Тёмное небо над головой

Трава мурава

За это лето русло реки заметно изменилось. Берега,
заросшие диким кустарником, оставались, впрочем,
по-прежнему тенистыми. Только сама река обмелела. В
этих местах он не был несколько лет. Но в этом
городке, на берегу русской речушки, прошло его
детство. Найдя укромное место возле самой воды, он
быстро разделся, вошел в студеную воду. Удивительно,
но, несмотря на жаркое лето, вода напоминала воду
родниковую. Течение на мелководье было очень
быстрым. Ноги приятно холодило. То и дело
всплескивала рыбка, радуясь солнцу. Жар быстро
отошел – дорожный жар. Накупавшись вдоволь, он,
радостный, вышел на берег. Лег на зеленую, даже
неестественно зеленую, траву. Ни единого камушка!
Трава была прогретая, мягкая, душистая. Так пахла
трава здесь, когда он был мальчишкой. Как-то
незаметно он задремал, заботы отходили прочь.
Трава-мурава убаюкивала, заставляла наслаждаться
1
жизнью, как в детстве. Будут ли еще такие счастливые
минуты? Он лежал на спине и улыбался. И улыбку эту
видел только одинокий ястреб, паривший над заливными
лугами, выискивая добычу возле реки. Река собирала
всю природную живность возле себя. Здесь была жизнь.
Здесь природа еще чувствовала себя победительницей.
Так и лежал он, наслаждаясь жизнью. Но уже тянуло от
покоя к каким-то делам, не таким уж и важным, как
казалось на первый взгляд. Все-таки отвыкает человек
от беспечного покоя.

Зачарованное место

Перелески съёжились. Поздняя осень. Листвы почти нет
на деревьях. Упадёт последний листок с какой-нибудь
ивы возле деревенского чахлого прудика, и застынет
на воде, как медалька. Ан нет, рядом пробивается
через кустарник ручеёк, пойдёшь вдоль него, и
окажешься возле родника. Водица свежая, зубы
заходятся от холода, а пьёшь её горстями,
остановиться невозможно, дух в ней Божий. Омоешь
лицо, и освежит его холодный ветер, а вытирать лицо
не хочешь - идёшь по косогору к старинной церкви.
Там, за оградой батюшка, поглядит на тебя
внимательно, точно изучая, и опять копошится возле
повядших поздних цветов, возле старинного каменного
здания храма. А вокруг поля. Деревенька пустынная.
Точно нет людей в ней. А церковь на горе. А чуть
ниже родник. Тишина. Даже птицы затихли, хотя
выглянуло солнышко. Зачарованное место. Ждёт оно
своего счастья, ждёт верно, как в былые времена
умели ждать любимого человека.
А счастье заплутало где-то, как незадачливый путник
в незнакомом месте. И, нет его.
И только солнце не бросает это захудалое место,
2
греет его.

Дивный сад

Тропинка к этой даче, а вернее к тому, что осталось
от когда то цветущего дачного участка тоже
напоминала уже узкий лаз на который со всех сторон
наступали злые сорняки, но для Дмитрича поутру бодро
вышагивающего по знакомому маршруту с лопаткой на
плече, это было не важно. Приземистый, не утративший
резкости в движениях седой человек не обращал
внимания на запустение. Он прислушивался к утренней
песне птиц, как в великому хору жизни. Он шёл
быстро, глубоко вдыхая майский воздух. Вот и
железная свежая ограда - знакомый замок. Открыл его
мужчина, перевёл дыхание. Он не сажал картошку, как
оставшиеся на этом участке земли другие немногие
дачники. Он окапывал кусты смородины, яблони, груши.
Он представлял дивный сад. и,  улыбался от этой
воображаемой картинки. Что то жизнеутверждающее было
в этой стремительной работе с лопаткой у этого
человека. Утро было ещё прохладным. Роса жалась к
его ногам. Был ветерок. И, был покой.
Наступал день. Неумолимый в своей неподвижности и в
своём одиночестве, и, только деревья шептали дачнику
слова благодарности, только стройные кусты смородины
смотрели на этого работающего, точно робот человека,
борющегося со своей усталой жизнью.

