму под окно. Мы быстренько всё убрали, благо высохшая лыжная мазь от кафеля очень хорошо отрывалась. Кусочек был испробован на вкус, варенье не помогло, вкус лыжной мази не изменился. Планы мои по изготовлению жвачки рухнули.
    Мама ничего не заметила, только почувствовала, что чем-то пахнет:
– Опять вы с Лёхой экспериментами занимаетесь! Смотрите квартиру не спалите!
    Прошло несколько дней. Мы с отцом сидели в комнате, смотрели телевизор, мама на кухне готовила ужин. Она зашла, спросила:
– Витя, ты не видел куда подевались наши кастрюли?!
– Может соседи взяли, – сказал отец.
    Мне вдруг «очень захотелось в туалет», и я собрался уже быстро туда проскочить мимо мамы. Отец автоматически меня перехватил.
– А ну-ка! Куда дел кастрюли? – задал вопрос отец, понимая, что моё ретирование как-то связано с их исчезновением.
– Пап, откуда я-то знаю? Я же в них не готовлю! – оправдывался я, пытаясь вырваться из рук отца. Отец, понимая, что от меня ничего не добьётся, отпустил, но велел никуда не уходить.
– Ну-ка, Алексей, скажи, куда делись кастрюли? – задал отец вопрос младшему брату, а сам пристально смотрел на меня.
    Брату было годика четыре или пять, и врать, особенно отцу, он ещё не умел:
– Игорь их в окно выкинул, – сказал он, опустив глаза в пол.
– В окно? – не понял отец.
– Мы жвачку варили, и конфеты делали.
    Отец удивлённо смотрел на меня.
– Иди неси кастрюли, – приказал он.
    И мне не оставалось ничего делать, как идти доставать кастрюли из ямы под окном. Когда я их принёс, мама только спросила:
– А зачем выкидывал, их же можно отмыть?
   У меня ответа на этот вопрос не было, да я и сам не знал, зачем я их выкинул. Но мысли мои уже были далеко. Туча миновала, всё обошлось без эксцессов, а значит … В голове уже летали новые фантазии …
;
Лыжи

    В пятом классе, к зиме, мне купили новые лыжи. Ну как новые – отцу кто-то продал. Зимой для физкультуры в школе они нужны были обязательно. И тогда, в основной своей массе, ребята катались на лыжах с резиновыми креплениями. На полозьях была петля под ступню, к ней крепилась резинка. Нога вставлялась в петлю, а резинка натягивалась на задник обуви, чаще это были валенки. Потом появились лыжи с резиновыми креплениями, в которых уже можно было ездить в ботинках, но принцип был тот же, за разницей, что ещё одна резинка – от петли, натягивалась впереди ботинка, и это позволяло ноге более жестко находиться в креплении.
    А мне батя купил лыжи – с металлическими креплениями, к которым прилагались специальные ботинки, лыжные, из кирзовой кожи! О-о-о-о! Это была мечта! И я гордо пришёл с новыми лыжами в школу. Ботинки я вообще не снимал, даже когда урока физкультуры не было. Они были холодные, но под тепленький носок очень даже терпимо. А тогда морозы зимой были настоящие, порой градусов под –30. Отбегал я на этих лыжах примерно с месяц, пока не начались зимние посленовогодние каникулы.

    И тут надо отметить, что тогда мама мне выписывала журнал «Юный техник». Я его весь не читал, но мне нравилась рубрика на последней странице, называлась она: «Сделай сам». И я делал – чего только ни переделал, и чего только ни испортил. Помню, даже табуретку распилил, правда, нечаянно: пилил на ней фанеру, ну и не заметил, что и табуретку пропилил заодно! В тот день ремню нашлась работа. Эх-х-х-х! А так старался ведь, хотел что-то изобразить …
    И вот под Новый год пришёл новый номер журнала, в котором было написано, как можно сделать снегокат из старых лыж. Я облазил весь сарай у бабушки. Ходил от помойки к помойке – искал, вдруг кто выбросил старые лыжи. Спрашивал у ребят, но, увы, старых лыж ни у кого не было. А руки уже горели, и голова не давала им покоя: в мыслях я уже мчался с горы на управляемом снегокате, ловко объезжая препятствия и прыгая с трамплинов. Мне аплодировала публика, и, что характерно, я уже слышал их овации и крики: «Браво!» ... И только ветер в ушах!!!
    «Мда, ветер … Где лыжи-то брать?!» – эта мысль меня не покидала ни днём, ни ночью.

    Однажды поздно вечером хлопнула входная дверь – может быть кто-то не плотно её закрыл, и она от сквозняка так стукнула, но мы услышали, и мама попросила отца сходить посмотреть, что там. Отец сходил, вернувшись, сказал, что всё хорошо. Этот вроде незначительный случай почему-то отложился в моей голове.
    И вот когда уже мои надежды найти старые лыжи и сделать из них снегокат практически растаяли, пришла «спасительная» мысль: а не распилить ли мне мои лыжи? Встал вопрос – а что сказать родителям? И здесь ночной случай дал подсказку: лыжи украли той ночью! «Ура!» Ещё раз прокрутив голове, что и как буду объяснять (даже в слух проговорил свой будущий диалог с отцом), я приступил к делу: воспользовавшись тем, что дома никого не было, распилил лыжи и сколотил из них снегокат!!! С какой гордостью я выходил с ним на улицу во двор. Ребята окружили, все просили прокатится. Но я-то сам ещё на нём ни разу не съехал с горки. И мы всей гурьбой двинули на стадион. Там была хорошая горка с трамплином. По дороге к нам присоединились ребята с другого двора. Вот он, момент Славы! Сейчас я вихрем слечу с горки на снегокате, лихо подпрыгну на трамплине и, … и я Герой!
    Я сел на своего снегоходного коня, ребята меня подтолкнули, и я полетел! Я летел! Ветер свистел в ушах! Вот он трамплин! Э-ге-гей! Влетев на трамплин … – я услышал хруст, треск, и кубарем скатился вниз, отметив финиш своей пятой точкой: снегокат развалился, не доехав до конца горки.  Я лежал внизу, а наверху горки смеялись ребята. Обломки снегоката валялись по сторонам, и восстановлению не подлежали. Ну и ладно! Я всё равно был счастлив оттого, что моя идея была воплощена и практически реализована. Весёлой гурьбой мы отправились во двор.
    Прошли каникулы, начались школьные будни, и я, «как прилежный ученик», уходя в школу в те дни, когда были уроки физкультуры, обувал лыжные ботинки, палки от лыж прятал в подъезде (зачем?) и шёл в школу. В школе учитель физкультуры каждый раз спрашивал: «Когда же ты будешь с лыжами?», и каждый раз я говорил одно и то же: «что лыжи сломал, а у родителей денег на покупку новых нет».
    Закончился январь. В феврале к нам домой зашла моя одноклассница и, по заданию классного руководителя, сообщила родителям, что «Игорь не посещает уроки физкультуры из-за того, что у него нет лыж». Я не знал об этом. После школы я бежал домой с новой идеей модернизации коньков (об этом будет отдельный рассказ). Зайдя в квартиру уже было хотел сесть кушать, но мама сказала, чтобы я зашёл в комнату – папа ждёт. Это несколько насторожило. Пролистал в голове, что могло быть темой разговора? Про историю с лыжами я уже давно забыл. Отец сидел за моим письменным столом, рукой он двигал журнал «Юный техник». Сердце ёкнуло!
– Ну, друг любезный, рассказывай, куда ты дел лыжи? – спросил отец, пристально глядя на меня. В голове возник отрепетированный диалог, и я, честно смотря в глаза отцу, выпалил:
 – Пап, они пропали!
– Как пропали? – не понял отец.
– Ну, нет их! Я всю квартиру обыскал! А помнишь, тогда ночью дверь хлопнула, ты ещё ходил проверять? Вот после этого случая я лыжи больше и не видел! Наверное, украли, – скороговоркой выпалил я и потупил взгляд в пол. После чего медленно поднял глаза на отца, пытаясь понять какая реакция была у него после этой моей информации. Отец сидел, как грозовая туча, переваривая услышанное. Ощущалось, как молнии летали и сверкали по всей комнате!
– Не поверил, – подумал я. В комнату вошла мама.
– А ну-ка скажи, палки и ботинки целы? – спросил отец.
– Целы, – ответил я.
 – Да кому нужны твои лыжи без палок и ботинок?! – зарокотал голос отца. И вдруг журнал «Юный техник», отец его резко зацепил рукой, полетел со стола на пол. Он упал кверху обратной стороной, как раз где было напечатано о том, как можно сделать снегокат из старых лыж. Отец, машинально наклонившись за журналом, взглядом скользнул по статье – и всё понял …, медленно выпрямился, по губах пробежала «нехорошая» улыбка, и мне сразу захотелось провалится сквозь пол …
– Саня, он из лыж сделал снегокат! – грозно рыкнул отец и бросил взгляд на ремень, висящий на стене.
    Реакция моя была мгновенной: я нырнул под маминой рукой и рванул к спасительному туалету …
    Спустя какое-то время я вернулся в комнату. Отец ждал. Ремень висел на месте.
– Ты хотя бы покажи нам снегокат, – попросил спокойно отец. Я вздохнул и молча смотрел в пол.
    Через два дня мне купили «новые» лыжи, но уже на резиновых креплениях …
;
Коньки и валенки

    Что значат коньки для детей – даже, наверное, и говорить не стоит. Это сейчас они суперсовременные, с тёплыми ботинками и на какой хочешь лад: для хоккея, для фигурного катания и ещё для каких-то видов спорта, сразу все и не упомнишь.

