Из походного дневника-2-14

                ***
Утро. 9.45. Мороз минус 30. Задубели все после завтрака, как черти в раю! Ведь для них после ада, наверное, рай, как морозилка холодильника.  Собираемся и поминутно бегаем к костру.

А у нас – ЧП. Вчерашнее падение Шуры на наледи может испортить (и даже прекратить) весь поход. Палыч сегодня утром произвёл полный осмотр и «выписал» рецепт. В нём два пункта: 1) разгрузить; 2) эвакуировать как можно скорее. Первая часть наипростейшая и уже наполовину сделанная. А вот вторую выполнить  не только сложно, но, пожалуй, и невозможно. Ибо вызвать санрейс мы не можем. А расклад у нас такой. Сегодня идём до заброшенной деревни Байри. Это где-то вёрст 20. Затем делаем перевал Байри, низкий, в зоне леса. Затем по плану «радиалка» на Хан-Улу. Потом перевал Лангутайский, ещё два дня по Дзун-Мурину, и мы на станции Мурино транссибирской великой магистрали. То есть – пять-шесть дней. Конечно, если бы была оказия, слов нет, мы Шуру тут же бы отправили, и с сопровождением. Да где ж эту оказию взять-то в здешних краях? Уж сегодня ему, точно, придётся идти. А дальше будем смотреть по обстановке. Если станет хуже, придётся  вычеркнуть Хан-Улу. Это минус одни сутки. А всё остальное…

Мы всё жмёмся к костру, хотя уже встало солнце и мороз опал. И как ни хорошо у живого огня, а надо идти, делать эти 20 вёрст.

12.00. Бежал 2 часа непрерывно. Аж сердце стеснило. Парадокс: и хочу идти помедленнее, и не могу. Ноги сами несут. Снежная (точнее – Бесснежная) широко выписывает плавные меандры. (Тут все 40 вёрст набегаешь!). По льду всё время машинные следы, почти дорога. Тропления никакого.. Светит солнце и хотя мороз около минус 20, бежится весело и ноги, повторяю, наяривают сами собой. Видимо, хотят догнать Шуру и Вито.

Дело в том, что Шура ушёл первым, без лыж, налегке (только куртка тёплая и спальник в рюкзаке), ещё до 8.00. За ним, около 9.00 Виталик. А мы всё копошились, да межевались, снимали лагерь, распихивали Шурины продукты и барахлишко, да жались к костру. Короче, я вышел ровно в 10.00. За мной дядь-Юра. Но я быстро оторвался и через 45 минут бега догнал запарившегося вконец Витваса. Он утром натянул все свои свитера, быстро употел, запалился и двигался теперь медленно, по медвежачьи. Волосы и брови его были в густейшей оторочке инея, а усы и бородка под ледяной коркой сосулек всех типоразмеров. Эдакий «беломордый» медвежок» в штормовке. (Подвид – хамар-дабанский шатун) Я его обогнал и бежал ещё минут 20. Но Шура, широко шагая дядь-юриными подшитыми валенками (видно по следам), усвистал так далеко, что в 12.00 я решил посидеть, высосать конфетку, пописать и послушать тишину. А тишина была такая абсолютная, что ток крови в голове звучал подобно органу…

По времени я проскочил уже километров 6-7. Скоро должны быть Зуслоны и половина сегодняшней нормы будет за  подмерзающей спиной.
Да, долго здесь не рассидишься, несмотря на ласковое хамар-дабанское солнышко. Мороз всё-таки работает непрерывно. О! что-то слышу! Кажется, это орёт Шура. Иду, Кормилец!

17.15. Вот уже более двух часов мы сидим в человеческом жилье и с людьми. Но, продолжу по порядку.

Шуру я догнал через 25 минут. Мы сели, подождали остальных. Все подтянулись к 13.00. Зуслоны были проскочены и не замечены. Видимо, и невозможно было заметить их с реки. Теперь впереди – Байри. И до него по карте всего-то 3 км. И все как-то расслабились, когда дядь-Юра огласил цифру. А солнышко грело так ласково, так замечательно, что, право слово, хотелось уснуть прямо на рюкзаках… Но пришлось вставать и двигать лыжами. И, слава богу, полной цепочкой. Но вскоре мы опять растянулись.

