de omnibus dubitandum 118. 334

ЧАСТЬ СТО ВОСЕМНАДЦАТАЯ (1917)

Глава 118.334. ПРОТОКОЛ ПОКАЗАНИЙ С.П. БЕЛЕЦКОГО ОТ 14 ИЮНЯ, и 2 ИЮЛЯ 1917 Г.

    БЕЛЕЦКИЙ Степан Петрович (?) (1873, Чернигов — 5 сентября 1918, Москва)(см. фото) — российский государственный деятель, сенатор. Из мещан, православный.
В 1894 году окончил юридический факультет Киевского университета и поступил на службу в канцелярию киевского генерал-губернатора.
29 ноября 1899 года назначен правителем канцелярии ковенского губернатора. Одновременно состоял исполняющим обязанности правителя дел ковенской комиссии народного образования и делопроизводителем губернского попечительства о народной трезвости. Член РСДРП(б) с 1903 года. В 1904 году перешел в канцелярию виленского, ковенского, гродненского генерал-губернатора. Стал одним из членов-учредителей и членом совета Виленского отдела Русского собрания. Кроме того, состоял почетным мировым судьей Виленского уезда и пожизненным почетным членом Свято-Духовского Виленского православного братства.
10 февраля 1907 года назначен самарским вице-губернатором. 31 июля 1909 года, по приглашению П.А. Столыпина, высоко оценивавшего деловые качества Белецкого, назначен на должность исполняющего делопроизводство вице-директора Департамента полиции, заведывал законодательной частью, участвовал в подготовке реформы полиции и паспортного устава.
В 1912 году был назначен директором Департамента полиции и произведён в действительные статские советники. Имел отношение к Ленскому расстрелу.
28 января 1914 года пожалован в сенаторы, с производством в тайные советники, и определён к присутствованию в 1-м департаменте Сената. С сентября 1915 года по февраль 1916 года был товарищем (заместителем) министра внутренних дел.
Протопресвитер Георгий Шавельский так описывал С.П. Белецкого:
«Разжиревший, с одутловатым посиневшим лицом, заплывшими глазами и сиплым голосом, он в 1915 г. производил впечатление нравственно опустившегося, спившегося человека. Но для Царского Села близость известного лица к Распутину была ширмой, чтобы скрыть какие угодно недостатки и гадости. Проще говоря, у близкого к «старцу» человека их не замечали».
Интересно мнение и о самом Г. Шавельском в консервативной эмигрантской среде как о масоне, шпионе и ренегате. Своей деятельностью о. Шавельский поддерживал экуменизм, введение григорианского календаря, а также притязания на власть митрополита Евлогия (Георгиевского) в споре того с митрополитом Антонием.
В течение этого времени начальник Белецкого, министр внутренних дел А.Н. Хвостов поручил ему организовать убийство Распутина. В феврале 1916 года освобождён от должности и назначен иркутским генерал-губернатором. После расследования скандала с убийством был оставлен в Петрограде и назначен сенатором.
Награды:
Орден Святой Анны 2-й ст. (1903);
Орден Святого Владимира 4-й ст. (1905);
Орден Святого Станислава 1-й ст. (1913).

В 1917 году в ходе Февральской революции был арестован. С 3 марта по 25 ноября содержался в тюрьме Трубецкого бастиона и давал показания Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства. В показаниях Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства после своего ареста в марте 1917 года он рассказал, в частности, о принадлежности к масонству C.Ю. Витте, П.А. Столыпина и митрополита Антония (Вадковского).
В 1918 году был арестован ВЧК как заложник, перевезён в Москву и, в самом начале Красного террора, 5 сентября 1918 года после покушения на Ленина, публично, на территории Петровского парка, слишком много знавший о связях РСДРП(б) с различными спецслужбами, казнён во внесудебном порядке, вместе с другими государственными деятелями Российской империи. Вместе с ним в этой партии заключенных (всего до 80-ти человек) были расстреляны бывшие министры внутренних дел Н.А. Маклаков и А.Н. Хвостов, бывший министр юстиции И.Г. Щегловитов — последний председатель Государственного Совета, протоиерей Иоанн Восторгов, епископ Ефрем (Кузнецов) и др. Как вспоминал очевидец расстрела, С. Кобяков, -
За несколько минут до расстрела Белецкий бросился бежать, но приклады китайцев вогнали его в смертный круг. После расстрела все казнённые были ограблены…
Супруга: Ольга Константиновна Дуроп, р. ? г. - дочь генерала К.Н. Дуропа. Дети: Константин, р. ? г., Владимир, р. 1904 г., Наталья, р. ? г. и, Ирина, р. ? г.
После гибели Белецкого его жена побывала на приеме у А.М. Горького и с его помощью получила пропуск для отъезда семьи из Петербурга в Пятигорск, где на её имя Белецким была куплена дача. Вскоре семья переехала в Киев. Сын Владимир (будущий писатель В.С. Железняк-Белецкий; 1904—1984) был оставлен в Москве у родственников учиться.

