Последний парад

Последний парад

1. «Орёл» или «решка»?   

26 января 1904 года видавшая виды мореходная канонерская лодка «Кореец» возвращалась в порт Чемульпо после неудачной попытки прорваться в Порт-Артур с секретным донесением о враждебных действиях японцев и их приготовлениях к высадке сухопутного десанта. Стоя на командирском мостике, капитан второго ранга Григорий Павлович Беляев был крайне удручён тем, что не смог решить поставленной перед его экипажем задачи. «Приказы следует исполнять, как музыку!» – любил повторять он, но сегодня выдался явно не самый удачный день в его многолетней карьере. Потомственный офицер понял это ещё до выхода в море. В полдень командир крейсера «Варяг», капитан первого ранга Руднев, прибыл из Сеула от российского посланника в Корее Павлова, которого безуспешно пытался убедить в опасности и бесцельности пребывания русских кораблей в чужом порту накануне войны. И вот, получив распоряжение сниматься с якоря, Беляев подбросил на удачу заветный серебряный четвертак с профилем Государя, и меланхолично отметил: «решка» , – из чего следовало, что всё выйдет не так, как задумано…
Григорий Павлович остановился взглядом на пушечных стволах, которые позолотили лучи закатного солнца, и глубоко вздохнул, как ему показалось, до предела, до самого дна. Прохладный вечерний воздух, проникая через иллюминатор, освежил и ободрил офицера. Упругий западный ветер по-приятельски трепал дымы из закопчённых труб. Было ясно, что кочегары у топок трудились на славу. На верхней палубе лишь двое матросов в застиранных робах хлопотали у восьмидюймового орудия, а кряжистый боцман сыпал в их адрес смачные непечатные словечки, словно крошки для бакланов. «Он сквернословит чаще, чем крестится, – невесело подумал командир, – следует сделать ему замечание…»
Жёлтое море выглядело сейчас неласково, даже тревожно. Вдали оно напоминало огромную, изрядно помятую шёлковую простыню, а у бортов лодки недобро щетинилось, словно загривок обозлённой псины. Беляева с малолетства влекла водная стихия, рисуя в детском воображении картины наполненных ветром парусов, далёких стран и таинственных обитателей глубин...
Григорий Павлович родился в Кронштадте во флотской семье. После окончания Морского училища он служил на Балтике, затем на Беринговом, Охотском и Японском морях, командовал эсминцем «Властный», а в минувшем году был назначен командиром «Корейца». В манере держаться, сдержанности и благородстве сорокашестилетнего капитана второго ранга угадывался истинный дворянин и незаурядная личность. Его взгляд мог остудить, словно ушат ледяной воды, или же согреть отеческой заботой, а безмолвие порой выглядело красноречивее слов. «Кто не понял твоего молчания, не уразумеет и сказанного вслух», – считал он. Опытный офицер неплохо разбирался в людях, понимая, чего они ждут от него и от жизни. В особенно напряжённые моменты командира всегда выручала настойчивость и смелость, при любых обстоятельствах он сохранял уверенность в своих силах и поступал так, как велела ему его Честь и Присяга. Это позволяло добиться наилучших результатов даже в самых, казалось бы, безнадёжных ситуациях.
К сожалению, сегодня, несмотря на то, что война с японцами не была объявлена, «Кореец» подвергся атаке самоходными минами со стороны многочисленной эскадры контр-адмирала Уриу. Сначала японские военные корабли, шедшие по проливу двумя кильватерными колоннами, начали опасное маневрирование вокруг русской канонерки, в результате чего один миноносец даже сел на мель. Потом неприятель выпустил в упор по «Корейцу» три торпеды. Попадания первой удалось избежать благодаря начатому развороту, вторая тоже прошла мимо, а, казалось бы, неизбежно приближающаяся третья затонула в нескольких метрах от их правого борта. Дальнейшую атаку Беляев сорвал, устремившись на таран, уклоняясь от которого миноносец не смог выпустить торпеды. На «Корейце» был подан сигнал «отражение минной атаки», и экипаж ответил огнём лёгких кормовых орудий, но, конечно же, урона грозному противнику нанести не мог, и теперь со скоростью в десять узлов (1) не солоно хлебавши следовал в порт. Благо канонерку никто не преследовал, а потерь не было: все двенадцать офицеров и сто шестьдесят матросов остались невредимы. «Что это – очередная провокация или начало войны? – устало размышлял Беляев, поглаживая свои пышные усы. – Если война, то почему вражеская армада нас не потопила? Значит, просто решила припугнуть и развернуть назад. Чем же закончится такое противостояние? – неизвестность тревожила его сильнее всего. – Ну, что ж, поживём – увидим», – решил командир. Ему было понятно, что все многолетние флотские проблемы и просчёты командования именно сейчас сплетаются в гордиев узел. А как говаривала его няня: «Это по две радости на день не живут, а беда, напротив, никогда в одиночку не ходит…»
Близились сумерки. У горизонта громоздились рыхлые облака, за которыми укрылось усталое, пускай южное, но все-таки зимнее солнце. С противоположной стороны небосвода лениво выплывала полупрозрачная луна.
 «Хорошо бы проснуться лет так через десять и поглядеть, как стали жить люди в России, – размышлял Беляев. – Наверное, славно все отпразднуют трёхсотлетие Дома Романовых? Но намного интереснее – заглянуть в грядущее лет на сто! Любопытно услышать, какими словами поминают нас и наши дела потомки…» Тем временем на рейде Чемульпо стали хорошо различимы корабли нейтральных стран: французский крейсер “Паскаль”, английский “Тэлбот”, итальянский “Эльба”, американская канонерская лодка “Виксбург” и, конечно же, российский красавец бронепалубный «Варяг».
– Бери левее! – скомандовал штурман рулевому матросу. – Слава Богу, мы дома. Только рады ли нам тут? – и покосился на задумавшегося командира.