    Меня же ещё в первом классе отдали заниматься фигурным катанием. Тогда фигурное катание было на пике популярности, как, впрочем, оно популярно и сейчас. Кстати, со мной тогда в одной группе занимался известный ныне фигурист Александр Жулин. Так вот – и мама мне принесла коньки для фигурного катания, бежевого цвета. Я воспротивился: ведь они, в моём понимании, были девчачьи, а мне нужны чёрные! Но чёрные коньки были в то время огромный дефицит, и все мальчики, кто тренировались со мной в одной группе, порой даже катались на белых коньках.
    Поэтому делать было нечего – пришлось заниматься в бежевых. Откатался я на них два сезона. И вот в конце зимы мы играли на пруду в хоккей. А, надо сказать, у меня очень хорошо получалось на них гонять: я прорывался по правому краю на большой скорости с клюшкой в руках, ловко уворачиваясь от соперников, и порой забивал голы. В очередной атаке я забил гол, и тут парень из соперничающей команды, вдруг заметил мои фигурные коньки и выдал:
 – Ха! Да он на бабских коньках катается! Ты чё, не мужик что ли?   
    Парень был старше на пару лет, и я как-то забоялся с ним спорить. Хороший зимний вечер был испорчен.  Придя домой, я в сердцах снял коньки и сказал маме, что больше на них кататься не буду, и заниматься фигурным катанием тоже не буду. Мама накричала, сказав, что другие коньки я взамен не получу. Но я упёрся. Коньки больше не надевал, в хоккей на коньках не играл, только во дворе с ребятами на ногах.

    Следующую зиму я ждал – в надежде, что мне купят так желанные коньки-сапожки, для игры в хоккей, но чуда не случилось. Мама принесла домой коньки под названием – «гаги». Я не знаю, почему их так называли, но до сих пор, у меня это слово вызывает чувство отторжения. Чтобы было понимание – это коньки с коротким ботинком до щиколотки, лезвие конька было прямое. И кататься на них без крепких лодыжек, было невозможно – ноги подгибались во все стороны, стоять в них даже на полу дома не получалось. «Поломав» все ноги, я плюнул на них, возненавидел, и даже помниться обиженно высказался маме. Но мама среагировала довольно спокойно – дескать, не захотел кататься на фигурных, катайся на этих. До конца зимы я их так больше и не надел.

    Но. В следующую зиму мне хоккейные коньки так и не купили, и я просил у ребят-друзей дать покататься. Даже пришлось идти к бабуле и, рыдая на плече, поведать ей, что я самый несчастный человек в мире, и что родители меня совсем не любят, и что я вообще хочу от них уйти жить к ней. На следующий день бабушка всё высказала маме и отцу. Но родители приняли решение: в этом году мне ничего не покупать, так как мои оценки в школе оставляли желать лучшего. И мне было поставлено условие, что коньки будут только при наличии удовлетворительных оценок по окончанию года. Я дал слово и честно его сдержал: в годовых оценках даже были и «4», и «5» – по физкультуре, пению, рисованию и литературе.

    На следующую зиму, вернее, к зиме, мне купили коньки-«канады». О, мои дорогие! Вот это уже коньки по своему классу приближенные к хоккейным. Лезвие у них было, как и у хоккейных, но вот ботинок – опять же короткий до щиколотки, но более жёсткий – и, хотя нога уже не так болталась, как в «гагах», некоторый дискомфорт всё же ощущался. Прокатавшись в них около месяца, однажды я увидел у своего другана Саньки, из соседнего подъезда (а у него были такие же «канады»), что в его коньках сзади стояли вставки из темного прочного войлока, тем самым укрепляя щиколотку и не позволяя ноге «ломаться».
– Саня, – обратился я к другу, – а у тебя еще не осталось войлока?
    На что он ответил, что нашёл старый валенок – вот его и раздербанил, и подходящих кусков не осталось. Возник вопрос: где мне взять старые валенки? Естественно, первым делом я направился в сарай к бабушке. Перерыв весь сарай, ничего не нашёл. И вдруг вспомнил, что перед самой зимой, мама купила новые чёрные валенки брату на вырост. Я летел домой с полностью сформированной мыслью, что именно они – это то, что мне нужно! Я уже видел, как с вырезанными вставками из валенок буду лихо гонять на коньках и забивать голы:
 – И вот шайба у молодого нападающего, подающего большие надежды, – комментировал я на бегу домой, – он обводит одного канадского игрока, другого, и отдаёт пас наезжающему на ворота по правому краю, Валерию Харламову, И-И-И, ГО-О-ОЛ!
   Вот так я уже себе представлял ближайшее будущее! Да, но что я скажу маме?! … Младший брат был дома, а мама ушла в магазин. Я заставил брата обуть старые валенки и, нажимая на мысы, нащупал большой палец ног. Они были впритык. Но мне показалось, или очень хотелось показаться, что до конца зимы, он всё-таки старые валенки доносит. Я залез на антресоль и достал новые валенки, приложил их к ноге брата – они казались ему достаточно велики.
– Всё ясно, еще не скоро ты их носить будешь, – резюмировал я.
    На следующий день валенки были вандально порезаны. Получились шикарные вставки-задники, а оставшиеся улики выброшены на помойку, дабы замести следы безвозвратно. О! Как я катался тогда! Это было лучшая моя зима за все предыдущие годы! И мои коньки ничем не уступали в своём качестве хоккейным сапожкам! Даже отец, однажды наблюдавший за моей игрой и техникой, сказал, что «катаюсь ну прямо, как Харламов». От такой похвалы я был на седьмом небе …

    В середине февраля, утром, мама, собирая брата в садик, никак не могла надеть на его ногу валенок. А брат хныкал и говорил, что ему больно. Мама приставила подошву валенка к ноге брата и сказала:
– Всё ясно, малы!
    Я встрепенулся от этих слов и, быстренько собравшись, шмыгнул из дома в школу, уже на бегу и краем уха слыша мамин голос:
 – Витя, ты валенки новые Алёшкины не видел?
    Я бежал в школу, а на душе было нехорошее предчувствие поминального эха новых валенок брата.
    После школы, долго блуждая по городку, я придумывал разные версии исчезновения валенок. И они мне все казались правдивыми, и надо было выбрать одну из них. Решил, что буду говорить по ситуации. Зайдя в квартиру, прислушался … всё было мирно и спокойно, и ничто не предвещало неприятностей. Я зашёл в комнату: брат играл в игрушки, мама шила на швейной машинке. Отца дома не было. Я с облегчением вдохнул.
– Как дела? – спросила мама, чуть скосив в мою сторону глаза, продолжая шить.
 – Да всё хорошо, – бодро ответил я. И здесь в комнату вошёл отец.
– Сынок, а ты случайно не видел Лёшины новые валенки? – спросил он.
– Нет, – невозмутимо ответил я.
– Игорь, – вмешалась мама, – если ты взял валенки и что-то с ними сделал, лучше сейчас скажи, – мама ещё пыталась меня спасти, но я этого не понял, потому что был в полной уверенности, что получится выкрутиться в этот раз.
– Подожди, Шура, – оборвал её отец. – А что это у тебя за вставочки в коньках, такие знакомые моему глазу, а? Или ты думаешь я не понял откуда они у тебя взялись?! – навис он надо мной.
    И я, сидя на диване и подняв на отца «очень честные глаза», чуть волнуясь и не моргнув глазом, соврал:
 – А это со мной Саня Юрьев поделился.
– Саня Юрьев?! Ну-ну! Собирайся, пойдём к твоему Сане Юрьеву домой! И если он мне это подтвердит, тогда всё меняет дело!
    Я собрался, и мы пошли. Идти было недалеко, до соседнего подъезда. Всю дорогу я молил, что бы Саньки дома не было, но, увы, фортуна была не на моей стороне …
    После чего дома ремень и отцовская рука свершили своё дело, но в содеянном я так и не признался.;
Это вам не мелочь по карманам тырить

