Качающийся мост

Папа обожает рассказывать байки.

Его голос меня всегда гипнотизирует. Папа, большую часть жизни проживший на территории Украины и России, прекрасно говорит по-русски. Но он грузин, и это не может не накладывать свой отпечаток на его речь.

В его русской речи почти все правильно. Но все это – с грузинскими интонациями. Низким хрипловатым голосом, размеренно, с паузами. Он не торопится, рассказывая очередную историю, он тщательно подбирает слова, чтобы точнее передать ситуацию.

Это только для историй, потому что если он вдруг взрывается и начинает ругаться, то слова находятся оч-чень быстро.

Но байки – святое.

- Ты помнишь качающийся мостик? – раскатисто спрашивает меня как-то папа.

В последнее время он тщательно, капля за каплей, старается восстановить мои детские воспоминания о грузинском доме и большой семье.

А я помню этот мостик. В восемь лет он привел меня в дикий восторг.

Представьте себе вот что. Горная река, шустрая и не очень глубокая, она спешит среди больших острых камней, уносясь куда-то в неведомые мне дали. Два противоположных берега – довольно далеко друг от друга. Это горы, скалы – все далеко. И между ними перекинут мост. Мост, который представляет собой несколько крученых металлических жгутов. Я их запомнила четыре. Два – по низу, между ними уложены и кое-как приляпаны доски (типа настил, да). Два – по краям, вместо поручней. Вся конструкция старая, ржавая, а досок целых не так уж и много.

Мне восемь лет, напоминаю, и я это запомнила именно так. Сейчас я уже большая тетя и знаю, что воспоминания детства часто преувеличены. Но это совсем не отменяет того, что я воспринимала этот мост именно так, а значит, и эмоции у меня были соответствующие.

На том конце моста нас ждет бабушка Кето. Ведет меня в гости Дареджан, моя мамида, тетя по-русски. И нам туда очень надо. А Дареджан в то время была очень озорной и дерзкой девушкой, и мысль показать своей племяннице такой вот мостик, кажется, привела ее в восторг.

Итак.

Вид стремительной реки внизу, под ногами, меня будоражит и немного пугает. Но пока я уверенно стою на досках – все в порядке. Мы неспешно идем вперед, а Дареджан периодически тычет пальцем по сторонам, что-то мне показывая. Но вот доски кончились. Я вопросительно смотрю на мамиду, а она ловко цепляется двумя руками за боковое «перило», а обе ноги ставит на нижний жгут и, быстро перебирая руками и ногами, продвигается вперед. Я помню, что это меня уже напрягло не на шутку. Но как-то я умудрилась повторить за ней, хотя, кажется, была очень нерасторопным ребенком. Дело осложнялось еще тем, что от активных рывков мост приходил в движение. Жгуты покачивались, и это превращалось в совершеннейший экстрим.

К тому моменты, как мы добрались до другого берега, адреналин в крови зашкаливал, но я была довольна, как слон, и, кажется, просила еще.

Только позже я заметила кровоподтек на большом пальце ноги. Судя по всему, где-то торчали тонкие металлические жилы, и я случайно загнала парочку под ноготь.

Все обошлось. Но этот мост я запомнила надолго. И вот папа спрашивает:

- Ты помнишь качающийся мостик? – Увидев мой утвердительный кивок, он рассказывает дальше: - Ты знаешь, когда мы с твоей матерью перед свадьбой приехали в Грузию, я водил ее познакомиться с Кето по тому же мостику. И она точно так же загнала себе железяки под ноготь.

Мы смеемся. О такой преемственности я не знала. Но папа рассказывает дальше.

- Так вот, когда мы с твоей матерью разбежались, и спустя много лет я вел знакомить с Кето новую жену, Лию… Она точно так же поранила ногу!

Когда этот мост окончательно сгниет, или его заменят на нормальный, будет жаль потерять такую интересную кровожадную традицию. Хотя Кето уже нет в живых, в том доме всегда будут люди, с которыми нужно будет знакомить кого-то.