de omnibus dubitandum 118. 337

ЧАСТЬ СТО ВОСЕМНАДЦАТАЯ (1917)

Глава 118.337. ПРОТОКОЛ ПОКАЗАНИЙ Е.К. КЛИМОВИЧА* ОТ 17 ИЮНЯ и 2 ИЮЛЯ 1917 Г.

*) КЛИМОВИЧ Евгений Константинович (?)(24 января 1871, Витебская губерния — 1930, Югославия)(см. фото) — керчь-еникальский и ростовский-на-дону градоначальник, глава Департамента полиции Российской империи.
Православный. Из потомственных дворян Витебской губернии. Отец - Константин Казимирович, р. ? г. коллежский ассессор. Мать - ?, р. ? г.
Окончил Полоцкий кадетский корпус и 1-е военное Павловское училище (1891), выпущен подпоручиком в 69-й Рязанский пехотный полк.
Чины: поручик (1894), штабс-ротмистр (1899), ротмистр (1901), подполковник (1905), полковник (1907), генерал-майор (1913).
С 1892 года — служба в 4-й сапёрной бригаде. Затем батальонный адъютант
1898 год — прикомандирован к Штабу отдельного корпуса жандармов. Адъютант Волынского Губернского жандармского управления.
1901 год — помощник начальника Петроковского Губернского жандармского управления на территории Царства Польского.
1903 год — начальник жандармского управления Бендинского уезда
С 1904 года — служба в Виленском губернском жандармском управлении
С 1905 года — одновременно Виленский полицмейстер, где 27 октября на него было совершено покушение.
Был женат на Екатерине Петровне Тютчевой. В 1905 году у них родился сын Борис.
С 23 января 1906 года — начальник Московского охранного отделения
С 7 апреля 1907 года — помощник Московского губернатора
1908 год — призван в Штаб корпуса жандармов
С 1909 года — заведующий Особым отделом Департамента полиции
С 26 декабря 1909 года — Керчь-Еникальский градоначальник
С 16 ноября 1914 года — Ростовский-на-Дону градоначальник.
14 февраля — 15 сентября 1916 год — директор Департамента полиции
15 сентября 1916 года — произведён в Сенаторы
Награды:
Орден Святого Владимира 4-й ст. (1906);
Орден Святого Владимира 3-й ст. (1909);
Орден Святого Станислава 1-й ст. (1915);
На 10.07.1916 в том же чине и должности. В 1916 настаивал на ряде мер, по его мнению, необходимых для предупреждения революции. Назначен в списки Отд. корпуса жандармов (с 15.05.1916). С 15.09.1916 был уволен со своей должности и назначен "для присутствия" в Сенат. Ген-лейтенант по арм. пехоте. После Февральской революции, как и прочее начальство Департамента, состоял под следствием Чрезвычайной следственной Комиссии Временного правительства. После ареста в 1917 бежал на юг и в 1918 явился в Штаб Добровольческой армии, но не получил назначения. С мая 1920 года занимал пост начальника контрразведки у барона Врангеля. В августе 1920 г., в связи с успешной деятельностью генерала Климовича по очищению тыла Русской армии в Крыму, генерал Врангель передал в его распоряжение всю государственную стражу.
После оставления в ноябре 1920 года Русской армией Крыма эмигрировал в Югославию. Продолжал возглавлять контрразведывательную службу РОВС.
Умер 5 июня 1930 года в русской больнице в Панчево.

    В феврале 1906 года я вступил в должность начальника охранного отделения в Москве, а до того состоял виленским полицеймейстером. Начальником охранного отделения я был по конец марта 1907 года, когда был назначен помощником московского градоначальника Рейнбота.

    С этой должности в июне 1908 года я был назначен заведующим особым отделом департамента полиции, в каковой должности и пробыл до декабря 1909 года.

    Затем был градоначальником в Керчи, Ростове-на-Дону и с лета 1915 года в Москве, откуда в феврале 1916 года был назначен директором департамента полиции, в каковой должности и пробыл до сентября 1916 года, когда был назначен в сенат.

    В бытность мою начальником охранного отделения в Москве, монархические организации находились под особым покровительством высших представителей местной власти, как-то генерал-губернатора Гершельмана, а вначале и градоначальника Рейнбота, который однако вскоре заметно охладел к ним.