    Состоя на службе начальником отделения канцелярии Виленского генерал-губернатора с 1904 года, я ни к одной из союзных правых организаций не принадлежал и только в Вильне поступил в число учредителей и был избран членом совета отдела Русского собрания, председателем которого состоял вначале б[ыв.]. т[ов.]. мин[истра]. Харузин, а затем Андр. Афан. Станкевич, бывший в дни переворота управляющим земского отдела, но деятельность этого общества во многом отличалась от программы крайних правых партий. Затем, когда я был вице-губернатором в Самаре после убийства на политической почве губернатора Блока, то мне приходилось в качестве представителя власти присутствовать на торжественных собраниях, устраиваемых местным отделом союза русского народа, председателем которого состоял самарский лавочник Шустов, которого местный полицеймейстер Критский (покойный) обвинял в скупке краденых вещей.

    В ту пору заступивший Блока губернатор Якунин, в интересах противодействия возможным уличным выступлениям толпы при беспорядках, уделял много внимания поволжским грузчикам, поддерживая их материально позднею осенью и зимою, когда у них не было работы, устроив для них ночлежки с выдачею пищи и часто помогая им деньгами и одеждою.

    Бывший в ту пору начальник района, жандармский полковник Бобров, убитый при мне в Самаре, поддерживал, в силу общих указаний, деятельное сношение с местными монархическими организациями, получая от них сведения, необходимые ему, давая им те или иные поручения и снабжая их оружием.

    Полковник Бобров, как начальник района, имел под своим наблюдением несколько губерний, в соответствии с территориальным распределением сил в ту пору партии социалистов-революционеров. После этого я был приглашен П.А. Столыпиным вице-директором департамента полиции, получил в свое заведывание финансовый и законодательный отделы и, в силу системы, принятой в департаменте, я не считал себя в праве интересоваться деятельностью политического отдела, во главе которого, в ту пору стояли вице-директор Виссарионов и заведующим особым отделом сначала полковник Климович, а затем полковник Еремин.

    Это было в 1909 году. Виссарионов только что тогда вступил в департамент и из местных руководителей монархических партий был знаком лишь с Алекс. Иван. Дубровиным.

    Все сношения при Столыпине с правыми организациями вел бывший в ту пору товарищем министра генерал Курлов, который в своих поездках по устройству высочайших проездов, как например, в Полтаву, всегда прибегал к посредничеству и содействию правых организаций. Так, например, в Полтаве, чтобы поразить государя, во время его посещения народного гулянья, вся полиция была снята, роль ее заменяли монархические дружины, и таким образом являлась, для государя видимость проявления чувств широкой народной преданности.

    После убийства Столыпина, по назначении Макарова министром внутренних дел, я состоял в должности директора департамента, в каковой и находился целый год и, при Маклакове... Система охраны государя во время высочайших путешествий была несколько видоизменена, и центром руководительных действий на местах являлись местные градоначальники и губернаторы, которые также прибегали к содействию монархических организаций для обслуживания пути проезда высочайших особ.

    При этих двух министрах, Маклакове и Макарове, все сношения с правыми организациями (т.е. с представителями их) лежали на них, и я исполнял их распоряжения. Так, например при Маклакове мне пришлось иметь очень часто сношения с Замысловским по поводу исполнения тех или других его пожеланий в связи с процессом Бейлиса, в благополучном исходе которого принимали участие министр юстиции Щегловитов и Маклаков. Затем, когда я был товарищем министра при Алексее Николаевиче Хвостове, то все руководительные сношения с правыми организациями взял он на себя, и я ему помогал при осуществлении тех или других его предначертаний.