    Я не знаю, кто как, а у меня в жизни был момент, когда я таскал, а точнее «тырил» у отца из кармана мелочь (вспоминается сразу фраза из кинофильма «Джентльмены удачи» – «это вам не мелочь по карманам тырить!»). Было мне лет 11-12. Много не брал, так, копеек 10-20. Отец это заметил и решил меня проверить. Он разложил по всей комнате мелочь стопочками, достоинствами по 10, 15, 20 копеек, и ещё какие-то медяшки. Но я парень-то был ушлый, и сразу смекнул, для чего отец это сделал. Стопочек было около 4-х или 5-ти. Я пересчитал, сколько в стопочках мелочи суммарно, прикинул, сколько пирожных и сока можно на это купить, и …  вздыхал и отходил, понимая, что взять их незаметно – без вариантов.
    Однажды, в очередной раз лазая у бабушки в сарае, я вдруг наткнулся на мешок с монетами!   «Клад!» – обрадовался я. Открыл мешок и содержимое его высыпал на расстеленную тряпку. В мешочке находились монеты, которые были в ходу в нашей стране (СССР), до реформы 1961 года. И они были очень похожи на те, которые стали использоваться после неё, и как раз лежали в стопочках. Единственное, чем они очень разительно отличались от ходовых – на реверсе герб государства был окаймлён ромбом. Решение пришло мгновенно. Но для начала надо было попробовать, как на них среагируют «официальные представители власти», в моём случае – продавцы магазинов. И я стал их потихоньку подсовывать с общей мелочью при покупке чего-либо в магазинах (когда мама посылала за хлебом, молоком и т.д.).
    На пятый раз, кассирша мне сделала замечание, что такие монеты в обороте уже не используют. Но я всё-таки решился. Придя домой после школы, собрал всю разложенную мелочь отцом в комнате, а взамен положил старые монеты.
    Всё выглядело натурально: стопочки лежали, как их положил отец, на тех же местах, в тех же количествах монет, и в том же порядке. Придраться было не к чему.
    Я, счастливый, выскочил на улицу во двор. Взял с собой двух друзей, и мы пошли в магазин. Накупили пирожных, сока, и, довольные, уселись в парке пировать.
    Прошёл месяц. Вечером мы с отцом и с братом весело возились на диване. Хохотали, отец рассказывал истории из своего детства. И мне думалось, что скорее всего он не всё до конца рассказывает, и мало чем, когда был в моём возрасте, отличался от меня тогдашнего. Тут мама дала команду – спать, и мы пошли умываться и ложиться. Уже засыпая, я услышал, как отец говорит маме:
– Наверное, Саня, я зря на Игоря наговаривал. Не таскает он у меня мелочь.
    Послышался звон сгребаемых в руку монет, и … и вдруг тишина. Я замер.  Меня так и подмывало выглянуть из-под одеяла и посмотреть, почему там так тихо?
    Терпение моё закончилось, и я вытащил голову. Отец с мамой разглядывали монеты. Отец уловил движение с моей стороны, и …:
– А, так ты не спишь?! – прозвучало зловеще.
– Витя, подожди, пусть сначала скажет куда деньги дел? – спасающе сказала мама. Я уже понял, что ремня мне не избежать и стал потихонечку выползать из-под одеяла.
– С ребятами купили пирожные и сок! – выпалил я и рванул к спасительной двери, чтобы укрыться от родительского гнева в туалете. Но отец уже успел снять ремень со стены, и его хлястик обжёг мою задницу, что придало мне ускорения.
    На следующий день, отец очень долго со мной разговаривал, объясняя, что в принципе воровать не хорошо, а уж тем более у своих близких. Я до сих пор помню его тот монолог, и до сих пор у меня не возникает желания, взять то, что мне не принадлежит …
;
Дневник

    У вас сколько было дневников в школе? У меня было два. Один для дома, один для школы! Правда не долго, пока …
    Сейчас в школах электронные дневники. Очень удобно! Зашёл по ссылке, а там всё: расписание, количество уроков на каждый день, на неделю, и все оценки – за пройденный день, за четверть, за год и даже домашнее задание. А в наше время было не так.
   Сейчас такие документы называют – бумажный носитель. Вот в советские времена дневники были сделаны из бумаги, с картонной обложкой, и на весь год. Туда вписывались: и расписание на каждый день, и домашние задания, и оценки с подписью учителя, а в конце каждой недели должны были родители расписаться – это означало, что они ознакомились с оценками своего отпрыска за неделю.
    Где-то в пятом классе когда я учился, появились дневники с цветными страницами. Они были: голубого оттенка, жёлтого, розового, причём разной тональности. Наверное, до Министерства образования Советского Союза уже в те времена дошло, что некоторые недобросовестные школьники вырывают страницы из дневника, подделывают оценки, ну и т.д. И чтобы найти дневник с идеально похожим оттенком, надо ещё было постараться. Но – нет нерешаемых проблем! Все оттенки дневников, на 100 процентов, продавались в Центральном Детском мире (магазине), в Москве. Откуда об этом узнал мой одноклассник Ромка Кузнецов, я не знаю, но он – знал. Вообще, мне кажется, Ромка мог даже бомбу водородную соорудить в домашних условиях! Что он только ни делал. Одно из его изобретений были бомбочки из гильз мелкокалиберных пуль, которые мы набирали на стрельбище, куда лазили незаконно. По характеру взрыва они напоминали хлопок теперешней петарды. Технология была следующая: в гильзу настругивалась сера от спичек, вход крепко-накрепко зажимался пассатижами, делался небольшой пропил около основания гильзы, который аккуратно прокалывался иглой, к пропилу ниткой приматывалась спичка и – бомбочка готова. Поджёг примотанную спичку, бросил подальше и … ба-бах! Вот такую бомбочку, я однажды сбросил из окна своей комнаты – под ноги тётеньке, мимо нашего окна идущей из магазина. Тётенька шла и ничего не подозревала о моих коварных планах! В руках у неё был бидон с молоком и авоська с продуктами. Я подождал, когда она пройдет наше окно, поджёг, и бросил. Реакция была неожиданной для меня: тётенька отбросила бидон и авоську в стороны, упала и заверещала:
– Караул! Убивают!!!
    Я, чтобы подозрение не пало на меня, быстренько выбежал во двор и присоединился к играющим ребятам.
    Это было послеобеденное время весеннего буднего дня. А вечером следующего дня по всем квартирам нашего дома ходил участковый милиционер и опрашивал соседей, и в том числе нас, о том, кто что слышал о «взрыве» на улице. Виновный найден не был. А хлопки стали раздаваться по всему городку.

    Так вот, о дневнике.
    Мы с Ромкой поехали в Москву, в Детском мире нашли дневники с похожими по оттенку цвета страницами, и купили. Теперь можно было не выдирать из дневника листы с плохими оценками, или с замечаниями на всю страницу, с неудом за плохое поведение или ещё за что …
    Сделано было проще: один дневник для школы, второй – для дома. Подпись за маму я воспроизводил достаточно успешно. Но ещё была одна коварная штука – это оценки за четверть и за год. Это была отдельная страница в конце дневника. Вот там оценки исправить, затереть, зачистить лезвием было просто невозможно. Ромка пошёл другим путём, и вот что он придумал: мы брали старые дневники, подбирали по цвету страницы, вырезали кубик, в который вписывалась оценка, этот миниатюрный кубик намазывали клеем для склеивания резины (надо сказать, что этот клей к бумаге не полностью приклеивался, но держался хорошо), давали высохнуть, и прилепляли на то место, в ту графу, где должна была стоять плохая оценка. После чего дневник сдавали учительнице в конце четверти или года, на подпись. А когда получали дневники обратно, наклеенный кубик с плохой оценкой осторожно снимали, и в чистую графу вписывали нужную оценку. И, вы знаете, проскакивало у многих, но – не у меня …
    Отец мой вообще не любил ходить в школу, а мама – только если была в этом необходимость, или когда уже вызывали. В результате мне некоторое время везло, в плане того, что, во-первых, был дневник «для дома», всегда с хорошими оценками, и, во-вторых, а отчасти и поэтому, на собрания мама всё никак не могла прийти по каким-либо причинам. Так продолжалось до весны.
    И к этому же добавлю – у меня был интересный портфель, с двойным дном. То есть в самом портфеле была вставка, за которую можно было спрятать тот же дневник «для школы» (а иногда там сами по себе прятались авторучки, карандаши и прочая мелочь), и он спокойно находился там, и только я знал о его существовании.