 Щеглы

В полдень неожиданно выглянуло солнышко, оно было по
летнему добрым, и заиграли сразу золотом высокие
берёзы в лесу. А в одном месте сразу же запела стая
щеглов. Явно было, что солнышко им понравилось.
3
Щебетали они азартно, нежно, точно говоря о радости
своей - и солнечно, и отдых перед перелётом дальним,
и еда. И сказочной была эта песня маленьких
красно-серых птичек - то и дело в выси дерева
виднелись щеглы, перелетая с ветки на ветку. Уходить
с этого места было неохота. Так радостно было от
этого хора. Такая красота была вокруг. И столько
было покоя.   

Поток

Старый деревянный мост, по весне едва сдерживающий
пучину привольных вод, летом становился для нас,
пацанов, местом игры в догонялки. Самые отчаянные
плавали от сваи к свае, норовя преодолеть быстрое
течение, а еще одной нашей забавой было плыть от
этого хлипкого моста перед въездом в наш городок,
стоявший на реке ниже по течению. Река вдоль берега
была особенно быстра в тех местах, где заросли
наклонялись к воде, открывая глазам невидимые с
берега уютные затончики – в них грелась на солнечном
припеке рыбная мелюзга. И несло тебя течение мимо
этого спокойного привольного мирка, и ты с волнением
глядел, как смотрит зритель на экран в кинотеатре,
на эту приречную жизнь природы. А быстрое течение
тянуло и тянуло тебя дальше, пока не выплывал ты
героем на городской пляж и счастливый не выходил по
речному песку на берег. И казалось, что солнышко
светит для тебя!
Течение реки по-прежнему быстрое в этом месте, на
берегу у моего городка, только давно нет уже
хлипкого моста. И неоткуда плыть по студеной речке к
пляжу.
Но речка живёт, она также тянет свои воды по
проложенному руслу, и могу ещё смотреть на неё, могу
4
дышать её свежестью.

Джульетта

В этом доме чувствовалась природа. Многочисленные
растения раскинули свои ветки зелёные вдоль
подоконника. Несколько кошек то ли дело шмыгали, как
хозяйки по комнатам. У входа лежала довольная рыжая
большая собака.
- Джульетта, - позвала Света.
Она смотрела на собаку, и улыбка едва коснулась её
тонких губ.
- Теперь ты у меня одна.
Этот голос звучал в пустой комнате. И в этой тишине
не было ничего, чтобы говорило о чуде, но чудо было
в этой женщине. Худенькая, разговаривающая с
собакой, очень красивая, она жила в какой то только
её понятной действительности. Муж после скандалов
ушёл на другую квартиру. Сын на улице. Они неплохо
общались - и в тоже время она жила наедине с собой.
Света вспомнила весенний день - она шла на дачу, и
щенок вынырнувший из за забора сам пришёл к ней. Он
был худенький, рыжий, с внимательными глазами.
Говорят, что животные выбирают дом. Может быть они
выбирают и хозяев. Причудливая мозаика её мыслей то
и дело куда то убегала от привычных забот в
фантазии. Несколько лет назад после какой то ссоры с
мужем она поняла, что одинока. Мир животных заменил
ей мир близких, она не ждала от кошей и собаки горя.
В этой комнате женщине казалось, что
действительность преломляется - и в ней нет корысти,
обид, она просто перестала вспоминать себя прежнюю.
И помолодела - какой то жизненный кризис изломав её,
вдруг принёс оживление, дал ей новое понимание жизни.
Она стала собираться на улицу. С собакой они вышли
5
из подъезда. Света, поздоровалась с соседкой, что
то сказала той приветливо.
- Джульетта! - мягко позвала собаку идти рядом, и
огромная красивая собака, пошла с хозяйкой рядом,
преданно глядя на худенькую, добрую хозяйку.
Они были счастливы, тем что хороший день, женщина
улыбалась своим каким то мыслям, а собака шла
величаво, добродушно повиливая большим своим
лохматым хвостом. Мир открылся для них - он для них
вдруг стал понятным, он для них стал совершенным.
Шла весна. Женщина шла неторопливо, думая о
житейском, иногда она одёргивала ремешок, чтобы
собака не бежала слишком быстро по пустой дороге за
домом.
И это слитное движение маленькой женщины и большой
рыжей собаки было, точно яркое пятно для ястреба
парившего над городом в бездонном синем небе.
Мир стал вот таким слитным: ястреб, маленькая
женщина, большая рыжая собака, виляющая хвостом.

