Плывущие против течения

Нетолерантная Русь
вчера в 19:00
В селе Шерагул Тулунского уезда Иркутской губернии проживала большая, богобоязненная и зажиточная семья крестьян Кокориных. Отец семейства, дед Иван был весьма благочестив, умел читать, поэтому нередко в доме слышно было чтение книг духовно-нравственного содержания: Евангелия, Псалтири или Житий святых. Взрослых своих детей, когда те обзаводились семьёй, Иван Кокорин наделял собственным хояйством, и у каждого из них была своя заимка.
У Якова Ивановича с его супругой Евфимией Фёдоровной была своя пасека. Когда-то в детстве, у него тяжко болели ноги из-за простуды, и двигаться мальчик мог только при помощи палок, которые держал в обеих руках. Родители, испробовав все возможные деревенские средства, решились на самое последнее и надёжное дело – паломничество к чудотворцу свтятителю Иннокентию в Иркутск. Ярким воспоминанием для всей семьи навсегда остался тот момент, когда Яков после третьего отслуженного молебна у мощей святителя сразу оставил палки и свободно пошел своими ножками. После гражданской войны он пришел больным, сказывалось отравление газами в окопах, тихо жил и работал на пасеке. В 12 июля 1929 года в семье родилась вторая дочь – Мария. Старшей дочке Наташе было 6 лет. Работая на пасеке, он нередко снимал с лица сетку и читал вслух Евангелие, а пчёлы собирались у него на лице и голове тихонько жужжали, не принося ему никакого вреда.
Когда Маше шел пятый год, случилось несчастье – Якова Ивановича лягнул жеребец. Удар копытом пришелся в грудь, и, проболев две недели, он скончался в 36 лет. Овдовев, Евфимия Фёдоровна, перешла жить к родителям мужа, как вскоре выяснилось, ненадолго. Шла коллективизация, и всю семью Кокориных раскулачили. Дед Иван, едва завидев в окно приближающихся активистов, сам вышел навстречу, открыл двери всех построек со скотом, встал на колени во дворе и произнёс: Господь дал, Господь и взял! Его с женой сослали в далёкую Мангазею, Евфимия с дочерьми пошла по миру. В памяти Маши навсегда остались тетки, сестры отца, которые по ночам любили молиться. Просыпаясь среди ночи, нередко Мария слышала, как те усердно кладут земные поклоны. Впоследствии деда Ивана и жену его удалось вернуть из ссылки, так как дочь его Александра Ивановна была замужем за красноармейцем, и он ходатайствовал за тестя.
Молодая вдова поехала в Иркутск, и какое-то время жила у своей старшей сестры Александры Федоровны. Та имела свою семью – мужа и троих детей, жили в бараке, в Военном Городке ютились в одной комнате. Евфимия Фёдоровна попыталась второй раз выйти замуж, но мужчина оказался жестоким человеком: обижал девочек и нередко запирал их в подполье. Так они и остались втроём. Евфимия Федоровна работала в столовой поваром, девочки учились в школе.
Старшая дочь, Наталья после школы, поступила учиться в Педагогическое Училище на учителя младших классов, а закончив его, стала работать по специальности. Мария закончила четыре класса начальной школы и поступила на курсы лаборантов. По окончании курсов работала в лаборатории организации Загот. Зерно в течение семи лет. Далее из автобиографии известно, что Мария окончила курсы Министерства Связи при ПЖДСП и приступила к работе в почтовом отделении, которое находилось на железнодорожном вокзале Иркутск-Пассажирский. Работала помощником начальника почтового вагона.
Как работающей в структуре железнодорожного транспорта Марии полагался каждый год бесплатный проезд. Использовала она его на паломнические поездки, побывала в Почаевской Успенской Лавре и Киевопечерском монастыре.
