По безнадёжному пути

В подарок Пантере (Эстет).
По мотивам наших ролёвок,
без повода, просто так.

1.  Сыр с плесенью
«Привет, Ян! Написала для тебя фичок, он немного странный, попытка взглянуть глазами персонажа, далековатого от твоего мира. Помнишь, мы снова играли в непредсказуемое прошлое и прикидывали, что тебя было бы очень безопасно прятать в мире Саюк, в монастыре у Комьё Санзо, вместе с его воспитанником Корью? У вас с ним, с будущим Генджо Санзо, неплохо параллелятся истории. Ну и вот, кусочек из того периода, когда Санзо с компанией и с ними дама-Санзо попали уже в твоё королевство…
Прошу поверить, на самом деле в голове у Чо Хаккая мрака гораздо больше. Но, находясь у тебя в Смолленде, многое он не может проговорить даже себе.
Надеюсь, понравится,
твоя подруга-соавтор
Соня».
* * *
«Этот мир – точно не для таких, как он. Слишком добрый, яркий, как картинка в детской книжке. Будто специально стёрты тени, всё тревожащее, неоднозначное – а из-за этого свет размывается, всё вокруг расплывается. Будто он, Хаккай, снова Чо Гоно и потерял очки. Неприятное ощущение. Потому что как прежде не будет уже никогда.
Тени стёрты специально, нарочито, с усилием. Здесь, как в сказке, должны бы отступать страхи, сомнения, самый воздух должен рождать надежду. Но не работает. Или он такой великий грешник, или здешняя магия исходит из очень неуверенного источника.
Впрочем, людское сердце всегда переменчиво, всегда в сомнениях. Один человек вряд ли снесёт такую ношу – будить в каждом лучшее, да не пинками и матом. Даже если магическая сила этого человека невероятна. Настолько, что весь мир вокруг, куда они впятером, не считая Хакурю, но прибавляя единственную женщину-Санзо, почти случайно заехали, – весь мир создан той самой силой, единой волей.
В голове не укладывается, когда глядишь на ту, кому принадлежит и сила, и воля. Волшебная королева – а выглядит так обычно. Невысокая, стриженая. И будто ей самой так и не верится, что платье, корона, дворец, магия и весь мир вокруг – по правде её. Незыблема только её любовь к сестре, стоящей рядом.
Хаккай лучше всех знает, как это – годами жить в разлуке, вслепую искать друг друга и наконец найти. Самого дорогого человека, в котором заключается весь мир.
Только вот он не уберёг Каннан.
Хоть бы их, королеву Яну и принцессу Эльзу, здешний мир уберёг от плохого.
Эльза – как горные снега. Глаза слепит, даже если взглянешь на неё просто так. Впрочем, шепчет рядом Годжо, тут и служанки неприступные, к обаянию его нечувствительные, о чём только думают…
Хаккай толкает друга локтем. Будто боится упустить что-то важное. Потому что на нём задержался на миг взгляд принцессы Эльзы.
А королева тем временем благословляет Санзо и Шарак на совместную жизнь. Это тоже сложно уложить в голове. Всё это, с какой стороны ни посмотри.
Для Санзо она просто Яна, не королева, и они знакомы аж с раннего детства. Яну скрывали вдали от родного мира, для надёжности ещё и в мужском монастыре. Никто, кроме самого будущего Генджо Санзо и его учителя, не знал, что она не мальчишка. Да, наверно, в том возрасте Санзо и Яна и выглядели почти как двойняшки – худенькие, хрупкие подростки в робах послушников, на вид неопределённого пола, с одинаковыми копнами светлых волос. Только глаза отличались, Яне цвет достался не такой вызывающий, просто синий.
Санзо никогда не рассказывал о том, что разделил с этой девочкой любовь учителя, боль утраты, жажду мести, дни и дни блужданий по лесным дорогам, отнятые жизни тех, кто пытался отнять их жизни и честь.
Санзо никогда не рассказывал, потому что не мог себе объяснить внезапного исчезновения Яны. Вот только что шла рядом – и пропала. Пусть учитель и намекал, что она вообще не отсюда и здесь только до поры до времени. Рассказать он толком ничего не успел. Не то что Корью, а и самой девочке. Она была постарше будущего Тридцать Первого, и, конечно, их выловили не из одной реки и не одним днём. А вот откуда она попала в монастырь Кинзан… Комьё Санзо только и говорил Яне, для всех послушнику Ян А, в тот день, когда маленький Корью случайно это услышал: мол, всему своё время, я не могу воспитывать тебя как девочку, но всё же не забывай, кто ты, и когда-нибудь обретёшь всё, что принадлежит тебе по праву. Яна тогда только фыркнула тихонько – мол, ну и что, что платья да танцы я только в книжках видела? Боевые искусства куда интереснее, да и книги тоже, любые. А Комьё тогда, прямо по голосу чувствовалось, только головой покачал. Мол, это так, приложения, главное, что я не могу дать тебе женского общества, и не просто, а общения с родной кровью. Но всё впереди…
Вот тогда маленький Корью и узнал, что его старший приятель – девочка. Конечно, обещал учителю хранить тайну. Но секреты-то и странности на этом не кончились. Начать с того, что Яна писала истории, на языке, который Корью не понимал. А уже позже, в дни бесконечных странствий вдвоём, оказалось, что она способна замораживать врагов. Это очень выручало… пока она вот так внезапно не исчезла.
И снова Санзо увидел Яну только в замке Хото. Перед самой финальной битвой. Она, уже взрослая, сильная магичка, вернулась в приютивший её мир, помогла чем смогла другу детства и им, его товарищам. Все вместе они, стало быть, спасли мир. А двое выросших детей отомстили наконец за учителя.
А вот теперь пятеро товарищей и дракончик в гостях в мире, созданном ею. В мире, который тогда так внезапно позвал свою создательницу, а уже оттуда она добралась и до родины, обрела кровную семью. Но поселилась у себя, и там же её попросили править. В мире, так похожем на детскую книжку, в мире, где Санзо и Шарак могут наплевать вообще на всё и пожениться. А Комьё Санзо – явиться духом на их свадьбу, как уже являлся на коронацию Яны. В мире, где хорошо жить таким, как Гоку – и принцесса Эльза.
Она снова смотрит на него, Хаккая – и указывает глазами в его сторону своей сестре-королеве. Принцесса не читает и не передаёт мыслей. Она посылает ощущение: мол, поверь, всё ещё будет у тебя хорошо, а мы с сестрёнкой поможем!
Силы небесные, что сказочная принцесса может знать о его жизни и потёмках его души! О том, скольких он убил за Каннан – и всё напрасно. О том, сколько он прилагает усилий, чтобы выглядеть добрым, понимающим и терпеливым. О том, что самое имя, которое он принял, – это «Восемь заповедей», восемь, нарушенных им. О том, как тяжело ему сдерживать внутри себя тёмную тварь.
Но принцесса Эльза ловит его взгляд – и в нём приказ, как тогда был у Санзо. Живи, мол, и только попробуй не найти своё счастье!
Да где сыщешь. С того приказа, с той молитвы за Каннан самым главным человеком для него, Хаккая, стал Санзо. И как он сам ни формулируй и ни отбивайся – они, конечно, навсегда останутся лучшими друзьями. И всё же их пути расходятся всё дальше, и в руке Санзо рука Шарак.
А здесь остаётся принцесса, которой не нужен никто, кроме вновь обретённой сестрички, и это взаимно. Принцесса Эльза, которая может приказать, как богиня, но совсем не из каприза желает счастья ему, случайному знакомому. И не просто желает, а зовёт на помощь сестру, и они вместе благословляют не только обоих Санзо, но и остальных-прочих.