    Представители монархических организаций, — фамилии которых я долгое время путал, будучи в Москве совершенно новым человеком, обремененным своим делом, — часто посещали вышеупомянутых представителей власти, причем обыкновенно при этих посещениях ими сообщались всевозможные тревожные слухи о грядущих преступлениях революционеров.

    Такие сведения направлялись на проверку обыкновенно мне, причем иногда с этими сведениями сообщавшие лица направлялись непосредственно ко мне. Особенно часты посещения этого рода были делаемы Николаем Ниловичем Ознобишиным — дворянином, состоявшим председателем "союза русского народа".

    Значительная же часть поступавших к генерал-губернатору сведений передавалась мне сим последним при посредстве чиновника особых поручений названного генерал-губернатора, графа Александра Анатольевича Буксгевдена, который часто посещал охранное отделение, кроме того, и по вопросам охраны личности генерал-губернатора при его выездах.

    По-видимому, граф Буксгевден, посещая охранное отделение, далеко не всегда заходил ко мне, ибо бывали случаи, что о том или другом сведении, переданном графом Буксгевденом, я узнавал из доклада моего помощника, ротмистра, а ныне генерал-майора Михаила Фридриховича фон-Коттен.

    Кроме этих лиц, я помню посещения председателя "союза русских патриотов" князя Щербатова, ныне покойного, и заменившего Ознобишина присяжного пов. Боброва.

    Посещения этих двух последних лиц были очень редки и ничем не обращали на себя внимания. Николай Нилович Ознобишин, посещая меня, обыкновенно сообщал весьма тревожные, но совершенно не соответствовавшие истине сведения о политическом положении вообще и о деятельности московских революционеров в частности.

    При этом он являлся сторонником поддержания возникших в Москве в период вооруженного восстания боевых дружин "союза русского народа". Сие последнее обстоятельство было единственным, вызывавшим мое внимание фактом, и я употреблял всё свое влияние и убеждение, дабы доказать Ознобишину не только ненужность, но и абсолютный вред подобных организаций. Думаю, что в этом я имел успех, так как за всю мою бытность в Москве никаких выступлений таких организаций не было, если не считать убийства Иоллоса.

    Переходя к графу Буксгевдену, я должен сказать, что и теперь не отдаю себе ясного отчета, к какой именно из пяти-шести монархических организаций, существовавших в то время в Москве, он принадлежал. Знаю лишь только, что он имел связь с монархической организацией лицеистов, ибо иногда предлагал мне выставить в соборе во время богослужения шпалеры из лицеистов, отделявшие генерал-губернатора от местной публики.

    Частые посещения Буксгевдена и сделанный им мне визит вызвали наше личное знакомство домами, причем я был у него даже восприемником одной из его дочерей-близнецов. Крестным отцом другой дочери был Гершельман, крестной матерью одной дочери была записана великая княгиня Елизавета Феодоровна, а другой — моя жена.

    Приблизительно в августе 1907 года, точнее времени не помню, мой сослуживец по градоначальству, помощник градоначальника (в то время я был временно и. д. градоначальника или помощником) Василий Васильевич Петров (кажется, ныне покойный) как-то неодобрительно отозвался о Буксгевдене, приблизительно в такой форме: «Напрасно вы поддерживаете отношения с Буксгевденом».

    На мой вопрос, почему он это говорит, добавил: «Слишком он уж близок с черносотенцами, и Казанцев жил у него в одном из его домов». Должен вам заметить, что, независимо от такого предупреждения, с моим уходом из охранного отделения моя связь с Буксгевденом как-то ослабела и, я с ним стал встречаться редко, хотя, когда я был уже директором департамента в Петрограде, граф приезжал ко мне раз или два, обращаясь с просьбою обратить внимание саратовского губернатора на злоупотребления по покупке земель, совершаемые евреями.

    Относительно снабжения оружием монархических организаций я утверждаю, что такового не было в Москве за мою бытность там. Оружие выдавалось монархистам в общем порядке, причем я допускаю, что по ходатайствам отдельных лиц за "союзников", пользовавшихся в моих глазах доверием, могли быть сделаны какие-либо облегчения в получении разрешения на оружие.

    Что касается средств, какими снабжались "союз русского народа" и вообще правые организации, то источником таковых было министерство внутренних дел. Относительно выдачи этим организациям в период моего первого пребывания в Москве — мне абсолютно ничего не было известно.

    Будучи в Москве градоначальником в 1915 году, я получил для выдачи председателю монархического союза, статскому советнику Кельцеву, незначительную сумму денег, в общем около 800 р., которые были мне присланы, кажется, главным управлением по делам печати.

