Сокровища скифов

Роман. «Сокровища скифов».

       Октябрь, 1830 год.

             Полковник Иван Алексеевич Стемпковский, стоя и с чувством, пожал руку гостя. Обоюдная приязнь отражалась на лицах искренними улыбками.
-Рад, весьма рад видеть вас, любезный Павел Алексеевич! – Градоначальник Керчи приобнял за плечи мужчину ещё не старого, но уже давно оставившего позади лучшие годы молодости. Плотный загар на обветренном лице, сухая в мозолях рука, выгоревшие на солнце брови, а под ними горящие возбуждением глаза, энергичные движениями рук, не сбитая щёткой бурая пыль на башмаках и рукавах сюртука указывали полковнику, что Дюбрюкс спешил. и явился полон идей и желания немедленно их реализовать. В свойственной манере опускать прелюдии о погоде и природе археолог заговорил сипловатым голосом:
-Иван Алексеевич, голубчик, я к вам с просьбой.
             Стемпковский жестом пригласил сесть на обитый зелёным ситцем диван в стороне от письменного стола и занял место рядом. Время от времени он подкашливал, прикрывая рот синим батистовым платком. Сквозь лёгкий загар на щеках пробивался болезненный румянец. Глаза блестели. Иван Алексеевич досадовал на себя, - Дюбрюксу приходилось из вежливости прерывать разговор.
-Слушаю вас, дорогой Поль.
-Мы на пороге великих открытий, - продолжил Дюбрюкс. – Вот эту вещицу мне передал племянник небезызвестного вам Дмитрия Бавро. – Археолог протянул золотую бляху в виде оленя. – Предмет сей, попал к нему весьма оригинальным способом. Был украден у родного дяди. Они с дядей не поделили женщину, и племянник решил в отместку предать зловредного родственника властям.
-Припоминаю, - Иван Алексеевич наморщил лоб, разглядывая бляху, - десять лет назад в кургане Куль-Оба был раскопан клад этим господином. Часть его разграбили, часть капитан гребной флотилии Патиниоти со своими матросами передал Одесскому музею. Впрочем, переданные находки так же бесследно исчезли, как остальные предметы… – Полковник закашлялся, потом спросил: - Вы полагаете, эта вещь из сокровищ скифов?
-Вне всякого сомнения! – воскликнул Дюбрюкс. От волнения и предвосхищения небывалой удачи учёный вскочил с места. – Хитрый грек прячет у себя золото, найденное в кургане!
          Дюбрюкс живо вынул из заднего кармана сюртука и предъявил Ивану Алексеевичу ещё одну бляху в виде птицы. Золото в руке градоначальника блеснуло солнечным лучом.      
Он восхищённо разглядывал предмет.
-Эту вещь храниться у меня почти двадцать лет. Я изъял её у греческих контрабандистов, будучи начальником керченской таможни, - пояснил Дюбрюкс. -  Где именно они её добыли не ясно, но с их слов, найдена она в этих местах. Следовательно, курган пытались раскопать и до грека Бавро, и, очевидно, после него. Поэтому, если мы не откладывая, тотчас, не приступим к поиску сокровищ – грабители доберутся до них раньше нас и всё растащат. Потомки нам этого не простят. Не мне вам объяснять, уважаемый Иван Алексеевич, кокою ценность для истории могут иметь находки.
            Двух археологов разделяли девятнадцать лет разницы в возрасте, но объединяла безмерная преданность науке. Они понимали друг друга, как никто другой. Глаза Ивана Алексеевича загорелись, хохолок волос на лбу вздыбился, словно у мальчишки в пылу увлекательной игры. Он встал и прошелся по кабинету мелкими шагами. Лицо осветила мечтательная улыбка. В следующую секунду он остановился против друга. Солнце, затянутое октябрьской дымкой, светило в окно рассеянным жёлто-оранжевым светом, от чего кожа на лице полковника приобрела золотистый оттенок.
-Завтра из Севастополя на поселение прибывает отряд отставных матросов с семьями, - сообщил градоначальник. – Мною получено предписание от благодетеля нашего графа Воронцова Михаила Семёновича, заняться обустройством новых жителей Керчи. Решено выстроить небольшие каменные дома. Камень на строительство оных строений по моему разумению можно позаимствовать в кургане. Он вполне подойдёт. Тем самым мы убьём двух зайцев – отстроим дома и начнём раскопки. Как вы находите, Павел Алексеевич?!
-Меня всегда восхищали ваша изобретательность, Иван Алексеевич, и умение устраивать дело к всеобщему удовольствию! – Дюбрюкс горячо пожал руку друга.
        Полковник приложил платок ко рту и покашлял.
-Мне думается, что следует двигаться торенной дорогой, - выразил мнение градоначальник, - и начать раскопки с северной стороны кургана там, где люди Бавро уже побывали. Это сэкономит время. Уже на начальном этапе станет понятно, насколько преуспели грабители, и имеет ли смысл продолжать поиск сокровищ.
        Дюбрюкс разжал кулак и взглянул на обе бляхи.
-Надеюсь, бог не оставит нас! – сказал он с чувством.
-Да, вот ещё что, - Стемпковский замялся. – Не хотелось обременять вас просьбой…
-Что вы, Иван Алексеевич?! Почту за честь оказать вам любую посильную услугу!
-Бог и провидение посылает нам путеводную звезду с тем, чтобы мы не сбились с предназначенного нам пути. Особенно это важно в молодости. Герцог де Ришелё Эммануил Осипович отличил меня из числа прочих молодых людей приглашением на службу, что послужило толчком к выбранной мною стезе служения Отечеству. К прискорбию, путь наш в этом мире слишком короток и от верного выбора зависит сколь много или мало мы преуспеем на сём пути. – Градоначальник вздохнул с сожалением. Глаза его замутнили воспоминания о благодетеле. – В этой связи человеческий долг обязывает нас относиться к молодости так же чутко, как некогда отнеслись к нам. Я бы хотел рекомендовать вам способного молодого человека, Скутилина Владимира Андреевича. Сын флотского врача, он учился на словесном отделении философского факультета Московского университета, но не кончил его. Написал пьесу. Университетская цензура нашла её «возмутительной сверх меры». В назидание прочим Владимира Андреевича исключили из университета «по слабости здоровья и по ограниченности способностей». Однако, смею заверить вас, в юноше есть задатки. Друзья его тётушки, которая после смерти родителей Володи, взяла племянника на воспитание, пристроили юношу на службу к графу Александру Фёдоровичу Ланжерону, - он приводил в порядок его бумаги. С отставкой графа Владимир Андреевич остался без места. Причины, побудившие его оставить службу у графа, мне доподлинно неизвестны. Смею предположить только, что в силу своей прямоты и горячности, которую я отношу более к молодости, нежели склонности к вольнодумству, - на этом месте градоначальник многозначительно поднял указательный палец, -  Владимир Андреевич не счёл возможной дальнейшую службу свою при графе. Сколько мне известно Владимир Андреевич пытался писать графу в июле 26 года, требуя смягчения приговора по делу о тайных обществах, Александр Фёдорович тогда состоял членом Верховного уголовного суда.  По счастью горячую голову остудили уговоры друзей и здравомыслие. 
         Стемпковский взял друга под локоть.
-Я хотел просить за Владимира Андреевича, - сказал градоначальник. - Пусть побудет при вас. Человек он честный и исполнительный. Образован и проявляет не малый интерес к истории. Из него может получиться учёный. Уж лучше пусть он тратит свою неуёмную энергию здесь в южных широтах с лопатой «в» руках, чем в Сибири в кандалах «на» ногах…    

          Дюбрюкс не придавал значения своей внешности, и тому во что одеты окружающие. Предпочитал дело болтовне. Двери в лучшие дома города для него были всегда открыты, но он не спешил этим пользоваться. Павел Алексеевич или как нарекли его при рождении в герцогстве Люксембург - Поль Селестен Огюстен Дю Брю, - не сторонился людей, но избегал гордецов с очевидным налётом глупости и лени. 
         Потому молодой человек в сорочке с серыми пятнами пота под мышками и на спине, что «от души» размахивал киркой в окружении солдат и матросов, которые орудовали лопатами и ломами, - сразу вызвал в Павле Алексеевиче симпатию.
         С коротким «Гхы!» юноша обрушивал на камень остриё инструмента. Камень цеплялся за сухую землю, не поддавался и выплёвывал в лицо противника снопы мелкой крошки.
-Фу, чёрт! – молодой человек опустил кирку. Другой рукой потёр щёку. – Кусается! – Периферическим зрением он увидел археолога и обернулся: - Павел Алексеевич! Мы не стали дожидаться. Я тут распорядился без вас… - Юноша бросил кирку, которая глухо ударилась о каменистый иссушенный солнцем грунт, ловко спрыгнул с возвышенности, слегка наклонился в сторону, но удержал равновесие и протянул руку для пожатия, предварительно вытерев её о брюки, заправленные в черные, свиной кожи сапоги, покрытые густой бурой пылью.
-Владимир Андреевич Скутилин, - представился он. – Полагаю, Иван Алексеевич предупредил…
-Да, но, - археолог слегка опешил от прямолинейности молодого человека. - Впрочем, Павел Алексеевич, - отрекомендовался он. Скутилин крепко стиснул протянутую ему руку.  – Я думал увидеть, - Дюбрюкс замялся, подбирая слово.
-Писаря?! – подсказал Скутилин. – С тех пор, как мы расстались с графом, я поменял множество занятий. Теперь пытаюсь применить полученные навыки…- Скутилин скользнул ироничным взглядом по мозолям на своих огрубевших «за письменным столом» ладонях.
-И как преуспели? – археологу всё больше нравился молодой человек.
-Нам нужно расчистить вот этот проход, - Скутилин кивком указал на углубление в земле, ведущее к основанию кургана, - чтобы попасть в дромос, коридор. Если верить рассказам контрабандистов этот коридор приведёт нас в склеп. Поэтому, уважаемый Павел Алексеевич, вы руководите, а я своим усердием постараюсь ускорить поиск сокровищ, которые, вне всякого сомнения, обессмертят ваше имя и, возможно, помогут утвердиться мне в поиске собственного призвания.
        Скутилин ухватился за уступ и легко вскарабкался на рабочее место, чтобы продолжить начатый с булыжником поединок. В следующую секунду послышались глухие горловые звуки, цокающие удары железа о камень и дробь секущих камешков о сапоги Скутилина. Павел Алексеевич подавил улыбку и с довольным видом зашагал к кургану.      
        В этот день на земельных работах близ кургана солдат, матросов и археологов объединяла одна цель – скорее добраться до камня. Первым он был нужен для постройки казармы; вторым – для строительства жилья, где поселятся семьи; последним – для высвобождения из плена безвестности артефактов, способных лечь в основу новых научных гипотез, а, возможно, и доказательств. Все работали на совесть, чувствуя приближение зимы по холодным ветрам с севера. От того в спешке переусердствовали и когда до каменной кладки можно было дотянуться рукой, несколько опрометчивых ударов лома и кирки обрушили конструкцию и проход завалило.
-Чёрт знает, что! – пробормотал Скутилин. Он успел отскочить назад в момент обрушения и теперь, отплёвывался и сбивал пыль с одежды и волос. – Все живы?
        К вечеру проход расчистили достаточно для того, чтобы снова увидеть каменную кладку. Но проникнуть внутрь не представлялось возможным.
-Обратите внимание, Павел Алексеевич, - заметил Скутилин, - нижние камни крупнее и скреплены раствором, а верхние поменьше – нет.
        Дюбрюкс, весь в пыли, как и его молодой помощник, кивнул:
-Из чего следует, что внутрь не раз проникали, - сказал он.
-Воры?
-Возможно. Но если это склеп, то не исключено, что стену не замуровывали специально. Использовали курган для захоронений, родственников, например.
        Быстро темнело. Решили отложить раскопки до завтра.
-Может быть, следует установить охрану? – засомневался Скутилин.
-Кому придёт охота ковыряться в камнях ночью с риском для жизни.  Не ровен час, ухнет на голову булыжник. Тем более доподлинно не известно, что там за стенкой. Ради чего рисковать?
        Скутилин согласился.
        В палаточном лагере разожгли костры. Ветер расчистил небо от облаков. Заблестели первые звёзды. Дюбрюкс предложил молодому человеку отужинать у него в съёмной квартире.
-Благодарю, Павел Алексеевич. Если я тот час не доберусь до своей палатки, то рискую уснуть прямо здесь.
-Владимир Андреевич! - окликнул Дюбрюкс Скутилина. – Завтра, прошу вас, не начинайте без меня.
       Видимо Скутилин не расслышал в темноте, потому что назавтра к появлению Павла Алексеевича крытый коридор был расчищен; вчерашний завал разобран. Владимир Андревич ощупывал стену и заглядывал в щели между камней.
-Не терпится?! – улыбнулся Дюбрюкс.  Скутилин посторонился. Выше своего начальника в две трети головы он мог прекрасно наблюдать за развитием событий из-за его спины.
        Дюбрюкс знаком приказал рушить стену. Солдаты, меняя друг друга, принялись орудовать кирками и ломами. Из-за тесноты работать мог один человек. Он отваливал камень от кладки и скатывал между широко раздвинутых ног. Сзади камень подхватывали и передавали по цепочке. Когда пробоина в стене увеличилась, Скутилин не утерпел и, отстранив работника, просунул в отверстие факел, а за ним голову.
-Это определённо склеп и там точно, что-то есть! – обернулся он к археологу. Глаза молодого человека горели восторгом.    
          Дюбрюкс в нетерпении похлопал молодого человека по спине, призывая к немедленному действию.   
          Скутилин энергично орудовал киркой. Его усилиями проход был расширен, так что можно было протиснуться внутрь.
-С богом, Павел Алексеевич?! – Скутилин взял из руки рабочего факел и передал археологу, предоставляя ему право первому войти в помещение.
           В прыгающем свете пламени глазам археолога открылась тесная комната в виде квадрата, сложенного из крупных каменных плит. Плиты были мастерски обработаны и плотно подогнаны, но время привело их в негодность, от чего своды склепа угрожали обрушением. Дюрюкс сделал упреждающий жест не входить. У восточной стены на катафалке возвышался деревянный саркофаг. Доски катафалка и брёвна, на которых он помещался, - прогнили и разрушились. Сам саркофаг накренился. В воздухе витал запах гнили. Везде виднелись следы разрушения, так будто кто-то намеренно разгромил склеп.
-Здесь явно побывали до нас, - голос археолога упал. – Грабители… Вряд ли мы найдём что-нибудь стоящее.
-Не нужно отчаиваться, - Скутилин протиснулся в проход с масляной лампой. В помещении стало светлее. – Мы расчистим камеру и, возможно, нам повезёт. – Он сделал шаг, наклонился и пошарил рукой в куче деревянных обломков. В руке его блеснула золотая пуговица. – Ну, вот!
          Дюбрюкс взял находку и приблизил к огню. На пуговице виднелся силуэт птицы.
-Удивительно! – воскликнул археолог.
-Ну-ка, ребята, сюда, - позвал Скутилин.
         Двое солдат взялись разбирать завал из досок и брёвен. Подвинули и открыли саркофаг. Дюбрюкс от волнения покрикивал и умолял действовать осмотрительно и в высшей степени аккуратно. Глазам присутствующих предстал человеческий остов, одежда и кожа которого истлели. Оскаленный череп с почти полными рядами зубов украшал похожий на колпак войлочный головной убор расшитый золотыми пластинами. На фоне ветхого тряпья по всей длине скелета золотые бляшки блестели в полумраке, так будто ими только вчера украсили одеяние. Золотая гривна на шее, золотые браслеты на ногах и руках, оселок оправленный в золото, оружие в золотых обкладках указывали на то, что при жизни погребённый обладал положением и властью.
-Обратите внимание, Павел Алексеевич, - заметил Скутилин, - ему даже фиалу золотую поставили, чтобы на том свете перед людьми не стыдно было. – Он поднял и передал сосуд Дюбрюксу.
-Любезный, погасите факел, пожалуйста! Коптит, мочи нет дышать! – взмолился Дюбрюкс. Солдат затоптал факел. – И, принесите ещё фонарей, пока мы тут окончательно не ослепли.  – Он бережно взял фиалу и почти вплотную приблизил к близоруким глазам, разглядывая выбитый на ней рисунок. – Восхитительно! Восхитительно! – приговаривал археолог.
           Принесённые фонари установили по углам. От света склеп показался больше, но работа подвигалась медленно из-за тесноты и опасения что-нибудь сломать или испортить. Рабочие подвинулись вправо от входа и стали очищать от обломков западную часть камеры.
           У западной стены лежал скелет женщины. Одежда и кожа на ней истлели также, как и мужские останки. О знатном происхождении усопшей говорили большое количество золотых украшений: головной убор с диадемой; ожерелье и гривна на шее; подвески на груди; изящные серьги; браслеты на руках. Бронзовое зеркало у головы обрамляла золотая обкладка. Между ног золотой сосуд, в нём золотые украшения. Всё тряпьё, что осталось от одежды, было усыпано золотыми пластинами и бляшками.
          Скутилин бережно поднял одну серьгу и постарался рассмотреть, приблизив к лампе. Недостаток света не позволял определить, что именно изображено на украшении,
-Нужно будет составить тщательнейшую опись всех найденных предметов, - взволнованно сказал Дюбрюкс.
-Не извольте беспокоиться, Павел Алексеевич. Граф ценил мою усидчивость и почерк более, чем иные мои качества, - ответил Скутилин. – Ваше поручение будет исполнено в лучшем виде.   
          Тем временем рабочие добрались до южной стены. Под деревянной рухлядью лежали останки воина. Рядом с погребённым находились наконечники стрел, железные копья.  Голову покрывал характерная войлочная шапка. Одежда блестела золотыми бляшками. Так же за головой человека, в углублении, солдат обнаружил ещё кости, но то были останки лошади. Там же в углублении виднелись предметы утвари из золота и воинского снаряжения.
         Из-под обломков дерева вдоль стен тут и там рабочие извлекали золотые, серебряные и бронзовые изделия. Пустые амфоры и амфоры с золотыми украшениями.
-Ничего не скажешь, эти господа основательно подготовились к загробной жизни. Даже коня прихватили, - иронично обронил Скутилин. Его глаза горели восторгом. – Никогда не видел ничего подобного!
-Вне всякого сомнения, здесь покоится богатый сановник. Едва ли ни царь.
-Таргитай?!
-Эко вы замахнулись! – воскликнул Дюбрюкс. – Мы имеем дело не с мифическим персонажем, а с вполне реальными артефактами, дорогой мой.
-Но, может быть, благодаря нашим находкам древние мифы перекочуют из былин в достоверные исторические хроники?
-Мне бы очень хотелось заразиться вашим оптимизмом, но, полагаю, переписывать историю рановато. Странно, - Дюбрюкс озадаченно осмотрелся по сторонам.
-Что именно, Павел Алексеевич? – откликнулся Скутилин. Он любовался подвесками с головой Афины, удерживая их на весу.
-Если Бавро и его люди побывали здесь, то почему они не забрали всё?
-Наверное, потому что не смогли унести.
-Саркофаг не тронут, украшения на останках погребённых в целости…
-Следовательно, мы первые кто сюда проник.
-Но, тогда откуда взялись бляхи, и золотая гривна у Бавро?
         Скутилин внимательно осмотрел помещение. В стенах и потолке не наблюдалось ни намёка на потайную дверь или хотя бы лаз. Владимир Андреевич отступил к входу в усыпальницу. Мелкие камни всё ещё лежали в проёме и мешали проходу.
-Ну-ка, братцы, - Скутилин жестом подозвал к себе помощников. Втроём они взялись перекладывать камни и обломки досок. Постепенно на месте работы под ногами показалась выпуклость. Владимир Андреевич руками расчистил мусор. Открылась часть каменной плиты, задранной углом вверх. В расщелину сунули лом. Дружно навалились. Плита подалась. Её сдвинули. Посветили фонарём. Тусклый свет вырвал из могильного мрака человеческий скелет в полном вооружении со всем необходимым для «полноценной» загробной жизни: наконечники стрел, железные копья, короткий меч, горит - обитый бронзой с луком без тетивы, оселок, несколько фиал и амфор. 
-Вот и ответ! – прозвучал восторженный голос Скутилина. – Господа грабители просто не дошли до самой камеры, а увидели плиту, тогда она не была завалена, подняли её и взяли, первое, что попалось им под руку. Не думаю, что бы такому роскошному семейству подселили бедного родственника. Воры растащили из могилы всё ценное.
-К сожалению, вы, скорее всего, правы, Владимир Андреевич - согласился Дюбрюкс. – Но о покойниках, всё-таки, надобно отзываться уважительнее.
-Этих покойников нам теперь нужно как следует охранять, - сказал Скутилин. – Время к ночи. Слух о найденных сокровищах, наверное, уже разлетелся окрест. Желающих поживиться в этих краях предостаточно. А найденные нами вещи – бесценны.
-Да-да, займитесь этим, Владимир Андреевич, - согласился Дюбрюкс. Хороший археолог, он стеснялся просить, тем паче - приказывать.
-Пожалуй, я сам покараулю, - вызвался Скутилин.
-Помилуйте, Владимир Андреевич! Зачем же самому? Оставим солдат до утра…
-Ничего со мной не сделается. Если желаешь, чтобы дело было сделано хорошо, сделай его сам. День был трудным, люди устали. Чего доброго, уснут на посту. Потом какой с них спрос? А я потихоньку осмотрю находки, составлю список, сделаю зарисовки. Общий план усыпальницы, расположение погребённых…- категорически заявил Скутили. – Вы лучше, Павел Алексеевич, распорядитесь, чтобы мне принесли бумаги, чернил и перьев. Впрочем, я сам…  Семёнов, голубчик! – молодой человек направился к выходу отдавать распоряжения.
         Когда все ушли, а рядовой Семёнов принёс из лагеря перья, бумагу и хлеб с сыром и печёной картошкой в узелке, Скутилин наспех перекусив, взялся осматривать находки. В склепе было тихо, и воображение молодого человека перенесло его на тысячелетия назад. Он представил, как вносят тела в склеп, как укладывают их каждое на своё место, как замуровывают стену, отгораживая ею солнечный свет снаружи от беспросветного мрака вечности. И там, в темноте изо дня в день, из года в год, тлеет плоть, а наверху кипит жизнь, меняются поколения, рождаются и умирают люди, империи, и никому нет дела до тех, кто помещён в склепе и забыт. Века складываются в тысячелетия, на трупах обнажаются кости, но их по-прежнему скрывает тьма. Тех, кто хоронил и помнил, уже не существует. Никто не придёт, никто не станет скорбеть.
           Вдруг удары в стену, голоса, шум, свет, суета.  Встали, смотрят. Никому нет дела, что тех, кого сейчас так бесцеремонно разглядывают вовсе не исторические ископаемые, предмет для изучения, а люди. Они любили, любили их. Им вовсе не нужно, чтобы их разглядывали какие-то оголтелые пришельцы. Кто дал им право входить и нарушать? Они сами себя уполномочили. А им, погребённым, при жизни плохим или хорошим, по смерти уложенным в склепе – неуютно от праздного любопытства. И, наверное, обидно даже, было бы узнать, там в другом мире, где они теперь пребывают, что их тела, когда-то молодые и красивые, с изъянами и без, теперь изуродованные временем - обсуждают и заглядывают под рёбра и пересчитывают позвонки и зубы. Какое нам дело, думали бы покойники с того света, что вы, балбесы, не помните своей истории и, чтобы заполнить пробелы своего невежества, теперь ворошите могилы. Лучше бы бережно из поколения в поколение передавали накопленные знания, и не пришлось бы теперь рыть и строить нелепые умозаключения, которые по прошествии времени снова возьмутся опровергать неуёмные потомки, которым всегда кажется, что они умнее своих предшественников.
         Размышления о «вечном» не мешали Скутилину составлять список. Он нумеровал предметы на листках бумаги и описывать их.
-Височная подвеска, - бормотал себе под нос Скутилин, любуясь изделием из золота и эмали. – Диск-медальон с изображением головы Афины. На голове богини шлем с тремя фигурами сфинксов. К диску прикреплена изящная подвеска сеточкой из цепочек и розеток в цветной эмали.
          Владимир Андреевич бережно положил подвеску подле себя. Он отложил дощечку с листами бумаги, приподнялся с походной табуретки и, дотянувшись, взял круглый электровый сосуд. С минуту Скутилин крутил его, разглядывая изображённые на нём рисунки из жизни скифов.  «Искусная работа!» - про себя похвалил Скутилин. Два бородатых воина разговаривают между собой сидя и опираясь на копья; скиф перетягивает тетиву у лука; лекарь вырывает больной зуб у товарища и в следующем эпизоде лечит человеку раненую ногу.
         Скутилин, не выпуская кувшина, перевёл взгляд на останки в саркофаге, затем на человеческие кости в углу склепа.
-Не о себе ли вы пытаетесь нам поведать из небытия? – грустно прошептал он. Скутилин поставил кувшин между ног и взялся за перо и бумагу.   
           Работа настолько захватила его, что он не сразу услышал шорох за спиной. Только когда тень скользнула по стене, он обернулся. Бородатое лицо, замах чем-то тяжёлым. В мгновение Скутилин сообразил и метнулся в сторону. Тупой удар пришёлся в плечо. Нестерпимая боль возбудила ярость и инстинкт самосохранения.  Ноги спружинили, туловище изогнулось. Со всего маху он ударил нападавшего головой в живот. От неожиданности тот охнул и грохнулся оземь. Скутилин занёс руку с пустым кувшином для удара. Круглые от ужаса глаза противника смутили его, он замешкался. Сзади перехватили руку. Удар по голове и последняя с досадой мысль: «Неужели убит!»
          Очнулся Скутилин лёжа на земляном полу с пульсирующей болью в затылке. «Жив, слава богу». Приложил руку к ссадине. На ладони кровь. Во рту гадость. С трудом поднялся. Упёрся рукой в стену. Посмотрел по сторонам. В склепе кроме него и покойников - никого. Даже беглого осмотра помещения хватило, чтобы понять – амфоры с золотом и крупные украшения исчезли. Уцелело немногое: электровый сосуд, - он закатился за катафалк; подвеска с Афиной, - на неё повалили молодого учёного. Подвеска осталась незамеченной грабителями. 
-Мерзавцы! – процедил Скутилин. Самонадеянный болван. Нужно был послушаться Дюбрюкса и оставить нескольких солдат у входа.               
         Ещё Скутилина огорчило исчезновение бумаг с описанием ценностей. Восстановить списки по памяти не составит труда, решил он, но к чему они грабителям?!