2. Неудобные вопросы

В Калининградском филиале Санкт-Петербургской «Военно-морской академии» проходила лекция о тактике российского флота в период русско-японской войны. Майское солнышко заглядывало в окна аудитории, словно приглашая курсантов на приятную прогулку. Вот какая-то пичуга с полным клювом травинок полетела к своему гнезду. А на тротуарах кружили лепестки черёмухи, словно конфетти от недавнего праздника, забиваясь между былинок газона и в трещинки асфальта.
Занятие с второкурсниками проводил убелённый сединами капитан первого ранга в отставке Александр Николаевич Белоусов. «Я уже в середине третьего тайма жизни», – частенько говорил он младшим коллегам. Тем не менее, пожилой офицер обладал талантом рассказчика и даром во всём обыденном подмечать что-то удивительное и выдающееся. Часто его фантазия парила в облаках, но даже с такой высоты он, казалось, видел каждую песчинку. Кроме прочего, Александр Николаевич любил повторять: «Ученик – это не сосуд, который нужно наполнить, а факел, который следует зажечь!» Курсанты уважали своего наставника за его эрудицию и пристрастие к отечественной истории, тонкий юмор, неожиданные выводы и каверзные вопросы.
– Уже в 1903 году, – выразительно докладывал преподаватель, – всем было ясно, что война с Японией, которой стало «тесно» в своем куцем пространстве, неизбежна и очень близка. Но в России вероятного противника воспринимали абсолютно несерьёзно, потешаясь над его вооружёнными силами, несмотря на то, что в последние годы их основательно модернизировали англичане. На стенах домов и афишных тумбах Российской Империи повсеместно висели плакаты с изображением казака, поедающего вилкой маленьких японцев...
Слушатели переглянулись и заулыбались.
«Это только на первый взгляд единообразно одетые и подстриженные курсанты похожи, как шпроты в банке, – думал Белоусов. – Каждый из них, несомненно, личность, будущий офицер, командир и воспитатель подчинённых. Песня «Не слышны в мозгу даже шорохи…» – не про них», – а вслух тем временем пояснял:
– Да-да, именно такие шапкозакидательские настроения царили не только в среде обывателей, но и на самом Олимпе Российского государства. И вот в ночь на 27 января (9 февраля по новому стилю) 1904 года, без официального объявления войны, восемь японских миноносцев провели торпедную атаку наших кораблей, стоявших на внешнем рейде Порт-Артура. В результате такого нападения на несколько месяцев были выведены из строя два лучших русских броненосца «Цесаревич» и «Ретвизан», а также бронепалубный крейсер «Паллада». Утром 27 января японская эскадра в составе шести крейсеров и восьми миноносцев вынудила к бою находившихся в нейтральном корейском порту Чемульпо крейсер «Варяг» и канонерку «Кореец». Согласно рапорту командира «Варяга» капитана первого ранга Руднева, огнём наших кораблей был потоплен один миноносец и повреждены три крейсера. Предположительно противник потерял около 30 человек убитыми и до 200 ранеными, правда, официальные японские источники и их архивные материалы этого не подтверждают, – Белоусов акцентировал свой довод поднятым вверх указательным пальцем. – Сам «Варяг» получил, по разным данным, от 7 до 11 попаданий. Потери экипажа, который насчитывал без малого шестьсот человек,  – 1 офицер и 30 матросов убиты, 6 офицеров и 85 нижних чинов ранены или контужены, ещё около 100 человек получили лёгкие травмы. На «Корейце» потерь не было...
В каждом воинском коллективе всегда найдётся свой шутник и балагур, этакий Василий Тёркин. Например, паренёк, что вскинул сейчас руку для вопроса, ужасно походил на простодушного и весёлого деревянного мальчишку из детской книжки «Золотой ключик». То был смешливый, несерьёзный и вечно высказывающийся невпопад субъект – Денис Панин. Вот и сейчас в его глазах словно «чёртики плясали».
– Тебе что-то непонятно? – обратился к нему Александр Николаевич.
– Товарищ капитан первого ранга, мы на строевой подготовке поём песню о «Варяге», а там есть такие слова:
«Не думали, братцы мы с вами вчера,
Что нынче умрём под волнами!» Получается, что все они утопли?
– Нет, на самом деле всё было иначе, – возразил докладчик. – После часового сражения наши корабли вернулись в порт Чемульпо, который ныне переименован в Инчхон...
– Словно кот чихнул! – прыснул от смеха Панин.
Хихикнули и некоторые курсанты, деликатно прикрыв рты ладонью. Александр Николаевич на такую реплику лишь укоризненно покачал головой, словно произнёс: «Горе ты моё луковое, как же нам «выстрогать» из тебя толкового офицера?», и спокойно продолжил:
– В Чемульпо получивший серьёзные повреждения «Варяг» был затоплен путём открытия кингстонов, а вполне боеспособный «Кореец» – взорван. Экипажи перешли на иностранные суда, после чего с триумфом вернулись на родину. По окончании войны японское правительство создало в Сеуле музей памяти героев «Варяга» и даже наградило Руднева орденом Восходящего солнца. Сам крейсер был поднят японцами в августе 1905 года. На корме они оставили его прежнее название, а на борту сделали надпись: «На этом корабле мы станем учить вас, как надо любить свою Родину».
Белоусов не спеша прошёл между столов, за которыми сидели его курсанты.
– Действительно, об этом, не побоюсь сказать, «легендарном» сражении впоследствии были сложены прекрасные песни, написаны книги и сняты увлекательные фильмы, – обращаясь к Денису Панину, воодушевлённо произнёс преподаватель. – Вот только в них содержится, так называемая, «удобная», «причёсанная» часть правды о реальных событиях и позорно проигранной нами Русско-японской войне. – В этом месте Александр Николаевич сделал многозначительную паузу и, промокнув лоб белым платком, добавил: – При всём уважении к памяти варяжцев, некоторые исследователи считают, что история их боя несравнима с тем великим мужеством, которое проявил гибнущий в Корейском проливе крейсер «Рюрик» (2) или миноносец «Стерегущий» (3). Уместно вспомнить и Цусимское сражение (4), имевшее такое количество фактов беспримерного героизма, что его хватит на целый флот «Варягов»...