    Весна, ручьи, кораблики, резиновые сапоги и прочая весенняя атрибутика кружила голову. Вот видно на фоне всего этого я бдительность и потерял. Как обычно, придя из школы, пока никого не было дома – рванул на улицу, запускать кораблики. Наигравшись, пошёл домой, понимая, что пора уже делать уроки. В коридоре висела куртка отца, что было не очень хорошим признаком – обычно отец приезжал с работы намного позже. Я разделся и зашёл в комнату. То, что я увидел, холодом пробежало по моей спине: отец сидел за столом, и в руках он держал дневник «для школы», дневник «для дома» лежал на письменном столе. Это был полный конец!!!
    Отец медленно поднял на меня глаза …: Нептун Громовержец, как мне кажется, не метал таких молний из глаз! Мама моя! Куда бежать?! Ноги стали ватные и непослушные!
– Что это?! – грозно спросил отец.
    Дневник «для школы» предательски красовался в руках отца во всём его «разноцветии»! Чего только там не было: оценки неуд, замечания с призывом: «Родители, срочно придите в школу!», ну и т.д. И всё это красными чернилами, с глубоким нажимом – видно уже у учителей заканчивалось терпение, или они просто были не в духе.
    Такого растерянного взгляда у отца я ещё не видел. На щеках горел румянец.
– Ты мне можешь объяснить, что это такое?!
    Что я мог сказать в своё оправдание? Я тупо и упорно молчал. Я даже не пикнул ни разу, когда отец драл меня ремнём. Терпел и плакал, понимая, что приключение на свою задницу нашёл я себе сам …
    На следующий день отец пошёл в школу. Выходил он из неё темнее тучи. Физического наказания уже не было, но про улицу, про весну и про всё остальное – я забыл до конца учебного года. Вечером отец долго со мной беседовал, то жёстко, то спокойно, и задавал несколько раз один и то же вопрос:
– Вот в кого ты такой уродился?!
   «Откуда же я знаю, в кого я такой уродился? может в кого из его братьев или ещё в кого …» – думал молча я. Отец рассказывал: что он в школе учился на 4 и 5, и что с ним проблем у родителей не было. А «у тебя дневник второй весь в двойках и замечаниях!», и что я такой и сякой. А я сидел и шмыгал носом, и одно лишь мог сказать ему в укор – что одна из двоек принадлежит ему …

    История была такая.  В один из дней, мама делала со мной домашнее задание по математике, а я никак не мог понять, как надо решать эту проклятую задачу. Мама уже начинала нервничать и срываться на повышенный тон, но, увы, в тот вечер моя голова не готова была принимать математическую информацию.
    Отец лежал на диване и дремал.
– Саня, да успокойся ты. Чем больше на него кричишь, тем меньше он понимает, – сквозь дремоту бубнил он.
– Да?! А ты иди и сам попробуй ему объяснить! – в сердцах бросила мама.
    Нехотя поднявшись с дивана, отец отправил маму ванную, а сам приступил к изучению задачи. Через какое-то время задача его заинтересовала. Он писал цифры комментировал свои действия, периодически поворачиваясь ко мне. Я делал умный вид и с пониманием кивал головой, хотя совсем не понимал, о чём он говорит.
– Ну-ка, посмотри в ответе, сколько там получилось? – попросил отец. Я заглянул в конец учебника и знающе произнес:
– Пять.
– Ну вот, а у меня получилось пять целых три десятых (цифры неточные, пишу наобум, так как уже не помню). Ты понял, что я тебе объяснял?
– Конечно, – не моргнув глазом молвил я.
– Ну вот и хорошо. Переписывай и ложись спать.
   «Ха, да мне переписать, да я – мухой!». Я с полной ответственностью перенёс всю писанину отца из черновика в тетрадь, и с лёгкой душой пошёл спать.
    Утром в школе классная руководительница собрала тетради с домашним заданием – для проверки. На следующий день она спросила, с кем я делал домашние задание, ответ был прост:
– С папой.
– Пусть он зайдёт в школу.
    Когда я отцу передал просьбу учительницы, он как-то занервничал, и в школу не пошёл, стал просить маму, но та отказалась, сказав, что краснеть за него не собирается.
    В школе я сказал учительнице, что родители прийти не смогут. Она открыла журнал, поставила мне туда оценку «два», и попросила дневник. Я, конечно, подал ей тот, что «для школы», тем более, что оценка мне не принадлежала. Дома я гордо показал отцу, что мы с ним заработали. Под оценкой учительница прокомментировала: «Уважаемый Виктор Тарасович, задачу Вы решили с Игорем неправильно! С такими математическими решениями Ваш сын не знаком, как, собственно, и я. Прошу Вас проконтролировать Вашего сына на предмет изучения правил, которые имеют отношения к данной теме предмета».
    С тех пор отец со мной математику больше не делал, да и не только математику – ссылаясь на то, что он уже забыл школьную программу.

    И вот, проводя со мной беседу на тему дневников …
– Так вот в кого ты такой уродился? – в очередной раз задавал вопрос отец, не то мне, не то себе. – На улицу, до конца года ни ногой! Будем перевоспитывать тебя.
    Для убедительности своих слов отец мне принёс книгу «Витя Малеев, в школе и дома». В ней описывалось, как мальчик (чем-то похожий на меня) решил сам себя перевоспитать. И у меня, как и в книге, на стене появился лист, прикрепленный кнопками, под названием: РАСПОРЯДОК ДНЯ.
    Надежды на помилование, ждать не приходилось. Дни проходили медленно и скучно. Я был связан по рукам и ногам. Школа, дом, дом, школа, …

    Наступил май месяц, прошли праздники. Ребята уже достали свои велосипеды и гоняли по улице, а мне оставалось только завидовать и наблюдать за ними из окна.
    Но тут вдруг неожиданно к нам приехал мой дед, отец отца, из Хабаровска. О, ребята! Я был спасён! Но об этом поподробней.
    Дед меня перед тем видел последний раз, когда мне было три месяца отроду. А брата он вообще не видел. Он сходу обнял меня, прижал к себе, расцеловал, отодвинул на вытянутые руки и произнёс:
– Наша порода, казачья! Волосы мои! Вьются, как у меня в юности! Красавец!
    Я стоял смущённый и радостный, а дед всё продолжал награждать меня эпитетами.
– Ну, сынок, держи подарки! – и – дед вытащил из кармана наручные часы с кожаным ремешком и надел мне их на руку, а потом снял с плеча транзистор в кожаном чехле и с кожаным ремнём – и повесил мне его на шею:
– Пользуйся, сынок, ты заслужил!
    И дед ещё раз меня расцеловал.
– Заслужил, – буркнул отец и двинулся за дедом, который уже подкидывал на руках младшего брата.
    Пока суть да дело, я, пользуясь ситуацией, очень громко спросил:
– Пап, а можно мне пойти погулять?
    Отец только зыркнул на меня, и, чтобы не омрачать встречу, сквозь зубы процедил:
– Иди сынок, иди.
    Как я гордо выходил на улицу! Рукав на руке был закатан до локтя! Часы – блестели, да что там блестели – горели, как солнце в небе, как … как …, ну, впрочем, не важно как, но горели!!!
    На шее висел транзистор, и из него лилась современная музыка, громкость я сделал на всю катушку!
    Меня облепили все ребята с нашего двора. Я видел зависть в их глаза! Да, это фурор! Это была плата за «не»законное заточение в четырёх стенах! И я, «как граф Монте Кристо», шёл гордо через двор, не хватало только шикарного костюма и дорогих перстней на пальцах …

    Ближе к вечеру мы сели за стол, отмечать приезд деда. Тот меня посадил около себя и гладил по голове, запуская пальцы в волосы, и довольный улыбался. Отец расспрашивал про Хабаровск, про сестёр, братьев, а я сидел и любовался своими наручными часами, на циферблате было написано «Восток».
    Они выпили, и зашёл разговор обо мне. Отец распаляясь рассказывал деду про моё поведение, про то, как я учусь, и как-то грустно получалось: уж какой-то я выходил совсем плохой и недоумок. Я сидел, понурив голову, и слушал отца.
    «Неужели всё так плохо? – думалось мне? – Он меня точно не любит. А вдруг дед заберёт все свои подарки, и тогда, и тогда, как я выйду на улицу? Что скажут ребята, если не увидят у меня на руке часы?» Да, перспектива была не из лучших. А отец все больше и больше себя накручивал, и мне было совсем боязно поднять на деда глаза.
– Вот в кого он такой?! – в сердцах бросил отец и влепил мне оплеуху. Я в слезах поднял взгляд на деда. А у того в глазах – метались молнии и мелькнули тени всех предков, Запорожских казаков, мчавшихся на защиту своего отпрыска.
– Не тронь внука! – зарокотал дед, – Ты забыл, как я тебя вот этой рукой по заднему месту хлестал ремнём?! Забыл?! – и дед потряс сжатым кулаком в воздухе, и мне показалось, что там действительно был ремень. Тучи багряные нависли над моим батей, в глазах мелькнуло далеким эхом детское забытое.
– Да я тебе задницу полосовал ремнём, чтобы ты в школе учился нормально!
– Батя, батя, ты чё взялся-то, да ещё при нём?!
– А ты почто ему влепил?! В кого он? Да – в тебя! В нас! Может ему учиться неинтересно? А ты сделай так, заинтересуй!
– Да ты посмотри его дневник! А ну неси его сюда! – рявкнул отец. – Да оба захвати!
   «Всё, – подумал я, – сейчас дед увидит мои оценочки, и плакал мой транзистор и мои часики на кожаном ремешке». Я пошёл к письменному столу, шмыгая как можно громче носом и оглядываясь на деда.
– Неси, неси сынок, – подмигнул дед. Это меня приободрило. Я подал деду дневники, как приговор.
– Смотри, стервец до чего додумался! Два дневника! Один для дома, второй для школы!
    Я быстренько открыл страницу дневника, где стояла двойка полученная отцом по математике:
–  Дед, а это двойка за то, что папа со мной задачу решал, и неправильно, – выпалил я, с надеждой заглядывая деду в глаза. Дед отстранил мою руку, только хмыкнул, полистал оба дневника, и как начал смеяться в голос, да ещё так громко.
–  Ну шельмец! Это он тебя переплюнул! Ай да внучок! Молодец! – и ещё громче захохотал. –  Не переживай, сынок! Папка твой тоже без ремня, как без мамки, в школе хорошо не учился!
    Здесь уже и отец, и мама засмеялись. А я теперь наконец-то понял, в кого я такой уродился! И транзистор с часами у меня дед точно не заберёт. А тот смеялся и грозил мне пальцем. Эх! Жизнь моя жестянка! И я, обхватив деда обеими руками, тоже засмеялся …
;
Водопроводный кран индейцы и многое другое