-А, затем, юноша, - говорил Павел Алексеевич в палатке, лично перевязывая голову коллеги платком, - что, возможно, кое-кому в научных кругах Европы вовсе не улыбается перспектива переписывать наново историю. О скифах известно крайне мало. Различные источники противоречивы. Легенды и мифы мешаются с достоверными сведениями. Одни исторические даты указывают на древнее происхождение этого народа. Другие напротив – показывают, что едва ли они не младенцы в сравнении с египетской цивилизацией, например.  Разброс в несколько сотен лет. Но если найдётся подтверждение тому, что скифам много больше того, что принято считать, тогда куда девать всю историю античного мира? Зарождение пресловутой европейской культуры и распространение её на Восток. Что делать с этим? Что делать политикам, убеждавшим свои народы в превосходстве их над другими народами, только потому, что они «культурнее» и разрешавшим себе на основании собственного превосходства огнём и мечом нести эту пресловутую культуру и «истинную» веру во благо тем самым отсталым народам?
-При чём здесь политика, когда речь идёт об исторической достоверности?!
-Вы ещё молоды, Владимир Андреевич, и полны иллюзий, - вздохнул Дюбрюкс. – В ваши годы я тоже думал, что история, как наука, может существовать вне времени и современного мира. Увы. Её перекраивают по мере необходимости на злобу дня. Единственно чему можно верить в истории – это фактам. Только подтверждённые факты есть история. Всё остальное: домыслы, версии, теории   – мишура.
         Возьмите, к примеру, трёх свидетелей уличного происшествия. Прохожего укусила собака. При разбирательстве происшествия один очевидец расскажет, будто большой рыжий кобель набросился из-подворотни и прокусил прохожему голенище сапога и икру до крови; другой поклянётся, что кобелём и не пахло, а нападала сука кудлатая и вовсе не рыжая, а грязная, и ухватила бедолагу за мягкие ткани ниже поясницы, когда тот попытался дать ей пинка; третий же станет уверять, что находился ближе всех и верно видел, что пешеход гулял не в сапогах, а в ботинках и цапнула его мелкая собачонка за палец, когда потерпевший наклонился её погладить. Одну и ту же историю каждый из очевидцев расскажет по-своему и те, кому они расскажут свою версию, перескажут её своим знакомым так, как услышали. Истину никто не узнает. Но нападение собаки на человека останется неоспоримым фактом. После одни призовут прибить собаку. Вторые – не наказывать, потому, что нечего обижать животных, сам виноват. Третьи возьмутся разнимать первых со вторыми. Но исторический факт останется непреложной истинной: произошёл конфликт животного с человеком. Далее общество будет решать, в каком свете ему рассматривать происшествие на улице и какие принимать меры: нанять надзирателя над собаками или перебить их всех, или посрамить прохожего, чтобы впредь не приставал к псам. Однако факт останется фактом: собака покусала человека. А главное – имея три версии происшествия, общество получит возможность применить наиболее удобную из них на злобу дня. Чтобы, если понадобиться, наказать собаку или человека, в зависимости от необходимости.
-Очень образный исторический пример, - иронично заметил Скутилин.  -  Однако, думается мне, «собака», что огрела меня по затылку, руководствовалась вовсе не политикой, а разбойничьими инстинктами.
-Как бы то ни было, завтра я составлю рапорт о происшествии на имя градоначальника Стемпковского Павла Алексеевича. Так же нам должно восстановить список найденных вещей, отметить украденные и принять надлежащие меры от злодейских посягательств на оставшиеся в нашем распоряжении находки, - сказал Дюбрюкс. – Павел Алексеевич уже уведомил губернатора о сокровищах и получил высочайшее предписание лично проследить за отправкой оных в столицу для представления их его Императорскому Величеству Николаю Павловичу.

                2
               
        Середина 90-х, 20 век.

         Рядом с плацкартным вагоном скорого поезда «Кишинёв-Москва», на перроне Киевского вокзала в потёртых джинсах, в чёрной куртке из грубой свиной кожи Венедикта Скутельника отличали от бомжа выбритое лицо, спортивная сумка на плече, загранпаспорт в кармане и российские рубли на первое время. Ни прописки, ни жилья, ни работы. Welcome to Moscow!
         Мелко сыпал затяжной октябрьский дождь. В наступающих сумерках молдаване и их украинские коллеги с русскими матюгами перетаскивали из тамбуров на мерзопакостносырую платформу баулы и ящики с фруктами и овощами. Европейские «братья» не спешили покупать вино, виноград, сало и кукурузу у самостийных и суверенных соседей, своё бы спихнуть. И все, кому ни лень повезли в столицу мелкий и крупный опт.            
         Проводник в синем форменном плаще поёжился, поднял воротник и ответил Венедикту на прощальное «Счастливо» двумя пальцами под козырёк синей форменной фуражки.
          На пути к метро Веня волшебным образом на четверть минуты оказался в Тбилиси: «Таксы, таксы нэ дорага?!»
         Милицейский сержант в серой шинели, натасканным взглядом ощупал тощую сумку и карманы парня. Жидковат, проходи…
          С пересадкой на «Новослободской» Скутельник доехал до «Дмитровской». После света и сухости «подземелья» промозглый холод улицы показался вдвойне неприятным. Веня втянул шею и, перепрыгивая лужи, зашагал в сторону Яблочкова к общежитию литературного института.
 
           «Жора! Ходи сюда. К тебе товарищ…» крикнул вахтёр, не вставая со стула за стойкой у входа. Он продолжил вписывать шариковой ручкой крупные буквы в квадратики кроссворда на последней странице газеты. Для удобства газету сложили вчетверо.
            За проходной уходил вверх марш, затёртый до полного истощения ногами начинающих литераторов. Рядом со ступеньками у железной двери лифта ожидали студенты и студентки. Через решётку виднелась шахта и чёрный трос. Трос то поднимался, то опускался, но кабина болталась в недосягаемой вышине. Где-то в пространстве с лязгом открывались и захлопывались железная дверь. Люди, задрав головы, смотрели на двигающийся трос и нервничали.
-Спускайте лифт, мудаки! – не выдержал юноша с махровым полотенцем на шее и влажными, вставшими дыбом русыми волосами на голове. В подвале он принял душ и теперь ёжился и нетерпеливо переминался. Сланцы под весом его длинного туловища чавкали и оставляли мокрый след на кафельном полу. В вестибюле сквозило.      
          Лифт опустился. Из двери вышли двое: не бритые, с опухшими лицами.
-С вами тут чахотку заработаешь, - проворчал студент с полотенцем на шее, первым протискиваясь внутрь кабины.
-Радуйся - Чеховым станешь, - ответил один. 
         Из-за угла вышел крепкий детина. Его атлетический торс облегала застиранная до полной потери цвета майка с тонкими лямками. По замыслу майка подчеркивала все физические достоинства, выпирающие буграми. Из тех же соображений, подчеркнуть, обладатель мускулистого тела натянул эластичные лосины, чтобы ни у кого не вызывало сомнений его половая принадлежность. Выпуклым лбом и слегка вздёрнутым носом он походил на гуся.
-Если снова нажрётесь – в общагу не пущу и напишу докладную на имя ректора, - пригрозил он выходцам из лифта.               
-Здесь все писатели, и ты пиши - коллега, - ответил ему второй, вываливаясь на улицу. Стёкла на окнах дзинкнули от хлопнувшей двери.
-Уроды! – обозлился вахтёр.
- Пропусти его, - распорядился «детина». Это был комендант общежития Жора Гуревич.
           Охранник потянул рычаг. Веня прошёл через турникет.
-Приехал, как обещал, - сообщил Венедикт. Они обменялись рукопожатием.
-Вижу, что приехал, - без энтузиазма ответил комендант. – Свободных комнат пока нет. Поживёшь у меня. На недели хохлы-строители домой уезжают, переберёшься к ним. Там видно будет…    
-Эй, мудаки, отпустите лифт! – крикнул комендант, задрав голову.

                3

            Бывший армейский сослуживиц Скутельника Жора Гуревич прибыл в Москву из Бердянска, где родился, начал ходить, сказал «мама», вырос под два метра ростом и призвался на воинскую службу в канун отделения «братских» республик друг от друга в суверенные государства.
            Вернувшись домой, но уже в другую страну, Жора сообразил, что ловить на родной «Батькивщине» ему нечего, кроме рыбы в Азовском море. Собрал нехитрые пожитки в кожаный чемоданчик с железными набойками по углам, обнял на прощание «стариков-родителей» (им едва перевалило за сорок), купил плацкартный билет и через сутки свалился на голову троюродному дяде в московской квартире в Гранатовом переулке.
            Дядя, Закваскин Семён Степанович, знал о существовании родственника лишь из «былин» своей покойной матери. От избытка чувств он до полуночи глотал валерьяновые капли и пил карвалол, с отчаяньем и ненавистью поглядывая на дверь одной из четырёх комнат, где беззаботно похрапывал внучатый племянник. Кой чёрт его принёс на мою голову! Сколько времени его кормить? Может он прописаться удумал? Неведенье угнетало.  Капли не помогали. Дядя взялся за водку, а утром вымаливал прощения у прибитой в порыве чувств «он моя родня» жены. Оскорблённая побоями супруга смотрела сверху вниз на мужа, который ползал в семейных трусах в красный горошек по дубовому паркету с мольбами о прощении, и сочиняла соседям легенду происхождения у себя под глазом фиолетового «фонаря».               
            «Либо я, либо он» решило судьбу Жоры. Подключив связи, дядя определил племянника на должность коменданта общежития литературного института. 
             Обиженный Жора съехал из благоустроенной квартиры. В общежитии он получил комнату и временную прописку в паспортном столе и в скором времени осознал, что зря обижался на дядю и его жену. Жизнь показала: комендант «общаги» в Москве -  фигура!
             Жилых комнат в здании общежития определенное количество, а проживающие и вновь прибывающие в столицу должны где-то селиться. К ним относятся не только студенты, а и посторонние граждане для которых цена за номер в гостинице несоизмеримо выше их социального статуса на родине в пригородах, например, Душанбе, откуда прибыли эти самые граждане, для улучшения своего материального благосостояния. Ситуация сложная, но решаемая. Для этого и поставлен на свою должность комендант, чтобы уравнивать статус приезжающих с их финансовыми возможностями.
           Далее, по поручению проректора по хозчасти в общежитии производится плановый или внеплановый ремонт чего-либо, что постоянно требует ремонта. На ремонт отпускаются деньги, составляется смета и по этой смете выходит, что граждане Украины в количестве пяти человек израсходовали краски, гвоздей и досок столько-то. И никто не будет проверять, что работало не пятеро, а трое и бочки с краской и досками уехали на приусадебный участок к проректору по хозяйственной части, а четвертым и пятым работниками ремонтной бригады оказались комендант и какой-нибудь дальний родственник проректора по хозяйственной части. Кому-то не нравится? Завтра вновь отпущенные средства на ремонт кровли будет осваивать более сговорчивая бригада из солнечного Дагестана. От того у рабочих претензий к коменданту никогда не возникало и возникнуть не могло.         
             С комендантом выгодно дружить. Поэтому молодая поэтесса из Челябинска по имени Аня очень активно дружила с Жорой организмом. Благодаря ее стараниям, господин-товарищ комендант дозволял жить в общежитии матери и отчиму поэтессы.  Они, тоже причисляли себя к поэтам, причем, к поэтам гениальным. На почве гениальности в творческих спорах под бутылочку беленькой поэтический треугольник доводил себя до безобразно скотского состояния и в порыве страстной любви к поэзии господа поэты и поэтессы, не находя более веских аргументов в своих словесных прениях, принимались дубасить друг друга по мордам.
            Жора смотрел на кулачные упражнения «родни» сквозь пальцы. Потому, что драки, пьянство и «свободная любовь» в общежитии литературного института стало делом обычным. Что поделаешь – творческие личности.
             Студенты очного отделения единственного института в мире, где выковывались литературные кадры, хоть и причисляли себя к незаурядному творческому потенциалу человечества, были не единственным достоянием страны. Раз в полгода в положенный программой обучения срок весь четвёртый этаж заселяли заочники. Из глубин и глубинок отечества тянулись к свету знаний молодые и зрелые мужчины и женщины. Они не мыслили себя без литературы и корочек о высшем образовании. Корочки, подтверждали статус исключительности в литературном ремесле и открывали широкие возможности на пути к нобелевским премиям или, по меньшей мере, к креслам главных редакторов районных, областных (кому как повезёт) газет и журналов.
            Образовательный процесс заочников начинался с застолья, которое перетекало из комнаты в комнату, изо дня в новый день, а у особо одарённых из недели в неделю. В угаре «творческих семинаров» зачитывались опусы и стихи. Пелись бардовские песни.  Лилась рекой водка и вино. Происходили братания и выяснения кто гениальнее. Складывались любовные дуэты, треугольники, квартеты, квинтеты, секстеты. У особо пылких натур случались сеансы групповой терапии, в простонародье прозванные «групповухами».
            Случалось, что в решение вопроса гениальности встревали слушатели высших литературных курсов. Эту обособленную касту литераторов селили на пятом этаже на срок больший, чем заочников и меньший, чем студентов дневного отделения. Для многих литераторов, прибывших повышать свою квалификацию в столицу, огромное количество гениев в пересчёте на квадратный метр столичной земли, становилось удручающим откровением. Привыкшие к исключительности своего таланта у себя на периферии, они не могли смириться с мыслью, что их незаурядность становится заурядной в общей массе незаурядностей. Что их произведения лежат непрочитанными или прочитанными, но не замеченными в редакциях толстых столичных журналов. Честолюбивые планы рушились, жизнь катилась под откос. Наступало уныние, озлобленность, творческий кризис, запой.
 