Курсанты ловили каждое слово, и, как обычно, ожидали от лектора какого-нибудь подвоха или розыгрыша. «Не может того быть, чтобы добродушный «дедушка» не припас для нас сегодня очередного сюрприза!» – думали молодые парни. И вот, кажется, дождались.
– Полагаю, дело в том, – стал пояснять свою мысль Александр Николаевич, – что политики и чиновники того времени посчитали: мол, негоже начинать войну с неудач. Выгоднее использовать бой при Чемульпо для подъёма национальных чувств россиян и таким образом превратить войну с Японией в «народную» и «священную»! Однако всё сказанное мною нисколько не умаляет достоинства офицеров и матросов, павших или выживших в том бою – они с честью выполнили свой долг и приказ. Никто не имеет права упрекнуть их в трусости и малодушии, но вот вопросы ко многим должностным лицам, начиная с непосредственного командования до самой верхушки властной системы, возникают. Вероятно, по этой причине, дабы завуалировать стратегические и тактические промахи руководства, была придумана красивая легенда, а также пафосный сценарий награждения и встречи отважных моряков в Одессе, Севастополе и Симферополе, Москве и Петербурге…
Находившиеся в аудитории курсанты в недоумении зашептались, словно им показали чёрное яйцо, снесённое белым петухом.
– Как говорил Гёте: «Тайна скучного заключается в том, чтобы сказать всё», – Александр Николаевич обвёл взглядом своих воспитанников. – Поэтому я предлагаю вам, будущим морским волкам, изучить предысторию и хронологию того боя самостоятельно, а на следующем занятии ответить мне на вопросы: почему крейсер не прорвался в Порт-Артур, имея явное преимущество перед японцами в скорости хода? Далее… Если командир «Варяга» собирался с честью погибнуть в том бою, то зачем повернул назад? А коль хотел сохранить жизни матросов и офицеров, то отчего не интернировался  до сражения? Ведь нормы международного права в нейтральном порту сохраняли наши корабли под своим статусом, а гарантию тому давали крейсера третьих держав. Или командир рассчитывал завязать бой и вернуться с наименьшими потерями, избегнув одновременно и позора, и гибели?
Курсанты принялись записывать задание преподавателя, а тот чётко и внятно диктовал:
– Почему «Варяг» не взорвали, как «Корейца», чтобы исключить попадание корабля в руки врага? Ведь его, по сути, "подарили" японскому флоту, затопив на мелководье, да так, что даже прилив не скрывал торчащих на поверхности стволов шестидюймовых орудий, а при отливе крейсер был виден более чем наполовину? И как так вышло, что участник трёх кругосветных путешествий Всеволод Фёдорович Руднев, получивший за тот бой орден Святого Георгия 4-й степени и звание контр-адмирала, вскоре оказался в отставке и доживал свой век в родовом имении в Тульской губернии? Казалось бы, народный герой, да ещё с аксельбантом и Георгием на груди должен был буквально "взлететь" по служебной лестнице, но этого не произошло.
Капитан первого ранга вздохнул. Он не считал себя педагогом, что в античные времена означало – «раб, ведущий ребёнка к знаниям», а являлся офицером-наставником зрелых и целеустремлённых парней, помогающим им раскрыться и реализовать свою мечту. Много лет назад он сделал для себя правилом: «Будить у пытливых курсантов жажду знаний, их способность думать, самостоятельно принимать важные решения и никогда не бояться заявить, что «король голый».
– Наконец, господа гардемарины, – взглянув на часы, промолвил Александр Николаевич, – как вы считаете, какой всё-таки подвиг совершили «Варяг» и «Кореец»? Можно ли утверждать, что бой в бухте Чемульпо имеет право войти в свод самых славных страниц Российской военной истории? И главный вопрос: как бы вы повели себя на месте командира Руднева? – с этими словами Белоусов захлопнул классный журнал. – На сегодня у меня всё…
Он знал намного больше, чем сейчас рассказал этим молоденьким ребятам. Помнится, в далёком пионерском детстве ему самому твердили о восстании на броненосце «Потёмкин» и судьбоносном выстреле крейсера «Аврора». Позже на уроках истории он узнал и о героическом крейсере «Варяг», но подумать не мог, что его родной дедушка был участником тех событий. Оказалось, что тот служил матросом на «Корейце», за что был награждён Георгиевским крестом и медалью «За отвагу» (5). Однажды Александр Николаевич у него спросил:
– Дедуля, а за что вам дали эти медальки?
– Садись поближе, шалун, так и быть, расскажу тебе про одно морское сражение, – произнёс старик и поведал следующее...


3. «Русские умеют умирать...»   
 
Утром 27 января 1904 года воды Жёлтого моря нежились на солнышке и мерно, чуть заметно дышали. Сверкающая рябь на их поверхности слепила, а велюровые волны нежно обнимали корпус канонерской лодки и тихо полизывали её, словно собака кусок сахара. Однако моряки знают, что лазурная стихия обманчива и шуток не любит. Это теперь она послушна и спокойна, а через час может почернеть от ярости, начать сердито пениться и катить огромные валы, круша и смывая всё на пути, показывая в гневе свою мощь и власть...
