Роман - Сарынь - часть четвёртая

               
 - Человек, погрязший в своём ненасытном эгоизме, никогда не признает своё уродство, даже если ему пять раз в день показывать зеркало, в котором ярко выражена его животная суть, - заключил Фёдор, осматривая покрашенный купол будущей «обители» - Всё просто, чем глубже деградация разъедает человеческий ум, тем тяжелее ему даётся понимание своей ущербности.
 - Тогда как же движение цивилизаций, она не стоит на месте, никто не может отрицать очевидный «скачок», во всех сферах жизнедеятельности человека? – не сдавался Андрей, отряхивая с рукавов куртки опилки и пыль от стекловаты.
 - О каком скачке,  ты хочешь сказать? О сфере подавления и уничтожения человека – человеком, так этот «скачок» действительно очевиден. Продажная и алчная элита, отстранённый и пассивный народ, уже не замечают своего становления на путь хищнических законов дикой природы, жизнь одного, за счёт жизни другого. Несколько лет назад, мне случайно попалась некая записка, я нашёл её на лавочке, в одном из парков города, где я когда-то жил. Я могу её процитировать наизусть, потому, как - именно она,  заставила меня крепко призадуматься.
Фёдор слез по лестнице вниз и присел на ближайшее бревно. Андрей проделал то же самое.
    - Я как-то прогуливался по городскому парку, и на минутку присел на лавочку, - говорил Фёдор, продолжая смотреть на  купол храма, - Возле человека, который больше походил на бедного студента из провинции, чем на представителя городской молодёжи. После его ухода, я обнаружил на том месте, бумажный листок.  В нём я прочёл то, о чём впоследствии думал много раз. Цитирую дословно, что я там  прочитал,  - «Вы, сидящие голые на диване перед телевизором, и вечно что-то жрущие, можете отвлечься на минутку, чтобы услышать меня? А может вы, умирающие в грязной больничной палате, смотрящие обречённо в потолок, не дождавшись человеческого сочувствия и соучастия, услышите меня? Может вы,  с подавленным взглядом, ждущие в коридорах, своей очереди на приём, услышите меня? А вы, сгорбленные и плачущие на вокзалах, не знающие - где ваш дом, можете услышать меня? Может вы, стареющие в  одиночестве, отторгнутые и позабытые всеми, провожающие безучастным взглядом каждого прохожего, промелькнувшего в вашем окне, услышите меня? А вы, вечно лгущие и снующие между кабинетами, ради своей сытости, можете услышать меня?  А может быть ты, уткнувшийся в экран компьютера, которого раздражает, умирающий за дверью котёнок, услышишь меня? Я хочу рассказать вам очень важное, но мне  не хватает  вашего внимания и снисхождения.  Я чувствую, как остывает моё сердце, ещё чуть-чуть и лёд охватит мою душу, и вы больше не узнаете, что я жил рядом с вами, потому что я стану таким же, как вы! Не спрашивайте, что со мной случилось и зачем мне это надо, спросите себя – Что с вами случилось, если вы не хотите услышать меня и помочь мне, а значит и себе»?
Андрей курил, опустив глаза, было видно, что – «переваривает», услышанное. Фёдор, не дожидаясь его реакции, продолжал,  - Я не берусь утверждать, что автор этого письма сумасшедший,  он не глуп, это точно. Есть в этом послании некая искренность, но к кому она обращена? Чьё внимание автор хочет пробудить – группы лиц, или всего общества? Я думаю – того и другого.
 - А вы не преувеличиваете значение этой «писульки», – очнулся Андрей, -  Может у автора проблемы с близкими, которые не понимают его и он, взывая – «услышьте меня», попросту хочет понимания от них, может даже и перед уходом «в никуда»? В алкогольное «пике» например, а может и того хуже?
 - Вряд ли! Я чувствую в его обращении, нечто – неординарное, непривычное для простого понимания. Это на первый взгляд, всё просто. Сегодня очень трудно найти близкую тебе душу, с которой захочется посоветоваться. Вот этот автор и ищет её, да видать напрасно ищет. В обществе, где людей - не без основания, считают поголовьем, невозможно найти кого-либо для душевного взаимопонимания.
  - А разве понимания было больше, когда людей считали – подушно? Вряд ли. Взаимопонимание людей, это потребность духовная, на уровне осознания единого родственного пространства. Советовать и советоваться, часть всеобщего разума, а не спонтанные проявления отдельных его частей.