                4

             Жора отказался пить водку и есть сухую колбасу. Веня разложил «гостинцы» на столе у высоченного окна с массивным подоконником. На фронте нужна ясная голова и боевая готовность, пояснил Жора, поправляя бугор под лосинами. Комендант вышел за дверь в ночной дозор охранять порядок и покой писателей и поэтов. В одиночку Веня тоже не стал пить и убрал бутылку со стола.          
-Если понадоблюсь - ищи меня в двести пятом. Мы там с Аней поэму сочиняем, - пояснил Жора.             
           Из-за отсутствия занавесок на окнах свет от уличного фонаря беспрепятственно бил в глаза и мешал спать. Пружины матраца поскрипывали, простыня сбивалась. Громкие голоса из коридора, шаги и бесконечные хлопанья дверей приводили Веню в отчаянье. Он смотрел в потолок, размышляя, почему оказался здесь и мог ли избежать этого. Нет, не мог. Там, откуда он приехал, ему и таким, как он, вдруг не оказалось места.
          Мать продала квартиру в Кишинёве и уехала во Владимир, когда националисты развязали войну в Приднестровье. Веня превратился в бомжа. Десятки тысяч русскоязычных снимались с обжитых мест и покидали республику. Веню ни что не держало, кроме воспоминаний детства и юности. Вся родня его по линии матери веками обитала в России. Когда родители Венедикта, молодые специалисты, ребёнком увозили его в Молдавию, никому из них в страшном сне не могла присниться развязка через двадцать с небольшим лет – развал государства и клеймо «оккупантов».
            Но ни скрипом зубов от злости, ни воспоминаниями о безоблачной юности Скутельник не мог изменить настоящего. Он не заметил, как уснул. Однако сон прервали женские вопли за стеной: «Не хочу жить!» Веня сел на кровати, натянул джинсы и вышел в коридор.
         За соседней дверью слышались голоса и плач. Веня толкнул дверь. Она легко подалась. На явление Робин Гуда с впалой грудью, но с жилистыми руками, сжатыми в кулаки, воззрились десятка два глаз. Коллектив литераторов сидел вокруг стола посреди комнаты, на двух подвинутых к столу кроватях и табуретках, держа навесу наполненные водкой пластиковые стаканы. Пустые бутылки «Пшеничной» и «Столичной» заботливо отставили в угол, от греха подальше. Картину всеобщего братства нарушала зарёванная дама с отсутствующим взглядом и красным, как спелый помидор лицом.
-Ты, чьих, будешь? – раздался голос.       
          Веня усмехнулся.
-Что значит чьих? – спросил он.
-Чей холоп, спрашиваю?!
-Я бывший сослуживец Жоры.
-Коли сослуживец - заходи.
         За столом попытались подвинуться. Из-за тесноты не получилось.
-Что ищешь ты в краю далёком? – спросил молодой мужчина с узким лицом в каштановой бороде, усах и прямыми волосами до плеч.
-Стреляли...
-Это, - «бородатый» кивнул на зарёванную даму. – Перепила, птичку жалко… Присоединишься? – мужчина за горлышко приподнял бутылку со стола.
-Момент, - Венедикт вышел и вернулся с бутылкой и колбасой. – Халява - не наш метод.
           Коллектив одобрительно загудел.  Скутельнику сунули в руку «штрафную».
-За музы! – выдохнул «бородатый». Все выпили.
 – Феликс, - мужчина протянул руку Вене.
-Венедикт.
           По примеру Феликса каждый литератор представился. Из десятка услышанных имён Скутельник запомнил одно только женское – Светлана. До сих пор в жизни он не встречал девушек с чёрными глазами. У Светланы они были чёрными. Светлана улыбнулась ему. На коленях её лежала гитара. Девушка взялась левой рукой за гриф.  Народ вежливо притих. Девушка запела. Скутельник догадался, что исполняется песня собственного сочинения. Закончив, Светлана отдала гитару. Инструмент пошёл по рукам. Собравшиеся предлагали на суд товарищей «своё» под тихое бренчание, без аплодисментов, в рабочем порядке. Светлана кивком пригласила Венедикта сесть и подвинулась на стуле. Венедикт втиснулся между чужих ног.
-Куришь? – шепнула Светлана.
-Нет, - ответил он.
-Просто постоишь…
            По коридору они прошли в просторную кухню. Коричневый кафель на полу лоснился жиром. В стене торчал никелированный кран. Из носика крана набухали хрустальными шариками и срывались вниз капли воды. Они стучали по белой жести раковины монотонно, как манометр; ряжом с раковиной, выстроенные у стены в ряд четыре газовые плиты в бурых и жёлтых подтёках вокруг конфорок больше напоминали не чищеный унитаз общественного туалета; интерьер дополняли два разделочных стола с жестяным покрытием на железных ножках. По столам ползали чёрные мухи. По плинтусу мелкими перебежками двигался рыжий таракан, беззаботно шевеля рыжими усами.
            Светлана прикурила от своей зажигалки и присела на подоконник, свесив ноги. Пепел она стряхивала в набитую «бычками» консервную банку из-под олив. За окном справа в свете уличного фонаря виднелась пожарная лестница. По ней осторожно спускался человек.
-За водкой полезли, - пояснила Светлана. – Комендант запрещает выходить после одиннадцати вечера. Народ передвигается через чердак вниз к асфальту до ночного киоска и обратно. Охрана ещё не просекла…
-Лихие ребята. Так и шею свернуть не долго.
-Желание выпить рождает героев.
          Поднятый ворот ситцевого халатика, и заколка в виде незабудок на затылке в пучке тёмно-русых волос тронули Веню. Девушка казалась беззащитной.
-Ты не пишешь? – спросила Светлана.
-Нет.
-Приехал Москву покорять?
-Не до жиру, прокормиться бы.
-Откуда?
-Из Молдавии. Родился здесь, жил там.         
-Сейчас везде хреново, - посочувствовала Светлана. - Только Москва шевелится.  Профессия есть?   
-Историк.
-История нынче не в моде. Ты поезжай завтра на оптовый рынок на «Юго-Западную». Наймись продавцом или грузчиком. Там народу много. Регистрацию не спрашивают и на отсутствие санитарной книжки глаза закрывают. Менты к приезжим привязываются, но   откупиться можно.

                5

          Как многие в юности Светлана Соколова баловалась стихами. В отличие от сверстников, любовь к сочинительству у неё оказалась устойчивой. Её стихи «цепляли». Подборки в городских газетах, чтение на праздниках в актовом зале школы, популярность среди сверстников, - определили судьбу девушки. Она отослала работы в приёмную комиссию литературного института, прошла творческий конкурс. Её вызвали из Тулы на вступительные экзамены. Светлана писала без ошибок, любила русскую литературу и легко усваивала историю. Получив по всем предметам отлично, она прошла собеседование. Ректор Есин лично пожал ей руку и пожелал творческих успехов. Соколова стала заочницей литературного института.
         Сияющая счастьем молодая поэтесса примчалась домой, собрать вещи и отправиться на установочную сессию. Отец Светланы не разделял радости дочери. Что это за профессия – поэт? Майор советской армии в отставке, лишённый поэтического воображения он считал, что писаниной на хлеб не заработаешь. Брала бы пример со старших сестёр. Одна на врача-педиатра выучилась, другая учётчицей на оружейном заводе трудится. Мать Светланы, замордованная казарменной дисциплиной, поддакивала мужу.
          Оскорблённая и непонятая, Светлана хлопнула дверью отчего дома. Купила билет на электричку в один конец и уехала с парой белья и томиком Марины Цветаевой в дорожной сумке. Ей дали койку в общежитии института. За месяц установочной сессии, Соколовой предстояло найти работу и жильё.
           В подземном переходе близ метро «Пушкинская» девушка купила дюжину газет, выписала в блокнот телефоны редакций.       

          В начале девяностых годов в стране одним раздавали ваучеры, другим предприятия. Делили промышленность, телевиденье, космос, газовые и нефтяные трубы, золотоносные жилы, алмазные копи, армию, флот и даже общественные туалеты на вокзалах и рынках. Делили, всё, что могло принести прибыль, делили издательства: журналы и газеты. Всё преобразовывалось в товарищества и акционерные общества. В самой читающей стране мира неожиданно стало нечего читать. Пока освобождённая пресса махалась перьями до кровавых соплей, решая кому и сколько, ситуацией воспользовались оборотистые люди «новой формации». Их стараниями на прилавках киосков появилась пресса с новыми названиями. Средства массовой информации множились. Привыкшие читать в общественном транспорте по дороге на работу и с работы, сидя на унитазах, за чашкой чаю, в бесконечных очередях и в час досуга граждане огромного города расхватывали доступное чтиво в одночасье. Так за временным отсутствием конкуренции в лидеры продаж вышла газета «Дом новостей». Именно её и взяла на заметку Соколова. 
          Мужской голос в телефонной трубке ответил на её вопрос: «Нужны ли вам журналисты?» однозначным «Да» и объяснил, как доехать и где найти помещение редакции. Через час Светлана сидела в кабинете главного редактора газеты, в здании школы для умственно отсталых детей в Большом Предтеченском переулке. Из окна кабинета на первом этаже было видно, как девочки в школьном дворе играют в «резиночку», а мальчишки пытаются им помешать. Ещё через час Соколова вышла с редакторским заданием написать рекламную статью о бизнес-курсах. Курсы создал и ими же руководил главный редактор «Дома новостей». Для вдохновения Соколовой вручили задаток и информационный листок с перечнем дисциплин изучаемых на курсах. 
          За отсутствием опыта Светлана положилась на интуицию и к утру на одном дыхании сочинила три варианта статьи. Компьютерам в России ещё только предстояло встать в общий ряд предметов первой необходимости, таких как хлеб и водка с сексом, поэтому Соколова воспользовалась печатной машинкой «Ятрань», взятой у соседки по комнате.
          Главный редактор пробежал глазами все три варианта. Физик по образованию он не имел опыта работы в прессе. Но человек цепкого ума и со вкусом он мог определить, что такое «хорошо» и, что такое «плохо». Для подстраховки главный редактор передал работу Светланы своим помощникам, похвалил девушку за оперативность и предложил подписать трудовой договор. По договору поэтесса получала стабильный оклад, гонорары и оплату производственных издержек.         
           Два года в газете, столичные тусовки, знакомства со знаменитостями, шальная круговерть большого города обтесали Светлану. Она превратилась из провинциальной простушки в решительную женщину с лёгким налётом цинизма и острым язычком. Научилась носить модные вещи, курить дорогие сигареты и извлекать выгоду из общения с «сильными мира сего».
            В съёмную двухкомнатную квартиру на улице маршала Тухачевского журналистка возвращалась поздно, платила хозяйке исправно и регулярно отправляла деньги родителям на содержание своего малолетнего сына. После раннего замужества и быстрого развода Светлана не доверяла мужчинам. Без них ей было спокойнее. Лучше никак, чем кое-как, рассуждала она и, заводила мимолётные романы, скорее для оздоровления организма», чем для вдохновения. Но к себе домой не приглашала никого и никогда.  Проще закрыть за собой дверь чужой квартиры, считала она, оставив претензии и упрёки в прошлом.      
          Однокурсники не интересовались её личной жизнью. Они съезжались в столицу на месяц, сдавали курсовые, зачёты и экзамены. Наполняли «лёгкие душ» благоуханным воздухом творческих помыслов, который давал им силы не свихнуться в вязкой серости беспросветных будней.
          Светлана с удовольствием окуналась в атмосферу всеобщего братства. Отбрасывала настороженность и расчёт, превращалась в «беспонтовую» девчонку, готовую подставить дружеское плечо товарищу. Смывала дорогой макияж, переселялась в комнату в общаге и вливалась в «коллектив» единомышленников.
               
                6

            По совету Светланы Скутельник отправился на оптово-розничный рынок близ станции метро «Юго-Западная». Предложить, как обещал, должность охранника в общежитии комендант не мог. Все хлебные места забиты, заявил он. Потерпи до первого «залёта», кто-нибудь нажрётся, - займёшь место «штрафника», утешил Жора.

        Братья Саркисян – Аваг, Баграт и Васак, -  держали на рынке три контейнера. Исправно платили за аренду мест администрации рынка. Завозили с оптовых баз продукты питания и бакалею. Реализовывали населению по ценам не ниже и не выше чем у соседей. Но если у соседей дела шли ни шатко, ни валко, на аренду и «поддержание штанов» хватало, то братья Саркисян расширялись и процветали. И не только благодаря наличию коммерческой жилки, которая перешла им по наследству от отца, а к отцу от дедушки, а к дедушке от далёких предков. Помогало братьям наличие разливочной линии шампанских вин в ближнем Подмосковье; цеха по производству ликёроводочных изделий в окрестностях Каширы; и родственные отношениям с начальниками продуктовых оптовых баз Южного округа столицы.
            Саркисяны ладили с администрацией рынка, с милицией, с пожарными и работниками санитарно-эпидемиологической службы. В стране, где «братки» всё поделили по понятиям, навели порядок на местах и взяли на себя функцию государства - сбор налогов с предпринимателей, - у «братков» не возникало претензий к деятельности армянских братьев. Предприниматели устраивали всех, со всеми дружили, и была всем нужны. 
            Но, как известно, бочка мёда на то и существует, чтобы чья-нибудь злодейская рука плюхнула в неё ложку дёгтя. Чья рука настрочила донос на братьев в фискальные органы - осталось тайной, но из администрации рынка пришла «малява», что за деятельностью братьев устанавливается тайный надзор и если имеются «косяки», скажем, партия шампанского без накладных или ещё что, то в случае чего, администрация ответственности не несёт. В случае чего это чего? насупились братья. Это когда прослеживают всю цепочку поставок и выходят на производителя. А производитель отпустил товар в размере десяти тысяч бутылок ещё год назад. Товар давно продан. Тогда почему по документам он всё ещё находится в контейнерах, хотя из докладной записки тайного проверяющего в день с одной только точки вами, господа Саркисян, реализовывается почти тысяча бутылок. Это в будни. В предпраздничные дни гораздо больше. Что скажете?
            Во избежание неудобных вопросов братья решили подстраховаться. Для начала, под благовидным предлогом рассчитали продавцов, с тем, чтобы избавиться от возможно засланного «казачка». Продавцы и сами не горели желанием «лезть под пули». С законом шутки плохи. Слухи о неприятностях у братьев, разлетелись по рынку со скоростью чумной заразы. Люди не желали наниматься к ним на работу, обходили стороной от греха подальше. Братьям пришлось занять места за прилавком. В эти тревожные для армянских коммерсантов дни в торговых рядах в поисках заработка объявился Венедикт.
            Скутельник вошёл в первый на его пути контейнер к старшему из трёх братьев – Авагу. Братья были очень дружны и разительно похожи между собой. Их сходству способствовали наличие общих родителей, цвет волосяного покрова на голове и других частях тела, а также национальность, которая в европейской части России, особенно в таком густонаселённом мегаполисе, как Москва, делали всех смуглых, черноволосых и с акцентом говорящих граждан – похожими друг на друга до неузнаваемости. Чтобы братьев не путали «коллеги» по работе, в администрации рынка и постоянные клиенты, (к жёнам это не относилось: они различали своих мужей по не видимым постороннему глазу частям организма) старший брат отрастил усы и бороду. Средний, Баграт, отпустил усы; младший, Васак, остался без усов и бороды, но с шикарными бакенбардами. Для удобства в обращении братья изменили свои имена данные им по рождению в более привычные русскому уху: Аваг стал Аликом, Баграт – Борисом, а Васак - Васьком.      
            При появлении незнакомца Алик встал со стула и на всякий случай улыбнулся возможному покупателю. Намётанным глазом он определил по потёртым джинсам и стоптанным каблукам, что перед ним в лучшем случае водитель газели, посланный хозяином на разведку, в худшем - кто угодно, вплоть до «подсадного» проверяющего, но никак не уважаемый клиент. Первый вопрос молодого человека: «Вам продавец нужен?» оправдал худшие предположения Алика. Он потемнел и без того смуглым лицом. Никто не хочет к ним наниматься, а этот на тебе, пожалуйста! По неписаному закону рынка в контейнер постороннему вход воспрещён. Этот вошёл уверенно, как к себе домой. Подстава!
            По мановению руки младшие братья выросли за спиной Вени. Они вежливо улыбались, но молчали, ожидая дальнейших указаний старшего брата. Усатый бородач вежливо попросил Скутельника выйти и подождать на улице и, когда братья остались одни, сказал:
-Он просится на работу.
            Братья посмотрели сквозь стекло витрины на парня «с улицы». Здоровый румянец на щеках, узкий лоб с начинающимися залысинами, коротко остриженный затылок, кудрявый тёмно-русый чуб, спокойный взгляд умных серых глаз в сочетании с тонкими белыми пальцами на ухоженных руках указывали на человека умственного труда. Отставной интеллигент, коих в полку безработных прибавилось в постперестроечный период не вызвал бы у прозорливых коммерсантов подозрения неделю назад. Творческая интеллигенция, после массовой «ваучеризации» населения ломала пояса перед лавочниками, чтобы те дали заработать на прокорм. В торговых рядах можно было купить колбасу у бывшего математика, капусту с морковью у артиста без ангажемента, водку у бывшего заведующего лабораторией НИИ. Никто, ни чему не удивлялся - ни продавцы, ни покупатели и слово «стыдно» применительно к роду занятий здесь на рынке теряло смысловую основу.
             Брать или не брать на работу странного субъекта? Алик по праву старшинства высказался в том смысле, что, быть может, даже хорошо, если парень окажется подсадным. Из этого можно извлечь пользу. Пока он сидит в одном контейнере - с других точек можно смело реализовывать продукцию, не опасаясь, быть пойманным за руку. «Вражеский лазутчик» будет всегда на виду, при нём никаких вольностей. Тогда у «инспектора» сложится «правильное» мнение, а из правильного мнения – правильный отчёт начальству. Заодно можно присмотреться, нащупать слабые места и использовать их. Чиновник для того и поставлен на свою должность, чтобы проявлять слабости. А трудовой люд, для того и придан в ведение чиновника, чтобы эти слабости угадывать и превращать их в сильные стороны посредством безвозмездных денежных взносов. Так с годами на почве товарно-денежных отношений вырастает крепкая, а главное полезная дружба.
             Доводы Алика вполне убедили братьев. Веню позвали с улицы. Имеет ли он опыт работы в торговой сфере? Нет?! Дурочку валяет, переглянулись родственники, под простачка косит.
             Есть ли в наличие медицинская книжка? Нет?!  Думает поймать нас на такой мелочи! Придётся оформить, уважаемый. Без медицинской книжки в торговле нельзя.
             Документы, паспорт, например, имеется? Хотя это не важно. В наши дни любую бумажку «состряпать» можно. Пользоваться журналом учёта приходилось? Нет?! Вот фрукт! Врёт и не краснеет. Ручки холёные, ничего тяжелее карандаша не держал, а учёт вести не научился. Научим, ободрили братья.
-Завтра приходи к восьми утра, - сказал Алик. – Примешь товар по описи и приступишь. Оплата двести пятьдесят долларов рублями в месяц. Работа без выходных. До темноты. Зимой рабочий день короче.  Летом, - Алик посмотрел на братьев. Те усмехнулись, - до лета доживём – увидим.               

                7

           Слух о подсадном «простачке» быстро облетел окрест. На следующий день соседи братьев Саркисьян с деланным безразличием прохаживались мимо контейнера Алика и с сочувствием всматривались вглубь. Там с шумом двигали ящики с копчёными колбасами и бужениной, коробки с болгарским горошком в стеклянных банках и прочей консервацией. Ревизия, высказывали предположения и, поджав губы, угрюмо удалялись на рабочие места. Общая атмосфера тревоги и не добрых предчувствий отражалась на состоянии духа и не укрывалась от придирчивых покупателей. На общем фоне унылых физиономий, радушие Бориса и Васька радовало покупателей праздничным контрастом. Чего унывать?  Инспектирующий под бдительным оком Алика. Налетай господа предприниматели, обслужим по первому разряду!
           Народ, утомлённый и взвинченный вечным ожиданием очередной гадости от государства, искал возможность хоть в мелочи получить стабильность, а с нею отдушину от тягостного бытия. И этой отдушиной становилось посещение рынка, где радушные братья Саркисьян одаривали улыбкой всякого, кто обращался к ним. Кроме улыбки была в их лицах та неуловимая уверенность в завтрашнем дне, которой так не хватало посетителям торговых рядов. Они, покупатели, невольно тянулись к приветливым и уверенным армянам. Лица братьев с каждым днём становились радушнее: выручка росла ободряюще стабильно. Соседи злобно бесновались и чем больше злости отражали их лица, тем внушительнее цифра вырисовывалась в журнале учёта проданных товаров у их армянских конкурентов. «Каблучки» и небольшие бортовые грузовички выстраивались в очередь у контейнеров Бориса и Васька.  Запасы шампанского и водки на складах иссякали так быстро, что и в две смены рабочие подпольных цехов не управлялись. Работу наладили в авральном режиме – круглосуточно.
            Алик не мог нарадоваться. Его симпатия к новому работнику выросла до любви, почти отеческой. Он был ласков с парнем и «не замечал», когда заставал его за «несанкционированным» поеданием небольшого кусочка копчёной свинины или любительской колбасы. Веня стеснялся и краснел, но голод был сильнее. Денег у него совсем не осталось. 
            Питался Веня плохо. Жил впроголодь.  Основным его блюдом вечером после работы стали «ножки Буша». В общаге на кухне Веня жарил ножку на сковороде и делил надвое, оставляя меньшую часть на утро. Иногда голод поднимал его среди ночи и заставлял съесть утреннюю порцию. В такие дни Скутельник, пользуясь отсутствием Алика, выгребал из коробке самый маленький кусочек мяса в вакуумной упаковке и мгновенно съедал его.
            Однажды за жаркой курятины Венедикта застал бородатый поэт Феликс. Его однокурсники отучились и разъехались по домам до следующей сессии. Феликс устроился на работу в коммерческой газетёнке и временно занимал комнату на четвёртом этаже с «благословения» коменданта. Возвращаться в Казань он в ближайшее время не собирался. Закурив папиросу у открытой форточки, Феликс после нескольких фраз о жизни и о погоде спросил:
-Статьи писать умеешь?
              Скутельник тяжело вздохнул, вспомнив каким громовым эхом, отозвались его исторические опусы в республиканской газете летом девяносто второго. Молчание Скутельника Феликс воспринял, как утвердительный ответ.
-Напиши зарисовки из жизни рынка.  Ты ведь там работаешь?
              Веня кивнул.
-Ну, вот! Что-нибудь забористое.
-Например?
-Ментовские облавы или самые популярные способы торгашей объегоривать население. У нас в газете высокие гонорары. Не обижу.   
              На кухню вошла Светлана. Она нежно положила руку на запястье Феликса, слегка наклонилась и прикурила от его папиросы. Веня отвернулся и вилкой перевернул ножку. Сковорода яростно зашипела, обжигая руку брызгами раскалённого масла.
-Убавь огонь, - посоветовала женщина. Она громко говорила и тянула слова, глаза её блестели, щёки покрывал румянец. – Выпьешь с нами?
              Веня отказался. Завтра рано вставать. Светлана хмыкнула и потянула Феликса за рукав свитера к выходу.
-Так напишешь? – обернулся Феликс.
-Попробую.
              Ночью Веню разбудил громкий стук в дверь. Веня чертыхнулся, встал и открыл. На пороге покачивалась полупьяная Светлана. Она шагнула на Скутельника. Её ноги подкосились.  Венедикт успел удержать женщину от падения на пол.
-Переночевать пустишь?               
-А, куда делся Феликс?
-Мы поругались. Пошёл он к чёрту!
            Светлана плюхнулась на соседнюю кровать.
-Тебе придётся спать без подушки, - предупредил Венедикт. – У меня нет запасной.
-Мы можем вместе на одной, - Светлана расстегнула халат и вытянула ногу. Тонкий бюстгальтер и прозрачные трусики чёрного цвета смотрелись весьма условно на теле, слегка вуалируя прелести, но, не скрывая их.
-Тебе лучше выспаться, - ответил Венедикт.
-Я сама знаю, что мне лучше! – огрызнулась Светлана. Она встала и направилась к двери, застёгиваясь на ходу.   
-Учти, второй раз не открою, - предупредил Веня.
            Женщина отпустила ручку двери.
-Не откроешь?!
-Нет.
-Мне?!
-Тебе.
            Секунду Светлана недоверчиво смотрела на Венедикта.
-А, ты ещё тот фрукт, - сказала она.
-Выключи, пожалуйста, свет. Завтра, когда пойдёшь – не забудь захлопнуть дверь.
           Светлана щёлкнула выключателем. Веня отвернулся к стенке. Некоторое время в темноте с соседней кровати слышалась возня и недовольное ворчание. Затем дыхание женщины выровнялось. Скутельник бесшумно встал и подложил поэтессе под голову свою подушку. Себе он свернул куртку. Съёжившись под шерстяным одеялом, Светлана казалось совсем маленькой.
            Далеко в коридоре громыхнуло ведро. Венедикт босиком скакнул к двери, прислушался, постоял и отступил к кровати. Девушка безмятежно спала, привычно не реагируя на посторонние звуки никогда не утихающих коридоров общежития. Скутельник тоже лёг. Присутствие в комнате молодой женщины будоражило воображение. Ничего, на мой век хватит, подумал Скутельник, засыпая.   
         