Настроение Беляева было отнюдь не «шампанским». Его не радовало нынешнее мирное море, находящееся где-то на самом краю света. Он с большим удовольствием погулял бы сейчас по морозному лесу, по искрящимся сугробам, переливающимся на солнце разными красками, полюбовался слетающими с берёз и осин струйками снежинок. Русская зима всегда казалась ему спустившейся на землю лебёдушкой, украсившей деревья и кусты белым пушистым одеянием. А ещё алыми губками этой красавицы были поцелованы боярышник, калина и рябина. Как же далёк теперь Григорий Павлович от милой сердцу родины, от своей семьи…
Минувшей ночью командир «Корейца» спал скверно. Подушка не принимала его голову, полную тревожных мыслей. И вот утром стало известно, что под покровом темноты в Чемульпо высадился сухопутный десант японцев, а в 9.30 на борту английского “Тэлбота” Рудневу вручили ультиматум адмирала Сотокити Уриу, в котором говорилось, что “Варяг” и “Кореец” должны до полудня спустить Андреевский флаг и сдаться. Либо выйти в море для боя, иначе будут атакованы на рейде. Постыдную сдачу военных судов японцам никто из российских моряков даже не обсуждал. Решение Руднева «дать бой в открытом море» было единодушно поддержано собранием офицеров, а также командами двух кораблей.
– Но ведь такой поворот событий можно было предвидеть ещё вчера, – заявил Беляев старшему офицеру капитану второго ранга Анатолию Николаевичу Засухину, вернувшись на свою лодку. – Почему было не пойти на прорыв в Порт-Артур прошлой ночью во время прилива? Нас бы не остановила ни плохая видимость, ни узкий и извилистый фарватер. А теперь такая возможность упущена…   
Григорий Павлович знал капитана первого ранга Руднева как сдержанного и благородного офицера и командира. Инструкция запрещала тому, находясь в распоряжении российского посольства в Сеуле, любую деятельность без распоряжений свыше или без объявления войны, в том числе, нельзя было покидать Чемульпо. А Всеволод Фёдорович строго придерживался всех правил, иначе не сделал бы столь удачной карьеры. Видимо, поэтому нарушить предписание даже для пользы дела в тот, весьма удачный момент он так и не решился.
– Впрочем, – рассуждал вслух Беляев,  – жизнь – это задачка, которую никто ещё не решил без ошибок. Дипломаты неизменно вызывают у прочих людей либо восторг, либо раздражение. Их невозможно воспринимать равнодушно. А всем ведь не угодишь. Как говорится, сладок будешь – расклюют, горек будешь – расплюют…
– Согласен с вами, Григорий Павлович, – сдержанно ответил прагматичный Засухин, – Но теперь исход предстоящего боя предугадать несложно. Шанс на успех у нас ничтожно мал. Нам противостоят не менее пятнадцати вражеских вымпелов (6). Они многократно превосходят нас по огневой мощи...
Над лодкой пролетело несколько пронзительно кричащих чаек. Глядя на них, Григорий Павлович вспомнил, как ранней весной в его родном Кронштадте, когда снег уже уплотнился и присел, а из-под сугробов кое-где вытаяли кочки с клоками бурой травы, перепархивают с куста на куст, весело посвистывая, неугомонные синички, наслаждаясь первым обманчивым теплом. «Так же порой и люди радуются совершенно пустяковым вещам, – мыслил он, – попросту наслаждаются жизнью, не задумываясь о зиме, холодах и бескормице, старости и смерти… – Командир перевёл взгляд на левое восьмидюймовое орудие. – Итак, всем нам вскоре предстоит погибнуть «За Веру, Царя и Отечество»! Пусть перспектива безрадостная, да только офицерская честь дороже! Русские умеют умирать, и враг дорого заплатит за наши жизни!»
Беляеву было известно, что японцы рассчитывали расстояние до цели, ориентируясь на табличную, а не реальную высоту рангоута (7) судов. Поэтому и отдал распоряжение срубить на «Корейце» стеньги (8), снять гафели (9) на фок- и грот-мачтах, чтобы внести в стрельбу неприятельских комендоров(10)заведомую ошибку. Так же матросы демонтировали пожароопасные конструкции: трапы и люки, задраили водонепроницаемые горловины, приготовили пластырь для заделки пробоин. Младший врач Меркушев и фельдшер Никольский с санитарами Казанниковым и Кругленко уже разворачивали перевязочные пункты.
Поскольку желающих сойти на берег, чтобы спасти свою жизнь, не оказалось, а вольнонаёмный кок Аким Криштофенко даже попросил для себя ружьё, то экипажу было велено переодеться в чистое обмундирование, а офицерам надеть парадные мундиры. Судовой священник отец Михаил отслужил молебен, произнеся в завершение слова святого благоверного князя Александра Невского: «Не в силе Бог, а в правде!»
Когда пробили одиннадцать склянок (11), на русских кораблях прозвучала команда: «Все наверх, с якоря сниматься!», – и через десять минут с развевающимися флагами и гюйсами (12) “Варяг” и “Кореем” дали «малый» ход. Первым шёл «Варяг», при медленном прохождении мимо английского, французского и итальянского крейсеров его музыканты исполнили соответствующие национальные гимны. Мелодии были мужественными и мощными, с искренним патриотическим пафосом. «Возможно, это – конечная точка в суете моей жизни, – размышлял Беляев. – Вряд ли сегодня нам дадут «вылупиться» из своего яйца…» С иностранных судов, на палубах которых выстроились команды, неслись звуки русского гимна «Боже, царя храни». Так моряки салютовали героям, уходящим на верную смерть. «Да, шаг в небытие сделать легко, – вертелось в голове командира, – а вот обратно – уже не получится…» Он постарался представить своё далёкое детство, запах свежескошенной луговой травы и аромат ржаного хлеба, дозревающего в русской печи, но не смог…
Японская эскадра поджидала храбрецов в десяти милях от Чемульпо, скрываясь в шхерах за островом Пхамильдо. Вот только своим численным и качественным перевесом противнику воспользоваться не удалось. Из-за узости фарватера одни корабли временами закрывали цель другим. Фактически бой в проливе вела группа из четырех японских крейсеров, ещё два – участвовали в нём эпизодически. В 11.45  с дистанции 45 кабельтовых (13) крейсер “Асама” открыл огонь. Спустя пару минут загремели орудия нашего крейсера, и закипел беспощадный артиллерийский бой.  В создавшейся обстановке «Варяг», несомненно, мог попытаться пробиться в одиночку, поскольку имел скорость хода на 10 узлов больше, чем у «Корейца», но в отрыв не пошёл, ведь иначе тихоходный напарник был обречён на верную гибель, а Руднев всё ещё надеялся вывести собрата из блокады. Как говорят на флоте: «Сам погибай, но товарища – выручай!»