  - Я вот о чём подумал, Андрей, -  «Сколько стало лицемерия в человеческом обычае советоваться! Тот, кто просит совета, делает вид, что относится к мнению советчика,  с почтительным вниманием, хотя в действительности ему нужно лишь, чтобы кто-то одобрил и разделил ответственность за его поступки. Тот же, кто дает советы, притворяется, будто платит за оказанное ему доверие, бескорыстным желанием услужить, тогда, как на самом деле - рассчитывает извлечь выгоду, или снискать почет.
   - Оно так, хотя здесь много спорного. Я вот о чём вспомнил недавно – Фёдор Павлович,  в свое время, работая в медицине, читая много разнообразной специальной литературы, я однажды наткнулся на некую любопытную статью. В ней, один профессор подводит всех, к  выводу, – «Если внимательно изучать  отчёты судмедэкспертов,  то откроются  интересные факты.  Не редко обнаруживаются умершие, с совершенно здоровыми органами, при этом причина смерти не ясна или, напротив, при вскрытии обнаруживалось, что человек почти сгнил заживо и уже несколько лет, как должен был переселиться в «мир иной», однако умер не от болезни, а просто пришел его срок. На первый взгляд все это кажется очередной сенсационной выдумкой, но некоторые реальные события заставляют меня поверить в возможность существовании некой "формулы - смерти"?!
 - Не хочешь ли ты Андрей сказать, что – смерть можно прогнозировать?
  - А почему бы и нет?
  - «Предупрежден, значить - вооружен»?
 - Так.
 - Тогда у большинства людей, от подобных знаний,  появится страх и панический ужас, который  превратит,  их  жизнь, в невыносимую пытку ожидания предсказуемых событий?  Тебе Андрей, стоит задуматься над тем, что – читая, слушая, и переваривая в своём уме подобные сомнительные наблюдения разных теоретиков, ты невольно отказываешься от известного,  – «Весь мир познания,  в тебе самом»! По твоим рассказам, я могу заподозрить тебя в том, что  ты, веру в свой ум поменял на то, что пишут и предполагают искатели сенсаций?
 - Возможно и так. Трудно сегодня найти истину, которая не покрыта налётом  сенсационной фальши.  Но я уверен, что человек всегда должен перерождаться, то есть, должна происходить  его инициация. Природа постоянно меняется и человек в ней, как её часть, тоже вынужден меняться.
  - Эй, философы, не пора ли обедать? – крикнула Вера, высунувшись в окно, и постучав при этом половником о крышку кастрюли.
Пахло борщом и свежей зеленью. Андрей с Фёдором мыли руки, не прерывая беседу.
  - Как известно  психологам, - продолжал Андрей, намыливая руки, - Если человек не хочет меняться, то его не заставишь. Без его внутренней готовности, все усилия будут напрасны и принесут много неприятных моментов. Однако же есть один вид внутренних  изменений личности, который обычно инициируется извне. Он так и называется – «инициация». Это сильный трансформационный процесс, при котором человек, проще говоря, умирает в старом качестве и рождается в новом. И это необходимо для развития, и вообще для продолжения жизни. Жизненная инициация, которая бывает у всех без исключения  – это рождение, поход в школу, выпускной, диплом, свадьба и так далее.