И вот только теперь Хаккаю немножко верится. Даже если твоя душа будто сыр с плесенью, и плесени куда больше, чем самого сыра – даже так кто-то может оценить и тебя».

2.  Приобрести, но не потерять
Фанфик вроде и правда понравился. Даже Эльзе, которая передала через сестрёнку, что да, примерно так бы себя и повела.
Соня же задумалась о том, что да, понимает, почему сестрёнкам хочется писать истории о своём прошлом, изменяя его в тысячах вариантов, снова и снова переживая момент воссоединения. Им с Еленой тоже нравилось такое представлять, пусть и не настолько было нужно для терапии. Но в целом Соне думалось о другом и о более разнообразном. Как раз в сторону, далёкую от самых устоев Янкиного мира. Может, и правда не только для Хаккая этот мир слишком… не то что даже хорош, а попросту не подходит. Сколько бы ни делал людей лучше на входе – тем более что из-за собственной Янкиной неуверенности в себе это вечно работает как попало. А на саму Соню уж точно не работает и вовсе.
Она же как Хаккай, только хуже. Он притворяется как можно более хорошим человеком во искупление неизбывной вины. А она – только чтобы выглядеть лучше в собственных и чужих глазах. Только чтобы ни с кем не поссориться, не наслушаться в свой адрес. И сколько ей ни говорят, что, мол, невозможно быть хорошей для всех, она продолжает пытаться. Даже собственным детям она прежде всего пытается нравиться, в ущерб авторитету держась с ними на равных, скорее не как мама, а как старшая сестра. Да, они ценят, что Соня видит в них отдельных личностей, а не просто «масявок», Витька так даже вслух ценит и не таит своих колючих мыслей, а Даша пытается «зеркалить» маму, отвечать тем же. И всё же…
Может быть, совсем всё и честно получалось обсуждать только с Еленой. Только вот жили они теперь в разных мирах, не набегаешься.
И думалось-думалось: мне бы такого брата, как Хаккай, это особенное, не как просто друг и не как сестра, к тому же это ведь Хаккай, с ним можно, ну в меру, конечно, вести себя как Санзо. Командовать, всё на него наваливать-вываливать, выразительно молчать в него о проблемах… Или не молчать, потому что Соня всё-таки не Санзо.
Вспоминались все те, когда-то бесконечные, ролёвки с Ирмой. Потом у обеих и идеи кончились, и появились новые любимые персонажи… но понятно, что на самом деле старые-то не перестали быть любимыми, конечно, остался след. Можно было бы сейчас попробовать подпитать рецидив, устроив отыгрыш с Ирмой или Еленой. Что стесняться сестричку, чего она только в медальоне не наслушалась и не насмотрелась. Это Янка, конечно, знает про всякие не самые скромные Сонины увлечения, по-доброму смеётся, иногда заглядывает в тексты «поугорать», но не будет же в таком участвовать. Вон, и в подарочном фанфике Соня только самым тонким пунктиром наметила, что у Хаккая к Санзо безнадёжные чувства. Раз уж в их с Янкой истории получалось, что полюбят друг друга Санзо и Шарак, что сама королева их поженит, а потом дама-Санзо ювелирно заменит кольца в правых монашеских перчатках на обручальные…
Дальше намечалось ещё много всякой милоты. Ну, и немного драмы, про то, как Шарак боялась в свои тридцать пять стать матерью и попросила Янку поставить магический блок – но ни словом не обмолвилась об этом Санзо. Потом разобрались, конечно, и всё стало хорошо. Прямо вообще хорошо и благостно, и Хаккай приглянулся одной из Янкиных фрейлин и женился, потом увёз её к себе, а на его свадьбе Годжо поймал букет («Ну а что, он большой, колючий, женщины и дети могли пострадать!») и потом повстречал уютную вдову без комплексов и с ребёнком… Идиллия. Но Соне было сложно верить в такое до конца. Впрочем, это ведь всего лишь один из возможных миров, в жизни-то Янку никто не прятал в мужском монастыре на просторах анимешного псевдо-Китая…
А когда у Сони было плохое настроение, ей вообще представлялось, что самая настоящая реальность – самая печальная. И порой она буквально, слезами плакала, думая о трагедии брата и сестры Чо. И о том, что, может быть, Хаккай никогда никого не смог бы любить так, как любил когда-то Каннан. И встреть он её снова, чудом выжившую или же в новом воплощении, ему тут же стали бы безразличны все, и, например, Санзо тоже, а в этом раскладе, разумеется, у Санзо не было бы других вариантов, Хаккай был бы его единственной радостью.
Конечно, это хорошо, когда плачешь не из-за того, что переругалась с родными и друзьями. Не из-за проблем на работе или у детей в школе. Даже не из-за того, что в мире там и сям творится ужас, а в головах у людей того хуже, и не из-за того, что просто очень устала. А из-за иллюзорных проблем придуманных персонажей (хотя, конечно, усталость-то может провоцировать такое отношение к фантазиям). Безопасно выплачешься и всё, тоже полезно. Но вот могла бы поставить себя на место не Санзо, а Каннан, в другом воплощении, чтоб уж тоже безопасно и без всяких, и радоваться!
Ладно, будем считать это тем эффектом, ради которого некоторые девочки и тётеньки ходят на душераздирательные фильмы.
…Так, а ведь где-то и правда каждая вероятность рождает новый мир. Каким будет настоящий – знает только автор манги, дай ей Бог здоровья, чтобы успела поведать свою историю миру. Хотя скорее всего не будет у неё никаких парочек в эпилоге, ни с девушками, ни из одних парней.
В таких мыслях Соня засыпала, прижавшись к тёплой мужниной спине…
…а когда в следующий раз открыла глаза, на неё кто-то смотрел. Будто сквозь тонкое стекло. Очень знакомым зелёным взглядом.
* * *
– Хаккай?
– Да? Вы меня знаете? Где вы, откуда…
– О, далеко от вас. Нет, не на небесах. Просто бываю в самых разных мирах. И за многих переживаю.
– За меня не стоит. Что вы хотели-то? Добавить ещё чего-то персонального к нашей нелёгкой задаче?
– Нет, просто увидеть. Я могла бы прийти не вот так… умозрительно, а более, скажем, во плоти, но было неудобно. А вот сейчас само получилось.
– Это очень странно, но спасибо, наверное. А вы?..
– София.
Имя явно ничего ему не сказало. Да и не могло. Но почему-то вот в лицо её он вглядывался всё пристальнее. Да и самой Соне совершенно не хотелось отводить взгляд.
Это не было как тогда с Рамзаем. Тогда она просто вдруг, совершенно внезапно, оказалась лицом к лицу со своей ожившей (и уже в каком-то роде отжившей) мечтой. А сейчас… такое странное ощущение, как будто вернулась домой. Прикоснулась к чему-то давно знакомому и очень, очень родному. Похоже на то, что почувствовала Соня, когда чуть пообщалась с Еленой. Но больше – на то, о чём рассказывала Янка. Смутное и потом подтвердившееся – да, это мои родные люди.
Да не может же быть!
Но если они оба что-то чувствуют…
Соня первой нарушила молчание. Сказала зачем-то:
– Мне под сорок, я замужем, двое детей.
– Я рад, – и показалось или правда голос его прозвучал по-особенному?
– Я… ещё загляну, можно? И я почую, наверно, если что-то случится.
– Даже если нет – я это заслужил.