                8

               Коммерческие успехи братьев Саркисян не давали конкурентам покоя. За братьями наблюдали десятки глаз. Соседи заходили в контейнер поболтать «о погоде», но ничего особенного не обнаруживали. Худенький парень в затёртых до дыр джинсах отпускал товар клиентам и помогал грузить в машины ящики и коробки. Алик посмеивался над соседями. В очередной раз, когда к нему пришли сетовать на то, как у всех плохо, а у братьев хорошо, Армен забавы ради заявил: «Всё дело в «секретном» оружии».
              Алик многозначительно поднял бровь и указательный палец и украдкой кивнул на Веню.
-Экстрасенс, - глубокомысленно изрёк армянин новомодное слово. Статью о народных целителях и их сверхчеловеческих возможностях он прочитал вчера в бульварной газетёнке перед сном и теперь сболтнул первое, что взбрело в голову.
            Новость об экстрасенсе тотчас разлетелась по рынку. В обновлённой России народные целители «давали установки», «заряжали воду» и лечили геморрой или паховую грыжу с голубых экранов. Привыкший свято верить во всякую чушь из «говорящего ящика» обыватель легко поверил в существование «неведомой силы». Как они раньше не догадались? хлопали себя ладонями по лбам просветлевшие коммерсанты. Именно она, «неведомая сила», колдовство, способствует успеху в бизнесе.
              Слушай, Алик, дорогой, одолжи свою «золотую курочку» на денёк за деньги, посыпались предложения со всех сторон. Братья оказались в затруднительном положении. Отказ испортит добрые отношения с соседями, а согласие – сделает посмешищем. Но Алик, получил в наследство от отца не только большой нос, но и немалую смекалку. Он рассказал Венедикту, кем его считают на рынке, и попросил денёк поработать у соседа.
-Какой из меня колдун! – воскликнул Веня.  – Я же в этом лох!!
-Это они лохи, - успокоил хозяин и ласково добавил: - Они тебе хорошо заплатят.
           Алик надеялся одним выстрелом убить двух зайцев. Он освобождался от соглядатая и помогал коллегам. Теперь никто не скажет, что братья Саркисян чёрствые люди.
           Чтобы легенда о магических способностях Венедикта не умерла в первый же сутки, братья весь следующий дня подсылали своих клиентов к Скутельнику, в соседний ряд. Вечером счастливый коммерсант, арендовавший «колдуна» выставил Алику магарыч. Его выручка выросла в три раза. Контейнер старшего брата «осадили» торговцы. Его умоляли одолжить им парня, за деньги. Скопление народа подманивало запоздавших клиентов. Они торопливо скупали у Алика продукты питания и спиртное. Видя это, соседи обезумели. «Колдун» настоящий! Смотрите, как обработал владения армяшек, к ним так и прут с утра до ночи!
             Отговариваясь от коллег по бизнесу, Алик взвешивал плюсы и минусы. Выгоду или хлопоты принесут ему «экстрасенсорные способности» парня? За сорок лет жизни Алик повидал всякое и усвоил несложную истину – чем наглее лож, тем больше в неё верят. 
             Пока Алик размышлял, коммерсанты шепотом переманивали Веню двойным окладом и процентом с продаж. Веня напускал таинственности и обещал подумать.
             Алик поднял руку. Народ у контейнера притих.
-Если я отдам вам своего работника, то с чем останусь сам? – спросил он.
-Мы тебе заплатим, - ответил голос за всех.
            Алик согласился при условии, что всегда сможет забрать экстрасенса назад.
            Коммерсанты заспорили. Каждый предъявлял своё право первенства. Алик составил список особо «нуждающихся». Таксу за аренду «колдуна» объявим завтра, сказал он.
-Мы не можем вечно отсылать своих клиентов конкурентам, - негодовали младшие братья, когда ободрённые «коммерсанты» разошлись по своим точкам.
-Вы что забыли, кто он на самом деле? – прикрикнул на братьев старший. – Мы избавились от него. Когда-нибудь «проверяющий» закончит проверять, а нам только этого и надо. Пусть пишет свои отчёты, - Алик сделал паузу и добавил, - о других.
            Мудро, согласились Борис и Васёк. Они посмеялись над глупостью соседей. Как ловко Аваг отвёл от братьев удар и не отказал в просьбе людям.
-Этот «колдун» вам наколдует, - хихикали Саркисяны, - в протоколах его волшебные «заговоры» почитает!   
             Однажды Алик поманил братьев и, приложив указательный палец к губам, жестом предложил следовать за ним. Братья гуськом подкрались к контейнеру соседа, которому одолжили Скутельника. В окно было видно, как за прилавком, на стуле примостился Венедикт. Наполовину скрытый товарными весами он склонился над столом и что-то записывал шариковой ручкой в тетради.
-Видели?! – спросил Алик уже на своей территории. – Кляузы сочиняет. Сидим тихо, «помогаем» соседям…

                9
         
               На кухне общежития Феликс перелистывал тетрадь Венедикта. Дым от папироски в зубах змейкой лез ему в глаза. Он щурился и, время от времени, на губах его появлялась улыбка.
-Не плохо, - сказал он, свернув тетрадь трубочкой. – В целом сыровато, но есть удачные места. Тебе нужно поработать в газете. Пообтесаться. У нас вакансий нет. Но внешатники нужны. Это, - Феликс тронул тетрадь в кармане брюк, - я подчищу. Пойдёт в ближайшем номере. Гонорар после публикации. Так заведено.
             Рацион Венедикта расширился. Сегодня он переворачивал на раскалённой сковороде тушки минтая. Горячее масло шипело и стреляло во все стороны, покусывая запястья и покрывая жёлтыми крапинками кафель на стене.
-Ты это, - Феликс замялся, - Светка у тебя ночевала?
-Пришлось пустить.
-У вас там ничего не было? Она ведь настырная, особенно выпивши.
-Ничего. Пришла, тихо легла и сразу вырубилась. 
           Феликс с сомнением посмотрел на Скутельника. Оставалось верить на слово.   

                10

           Через неделю Аваг бросил на стол перед Венедиктом развёрнутую газету:
-Почитай!
          Тот отодвинул чашку с чаем и подтянул газету ближе. Саркисян терпеливо молчал, пока Веня, изучая материал.
-Никого не напоминает? – сдерживая гнев, спросил Аваг.
-Тебя напоминает, Баграта напоминает, Васака напоминает! Только имена другие. – закончив читать, ответил Скутельник. – Откуда ты это взял?
-Соседи дали. Мы на рынке «знаменитости». Все на нас пальцем показывают. Про «тонкости» нашей работы теперь только «ленивый» не знает.
-Все так работают: обвешивают, этикетки переклеивают, просроченный товар за свежий выдают.
-Твоя писанина?
-С чего ты взял?
-Читай имя автора. - Аваг ткнул пальцем в газету.
-Скутилин, - проговорил Венедикт, поднял глаза и покраснел.
-Ты думаешь, я дурак? – в голосе Авага звучали обида, злость и досада. – Мог бы псевдоним поумнее придумать. Хотя я бы всё равно догадался…
-Ничего я не придумывал. Это в редакции сами…
-Зачем пишешь такое? Мы к тебе как к родному, а ты!
-Не век же мне на рынке торговать, - стал оправдываться Венедикт. – Хотел себя попробовать в журналистике.
-Рапортуй своему начальству на здоровье, зачем в газету! – взорвался Аваг.
-Какому начальству?! Ты моё начальство, о чём я тебе должен рапортовать?!!
             Аваг уставился на Веню.
-Ты, вообще, кто такой? – спросил он. 
           Венедикт рассказал, откуда приехал, где остановился и как оказался на рынке. Аваг с сомнением посмотрел на Скутельника и сел на табуретку рядом. Он понял, какого дурака свалял и в какое посмешище превратиться, если на рынке узнают «биографию» Скутельника.
-Так ты не мент? – спросил Аваг.
-Упаси боже!
           Авагу очень хотелось торжественно объявить Венедикту, что тот уволен, чтобы отомстить за бессонные ночи и «страшные» дни ожидания ареста с конфискацией. Очень хотелось рассказать братьям, что «проверяющий» - самозванец, а «коллегам» по работе, что они имеют дело не с колдуном, а с беженцем, почти бомжом. Но ничего этого Аваг делать не стал. Он сам создал «Хлестакова». Сам придумал и заставил других поверить в «колдуна». Аваг рассмеялся:
-Ловко ты нас!
-Я ничего. Это вы сами…
-Я про статью. Больше о нас не пиши.
           Вдруг Саркисяну пришла идея.   
 -Значит, надоело работать на рынке? – спросил Аваг.
-Этого я не говорил. Всю жизнь оставаться здесь не намерен. Поработаю временно, пока не устроюсь куда-нибудь.
-Чего ты хочешь от жизни?
           Скутельник часто задавал себе этот вопрос. Но исчерпывающего ответа не знал.
-Для начала – снять квартиру. Там видно будет, - ответил он.
-У тебя ведь есть друзья в прессе? – спросил старший Саркисян.
-В одной газете.
-У них есть друзья в других сми. Пусть помогут.
-Чем? – Скутельник не улавливал, чего от него хотят.
-Напиши статью об удивительном человеке, который благодаря своим уникальным возможностям повышает «производительность труда». Что стоит ему только появиться в контейнере, как выручка вырастает в два, а то и в три раза. Придумай ему яркий псевдоним, обставь статью фактами, а мы, то есть я и братья – поможем. Проплатим редакциям рекламу «колдуна». Снимем тебе квартиру.  Сейчас модно верить в экстрасенсов и всяких чудо-целителей. Они закон не нарушают, а деньги делают. Улавливаешь?
-Кажется да. Только если публика захочет, чтобы ей представили «колдуна чудотворца», что мы ей предложим?
-Тебя.
           Скутельник уставился на Саркисяна.
-С ума сошёл?!
-Почему сразу с ума? На рынке ты себя зарекомендовал лучшим образом. Организуем пару «чудес». Почитаешь специальную литературу. Слепим тебе подобающий образ, напустим таинственности. Физиономия у тебя подходящая. Язык подвешен. Голова варит. От клиентов отбоя не будет. Кашпировский с Чумаком нам позавидуют. Москва большая – дураков много. У кого смекалка имеется, тот не пропадёт. Денег заработаешь.
           Предложение, как озадачило Веню, так и развеселило. Квартира, не «пыльная» работа. Почему нет?!
-Попробуем, - согласился он. – Завтра я на работу не выхожу?
-Завтра ты исчезаешь на неделю. О квартире я позабочусь. Через неделю твоё появление на рынке все будут ждать как второе пришествие.
           К затее старшего брата младшие Саркисяны отнеслись с недоверием. Но препятствовать не стали. Пока все начинания Авага венчались успехом.

                11
         
           Изучив историю об «уникальных» способностях экстрасенса с рынка, Феликс пожал плечами.
-Бред сивой кобылы, - сказал он. – Первый раз слышу, чтобы от плевка в консервную банку прибыль увеличивалась в четыре раза. Приведи своего чудотворца сюда, пусть он мне в карманы поплюёт. - Феликс полистал машинописный текст.
-Какая тебе разница? Деньги не пахнут. Заказчик платит, вы публикуете, - отвечал Скутельник. – Сейчас кто на что горазд, - времена такие.
-Быстро ты освоился, - усмехнулся Феликс. - Ты этого «волшебника» сам-то видел?
-Как тебя. Сможешь пристроить материал в другие издания?
-Поговорю с ребятами. Заработать все хотят.
             Феликс выпустил струю дыма и затушил папироску в банке из-под олив. В кухню вошёл комендант в лосинах, со сковородой с засаленной ручкой. Из щели между сковородой и крышкой торчал хвост минтая.
-Вот ты где?! – обратился он к Скутельнику. - Сегодня съезжаешь? Адресок чиркни. В гости приду. Мне, видать, на роду написано сдохнуть в общяге с этими уродами. – Комендант мотнул головой. Из глубины коридора доносились женские вопли и мужской мат. – «Родня» снова выясняет кто из них гениальнее. А ты Веня в люди двинулся…
             В голосе Гуревича Венедикт уловил грусть без зависти и досады.
-Не тоскуй, Жора, - увидимся. Ты мне помог. В долгу не останусь.
-Сочтёмся. – Гуревич поставил сковороду на железный стол.
           В дверном проёме без двери с голыми петлями появилась пятилетняя девочка в коричневых трикотажных колготках и в жёлтой байковой майке до колен с вышитым на животе синим зайцем.
-Дядя Жора, - обратилась она к коменданту, выговаривая вместо буквы «р», букву «л». – Там дядя с рыжей бородой мяукает.
          Гуревич и остальные выглянули из кухни. В дальнем конце коридора у закрытой двери на четвереньках стоял совершенно пьяный студент в мокрых между ног джинсах, в тапках со стоптанными задниками на босу ногу, громко мяукал, и при этом хитро улыбался. Голый торс и рыжие всклокоченные волосы на голове, бороде и подмышками придавали ему сходство с орангутангом.   
 -К моей «родне» в гости ещё один «Лермонтов», - сообщил Гуревич. – Пришёл обмениваться «творческим» опытом. Сейчас я ему устрою «торжественный приём»! – Жора снял с плеча и злобно бросил на стол вафельное полотенце, прожжённое до чёрных дыр. Решительным шагом, играя мускулистыми ягодицами под облегающими «лосинами» он отправился на встречу с «Лермонтовым».
-Говорят раньше, до товарища Есина здесь в общаге ковры в комнатах стелили, - сказал Феликс.
-Да?! Глядя на нынешний срач кругом – верится с трудом, - заметил Скутельник.
-Несколько лет назад организовали встречу первых выпускников института. Одна старушка-выпускница заглянула в общежитие и расплакалась. От былого великолепия остались кучи дерьма на унитазах, орды крыс и полчища тараканов.
             Феликс говорил это с презрением к нынешней институтской «власти». Поэт по призванию, он не мог простить ректору его бездарного руководства и желания любой ценой удержаться в ректорском кресле. Творческий человек обязан заниматься творчеством, а не браться за управление хозяйством, в котором ничего не смыслят, рассуждал Феликс.
             Применительно к себе занятие журналистикой Феликс Хусейнов считал вынужденной мерой. Приехав в Москву из Казани учиться литературному ремеслу, он скоро понял, что всё дело в искре божьей. Ни один «мастер» даже семи пядей во лбу не разбудит в ученике гения, если перед ним остолоп. Быстро уразумев эту не хитрую истину, Феликс тщетно пытался высечь в себе ту самую пресловутую «искру» посредством стихосложения. Человек не глупый и с литературным вкусом, он вдумчиво просмотрел свои литературные поделки, сделал неутешительный вывод, погрустил, вошёл в лёгкий запой, благополучно из него вышел и устроился корреспондентом в газету «Деньги». В «Деньгах» рассказывали населению как нужно и можно зарабатывать. Причём самым заядлым и знающим рассказчикам оказался молодой эксперт-финансист Хусейнов, у которого этих денег никогда не водилось. Население верило автору, следовало его компетентным советам и по истечении некоторого времени заваливало редакцию гневными письмами с требованием расстрелять журналиста Халина, псевдоним Феликса, или оторвать ему все выступающие части тела от носа с ушами и ниже   Чем чаще вспыхивали скандалы вокруг газеты, тем выше подскакивали тиражи. В Хусейнове открылась жилка организатора. Он умело подтягивал потенциальных рекламодателей. Как поэт, обладая хорошо развитым абстрактным мышлением, Феликс увлекал за собой клиента в такие заоблачные дали грядущего финансового благополучия, что тот, опускаясь на землю, ещё долго и без сожаления снимал с себя «последнее» и вкладывал в рекламу, чтобы приблизить обещанный Феликсом развитой капитализм в отдельно взятой коммерческой организации.
             Руководство газеты по достоинству оценило ловкость и напор молодого сотрудника, предложило должность заместителя главного редактора и утроило жалование. Феликс мог себе позволить съём вполне приличного жилья в центре столицы, но не делал этого, поскольку аренда комнаты в общаге обходилась много дешевле. Временные неудобства, связанные с пользованием общей уборной и душем в подвале общежития Хусейнов рассчитывал компенсировать скорой покупкой квартиры в спальных районах, для начала.
            Отдаваясь работе почти без остатка, Феликс в душе оставался художником. Ту самую малую часть «почти» нерастраченной душевной энергии, он тратил вечерами за письменным столом. Пусть я не гений, пусть моё творчество останется незамеченным, но не всё созданное даже гениями выходит в свет, грустил и умилялся Феликс. Его радовало, что он способен создавать. Это делало его великодушнее и добрее. Придавало жизни смысл, а с ним умение не мелочиться, не замечать повседневной суеты и проявлять терпимость к слабостям окружающих. На его лице мерцала лёгкая улыбка человека, который знает нечто, чего не знают другие.  Именно этот неразгаданный налёт таинственности привлек внимание Соколовой. Устав от чванства и сытости столичного бомонда и нуворишей в дорогих костюмах с повадками лакеев, она почувствовала в молодом человеке с ухоженной бородкой и умными карими глазами собрата. Оба строили свою карьеру без посредников, оба знали, что рассчитывать могут только на себя и главное оба являлись творцами. Они словно участники масонской ложи двигались среди людей, общались с ними, но жили своей внутренней жизнью, и делились ею только с   себе подобными, не опасаясь остаться не понятыми.

                12
             Предложение Хусейнова опубликовать в «Доме новостей» рекламную статью о колдуне на продуктовом рынке Светлана встретила с иронией, но и с пониманием. Кому охота кормить население сказками – пожалуйста. Как говориться: «Любой каприз за ваши деньги».  Качество статьи её мало интересовало. Редакторы поправят. Однако бойко написанный материал заинтересовал. «Лёгкая рука», - похвалила она и удивилась, узнав, кто её автор.
-У него есть задатки, - признала Соколова.
-Я тоже так считаю, - согласился Хусейнов. – «Гонорар» предпочитаешь «зеленью» или «деревом».
-Инфляция не оставляет выбора.
           Феликс выложил на стол несколько американских купюр.
-Поговори с ребятами. Нужно тиснуть пару статей о колдуне в других газетах, - сказал Хусейнов.
-Не вопрос, - кивнула Светлана. Допила кофе, накинула сумочку на плечо и встала. – Зачем это Венедикту?
-Понятия не имею.
            На прощанье Светлана махнула Феликсу с улицы. Он кивнул и смотрел из окна кафе, как она лавирует между машинами, до тех пор, пока женщина не перебежала на противоположную сторону дороги. Затем допил свой кофе, расплатился с официантом и отправился в редакцию.