 - Ты – Андрей, рассуждая о некой инициации человечества, забываешь о том, что мир сегодня  меняется с безумной скоростью, и это, по твоим словам  - инициация?! Он не сам меняется, его насильно меняют те, кому это приносит выгоды.  Человек не успевает за скоростью перемен, а это значит - происходят жестокие изломы, вывихи, и как результат - уродства. Потому сегодня мы являемся свидетелями рождения, совершенно нового человека, которого мир людей вынашивал много тысяч лет! Если говорить с точки зрения веры, то - свершается событие Библейского масштаба, о котором пророчествовал – «Бывший, но не переставший быть  могущественным -  Ангел Божий»! Этим порождением он отплатил Творцу, за своё унижение и изгнание, и порицание верующими на земле! С этого момента жизнь всего мира находится  в его руках, ибо рождается тот, кто будет находиться в служении и преданности его власти! Дождаться от таких  "порождений"   благостей, не возможно.   Мир слабо, но сопротивляется, разваливаются основы вчерашнего, навязываются новые безумия, от которых люди шарахаются, щёлкают затворами, и дистанцируются друг от друга. Ты помнишь Эллочку Щукину, из "12-и стульев", она обходилась тридцатью словами и чувствовала себя очень-таки не плохо. Будущее никуда от нас не уйдёт, оно непременно настанет для каждого жителя земли, но оно будет таким же фальшивым, каким мы его уже встречаем на улицах, оно лежит на лицах прохожих, оно роется в мыслях твоих друзей, коллег по работе, родных и близких, оно везде и во всём. Есть ли смысл в таком будущем?! Есть, наверное, но не для моего понимания смысла жизни. Будет ли место книгам, в этом мире лжи и продажности?!  Вряд ли, но будет нечто другое - что-то вроде восприятия пустоты, как нормы. Кто-то всё равно однажды водрузит над миром лозунг, -  "Пустой ум -  чистый ум"!  "Пустая голова - правильная голова" и так далее. Сегодня книга, уже не играет роль - кладезя знаний, ибо этот "кладезь" сильно загажен помоями. Извините, за столь пессимистичную ноту. Я как восточный аксакал на осле, «что вижу, о том и пою». Давно ли писал в своих мемуарах - Варлам  Шаламов, - «Мы научились смирению, и разучились удивляться, в нас не было гордости и себялюбия, а - ревность и страсть, для нас являлись «марсианскими» понятиями и пустыми. Мы понимали, что – смерть не хуже чем жизнь, потому не боялись ни той и ни другой». Как велика, может быть степень помраченности людей, достигаемая ежедневной, монотонной государственной ложью! Даже самые ёмкие и сильные из нас способны объять лишь ту часть правды, в которую ткнулись собственным «рылом». Живите с ровным превосходством над жизнью – не пугайтесь беды и не томитесь по счастью. Всегда будет - и горького не до веку, и сладкого - не до полна. Довольно с вас, если вы не замерзаете, если жажда и голод не рвут вам когтями внутренности. Если у вас не перешиблен хребет, ходят обе ноги, сгибаются обе руки, видят оба глаза и слышат оба уха – кому вам еще завидовать? Зависть к другим, больше всего съедает нас же. Протрите глаза, омойте сердце и выше всего оцените тех, кто любит вас, и кто к вам расположен. Не обижайте их, не браните. Ни с кем из них не расставайтесь в ссоре. Ведь вы же не знаете, может быть, это ваш последний поступок и таким вы останетесь в их памяти». Эти слова, есть  -  неопровержимое подтверждение того, что – если человека нельзя изменить, то его можно  заставить, согнуть, сломать!  Убить, в конце концов! Но главное – это довести до состояния, в коем он ставит знак равенства между жизнью и смертью! Вот где кроется главный рычаг любой власти, для реализации своих «шкурных» интересов! Главное - не дать человеку расслабиться, задуматься, закрыв ему все подходы к удовлетворению своих, жизненно важных потребностей.
 - Я сейчас вам в штаны кипятка налью, если вы ещё будете болтать, садитесь пока обед горячий, - скомандовала Вероника, разливая запашистый летний борщ, по мискам.
Ели молча. Минуло три месяца с момента  встречи этих людей, с того часа, когда Фёдором было принято решение – построить «приют для душ, страждущих истины и милосердия»,  на месте развалин,  древнего, православного храма. Идея «бредовая», как понимал сам Фёдор, но крайне необходимая. К трём часам дня, все разошлись по рабочим объектам, дабы схоронить рабочий инструмент и убрать мусор,  после работы,  Работ на сегодня уже не предвиделось. Вера суетилась в коморке,  чтоб прибрать со стола, помыть посуду и приготовиться к завтрашнему дню. К вечеру небо обволакивали тучи, быстро темнело, хотя кое-где появлялись, еле заметные отблески звёзд, на горизонте вырисовывался туманный овал луны. Вера села на маленький стульчик и,  опустила ноги в тазик с горячей водой, чувствуя, как медленно уходит боль, которая преследует её уже лет восемь. Она смотрела на тусклый свет в окне и вспоминала далёкое и недосягаемое – прошлое, как вдруг с потолка донёсся  странный шум, похожий на стук, упавшей табуретки. Вера прислушалась, но было тихо. Вдруг с улицы раздался истошный крик Фёдора, - Вера - сюда, быстрее сюда!