Зимний сад

Тропинка почти не запятнана следами, кошка пробежала
или собака, а так впереди тихая природа. Дачи стоят,
точно нарисованные. В садах пустота, подбелённая
снежком выпавшим за ночь. Одинокая яблоня только
сверкает своими золотистыми подмороженными яблоками.
Так и не достал их человек. Подмёрзли, скукожились
даже немного, но на ветках они, как драгоценное
украшение. Интересная жизнь - вот в такие минуты
прошлое, как чёрная яма отходит, и почти не помнишь
его, а будущего нет. Только снег на тропинке, да
редкие следы кошек и собак. Синичка пропищит свою
добрую песенку, что-то напомнит из детства, и
исчезнет в чистоте морозного зимнего сада.
6
И воздух опять заполнится звенящей пустотой.

Гнездо

Был в лесу. У тропинки увидел замысловато сплетённые
берёзовые кожурки - подумал, что кусок ствола
берёзы, или от берёзы отросток, оказавшийся невесть
как в этом месте. Но глаза эту красивую природную
поделку заметили, и возвращаясь назад, подошёл
поближе к находке - это оказалось гнездо птицы.
Упало от ветра с близлежащей берёзы и не
развалилось, а так и осталось каким было при той
поре, когда была весна. Не съежилось, не потеряло
очертания, только снизу было пусто. От гнезда
осталась только оболочка. Вот так и от жизни
человека, часто от семьи после осени остаётся только
оболочка, вроде бы и дом есть, а он пуст, уехали
дети, угасла былая любовь. А оболочка по прежнему
хранит своё былое - только эта угасшая красота и
напоминает, о труде вот этой птички, а гнездо - вот
оно, лежит на пожухлой траве. Не поднялась рука
взять домой эту воздушную красоту, чужую боль, чужое
прошлое, птичью мечту.

 Волк

В эту ночь плотная мгла была не кромешной, как
обычно, благодаря полной луне. Волк бежал по насту
дороги, проложенной к деревне и иногда принюхивался
к ней, будто стараясь почувствовать, почему его так
тянет к человеческому жилью.
В этом захолустье гостили двое, они приехали на
машине еще засветло. Не были они охотниками,
желающими побить зайца по первому снегу. А просто
два уставших от городской беготни человека, мужчина
7
и женщина. Их связывала многолетняя дружба. Те
искорки любви, которые вспыхивали при первых
встречах, давно угасли. Но что-то их связывало. Она
искала в нем надежную опору в жизни. А ему было
просто легко делиться с ней своими проблемами.
Может, это и называется дружбой.
Печка была уже растоплена в доме приготовленными с
осени дровишками. Холод отступил, и только его тени
изредка копошились по углам небольшого
двухкомнатного дома.
Сюда хозяин обычно приезжал по осени с семьей.
Отдохнуть. Походить по грибы в ближайший лес. Зимой
он сюда не приезжал. А вот так получилось сейчас.
Волк приблизился к ограде, за которой в окне
призывно мерцал свет.
Присел на снег, прислушиваясь к окружающему миру. Но
в опустевшей давно деревеньке не было даже собак.
Волк лежал и старался понять, что же скрывает этот
дом – угрозу или покой.
Ему непонятна была логика людей, скрывавшихся таким
образом от других людей.
Может, поэтому его так тянуло к этому месту – из
волчьего любопытства. Дикость его давно уже
пересилилась вот этим странным желанием – побыть
поближе к людям. Может, потому что волк был
одиночкой? В этих местах не осталось волков. Кого
убили люди. Кто ушел в другие места. А этот старый
волк остался – как охранник этого леса.
Им было хорошо вдвоем. Окружающий мир напоминал о
себе только потрескиванием поленьев в каменной
печке. Жар от печи помогал им найти уют в объятиях
друг друга. Наступившая ночь все не приносила сна.
Может, полнолуние так действовало на людей?
Волк ушел уже под утро. Остались лишь его следы. Он
так и не нарушил покой непонятного ему людского
8
счастья.
Поутру они с интересом смотрели на крупные следы,
уходящие от окна в сторону темнеющего зимнего леса.
– Гляди-ка, собака к нам приходила, – улыбнувшись и
запахнув шубку, сказала она.
Он заботливо обнял ее и промолчал. Волчьи следы
напомнили ему о той жизни, которая ждала их обоих.
А за околицей стояло белое поле, и гулял ветер -
непоседа.
Одинокий ветер точно искал друга.