Шура идёт споро, не жалуется. А как чувствует себя на самом деле, не поймёшь на ходу. И вот мы раскручиваем уже третий меандр, а впереди новый поворот, а за ним ещё, и ещё… За далью – даль. Как у Твардовского. Наконец стали попадаться явные знаки близкого присутствия людей. Какие-то загородки на берегах, следы стада, пересекшего реку, какие-то черные полосы-тропы на бортах долинных холмов. А вот впереди, прямо на кромке берегового обрыва замаячил симпатичный кедр-красавец, и вроде бы весь чем-то увешанный. Издали, так чистое бурятское молельное капище. Пошли с дядь-Юрой посмотреть. Оказалось – простой кедр. А вот рядом с ним по берегу обнаружилась хорошая ездовая дорога. Значит, вот-вот уже…

Пока ходили к кедру, подтянулись все остальные. И  ждали нас на сухой прибрежной травке. А солнце светило так призывно и нежно, а трава была такая жёлтенькая, что просто пляж, да и только. И мы опять расслабились… Потом пришёл неизбежный миг, и мы опять повлекли свои «тушки»… Но уже не по реке, а по обнаруженной дороге.

Вскоре натолкнулись на настоящее молельное дерево. Тоже кедр в бахроме цветных ленточек, рядом каменные турчики и на них всякая мелкая карманная дребедень. Плюс пара порожних бутылок. Экзотика и визитная карточка Бурятии. Естественно, начали фотографировать и  опять расслабились…

…Ох, как же было нудно ползти последние полкилометра, уже видя впереди, на гигантском лугу и домики, и коров, и лошадей… Но доползли-таки…

21.50. Байри – это одна жилая изба, сарай-склад, телятник для молодых бычков и коровник. Точнее, навес на столбах, открытый всем ветрам и снегам. Общий колорит пейзажа – вытоптанность и унавоженость. Ходить надо  осторожно, глядя под ноги.

Живут в избе пятеро. Хозяйка – старушка-бурятка. Старушка, конечно, относительная, ей чуть-чуть за 50.(Или выглядит так?) Её маленький сын четырех лет. Её взрослая дочь, лет двадцати с дочерью четырёх с половиной лет, и, соответственно, внучкой хозяйки. То есть дядя моложе своей племянницы на полгода. С ними  парень постармейского возраста. Взрослые работают в каком-то совхозе. На руках у хозяйки – 200 бычков. То есть, она – телятница. Парень ухаживает за мамами-коровами и за небольшим табунком рабочих и ездовых лошадей. И вообще работник по всем делам. Он не родственник, хотя мы думали сначала, что это муж дочери хозяйки. Да, забыл! Проживает ещё, конечно, куча собак лохматой дворовой породы. Но, чувствуется, что охотиться они тоже умеют. Интересно, что Вито уже через полчаса окрестил главу совхозного форпоста «домашним» именем Монна Лиза.

Встретили, как положено в таких местах, то есть дружелюбно и гостеприимно. Сразу выставили «цай» с молоком, масло и – главное! – хлеб собственной выпечки. О! как мы навалились на него после сухарной диеты! Расхваливали и масло. «Ах, какое масло! Масло какое!» (особенно Палыч). А масло оказалось из совхозного магазина, который всего в 80 километрах от Байри. А мы-то думали, что они его сами сбивают. А что? Коров полно, молока, судя по всему, тоже. Почему бы не изготовить маслица?
Вот именно, почему? Ответ, разумеется, тривиальный: да потому что потому!

Сидели, ели, пили и болтали – тырь-пырь-мырь! – обо всём и ни о чём. Как и всегда, многослойно, разрывисто и беспорядочно. У аборигенов явный акцент. Звучит мило.

И ЭТО ПРОКЛЯТОЕ РАССЛАБЛЯЮЩЕЕ ТЕПЛО СО ВСЕХ СТОРОН!!!

Я, буквально, изнывал и насильно заставлял себя двигаться и что-то делать. Слава богу, мы сегодня с дядь-Юрой дежурные и просто обязаны двигаться.

На ужин хозяева сварили двух зайцев. А с нашей стороны было ведро компота. Зайчатину я ел впервые в жизни. Впечатление среднее. Очень жилистое, упругое мясо без ярко выраженного собственного вкуса. Но, говорят, очень легкое и полезное. Диетическое. И мы – пережрали. И вот, запив зайчика компотиком, сидим осовелые и даже трудно встать… И проклятое душное тепло, обволакивающее, обильное, потное… Народ сидит за столом, клюёт поминутно носами и ждёт, чувствуется, из последних сил, когда можно будет брыкнуться и заснуть… А хозяева всё никак не закончат свои дела. Постелено нам на полу в «красном углу» возле швейной машинки.

Как-то завтра пойдём?

(продолжение следует)