                13

             После недельного отсутствия появление Скутельника на рынке вызвало фурор.  Торговцы разглядывали его с нескрываемым любопытством.
-Что ты им наплёл про меня? – Венедикт выскользнул из задней двери красной «Вольво», одетый в серую пару и чёрные туфли, купленные на деньги Авага. Водитель тотчас отъехал. 
-Не я, - Аваг хитро подмигнул и бережно повёл Скутельника в контейнер под руку, как делал только с очень уважаемыми клиентами. За ними наблюдали десятки глаз. – Ты теперь знаменитость. – Саркисян усадил гостя на стул и подвинул газеты на столе. – «Независимая» пресса с восторгом рассказывает о невероятных экстрасенсорных возможностях чудо-колдуна.
-И что дальше?
              А дальше в течение дня к контейнерам Саркисянов непрерывно подъезжали грузовые автомобили; одни загружали товар, другие подвозили новый. Торговцы-соседи как завороженные смотрели на происходящее. В считанные часы братья продавали товара столько, сколько остальные не могли реализовать за месяц. Это ли не чудо! Видать газеты не врут, рассказывая о некоем «волшебнике», способном притягивать удачу.
            «Волшебник», сунув руку в карман брюк, стоял близ контейнера и прихлёбывал из фаянсовой кружки чай.
-Намылят нам шею, - шепнул Веня Авагу, когда от порога отчалил очередной гружёный коробками шампанского «каблучок».      
          Со всех сторон на Авага сыпались предложения: «Одолжи колдуна». Старший Саркисян отвечал: «А я с чем останусь?» и не соглашался. Так продолжалось несколько дней: братья «обогащались», соседи злились и завидовали. Аваг гнул одну ему известную линию: продолжал перевозить свой товар из контейнеров на склад и обратно. Водители пожимали плечами, но держали язык за зубами. Им хорошо платили.
          В один из дней Аваг «дал себя уговорить». Колдун явился к дальнему родственнику Саркисянов, выставил всех наружу, напустил на лицо таинственности и десять минут, что-то бормотал не выходя из контейнера. После ухода «колдуна» весь день торговую точку осаждали мелкие и средние оптовики. Под закрытие счастливый предприниматель едва не целовал «колдуну» руки: за день он «отбил» вложенные в товар деньги и аренду помещения.
          «Одолжи, продай нам колдуна!» - слёзно умоляли предприниматели. Иные за спиной братьев брались за старое и пытались перекупить Венедикта.
-Не могу, - отвечал Скутельник, - у меня долгосрочный контракт, - вворачивал он новомодное слово.    
           Через неделю в контейнер к Авагу явился стриженый «качок» с золотым жгутом на шее и шрамом от виска до уха.
-Пойдём. С тобой хотят поговорить,- сказал он. Братья проводили старшего до двери тревожными взглядами.   
            На втором этаже здания администрации рынка Авага ввели в комнату. За канцелярским столом на стуле с железными ножками сидел тридцатилетний мужчина в малиновом пиджаке и чёрных брюках. Для надлежащего статуса в наличии у него имелись все сопутствующие аксессуары: дорогие «котлы» на запястье, толстенная «голда» на раскормленной шее, и золотая «гайка» на безымянном пальце правой руки.
-Здравствуй, Аваг, - поздоровался мужчина с коммерсантом. Не вставая, он подал ругу «типа» для пожатия и Аваг «типа» пожал толстые пальцы.
-Здравствуй, Андрей, - ответил Аваг. Ему предложили стул, и он присел, напротив. За спиной Саркисяна маячил «качок». За спиной Андрея висел портрет Бориса Ельцына с прилизанным на бок чубчиком и улыбкой опохмелившегося идиота.
           Андрей Буранов лицом и телом напоминал сытого борова. Но его внешняя неповоротливость была обманчива. В недавнем прошлом действующий мастер спорта международного класса по дзюдо и самбо, он не утратил полученных за годы тренировок навыков, что сумел доказать в родном Кстово конкурентам из соперничающих группировок. Объединив вокруг себя единомышленников, благо легендарная кстовская школа самбо и дзюдо подготовила немало одарённых юношей, Андрей, воспитанный в пионерских дружинах и на комсомольских слётах, превратил их в борцов за справедливое распределение материальных благ. Чтобы не путаться в дебрях научной экономики Буранов объявил себя «папой» города и улаживал товарно-денежные отношения коммерсантов с населением посредством ежемесячных отчислений в свою пользу. Строгая дисциплина в рядах «борцов за идею», щедрые дотации на нужды города и своевременная уплата «налогов» в «общаг», привлекли благосклонное внимание «больших пап».  Ему не открутили голову за самовластие, объяснили, что все живут под кем-то и что в городе уже есть «хозяин». «Буран» взвесил все «за» и «против» и выбрал «за». Смышлёного «руководителя» местной братвы с почётом перевели в Москву и назначили «смотрящим» вещевого рынка в Лужниках.
          За два года работы за Бураном не заметили «косяков». Умение внятно излагать мысль и доносить до коммерсантов пожелания «руководства» не привлекая внимания милиции, выгодно выделяли «Бурана» из общей массы «распальцованных пацанов». Он ничем не выдавал затаённую обиду за удаление из родного Кстово. Не высовывался и не болтал. Как профессиональный спортсмен международного уровня, он умел проигрывать. Спорт приучил Буранова терпеть и выжидать. Проиграть битву, не означает проиграть войну, помнил Андрей, а война за место под солнцем, - это длинная череда мелких и больших поединков. Когда залётные «гастролёры» из Грузии решили срубить «бабла» по лёгкому, «присвоить» мешки с деньгами за аренду мест на рынке, «Буран» не дожидаясь подмоги, сам разбросал четверых налётчиков. Двое из них так и не встали с асфальта, третий корчился и мычал от боли, а четвёртый успел засадить две пули в ногу и грудь Бурана, но из-под ста тридцати килограммовой массы жира и мышц выбраться не сумел. Стрелявший сгинул в торфяных болтах Подмосковья, как и его подельники. «Буран» же получил повреждения совместимые с жизнью, но не совместимые с «оперативной» работой. Потеряв былую подвижность, он тем ни менее приобрёл уважение у братвы. Его подтянул к себе авторитет «Клим»: поставил руководить личной охраной и не прогадал. На «стрелке» не в меру нервные «джигиты» взялись палить из «стволов», куда ни попадя. «Буран» вынес своего раненого «командира» «с поля боя», рискуя жизнью. В военное время за подобный подвиг Андрею Буранову полагался бы орден «Красной звезды», но в неспокойные девяностые, когда братва «валила» «своих» и «чужих» направо и налево, и сама же с почётом хоронила их, вместо орденов и медалей награждали гранитными обелисками на городских кладбищах в престижных кварталах. Андрей получил нечто большее, чем ордена и посмертный памятник, – он приобрёл доверие «Клима».
-Ты мне, как брат, - сказал «Клим». – Проси, чего хочешь!
-Ты мне ничего не должен. Мне достаточно твоей дружбы, - ответил «Буран».
          «Клим» насторожился. Он не верил в бескорыстие. По затянувшемуся молчанию Буранов быстро оценил ситуацию и добавил: - Новый «Крайслер» хочу.
           Глаза «Клима» потеплели. Он подарил «другу» новый автомобиль.
На дорогой машине Буранов колесил по городу, иногда сам, иногда с водителем по поручениям «Клима». Сегодня он заехал на рынок поговорить со старшим Саркисяном о деле, которое ему казалось странным и о котором «Клим» приказал помалкивать.

                14

-Прошёл слух, что дела твои сильно в гору пошли, - заговорил «Буран». - И что они не пошли, а вскачь поскакали.
-Плачу в срок…
-Претензий нет. Не перебивай, - ровным густым басом продолжил Буранов. – Говорят, появился у тебя человечек о семи пядей во лбу. Чародей. За что ни возьмётся – всё в бабки превращает. Верно это?
-Чародеи в сказках водятся, а мы на земле стоим. Объявился парень, то ли совпадение, то ли действительно дар у него, но где ни появится - деньги притягивает. На счёт других способностей: лечить или заговаривать болезни – не знаю, не проверял. А на счёт бабла – верно. К кому зайдёт в контейнер – тому фарт на целый день.
- «Сыч», постой на выходе, - обратился Буранов к «качку». Тот послушно прикрыл за собой дверь.
            Буранов подался вперёд и жестом пригласил Авага подвинуться ближе.
-Тема есть, - заговорил он в полголоса. – «Клим» твоим человечком интересуется. Если правда у него способности имеются, он «просит» уступить ему паренька. В долгу не останется.
-Есть раскрученные, проверенные «колдуны».
-Их объявлениями все газеты пестрят. Кто сглаз снимает, кто глаз на жопу натягивает. Фуфло всё это. Лохов разводить, - ответил «Буран». – «Климу» настоящий нужен. Не зажравшийся. Именно твой. Откуда он к тебе свалился?
-Я его паспорт не разглядывал. С юга откуда-то.
-Во-о-от! – удовлетворённо протянул Буранов. – Сорока на хвосте весточку принесла, что паренёк этот не простая дворняга, а собака с родословной. Короче «Клим» на него виды имеет. Ты его с рынка убери. Когда понадобишься – дам знать. Парня береги. «Клим» добро помнит. Для начала с этого дня за аренду не ты, не твои братья не платят. Ещё тебе компенсация за моральные издержки, - Буранов положил перед Авагом пухлый конверт. – И держи язык за зубами.

                15
 
          «Сорокой», что принесла весть «Климу», «в миру» Климову Александру Степановичу, была, а точнее был, его финансовый директор. Он управлял строительным холдинга «Лета» и звали его Закваскин Семён Степанович или «Квас».  По заданию босса, Семён Степанович посетил Севастополь в компании авторитетных «товарищей». Коллектив московских депутатов, чиновников и предпринимателей в малиновых пиджаках десантировался на полуостров Крым укреплять дружеские связи с местным руководством. Неосвоенные просторы Причерноморья манили российских и украинских бизнесменов. Ставшие бесхозными после развала Империи санатории, дома отдыха и целинные земли ждали своих «героев-приватизаторов».   
            Как водится, у славянских народов, дружественную делегацию встретили хлебом-солью с горилкой, красной ковровой дорожкой; показали достопримечательности города; свозили в Керчь к холмам с захоронениями скифов. Вечером организовали баньку с биллиардом и девочками.       
            Финансист Закваскин предпочитал женское общество бесполезному, как он считал, хождению за шарами с «палкой» вокруг стола. Ещё одним его «хобби» являлось уничтожение спиртных запасов в часы досуга. Тем самым, он вносил свой вклад в оздоровление нации. «Каждый выпитый мною литр водки спасает чью-то печень», - заявлял он и при этом громко ржал, как жеребец, почуявший кобылу. Помимо громкого ржания, финансиста Закваскина сближал с копытными внушительных размеров орган в брюках, очень полюбившаяся женскому населению. Маленького роста, Семён Степанович сравнивал себя с Бонапартом Наполеоном, ибо сражения, выигранные французским полководцем на поле брани, меркли перед битвами Закваскина в любовных поединках с превосходящими силами «противника». «Наполеон не проиграл бы Ватерлоо, имей пушку как у меня» - смеялся «примерный семьянин» Заквскин, любовно поглаживая своё мужское орудие, не уступающее по размерам полицейской дубинке. Человек начитанный, Закваскин был знаком с историей. Это знакомство оказалось не бесполезным, когда в паузах между «рукопашными схватками» на ложе любви с молодой черноокой гречанкой в отдельном кабинете для вип-персон Семён Степанович услышал историю девушки. 
             Девушку звали Вероника. Обнажённая и длинноволосая, она выдувала дым сигареты «Dunhill» из пухленьких губок в потолок, лёжа на кровати рядом с полупьяным и полуголым финансистом и рассказывала о своей семье. Нарекли её в честь прапрабабушки. В роду у них имелись контрабандисты. Самым легендарным из них считался Дмитрий Бавро. Тот самый, что обнаружил и раскопал курган Куль-Оба. О том, кто и когда добрался до кургана, Семён Степанович понятия не имел до сего дня. Он припомнил рассказ экскурсовода, сравнил его с «мемуарами» Вероники и подивился, тому, как прочна связь, прошло с настоящим.
               Рассказ Вероники неспешно подвигался к завершению. Сквозь сладковатую дымку опьянения до Закваскина с трудом доходил смысл слов. Девушка болтала пьяным от шампанского языком про «жёлтые и ветхие листки бумаги», на которых красивым почерком с вензелями описывались предметы, найденные при раскопках. «Что-то вроде рапорта градоначальнику Стемпковскому», - говорила Вероника.
-Тебе бы гидом в краеведческом музее устроиться, - усмехнулся Семён Степанович.
-У нас в городе про Стемпковского даже дети в яслях знают, - оскорбилась девушка. – А на счёт профессии вы напрасно. Наши девчонки с университетским образованием тремя языками владеют. «Рыночные отношения» на хлеб не намажешь, а кушать всем хочется.
-В вашей профессии достаточно владеть одним языком. Шутка. Не обижайся. Продолжай.
-Так почти всё рассказала, - ответила Вероника. – Списки эти и золотые побрякушки прапрадед завещал детям. Украшения проели, а про списки забыли. Отец в позапрошлом году траншею для стока воды рыл и наткнулся на сундучок. Открыл, а там, в кожаном чехле Библия. В Библии между страниц те самые бумаги лежат. Отец их приберёг, может, сгодятся кому-нибудь. Рассказывать тоже не стал - не кому. Не до того людям. Сейчас у всех на уме - как заработать. 
-Ты их сама-то видела, списки эти? – для поддержания разговора спросил финансист. Рассвет мутной дымкой заглядывал в окно «светлицы». Семёна Степановича одолевал сон.
-А как же! – подтвердила Вероника. – Письмо адресовано градоначальнику Керчи полковнику Стемпковскому Ивану Алексеевичу от какого-то Скутилина Владимира Андреевича…
          Очнулся Закваскин в гостиничном номере с больной головой в совершенном одиночестве. Память его отказывалась выдавать информацию, как и кто доставил его до места. Но странное дело - фамилия Скутилин засела в мозгах, как мелодия с заевшей пластинки, от которой нет избавления ни на минуту. 
            По старой студенческой привычке он пошарил рукой под кроватью в поисках «резерва», ничего не обнаружил, открыл глаза и увидел гранёный стакан водки и кильку на куске ржаного хлеба в блюдце. Помощник изучил повадки начальника и загодя, с вечера, поставил «лекарство» на столик, рядом с кроватью, на расстоянии вытянутой руки, так, чтобы было нетрудно приподняться и употребить.
-Молодца! – похвалил довольный финансист.
          Через минуту «лекарство» подействовало, тело обмякло, в желудке потеплело, кишечник заурчал, в голове наступило просветление. Закваскин осторожно, чтобы не потерять наступившее в организме равновесие между «хорошо» и «плохо», встал. В широкое окно заглядывало осеннее солнце. На подоконнике лежала московская газета, в которую финансист холдинга завернул палку сухой колбасы в дорогу всё по той же старой доброй привычке молодости, - на всякий случай: вдруг кормить не будут. Конечно, такого человека, с такими деньгами, с таким положением как он - накормят везде, понимал Семён Степанович. Но от привычек не отделаешься. По инерции Закваскин пробежался по заголовкам. Ленивый взгляд готов был уже оторваться от измятой страницы, чтобы продолжить полёт в свободном пространстве шикарных апартаментов, как броская «шапка» над статьёй затормозила общее движение организма в отхожее место.
-Вэ Скутельник, - вслух прочитал финансист. – Так вот она заноза, зараза! – наступило мгновенное озарение.
           Профессионализм не пропьёшь. Обладая фотографической зрительной памятью, Закваскин за день просматривал десятки документов и мысленно сортировал их по виртуальным папкам, которые формировал его мозг. Это исключало путаницу в работе и делало Закваскина незаменимым и уникальным руководителем. Семён Степановия безошибочно извлекал «файлы» из глубин своего мозга при необходимости, и вставлял их по назначению куда следует, даже через месяцы, как не достающие пазлы в общий рисунок финансовой структуры компании. Коллеги дивились феноменальной памяти начальника и предпочитали не брат у него в долг.         
           Чтобы время на унитазе пролетело плодотворнее, Семён Степанович ознакомился с материалом в газете. Экстрасенс, чудотворец, уникум, всё это лабуда, бормотал финансист. «Руки кудесника притягивают деньги в неимоверном количестве…» Интересненнько. Но, на самом интересненьком статья обрывалась, её окончание осталось в Москве. Закваскин повертел газетный лист, в тщетной надежде дочитать материал. Не найдя, с досады смял его и бросил в урну. Подумав, вынул и разгладил страницу на голой коленке.
            Прохладный душ, бритва и свежая сорочка вернули Закваскину цветущий вид, а обществу полноценного его члена с запахом дорогого одеколона и лёгкого перегара. Подключив сановитых друзей, которые понимающе улыбались, Семён Сидорович разыскал Веронику, напомнил ей давешний разговор в «светлице» и попросил показать старинные бумаги. Девушка замялась. Что скажет папа?
            Увидев сто долларовую бумажку, папа ответил однозначным «Да!»
            Закваскин бережно открыл «Библию» в потёртом кожаном переплёте с жёлтыми страницами и «ятями» на них. Ветхие листы с описью сокровищ лежали в «Библии», порванные временем на сгибах. Закваскин бережно вынул их, но из опасения повредить вернул на место и закрыл книгу книг. Молниеносно в его голове созрел план, который он решил мысленно доработать в самолёте по дороге домой. Чтобы не превращать торги в аукцион финансист предложил «папе» сумму за книгу и её содержимое, изначально исключающую всяческие возражения. Сияющий счастьем грек провожал благодарным взглядом удаляющийся лимузин, из-под колёс которого поднимались клубы пыли и медленно оседали на придорожные кипарисы и в его открытый от удивления рот. Пачка купюр в заскорузлой руке потомка прославленного контрабандиста подвела мечту отца к финишной черте: выдать дочь за приличного человека. Спасибо тебе дедушка, что ты даже из могилы заботишься о нас, прослезился благодарный правнук и, прижав деньги к груди, отправился прятать их в тот самый сундук, где почти сто семьдесят лет пролежала «Библия».       

                16
            
             Из здания аэропорта «Внуково» Закваскин помчался на служебном «мерседесе» с докладом о проделанной работе в контору на Кательнической набережной. Новомодные слова: офис, секьюрити, менеджер - он категорически отвергал. Он любил русский язык и с удовольствием говорил: контора, охранник, управляющий.
          «Климу» было всё равно, какие слова предпочитает и на каком языке изъясняется его ставленник. Его интересовали суть дела и краткость изложения.
-На кой хрен нам эти сокровища и этот экстрасенс? – спросил Александр Степанович, выслушав доклад финансового директора.
-Под них мы получим кредиты, невозвратные, разумеется. А найти нам золото поможет этот Скутельник. Даже если никакого золота нет, и экстрасенс – фуфло голимое, мы создадим из него величайшего мага, чтобы в могуществе его гения никто не усомнился. Такой человек, уж если возьмётся искать сокровища – обязательно найдёт - с нашей, разумеется, помощью. Фамилия у него подходящая, вполне сойдёт за потомка того самого Скутилина, который писал раппорт градоначальнику Керчи.
-Где ты побрякушки раздобудешь?
-У нас есть перечень, в нём описаны все украшения. Никто и никогда их в глаза не видел. Подыщем способных ювелиров, малоизвестных, но с фантазией. Подтянем историков. Они подскажут ребятам, что и как делать. Объяснят разницу между античным и современным искусством. Ювелиры «конфетки» слепят. А мы эти «конфетки», как подлинники на свет божий выставим. Нам за них такого бабла отвалят, - Бил Гейтс от досады прослезится! К «подлинникам» в придачу натуральные списочки представим, а списочки эти мы «найдём» вместе с сокровищами на раскопках, которые сами же и организуем. И найдёт нам раритеты потомок того, кто эти списки составлял; того, кто вступил в сговор с контрабандистами и сокровища эти позволил похитить и перепрятать. Потом из уст в уста передал потомкам подсказку, где их искать. И вот благодаря подсказке «благородного» пращура и своим экстрасенсорным способностям молодой «исследователь» найдёт некогда утерянные сокровища скифов. Финансирование поисковых работ возьмёт на себя «Лепта». Она же по договору выплатит Скутельнику зарплату и премиальные. Он выполняет свою работу, мы получаем, что искали и расходимся как в море корабли. Никаких взаимных претензий.
-Как на счёт государства? Оно получит львиную долю, а нам шиш с маслом.
-Оно получит только то, что мы ему покажем – шиш с маслом и немного сверху, чтобы о существовании сокровищ подтвердили официальные лица государства, эксперты.
-Сколько мы на этом поимеем?
-Всё в наших руках. Минимум сотни миллионов «зелени», остальное зависит от силы воображения…
             Глаза «Клима» загорелись. Во всё время разговора он сидел, развалившись в кресле и, постукивал карандашиком по огромному, полированному столу орехового дерева. «Запах» денег погнал быстрее кровь в его жилах, ноздри алчно раздулись. Александр Степанович подобрал ноги и сам подобрался. Карандаш торчал из его медвежьей лапы острозаточенным грифелем вверх.  «Клим» удовлетворённо хмыкнул. Он набрал номер по мобильному телефону.
  – «Буран», зайди. Тема есть.
                17
    
              Привыкший к неожиданным поворотам судьбы, Венедикт знал, что рано или поздно выясниться для чего братья Саркисян поселили его в трёхкомнатной квартире в Малом Козихинском переулке и заставили заниматься «колдовством». Пока он изнывал от безделья, ел, спал и принимал гостей.
              Первым объявился Жора Гуревич с двумя бутылками водки и поэтессой Аней. Через час «молодая» напилась и выскользнула из квартиры «прошвырнуться по Тверской».
           «Такие, как Аня, из-за линии фронта не возвращаются», - сказал Жора. Он отправился в ночь на поиски «боевой подруги» (так её окрестил однажды ректор Есин), но так и не вернулся.
              Следующим квартиру посетил Хусейнов. Он был мрачен и вскоре напился почти до бесчувствия. Газета, в которой работал журналист, закрывалась. Феликс затребовал у руководства задержанную зарплату. Со скандалом зарплату отдали, но предложили написать заявление по собственному желанию. Больше Феликса нигде без постоянной прописки не брали. Знакомые сочувствовали, но помогать не спешили. «Москотики, - злился Феликс, - хлебные места для «своих» приберегают».  Возвращение в Казань означало крах честолюбивых замыслов. Мести улицы столицы мешала гордыня. Феликс ушёл, не простившись с Веней, обиженный на весь мир. Далеко за полночь Скутельника разбудил телефонный звонок.
«Можешь приехать?! - спросила Светлана взволнованно: - Этот придурок, повесился…»

                18
          
                Расплатившись с «частником», Веня перешёл улицу. От главного входа общежития отъезжала «скорая» с проблесковыми огнями на крыше. Светлана, куталась в серый пуховый платок. Её зарёванное лицо, выражало досаду и злость.
-Идиот! – с чувством воскликнула она. – Ненавижу этих долбанных литераторов!
             Жора Гуревич поздоровался с Веней за руку. На его заспанном лице отпечатались следы подушки. Меховая куртка смотрелась нелепо на голом торсе коменданта.
-Я думал он нормальный мужик, а оказалось – чудак через букву «эм», - пожаловался Гуревич. – Эскулапы оборзели, - не забирали, пока денег не сунул. Говорят, нам своих дураков класть некуда, а тут ещё с казанским возиться… Придётся завтра с обрезанным Есениным объясняться, - досадовал Жора. Обидным прозвищем ректора Есина окрестили заочники.
             Гуревич сетовал не зря. Однажды он отказался стучать «начальнику» на обитателей общаги и попал в «чёрный список». Это означало, что дни Жоры в должности коменданта сочтены. Коммунист Есин не прощал неповиновения. Теперь любое незначительное происшествие, пьянка или потасовка, расценивались, как «халатность» коменданта. Попытка суицида стало подарком для мстительного ректора.
-Живой, значит, - облегчённо выдохнул Скутельник, имея в виду Хусейнова.
-Как Ленин, живее всех живых! – отозвался Гуревич. Он зевнул и отправился досыпать.
-Мне надо выпить, - сказала Светлана. - Поехали к тебе, - предложила она. – Не могу я здесь… Я только оденусь…
           Не дожидаясь ответа, она исчезла в дверях общежития. Веня глубоко вдохнул морозный ноябрьский воздух. На пустынных улицах метался ветер, перебрасывая по сухому асфальту с места на место бумажки и фольгу от конфеты, и гонял пыль вперемешку с редкими снежинками. В прикрытые ледком лужи вмёрзли листья клёнов.   
            Скутельник остановил «бомбилу». С заднего сидении «убитых» «Жигулей» Светлана рассказала, как Хусейнов ввалился в комнату пьяный в стельку. Сначала ругался, потом плакал.
-Ненавижу «мужские сопли», - пожаловалась Соколова. Она курила с разрешения водителя и нервно выдыхала дым в щёлку приспущенного окна. – Сказала ему: «Не истерии, всё наладится». Он снова распустил нюни, все виноваты, он жертва, как жить, хоть вешайся. Мне надоело, ляпнула, не подумав: «Вешайся, только не скули». Вышла курить. Возвращаюсь. В комнате никого. Слышу хрип из одёжного шкафа. Распахнула дверцу. Он там, на ремне висит. Ноги подогнул, язык вывалился. Лицо синюшное. Жуть… Я к Жоре. Он висельника кухонным ножом со стола срезал с петли, вызвал «скорую».