С этими словами Хаккай пропал.
Соня ещё долго лежала, глядя в потолок и пытаясь понять, что же это было. Казалось бы, уже каких только чудес не навидалась… В том числе и таких, к которым сама имела отношение, вольное или невольное. Но ничто из пережитого не могло сравниться… с этим.
И некого спросить, и не знаешь, как понять, что там было в твоих прошлых жизнях. Но если всё правда, то это же прекрасно! То у неё есть не только две сестрички, но и брат, а это ещё особая радость. Лучший вариант друга мужского пола. И они смогут часто видеться, ничуть не реже, чем с Еленой.
Только убедиться бы, что не кажется. Сердце уже сказало ясно, но…
И даже если правда – немножко тревожно. Гоно и Каннан больше не был нужен никто-никто на свете. Может, потому что и они не были никому больше нужны, но это совсем не главное. А теперь они не могут уже себе позволить снова заключить свой мир только друг в друге. Даже если они отныне не одна кровь. Они оба изменились. И не скажешь ещё, кто сильнее.
И прошли, на самом деле прошли те времена, когда Соня ещё могла всерьёз подумать о том, чтобы сбежать от мужа в свою, отдельную, личную жизнь. Она, Соня, и раньше-то знала: то, что их связывает, сильнее любых разногласий. И это нечто не имеет ничего общего с чувством долга и тем, чтобы оставаться вместе ради детей. А уж за последние годы разногласия и вовсе сошли на нет, осталось одно хорошее. Да и одно дело представлять себе всякое про персонажей, а другое – как сама сделаешь что-то… неиллюзорное. Даже с кем-то настолько близким и не принадлежащим к обычному миру.
Сейчас, пожалуй, уже и не восстановишь ощущения от старых ролёвок, всё вот это «как же любит Хаккай, как он понимает, тонко подстраивается…», а ведь когда-то от таких мыслей аж плакать хотелось. Теперь – нет, пожалуй, лишнее.
Значит, если всё правда, надо суметь приобрести, но не потерять.

3. На горло собственной песне
Соня с Хаккаем сидели под деревом, поодаль от остальной команды. Конечно, совсем уж наедине побыть не получалось, если не следить за костром – все остались бы без ужина. А помогать Хаккаю парни были не приучены, да и не умели. Помогать только Соня и бралась. Так и подходили по очереди, помешивали варево, снимали пробу.
Хаккай официально представил Соню команде как новое воплощение своей сестры. Они-то оба точно знали, что это действительно так. Поняли после ещё пары-тройки мысленных бесед.
Товарищи Хаккая в целом обрадовались. Правда, и сам он, и Соня услышали от Годжо тихое: «Ну и хорошо, что она замужем, есть любители и на располневших и под сорок, но…», – а от Санзо: «Только за рулём не зевай и вообще!» – ну да что с них и взять-то, что с монаха, что с полукровки, это брат с сестрой, вновь обретшие друг друга, понимали прекрасно. Вот в способности Сони как некоего существа выше смертных парни верили не слишком. Наверно, к лучшему, ещё начали бы просить, чтобы подкинула их прямо к вражеской твердыне. А не могла же Соня так нагло вмешиваться в чужую неоконченную ещё историю. Только в крайнем случае… Потому и появлялась тут набегами, проверяя, как дела. Да и по-любому не могла же она ехать с   ребятами в машине, проживать каждый их день, ни для кого не было бы так лучше.
– Ну вот, теперь ещё минут двадцать, – отметил Хаккай, отходя от котла, – и снимаем с огня.
Наконец-то можно было не отвлекаться. Насладиться обществом друг друга, именно обществом, не только общением. Обнялись, Соня положила голову Хаккаю на плечо. Что может быть правильнее, кто может быть роднее. Когда они физически рядом – это так и ощущается, без всяких там задних грешных мыслей. А вдали иногда бывает: если, как в «Чужестранке», Юра мой Фрэнк Рэндолл, то неужто же мой Джейми Фрэйзер… Да ну всё хуже, не Джейми, а Джейме. И Серсея. А Юра тогда толстый, постаревший, растерявший все умения и всё промотавший, достойный лишь осмеяния король Роберт Баратеон, олень педальный. Не надо так, Юра гораздо лучше этого придурка! И у Серсеи с Робертом с самого начала всё шло по ней, по сакральной, и Роберт не был на самом деле отцом своих детей…
Хорошо быть мной, думала Соня. Пусть и демиург, но далеко не такой силищи, как Янка. Соня такой не родилась, мало кто рождается таким в её мире, часть способностей досталась ей через медальон, в котором была спрятана-заточена Елена, а часть – благодаря как раз общению с Янкой. И слава Богу и всем добрым силам, что больное Сонино воображение не могло менять мир вокруг неё, тот, в котором она родилась и выросла. Иначе уже создалась бы реальность, где она бросает мужа и с детьми в охапку уходит в волшебные миры, которых Минотавру никогда не понять и не принять и в которых она живёт с Хаккаем. К счастью, сами по себе такие вещи не возникают, а своей волей Соня ничего такого творить не будет. Оно не только того не стоит, но и искушение совсем не так и огромно. Даже не представишь себе всё до конца. Можно умозрительно просчитать, можно поужасаться ассоциациям, но это и всё. Особенно когда они рядом – брат и сестра. Именно так, в этом качестве. А что она Хаккая не только в щёку может поцеловать, но и в шею – так в этом ничего такого, она и сына целует так же с тех пор, как вымахал прилично выше неё…
– Ну что, брат мой, скажешь мне, кого любишь?
* * *
Может, Соня и проследила бы взгляд Хаккая, но этому мешало не только то, что один-то глаз у него был искусственным. А и общее непроницаемое выражение лица.
Ответил он не сразу:
– Разве же это имеет значение.
Может, Соня и подглядела бы эмпатией, но ей всегда казалось, что нехорошо использовать это умение на близких людях. К тому же, кажется, она уже знала ответ.
– Ты никогда-никогда ему не скажешь?
– А зачем? Моя жизнь навсегда в его руках, и я счастлив положить её за него. Мне этого достаточно.
Соня задумалась. Конечно, настоящий Санзо, курящий сейчас в нескольких метрах от неё, может и отличаться от того образа, который она сама долго отыгрывала, достраивая на базе рисованного канона. Страшно заглянуть и узнать точно. Может, на самом деле Санзо никогда не примет чувства мужчины, хоть бы и лучшего друга, единственного человека, с которым ему комфортно. Может, подсознательно он ждёт свою единственную. Как в той истории, что сочиняли Соня с Янкой. Впереди ведь и правда встреча со сногсшибательной женщиной. Вот чего надо дождаться. Всем им, чтобы понять, что будет. Но выдавать ребятам такой фактор нельзя, это против правил.
Поэтому Соня всё же спросила:
– Тебе для себя что, совсем-совсем ничего не надо?
– Нет. Единственное что, – Хаккай тихонько рассмеялся, – я не настолько его боготворю, чтобы не видеть его недостатков. И не могу не понимать, что кому другому он может и всю жизнь поломать, и не могу не жалеть этих предполагаемых других.
– Заберёшь себе и обставишь это как акт самопожертвования?
– Это вариант, да. Но страшно. Вот, кажется, отлично его знаю, но не могу предсказать, как он среагирует. Или нет… могу. Он так мне доверяет, что если кто-то ему понравится, он со мной поделится.
– И я его понимаю. Ты такой один, а он совершенно не знает, что делать с чувствами, только себя ими ранит. А уж чужие чувства для него вообще тёмный лес.