Беляев наблюдал за ходом сражения в бинокль, время от времени отдавая короткие распоряжения под грохот носовых орудий, который эхом отдавался в его груди. Как ни странно, теперь в его душе не осталось ни капли сомнений, сожаления или страха. Свою жизнь он доверил воле Господа, а сам исполнял воинский Долг...
Из-за укороченных мачт вражеские снаряды ложились за кормой «Корейца» с необъяснимыми для канониров противника перелётами. К тому же лодку удачно скрывала дымовая завеса. Порой её пелена окутывала и рубку, отчего всё вокруг начинало выглядеть тусклым и мутным, словно у живописца-баталиста закончились яркие краски. Иногда казалось, что даже время заплутало в этом бледном удушливом тумане. Несколько раз разрывы доносились то с левого, то с правого борта. Однажды крупный осколок просвистел возле головы стоящего на мостике командира, обдав того струёй раскалённого воздуха.
– Лево руля, держать угол обстрела! – скомандовал Беляев штурманскому офицеру. – Не на тех напали, черти узкоглазые!
В рубке находился мичман Дурново, почти юноша, с лёгким пушком на верхней губе. Его миловидность многим казалась излишне тонкой и нежной, практически женской. Не всем такая краса по душе. Молоденький офицер старался держаться «молодцом», но его тревогу выдавал беспокойный взгляд, а в движениях сквозила нервозность. Наверняка он сильно переживал сейчас за свою жизнь. Командиру следовало укрепить его дух собственной уверенностью. Беляев подбросил «на удачу» заветный серебряный четвертак.
– Взгляните, – он показал мичману ладонь с монетой, – «Орёл»! Не унывайте, мы обязательно пробьёмся! Сегодня у нас – главный день в жизни, в котором всё зависит только от наших решений и поступков. Мы всем покажем, что русские не трусы и умеют стоять насмерть!
Лодка стреляла из двух 203-милиметровых и одного 152-милиметрового орудия. Сначала ударили из правого 8-ми дюймового погонного орудия, направив его на «Асама». Когда первый фугас дал недолёт, огонь временно прекратили. Вскоре продолжили его из правого 8-ми дюймового и кормового 6-ти дюймового. Взрыв возле башни крейсера «Асама» артиллеристы лейтенанта Степанова приветствовали громким «Ура!» А вот бронебойные снаряды «Варяга» зачастую прошивали цель насквозь, не причиняя ей ощутимого вреда. Японские же фугасы, взрываясь от удара о воду, разили всё вокруг разлетающимися осколками.
При сближении с неприятелем «Кореец» произвёл несколько выстрелов из более лёгких пушек, однако огонь был прекращен, когда стало понятно, что противник находится вне их досягаемости. Тем не менее, русские моряки уже наблюдали чёрный дым на своём главном противнике – «Асама». Также были отмечены попадания в крейсера «Такачихо» и «Чиода». У самой же канонерки единственным повреждением оставалось пробитое осколком таранное отделение примерно на фут выше ватерлинии, что не мешало продолжать движение вперёд. «Храни нас, Царица Небесная…» – вертелось в голове Григория Павловича. Он дорожил каждым из своих офицеров и матросов, не сомневаясь, что все они беспрекословно исполнят любой его приказ, а коль случится худшее, то уйдут на дно вместе с ним. Тем временем море вокруг уже кипело от разрывов…
Как впоследствии узнал Беляев, у «Варяга» дела обстояли намного хуже. В 12.03 снаряд с «Асамы» разнёс его ходовую рубку, и разрушил дальномерную станцию, перебив всех специалистов во главе с мичманом графом Нирод, сведя тем самым эффективность артиллерии к минимуму. От самого же офицера впоследствии нашли лишь руку, которая крепко сжимала дальномер. При проходе траверза острова Иодолми, разрыв перебил трубу с рулевыми приводами, а осколками, залетевшими в боевую рубку, был контужен в голову командир Руднев, убиты наповал стоявшие по обеим сторонам от него горнист и барабанщик. Одновременно получили ранения ординарец и рулевой старшина, оставшийся на своём посту. Командир тоже продолжил руководить действиями экипажа. Чтобы исправить рулевой привод, «Варяг» стал разворачиваться. В это время огонь японцев усилился, а число попаданий умножилось, так как крейсер потерял скорость. Тогда и была получена серьезная подводная пробоина в левый борт, а третья кочегарка стала быстро наполняться водой, уровень которой подбирался к топкам.
На канонерке видели, что «Варяг» получил с десяток попаданий, в том числе опасную пробоину у самой ватерлинии, из которой валил густой дым. Отсутствие противоосколочной защиты привело к большим потерям среди орудийной прислуги и быстрому выходу из строя самих пушек (14). Вскоре из двенадцати 152-милиметровых орудий «огрызались» на врага только два, а из двенадцати 75-милиметровых – лишь пять, все 47-милиметровые пушки были выведены из строя. В кормовой части корабля начался пожар – это  снаряд, прошив офицерские каюты, зажёг муку в провизионном отделении. Краска на переборках пузырилась, борта почернели от копоти. В трюмные отсеки поступала вода, крейсер дал заметный крен, и экипаж боролся за живучесть корабля. Но самым ужасным стало то, что из состава команды, находившейся на верхней палубе, выбыла почти половина. Оставшиеся в живых наскоро перевязывали раны и вновь становились к орудиям. Палуба была залита кровью, всюду валялись исковерканные человеческие тела и оторванные конечности.