Вера, забыв обо всём, соскочила, и что есть сил, босиком побежала на улицу. По лестнице, сверху вниз спускался Фёдор, на нем, с обвисшими руками и ногами, лежал  Андрей.
 - Вера, встань внизу, подстрахуй, если вдруг оступлюсь, - строго проговаривал Фёдор, осторожно ступая на каждую перекладину.
Вера, не спрашивая ни о чём, подбежала к лестнице и вцепилась в неё руками,  готовая принять удар на себя, если мужики вдруг сорвутся и полетят вниз, прямо на неё.   Фёдор кряхтел, но контролируя  свои движения, ступенька за ступенькой, спускался вниз, таща на себе, обездвиженного  Андрея.
 - Бери Вера, бери его на себя, - хрипел Фёдор, на предпоследней перекладине.
Вера обхватила Андрея и, как тяжеленный мешок, поволокла  к дверям в храм. Только, когда она уложила «дохтура» на нары, переводя дыхание, спросила, - Что произошло-то?!
 - Не знаю, но подозреваю – сердце! Стоял с метлой возле купола и вдруг – бац, гляжу, а он валяется. Я к нему, а он лицом посинел, кашляет странно как-то, словно воздуха ему не хватает, ну я, долго не думая, хвать его, на себя, и к лестнице, и тебе кричать! Там в шкафчике, есть коробка из-под обуви, там лекарства  есть, и этот, ну как его…, забыл, дай я сам!
Фёдор рванул дверцу на шкафчике, загремела посуда. Через секунды, он дрожащими руками, уже открывал маленький пузырёк с надписью – «Нитроглицерин».
 - Под голову ему подложи, повыше голову-то, воротник расстегни, ремень ослабь на брюках, - говорил Фёдор, отрывисто, - Воды принеси!
Когда крохотная таблетка, скрылась во рту Андрея, Фёдор, чуть-чуть успокоившись, сел на стул и выпил полную кружку воды.  Было заметно, как у него дрожат руки, и он часто моргает глазами. Андрей отрывисто дышал, но – дышал!
Оба – Вероника и Фёдор, молчали, глядя на Андрея, словно каждый хотел ему что-то сказать очень важное, и только ждал подходящего момента. Через минут пятнадцать, дыхание у Андрея стало более  ритмичным, лицо, из тёмного, преобразовывалось в бледное. Потом на лице появились капли пота, много капель. Они пробегали по вискам и щекам, и стекали на подушку, образовывая округлые серые пятна, которые медленно увеличивались.
 - А телефон?! – вдруг спросила Вера.
 - Телефон здесь остался, в рюкзаке, я им не пользуюсь. Звонить некуда и некому.
 - А в «скорую»? А телефон Андрея?
 - В какую скорую? В районную? Так пока они соберутся, пока  решат - ехать, иль не ехать в безлюдную умершую деревню, пока приедут, тут не только помереть три раза, а и воскреснуть можно столько же. А про телефон Андрея некогда было думать.
Вера грустно кивнула головой, и молча заплакала. Так они просидели до утра, прислушиваясь к дыханию и биению сердца «дохтура» - Андрея. Когда к утру, Валя поймала взгляд Андрея на себе, то устало улыбнулась и перекрестилась, утерев при этом, подобием кухонного полотенца,  свои мокрые щёки. За окном светало. Новый день, будто нагулявшаяся кошка, пробирался сквозь тучи и вершины соседнего леса, пытаясь настороженно рассмотреть, тот притаившийся  мир, который, по неписанным правилам Творца,  должен был его встречать.
 - Фёдор Павлович, - зашептала вдруг Вероника, глядя на Андрея, - А мы продолжим строить наш дом, если что? А то я сегодня впервые в жизни, очень  сильно испугалась – не за себя!
 - Никуда твой Андрей не денется, всё наладится, всё продолжится, не думай о смерти, не придёт она, не время.
 - Не время, не время, - прошептал Андрей, отрыв глаза и ещё раз, посмотрев на Веронику, - Я это  хорошо понял сегодня.
Вера заулыбалась, смахнув со щеки, вновь пробежавшую слезу.