– И вот я боюсь, сестричка, что этот момент уже близок.
– И что, и кто же объект?
– Вот ты не поверишь. Ходит тут за нами экзорцист из-за океана, совсем молоденький мальчишка, глазеет на Санзо, как школьница, кроет нас троих по-всякому и зовёт его объединиться.
– Хейзель, что ли, Гросс? Да ладно. Вот это чудеса в решете. Он же бесит Санзо. Хотя бы тем, что так нагло его домогается. Я вообще всегда удивлялась, почему Санзо его не застрелил.
– Для начала – я бы не позволил. Мальчик виноват только в собственной тупости, да и то не слишком. Просто ещё не научился думать своей головой и осмысливать то, что ломает его картину мира. Иностранец, что поделаешь. А во-вторых… да, Санзо бесят его манеры, его подходы, но ведь и задуматься заставляют, у них двоих очень много общего, куда больше, чем Санзо бы хотелось. И это меня печалит и тревожит. И самого Санзо тревожит. Мне сдаётся, что он втайне хочет Хейзеля. И не хочет его хотеть.
– Что, серьёзно?
– Боюсь, что так. И если Санзо даст волю своим желаниям, ничего хорошего из этого не выйдет. Будет грубо, жёстко, будут слёзы, разбитое сердце, и нет, я боюсь не коварной мести, хотя Хейзель личность и мутная, я боюсь именно всего вот этого. А если не Санзо – то может и Годжо заставить это существо плакать.
– А Годжо разве не эталонный натурал?
– Да не настолько, ему много чего интересно попробовать чисто по приколу. Поглядеть, насколько быстро некоторые растеряют святость и перестанут задирать нос. Опять же, как Годжо удержаться от того, чтобы позлить Санзо. Конечно, я в состоянии разъяснить своему лучшему другу, где он неправ, но всё больше хочется сыграть на упреждение.
– Это как?
– А просто сказать: Хейзель-сан, давайте встречаться.
– Ну ты даёшь, я думала, он тебя бесит, да до такого не додумался бы никто на земле и на небесах, кто писал бы про вашу компанию истории! Зачем тебе эта беленькая чепуховинка, эта капризуля? Это, конечно, более чем в твоём духе, ты величайший мастер наступать себе на горло, но не надо так! Хочешь стать ему родной матерью, как Гат, только ещё и романтично? Плохая, плохая идея, радость моя. Абсурд. Я вот прямо вижу, ты такой «будете плохо себя вести – заберу Хейзеля себе, а вы сидите, как дураки с помытыми шеями, потому что друг с другом вы не будете даже если вас поймают особо злобные ёкаи и начнут заставлять!»
Тут оба, брат с сестрой, синхронно и беззвучно сложились пополам от хохота. Частично это было нервное, но в любом случае они находились на одной волне.
Отсмеявшись, Хаккай заметил:
– Ну, Годжо точно сидеть не будет, а пойдёт, как всегда, по случайным девицам. Санзо – и тот, в принципе, может. Только ему не понравится.
– Думаю, да, ему нужно что-то более стабильное. А Хейзеля никто и спрашивать не собирается? Всё потому что он тупенький и понаехавший?
– Нет, потому что я нехороший человек, да и все мы…
– Ну перестань. Но всё же если это заявить при нём, он будет иметь полное право послать вас всех куда подальше.
– И правильно сделает. Найдёт себе девушку хорошую, а мы будем завидовать.
– О, ты тоже считаешь, что такое возможно? Одно только, вряд ли он сам найдёт. Можно помочь ему. Всё равно, если всё пойдёт как предписано, Гат погибнет, а Хейзель навсегда потеряет память… ой, я не должна была это рассказывать. Теперь непонятно, как оно пойдёт. Но в любом случае они с какого-то момента больше никак не повлияют на этот мир. Значит, я могла бы забрать их в другой. Вывести из уравнения прежде чем что-то случится.

4. Мир без тварей?
– Что-то давно Гата не видно, – заметил Гоку, начисто вылизав тарелку и вставая из-за гостиничного стола. – Ну и Хейзеля, но без него-то только приятнее.
Санзо неопределённо хмыкнул, Годжо откомментировал в духе «обезьяна осталась без большого друга, хреново тебе, мартышка». А Хаккай и Соня переглянулись со значением.
Может, конечно, это было и очень нагло – спутать дороги перед епископом и его индейцем, невзначай открыть им выход на один из межмирных перекрёстков. Зато теперь Санзо даже на время не уйдёт из команды, будет меньше ран, и телесных, и зарубок на сердцах. Да, Хейзель так и не узнает, что делит тело с ёкаем, не осмыслит ни свою силу, ни своё прошлое – ну а смысл в таком личностном развитии, если в тот же день мальчик навек позабыл бы всё, что обрёл? И Гат, бедолага, останется жив. Так будет явно лучше.
– Они отныне совсем в другой истории, – сообщила Соня, но никто, кроме брата, всерьёз это не принял. Это Хаккаю она выкладывала, что к ней аж богиня являлась, говорила, что надо бы покарать за наглость, но она, Прекраснейшая и Милосердная, не будет. Потому что, во-первых, Каннан и так досталось совершенно ни за что, она пала жертвой свершения судьбы брата, пусть теперь, в новом воплощении, в порядке компенсации хоть волшебные силы обретёт, а также право и умение ими пользоваться. Когда придёт время. А во-вторых, Канзеон Босацу понравилось выбранное Соней решение. Сказала – будет очень забавно понаблюдать за тем, что теперь начнётся. Мол, и ты наблюдай, девочка, только не болтай.
* * *
Хейзель с Гатом плелись по унылой равнине, и что-то она казалась им подозрительно похожей на просторы оставленной за океаном родины. В Тогенкё было как-то более пустынно в плане ландшафта, да и публика навстречу попадалась другая, тварь на твари. А тут… Люди. Редко. На машинах! На невиданных и быстрых машинах.
Вот одна, эта, правда, видавшая виды, чуть обогнала их и притормозила. Темнокожая рука опустила окно, высунулась мелкокудрявая женщина с большими серьгами и спросила:
– Вы что, с конвента какого? Вас подвезти?
– Мама! – это из другого окна выглянула молоденькая девчушка. Тоже чернокожая, с кучей тоненьких косичек и мечтательными глазами. Очень красивая, даже Хейзель это отметил.
– Пёрл, ну а что такого? Такие живописные граждане и топают пешком. Вам куда?
– До ближайшего города, – не стал ломаться Хейзель и слегка поклонился. – Благодарствую. Гат, открывай заднюю дверь.
Оба втиснулись рядом с девочкой, Хейзель оказался посередине. Мать Пёрл тронула машину с места.
– Будем должны? – спросил Гат. – Сколько?
– Да сколько не жалко, или даже я просто вас пофотографирую, не откажете оба? Кстати, я Мия, это моя дочь, Пёрл, а вы?
– Хейзель и Гат, – так же по-простому ответил молодой священник. – Почту за честь быть запечатлённым, только вот снимки потом куда?
– Не переживайте, в мою частную коллекцию.
– Мама! – опять чуть не подскочила Пёрл, но, видимо, решила не говорить лишнего при посторонних.
– Мы не против, юная леди, – заверил Хейзель, даже на миг не повернувшись к своему слуге.
А вот Пёрл демонстративно отвернулась от него.
– Что-то случилось? – епископ подпустил в голос елея.
– Какая я вам леди, странный вы сектант, если вы ещё и гнусный белый рабовладелец!