Предвкушая победу, на крейсере «Нанива» японцы подняли сигнал с предложением русским сдаться, но на стеньгах и гафелях наших кораблей продолжали трепетать боевые стяги. Однако, видя полную бесперспективность дальнейшего ведения сражения, в 12.45 Руднев решил вернуться в Чемульпо под защиту нейтральных военных судов, о чём сигнальщик «Варяга» сообщил на «Кореец». Когда российский крейсер повернул к рейду, «Кореец» последовал за ним и прикрывал его огнём своих орудий.
…Солнце неторопливо перешагнуло зенит. Непривычная тишина звенела в ушах русских моряков. Так завершился их последний «парад»: корабли не спустили Андреевского флага и остались наплаву, но прорыв в Порт-Артур не удался. Бой был проигран... По возвращении состоялся военный совет, на котором присутствовали Беляев с Засухиным и офицеры «Варяга»: капитан второго ранга Степанов, старший минный офицер Берлинг, старший артиллерийский офицер Зубарев, старший штурманский офицер Беренс, вахтенные начальники и другие офицеры. Стоя с забинтованной головой в центре кают-компании, Руднев говорил:
– Господа, на флоте так бывало: проблему никто не видит до тех пор, пока та или не исчезнет сама собой, или не произойдёт трагедия. Вот беда и случилась, но сейчас не время искать виновных. Знаю одно: в нынешнем бою с превосходящими силами  противника наши экипажи дрались геройски! Теперь пришла пора позаботиться и о них самих. Дабы избежать позорного плена, приказываю разместить раненых и остальных членов команд на иностранных судах, а сами корабли уничтожить, чтобы они не достались врагу.
Собравшиеся молчали, но это безмолвие означало полное согласие с горькими словами старшего начальника.
– Довожу до вашего сведения, – продолжал капитан первого ранга, – что флотское командование нейтральных государств, опасаясь за безопасность своих судов, убедительно просило меня воздержаться от подрыва «Варяга». Посему канонерка будет взорвана, а крейсер – затоплен. Даст Бог, в скором времени нам самим удастся его поднять… 
На этом же совещании команду «Корейца» решили передать на борт французского крейсера «Паскаль», где отношение к русским было наиболее благожелательным. Ведь формально экипаж канонерки собирался уничтожить свой исправный корабль, который не мог относиться к числу судов, терпящих бедствие, в отличие от моряков «Варяга», который получил тяжёлые повреждения.
– Валерий Александрович, – обратился Беляев к инженеру-механику Франку, – сию скорбную задачу я доверяю решить вам. Отберите из экипажа наиболее подготовленных добровольцев и приступайте немедля.
За охотниками дело не стало. Выполнить опасное поручение вызвались минный офицер лейтенант Левицкий, мичманы Бутлеров и Бирилёв. С ними пошли боцман Сафронов, матросы Ваганов и Емельянов. Желающих оказалось неожиданно много, включая даже писаря Глазунова и вечно спешащего «на первый черпак» матроса Ивана Дьячкова, но им приказали садиться в шлюпки.
Офицеры и нижние чины, съезжали с лодки без вещей. Шифры и секретные приказы, карты и таблицы опознавательных знаков предварительно сожгли. На шлюпки взяли лишь два судовых образа, Царскую грамоту и серебряный Георгиевский рожок (15), вахтенный журнал и денежную отчётность. Последним с корабля сошёл его командир Беляев. Шлюпки отвалили, загруженные на них ружья сбросили в воду при приближении к французскому крейсеру.
В 16 часов 05 минут последовали два мощных взрыва с промежутком в пару секунд. Это сработали фальшфейверы (16) в крюйт-камерах (17). Корпус лодки разорвало на части: носовая отделилась и, перевернувшись, затонула, а корму разметало на более мелкие куски. Обломки скрылись под водой.
Клапаны и кингстоны на «Варяге» открыли старший механик совместно с хозяевами отсеков в 15.35. Через два с половиной часа крейсер лёг на дно залива своим израненным левым бортом, словно намереваясь выстрелить по врагу уцелевшими орудиями с правого. Обычно тонущее судно «вздыхает» три раза. То же произошло и тогда: третий утробный вздох был самым печальным и протяжным. Так корабль простился со своим экипажем. Из наблюдавших за этой картиной бывалых моряков мало кто сумел скрыть слёзы…


4. Георгиевский крест
 
Едва стемнело, Белоусов вышел на улицу. Рядом с ним понуро брёл кобель таксы, подаренный офицеру сослуживцами лет семнадцать назад, и получивший звучную флотскую кличку – Корвет. С годами блестящая шерсть пса потускнела, спина провисла, поступь его сделалась неуверенной и шаткой, передние зубы выпали, а взгляд добрых и выразительных глаз заметно потускнел. По давно заведенному порядку, Александр Николаевич и Корвет направились к парку, который находился в пяти минутах ходьбы от их дома. Ветеран, молча, размышлял, словно продолжая беседу со своими любознательными курсантами:
«Что ни говорите, а всё же наша жизнь – великий пир, на котором мы желанные и дорогие гости! Молодость – словно сладкое игристое вино: веселит сердце и кружит голову, вызывая смелые желания и мечты. Младая кровь вскипает, переполняя нас любовью, от которой до ненависти всего один шаг, ощущением того, что ты – центр Вселенной, способный изменить свою судьбу и окружающий мир. Мы с жадностью пьём эти годы. Верим и надеемся, боготворим и разочаровываемся, обижаемся, но тут же прощаем. Мы расточительно транжирим бурлящие силы на совершение опрометчивых поступков. Всем в эту пору кажется, что беззаботному веселью не будет конца. Но на деле – ожидание счастья ярче самой встречи с ним… Зрелость – это уже рябина на коньяке. Её пикантная горчинка располагает к созерцанию и раздумью, вызывает светлую грусть. Придёт срок, и вы тоже насладитесь терпким букетом этого возраста. Дорожите теми, с кем делите трапезу: хлеб и вино, печаль и радость. Не унывайте – праздник продолжается! Только знайте меру выпитому. Ведь следом приходит Старость, как неизбежное похмелье, желание всё перечеркнуть и начать сызнова, не повторяя прежних ошибок. Это – пора воспоминаний и прозрений, подведения итогов и угрызений совести за то, что совершил, а также сожалений о том, чего не сумел или не успел сделать. Переосмыслить былое несложно, да вот исправить уже ничего нельзя. Потому что время, увы, ушло. Как говорится, кончен бал и гостям пора расходиться по домам. Каждый хочет, чтобы вечер его жизни был спокойным и светлым, чтобы рядом находились люди, способные выслушать, понять и простить. Только пусть каждому воздастся по делам его…»
Где-то в зарослях сирени несмело распевался соловей. Редкие горожане, подёргиваемые как марионетки поводками, также выгуливали своих домашних питомцев. Одна девчушка проехала мимо на роликовых коньках, которые резво тащила молодая сильная овчарка. Белоусов нагнулся и потрепал загривок своего Корвета. Они оба прекрасно понимали, что в старости нет никаких прелестей.