Видение кота

Видел в саду кота, дикий, но вид не печальный, сидел
в углу, возле куста красной смородины. Сидел, точно
изваяние с закрытыми глазами. Точно уснул, или
мираж. Я даже пригляделся - нет, настоящий кот, с
белой грудкой, поджарый дачный кот грелся под
солнечными лучами. Удивительный кот, этакий
мыслитель от котов. Позвал его к себе, открыл кот
глаза, и ушёл за ограду, только прошуршала сухая
осенняя высокая трава, точно и не было этого видения.
Странная картина, точно знал кот что-то иное, чем
люди о мире в котором жил.

 Птица

Эту дорогу, каменистую и почти непроезжую, он помнил
хорошо – не раз через эти колдобины выезжал от дома.
Сам дом стоял под косогором.

Дойдя до одинокого забора, открыл ключом навесной
замок. Дверь во дворе закрывала на замок его сестра,
и это всегда вызывало у него усмешку. В самом доме
никто не жил.
9
Двор в предвечерней хмари казался неуютным, каким-то
сиротским.

Он молча осмотрелся. Высокая трава вплотную
подступала к крыльцу.

В самом доме было сыро. Он в первые минуты даже
пожалел, что не остался ночевать у сестры, но они
давно более чем спокойно относились друг к другу,
родство уже не сближало, хотя в силу условностей
жизни они общались. Думая сейчас об этом, он
невольно почувствовал одиночество. Кроме старшей
сестры, в этом городке у него не осталось
родственников. Родители умерли.

Да и этот дом, купленный им по случаю, когда он жил
здесь, уже не тянул к себе. Время безжалостно
оторвало его от прошлого.

Спалось как-то неуютно. Но все же усталость с дороги
взяла свое.

Говорят, что сны – это будто иная жизнь.

Этот сон был похож на жизнь. Он и во сне лежал на
той же кровати, что и в действительности.

И было так же сыро и неуютно.

Он открыл глаза. На стене висела деревянная клетка,
и в ней на жердочке сидел щегол – тот ли, что был в
его жизни когда-то, он в своем сне не спрашивал, он
знал, что это тот самый щегол. Он уезжал тогда на
пару дней и выпустил щегла из клетки. Когда приехал,
10
то вначале щегла не нашел, а когда нашел комочек
между стеклами – рама в окне была двойная, – то
понял, что оставил перед отъездом внутреннюю
форточку открытой, а щегол, почувствовав волю,
влетел в нее и ударился о стекло внешнего окна. Так
и не смог вернуться обратно в комнату.

– Надо выпустить щегла, – зачем-то вслух проговорил
он. Поднялся с кровати и подошел к подоконнику.
Открыл обе форточки. Подошел к клетке. Взял сонного
теплого щегла. Отнес его к выходу на волю. И выпустил.

Проснулся под утро. Было очень прохладно в комнате.
Он невольно поежился. Вспомнил свой яркий сон про
щегла. Посмотрел в сторону окна – обе форточки были
открыты. Щегла не было.
Но на улице пели птицы.