                О, сколько нам открытий чудных
                Готовят просвещенья дух
                И опыт, сын ошибок трудных,
                И гений, парадоксов друг,
                И случай, бог изобретатель.
                А.С. Пушкин

    Помните этот знаменитый стих Пушкина? Я его знал, и помню с детства, и, скажу вам, что он меня точно вдохновлял. Конечно до гения я не дотягивал, но где-то рядышком плавал. Шучу. И открытий чудных дух просвещенья мне готовил везде и всегда, ведь надо всё пощупать своими руками, и даже где-то обжечься, чтобы понять: льзя или нельзя! Ну и конечно без детских шалостей это не обходилось!

    Расскажу о нескольких таких моих случаях гения по получению опыта.

    Случай первый. Имитация.

    Однажды кто-то в школу принёс странные игрушки, привезённые из-за границы. Это были:
– водопроводный кран на липучке, со скрытым резервуаром воды;
– коврик, который стелили на стул, и, когда кто-либо на него садился, издавал звук …, ну в общем тот самый, до смущения;
– и, извините, имитация «блевотины», которая очень даже реалистично была похожа на настоящую, настолько, что, когда я увидел, мне даже показалось, что я чувствую её запах.
    Ну и естественно, сразу пришла гениальная мысль, кому из ребят, не помню, положить эту самую «реалистичную имитацию» на стол учителю, а коврик постелить на стул. «Имитацию» мы прикрыли листом бумаги, коврик подложили. Начинался урок биологии, а учительницу у нас в классе недолюбливали – уж больно она была строга.
    Прозвенел звонок, и в кабинет вошла та самая учительница. На коврик она вообще не обратила никого внимания, не заметила, написала тему урока на доске и – села за стол. Раздался характерный звук. Лицо учительницы пошло красными пятнами, она покашляла, и решила устроится на стуле поудобней. Звуки зазвучали ещё активней. По лицу преподавателя побежала волна красной бури. Класс сидел и давился от смеха. Она была в полной растерянности, машинально взялась за бумаги на своём столе и подняла тот листок, под которым лежала «имитация». Её лицо исказила гримаса отвращения! Подскочив, она опрокинула стул и выбежала из класса. Класс грохнул от смеха. Мы, понимая, что расплата неизбежна, быстро попрятали сеи предметы (по-моему, кто-то их даже вынес из класса), и стали ждать, что будет дальше. Учительница, по всей видимости, совладала с собой, и тему эту обсуждать не стала, но – для нашего класса до конца четверти ею был устроен самый настоящий террор! Хорошую оценку по биологии было заработать практически невозможно. Дело дошло до родителей. Состоялось собрание. И только в следующей четверти ситуация взаимоотношений нормализовалась. В конце года, кто-то всё-таки ей донёс, чьи это были «игрушки», но – тот мальчик на следующий год уже в нашем классе не учился, так как его отца перевели в другое место по службе, и это облегчило нашу участь.
    Но тогда, до его ухода из класса, я у него выпросил тот самый «водопроводный кран», который и принёс домой. Я ходил, и всё думал, куда же его прилепить, чтобы батя не сразу понял, что он ненастоящий? К вечеру план созрел.
    Потолки в нашей комнате были очень высокие, выше трех метров. Например, чтобы зашторить занавески, надо было взять специальную палку, зацепить ею верх шторы, и с усилием протащить до середины. Диван, на котором спали родители, стоял у окна, и отец перед сном всегда читал книжку, ложась ногами к окну. Кран я прицепил под потолок над карнизом – там как раз часть стены была покрашена масляной краской, что позволяло без проблем прилепить кран, который крепился на липучке. Настал вечер, пора спать, мы с братом уже лежали в кровати. Братишка тихо сопел у меня под боком, а я всё ждал «момента истины». И вот наконец отец, взяв книжку, лег на диван. Книжка несколько раз опускалась на грудь отца и раздавался характерный звук засыпающего человека, «старающегося очень вдумчиво читать на ночь» – в виде храпа. Я уже совсем отчаялся дождаться результата, как вдруг, переворачивая очередную страницу – отец встрепенулся.  В комнате горела одна ночная лампа, мама тоже лежала рядом с отцом.
– Шура, откуда там взялся водопроводный кран? – спросил отец, проявляя интерес. Сон как рукой сняло. Мама только молча пожала плечами.
– Слушай, я что-то ни разу даже и не обращал внимания, что он там есть.
    Отец сел на диван, а потом и встал. Приглушённый свет не позволял ему даже с такого расстояния увидеть, что кран на липучке.
– Для чего он? – рассуждал сам собой отец. – Может это возвратка? Нет скорее всего для стравливания воздуха.
    Отец стоял босиком на полу, в трусах и в майке, и, не отрывая глаз, смотрел под потолок, на кран.
– Шура, а к нам сантехник не приходил?
– Нет, – ответила мама, – по крайней мере, я ничего об этом не знаю. Игорь мне ничего не говорил. Завтра у него спросишь. И не стой босиком на полу, простынешь, форточка открыта. Ложись спать.
    Но отец её не слушал – он пошёл за стремянкой, любопытство взяло верх.
    Принеся стремянку, отец поднялся под потолок и попробовал открыть кран – пошла вода.
– Ты нам сейчас весь диван зальёшь, – зашептала мама.
    Отец закрыл кран. Я лежал на кровати и в щёлку из-под одеяла наблюдал за отцом и хихикал. Отец вдруг резко приблизился к крану и оторвал его от стены. Я быстро закрыл щелку и засопел, притворяясь спящим, поэтому не слышал, как отец подошёл к нашей кровати. И только почувствовал, как рука его пробралась под оделяло и больно схватила меня за ухо. Потянув за него, отец посадил меня на постели.
– Папа, больно, – зашептал я, боясь разбудить брата.
– Больно?! – Батька уже был на взводе. – Да мне завтра вставать ни свет ни заря! А ты мне фортеля выписываешь! Ладно, ложись спать, завтра поговорим.
    Но завтра отец приехал поздно. И постепенно расплата за содеянное отложилась на неизвестное время, а потом и совсем всё забылось … И только спустя много лет, я как-то рассказал ему об этом случае, он вспомнил, но это было уже смешно, и мы хохотали до упаду …

    Случай второй. Полёт.

    На дворе была зима, и мне к Новому году купили новое зимнее пальто с меховым воротником. О, как я был счастлив! Я ходил козырем! Пальто с мехом, да в клеточку – это что-то.
    Наступил мужской праздник 23 февраля. Отмечать его мы собирались идти к бабушке. Я оделся самый первый и выскочил во двор. В те годы зимы были снежные, и мы, 10-12 летние пацаны, прыгали в сугробы, совершая сальто в воздухе: с заборов, сараев, с деревьев, в общем отовсюду, откуда в принципе можно было совершить этот головокружительный трюк. Я вышел – а во дворе ребята с забора прыгают в сугроб. Ну и как же без меня?! Я по-быстрому вскарабкался на забор, надо было успеть прыгнуть, пока родители не вышли из дому, выпрямился и ... нога соскользнула, и я «благополучно» нырнул вниз, зацепившись карманом за штакетник. Послышался звук рвущейся ткани … слезть оттуда без помощи ребят я не мог. И вот – встав на ноги и отряхнувшись, увидел, что карман оторван и висит клоком вниз, оголив ватину и подкладку. Я тут же представил, что будет, если родители увидят меня в таком виде. Тихонечко войдя в квартиру, услышал, что родители ещё собираются, быстренько одел старое пальто, а новое повесил на вешалку под самый низ, чтобы его не было видно, и выскочил на улицу. Через какое-то время, мои вышли из подъезда, мама держала брата за руку, а отец выкатывал санки, чтобы усадить его в них.
– Что это ты переоделся? – спросила мама.
– Да я всё равно буду с ребятами во дворе у бабушки в снежки играть, а новое пальто жалко, – отмазался я.
– Верно, – сказал отец и пристально посмотрел на меня. Я глаз не отвёл, и мы дружной семьёй направились к бабушке в гости.
    На следующий день я аккуратненько пришил оторванный подол на место, разгладил утюгом, получилось практически не видно, издалека. Конечно было обидно, что так получилось, но что поделаешь. Наступил март, и ещё было холодно. Мы собирались идти к бабушке праздновать Международный женский день 8-е марта. Я как всегда оделся первый и выскочил на улицу. Пока мои не вышли, бегал с ребятами. Погода была великолепная, светило солнце, снег уже начал подтаивать, чирикали воробьи, в общем – весна идёт, весне дорогу!
– Игорь! – позвала мама. Я весь раскрасневшийся и счастливый, в хорошем настроении бежал к родителям, совсем забыв про своё рваное пальто. Подбегая к маме, я вдруг увидел её удивлённое лицо и не сразу понял, отчего.
– Ты что сделал с пальто?! – воскликнула мама – Ты где уже его разодрал и когда успел зашить?!
    На маме не было лица. Меня отправили домой, в наказание. Так же я узнал, что у этого пальто нет цены, вернее, она есть, но мне её не озвучили, и что я до конца года гулять не буду! На что я резонно спросил: «А можно я и в школу тогда ходить не буду?».
И, получив шлепок по заднице от отца, с ускорением: «Быстро домой! Вечером поговорим!» – рванул в квартиру. А вечером разговор был о том, что я ничего не ценю, и что это пальто куплено на два года минимум, ну и т.д. Наказания я не боялся, потому что изменить что-либо было уже всё равно нельзя. С внимательным видом выслушав, я логически парировал отцу: «Ну что сделаешь, судьба у него такая». И за свою дерзость получил очередной увесистый шлепок…