С детства Александр Николаевич любил читать, а в их доме была собрана большая библиотека. Обычно летом дедушка вешал в саду гамак, на котором внук, покачиваясь, переживал за героев Жюль Верна, Майн Рида или Конан Дойля. Вот тогда юного Сашу страстно увлекли морские странствия и приключения. Случалось, парнишка засыпал над интересной книгой и видел чудесные сны. Однажды ему пригрезилось, будто он очутился на большом военном корабле, летящем под гордым Андреевским стягом сквозь разрывы снарядов на вражескую эскадру. Мальчик полагал, что это – крейсер «Варяг». «Вот было бы здорово, – с азартом думалось ему, – участвовать в настоящей битве! Я бы точно не струсил, не оплошал, а обязательно победил! И мы непременно выиграли бы русско-японскую войну!» Как-то раз, Александр приступил даже к написанию авантюрного романа. Однако закончить его не хватило ни сил, ни желания, ни умения. Зато достало упорства стать морским офицером, полжизни прослужить на Тихоокеанском флоте и уйти в запас с должности командира бригады малых ракетных кораблей. Но слово «судьба» следует понимать, как «суд Божий», и если военное прошлое Белоусова выглядело вполне достойно, то семейная жизнь оставляла желать лучшего – он был вдовцом. Супруга умерла пять лет назад, а единственный сын, продолжатель флотской династии, совсем молодым офицером погиб на подводной лодке.
Александр Николаевич не спеша вёл своего любимца по аллее парка, слушая невнятный шелест молодой листвы. Порой ему казалось, что взволнованные чем-то деревья беспокойно перешёптываются. Вспомнились строки, написанные Анной Ахматовой:
 «В каждых сутках есть такой
Смутный и тревожный час…»
И, действительно, предчувствия оправдались. На одной из скамеек курили три молодых парня и одна смазливая девушка. Из их мобильника раздавалась пошловатая песенка. По развязной нецензурной речи и громкому смеху ребят Александр Николаевич догадался, что все они пребывают в изрядном подпитии. К тому же в руке каждого недоросля находилось по банке пива.
«Просто удивительно, – грустно размышлял пожилой мужчина, – до чего пустые и ветреные людишки любыми способами норовят выделиться из общей массы, всеми силами стараясь добиться превосходства над окружающими. В молодости это достигается силой мускулов и дерзостью, а у женщин – показной красивостью, в зрелости – карьерным ростом и социальным положением, знакомствами и богатством. В пожилом же возрасте всё переоценивается, потому что былой красы, сил и престижной работы, как правило, уже нет. Старикам приходится заслуживать внимание близких, их заботу и чуткое отношение лишь собственной любовью и добрыми поступками». 
Им бы с Корветом пройти мимо весёлой компании, но старенький пёс тяжело вздохнул и улёгся на газон, грустно глядя на хозяина и устало поскуливая. Такое унылое соседство сразу же заинтересовало молодёжь на скамейке.
– Дед, ты что? Псину свою подыхать сюда притащил? – хохотнул один из малолеток. – Гони «пятихатку», мы ему мигом могилку оформим!
  – Я валяюсь! – развеселился другой. – Какая удивительная порода! Словно крыса на сносях!
Компания «заржала» и «захрюкала», перемежая свои бурные эмоции привычным для них «птичьим» сленгом, вместо которого в эфире обычно делают заставку: «пи-пи-пи».
– Никто ещё не стал выше, унизив другого… – негромко ответил Белоусов и потянул Корвета за поводок. Он прекрасно знал, что чем ниже интеллект и хуже воспитание собеседника, тем громче звучат его оскорбления и брань.
– Ужас! Я бы никогда себе такую «колбасу» не завела, – манерно вставила свои «пять копеек» девица.
– Ты сначала душу себе «заведи», а уж потом – собаку! – парировал Александр Николаевич.
После этих слов парни моментально замолкли, поставили пиво на тротуарную плитку и двинулись к военному пенсионеру. Самый рослый из них «вытаращил» на старика свое пьяное лицо, и угрожающе прошипел:
– Да я смотрю, дед, ты у нас простой, как кнопочный телефон! Так вот знай: я бью всего два раза: первый раз по башке, а второй – по крышке гроба! – и он замахнулся на ветерана.
Дальнейшее Белоусов видел, словно через штакетник, наблюдая происходящее как бы «пунктиром». С боковой аллеи к ним метнулся какой-то человек. Заслышав топот, верзила повернулся в его сторону, и получил мощный удар в челюсть, от которого повалился на траву. Другому отморозку изрядно досталось бляхой намотанного на руку флотского ремня. Третий «герой», забыв про свою девчонку, предпочёл спастись бегством. А перед бывшим комбригом остался стоять… курсант Панин.