    Так, например познакомившись уже к этому времени с Дубровиным, я, по поручению Хвостова, примирил Дубровина с Марковым 2-м, привлек Дубровина к деятельному участию в монархическом съезде, как в петроградском, так и в нижегородском, выдавал ему 10 000 рублей на поддержание его агентуры и затем, по поручению Алексея Николаевича Хвостова, исполняя просьбу Дубровина, ездил к министру юстиции и два раза его просил (Александра Алексеевича Хвостова) приостановить находившийся в исполнении полиции вступивший в законную силу приговор суда о заключении в тюрьму Дубровина за диффамацию.

    Так приговор и не был приведен в исполнение. Кроме того, было обещано Дубровину исходатайствование пожалования его чином действ. стат. советника, чего он усиленно домогался.

    Затем, при Протопопове, в первые дни его назначения, я просил Дубровина, по просьбе Протопопова, поддержать рядом статей Протопопова, что в шести номерах и было сделано. Кроме того, Протопопов, зная из моих слов о желании Дубровина быть действ. статс. советником, просил меня передать ему, что он с особенным удовольствием возьмет на себя исходатайствование ему, Дубровину, этой награды.

    На устройство двух монархических съездов, первого, разрешенного кн. Щербатовым в Петрограде, и второго, разрешенного Ал. Ник. Хвостовым в Н.-Новгороде, деньги были мною даны Маркову 2-му, насколько помню, в размере 20 000 рублей. Затем, в Петрограде, по окончании работ съезда, я устроил у себя обед для ознакомления правых членов государственного совета и государственной думы со съехавшимися в Петроград представителями монархических провинциальных организаций и главными руководителями.

    Затем, в Нижний-Новгород был командирован председатель петроградского цензурного комитета Левицкий, сын нижегородского архиепископа, коему были выданы мною 2 000 рублей на поездку из сумм департамента для устройства на месте приема членам съезда и соответствующего нам потом доклада о внутреннем настроении съезда.

    С Марковым и Замысловским мне приходилось видеться при их ежемесячных посещениях меня за получением дополнительной субсидии на «Земщину» и содержимый ими при этой газете лазарет 15 000 руб. Мне приходилось узнавать те или другие отражения их неудовольствий политикой правительства.

    Что же касается Протопопова, то вначале они были несколько смущены тем, что он принадлежал к фракции левых октябристов, но затем я передал им, что ближайшим сотрудником Протопопова в замаскированной служебной форме явится Павел Григорьевич Курлов, который будет заведывать департаментом полиции.

    Это их успокоило, и впоследствии, когда Протопопов перешел к правым, то Замысловский мне передавал о том, что в материальном отношении они особенно довольны Протопоповым. Будучи директором департамента полиции и товарищем министра, мне наиболее всего приходилось иметь общение с председателем московского патриотического союза Василием Григорьевичем Орловым, который, будучи агентом службы движения министерства путей сообщения при министре Рухлове и директоре канцелярии Туган-Барановском, всё время был в разъездах по России для учреждения на железных дорогах ячеек своего союза и для ознакомления чрез них и при проездах с настроением железнодорожных служащих, как высшего, так в особенности низшего персонала. При обратном возвращении, представляя ревизионные по сему поводу отчеты министру путей сообщения или делая личные доклады, копии своих отчетов и всё то, что он передавал министру путей сообщения, сообщал и мне.

    Затем при Протопопове, как я знаю со слов Комиссарова и близких к Орлову лиц, последний исполнял ряд секретных поручений Протопопова, выразившихся в представлении государю петиции в духе программы Протопопова.

    Петиция была составлена от лица отделов патриотического союза, и в ней проводилась главным образом мысль о революционном настроении государственной думы, требующем ее закрытия. Вся петиция была внушена Протопоповым.

    Затем, по поручению Протопопова, после того, когда присланная председателем астраханского союза русского народа Тихановичем-Савицким телеграмма государыне с выражением ей сочувствия и преданности по поводу выступления против нее в государственной думе, произвела благоприятное впечатление на государыню,

    Протопопов дал поручение Орлову послать целый ряд в подобном же духе телеграмм от различных отделов государыне. Редакцию одной из таких телеграмм я исправлял. Такого же рода поручения, как мне передавал Протопопов, благодаря меня за помощь, оказавшую Орлову, им были даны другим монархическим организациям. Вместе с тем Протопопов вошел в обсуждение с марковским союзом вопроса об использовании монархических организаций и монархической печати в деле борьбы с надвигавшимися в связи с войною возможными революционными выступлениями, отражением чему и является взятая от меня копия представления союза Протопопову об удовлетворении материальных нужд в размере 1 000 000 р. для осуществления его, Протопопова, предначертаний, в смысле активных выступлений главного совета.