Купчиха

На небе почти ровной полосой обозначилась линия -
она разделяла суровую чёрную тучу и светлое 
сплошное небо. Осенняя стужа неумолимо побеждала
последнее тепло. В саду было тихо. Костёр мирно
поедал свою пищу - сухие ветки яблонь, сыроватую
траву. Казалось, что уходящий мир тепла
сосредоточился вот в этой своей последней крепости
костре и давал тепло, требуя внимания к себе. Но
рядом с костром уже была сырость подходящего вечера,
и чувствовалось её немилосердное дыхание. И вдруг у
ближайшей яблони шевельнулась ветка, пригляделся,
так и есть птичка - совсем необычная - розовая
грудка, короткий клювик, и вся взъерошенная, точно
маленькая купчиха в своей добротной шубке. И задор
этот чувствовался в каждом движении птички, и ещё
11
чувствовалась какая то уверенность, даже сила в этом
создании природы. Эта птичка не боялась
приближающихся холодов, да что там, она своей
птичьей силой бросала вызов этой стуже!
Мир притих - он слушал несмелое утреннее чириканье
птахи.
А она старалась, смелая птаха, и не думала о награде.

Ласка

Дорога длинная, мокрая, надоедливая, как одинокий
вечер. И впереди только усталость, от которой
спасает кровать - одинокая кровать. Позади романы,
позади переживания... Уехала дочь в другой город,
строить свою судьбу - а она одна, и всё заботится о
ней, и всё заботится, а та, точно не замечает,
принимает, как должное! Привычные мысли, как
долгоиграющая пластинка... Надо ещё в больницу,
посмотреть, что доктора скажут. Что-то болит желудок
иногда. Забота о себе как-то отвлекает сознание от
тоски. Лицо, точно восковое. Руль держат руки
привычно. Какие то деньги заработаны - всё хорошо. А
нет смысла. И тут на дорогу под свет жёлтых фар
выскочила чёрная ласка, и видимо, очумев от яркого
света блеснула глазами, и пропала где-то под
колёсами. " Что не тормознула-то! " -
как-то запоздало мелькнула мысль. " Что не
посмотрела! Может жива!" Но скорость прежняя. И
ещё дивная мысль : " А может это моя последняя
проверка на человечность!?" Но мир так жесток
всегда с ней! И мчалась машина, светили озорно
дьявольские фары серый асфальт. Но где-то на
невидимых небесных счётах немилосердная судьба
бросила косточку, и промолвила: " Всё". И
юзом поползла машина под откос, и обняла всем своим
12
грузом берёзу. И накрапывал дождь на пустом
загородном вечернем пути. 

Ласка точно налим ползла по дороге. Дождь давал
возможность плавно двигать пораненной ногой. Удар
пришёлся вскользь. Уже на обочине она затихла,
свернувшись в клубок. Дождь прекратился. От
недалёкой берёзовой посадки пахло гнилью и соками
увядающей листвы. На дороге было пустынно. Ласка
вдруг встряхнулась, и превратилась в старуху в
чёрном одеянии. Она прихрамывая, пошла к деревьям.
Нашла удобную клюку, и опираясь на неё, уже шла не
оглядываясь на асфальт.   