    Случай третий. Индейцы и шкаф.

    Наступил апрель. Я заболел и неделю находился дома.
    А надо заметить, что тогда как раз на экранах кинотеатров страны шли с огромным успехом фильмы с участием известного актёра Гойко Митича, «про индейцев». Мы с ребятами по несколько раз ходили и смотрели эти фильмы, и, конечно, все были и Чингачгуки Большие змеи, и Зверобои, ну т.д. У каждого в коридоре стоял целый арсенал оружия: деревянные луки, стрелы, дротики, копья, … которые наши мамы благополучно выбрасывали на помойку, а через день весь арсенал появлялся снова. В наших карманах всегда лежали раскладные ножи, без них мы на улицу просто не выходили.
    И конечно же мы учились их метать, как ловкие индейцы. Мой раскладной нож в форме «лисички» – это был не совсем перочинный нож: с одним лезвием, чуть расширенный к острию, а на той части, куда лезвие складывалось, на щёчках, наклеено изображение лисы из пластика рыжего цвета.
    Итак, метание ножа. Это очень ответственный процесс: надо отмерить некоторое количество шагов от дерева, забора или ещё какого-то места, являющегося целью, взять нож за лезвие, и метнуть так, чтобы он остриём воткнулся в этот предмет. Хорошо это делать на улице, … а дома – куда втыкать?
    Помаявшись какое-то время, а руки чешутся, решил метать его в дверцу платяного шкафа. Хоть он был и новый, но решение было принято. Я отмерил несколько шагов, развернулся, и метнул. И сам был удивлен тому, что нож очень ровно и чётко воткнулся в деревянную дверцу шкафа (тогда только начала появляется полированная мебель, и была она очень дорогой).
– Ого! – я обрадованный подскочил к дверце и, раскачивая нож, вытащил его. В двери зиял шрамом рубец от ножа. – Мда, незадача … А как же дырки устранять-то? – Я стоял, смотрел на этот шрам, и представлял, что скажет мама, а про папу и говорить нечего! – Нет, лучше об этом и не думать. – Я осторожно скосил глаза на ремень, висевший на стене.
    Решение пришло внезапно: взяв пластилин и подобрав по цвету, я ровненько замазал им изъян, а потом аккуратно поверх «заполировал» маминым бесцветным лаком для ногтей. Получилось замечательно! Рубца на двери, как и не бывало. «Ура! Можно спокойно метать нож», – чем и стал заниматься. В очередной раз нож не очень хорошо скользнул по двери шкафа и отколол небольшой кусочек шпона. Это уже было плохо. Хорошо было одно – этот скол был внизу дверцы. На этом броске я решил поставить точку. Замазал все рубцы и сколы. Получилось неплохо и, если совсем уж не приглядываться, то и не видно ничего, тем более что моё художество даже как-то сочеталось с текстурой дерева. Я отошёл на несколько шагов, полюбовался соей работой, и спокойно пошёл читать книгу про индейцев.
    Прошла неделя – никто ничего не заметил, и я вообще успокоился, думая: какой же я всё-таки молодец, что так ловко замазал сколы от ножа на дверце.
    Позже, в воскресенье, когда все были дома: мама занималась приготовлением обеда, брат играл на полу, а я делал уроки, отец вошёл в комнату после душа и подошёл к шкафу. В другую дверцу шкафа было встроено зеркало во весь рост. Он протянул руку, взял со шкафа расчёску и стал причёсывать волосы. И тут я краем глаз заметил, что отец застыл и медленно наклоняется ко второй дверце шкафа. Я всё понял сразу – надо бежать! А куда бежать? Если мимо отца не проскочишь!
– Это что такое?! – грозно зарокотал батя.
– Где? – вытаращил я удивлённые глаза.
– Вот это что?! – отец тыкал пальцем в истыканную дверцу.
– Не знаю, – залепетал я, боком продвигаясь к двери.
– Ах не знаешь?! – лицо отца пылало от гнева. Он резко выкинул руку в мою сторону, пытаясь схватить за воротник рубахи, но я был ловчей. Уловив его движение руки, резко пригнулся и рванул под рукой к двери. Не повезло. В это время в комнату уже заходила мама, и я сходу уткнулся в неё.
– Шура, держи его! Он шкаф весь ножом истыкал.
– Какой шкаф? – не поняла мама и крепко схватила меня за руку. Я спрятался за неё, пытаясь высвободить руку, и мне это удалось. Туалет снова стал спасительным убежищем для сорванца. Я сидел на унитазе и представлял, что меня ожидает. За дверью комнаты ещё раздавался рокот грозовой тучи отца. Через какое-то время голоса стихли. Я сидел и прислушивался, не понимая, пора выходить или ещё нет. Дверь в комнату открылась. Кто-то подошёл к двери туалета, я замер.
– Сынок, выходи. Всё равно никуда не денешься. Иди, папа хочет с тобой поговорить.
    Я нехотя вышел из туалета и поплёлся в комнату. Мама только потрепала меня по голове и бросила: «Беда с тобой ...».
    Отец сидел на диване и смотрел в окно. Услышав шаги, повернулся в мою сторону. Ремень, слава богу висел на месте.
– Где нож? – спросил отец. И я, понимая, что его у меня могут забрать навсегда, соврал: – Потерял.
– Ну ты мне сказки не рассказывай, – усмехнулся отец. В голосе его уже не было гнева. – Лучше отдай по-хорошему, иначе я сам найду, – угрожающе сказал он.
– Нет, правда пап, потерял.
– Та-а-ак, – отец поднялся с дивана и двинулся к письменному столу. Он начал выдвигать все ящики стола и высыпать всё на пол. (Не там батя искал, ой не там. Нож лежал в таком месте, что и собака тренированная не найдёт). Отец разворошил все мои вещи, но безрезультатно. Конечно родители высказали всё: и сколько этот шкаф стоит, и сколько надо времени, чтобы заработать на этот шкаф денег, и – ну и т.д. Я сидел, опустив голову, и твердил про себя, что когда вырасту, то куплю и подарю им самые дорогие шкафы на свете, и это только за то, что отец меня не отлупил ремнём …

    Случай четвёртый. Арбузный урок.