Они сидели на маленькой кухне в квартире капитана первого ранга, пили крепкий душистый чай с сушками и беседовали о Чести и Долге русских офицеров. На стареньком, можно даже сказать, антикварном проигрывателе крутилась заезженная пластинка, и звучал печальный вальс «На сопках Маньчжурии», который Александр Николаевич привык слушать перед сном. В прекрасной мелодии он чувствовал не только безмерную скорбь по павшим на бессмысленной войне солдатам и матросам, но одновременно ощущал свежесть вечернего воздуха, запах мокрой травы и шелест листвы, словно извиняющейся за недавнюю бурю и раскаты грома.    
– Денис, а почему ты бросился мне на помощь, ведь мог же пройти мимо? – спросил, наконец, преподаватель своего курсанта.
– А я не знал, что это вы. Темно было…
– Как же ты не побоялся ввязаться в драку с тремя хулиганами?
Панин взглянул на него удивлённо и даже, как показалось Белоусову, немного обиженно. Но он оказался способен не только легко загораться, но и быстро остывать.
– Что же в этом особенного? – сдержанно ответил он. – Вот крейсер «Варяг» смог пойти в бой против пятнадцати кораблей японцев, а мы, сегодняшние разве хуже наших предков?
«Нет, всё-таки я жил не напрасно, коль воспитал таких славных ребят! – подумал Василий Иванович, подливая чай в чашку курсанта. – Однако Docendo discimus (18) ».
 Он встал из-за стола, сходил в комнату и принёс оттуда небольшую деревянную шкатулку.
– Хочу подарить тебе одну дорогую для меня вещицу, – сказал он Денису и аккуратно достал из шкатулки серебряный Георгиевский крест. – Вот, прими на память. Это – подлинный знак отличия за бой под Чемульпо. Так вышло, что у меня не осталось никого из близких людей, а такая награда должна храниться в надёжных руках и передаваться от отца к сыну. Так что, возьми, сынок...

СНОСКИ:
1 - В узлах измеряется скорость судна. Один узел равняется одной морской миле в час.
2 - Бронепалубный крейсер «Рюрик» под командованием лейтенанта Константина Иванова (т.к. командир капитан 1-го ранга Евгений Александрович Трусов и старший офицер были смертельно ранены в самом начале сражения) в бою против 14 японских кораблей 14 августа 1904 года, потеряв убитыми и ранеными более половины команды и утратив управление, окутанный паром из разбитых котлов, пытался протаранить японский крейсер. В ответ на неоднократные требования о сдаче, экипаж открыл кингстоны, так как взрывчатка была безнадёжно испорчена. И с взвившимся сигналом «Погибаю, но не сдаюсь!» ушёл под воду.
3 - На рассвете 26 февраля (10 марта) 1904 г. эскадренные миноносцы «Стерегущий» и «Решительный», возвращаясь в Порт-Артур после ночной разведки, наткнулись на четыре японских миноносца. Прорыв к Порт-Артуру удался только «Решительному». «Стерегущий» (командир – лейтенант Александр Сергеев) принял неравный бой. Получив серьёзные повреждения, он затонул, но не сдался. В живых осталось 4 человека, поднятых из воды японцами.
4 - Морская битва 14 (27) мая – 15 (28) мая 1904 г., предопределившая исход русско-японской войны в пользу Японии. В ней российская 2-я эскадра Тихого океана под командованием вице-адмирала З.П. Рожественского потерпела сокрушительное поражение от Императорского флота Японии. Большая часть из 37 кораблей была потоплена противником или подорвана собственными экипажами, часть капитулировала, некоторые интернировались в нейтральных портах. Лишь четырём судам удалось дойти до русских портов.
5 - В 1954 году по случаю 50-летия подвига у Чемульпо было принято постановление Президиума ЦК КПСС о награждении и назначении пенсий ветеранам крейсера «Варяг». Главком ВМФ СССР Н.Г. Кузнецов лично наградил пятнадцать ветеранов медалями «За Отвагу». Позднее орденами и медалями были награждены ещё 139 ветеранов-моряков с «Варяга» и «Корейца».
6 - В ходе боя русским противостояли: броненосный крейсер “Асама”, бронепалубные крейсера “Нанива”, “Такачио”, “Чийода”, “Акаси”, “Нийтака”, восемь миноносцев и посыльное судно.
7 - Общее название устройств для постановки парусов, выполнения грузовых работ и подъёма сигналов.
8 - Стеньга – продолжение верхнего конца мачт.
9 - Гафель – наклонный рей, к которому крепили верхнюю кромку косого паруса.
10 - Комендор – матрос-артиллерист.
11 - Бить склянки – ударять в судовой колокол – рынду положенное число раз. Полный час – двойной удар, полчаса – один удар.
12 - Гюйс — носовой флаг корабля, который наряду военно-морским флагом обозначает его государственную принадлежность. Ввел гюйс в 1698 году Петр Первый после посещения Англии.
13 - Кабельтов – десятая часть морской мили – 185 м.
14 - При строительстве на филадельфийских верфях фирмы «Уильям Крамп и сыновья», для снижения общей массы судна все орудия крейсера не имели даже элементарной противоосколочной защиты. Пушки стояли открытыми, что в бою стало основной причиной гибели и ранений личного состава.
15 - Военным дебютом «Корейца» в июне 1900 г. стала артиллерийская дуэль с фортами китайской крепости Таку. В разгар боя снаряд с «Корейца» вызвал взрыв боезапаса на одном из фортов, что предопределило исход артиллерийского противостояния. За этот бой «Кореец» бы награжден Георгиевским серебряным рожком.
16 - Пиротехнические устройства, наполненные горючим составом.
17 - Помещения для хранения зарядов и сигнальных ракет.
18 - Уча, мы сами учимся (лат.)


(июль – август 2020)


Рецензии