Охранник

Орден даст тебе силу

1

Он что-то говорил по телефону, он был увлечён
разговором с далёкой милой знакомой, и потому его
лицо, с настороженным взглядом - привычное людям
лицо усталого человека, иногда смягчалось
мечтательной улыбкой, - когда к нему подсели две
женщины оживлённо, громко о чём-то
переговаривающиеся. И это как-то нарушило его
успокоение. Он молча отодвинулся от них, точно
сжался - придвинулся поближе к окну, но продолжал
разговаривать по телефону.
- Мы вам не помешали? - зачем то спросила одна из
женщин, белобрысая, с напористым, точно сверлящим
взглядом.
Он не ответил. Прекратил разговор. Мерлинг старался
избегать напористых, назойливых, шумных людей. Его
13
внутренний мир они не трогали.
На другой стороне - напротив на лавке электрички
расположились четыре девочки. Две из них были со
спортивными кубками в руках. Они были спокойны, и
как-бы были противоположностью оживлённых старших,
которые их сопровождали. Возле детей были дорожные
чемоданы, как и возле женщин - тех, что сидели
напротив на лавке - Мерлинг уже рассмотрел их
внимательнее. Они продолжали оживлённо, радостно
что-то обсуждать. Мерлингу они не нравились, но кто
из нас выбирает попутчиков в электричке. Мерлинг
закрыл глаза, стараясь думать о хорошем.
Любовь вошла в его жизнь, как вихрь. Земная любовь.
Мерлинг не был ангелом во плоти, он был охранником в
этом шумном мире. Орден выбрал его из обычных людей,
прошедших ад земных приключений. Орден дал ему силу.
Мерлинг мог влиять на судьбы людей. Во время работы
Мерлинг видел своего учителя, но никогда не задавал
личных вопросов о своей жизни. Это было не принято в
ордене.
Поезд шёл по своей проторенной дороге - одна из
говорливых женщин куда то выходила, в другой вагон,
приходила снова принося с собой суматоху. Мерлинг
уже знал, что это команда по спортивной гимнастике.
Особенно нахваливала суетливая белобрысая женщина
самую юную гимнастку, говорила о ней, как об очень
талантливой, необычайно сильной гимнастке. Она
как-бы показывала свою роль в успехе девочки. Она
была горда - но Мерлингу было это всё равно, ибо он
понимал, что людское тщеславие никому не приносит
удачу.
Электричка стала замедлять ход. Остановилась на
конечной станции. Люди потянулись в выходу из
вагона. В такие минуты обычно люди спешат, и пожелав
всего хорошего новым знакомым, Мерлинг в общем то
14
сам не спешил, и он только увидел в тамбуре, как к
белобрысой тренерше совсем рядом подошла высокая
девушка. Она была очень необычна для внимания людей.
Одетая в чёрное пальто, стильная, с очень большими,
точно пронизывающими этот мир глазами. Мерлинг
понял, кто это - чёрная ведьма.
Он уже понимал, что всё происходящее входит в
сценарий, отличающийся от простого знакомства в
вагоне.  Он молча стоял в конце людской очереди. Он
даже не приглядывался в высокой девушке. Он понимал,
что белобрысая нахваливает юную спортсменку -
распираемая своим тренерским тщеславием.
Только для Мерлинга была понятна истина - высокая
девушка то и дело смотрела внимательно на девочек
спортсменок. Она точно хотела принять их успех.
Хотела их радости. В том мире, где жила она, чёрная
сила всегда нуждается в светлой энергии.
И Мерлинг  это знал. Он понял уже, что судьба
подкинула ему работу.
Когда сутулый мужчина, одетый небрежно, подошёл в
низенькой тренерше, которая оживлённо беседовала с
высокой девушкой, они не обратили на него внимания -
он почти физически чувствовал, как колдунья забирает
светлую энергию. Она как-бы замерла, блаженствую.
На перроне, чуть поодаль терпеливо ждал высокую
женщину стильно одетый мужчина. Он не вмешивался в
разговор. Только сделал один шаг, когда Мерлинг
лениво подошёл к говорившим, и тут-же замер от
взгляда охранника.
- Дети ждут вас, - негромко сказал Мерлинг тренерше,
но та его точно не слышала.
Она стояла, как заворожённая глядя на собеседницу.
Колдунья тоже не обратила внимания на невзрачного
человека, остановившегося возле неё.
- Девушка! - мягко сказал Мерлинг, и его рука
15
описала какую то своеобразную фигуру почти у лица
колдуньи.
Та, вдруг, почувствовав силу, сначала замерла, потом
уставилась на мужчину, посмотрев на него сверху
вниз, потеряла нить разговора, и покорно пошла на
удаляющейся парочкой - низенькой женщиной с большим
чемоданом, и седым её знакомым.
За ними двинулся мужчина, встречающий высокую
женщину в чёрном пальто.
Эта процессия медленно двигалась по уже опустевшему
перрону к турникетам. И только пройдя их высокая
девушка, взглянула с ненавистью на нежданного
охранника. Он ответил ей тем-же. Их взгляды
встретились, и она отшатнулась, сделала шаг назад, и
её стильный спутник аккуратно поддержал её за локоть.
Тренерша что-то объясняла своей подруге, дети
терпеливо ждали с кубками в руках.
Мерлинг попрощался с ними, внимательно оглядел
площадку. Людской поток уже поглотил колдунью и её
терпеливого спутника.
Мерлинг вдруг почувствовал жалость к высокой девушке
в чёрном пальто. Это чувство всегда приходило с
нему, когда он побеждал чёрных людей. Он немного,
видимо, жалел их, может потому, что когда то был
одним их них. 