    Наступило лето, все ребята разъехались по пионерским лагерям. А меня на август оставили дома.
    В наш военный городок завезли ОГРОМНУЮ кучу астраханских, серых в полоску, арбузов. Каждый день около этой кучи топились жители городка выбирали арбузы и покупали их.
    А когда я, перед тем как, ещё был в пионерском лагере, нам в клубе показывали детский фильм, название я не помню, в котором герои фильма, ребята моего возраста, таскали с бахчевого поля арбузы с помощью лука и стрелы с привязанной к оперению тонкой суровой нитью. Они скрытно подкрадывались к краю поля, так, чтобы их не заметил сторож, накладывали на лук стрелу, к которой был приделан металлический крючок, и выстреливали из лука в арбуз. Стрела втыкалась крючком в арбуз – крючок застревал – и они тащили арбуз к себе. «Ха! Так я тоже так могу!».
   Сказано – сделано. Лук и стрелы у меня уже были. В конце концов, индеец я или нет? Изготовить крючок из гвоздя и примотать к стреле – плёвое дело! Суровая нитка привязана. Всё! Пора идти на охоту!
    Я вышел во двор и увидел друга Димку.
– Димон, – заговорщицки прошептал я, – пошли за арбузами!
    И я посвятил его в свои планы.
    Арбузная куча ещё была большая. Продавщице не было видно, что делается с противоположной от неё, тыльной стороны, да она, как видно, и не думала об этом, потому что подойти кому-то, взять и пронести арбуз мимо незаметно было невозможно. А там, с другой стороны кучи, как раз были кусты, метрах этак в 10-15. Мы сделали круг, зашли к куче арбузов с этой, тыльной, стороны, и залегли. Надо было дождаться, чтобы рядом никого не было. И вот наконец все условия благоприятствовали совершению намеченной цели. Я наложил стрелу, выбрал арбуз и выстрелил. Ура! Она воткнулась в арбуз. Теперь надо было его тянуть. Арбуз оказался тяжёлый, и пока мы его дотащили до своего убежища, порезали все руки об суровую нитку. Но добыча была наша! Мы подхватили арбуз и понесли его к дому. Решили съесть его на чердаке. Хорошо, что во дворе никого не было, и мы успешно добрались до места. Погода была хорошая, светило солнышко. Арбуз, крыша, лепота!
    Я достал нож и разрезал арбуз пополам. А крыша нашего дома была двускатная. Одну половину арбуза я положил на крышу, она покачалась, но вниз не съехала. Вторую порезали и съели. Мы сидели на крыше с надутыми животами и подставлял довольные лица солнцу. Было тепло, хорошо и вкусно.
– У тебя все щёки в арбузе! – весело засмеялся Димка.
– А у тебя думаешь не такие?! – захохотал я и лег на спину. Нога съехала, и я нечаянно толкнул вторую половину арбуза. Половинка покатилась по скату крыши и ... и свалилась вниз. Мы замерли, и, не сговариваясь, нырнули – в чердачное помещение, в подъезд, и вниз по лестнице. Между первым и вторым этажом отдышались, и спокойно пошли к выходу из подъезда. Во дворе мы увидели, что наш арбуз валяется около детской коляски, разбитый вдребезги, а тётенька держит ребёнка на руках и испуганно смотрит вверх. Отойдя на безопасное расстояние, обернулись: из подъезда вышел мужчина, муж этой тёти, и они, подняв головы, оживлённо о чём-то разговаривали. Мы переглянулись, пожали друг другу руки, и пошли по домам. Каждый из нас шёл и думал: «А если бы этот арбуз упал в коляску … ?!»
   Больше мы на охоту за арбузами не ходили …

    Случай пятый. Крем.

    Лето заканчивалось. Нашим увлечением стала постройка шалашей из веток деревьев, или, к примеру, за основу брали кустарник, который своими зарослями образовывал некую очень уютную нишу, а в нашем парке таких кустов было много. Под одним из них мы и устроили шалаш.
    Недалеко от парка находилась фабрика-кухня. Что там только ни пекли и ни изготавливали: булочки, пирожные! И вот однажды, продираясь сквозь кусты под окнами фабрики-кухни, мы с ребятами увидели, что на подоконнике открытого окна стоит алюминиевый тазик, и какая-то тётенька в нём что-то с усилием взбивает. Запахло сладким сливочным кремом. Мы затаились. Тётенька закончила взбивать и ушла. Переглянувшись, а нас было четверо, решили тазик стащить. Подобрались поближе к окну. Кто-то из нас заглянул внутрь – убедившись, что никого нет:
– Чисто, берём!
    Мы подхватили тазик с кремом и аккуратно потащили его к себе в шалаш. В шалаше крем попробовали. О, ребята! Это была вкуснотища!
    Но есть его просто так было не очень. Наскребли где-то мелочь – и купили четыре батона белого хлеба. Вот с белым хлебом мы этот тазик и умяли.
    Ночью мне стало плохо. Рвало так, что, казалось, кишки наружу вылезут. Родители вызвали скорую помощь, и меня увезли в больницу. Отравление. Начало учебного года я отмечал, лежа на больничной койке. На крем и пирожные, до-о-о-о-олго смотреть потом не мог …

    Случай шестой. Гонщик.

    Наступило бабье лето. Погода великолепная! Нас пригласили в гости. У друзей моих родителей был свой дом – большой просторный, такой, что заблудишься. Посидев для приличия со взрослыми, я вышел на улицу. Улица была длинная, и на ней никого. Вдруг из переулка выехал мальчик на спортивном велосипеде. Велосипед назывался «Спутник», руль загнут вниз рогами, с ручным тормозом, и с переключением скоростей. Мечта! Как я завидовал тем пацанам, кто были обладателями такого велосипеда! – Эх! Мне бы такой!
    Мальчик был одет в спортивный костюм, а ноги обуты в велосипедки – крайне дефицитная вещь по тем временам.
– Ух ты! – дух у меня захватило! Я подошёл к велосипедисту. Мальчик был примерно моего возраста, и мы запросто познакомились. Он поведал, что уже второй год тренируется в велосипедной секции, показывает хорошие результаты, и потому отец ему купил спортивный велосипед.
– Я тоже занимаюсь, – соврал я.
– Да? А где? Что-то я тебя на Вымпеле не видел («Вымпел» –название стадиона).
– Да я … – тут я вспомнил, что один другой знакомый мальчик тоже занимался велосипедным спортом – в городе Фрязино.
– Во Фрязино, – выпалил я.
– Во Фрязино? О! Там сильная школа! Я с вашими ребятами на соревнованиях соперничал. Сильные!
    Я осмелел и сказал, что тренируюсь второй год. Мальчик покачал головой:
– Ноги у тебя слабоваты. Надо больше на тренажёрах зимой упражняться.
    Кивнув в знак согласия, я совсем осмелел и решился:
– Дай прокатиться!
    Мальчик внимательно посмотрел на меня, чуть помедлил, и передал велосипед:
– Не забывай, задних тормозов нет, только ручные.  Скорость выставлена средняя, так что переключатель не трогай.
– Не учи учёного, – сказал я. Закинул ногу, вставил в педали, и … и чуть не упал. Руль у велосипеда был очень послушный, не как на обычных. А сам велосипед был тяжелей. Я схватился за рога руля, толкнулся ногой, и поехал. Мальчик побежал рядом. Пришлось поднажать на педали, чтобы от него оторваться. Велосипед сначала вилял из стороны в сторону, но постепенно, набирая скорость, выравнивался. Мальчик что-то кричал мне вдогонку, но я уже не слышал. Ветер свистел в ушах. Я был пилотом гоночного автомобиля и мчался к финишу! Вон впереди уже показалась финишная лента … Нет! Это не лента! Со скоростью света на меня летела огромная, выкопанная поперёк дороги, яма. От страха я стал крутить педали назад пытаясь затормозить. У меня вылетело из головы, что тормоза только ручные!
    Со всего маха мы с велосипедом влетели в яму! Перелетев через руль, изобразив сальто-мортале, я упал на спину на дно ямы. Велосипед рухнул рядом, свернув руль на бок, а на колесе образовалась восьмёрка. Кое-как выбравшись из ямы и вытащив велосипед, я в первую очередь ощупал себя. Болела коленка, но не критично, передвигаться можно. Подняв велосипед и зажав колесо между ног, мне удалось выпрямить руль. Изогнутое колесо задевало о переднюю вилку, и ехать на велосипеде было невозможно – его пришлось толкать, прилагая усилия. Я, виновато глядя в землю, докатил его к мальчику, молча отдал, поднял глаза, вздохнул и медленно побрёл обратно в дом.
    Когда я вернулся, взрослые сидели за столом, пили чай и весело что-то обсуждали. Отец рассказывал историю, активно жестикулируя руками и кого-то изображал. Вдруг постучали в окно, раздался голос:
– Валера, выйди во двор.
    Хозяин дома поднялся и вышел. Через какое-то время он возвратился вместе с мужчиной и – тем мальчиком, владельцем велосипеда.
– Виктор, это по твою душу, – обратился дядя Валера к отцу. Отец развернулся на стуле к вошедшим и вопросительно посмотрел.
– Твой парень наш велосипед попортил, пойдём покажу, – и мужчина направился к выходу.
    …
    Не вдаваясь в подробности, скажу следующее.
    За испорченный велосипед мои родители заплатили немаленькую сумму денег (по тем временам), ну а я получил, что заслужил, и в очередной раз на две недели исключил из своего «рациона» посещение улицы, с целью погулять.
;
Брюки клёш. И дай закурить

    В 70-х годах, того, уже прошлого века, резко изменилась мода. Подростки, да и не только, а даже уже и взрослые дяди, стали отращивать длинные волосы. Появились брюки клёш, приталенные рубашки, мужские ботинки на каблуках, в общем – веяние и растление Запада началось. Помнится, даже анекдот был про Петьку и Василия Ивановича Чапаева:
    Василий Иванович устроил вечернее построение своих войск. Смотрит, а Петька стоит в строю не по форме одетый: на голове мочалка, на икрах мешки привязаны, и жуёт что-то.
– Петька! Это что такое на тебе?! Почему не по форме одет?! – грозно рыкнул Василий Иванович.
– Василий Иванович, так это мода сейчас такая?! – начал оправдываться Петька.
– Мода?! А это что у тебя на голове?
– Патлы.
– А на ногах?
– Клеши.
– А жуёшь-то чего?!
– Носки стираю, – промямлил Петька.