    Копия этой записки была дана мне Виктором Павловичем Соколовым для передачи Воейкову, но я ее не мог передать последнему, так как при двух моих заездах к нему в Царском Селе его не заставал дома, в виду выезда его в свое имение.

    Что касается боевых организаций в составе союза русского народа, то переписок прошлого, ярко подтверждавших наличность их в составе партий, в департаменте, в бытность свою в нем директором, я не нашел, так как большинства интересных переписок, обрисовывавших борьбу с революцией в 1905 году, не оказалось. Но следы я видел, временно исполняя должность директора, в переписке по поводу подготовления террористического акта Федоровым против гр. Витте, когда мне пришлось вместе с Корсаком совершенно секретно, на основании небольших материалов по этому делу особого отдела департамента, составлять ряд ответных писем на запросы графа Витте, обращенные к П.А. Столыпину.

    Затем, со слов старожилов департамента и из частных разговоров с генералом Мих. Степ. Комиссаровым, состоявшим при Плеве и Дурново в петроградском охранном отделении и, в особом отделе департамента, пользовавшимся особым доверием этих двух министров, в разгар борьбы Дурново с революционным движением, по словам этих лиц, союзы русского народа принимали самое энергичное и активное участие в содействии чинам общей и жандармской полиции путем учреждения таких боевых дружин, имевших задачею как активное выступление против революционеров, так и пропагандистскую деятельность в качестве эмиссаров, рассылавшихся в народ под видом офеней, мелких разъездных приказчиков и др., причем они снабжались чинами администрации оружием.

    Затем я вступил в департамент полиции в ту пору, когда состав его чинов резко изменился путем приглашения лиц с юридическим образованием, служивших в министерстве юстиции в должностях прокурорского надзора. С подобного рода организациями мне приходилось встречаться; в бытность мою товарищем министра, я, желая узнать, насколько прочны провинциальные отделы монархических партий, специальным личным письмом попросил от каждого начальника жандармского отделения дать мне самые подробные по этому предмету сведения, вполне откровенные.

    Ответы эти мне показали, что под влиянием отражающихся на деятельности монархических организаций взглядов ряда министров, быстро друг друга сменявших, роль монархических организаций, в случае привлечения их к какой-либо работе, не могла служить опорою для правительства. Яркое проявление особого интереса и непосредственного участия как в ряде предварительных полицейских обследований обстановки убийства Андрюши Ющинского, так и в последующих действиях, — а в особенности во время самого процесса, — со стороны союза русского народа, киевского отдела, во главе которого стоял быв. студент Голубев, и получаемые мною из разных мест черты еврейской оседлости ответов на мои запросы по поводу отражения дела Бейлиса в местной жизни — вызвали у меня полную уверенность в неизбежности, если не будет принято заранее со стороны администрации самых крайних предупредительных мер, устройства по инициативе Голубева еврейских погромов.

    Насколько была серьезна опасность, это видно из целого ряда самых строгих телеграфных указаний моих, данных в этот период губернаторам означенных губерний, а в особенности Киевской губернии, а также из полученных мною донесений от командированных мною в Киев чинов департамента полиции — статс. сов. Дьяченко и Любимова. Переписка по этому предмету вместе с письмами находится в департаменте полиции и состоит из нескольких томов.

    Упоминаемые в моем показании суммы мною были выдаваемы из секретного фонда департамента полиции по поручению министра Алексея Николаевича Хвостова. В своем показании, данном мною Чрезвычайной следственной комиссии по вопросу о тактике моего поведения в отношении Распутина, я, касаясь времени подготовления Алекееем Николаевичем Хвостовым убийства Распутина при содействии Ржевского и Илиодора, между прочим, заявил, что — в последний мой период служения на должности товарища министра — около Распутина, без моего ведома, появился Торопов, которого Алексей Николаевич Хвостов настойчиво мне рекомендовал принять в департамент полиции в качестве чиновника особых поручений для исполнения, как мне сам Торопов говорил, личных приказаний министра А.Н. Хвостова.