Этот мир населён душами, иногда они встречают друг
друга, узнают, и тогда прошлые воплощения хотят
вернуться друг к другу, но иные обличья не дают это
сделать.

2

Весь вечер Мерлинг думал о необычной встрече в
вагоне электрички, привычные мысли, точно обрывались
16
на одном моменте - он не мог забыть эти печальные
глаза незнакомой колдуньи, и именно от этого
полубезумного взгляда огромных глаз ему было не по
себе. Но жалости уже не было. В той игре, где он был
участник, человеческие смыслы не имели решающей
роли, и как мастер не доделавший свой шедевр
кручинится, пока не доведёт его до логического
конца, так и член ордена ждал того момента, когда
решение его созреет. И зажёг свечу. Желтоватый огонь
сосредоточил мысли. Мерлинг собрался с силами, он
хотел сделать всё в полную свою силу. Он поднял руки
и его ладони почувствовали, точно они держат что-то
твёрдое, и он обратился к учителю.
- Учитель помоги!
В его воображении встала малахитовая пещера, и он
лежит в огромной ванне. Встаёт, и монах подаёт ему
длинный плащ с капюшоном, такой же, как и у него. И
одевшись в это удобное одеяние, Мерлинг, идёт к
мольберту, и рисует самое прекрасное: алую розу на
чёрном фоне. Он берёт рисунок, и мольберт послушно
отдаёт ему в руки изображение - идёт к стене - и из
неё выпирает силуэт с накрытым капюшоном лицом...
Он отдаёт учителю розу, и получает коричневые чётки
- и в тот же миг в реальности неведомая сила
вкладывает в его ладони камень. И сила такая, что
она распирает пальцы, и ещё миг, и они разорвутся от
напряжения... Мерлинг представляет высокую стильную
колдунью, и с силой вгоняет свой камень в этот
образ, со словами проклятия.
И затихает.
В какой-то из жизней он знал душу этой женщины - она
и тогда была чёрной колдуньей, и она не изменилась.
Изменился он. Погасла свеча. Пахло ладаном, дымом, и
была гробовая тишина.

17
3

Она сидела за столом, когда почувствовала, как
закружилась голова, и слабость в ногах - невольно
вспомнила, что такое же состояние было у неё недавно
на перроне. И привычная злоба заставила её уйти от
дочери и мужа в небольшую комнату - там был
полумрак. От света уличных фонарей желтоватого,
неяркого. Не хотелось уходить от этого полумрака.
Ведьма села на кресло. Кто он!? Она уже стала что-то
понимать - он не отпустил её. Удар был слишком
сильным - энергетика этого мужчины с перрона
буквально разрушала её. Нужно было мщение, но сил не
было. Было понимание, что в её жизни что-то
сломалось. Когда то она была воздушной гимнасткой -
цирк для неё был смыслом жизни, потом травма - полёт
в никуда. И новая жизнь, с новыми образами, с новой
болью и желанием отомстить всему миру, так жестоко
её сломавшему. Там на перроне разговаривая с
тренершей увлечённо рассказывающей о своих
подопечных она вдруг вспомнила и свои мечты. Но
привычна энергетически подпитываться от счастья
других сработала и здесь, и, тут этот человек, в
один миг перевернувший в ней всё. Орден преградил ей
путь. В её генетической памяти жил громадный страх
перед инквизицией - и костром. И когда то в иной
жизни она едва избежала костра, и спас её
крестоносец - ибо был таким же еретиком в душе. И
этот мужчина - невзрачный, и успевший напомнить ей о
прошлом... Женщина закрыла глаза - и поняла, что в
ином обличье она встретила душу того же крестоносца,
но уже победившего тьму.