    Когда я был уже директором, то, относясь отрицательно к вопросу о денежной субсидии монархическим организациям, я стремился окончательно ликвидировать все предрешенные до моего вступления денежные выдачи, причем докладывал министру Штюрмеру (кажется) только об удовлетворении Василия Орлова, московского монархиста, железнодорожника, в пределах назначенного до меня по смете, из секретного фонда.

    Эта выдача была сразу за несколько месяцев и выражалась в нескольких сотнях рублей. В бытность мою в Москве ко мне не поступало конкретных указаний о существовании в Москве каких-либо боевых организаций правых партий, и первое проявление таковых я усматриваю в убийстве Иоллоса.

    Однако мне приходилось видеть на открытках, на коих были изображены эпизоды московского вооруженного восстания, изображения отрядов вооруженных винтовками дружинников с надписью, свидетельствующею, что это "союзники". За сим, мне пришлось видеть группу лиц, вооруженных револьверами, причем мне было указано, что это какая-то монархическая организация Петрограда (тогда Петербурга) времен 1905 года. Где и при каких обстоятельствах мне показывали и, кто показывал, — положительно не помню.

    Показание мое я нахожу записанным правильно. Размышляя о редакции записи некоторых частей моего показания и не имея перед собою текста показания, у меня возникло опасение, как бы лица, читающие впоследствии мое показание, не могли бы сделать иного вывода, противного тому, о чем я свидетельствовал, почему я и считаю нужным дополнить показание свое несколькими словами.

    Так, я хочу пояснить, что для "союзников", как таковых только, я не делал облегчения в деле получения ими разрешений на оружие.

    В виду развития грабежей я, не отказывал в выдаче разрешения на оружие, вообще, благонадежному элементу Москвы, просившему разрешение на оружие для самообороны, причем, если о выдаче разрешения на оружие кому-либо просили должностные или лично известные мне благонадежные лица, то по таким ходатайствам ускорялась выдача разрешения, совершенно независимо от того, принадлежало ли данное лицо к правым организациям или нет.

    Ускорение это заключалось в том, что полицейские справки, наводимые на месте через околоточных надзирателей, заменялись ручательствами лично мне известных лиц.

    Второе, что требует пояснения, это выдача денег "союзнику" Василию Орлову. Поясняю, что, вступив в должность директора департамента полиции, я своей властью приостановил все выдачи монархистам, и в том числе и Орлову, причем, однако упустил из виду предупредить Орлова о прекращении ему выдачи получаемой им в 1916 году субсидии, назначенной ему предшественником моим из секретных сумм департамента на 1916 год.

    Орлов, неоднократно обращаясь ко мне лично, заявил, что лишение его этой субсидии, без предупреждения, поставило его в необходимость из личных его средств уплатить за помещение нанятой им для "правления союза" квартиры, почему и претендовал на получение денег.

    Эта претензия Орлова была мною доложена г. министру, с разрешения которого было мною запиской сообщено 3-му делопроизводству о сохранении за Орловым назначенного ему пособия и о выдаче такового за то время, на которое выдача была приостановлена.

    Что касается третьего вопроса, что выражение мое о том, что единственное проявление «боевой деятельности» правых организаций «я усматриваю» в убийстве Иоллоса, то, прочтя редакцию своего показания, я убеждаюсь, что и оно записано верно, но хочу пояснить, что слова «я усматриваю» надо понимать как мое личное убеждение, сложившееся у меня со временем из оценки самой обстановки этого убийства, в связи с исключением уместности предположений о том, что таковое могло быть совершено и какой-либо иной, кроме «правых», политической организацией, а также и под влиянием сделанных по этому делу сообщений В.Л. Бурцевым, для опровержения которых в этой части данных ко мне не поступало.

    В заключение своего показания, долгом считаю заявить, что поданные мною в июне месяце два заявления на имя г. прокурора петроградской судебной палаты заключали в себе мою просьбу о дополнительном допросе меня по вышеприведенным соображениям, а отнюдь не жалобу на неправильную запись моего показания, так как сего последнего обстоятельства я в своих заявлениях не указывал, а во-вторых, прочтя сегодня еще раз показание мое от 17 июня, я удостоверяю, что оно записано правильно с моих слов и, кроме дополнений, сделанных мною сегодня, я добавить ничего не желаю.