  - Как-то, лет десять назад,  треснуло стекло в окне, - заговорил Андрей спокойно, в пол голоса, - Через два дня, выпала одна часть, расколовшегося стекла. Я убрал и вторую половинку, чтоб никто не порезался. Было лето, потому менять стекло, я не торопился. Это понял и кот мой Васька, найдя в том пользу для себя. При закрытых дверях, он мог в любое время зайти в дом и выйти, через эту – импровизированную «форточку». И так он привык к этому «порталу» в дом и из дома, что престал пользоваться, открытыми дверями! Время шло, близилась осень! В преддверии холодов, я вставил стекло в этот, пустующий проём в окне. Сел рядом и с облегчённостью исполненного дела, начал читать журнал! Не  успел я дочитать первую страницу, как  в – только что, застеклённую часть окна, что-то сильно ударило! Да так сильно, что вся рама задребезжала! Я от неожиданности подскочил и взглянул на окно.  По новому стеклу, вниз – «сползала», как в мультфильме, Васькина физиономия, с растопыренными лапами! Васька не знал, что окно я уже застеклил,  и с разбега - влип, во «вчерашние врата»! Смешной кот был у меня. Вот и я, разбежался в жизнь, со вчерашним сознанием и памятью,  не зная, что вокруг уже другой мир, а сил у меня уже нет.
Фёдор и Вероника, молча, смотрели на печальные глаза Андрея, думая - каждый о своём. А Андрей не унимался: - Помню, как мы в институте ставили концерт. На репетиции было всегда весело и шумно, праздник большой, ответственности много, мозги плывут от грандиозности задуманного. Танцевальная группа, хор и отдельные солисты, выходили на сцену, согласно, написанному от руки – графику. Когда очередь дошла до Сашки Палицкого, за кулисами было уже пусто. Подвыпивший Виталька, играющий роль конферансье, вышел в последний раз, предвкушая – знакомый трамвай, домашний уют, любимый диван и мамины пирожки.
 - Слова - Максима Пасека, музыка - Олега Драгунова, песня - «Журавлиный полёт»!
Исполнив короткий поклон, Виталька пошагал к выходу, снимая на ходу пиджак, и утирая платочком, вспотевший лоб.
 - Виталий, - окликнул его «режиссёр», -  А кто объявит исполнителя?
 - Ох, извините, Борис Григорьевич, - вскликнул конферансье, нарочито коснувшись ладонью лба.
  - Слова - Максима Пасека, музыка - Олега Драгунова, песня - «Журавлиный полёт», исполняет Александр Палицкий!
На сцену вышел Санька,  с короткой бородкой и маленькими усиками. Грянули первые аккорды пианино. Скрипка изливала печаль журавлей, покидающих Родину. Арфа зазвенела осенней капелью.
  - По небесным полям Малой Родины,  - начал Сашка контр басом,  кидая грустный прощальный взгляд на потолок, в воображаемое небо.  Когда надо было петь припев, наш певец завертел головой, музыка оборвалась.
 - В чём дело Палицкий? Что случилось? – спросил вежливо режиссёр, в лице худрука института.
 - Припев забыл – Борис Григорьевич, извините, можно повторить?
 - Где ведущий, где наш конферансье?
 - Я здесь, - крикнул Виталий, из ближайшей комнаты, где он опрокидывал второй стакан портвейна.
 - Идите сюда, повторите вступление.
  - Слова - Максима Пасека, музыка - Олега Драгунова, песня - «Журавлиный полёт», исполняет Александр Палицкий, - повторил Виталька, уже сердитым голосом.
 - Юра, давай сначала! – спокойно скомандовал режиссёр.
Пианист  Юра, с лёгкостью повторил взмах руками, и вновь грянула музыка.
  - По небесным полям Малой Родины,  - опять заныл «певец» контр басом,  вновь пуча глаза в потолок, на мнимое небо. И точно на этом же месте, когда надо было петь припев, он опять завертел головой, музыка оборвалась.
 - Что на сей раз случилось Саня? – спокойно, но с нервной ноткой, спросил режиссёр, прикуривая сигарету, - Опять слова забыл?
 - Да Григорий Борисович, то есть – Борис Григорьевич.
 Виталий! – окликнул режиссёр ведущего концерт, - Поспешите к своим обязанностям.
 Виталька опять вернулся на сцену, закусывая на ходу,  - Слова - Максима Пасека, музыка - Олега Драгунова, песня - «Журавлиный полёт» – ВСПОМИНАЕТ -  Александр Палицкий! В зале воцарилась пауза, потом вместо музыки, грянул истерический смех...