                19

              Светлана говорила о Феликсе, как о постороннем.  Она вытянула ноги на диване, придерживая стакан на коленке. Водка, разбавленная тоником со льдом, подействовала успокаивающе. В глазах женщины появился интерес к интерьеру квартиры.            
-Ты неплохо устроился, - Соколова обвела взглядом комнату с высокими окнами, полами из дубового паркета и писаными маслом картинами на стенах.
-Это всё не настоящее, - отозвался Венедикт. Он расположился на стуле, облокотившись о круглый деревянный стол. Рядом с его стаканом стояли бутылки водки и тоника.
-Как это?
-Съёмная квартира. Здесь всё на прокат. Всё временное, а значит для меня будто понарошку.
-Это «понарошку» деньжат стоит не малых. Не думала, что продавцы на рынках столько зарабатывают.
             В иронии Светланы угадывался скрытый вопрос.
 -Мне эту квартиру оплачивают, - пояснил он. – Зачем – не знаю. Чего добиваются – не понимаю.
            Скутельник пересказал всё, что с ним происходило на рынке.
-Может тебе соскочить, мало ли что у этих армяшек на уме? – в голосе Светланы сквозило больше безразличия, чем тревоги.
            Веня не нуждался в сочувствии. В советах тоже. Оба знали это. В большом городе тех, кто останавливается на полдороги - топчут.
-Полтора месяца назад у меня не было ни работы, ни этой квартиры, ни этого вечера.
            Скутельник знал, что окажись Светлана на его месте, она бы оставила всё как есть. Их пути вели в неизвестность. Сегодня они пересеклись. Завтра разойдутся. В мире людей всё зыбко. «Завтра» всегда не такое, каким его ждёшь. В нём чаще рядом оказываются не те, на кого рассчитывал.
-Подсаживайся, - Светлана мягко ударила ладонью подле себя.
-Ты мне нравишься, - сказал Венедикт, - но я боюсь всё испортить.
-Пока портить нечего.
-Пусть «лучшее» ждёт нас впереди, а не превращается в очередное воспоминание.
            Соколова усмехнулась.
-У Джека Лондона есть рассказ «Когда боги смеются». Читал?
-Да. Но в нём говорится о влюблённых. Они отодвигали момент близости, чтобы продлить неутолённую страсть. Это не наш случай.
            Соколова некоторое время изучала Веню. Потом сказала:
-Ты первый мужчина, отказавший мне. Меня это задевает. Но так, наверное, лучше. Мужиков на мой век хватит. А приличных людей – нет. Выпьем за дружбу?
             Скутельник уловил в голосе женщины просительную нотку. На её губах появилась и исчезла неуверенная детская улыбка. Ни за какие блага мира, ни под какими пытками она не попросит пощады, подумал Веня. На мгновение ему приоткрывали дверь, чтобы в случае отказа тотчас захлопнуть. Быть может, навсегда.   
            Он встал, ударил стаканом о стакан. Стекло глухо цокнуло в тишине комнаты. Они выпили. Веня прижался лбом ко лбу Соколовой, провёл ладонью по её густым волосам, затем вернулся на свой стул и снова закинул ногу на ногу.
-Оставайся, - предложил он. – Места хватит.
-Это не в моих правилах. Я не ночую у мужчин.
-Ты не ночуешь у тех, с кем спишь. На меня это правило не распространяется. Мы ведь друзья, забыла?
-Резонно. – Светлана поставила стакан на пол. – Показывай свои хоромы, и главное где туалет. Удивительно, какими глупыми воспринимаются разговоры про дружбу и любовь, когда у человека вот- вот лопнет мочевой пузырь!
            После душа Светлана выглядела посвежевшей. Она утонула в розовом банном халате и казалась в нём подростком. Перед сном Соколова изъявила желание выпить чаю. Скутельник не привыкший к изыскам налил ей из чайника кипятку и бросил в фаянсовую кружку пакетик на верёвочке.
-Если хочешь соответствовать «высокому штилю», изучи культуру чаепития и не пои гостей помоями, - предупредила Соколова. Она закурила сигарету.
-Сейчас мне нужен не «штиль», а богатырский сон, - признался Скутельник. Он переоделся в спортивные шаровары и наблюдал утомлёнными глазами за чашкой и сигаретой в руках Светланы.
-Да, пока не забыла! В нашем издательском доме открылась вакансия. Нужен начальник отдела образования в новую газету. Пойдёшь?
           Неожиданное предложение встряхнуло Венедикта ото сна.
-У тебя педагогическое образование, - продолжила Соколова. – Пишешь сносно. Со временем научишься, а пока редакторы подправят.  – Она отпила из кружки. – Не век же тебе по рынкам тусоваться. А с армянами видно будет. Начнёшь зарабатывать – без их помощи жильё снимешь.
           Скутельник перепробовал немало профессий в своей жизни. Работал реставратором и даже археологом. Веня горько усмехнулся. Последние его археологические изыскания косвенно спровоцировали в Приднестровье вооружённый конфликт. Венедикт надеялся, что в качестве журналиста он окажется менее опасным для общества.
-Почему ты не предложила эту работу Феликсу?
-Он отказался. Заявил: «Не мой уровень». Люди гадко устроены. Стоит им, подняться выше «плинтуса», и они причисляют себя к небожителям. Феликс из тех, кому нельзя вверять ни деньги, ни власть. Бедность забивает и унижает. Представляешь, какая буря чувств, страстей, желаний, поднимается в умах десятилетиями униженных, когда в их руки попадает сумма, о которой они не смели мечтать! С какой яростью они готовы отстаивать «своё», чтобы не упасть ниже «плинтуса». Феликса давно закидывало. Чем больше он зарабатывал, тем сильнее его тянуло поучать людей жизни. Он и мне стал давать «дружеские» советы как правильно «сочинять» стихи. Думаю, больница пойдёт ему на пользу.
-Вряд ли. Его поставят на учёт. Дорога в «большое будущее» ему заказана.
            Глаза Соколовой сузились. Она разозлилась не шутя:
-Зачем ему «большое будущее»? Он «сломался» в самом начале. Представь такого на вершине успеха. Сколько людей пострадает от его малодушия. По мне пусть подлец, но сильный. Он знает про себя – я подлец и таким останусь, подлость моя сущность. От такого знаешь, чего ждать. С таким легче. А с этим? – Светлана мотнула головой в пространство. – На него понадеешься, а он «сдуется».            
-Нет ничего противнее, ошибиться в человеке, - закончила Светлана с обидой.
-Что решил? – спросила она время спустя. Голос её приобрёл обычную мелодичность и спокойствие. 
-В боях без правил – правил нет, - ответил Скутельник. – Где наша не пропадала.
-На собеседовании будь самим собой. Не выпендривайся, - предупредила Светлана.
                20
   
             В здании гидрометцентра в Большом Предтеченском переулке в доме номер одиннадцать редакция газеты «Работа и учёба в Москве» занимала подвал. В большой комнате без окон сновали люди между канцелярских столов, где стопками различной высоты были сложены пухлые папки и газет.
             Мужчина пятидесяти лет, с животиком и пушистыми седыми усами выслушал Скутельника и предложил выйти перекурить. В коридоре, заставленном стульями, он закурил сигарету. На прямой вопрос имеет ли Веня опыт работы в журналистике, Скутельник ответил честно: «Нет», но тут же горячо заверил, что справится. Вадим Моисеевич Замалин, собеседник Вени, секунду изучал лицо и потёртые джинсы претендента на место начальника отдела образования, прикидывая, стоит ли связываться. Вадим Моисеевич не терпел пижонов. В мгновение он вспомнил себя тридцать лет назад, когда он молодым физиком в заношенном свитере и единственных на все случаи жизни брюках стоял перед «взрослым дядей» и, затаив дыхание дожидался приговора. Тогда ему сказали, - «нет».
-Позвоните мне вечером, - предложил Вадим Моисеевич, убеждённый в том, что уговорит своего начальника и одновременно друга взять парня.
             Главный редактор за стаканчиком «кьянти» рассеянно обронил: «Под твою ответственность».
             «Завтра в десять приступайте к своим обязанностям», - услышал Веня в трубку.
              Своих обязанностей Скутельник не знал, а спрашивать было неудобно. Он понятия не имел, что за каша журналистика и с чем её едят. Прошлое Скутельника никого не интересовало. Коллектив отнёсся к его появлению сдержанно, но доброжелательно, как профессионалы к профессионалу. Представляя Веню коллегам Вадим Моисеевич оставил «за кадром» его профессиональное прошлое
                Скоро Скутельник узнал, что газета, это не просто статьи с фотографиями на страницах, а живой организм. Он состоит из журналистов и внештатных корреспондентов, корректоров и редакторов, рекламщиков и верстальщиков, выпускающего и главного редакторов, бухгалтерии и распространителей, и множества составляющих, без которых невозможно существование СМИ. Страницы здесь именуются полосами. За работу люди получают зарплату и гонорары, которые выплачивают согласно количеству написанных не букв, а знаков.   
                Новое дело захватило Веню. Его не смущало, что первые его статьи вызывали снисходительные усмешки выпускающего редактора, потому что написаны были, как отчёты о проделанной работе на производстве. Вадим Моисеевич терпеливо разъяснил Вене, что читателя нужно захватить первой фразой. Например, если ты пишешь о лошади, то не нужно рассказывать про её гриву, хвост, ноги и копыта. Как выглядит травоядное, все знают. Следует начать: «Бешенное животное врезалось в толпу зевак и покалечило министра обороны Венесуэлы, который «инкогнито» прогуливался с любовницей по улицам Лиссабона». Далее, в зависимости от потребностей публики, следует сообщить от чего взбесилась лошадь; либо почему министр обороны оказался в Португалии с любовницей; либо что за личность любовница министра Венесуэлы; либо описать красоты португальской столицы и в конце непременно пояснить какое отношение всё сказанное имеет к взбесившейся лошади.               
              Если в вопросе о лошадях для Скутельника кое-что прояснилось, то в профессионально-техническом образовании молодёжи столицы перед ним простёрся тёмный, непроходимый лес.  Руководство газеты требовало свежих, а главное жизненных материалов, но ни изучение справочников, ни статьи в профильных журналах не подвинули Веню к решению «поставленных задач». Скутельник не отчаивался, но осознание того, что он подвёл Соколову и Замалина, - угнетало.
             На счастье Вени главный редактор газеты и генеральный директор издательского дома «Дом новостей» в одном лице, Крутеев Николай Аверьянович всегда и во всём стремился к совершенству. Ему было мало выпустить газету или журнал и получать прибыль от их реализации. Его журналы и газеты должны были быть лучшими не только в Москве, но в России и за её пределами. Для этого Крутеев не жалел средств и стремился заполучить первоклассных журналистов, высококвалифицированных верстальщиков и редакторов, опытнейших корректоров, лучших из лучших специалистов, кто способен создавать и насыщать рынок качественной продукцией.
               Новая газета по замыслу Крутеева должна была стать «лидером проката» в сфере освещения рынка труда и образовательных услуг. При содействии Николая Аверьяновича Венедикта познакомили с пресс-секретарём министра образования Москвы Кезиной. Пресс-секретарь порекомендовал «молодого и очень перспективного журналиста» куратору профессионально-технического воспитания молодёжи в столице. Звонком «сверху» директоров колледжей и училищ предупреждали о приезде журналиста. Вооружившись диктофоном, шариковой ручкой и общей тетрадью в мелкую клетку, Веня выслушивал многочасовые монологи о подготовке пекарей, слесарей, озеленителей, парикмахеров, бухгалтеров и других необходимых городу профессионалов. В своих статьях Скутельник рассказывал о достижениях учебных заведений, но никогда никого не критиковал. «Вы сами разберётесь со своими проблемами, - заявлял он руководителям. – Так сказать, без свидетелей. Читателей интересуют новации…» Позиция молодого журналиста нравилась и тем, о ком писал Веня, и тем, кто его рекомендовал, и тем, кто платил ему зарплату. Скутельника охотно приглашали на презентации новых колбасных линий или выставки дизайнеров-визажистов. Показывали достижения юных модельеров и закройщиц. Везде ему были рады. Из благодарности за «позитивное отражение объективной реальности» проницательные руководители оплачивали рекламу своих учебных заведений на страницах газеты, где работал «талантливый журналист» Венедикт Скутельник. Процент от рекламы вместе с гонораром за статью благотворно влиял на ещё более позитивные отзывы о профессиональном образовании в городе.
              Положительные отклики о работе начальника отдела образования услышал Крутеев. Лицо заинтересованное, он еженедельно просматривал отчёты о прибылях и расходах. «Работа и образование в Москве» показывала уверенный рост доходов от рекламы. В комитете образования хвалили газету в целом и Скутельника в частности. Для Крутеева доходность «Работы и образования в Москве» имела второстепенное значение. Газета являлась средством, а не целью.