На работе обратили внимание на способную, внимательную и ответственную Марию и стали предлагать работу за границей. Она долго отмахивалась, и начальник стал выпытывать у неё причины отказа. В кабинете состоялся разговор, и она призналась, что не хочет вступать в партию, потому что верует в Бога. В свою очередь он рассказал о том, что он сын репрессированного священника, дал ей хорошую рекомендацию, и Мария поехала в длительную загранкомандировку. В общей сложности она проработала в Китае два года, и во Вьетнаме три года. В эти годы от неё приходили краткие сообщения на почтовых открытках: «Всё хорошо. Здорова. Работаю». Единственное, что было известно, что работала она при посольстве.
Вернулась Мария не одна. Приехал с ней молодой и очень симпатичный человек – Валентин Кожемякин. Привела она его к Евфимии Фёдоровне знакомиться, а мама в силу своего житейского опыта и материнского чутья заметила что-то неладное в молодом человеке: «Маша, не ходи за него, он душевнобольной!» Мария была так влюблена, что и не видела ничего странного в своём избраннике, и маминым опасениям не вняла. Брак был зарегистрирован. Практически сразу болезнь молодого человека стала стремительно прогрессировать – фазы тихого помешательства сменялись диким буйством, что для Марии стало тяжким и неожиданным ударом. Жили молодые в коммунальной квартире в центре города. Вскоре по болезни Валентина им дали отдельную квартиру, так как соседи боялись его при обострениях. Она всё не верила, что это неизлечимо, то забирала домой, то снова госпитализировала, так в невыразимых мучениях прошло более пяти лет. Врачи не давали никакой надежды на излечение. В это время она стала ближе к храму, посещала службы в Знаменском Соборе, познакомилась с монахинями, которые там служили. Также стала общаться со своими тётками – сёстрами отца, они работали в Михайло–Архангельской церкви, Марфа Ивановна пекла просфоры, а Александра Ивановна звонила в колокола. Наконец было принято нелёгкое, выстраданное решение – определить Валентина на постоянное лечение в психиатрическую больницу в Жердовке, что под Иркутском.
Продолжая работать в почтовой службе заместителем начальника, она всё более стремилась к тому, чтобы пойти служить в храм, и крепко верующие тётки также поддерживали её желание. В 1971 году она пришла на приём к архиепископу Вениамину (Новицкому), который тогда управлял епархией, и просила его благословения на работу в Михайло – Архангельской церкви. Владыка внимательно её выслушал, и как она потом всегда вспоминала, благословил «по-архиерейски» двумя руками, подарил молитвослов и сказал: «Идите, идите, матушка, трудитесь с Богом!». На работе начальник в недоумении посмотрел на заявление об уходе и никак не хотел подписывать. Было неясно, как в расцвете сил, при хорошей должности, замечательных характеристиках и наградах можно уволиться? И куда? В Церковь! Что за дикость!? В советское время! Не желая лишиться ответственного работника, он долго не подписывал заявления и предлагал хорошо подумать. Она стояла на своём.
;
Так в 42 года она стала работать в храме Святого Архангела Михаила. Надо сказать, что все родные на неё ополчились за такой шаг, отговаривали как могли, советовали не губить себя и снова выйти замуж, но всё было напрасно. В 1973 году Мария Яковлевна Кожемякина была назначена старостой храма. Нужно помнить советское время, отношение государственной власти к Церкви, поэтому бывало всякое. Например, храм имел существенные повреждения и был признан аварийным. Согласно предписанию комиссии требовался срочный ремонт, а стройматериалы в те времена приобрести было практически невозможно. Приходилось и по ночам ходить на железную дорогу, где разгружались составы и подбирать всё, что могло сгодиться, и обращаться к знакомым. Работы на приходе было много и Мария Яковлевна бралась за всё: стирать, белить, мыть полы, стоять в церковной лавке… Каждые две недели она собирала передачу – бельё, продукты и ехала навестить больного Валентина. Он её всегда ждал. Иногда она его обнаруживала связанным; в буйном состоянии он отказывался носить больничное бельё, кричал и сопротивлялся. И так продолжалось многие годы.