– Я не в рабстве, – бесстрастно вмешался Гат. – Я жив только благодаря ему, и я ему служу.
– И позволяете вытирать об себя ноги, после того, как его предки планомерно истребляли ваших и сгоняли их с исконных земель. А наших с мамой предков покупали в рабство.
– Так и сейчас ещё покупают, и сейчас ещё делят земли, – захлопал глазами Хейзель, – но я как-то всегда держался мнения, что «несть ни эллина, ни иудея», люди должны поддерживать друг друга невзирая на цвет кожи, просто потому что они люди. А не монстры, не твари, не создания нечистого.
– Молодой человек, вы мне разонравились, – сообщила из-за руля Мия. – Я таких уже встречала среди белых и небедных. Типа, все люди равны, но… Так, а вы головой ни обо что не бились? Как это у вас рабство ещё существует, да впридачу монстры какие-то…
– Ага, это уже какой-то «Доктор Кто», – непонятно добавила её дочка. – Инопланетяне и гости из прошлого.
– Есть у вас деньги? – спросила Мия. – И если да, можете показать?
Гат порылся в мешочке на поясе. Вытащил несколько купюр и протянул ей.
Мия аж присвистнула:
– Я ничего подобного не видела даже в музеях! У нас это хождения не имеет, но как уникальный раритет… Да откуда ж вы такие? А монеты есть?
Пока Гат продолжал рыться, Хейзель собрался с мыслями и наконец ответил:
– Головой я не бился, сударыня, и Гат тоже, но кое-что странное произошло, да. Мы были очень далеко от нашей родины, в Тогенкё, а оказались вдруг снова в Америке. Не иначе как твари постарались.
Следующие полчаса парни и дамы втолковывали друг другу, соответственно, что тварей кругом полно – и что их и вовсе не существует. По крайней мере, Мия с дочкой не встречали ни одного представителя, «говоря политкорректно, нечеловеческой расы». Если только среди ролевиков и иже с ними, ну так то ж понарошку.
– Может, в ваших краях они просто очень хорошо маскируются, – заявил Хейзель, – притворяются людьми. Я пока не понял, где мы с Гатом оказались, в будущем ли или в каком-то другом мире, но было бы слишком хорошо, если бы все твари уже перестали существовать. Или их бы и не было.
– Мам, давай высадим этого расиста в ближайшем городке! Ну тошно его слушать!
– Согласна. Но деньги мне и фотосессию тоже. Вы же всё равно не знаете, куда вам надо, не так ли?
– Так. Но ваше счастье, – пафосно провозгласил Хейзель, – что твари не рвали на части ваших близких у вас на глазах!
– Это ужасно, конечно, – Пёрл чуть сбавила тон, – соболезную, только всё же кто-то должен зарыть топор войны. Тот, кто умнее и милосерднее.
Молодой священник задумался и молчал до самого города.

5. Промежуточные итоги
Санзо ожидаемо пропал. Ожидаемо для всех, кроме самого себя. Эта женщина перевернула все его представления о мире. Она была как он, только десятью годами старше. Она ничего не боялась и ни перед чем не терялась, по крайней мере, на первый взгляд. А вот Санзо терялся. И скрывал это из рук вон плохо. Становясь мишенью для насмешек, чаще обычного паля в воздух.
Хаккай, как и всегда, мягко увещевал Годжо попридержать язык. Хотя и самому смешно было отчасти. Но он тут владел собой, считай, лучше всех. Только Соня и знала, что невесёлый это смех. И что, давая Санзо советы, помогая ему идти, как по тонкому льду, по неизведанной территории сердечных волнений, Хаккай методично копает могилу собственным чувствам.
Они с братом никогда это не обсуждали, только переглядывались, этого хватало. Соня не знала, как помочь, разве что перебирала в голове длинные списки имён. В основном женских, и, понятное дело, не из родного мира Хаккая. Она ведь могла отвести его в любой. Но ведь знала, что это не работает. Друзья и родные могут сколько угодно знакомить тебя с кем-то, по их мнению, подходящим, но всё это будет без толку, пока ты не увидишь того, про кого поймёшь, пусть и не в один миг, даже лучше, если не в один: вот это мой человек.
Санзо вот понял. Может, слишком скоропалительно, но и не думал ведь, не гадал, что на свете вообще существует кто-то подобный Шарак. Что можно быть одновременно своим парнем, старшим товарищем – и прекрасной, как богиня. Он боялся её обидного снисхождения и готов был геройствовать на её глазах, как мальчишка. Хотя все уже знали, а сам он догадывался: самое прекрасное и правильное, что она может сделать, это по-матерински его приласкать. Но пока что он боялся её неприступности – а вдруг она монашествует честно и без усилий, а вдруг это то, что ей воистину и надо?
– Вот вернёмся в её обитель – и просто спроси, – так говорил ему Хаккай. – Ей важно, чего ты стоишь, не зря ли о тебе идёт такая слава. А там Шарак-доно сама решит.
* * *
Финальную битву Соня позорно прохлопала. Правда, по уважительным причинам. Как-то всё сразу навалилось. На работе напарник попал в больницу и пришлось взвалить на себя двойную нагрузку. В школе Витька заработал «хвосты» по паре предметов, до того масштабно и неудачно, что Соню аж вызывали на беседу. Этот факт она чудом скрыла от мужа, которому и без того забот хватало. И по службе, и с тем же Витькой разошлись во взглядах на религию, так что Соне пришлось работать медиатором, потихоньку сводя на нет конфликт двух одинаково упёртых личностей. Одна Даша радовала – но и той не повезло простыть, потерять голос и грустно лежать в кровати, так что каждую свободную минуту Соня садилась рядом и читала дочке или рассказывала что-нибудь, что та уже была в состоянии понять и оценить.
Понятно, что тут по волшебным мирам не пошастаешь. Ночью всё-таки спать надо. А ещё, когда тебя от забот в реале аж потряхивает, это не самое подходящее состояние для остановки времени и открытия порталов. Соня не умела творить магию как дышать, ей всегда была нужна предельная концентрация. При таком настрое она даже читать не могла и смотреть сериалы, что уж говорить о вещах посерьёзнее. Только слушать музыку по дороге да тыкать в тупенькие игры перед сном.
Елена как-то спрашивала сестрёнку, почему та не решает житейские проблемы магией. Почему, например, придать нехорошим людям ускорение на пути в ад она может, а полазить в головах у Витькиных учителей – нет. Соня хмурилась и объясняла, на ходу сама до конца осмысливая:
– Знаешь, сестричка, я иногда просто чувствую. Вот это можно делать, а это – нет. Я боюсь работать с сознанием близких, наверняка оно того не стоит, а испортить столько можно… А исходя из этого боюсь трогать что-то, во что моя семья и друзья вовлечены непосредственно. Может, только если им будет грозить серьёзная опасность, это-то я должна почуять…
Да, Хаккай тоже семья. Видимо, его просто миловали небеса, и Соне не понадобилось всё бросать и нестись к нему. Когда в выходной она наконец чуть выдохнула, нежась утром под одеялом, и мысленно позвала брата, то первым делом – ну, после того, как он убедился, что у неё всё более-менее в порядке, – услышала:
– А мы скоро ляжем на обратный курс.
– Да ладно! Что, уже одолели, победили?
– Как ни странно, да. И как-то это было… ни грома, ни треска, будто и не изменилось ничего. Хотя и ёкаи почувствовали, что больше нет излучения, я и сам… и там, где был корень зла, жизнь, конечно, у всех переменилась. А у нас вроде всё и по-старому.
– Что, малой кровью?