                21
 
              В советские времена, молодой кандидат физико-математических наук Крутеев, как многие прогрессивно мыслящие граждане первого в мире социалистического государства не признавал всеобщей уравниловки при распределении материальных благ, взятой за основу руководителями этого самого государства. Он справедливо считал, что человек способный и образованный обязан жить лучше, и есть сытнее, тех, кого всем коллективом перевоспитывают из года в год или берут на поруки. Своё мнение молодой специалист благоразумно держал при себе и мучительно изобретал способы заработать сверх должностного оклад. Тратить месяц законного отпуска на «щабашку» в Алтайском крае или степях Казахстана ему было жалко. Душа и тело рвались к лазурным берегам Причерноморья. Обещанный молодой жене рай на земле подвигал к действию. Но ничего дельного в голову не приходило. Обращаться за материальной помощью к отцу академику, которому некогда сам Лысенко уважительно пожимал руку, казалось Крутееву не достойно мужчины и главы семьи. Мелкие долги назойливыми мухами зудели из телефонной трубки доброжелательными, но настойчивыми голосами друзей. Казалось, не существует меча, способного разрубить Гордиев узел хронического безденежья. Оружие это появилось у Крутеева субботним вечером, после звонка Вади Замалина, тоже физика и тоже «кандидата». Замалин попросил оказать дружескую услугу: натаскать для поступления в вуз «оболтуса», разумеется, не бесплатно. Часы Вадима были расписаны по минутам на месяцы вперёд. Свободного времени нет, а терять клиента не хотелось. Крутеев выслушал инструкции Замалина и приступил к делу. Сумма вознаграждения превзошла самые смелые ожидания Николая. Ускользающие миражи лазурных берегов вновь обретали различимые очертания. На первый гонорар счастливый муж-подарил молодой жене золотое кольцо, букет красных гвоздик и чешские туфли лодочки, купленные в Пассаже. Денег Николай не жалел. Во-первых, потому что для любимой все звёзды мира к ногам; во-вторых, занятия репетиторством обещало безбедное существование и вскоре стало основной статьёй дохода молодого учёного.
                Коллеги по работе встречали Крутеева в стенах института исключительно в день зарплаты. Щедрой рукой он раздавал подарки, дабы пресечь возможные кривотолки и исчезал снова, чтобы погрузиться в работу над «докторской диссертацией». Разумеется, ни доктором, ни академиком Крутееву не суждено было стать. Свой ум и таланты он тратил на зарабатывание денег. Для чего разработал собственную программу подготовки и со временем превратился в первоклассного репетитора, выдавая стопроцентный результат поступления в вузы столицы. Благодарные родители не скупились. Спрос на услуги репетитора превышал предложение. Приходилось объединять всех желающих в группы. А это уже выходило за рамки простого репетиторства и превращалось в учебный процесс, не контролируемый государством.
                Для ускоренного перемещения в пространстве Николай обзавёлся автомобилем «Москвич». На нём он избороздил Москву вдоль и поперёк и даже свозил на автомобиле жену и маленькую дочь в Крым. Отдохнувший и готовый к ударному труду на ниве частного предпринимательства Крутеев вернулся в Москву, где из рук обезумевшей от страха матери, в которой не угасли воспоминания бессонных ночей тридцать восьмого года, получил повестку явиться для собеседования «куда следует». Николай знал, что не оскудеет земля русская «доброжелателями», но разбираться, кто настучал, у него не было времени. Быстро отправив семью в Краснодарский край к родственникам по отцовской линии, Крутеев выпил водки и улёгся спать с тем, чтобы утром отправиться на «собеседование». Он спал спокойно, как Юрий Гагарин перед полётом в космос. Утром поднялся чуть свет, облился холодной водой из ведра, стоя голым в ванной, (так он с юности закаливал организм), выпил чаю с сухарями под гимн Советского Союза из радиоточки на стене и снова лёг на кушетку собраться с мыслями.  Мыслей оказалось не много. Одна. Она грызла мучительными сомнениями: бежать или не бежать. Бунтарь по натуре, Николай не мог уподобиться безропотной скотине и понуро идти на бойню в общем стаде приговорённых за инакомыслие «инквизиторами-самозванцами». Не сталинские времена. Да? А какие? Что сажать перестали? Нет, не перестали, насупился Крутеев. Койка в «дурке» всегда к вашим услугам, господа «несогласные». Николай пожалел, что не революционер. Тем всё «до Фени»: ни детей, ни жён, ни кола, ни двора. Знай себе клейми позором власть и сиди. Клейми и сиди, пока к стенке не поставили…Прям воры в законе.
             Отстранившись от демагогии, Николай принял волевое решение: бежать ему некуда, - найдут. Дочь вырастят – отомстит за отца. Жена начнёт новую жизнь. В этом месте патетика уступила место шевельнувшейся ревности. Его Вера, с которой они со школьной скамьи вместе – в чужих объятиях?! Отравленный этой мыслю, Крутеев отправился по повестке с планом в голове и сменой белья и носков с сухарями в рюкзаке, - точно так, как учила художественная литература и фильмы из жизни репрессированных. План «А» был прост. Узнать, кто донёс, и дать в морду следователю. Хоть понятно будет за что сел. План «Б» включал в себя плевок в ту же морду, если скрутят раньше, чем дотянутся руки.               
              Пылкое воображение заслонило Николаю действительность. За повседневными заботами из головы вылетел апрельский пленум партии коммунистов и новая линия Горбачёва. По заведённой «большевиками» традиции второй месяц весны отводился для декларирования прогрессивных идей. Ключевые вехи в истории советского государства приходились на весеннюю пору, либо на осень. Обострение чувств. Например, весной тезисы Ильича, - осенью «Великая Октябрьская». Весной «облечение культа личности», осенью повальный бандитизм. Весной «новый курс», осенью «новое мышленье» и «перестройка». Весной борьба с пьянством, осенью - нечего не пить, не есть…
                Бить морду следователя не пришлось. Всё устроилось наилучшим образом. Что же вы, Николай Аверьянович, шагаете в ногу со временем, стоите на передовых рубежах кооперативного движения, следуете генеральной линии партии, а занимаетесь кустарничеством, отечески попеняло официальное лицо Крутееву. А налоги в казну? Надо бы зарегистрироваться. Заниматься частным предпринимательством закон не возбраняет. Прописано в конституции. Раньше за это преследовали? Нет, нет, что вы, Николай Аверьянович, это за другое за что-то наказывали. Не бойтесь, мы «перестроились». Кстати, у вас не найдётся местечко преподавателя для моей дочери?  Колбаска, знаете ли, подорожала, а хлебушка с маслицем всем хочется. Я вам с регистрацией кооператива помогу. Хорошие люди должны помогать друг другу, хе-хе…
              Крутеев подготовил программу обучения, подал необходимые бумаги в комитет образования и получил официальное разрешение заниматься образовательной деятельностью. Более того, он добился государственной аккредитации, что давало его учебному заведению преимущества перед конкурентами, которые не поспевали за ловким физиком. Теперь на Николая Аверяновича официально работали преподаватели и получали стабильный оклад. В целом по стране зарплату выдавали со сбоями или не выдавали вовсе. Вместо денег народ перекладывал с места на место ваучеры, сгорая от желания засунуть их куда поглубже тем, кто их придумал и внедрил.
             Кооперативное движение в стране в целом и в столице в частности быстро набирало обороты. Появилась потребность в бухгалтерах и экономистах. Всем хотелось быстро научиться считать деньги, что бы также быстро их зарабатывать и тратить. Как истинный пионер-первопроходец Крутеев чутко уловил новые веянья в обществе и в короткие сроки создал «кузницу кадров» откуда каждые три месяца, по ускоренной программе выпускали дипломированных специалистов. Желающие получить престижную профессию выстраивались в очередь, преподаватели работали в две смены, деньги множились, благосостояние Крутеева росло. Его «Бизнес-колледж» завоёвывал популярность у населения и вопрос где размещать классы с этим самым населением встал ребром. Подвалы и полуподвалы не соответствовали нормам надзирающих органов. Но в любых органах работают живые люди, у них живые семьи, в семьях живые дети и не по одному и всех нужно кормить. Николай Аверьянович не скупился и всегда шёл навстречу тем, кто шёл навстречу ему. Такая взаимовыручка и взаимопонимание предпринимателя и чиновников давали положительные результаты. Город неожиданно поумнел, детей с отклонениями стало меньше в разы, исходя из того, что помещения школы для умственно отсталых перешли в пользование «Бизнес-колледжа». Дети в столице, по мнению чиновников, вообще перестали рождаться и, чтобы пустующие площади не простаивали, власти города отдавали барыгам в аренду детские сады. На месте, где недавно в песочницах возилась ребятня, теперь парковались «мерсы» с сытомордыми «хозяевами жизни» в них.
                Не останавливаясь на достигнутом, Крутеев брался учить всему, чему желало научиться население города. «Бизнес-колледж» «пачками» выпускал секретарей-референтов, официантов, поваров, парикмахеров, визажистов, закройщиц.  Николай Аверьянович поменял старенький «Москвич» на новенькую чёрную «Волгу», мечту юности. Приобрёл участок за городом под строительство пока ещё скромного домика в деревне. Но денег снова не хватало.
             Благословенным майским днём в кабинет генерального директора колледжа вошёл пожилой мужчина с огромным лысым лбом, Сарайский Вениамин Григорьевич, и предложил выпускать газету. Нужно всего-то: немного денег, немного бумаги, пару-тройку журналистов и рынок сбыта. Деньги у Крутеева есть; бумага в Кондопоге тоже имеется; голодные журналюги рыщут по улицам города в поисках заработка; рынок пустует, читать нечего, газеты и журналы закрылись. Занимай любую нишу – все свободны. Между прочим, газета подскажет читателям, в каком колледже Москвы можно быстро и не дорого получить образование, обмолвился многоопытный еврей Сарайский.
             Идея захватила Крутеева. При участии Сарайского он зарегистрировал в министерстве по печати газету. Министерство располагалось на Малой Никитской в усадьбе некогда принадлежавшей Долгоруковым-Бобринским. С помощью же Вениамина Григорьевича был заключён договор на поставку бумаги из Кондопоги. В простаивающих типографиях Москвы с радостью хватались за любого платёжеспособного клиента. Вскоре свет увидел новую газету, ориентированную на массового читателя - «Дом новостей»
              Успех превзошёл все мыслимые ожидания. Тиражи бешено росли, их срочно допечатывали. Ненасытный рынок проглатывал газету в одночасье. Количество полос за месяц выросло вдвое. Втрое увеличился штат журналистов. Рекламодатели заваливали редакцию наличностью, так что в недавно созданном отделе рекламы деньги не умещались в сейфах и их складывали на книжных полках, прикрывая газетами. Не зная, как благодарить Сарайского, теперь уже главный редактор Крутеев взял его сына, геолога по образованию, себе в соучредители и сделал первым заместителем. Дело пошло споро.      
             Заработанные деньги тратились не только на повышение материального благосостояния учредителей газеты, но и на создание новых газет и журналов. За полгода на прилавках города появилась ещё дюжина газет и журналов под патронажем Крутеева. Все названия начинались «домом» и заканчивались в зависимости от направления издания. Если речь шла о садоводстве, то «Дом садовода». О чудесах и инопланетянах, - «Дом зазеркалья». Для любителей кроссвордов выпустили «Дом кроссвордов». Владельцы собак получили в пользование «Дом собак». Не было темы, не охваченной недавно созданным «Торговым домом «Дом новостей», в сферу интересов которого, попадало всё, что представляло интерес для обывателя. Так путём несложной и предсказуемой цепочки событий: образование – газета - начальник отдела, - Скутельник оказался в рабочем кабинете Крутеева за одним с ним столом.

                22 
               
                Николай Аверьянович поставил рюмку перед Скутельником и предложил выпить водки из початой бутылки. Бутылку он держал навесу. Внутреннее чутьё, конец рабочего дня, нарезанный лимон в блюдце и хмельная полуулыбка на губах Крутеева подсказывали Вене, что рюмкой здесь не обойдётся. Он отрицательно мотнул головой, («главный» вопросительно и с долей разочарования приподнял бровь), и взглядом указал на стакан на полке. Николай Аверьянович хмыкнул, взял и наполнил стакан. Скутельник аккуратно большим и средним пальцами с мизинцем на отлёте поднял «посуду» и короткими глотками, двигая кадыком, смачно употребил продукт. В углу его левого глаза выступила слезинка. Веня смахнул её согнутым указательным пальцем и отстранил блюдце с лимонами, заботливо пододвинутое ему.
-Русские после первой не закусывают, - напомнил он. Потомственный казак по отцовской линии, и коренной еврей по материнской Крутеев с пониманием отнёсся к классике жанра и налил «вторую».   
             Молодой организм Венедикта и со второй дозой справился играючи. Он занюхал лимонной долькой за неимением лучшей доли. Ни хлеба, ни соли, ни тем паче разносолов на столе не наблюдалось.
             После третьей разговор завязался сам собой. К пишущей братии Крутеев относился снисходительно, как к братьям меньшим. Особы нервные и творческие, они вызывал в нём интерес исключительно с позиции извлечения прибыли. Главный редактор умел разговорить собеседника и слушал его так, словно ему действительно интересно. На самом деле Николай Аверьянович взвешивал на что человек, сидящий перед ним, способен и способен ли на что-либо? Когда решение созревало, он прерывал оратора, (Обычно, «народ», увлекаясь рассказами о себе, оказывал неоценимую услугу Крутееву, освобождая его от изучения личного дела испытуемого) и предлагал условия работы или не предлагал ничего. В случае с Веней Николай Аверьянович доверился на мнение друга, но теперь решил лично прощупать человека, который завоёвывал популярность в редакции и за её пределами.
              Крутеев приучил себя не доверять ни внешности, ни словам. Поступки, вот что определяет сущность человека. Он приготовился слушать пьяное бахвальство честолюбца, приехавшего покорять столицу. Но Скутельник, прошедший службу в войсках, войну в Приднестровье, отхлебнувший варева из котла большой политики с солоноватым привкусом слёз и человеческой крови, держался на чеку. Люди не предсказуемы. Мало кому удаётся пронести через всю жизнь иллюзии всепобеждающего добра. С возрастом этих иллюзий остаётся мало и большинство людей, не ждёт от окружающих признаний в любви. Они ждут подвоха или удара. Особенно в государстве обманутых и оскорблённых. Но в этом государстве есть отдельная страна. Страна больших денег. В стране больших денег люди носят большие, от уха до уха, улыбки, за которыми спрятаны острые зубы с ядовитыми клыками. Укус таких клыков смертелен, но если после укуса человек выживает, он приобретает улыбку от уха до уха и острые зубы. Эта ассоциация возникла в голове Вени за столом главного редактора. Хочешь напоить, попробуй, усмехнулся про себя Скутельник, присматривая за бутылкой в руке главного редактора.
               После первой бутылки начальник отдела образования всё ещё выходил в туалетную комнату, не опираясь о стену, и продолжал занюхивать выпитое лимонами. Крепкий организм носил по земле бессмертную душу Крутеева на четверть века дольше, чем организм Скутельника оберегал его душу от полёта в бесконечность. Организм главного редактора поизносился, былые перегрузки тяготили его. От больших доз спиртного отдельные органы стали давать сбои, «выключать свет», выталкивать из желудка лишнее, путать мысли и язык, и уговаривать душу не обижаться и остаться погостить в отравленном алкоголем организме хотя бы до утра.               
               Утром главный редактор с трудом вспомнил, как личный водитель доставил его тело домой. Память работала с пробуксовками. Она восстановила спину Скутельника, его затылок и руки, укладывающие его, Крутеева, на заднее сиденье автомобиля. Но как ни старался вспомнить Николай Аверьянович собственные выводы относительно начальника отдела – ничего не выходило. Мысль о повторной аудиенции отозвалась дурнотой и рвотным рефлексом. Любопытный экземпляр, подумал Крутеев про Веню и по телефону попросил водителя разбудить его ещё через часок.    

                23

                Ни свет, ни заря Веня принимал гостя. Аваг терпеливо ждал в кресле, пока Скутельник полоскался и фыркал под контрастным душем. Чтобы снять головную боль и взбодрить Скутельника Аваг налил полстакана рома с тоником и предложил выпить.
-Не мучайся, сейчас отпустит, - сказал он, - но больше не пей.
                Веня принял «лекарство». Тошнота отступила. Сердце застучало ровнее. Боль во лбу утихла.
-Давай поговорим начистоту, - предложил Веня.
-Я за этим и пришел. – Аваг заложил ногу за ногу. Мыски его лакированных туфель отражали свет хрустальной люстры под потолком.
-Для чего я тебе? Зачем всё это? - он обвёл меблированную комнату взглядом.
-Ты историк. Я тоже учился в институте в Ереване. Учился хорошо, мне нравилось, но не окончил, не сложилось. Я сказал это, чтобы ты не думал, что перед тобой торгаш. И ничего кроме левой водки и просроченной колбасы его не интересует. К делу это не относится, но всегда важно знать с кем ты имеешь дело. Я приехал в Москву к родне. Мне дали денег на первое время. Устроили на рынок. Я перевёз семью. Мне помогли хорошие люди встать на ноги. Теперь они просят помочь им. Я им многим обязан и не могу отказать. Потому, что если я откажу, мне будет стыдно, что я отплатил чёрной неблагодарностью за добро. Это не правильно.
              Веня сидел на диване в махровом халате и тапочках на босу ногу и не перебивал.
-Когда ты появился у нас на рынке я принял тебя за проверяющего. Иначе мы бы тебя не взяли.  Но ты оказался «Хлестаковым», а я «городничим». Если бы о тебе узнали правду, меня бы засмеяли. Ко мне бы перестали относиться серьёзно. В бизнесе это недопустимо. Я решил сам посмеяться над другими. Объявил тебя «колдуном». Решил пошалить. Заработать на тебе и на глупости людей немного денег. Пошалил, заработал, и пора было заканчивать комедию. Но дело приняло неожиданный оборот. Мне позвонили «серьёзные люди» и предложили встретиться. Во время обеда они спрашивали о «колдуне». Я честно признался, что никакого колдуна нет, я его выдумал. Хорошо, что выдумал, сказали мне. Пусть твой «колдун» набирает силу. Мы поможем ему и тебе, сказали они. Эти люди не шутили, и мне стало не смешно. Они просили передать тебе, чтобы ты не о чём не беспокоился, а только выполнял их условия. За это тебе будут хорошо платить. У тебя будет всё, что пожелаешь. Главное, не бойся. Плохо, тебе не сделают.
 -А если я не соглашусь?
-Ты уже согласился. Ведь ты здесь, - Аваг щёлкнул пальцами и указал рукой на диван с гнутыми ножками, обитый ситцем василькового цвета с жёлтыми вкраплениями.
-Да, но я могу уйти, раствориться в никуда, так же как пришёл ниоткуда. На хлеб с маслом я всегда заработаю.
-Снимай халат и иди, - Аваг указал рукой на дверь. – Там, таких, как ты много. Они десятилетиями смотрят себе под ноги, не поднимая глаз, чтобы не видеть таких же скучных лиц и удручающие ландшафты серости вокруг.   
            Скутельник задумался. У него есть работа, перспектива роста. С годами он превратиться в матёрого журналиста, купит в кредит квартиру и авто, обзаведётся семейством и умрёт с любящей женой в один день в окружении плачущих детей и внуков. И никогда не узнает, что могло произойти в его жизни такого, чего не произошло с другими. Выбор за ним.
-Я могу хотя бы полюбопытствовать, что твои «серьёзные люди» затевают?
-Клянусь, сам не знаю! – воскликнул Аваг. – Мне поручено сдувать с тебя пылинки. Я сдуваю. Сам не рад, что замутил всю эту катавасию с колдуном. Думал срубить деньжат по лёгкому, а ввязался непонятно во что!
            Ко всему, даже к серьёзному, нужно относиться с долей юмора, считал Скутельник. Без импровизации любое дело обречено на провал. Если бы коммунисты относились к своим идеям не так фанатично и умели посмеяться над своими ошибками, - возможно к их попыткам изменить мир к лучшему население земли отнеслось бы с большей симпатией. Потому фанатики обречены на поражение, что человек по натуре существо жизнерадостное. Ему претят долгие лишения и скорбь. Хочется праздника, полёта души над серостью будней. Догмы только усугубляют тоску. Догматиков не любят. Их избегают или прогоняют. Так было с церковниками, с тиранами и прочими инвалидами ума. Праздника, хотим праздника! Веня вспомнил, как заканчивались похороны, на которых ему доводилось бывать. Грустили вначале. В конце под шапочный разбор гости расходились едва ли не с песнями.
            Согласен, - сказал Веня.

                24
   
              Стараниями братьев армян под руководством идейного вдохновителя Закваскина в средствах массовой информации поползли слухи, что в столице объявился экстрасенс-поисковик и народный целитель, магистр народной медицины, лауреат целительного конкурса в Баден-Бадене, закончивший курсы энергетики по методу Джуны. Из газет Веня узнал, что является тарологом, потомственным хиромантом, биоэнерготерапевтом, нумерологом, астрологом, членом всемирной ассоциации психологов, умеет диагностировать порчу и сглаз, родовые проклятия. Раскрывает преступления различной степени тяжести, за что отмечен наградами правительства. Для большей правдоподобности его нарекли Бенджамином Скутом, ибо, как справедливо рассудил финансист Закваскин, коль скоро Россия избрала западный образец экономического развития, то россиянам становятся ближе не Иваны, да Марьи, а Биллы и Моники. После томления за «железным занавесом» многострадальному населению на постсоветском пространстве хочется ощутить свободу слова и духа, раскрепоститься до рубежей разврата и заграничное имя Бенджамин отвечает стремлению продвинутой публики к прогрессивному, иностранному, новому. Тем более, что в сокращённом варианте – Бен, или совсем по-свойски – Беня, звучит милее и привычнее для русского уха.   
             Чтобы соответствовать новому облику, или имиджу, как справедливо подкорректировал терминологию нового формата финансист Закваскин, Венедикта свозили на проспект Мира в салон моды Славы Зайцева, чтобы снять мерки и составить гардероб для повседневного пользования и вечерних приёмов. Закупили литературу для изучения. Всевозможные колдовские аксессуары, начиная с замысловатых булавок в виде серебряных скорпионов, ковров с огнедышащими драконами и стеклянными шарами на подставках и заканчивая человеческим черепом на столе в серебряном блюде. А так же какаду с разноцветными перьями в хвосте, который кувыркаясь на кольце, беспрестанно грыз прутья массивным клювом и будил по утрам «Бенджамина Скута» душераздирающими воплями из огромной клетки под потолком.
               Вечерами у двери «великого мага» караулили «добры молодцы» в чёрных костюмах и начищенных туфлях, секьюрити, или по версии Закваскина – охранники. Квартиру переименовали в офис. Посетителей предполагалось запускать исключительно по записи во избежание недоразумений. Правда Веня не видел списка в глаза, и понятия не имел, кто им ведает. Вечера проходили однообразно и скучно. Книжки про магов и магию Скутельнику опостылели и, от нечего делать он разговаривал с какаду и раскладывал на столе пасьянс гадальными картами. Попугай с вздыбленным хохолком из синих пёрышек на круглом затылке переступал с ноги на ногу и оглашал квартиру словами иностранного происхождения с элементами нецензурной брани. Веня потешался над «умной» птицей, у которой на любой вопрос всегда имелся ответ доходчивый и краткий: «Заткнись, урод!»
 
                25
               
              Зимним вечером Аваг позвонил Венедикту «Готовность номер один». Через минуту в дверь постучали. Веня воткнул наушник в ухо. В комнату вошла крашенная блондинка в норковой накидке. Веня восседал в кресле с высокой спинкой за массивным дубовым столом. Бархатная красная феска со свисающей над бровью кисточкой. Чёрный сюртук с золотыми пуговицами. Белое жабо. Панталоны с «тормозами». Красный кушак на поясе и туфли с аляповатыми цветами. Человеческий череп на серебряном подносе. Ковёр на полу с изображением дракона с разинутой пастью. Разноцветные шары на выгнутых бронзовых спицах в стенах. Плотно задёрнутые гардины из парчи тёмных тонов и попугай в клетке - привели блондинку в лёгкий экстаз.  Изрядно выпившая она искала глазами место для «приземления». Венедикт вышел из-за стола и протянул женщине руки. Голос в наушнике сообщил: «Мария Ивановна, жена замминистра… " Треск помех в наушнике не дал расслышать, какого министра зам.
-Прошу садитесь, Мария, - проникновенным голосом пригласил Веня на диван с гнутыми ножками.
-Как вы узнали, моё имя? – распахнула удивлённые глаза женщина.
-Вы забыли, кто я, - ответил Веня с загадочным видом.
 -Ах, да! – Дама покрутила головой кому скинуть накидку.
-Я отпустил прислугу. Сегодня не приёмный день, - нашёлся Скутельник. Надо бы нанять кого-нибудь, мелькнуло в голове. - Но для вас я сделал исключение. Позвольте, - Венедикт снял накидку и положил на спинку кресла.
-Вы турок или албанец? – поинтересовалась жена замминистра, разглядывая наряд экстрасенса.
-Ни то, ни другое. Я румын мексиканского происхождения.
-О!
             «Марию Ивановну бросил молодой любовник, подчинённый мужа, ради балерины из «Большого». Обманутая любовница жаждет мести. Грозит засадить изменника в тюрьму. Пожизненно, за измену Родине» – предупредил наушник. 
 -Ваша боль поправима, - объявил Венедикт.
-Да?! Тогда налейте виски с колой. Голова раскалывается...
              Скутельник налил в высокий стакан.
-Какой вы проницательный, - улыбнулась гостья, принимая стакан из его рук.
-Я имел ввиду не совсем это, – пояснил Веня. - Коварство мужчин, предательство любимого. Как это низко!
-Ах, да! – глаза женщины вспыхнули гневом, щёки зарделись. – Но как вы узнали?! Вы меня поражаете!
-Вы снова забыли кто я, Мария, - мягко напомнил Венедикт.
              Доза спиртного благотворно подействовала на самочувствие женщины. В мутных глазах запрыгали «чёртики».
-Вы так обворожительно молоды, а уже лечите души! – заговорила она грудным голосом. – Вылечите мою, Бенджамин. Беня!
               На секунду Вене почудилось, что он герой «мыльной оперы». От женщины пахло дорогим духами, в ушах блестели бриллианты, пышная грудь бурно вздымалась навстречу горящему взгляду молодого экстрасенса с мексиканскими корнями. Почему бы нет, шикарная женщина, подумал Веня, незаметно вынимая наушник из уха.
-Начнём сеанс, - прошептал он. – Начнём с массажа бёдер…               
                Под женские стоны, мужское сопение и крики какаду сеанс экстрасенсорной терапии продолжался до полуночи. Счастливая и утомленная пациентка оставила визитку на столе и сумму в иностранной валюте. В расчёты Венедикта не входил торговля собственным телом.  Мудрый Аваг, после ухода дамы, успокоил.
-Умей отделять зёрна от плевел, - сказал он. – Визит к специалисту стоит денег, а секс – это личное дело каждого. Она тебе заплатила не за любовь, а за консультацию.
-Не думал, что работа консультанта-целителя так увлекательна, - ответил Венедикт. – Прямо Гришка Распутин. Недостаёт только «царской семьи».
-Был бы «старец», а цари найдутся, - многозначительно изрёк армянин.
-Мне нужен дворецкий. Не самому же в прихожей у гостей шубы принимать, - сказал Скутельник.
-Нужен, - нанимай.