    Господина Торопова я знаю еще со времени моего директорства в департаменте полиции, он и в ту пору уже стремился поступить в департамент полиции, причем намечал свою роль, как активного борца с революционными организациями, и, в разговорах со мной о своем прошлом, указывал мне на свое близкое соприкосновение и участие в активной борьбе с московским революционным движением во время московского восстания, давал мне понять, что ему многое хорошо и близко известно о деятельности союза московской активной патриотической обороны в связи с убийством Иоллоса.

    Та таинственность, которую он старался придать своим намекам о своем партийном положении среди московских борцов за государственные устои, и некоторая проявляемая им неуравновешенность заставила меня настойчиво, несмотря на многие просьбы со стороны влиятельных представителей монархических партий за Торопова, отказаться от его услуг.

    Те же причины заставили меня и при А.Н. Хвостове настоять на отклонении ходатайства Торопова о поступлении в департамент полиции и предупредить Распутина и Вырубову не приближать к себе г. Торопова.

    Торопов известен всей Москве и там проживал, окончил он московский университет. Торопов хорошо осведомлен о боевой организации правых партий, хорошо знаком с делом убийства Иоллоса. Припоминаю, что Торопов мне намеками говорил, что найденный у убитого Казанцева номер телефона начальника московского охранного отделения, — в ту пору бывшего Климовича, — был тем именно номером, по которому с ним сносились монархические организации.

    Что же касается вопроса о намеченном Бурцевым во время процесса Манасевича-Мануйлова издании брошюры, направленной для защиты Мануйлова, то я с этим делом хорошо знаком, так как Мануйлов меня держал в подробностях всего этого дела и, даже представлял мне корректурные оттиски этого издания, согласно моей просьбе, видя мое заметное участие в форме симпатий к изданию этой брошюры.

    На самом же деле я заинтересовался этой брошюрой по совершенно другим побуждениям и целям, которые я Манасевичу-Мануйлову не обнаруживал. В этой брошюре, когда я с нею ознакомился, я видел стремление Бурцева, после того, когда все его попытки поместить в газетах ряд статей к раскрытию обстановки убийства Иоллоса не удались, путем сравнения Мануйлова с главным свидетелем, генералом Климовичем, набросить на последнего очень серьезную тень обвинения в участии путем содействия в деле убийства Иоллоса.

    Так как Климович носил звание сенатора, какое носил и я, и, кроме того, возбуждение общественного внимания в ту пору к делу Иоллоса могло поднять и без того взвинченное антиправительственное настроение в широких слоях русского общества, то я понимал всю цель Бурцева и поэтому счел своей обязанностью предупредить об этом издании не только генерала Климовича, но и министра юстиции Н.А. Добровольского, как через его секретаря Маламу, так и лично, и потом министра вн. дел Протопопова.

    Последствием этого было то, что Климович счел нужным дать свои объяснения в сенате частным образом составу того отделения 1-го департамента, к которому он имел честь принадлежать. А от директора департамента полиции Васильева, по приказанию министра, согласно также личной просьбе самого ген. Климовича, было послано генералу Адабашеву, заведывавшему цензурою от военного ведомства, категорическое предложение не пропускать этой брошюры, хотя бы даже и на правах рукописи, на что ген. Адабашев уже соглашался, как мне передавал Мануйлов, вследствие просьбы одного из членов комиссии ген. Батюшина, если не ошибаюсь, полк. Рязанова.

    После этого ген. Климович приехал ко мне на квартиру и лично благодарил меня за оказание ему внимания в защите его имени.

    При этом ген. Климович меня посвятил в существо представленного им объяснения гг. сенаторам, сводившегося к тому, что единственным пунктом, делающим прикосновенность его к делу Иоллоса, является то обстоятельство, что в найденной у убитого Казанцева записной книжке имеется номер того телефона, по которому Климович, в бытность свою начальником охранного отделения в Москве, переговаривался с монархическими организациями.

    В дальнейшие подробности я не хотел входить в разговоры {Так в подлиннике} с Климовичем, так как я не желал знать подробности дела убийства Иоллоса; к тому же он мне мог и не сказать, несмотря на мое старое с ним знакомство.

    По поводу того, где может находиться брошюра, объясняю, что несколько корректурных листов этой брошюры имеется у Манасевича-Мануйлова, у Бурцева и у ген. Адабашева. Мне известно, что Бурцев по поводу разоблачений участия Климовича, как начальника охранного отделения, в деле убийства Иоллоса, послал свои статьи в одну из московских газет, как мне передавал Мануйлов, а затем в «Биржевые ведомости» и «Новое время».