– Не страшнее, чем всегда, ты же знаешь, нас лупят много и часто, и ещё будут, на обратном пути, не может же всё так в момент улечься.
– Вот тут, может, чем и помогу. А то что.
– Да не стоит…
– Всегда стоит. А потом могу сводить тебя в гости в Авалор, и не только туда. Они тебя ещё не видели… хотя нет, это плохая постановка вопроса, но просто я же не знаю, хочешь ли их видеть ты.
– Ну любопытно, конечно, но ребятам было бы любопытнее, чем мне.
– Ничего, опер сказал про всех писать, и в гости тащить тоже всех!
…На том они тогда и распрощались. Соня задумалась – сперва о том, найдёт ли Санзо возможность остаться подле Шарак, если та захочет его общества, самой-то ей нельзя надолго покидать обитель и сутру в ней. Потом Соня гадала, как скоро поладят Хейзель и Пёрл Уоррен. Могли ведь в принципе, на почве того, что девочка даже через неодобрение матери хочет познакомиться и с дедушкой и бабушкой, и с отцом, а молоденький епископ тоже дорого бы дал, чтобы знать хоть что-то о кровной родне. Не исключено, что эта парочка даже пустилась бы в совместную авантюру. Будет очень интересно понаблюдать.
А напоследок Соня задумалась о том, насколько угадала, когда описывала впечатления Хаккая от Смолленда и его обитателей. И не только впечатления, но и события. Впрочем, она не Янка, у неё не сбывается придуманное просто так, а только если она хочет и как бы авторизует, заканчивая словесное кружево своеобразным «аминь».

6. Выверты подсознания
Совсем не королевский, камерный вечер в королевском дворце Авалора, все свои, хотя, конечно, некоторые видят друг друга впервые. Гоку увлечён болтовнёй с юной Исой, Годжо уже покинул общество и двинул знакомиться с местными красавицами. Елена заверила, что переживать нечего, народ тут весёлый, бойкий, за себя постоять умеет. Санзо не было, он бы и так не стал шататься по шумным гостям, и занят был общением с Шарак. Детей Соня тоже не взяла, оставила Витьку дома долбить математику и развлекать сестру, которая едва начала выздоравливать. И вот сейчас сидела на диване в углу втроём с Еленой и Хаккаем. Такая радость была их перезнакомить! Сидели, смеялись, разучивали песню (ну то есть Елена разучивала, Хаккай вежливо слушал), которую Соня вспомнила. Когда-то обожала её, а потом из-за определённых событий в реальности стало слишком грустно слушать. Но вот сейчас песенка идеально подходила к тому, что недавно стряслось и сбылось у брата в мире.
Кто-то ничего не понял,
Кто-то просто не заметил,
Просто замолчали птицы,
Просто засмеялись дети,
Просто закатилось солнце,
Просто потемнело небо,
Просто над землёй раздался
Грозный гул победы!
М-м, последняя война,
Специально для тебя –
Последняя война!
Елена потом размышляла вслух, воспринял ли кто-нибудь в Авалоре победу над Шерики – так. Или всё-таки каждый ждал, каждый был вовлечён… Только не каждый знал, что можно сделать.
– До чего же у вас народ сознательный! – вздохнула Соня. – Это у Хаккая в мире понятно, что далеко не каждый вообще понимал, отчего ёкаи с ума сходят, а вот у нас… Ну да не будем о грустном. Лучше я письмо Янке напишу, расскажу, как у нас и вас дела. Если пригласит, пойдёте со мной порталом?
– Я да, – обрадовалась Елена, – это намного проще, чем официальный визит, а то ж и добираться сто лет приходится, и готовиться ещё…
– А я пойду, если не помешаю там, – сказал Хаккай всё так же вежливо.
– Никто там не помешает, уж тем более ты. И Гоку возьмём, ему там ужасно понравится. А вот Годжо – не знаю, он тут в таком малиннике, даже если и отошьют, так весело и с танцами-песнями, а там на него будут смотреть как на разбойника, там с его точки зрения девушки чопорные и занудные!
…В итоге Годжо и правда остался в Авалоре до возвращения остальных. Знакомство с королевской семьёй прошло почти так, как Соня и описывала в фанфике – насколько ей удавалось считать эмоции всех присутствующих. Разве что у Янки немного голова пошла кругом, когда она пыталась разобраться в Сониных опосредованных родственниках.
– Это ж получается – раз ты переродилась, так вы с Хаккаем по крови уже не родня?
– Ну, как бы да. Но в любом случае связаны намертво, близки друг другу и дороги как никто, – Соня чуть заметно вздохнула. – Конечно, в этой жизни мы не только вдвоём против целого мира, но всё равно.
– Да, понимаю, – и ведь наверняка же Янка примеряла на свою ситуацию, свою и сестрёнки, но вдруг подмигнула и заявила: – Ежели что, так я вам тут предоставлю комнату, и никто ничего не узнает, тому гарантией моя магия!
Соня опешила.
– Ты чего?! Вот уж это последнее, что я ожидала от тебя услышать, у тебя же в мире ничего невозможно, кроме высоконравственных поступков!
– Извини. Просто подумала, раз вы так друг друга обожаете…
– Я как бы замужем. Ладно, я не сержусь, ты могла и просто забыть.
– Я и правда забыла, нет мне прощения! Просто вы как две половинки одного ореха, это же видно, вот меня и переклинило, язык мне откусить впору!
– Да забудь, я не обиделась, а просто очень удивилась. А если ты распереживаешься лишнего, твоя любимая сестрёнка огорчится, так что не надо, проехали. Нам и вовсе не судьба вот уже вторую жизнь, это только часть фанатов думают, что тогда мы были как египетские или греческие боги, но всё-таки нет. Вовремя поняли, что мы и есть разлучённые в детстве близнецы.
– Тогда вам только и остаётся, что ещё одной жизни ждать, Сонь.
– Ага, наверно.
На том инцидент был исчерпан. Последнее, чего бы Соне хотелось, было – вслух копаться в том, на каком основании, кроме их с Хаккаем очевидной и глубочайшей привязанности, Янкино подсознание выдаёт такие выверты. Не потому ли, что пребывание в, с позволения сказать, приёмной семейке привило подруге жёсткую аллергию на авторитарных мужчин – генералов в доме, а Юра таким страдал? Соню-то всё устраивало, вот Янка в своё время обижалась, когда своего компьютера у подруги не было, а из общего муж её гонял и не давал общаться. Могло и засесть где-то глубоко, мол, так этому тирану и надо, наставь ему рога!
А может, Соня всё это и выдумала, достроила замок, видя лишь несколько щепок. Чтобы иметь возможность возмутиться и уцепиться за то, что не стоит разрушения, несмотря ни на какие неизбежные в любом браке шероховатости.
И нет, всё же самое последнее, чего она бы хотела, – это обсуждать с Хаккаем тёмные глубины их отношений. Зачем друг другу душу травить. Конечно, Янкин мир для них слишком чист и хорош, слишком похож на детскую сказку, это так и есть, как описала Соня в тексте, но всё же пусть его облагораживающее влияние хоть чуть пойдёт в ход. Тем более что светозарная принцесса Эльза и впрямь прониклась тяжёлой судьбой Хаккая, а значит – скоро, так или иначе, ему наворожат счастье. Он, конечно, склонен жить мечтами о недоступных светилах… но чудеса ведь случаются.