В Иркутск назначались архиереи и снова уезжали, менялись на приходе священники, приходская жизнь кипела. Мария Яковлевна сблизилась со схимонахиней Гавриилой (Безъязыковой) и по временам навещала её в Знаменском, старалась прислушиваться к её советам. Архиепископ Серапион, высоко ценил труды Марии Яковлевны, о чём говорит соответствующая характеристика (смотреть).
Была она награждена и грамотой от патриарха Пимена, а так же орденом святого благоверного князя Александра Невского, а впоследствии, орденом Святого равноапостольного великого Князя Владимира. Иногда Мария Яковлевна бывала в гостях у своей старшей сестры. Та в 1980-е годы строила дачу, что по тем временам бывало довольно редко. В связи с этим произошел такой, несколько комичный, но свидетельствующий о некоторых «особенностях» того времени случай. На следующий день после поездки на дачу, она в простоте душевной поделилась с некоторыми работниками на приходе своими впечатлениями от отдыха на природе. Краткий отдых на участке у родных, среди бесконечных трудовых будней и постоянной внутренней скорби от болезни Валентина, был иногда просто необходим. Кто-то сообщил «куда следует», и перед Марией Яковлевной в скорости предстал следователь с двумя помощниками – представителями правопорядка. Показав удостоверение, ей предложили «пройти». В отделении милиции ей задали вопрос: « На какие средства, строите дачу?»
Для проведения обыска приехали на квартиру к Марии Яковлевне, и, войдя в двери, ошеломлённо встали на входе. В практически пустом жилище царила такая нищета, что товарищи смущённо переглянулись, извинились и очень быстро ретировались. Той небольшой зарплаты, которую она получала на приходе, едва хватало на передачи Валентину и самой только на самое, что ни есть необходимое…
Так в заботах проходили годы. В 1990 году на Иркутскую кафедру был назначен епископ Вадим (Лазебный). Он перевёл Марию Яковлевну из Михайло–Архангельского храма в Знаменский собор. Поселилась она в келье схимонахини Гавриилы, обе были рады. Матушка Гавриила, подчёркивая в Марии Яковлевне такое качество как трудолюбие, часто говорила: «Мы с ней одного духа!».
Жили они дружно. Вместе молились, читали каноны, правила. м.Гавриила пока были силы, готовила для Марии Яковлевны, а та всегда возила схимницу на службу в её коляске. Каждый день к схимнице кто-то заходил, а нередко и ночевать оставались. Мария Яковлевна всегда говорила: «Я всю жизнь на людях, с народом!» И, надо отдать ей должное, относилась к этому с большим терпением. Наступил 1992 год, и Валентин скончался в больнице. В общей сложности он провёл в ней более тридцати пяти лет, и все эти годы Мария Яковлевна навещала его каждые две недели, неизменно собирая передачу – продукты и бельё. Один Господь только знает о том какую внутреннюю скорбь и сердечную болезнь она несла внутри себя всё это время. Так ковался характер будущей монахини.
Спустя два года Владыка принял решение о возрождении монашеской жизни в Иркутском Знаменском женском монастыре. Среди кандидаток на принятие монашеского пострига была и Мария Яковлевна Кожемякина. Трогательное и необыкновенное событие произошло в 1994 году, после Всенощного Бдения накануне праздника Успения Пресвятой Богородицы. Особенно знаменательным было то, что восприемницей на постриге стала схимонахиня Гавриила (Безъязыкова), последняя из насельниц Знаменского монастыря. Она поступила в монастырь примерно за три года до его закрытия, что подтверждали списки ОГПУ составленные органами в 1925 году. В постриге Владыка нарек Марию Яковлевну монахиней Магдалиной, в честь святой равноапостольной Марии Магдалины.
Монахиня Магдалина продолжила свои труды на благо Церкви. Многие её помнят очень собранной, строгой, хлопочущей совершенно обо всём, что касалось храма и богослужения. Она обладала системным мышлением и задатками хорошего руководителя, в чём все мы часто убеждались. Многолетняя деятельность её на приходе Знаменского Собора была весьма многогранной, вспомним лишь вкратце некоторые вехи этой деятельности.