4

18
А Мерлинг тоже был в одиночестве. После ритуала не
было желания жить. Не было облегчения. Он шептал:
" Прости!"

Орден даст тебе силу и заберёт счастье.
   
Таксист

Всё было, как обычно - привычная дорога из Москвы.
Нормальные пассажиры. И хотелось поскорее домой.
Позвонил жене, всё хорошо, работаю. И лента дороги,
подсвеченная фонарями, над ней огромная жёлтая Луна,
полная, как яичный желток на сковородке. По
транзистору то музычка, то гороскоп - " тяжёлый
день... особое внимание водителям..." "Что
языками чешут. А когда он был день то лёгкий!
Спешить не надо, и надо" - мысль у водителя
ленивая, всё внимание на дорогу - какие то знаки.
Поворот на какую-то деревню, и как мираж на встречку
наперекор будто всему белая легковушка, удар, юз, по
металлу скрежет,руки, точно продолжение руля, удар
уже по металлу ограждения дороги, юз, скрежет
металла, вой тормозов, остановка.
- Все живы? - спрашивает водитель.
- Живы! - отвечает кто-то из пассажиров. Молодые
мужчины. Выходят из машины. У обочины на аварийке
ещё джип, подмигивает фарами, видимо что-то задело и
его. Из джипа никто не выходит. Посередине дороги
тот, кто и сделал аварию - какой то дед, руки
развёл, точно извиняется, или молится.
- Пойду чаю попью, - говорит один из пассажиров, и
не спеша уходит к заправочной станции, она рядом -
там светятся и окна кафе.
У дороги чертыхается таксист.
Мужчина постарше, тихо говорит:
19
- Мне некогда.
Даёт водителю деньги, не считая.
- Открой багажник.
Что-то не срабатывает сразу, потом багажник
поддаётся, и мужчина берёт увесистую сумку, говорит:
- Все живы!
Смотрит на Луну. И вытягивает руку. Фура мягко
тормозит чуть дальше от аварии. Мужчина с сумкой
прихрамывая идёт к ней. Залезает в тёплую большую
кабину.
- Авария, - негромко говорит дальнобойщик.
- Да. Куда едете?
Дальнобойщик отвечает.
- По пути...
Снова дорога. Из старенького транзистора музыка,
потом реклама и гороскоп: " Тяжёлый день.
Осторожно на дороге..." Над дорогой полновесная
Луна. Пассажир вдруг переводит дыхание, и говорит:
- Холодно сегодня.
- Ну зима же, - отвечает крупного сложения
дальнобойщик. И, почему улыбается, точно вспомнив о
Новогодних предстоящих днях отдыха.
Таксист в тот вечер долго думал, почему на такой
скорости машину не опрокинуло... он не мог знать,
что в сумке его пассажира были старинные иконы -
может они и спасли всех.
Потом таксист вспомнил, что за миг до аварии
какая-то тень закрыла жёлтую Луну, точно это была
чёрная птица или чёрный ангел смерти.

Звёзды над головой

Когда то в детстве я идя по улице вечером держа за
руку мать глядел на небо – оно было подсвечено
огоньками далёких звёзд. Это был холодный огонь
20
Вселенной. Он не грел людей, но манил своей красивой
величественной ширью. Звёзды молчаливые звёзды тогда
меня мальчишку лет пяти-шести пугали своей
молчаливой грустью. Казалось они смотрели на этот
человеческий мир без сожаления, и я как-то идя вот
так с матерью подумал, что когда меня не будет небо
по-прежнему будет вот в этих звёздах, и ничего в
этом небе не изменится, не будет только меня. Но
что-то в груди моей детской противилось этой мысли,
и даже успокаивало – может это так разговаривала со
мной моя душа… Я убеждал себя тогда, что море
времени впереди, я ещё маленький, но в груди моей
сжималось сердечко от какой-то неведомой потери,
неосознанной мною до-конца. И только рука матери
успокаивала меня. Только рука матери вела меня по
этой дороге жизни, и только рука матери давала мне
радость от идущей этой вечерней жизни рядом… Когда
это было?
Мир изменился без матери.