7. Луна для всех
Городок оказался только перевалочным пунктом, конечно же. По большому счёту, и Хейзелю к такому было не привыкать. Он только общей цели не мог понять – чего ищут мать и дочь, к чему стремятся. Исходя из подслушанного, у них самих не было в этом вопросе единства. Пёрл жаждала прикоснуться к своим корням, чем бы это ни обернулось, а вот Мия скорее боялась возвращаться туда, где уже причинила людям боль и обманула их.
Хейзель понимал девчонку всей душой. Если бы только он хоть что-нибудь знал или помнил о своих настоящих родителях или даже самой дальней родне! Всегда склонялся к версии, что их всех убили проклятые твари, вот только пару раз слышал в детстве слова о самом себе, звучавшие с обидной, чуть презрительной жалостью – бросили, покинули, оставили. Как котёнка, на улице. Значит, никому не был нужен. Кроме учителя, но его уже никак не вернёшь. А вот люди той же крови где-то ещё бродят. И пока не посмотришь в глаза, не узнаешь – жалеют ли, что так или иначе потеряли, раскаиваются ли или забыли и думать…
Хейзель поговорил бы с Пёрл, поддержал бы, включил бы обаяние и пастырский опыт… но как никогда боялся, что не сработает. Бесил он её. Едва ли не любыми своими проявлениями. Белый мальчик, хоть, по сути, и бездомный, но из высшей касты, а главное – считающий себя ещё выше, чем есть, и вправе определять, кто тут достоин жить, а кто богомерзкая тварь. Примерно так, запальчиво сверкая глазами, Пёрл ему и высказывала.
– Ты же думаешь, что есть только два мнения – одно твоё, другое неправильное! Ненавижу таких людей! А вдвое хуже, что ты ещё и лицемер!
И возразить-то было нечего. Кроме ссылок на всяческие материи, которые для этой девочки ровным счётом ничего не значили.
Так что однажды Хейзель всё-таки решился. И заговорил совсем о другом:
– И всё же кое в чём мы похожи. Я бы тоже очень хотел увидеть свою родню по крови. Только у меня нет ни одной ниточки, да к тому же я вообще не уверен, вернусь ли когда-нибудь в свой мир.
– Ну да, конечно, – невесело засмеялась Пёрл, – а меня всего лишь мама не пускает. Советуешь её не спрашивать?
– Может быть. Со мной и Гатом вряд ли ты сильно рискуешь, отправившись в самостоятельное плавание.
– Проблема в том, святоша, что все координаты только у мамы. А вы оба тут совсем не ориентируетесь и непонятно как будете выживать. Так что идти с вами неизвестно куда? Тем более что я уже ненавижу все эти скитания, я хочу наконец осесть где-то в нормальном месте, ходить в одну и ту же школу, завести друзей и парня, и у мамы есть для этого ресурсы и резервы, но она считает себя вправе решать за меня! – всё, прорвало. – Она просто бежит от своих страхов, от своих прошлых ошибок и эгоистических решений! Да ещё пытается выставить себя героиней, бунтаркой, вызовом обществу свинских зажравшихся потребителей!
– Если я попробую с ней поговорить, вряд ли это поможет. Я для неё не авторитет. Во-первых, я всего лишь чуть старше тебя, а во-вторых, по тем же причинам, по которым я и тебе не нравлюсь.
– Но ты всё же попробуй. Только не с высоты какого-то своего превосходства, а расскажи, что тобой тоже распорядились, бросили одного, и ты хотел бы знать всю правду.
…Мия задумалась прежде всего над словами Хейзеля о том, что если она не пойдёт навстречу дочери, та просто сбежит и ещё неизвестно во что вляпается. Конечно, надо когда-нибудь выпускать птенцов из гнезда, иначе никогда не встанут на крыло, но не так же. Хотя бы незаметно приглядывать, пока набивают свои собственные шишки. А лучше, конечно, сразу выстраивать всё на доверии.
Вот и вышло так, что Мия довезла дочь до родительского дома. Сама осталась в машине, ещё слишком тяжело было смотреть родителям в глаза. Они её, наверно, никогда не простят.
* * *
Соня перевела дух. Эта сцена была и в сериале, под самый занавес, мол, а дальше думайте сами, как всё прошло. В общем-то, Мия додумалась бы и без сторонних доброхотов. Но, впрочем, тут важно не то, как это скажется на истории мамы и дочки, а то, как продвинет отношения молодых людей.
– Интересно, – думала она вслух, положив голову брату на плечо, – Пёрл потом и до отца доедет? И до его жены, которая должна была растить её и стать ей матерью?
– Доехать-то точно доедет, с Мией или без неё, а вот останется ли жить той красивой жизнью, что ей предназначали изначально…
– Она бы осталась. Только я вот что-то думаю: те люди, поверив Мии, что та не доносила для них ребёнка, нашли другую суррогатную мать. И, как говорится, «я прилетел в свою старую детскую, а в моей постельке уже спал мальчик». Это очень хорошая книжка, я тебе её дам почитать.
– Спасибо. А говоря о Пёрл – что бы там ни было, она должна сама увидеть это и сама этот опыт пережить.
– У неё всегда есть вариант поселиться у бабушки с дедом. А вот что будет с Хейзелем, возвращать ли его обратно…
– Тут весь вопрос в том, что может принести ему встреча с кровной роднёй. Мы же ничего о его корнях не знаем.
Соня вдруг засмеялась:
– Мы сейчас с сыном смотрим аниме «Берсерк», и ещё сложно сказать, кто кого подсадил, так вот там есть один тип, он, правда, чистый воин, мечник, а не клирик… хотя нет, тоже ведь в итоге связался с демонами, только сознательно. Так вот он и мордашкой своей смазливой вылитый Хейзель, и манерами, подкатами, тем, как пытается работать на обаянии… И он там по сюжету соблазнил юную наивную принцессу. Вдруг та в результате родила да и выкинула масявку в другой мир, случайно или нарочно? Конечно, это всего лишь моя буйная фантазия…
– Кто знает, родная. Но если там что-то такое – это закрытая книга, так ему и придётся осваиваться в новом мире.
…Он и осваивался. Встретил Пёрл после первого визита в дом деда и бабушки. И последовавшего за этим неловкого и нелёгкого разговора с матерью. Хейзель тоже отводил глаза, видя на щеках девочки потёки от слёз, и пытался найти слова утешения. Никогда в жизни у него это не получалось настолько паршиво.
– Они сказали, что для мамы дверь тоже всегда открыта. Да, годами не могли простить, кажется, это правда изменила я. А вот она ещё не готова с ними увидеться.
– Я понимаю. И что она собирается делать? Везти тебя дальше непонятно куда? Или отпустить познакомиться с отцом?
– Пока она подумывает плясать от хорошей школы. Чтобы как я люблю – с математикой, и чтобы никто не мешал там ею заниматься. А пока будем устраиваться – может, куда и съездим. А ты сам-то что надумал?
– Я хочу быть уверен, что больше никогда не смогу вернуться в родной мир. А пока ищу ответ – Гат устроился разнорабочим, нашёл нам какое-никакое жильё, а я брожу по храмам. Глядишь, тоже оценят.
– Ты хотя бы хорошенький, – хмыкнула Пёрл, – и петь вроде умеешь. Смотри, чтоб только кто-нибудь этим не злоупотребил.
– А это смотря кто. Вдруг мне ещё понравится. Ведь не все те, кто изумительно притягателен, так недоступны и настолько ненавидят людей, как Санзо-хан.
Пёрл заметила, что он хорохорится, подкалывать не стала, просто спросила:
– А тебе есть о чём жалеть в своём мире? Кто-то тебя там ждёт?