   Ну, как-то так. Вот и мы стали отращивать волосы. Естественно, в школе за «патлатиками» началась охота со стороны и преподавательского состава, и пионерских и комсомольский организаций.
    И родителей в школу вызывали, и на собраниях прорабатывали, но потом как-то само собой всё утихло.
    У меня дома борьба за ношение длинных волос не закончилась! Батя поставил категорические условия: как только в дневнике появляется плохая оценка, всё – на стул и стричься, хорошо не на электрический!

    По окончанию мною шестого класса мама, как всегда, взяла путёвки в пионерский лагерь на все три летние смены. Отец не успел меня перед отъездом постричь, а волосы уже отросли довольно прилично: закрыли уши и легли на воротник, чему я был несказанно рад. Так я и уехал в лагерь – не стриженный. По приезде туда – директор нас как увидел (а приехало человек 10 длинноволосых), хотел даже отправить обратно домой, но потом передумал, не отправил. Первая смена пролетела одним махом, волосы отросли ещё больше, и девчонки в отряде стали называть меня ХИППИ (было такое на Западе общественное движение молодых людей, которые вели свободный образ жизни, и почему-то именно ношение длинных волос ассоциировалось с ними). А чуть позже это прозвище уже переросло в ласкательное – Хипуля.
    Вот таким «хипулей» я и предстал перед своими родителями, приехав домой и выходя из автобуса.
    Батя, увидев меня, прокомментировал:
– Сегодня мы этого Хипулю и обкромсаем!
    Я моляще поднял глаза на маму.
– А мне нравится! Смотри какие у него волосы волнистые, как у деда Тараса! Давай оставим! Главное, чтобы насекомых в голове не было.
– Мама, там нет насекомых, – подпрыгнул я, и побежал за пацанами, на пруд купаться.
    Отцу так и не удалось произвести экзекуцию подстригания. Через три дня начиналась вторая смена. По окончанию которой, когда нас привезли из лагеря обратно в городок, отца дома не оказалось – он уехал по делам на месяц, и я уговорил маму, чтобы меня не подстригали. Так закончилась и третья смена. После чего дома отец в категоричной форме указал мне на стул:
– Садись подстригаться!
    Я заартачился, мама вступилась, и мне дали денег на модельную стрижку. О! Какую мне сделали стрижку в парикмахерской! Я выходил из неё преисполненный гордостью! Отцу, в отличие от меня и мамы, стрижка не понравилась. Но это было уже и не важно – моя взяла! Больше я ему свои волосы не доверял! А кличка «Хипуля» так и закрепилась за мной и в школе, и во дворе.

    Начался учебный год. Первого сентября мы все пришли в школу нарядные. Тогда уже всех школьников в СССР переодевали в современную на тот момент, синюю форму. Для мальчиков было два её варианта:
1. Брюки и куртка с погонами, из тёмно-синего материала, с металлическими пуговицами серебряного цвета.
2. Брюки и пиджак с накладными карманами по бокам, и тоже с такими же пуговицами, как и на первом варианте.
    Я пришёл в первом варианте. А вот наш одноклассник Руслан пришёл в школу в пиджаке и в брюках, в которых от низа до колена были вшиты кожаные клинья, образуя брюки клёш. Вот это да! Мы все были восхищены такой придумкой! В отличие от нас, учителя довольно скептически и негативно среагировали на такой внешний вид ученика. Но мама Руслана была известным врачом в нашей поликлинике, и ему позволили в таком виде ходить в школу. Это была революция!!!
    Естественно, в наших головах возникли всевозможные идеи вшивания клиньев в брюки. И не прошло и месяца, как уже достаточно многие ученики ходили в школу в клешах и с длинными волосами. И учителя уже ничего сделать не могли. Если можно одному, значит и другим можно. Что сделаешь, мода!
    Я перебрал все мыслимые и немыслимые варианты, из чего можно сделать клинья, но ничего не подходило. И вот, уже совсем отчаявшись, я вспомнил о маминых сапогах-чулках.
    Что это такое, надо сказать отдельно. Сапоги-чулки – это лакированный кожаный низ сапога, с каблуком, а верхняя часть, голенище, было из мягкого материала, в случае маминых сапог – из искусственной кожи коричневого цвета. Мама их перед этим относила два сезона, а в ту осень почему-то даже и не вспомнила. Ну я и подумал, что они уже вышли из моды и больше не нужны.
    Отрезав голенища, я лихо скроил из них клинья, взял брюки и пошёл к бабушке – у неё была хорошая швейная машинка с оверлоком. Нижнюю часть от сапог я закинул на антресоль.
    Брюки получились на славу! Клёш от колена, да ещё с коричневой вставкой смотрелся достойно (так нам казалось тогда). Какое-то время, я старался маме на глаза не попадаться в брюках с вставленными клиньями, что-то подсказывало мне, что я поступил неправильно. Но …, уже ведь было поздно.
    Мама всё же увидела мои брюки, но, к удивлению, похвалила, сказав, что клинья смотрятся очень даже, про сапоги она не сказала ни слова.

    Прошла зима, наступила весна. И вот именно весной мама вдруг вспомнила про свои сапоги-чулки, и полезла их искать на антресоль. Я напрягся.
    Мама нашла что искала. Она сошла со стремянки вниз, в руках у неё были обрезанные, без голенища, сапоги, из глаз текли слёзы. Сердце моё сжалось! Мне было стыдно, очень стыдно за свой поступок! Мама мне не сказала ни слова, только вечером, когда я уже засыпал, рассказала отцу, что я сделал, но просила меня не трогать … Ах, материнское сердце, до чего оно глубоко и бездонно по своей доброте! Прости меня, мама, за всё!!! ...

    Ну а теперь – вторая часть данной истории моего взросления.
    В седьмом классе я начал покуривать. Отец мой – постоянно не курил, но иногда баловался, что называется «не затягиваясь», и у него в куртке всегда лежала пачка сигарет под названием «Столичные». Это были сигареты с фильтром, и стоили они, по тем меркам, недёшево. Ну, конечно, соблазн вытащить из пачки у отца сигарету был, что я и делал до определённого момента. Отец заметил, видно посчитал, да и опыт собственный скорее всего тоже помнился с юношества …
– Ещё раз замечу, что таскаешь у меня сигареты, все руки отшибу! Понял?!
– Ты чё, пап, – вытаращил я глаза, – да я не курю!
    Мама вступилась:
– Да с чего ты взял, на самом деле, что он курит?
– А ты не заступайся! Я знаю, что говорю! – начал закипать отец. И обращаясь уже ко мне: – Ты понял меня?!
    Я пожал плечами, но на всякий случай головой кивнул.
    Школьный день мой начинался в утреннюю смену с восьми утра. Я выходил из дома в 7.30: надо было с Сашкой Юрьевым успеть выкурить по «коронному бычку» марки «Дымок» (отчим Сашкин курил только такие сигареты), и только после этого бежать в школу.
    И вот однажды зимой, а на улице в это время было ещё темно, мы с Сашкой вышли из дому, перешли через дорогу, со знанием дела прикурили по бычку, и … не успел я сделать затяжку, как раздался голос отца:
– Игорь, дай-ка закурить!
    Я моментально сунул руку с бычком в карман пальто, зажав его внутри ладони так, чтобы не обжечься. Сашку как ветром сдуло.
– Стой где стоишь! – скомандовал отец. Ему надо было перейти дорогу, чтобы подойти ко мне. Он повернул голову налево – посмотреть, не едет ли машина, и мне хватило этого момента для того, чтобы резко выбросить бычок, а руку всунуть обратно в карман пальто. Отец перебежал дорогу и подошёл в плотную.
– Ну, что куришь? – спросил он.
– Нет, – ответил я, прямо смотря ему в глаза и не моргая.
– Ну постоим, подождём. Ты руку-то из кармана вынь.
    Я вынул руку, пустую. И если я курил и спрятал, то окурок должен был находиться у меня в кармане, а он зажжённый, и должен пойти дым. Дым из кармана не шёл. Отец засунул туда руку, ничего не обнаружил, только пальцы в пепле перепачкал.
– Где окурок? Я же видел, как ты руку с окурком сунул в карман пальто!
– Какой окурок? – стоял я на своём.
– Вон у тебя все руки в пепле, да и у меня тоже! Куда дел окурок?!
    Я молча стоял и «честно» смотрел отцу в глаза, что его очень злило. Он не смог ничего доказать и отправил меня в школу. Вечером состоялся серьёзный разговор на тему курения.

   Прошло много лет. К сигаретам я так и не пристрастился. Какое-то время покуривал, и даже уже в зрелом возрасте, но никогда при отце курить так и не мог, стеснялся. Благодарю тебя, Батька, за хороший житийный урок, за то, что учил меня, объяснял, как стать лучше. За всё, что вы с мамой мне дали в жизни – Благодарю!

записано – июль-август 2020 года

_________________________________
;