На богослужениях (а они совершались ежедневно), она присутствовала всегда, за очень редким исключением. Очень любила церковное пение. Стояла, как правило, на одном и том же месте, по храму передвигалась только в случае крайней необходимости, стараясь не причинять никому беспокойства. Если утром совершалась праздничная Литургия, да ещё и с участием архиерея, она приходила заблаговременно, намного раньше других и старалась сделать всё необходимое с максимальной аккуратностью. Зная человеческие немощи и слабости ещё с тех времён, когда работала в миру на руководящей должности, старалась лично за всем проследить и проконтролировать все ответственные моменты. И такое беспокойство оказывалось как-то очень кстати, нередко кто-то что-то забывал, путал или приходил не ко времени… Любила праздники с участием крестного хода – когда бывал чин погребения Плащаницы Божией Матери на Успение или Плащаницы Господа в Страстной Пяток, а также на Святую Пасху и дни Светлой Седмицы. Привлекала в качестве крестоходцев постоянных прихожан, работников и сестёр монастыря, каждый из участников при этом чувствовал особую торжественность и радость.
С большим уважением относилась к священникам служащим в храме, старалась прислушиваться к их пожеланиям, в том числе касающихся качества ладана и вина приобретаемых для совершения богослужений.
С ревностью следила за чистотой и порядком в храме. Беспокоилась о том, чтобы ковры и дорожки были постелены ровно и соответствовали празднику по цветовой гамме, лампады вычищены, заправлены маслом, огонёк не был очень большими и не коптил, свечи стояли перед всеми чтимыми иконами и непременно у иконы праздника.
Между службами очень любила наводить порядок. Подвяжет тонкий ситцевый платочек, и обязательно фартук, и ходит с ведром и тряпкой моет и вытирает везде, где видит какой-либо непорядок. Ко всем большим праздникам бывали особые приготовления. Промывались с горячей водой все подсвечники, киоты с иконами и иконостасы начинали сиять, закупались цветы, было всегда заметно, что ожидается торжество. Несмотря на то, что матушка Магдалина была серьёзной и довольно требовательной, всегда кроме постоянной «команды» старушек находились и другие помощники для уборки в храме. В этом очень много значил её личный пример — работу, требующую особого тщания и благоговения она предпочитала делать сама. Такое отношение к труду в храме, в окружающих её людях воспитывало должное отношение к святыне.
Особым действом была стирка ковров в летнее время (когда не было возможности сдавать их в химчистку). Доставались все ковры и дорожки, использовавшиеся в течение года для разных нужд храма, матушка одевалась в свою любимую рабочую одежду и резиновые сапоги, вооружалась жесткой щеткой и куском хозяйственного мыла, и работа начинала кипеть. При этом одновременно бывало по два-три помощника. Ковры неоднократно намыливали, терли щётками и смывали мыло холодной водой из шланга. Сушили на заборах погожими днями и продолжалось всё это более недели. Со временем Владыка сделал предпочтение в сторону химчистки, да и матушка ослабела с годами.
В сентябре 1996 года отошла ко Господу старейшая насельница монастыря схимонахиня Гавриила (Безъязыкова). Мать Магдалина служила ей до последнего часа и с честью проводила в путь всея земли.
Люди далёкие от Церкви чаще всего вовсе не знают, чем занимаются монахини и вообще все церковные работники. Для большинства является новостью, что ежедневное совершение богослужений сопряжено со многими и необходимыми заботами и трудностями. При внимательном рассмотрении оказывается, что на приходе всегда немало хлопот. Церковные облачения и утварь должны быть в наличии и полном порядке, храм и прилегающая территория чистыми, необходимые ремонты произведены в своё время. Также всё потребное для службы: ладан и уголь должны быть всегда в наличии, вина; (отличного качества) — достаточный запас, просфоры испечены в должном количестве, качестве и вовремя. Вот далеко неполный перечень…
О работе просфорной хочется сказать особо. Сначала просфоры выпекались только для Собора, но с середины девяностых стали массово открываться храмы и одним из главных и острых вопросов стоял вопрос о просфорах – где их взять? Ведь без них не может совершаться Литургия.