– Да вот не думаю. Мир без чудовищ я обрёл, Гат со мной, Санзо-хан меня знать не хочет, а его друзья-твари и вовсе ненавидят… разве что вот тоже посмотреть в глаза кому-то своей крови. Даже если я им не нужен, даже если и не был нужен никогда.
– Я тебя прекрасно понимаю. Но если ты так и не сможешь вернуться, тебе проще будет считать, что ты просто упал со звёзд. Конечно, у тебя и так самомнение… но всяко будет не столь печально. Я попробую вспомнить, что вообще-то пишу стихи, я не обещаю переплюнуть старый испанский хит про сына Луны, но знаешь, ты бы вписался в подобную историю. Некогда смуглая-смуглая цыганка молила Луну о ребёнке, и та ниспослала – но, мол, всё равно ты мне его вернёшь. Потому что был этот ребёнок белый, как молоко, и, конечно же, цыганкин муж его не признал. Уж не вспомню, чем кончилось, но так или иначе забрала его Луна. Слишком уж он был нездешний и никуда не вписывался.
– Я люблю Луну, – прошептал Хейзель как зачарованный. – Мне всегда казалось, что она меня понимает и зовёт. Глядишь, и путь покажет.
– А было тебе с кем гулять под луной?
– Я пытался, ему не захотелось.
– Ты был влюблён всего однажды?
– Да. В мужчину и человека другого Бога. До того был весь в служении, по счастью, никто меня не лапал и я даже не целовался ни разу. И думал, обойдусь, вернее, не нуждаюсь, а потом его встретил.
– Тоскуешь? По нему или по всем тем чувствам? Хотел бы просто пойти на свидание?
– Без любви? Не знаю. Стой, а это что, предложение?
– Я тоже ещё не решила. Но если что, тоже была влюблена всего однажды – но я уже не девственница. И, может, всё бы у нас было неплохо, но моя мать вдрызг разругалась с его матерью и увезла меня, до кучи его брат меня ревновал, его сестра злоупотребила нашей с ней дружбой, прикрывая собственные ошибки, а его другая сестра очень хотела, чтобы моя мама была её мамой… ну, в этом плане я тоже святой не была, тоже хотела бы с ней поменяться. В общем, вот.
– И ты хочешь сказать, что тоже тоскуешь не по нему, а по всем тем чувствам?
– Однозначно. Так что если и ты – так Луна общая!
* * *
– Кажется, поладят, – улыбнулась Соня. – Но вот в иномирном происхождении беленькой чепуховинки я всё больше убеждаюсь. Даже если его мать не принцесса, а отец не эпичный злодей. Пёрл вот напомнила про сестру своего парня, там же что было: забеременела от своего мальчика, сказала ему, точнее, намекнула, что очень-очень хотела бы маленького, а мальчик такой в ужасе – ты что, куда нам сейчас ребёнок?! И она просто пошла и аборт сделала, и подписалась в клинике именем Пёрл, и ужасно всё запутала.
– Я так скажу, – устало улыбнулся Хаккай, – это решение имеет право принимать только сама беременная, остальные лезть не должны, но одно дело самой не хотеть рожать, а другое когда вот так, ради сохранения отношений, не давая даже заподозрить, что внесёшь в жизнь партнёра неудобства… Стоят ли того отношения?
– Нет. И, уверена, у них всё развалится или уже развалилось. Но я не к тому начала, и даже не к тому, чтобы поорать, как плохо и безнравственно заниматься сексом до свадьбы или хотя бы как тупо не предохраняться. А к тому, что ребёнка она убила, а душа у него уже была. И куда-то делась. Почему бы и не стала Хейзелем? Меня на такую мысль навёл пассаж Пёрл про лунную масявку. Там же ещё парень чернокожий, а девочка белая, и – смотрим на Хейзеля, такой вот странный дар небес. Который два популярных подростка не смогли принять. Блин, какая же тяжёлая и сложная тема, как же отвратительно, когда некому всё это объяснять дочкам и сыновьям… но своим-то детям я объясню, а есть ещё и младшие сёстры! Нет, ну Иса ещё мала, лучше бы ничего не слышала, а вот Елена… Лесь, ты слушала?
– Прости, сестричка, не особо, – голос сестрёнки-принцессы звучал как-то странно. Чтобы Елена – и плакала? – Нельзя мне давать такие книги, Сонь.
– А что читаешь?
– Уже дочитала, – Елена показала обложку.
– «Овода»? Ну, я слышала, что многие над ним плачут, даже столько реальных героев плакали, но я сама – нет. И мама нет.
– Ну как же можно, неужели не жалко Артура?
– Вот знаешь, это, конечно, одна из священных книг революционеров, но его отца мне сейчас жальче. Может, потому что я сама мать.
– Как ты можешь, Соня, он же своё дитя приговорил! Да если бы я там была, я бы…
– Милая, мне это знакомо, я даже сходу придумала бы пару вариантов, как переписать финал этой истории в счастливый, только начинать надо было бы где-то в конце первой части, думаю. Потрясти мальчика и отправить к отцу, чтобы объяснились, прежде чем он вот так всё бросил. Только вот… настоящий Вафельный Лекарь должен быть бескорыстным. А у тебя глаза горят. Не забывай, что ты кронпринцесса. Тебе не пристало навязывать своё общество разбойнику с ядовитым языком. Нет, дело его было правое, только занимался он им, чтобы окончательно не спятить, отношения с отцом были в разы важнее. И ты бы ему не понравилась уже в силу своего положения в обществе.
– Эй, я тоже свою страну освобождала!
– Знаю, сестричка, но ты ведь и возвращала свою корону. К тому же ты такая юная, жизни не знаешь, человек хоть немного порядочный не стал бы влезать в твою жизнь и отвечать на твои порывы, слишком рискованно.
– Вредная ты, – всхлипнула Елена и убежала.
– Ну вот, пожалуйста, – Соня закатила глаза. – Боюсь даже думать, что буду делать, когда это с Дашкой случится. Хорошо ещё, если так же, если воспитание чувств будет на придуманном персонаже, всё равно в описанные миры без меня никому из них не попасть.
– С Дашей – вот тут, увы, не знаю, что тебе и сказать, родная, – вздохнул Хаккай, – в твоём мире у меня мало возможностей помочь, если вообще есть. А вот за Еленой обещаю незаметно приглядеть. И если вдруг что-то зайдёт далеко, я на машине, перехвачу.
– Напомнил ты мне сейчас песню, потом включу и переведу, но там так примерно: «эй, сестрёнка, что ты наделала, с кем сбежала, прыгай на переднее сиденье, отличный день, чтобы начать всё сначала, отличный день для «белой» свадьбы», в смысле, чтоб свадьба не была бы профанацией. Там, правда, «сестрёнка» не в прямом смысле используется, в английском так иногда и подружек называют, а если задуматься – ты мне брат, она мне сестра, а друг другу-то вы…
Она замолчала, оба замерли, уставившись друг другу в глаза.
– За тебя её отдадут, если что, – сказала наконец Соня куда грустнее, чем ей бы хотелось. – И всем будет хорошо и спокойно, включая её саму. Только… всё же не наступай на горло собственной песне.
– Если я смогу так, сестрёнка.
Посидели ещё молча, а потом долго слушали на Сонином телефоне песню.
Hey little sister, what have you done?
Hey little sister, who's the only one?
Hey little sister, who's your superman?
Hey little sister, who's the one you want?
Hey little sister, shotgun!
It's a nice day to start again
It's a nice day for a white wedding
It's a nice day to start again

Сентябрь 2019, июнь 2020 – март 2021