                26

             Карьера Жоры Гуревич катилась под откос. Ректор Есин обвинил коменданта в хищении казённых досок и предложил написать заявление по собственному желанию. Доказать свою невиновность Жора не мог. Подстроил, падло, бормотал он себе под нос про бывшего начальника, упаковывая пожитки в клетчатые сумки. «Сам стулья упёр из «дома Герцена» и перевёз к себе на дачу, типа на сохранение, чтобы другие не растащили. И ничего! Ему можно!!», - ругался Гуревич. Историю исчезновения раритетных стульев из бывшей усадьбы на Тверском бульваре, где родился Александр Иванович, сотрудники литературного института замалчивали из боязни мести начальника. В стране распиливали бюджет и межконтинентальные ракеты стратегического назначения, а тут какие-то стулья…
               Предложение Скутельника заняться хиромантией пришлось Жоре кстати. В слово «хиромант» он вкладывал своё видение посредством замены буквы «и» на букву «е». Гуревич одолжил денег у Вени на съём жилья. Покрутился на проспекте Мира, близ Больничного переулка, где собирались желающие сдать и снять комнаты или квартиры. Сговорился без посредников с хозяйкой, плотно сбитой бабушкой в пальто с каракулевым воротником и вечером перевёз сумки и «боевую подругу» Аню в двухкомнатную квартиру в районе станции метро «Тимирязевская». После чего приступил к исполнению своих служебных обязанностей на новом месте. Ему вменялось встречать гостей, чистить клетку и кормить попугая.
                Бывшего коменданта одели в бардовую ливрею, белый парик и синие панталоны. Натянули белые перчатки и белые чулки. На туфлях его красовались красные банты. Жоре надлежало раздевать гостей в прихожей и удаляться. Во избежание недоразумений с попугаем, который своими выкриками из тёмного угла под потолком смущал посетителей, Гуревичу так же вменялось накрывать клетку покрывалом. Строптивая птица унималась, но время от времени назло издавала громкие непристойные звуки, так будто рядом в стойле топталась объевшаяся овсом лошадь. 
                После «тайного» визита жены министра «сарафанное радио» разнесло весть о «чудотворце». Он де в одночасье восстанавливает расстройство нервов и наполняет жизненным соком истомлённую страданиями душу. «Помазанников божьих» и простых смертных рознят условности, но объединяет тяга к сказкам. Всем хочется чуда. Оттого незримый пока ещё широким народным массам лик «Бенджамина-чудотворца» возжелали узреть посвящённые в «тайну», коих становилось в городе с каждым днём больше. Рассказы о его чудесных возможностях множились, обрастали былинами и небылицами. Те счастливицы, что попадали на приём к Бенджамину уходили одухотворённые неземной благодатью, ибо молодой организм Вени и вынужденное воздержание, а также дарованный ему природой весьма достойный детородный инструмент делали его «консультации» продолжительными и незабываемыми. Попасть к «чудотворцу» можно было посредством предварительной договорённости с людьми из «сфер». При этом слово «сферы» произносилось полушепотом с закатыванием глаз и многозначительными вздохами. Каждый, а точнее каждая из посвящённых в тайну существования «белого колдуна» постигала смысл сказанного в меру собственного воображения и темперамента.  Фантазии пресыщенных светской жизнью дам переносили их из обыденности со стареющими мужьями и скучными приёмами в воображаемый мир чего-то неведомого, но чего именно не ведал никто. Тем интереснее закручивалась интрига вокруг человека, которому молва приписала умение читать мысли на расстоянии, левитацию и даже способность путешествовать в иных измерениях. У подъезда в Малом Козихинском переулке время от времени останавливались дорогие авто. Из них выходили хорошо одетые женщины и спешили укрыться за входной дверью от любопытных глаз жильцов дома. По тротуару под окнами прогуливались мужчины с суровыми лицами. Особо бдительные граждане старшего поколения сигнализировали, «куда следует» по выработанной десятилетиями привычке проявлять бдительность. Но «там где следует», уже взяли на контроль подозрительную квартиру, и ничего не предпринимали, ожидая указаний сверху. «Вверху» же никому не было дела до чудотворцев и экзальтированных женщин, пока очередной посетительницей загадочного заведения ни стала жена вельможи в генеральских погонах. На пути вверх по служебной лестнице он растерял немало друзей, волос и зубов, но и оставил всего этого достаточно для того, чтобы попытаться доползти до вершины.
-Веня, срочно меняем антураж! – скомандовал Аваг по телефону. – К нам едет генерал…          
           Высокопоставленную особу у входа в квартиру встретил сам Скутельник в чёрной чесучовой паре и в тёмно-синем шёлковом галстуке, с зажимом из белого и жёлтого золота в бриллиантовой крошке. Манжеты сорочки поблескивали белым золотом с ониксом. Безымянный палец левой руки украшала золотая печатка с агатовой и бриллиантовой вставкой. Венедикт протянул руку и «чин» в штатском после секундного колебания её принял. Оба обменялись умеренным пожатием. Уверенным жестом хозяина Скутельник пригласил гостя в кабинет. Быстрым взглядом визитёр окинул помещение, где не оказалось ни лакеев, ни ковров с драконами, ни тем более попугаев в клетке под потолком.
-Полагаю, Бенджамин Скут, ваш сценический псевдоним? – полу-вопросом с долей иронии начал беседу человек.
-Верно, - ответил Скутельник. – Иваны Балалайкины нынче не в чести. Приходится идти на поводу у моды. Венедикт Арнольдович Скутельник, - представился Веня.
-Скурыгин Александр Яковлевич, - ответил посетитель. – Мне рекомендовали вас, как специалиста широкого профиля.
            Венедикт отвесил лёгкий поклон. Они сидели в креслах друг против друга.
-Сейчас я выступаю как частное лицо и мне бы не хотелось огласки…
-Уверяю, ваша репутация в безопасности, - заверил Скутельник.
-Я осведомлён о ваших методах работы с женским контингентом, - после секундного колебания заговорил Скурыгин. Подобие ухмылки скользнуло на его тонких и сухих губах. Он жестом попросил не перебивать. – Оставим ненужные объяснения. Претензий к вам у меня лично нет. Но всё меняется, когда люди перестают понимать очевидное. Вы улавливаете мою мысль.
-Если мы не договоримся, мне несдобровать.
-Я люблю прямых людей, но ирония действительности такова, что в моей профессии именно эта черта человеческого характера не приемлема в достижении цели. Надеюсь, с вами я могу быть откровенным.
-Вам ничего не остаётся, коль скоро вы здесь. Не тратьте напрасно время. К делу.
             Венедикт чувствовал, что подобрал нужный тон. Даже прославленные на поле брани герои порой бессильны перед кознями женщин. Им трудно признаться в собственной беспомощности. Потому лучший способ заслужить их доверие, – это подставить дружеское плечо, как на поле брани, где мужская взаимовыручка решает всё.
-Я попал в неловкое положение, - всё ещё сомневаясь, проговорил Скурыгин.
-Женщина.
-Как вы догадались?! Ах, да, - Александр Яковлевич быстро оглядел комнату. Он не мог сосредоточиться на главном. Его не покидало ощущение, что он явился на приём к проктологу и, оказалось, что проктолог его собственный сын.
              Александр Яковлевич собрался с духом и поведал, что его карьера под угрозой из-за несдержанности молодой любовницы, которая грозит скандалом, если он не разведётся с женой и не женится на молодой нахалке. Ни развод, ни огласка – не приемлемы. Классика жанра, подумал Венедикт, а вслух спросил:
-Пока я не улавливаю, чем могу быть полезен?
-Вы берёте её на себя.
-Каким образом?
-Вы же чародей, очаруйте её. Думаю, в вашем арсенале найдётся волшебное зелье, приворот или какая-нибудь травка, вроде той, которой вы потчевали мою жену.
                Веня смутился. В своей практике он впервые сталкивался со столь доверительными отношениями супругов. 
-Не беспокойтесь, э-э, Венедикт. Можно я к вам по-простому, без этих, знаете ли, отчеств? Мне субординации на работе хватает. У вас не найдётся крепенького?
-«Grants» подойдёт?
-Вполне.
            Венедикт налил виски в стакан. Разбавить? Нет. Генерал отхлебнул добрый глоток и облик его из «монумента на родине героя» стал приобретать человеческие очертания с элементами «вышли мы все из народа». Несколько «штрихов художника» из бутылки разгладили суровые морщины на лбу Александра Яковлевича. Он обмяк и развалился в кресле. Не доставало домашних тапочек и пижамы с подтяжками.
-Мы с женой давно спим на разных кроватях и в разных комнатах. У нас уговор: не вмешиваться в личную жизнь друг друга. Не поверите, это так укрепило брак, что знакомые до сих пор удивляются и завидуют прочности наших отношений. Мы как заговорщики, бережём только нам известную тайну. Но я проявил неосторожность. Супруга человек ответственный, знает порядок и не позволит разрушить нашу жизнь какой-то финтифлюшке. Она направила меня к вам, она же составила план. Вы влюбляете в себя эту особу. Взамен получаете мою дружбу, а она, уверяю вас, дорогого стоит.
-Женщины непредсказуемы. Если я оплошаю?
-Особа, которую я вам рекомендую, очень падка на мужчин с достоинством, во всех отношениях, и с положением. Ну, с первым у вас насколько я знаю, проблем нет, а второе – помогу, чем могу. Для начала сочиним красивую легенду…
-Обойдёмся той, что имеется в наличии. Карьерный рост в отрасли, которую вы представляете - меня не интересует.
              Скурыгин «опрокинул» ещё пару стаканчиков и отбыл в прекрасном расположении духа.
-С вами можно иметь дело, Венедикт, - сказал он на прощание. – На днях я пришлю к вам «объект». Она любит экзотику. Делайте с ней что хотите, но женщина должна забыть моё имя. Погадайте ей на картах или что-нибудь в этом роде…
-Мы найдём точки соприкосновения, мой генерал, - пообещал Веня.

                27
       
            Аваг, как Мефистофель, бесшумно появился в квартире. Венедикт даже вздрогнул, когда над его головой раздался голос с хрипотцой:
-Задачку, я тебе скажу, генерал поставил ещё ту.
-Где ты его откапал?
-Он сам откопался. Ты же слышал, кто его сюда прислал.
-Как я понимаю, процесс выходит из-под контроля. Интересно если завтра сюда заявится президент, что вы будете делать?
             Аваг уставился на Венедикта, так словно увидел женский бюстгальтер у себя в комоде на полке с носками.
-Ты думаешь, это возможно? – спросил армянин.
-От нынешнего?  Вполне. Кремль кишит проходимцами. Почему один из них не может завернуть к прославленному экстрасенсу на стаканчик американского самогона.
-Я об этом как-то не задумывался, - почесал затылок Аваг.
-А я только об этом думаю. Мне кажется твои «затейники» играют с огнём. Власть не любит, когда её дразнят. Но есть у меня подозрение, что после визита господина Скурыгина, удалиться тихо по-английски мне не удастся.
              Старший Саркисян сел в кресло и уставился в пол. По его растерянному лицо Скутельник догадался, что Аваг пытается осмыслить масштабы последствий своей глупой затеи с колдуном.
-Налей-ка мне, - попросил он, и сам плеснул в стакан из бутылки. Залп, слёзы от обжигающего удара в гортань и снова взгляд в пол.
 -Не горюй, Аваг! Бог не выдаст – свинья не съест, - подбодрил Скутельник.

                28
          
              Неожиданный карьерный взлёт Скутельника заразил бывшего коменданта общежития Жору Гуревича вирусом тщеславия. Предоставленный самому себе весь световой день и, не зная, чем убить время, он решил написать повесть «про злого ректора». Исполняя обязанности коменданта, Жора насмотрелся прозаиков и поэтов и даже от нечего делать почитал кое-что из их сочинений. Ничего особенного, что могло бы потрясти воображение, Жора не обнаружил в их работах и пришёл к выводу, что сможет написать не хуже. Первое свой рассказ, написанный от руки, Жора зачитал вслух, как это делали до него знаменитые классики в кругу друзей. Единственный слушатель Гуревича «боевая подруга» Аня терпеливо дослушала историю про мышку, которую все водители автобазы «хором» любили и подкармливали, но нашёлся злодей и прибил грызуна пустой бутылкой. Опечаленные безвременной утратой автомобилисты с почестями похоронили «серую» и помянули водкой. И никто не подал руки злодею-убийце.
               Чем бы дитя ни тешилось, рассудила Аня, расхвалила рассказ и попросила денег на водку, чтобы вечером принять дорогих гостей – родителей. «Творческие семинары» перекочевали из общежития в съёмную квартиру. Жора поставил перед «роднёй» ультиматум: в часы вдохновения - не беспокоить. Кто ослушается, тому зуб долой. Для устрашения домочадцев, Жора облачался в проверенные временем лосины и обесцвеченную стирками майку на тонких бретельках и садился за письменный стол, на котором в паузах между литературными упражнениями разделывали курей, чистили от чешуи свежих карпов и рубили тушки минтая, а также резали редиску, огурцы и помидоры для салатов. Здесь же приготавливали капусту с морковью и свеклой в борщ.  Зная крутой нрав «хозяина» родня безропотно приняла выдвинутые условия и объявлялась в квартире в отсутствии «прозаика». Так Жора оградил себя от домашних скандалов – днём его не беспокоили, а вечерами он исполнял роль дворецкого.            
               Вживаясь в роль литератора Жора созерцал и творил. Он строчил без остановки обо всём что видел. Завёл дневник, чтобы разговаривать наедине с умным человеком. Мысль о том, что он прославиться и дневник станет достоянием широкой публики, заставляла тщательнее оттачивать фразы и вписывать «правильные» мысли. К ним относились замечание о верной дружбе, о здоровом питании, о целеустремлённости в жизни, о любви ближнего к ближнему, в общем, о том, что полезно человечеству и что могло бы сложить положительное мнение об авторе дневника. Жора в меру поругивал власть, но в целом отзывался о ней лояльно. В тайне он лелеял надежду, что дневник выкрадут и, ознакомившись с основными тезисами, умиляться, поверят в преданность и честность автора и предложат ему тиражи, должности, государственные премии, казённую дачу в Переделкино, почёт и бронзовый бюст на родине после смерти, а если повезёт, то и при жизни.
                Но, как известно человек предполагает, а бог располагает. Однажды явившись на работу, Жора обнаружил свой дневник в руках Авага. Сидя на диване, старший Саркисян увлечённо перелистывал «книжицу» в кожаном переплёте. Гуревич с досадой вспомнил, что вчера забыл дневник на столе в кухне, после короткой записи на полях. Аваг оторвался от чтения и без прелюдий объявил:
-Размер моего носа и того, что в штанах тебя не касается! И того, сколько женщин побывало в этой квартире - никто не должен знать. Вообще о том, что здесь происходит не то, что писать – говорить запрещается. Ты стукач или дурак?
-Я прозаик, - скромно отозвался Жора.
               Аваг насупился.
-Ты нас всех под монастырь подведёшь, прозаик.
-Клянусь, больше не повториться! – горячо пообещал Жора. Он испугался, что его выгонят. Одна только мысли о стройке и кувалде в руках парализовала в Гуревиче волю к жизни. Привычка к халявным заработкам прививается быстро и не выветривается даже на лесоповалах.
             Саркисян изъял дневник и погрозил пальчиком.
             Жора затаился. Он восстановил записи в другой тетради и не выносил её из квартиры. Его охватила мания творчества. Он писал и переписывал рассказы по нескольку раз, помня, что так делали все известные авторы. Но дело всей жизни - повесть «про злого ректора», оставалась не начатой. Нужно отшлифовать слог, стиль, мастерство и только тогда браться за «расправу». Жора закормил знакомых разговорами о литературе и, те завидев силуэт «писателя» на своём пути, спешили ретироваться. В душе Гуревича зазвучали нотки непонятого гения. Жора причислил себя к лику «избранных» и взялся ваять «бессмертное» с ещё большим остервенением.
              Аваг предупредил Веню о возможной угрозе со стороны Гуревича. «Кукушка» у мужика съезжает, заигрался в писателя.  Скутельник полистал «трофей», нашёл записи занятными и предложил Жоре поработать внештатным корреспондентом в газете.   
            Жора ухватился за предложение с энтузиазмом. Вот оно! Гонорары. Он становится настоящим профессионалом. Ему платят за творчество. Он востребован.
             Жора не щадил себя. Там, где нужно было написать две страницы, он выдавал восемь. Редакторы беспощадно резали материалы. Гуревич строчил новые. Редакторы умоляли остановиться. Жора не мог. Он обрёл смысл жизни и теперь вынашивал планы о создании не повести, а полноценного романа «про злого ректора». Пока же Гуревич набивал руку, считая, что ещё не дорос до «великих свершений».
             Одержимость товарища забавляла Венедикта. Сам он занимался журналистикой из чувства ответственности за порученное дело. Писать о токарных станках и автомобильных курсах ему было скучно. Чтобы оградить себя от этого, Веня привлёк к внештатной работе Феликса. После больницы Хусейнов притих и принял предложение с благодарностью. Поручения съездить и написать он выполнял безропотно. Из общежития его попросили. Феликс прибился к знакомым бардам. При встречах с Соколовой, которая принуждённо улыбалась, он втягивал голову и отводил взгляд в сторону.
-Зачем ты пригласил его?! – недоумевала Светлана. – Он сломался и выглядит больным.
-Не будь жестока, - отвечал Веня. – Не бросать же человека в беде.
-Он сам себя бросил. Таким не помочь.
-А ты пробовала?
                Веня вспомнил затравленный взгляд Хусейнова. Оболочка человека поменяла своё содержание за несколько месяцев. И всем наплевать. Ты тоже можешь пройти мимо. Никто не осудит. И ты станешь, как они. В памяти выплыли рассуждения из прочитанной книжки: что отличает людей от животных. Мнений много, аргументов масса, ответа нет. Веню провёл аналогию того, как охотятся львы на копытных. Огромное стадо разбегается в стороны, пока группа хищников «валит» одного буйвола. Чего стоит развернуться тысяче травоядных и затоптать агрессоров. Страх и равнодушие. Когда тебе всё равно – ты стадо.
 – Пусть поработает. В Казань он всегда успеет, – сказал Скутельник.    
                Обычно насмешливый и готовый к сарказму Венедикт, смотрел зло и даже с неприязнью.
-Тебе виднее, - пробормотала Соколова и поспешила на встречу с Крутеевым.

                29
 
-Вернись, я всё прощу! – окликнул журналистку Николай Аверьянович. – Что с тобой?
-Так. Ничего, - отозвалась Соколова. Неприятный осадок от разговора со Скутельником мешал сосредоточиться.
-Мне нужен материал об этом колдуне, что объявился в Москве. Бенджамин Скут, кажется. Загадочная личность. Все о нём говорят, но никто его не видел. Рассказывают какие-то небылицы про его сверхчеловеческие возможности. Что он чуть ли не летает.
                Соколова отпила глоток сваренного кофе и поставила фаянсовую чашечку на фаянсовое блюдце на журнальный столик перед собой.
-Ты должна его разыскать и взять интервью, а ещё лучше организовать пресс-конференцию у нас с его участием, чтобы читатели поняли: «Дом новостей» достанет и предоставит публике всё, даже луну с неба, если потребуется. Телевизионщики ухватятся за «сенсацию». Ну, и мы в накладе не останемся.
-Осталась самая малость: найти и убедить колдуна, что мы именно те, кого ему не хватало.
-Твоя ирония не уместна, - Крутеев умел расставлять акценты и облекать приказ в оболочку просьбы. – Твоя ценность в том, что ты умеешь то, чего не могут другие.
               Соколова знала, что эту фразу слышал едва ли не каждый сотрудник редакции. Не прикрытая лесть, уловка для простаков. Но она срабатывала. Люди выходили от «хозяина» с чувством собственной значимости и рвались «в бой» доказывать свою исключительность.
              Задание редактора Светлана считала блажью, а идею писать о шарлатане – глупостью. Целители с «третьим глазом» и слепые ясновидящие вызывали у девушки отвращение. Массовая шизофрения, как вирус чумы пожирала миллионы умов. Соколова вспомнила, как бывшая свекровь становилась задом к экрану телевизора, чтобы вылечить геморрой, когда Кашпировский «давал установку». А её муж ставил трёхлитровую банку на телевизионный приёмник вместо антенны для подзарядки от Чумака. Народ втягивали в дурацкую игру, чтобы выяснить количество придурков на душу населения в стране. Вот и до меня добрались, с досадой подумала Соколова, перелистывая подборку о колдунах и экстрасенсах.
                Изучая газеты, Соколова отметила, что первые упоминания о Бенджамине Скуте в прессе появились около месяца назад. Количество статей увеличивалось с каждой неделей и даже, припоминала журналистка, что-то говорили о загадочном экстрасенсе по коммерческим каналам. Светлана обзвонила знакомых телевизионщиков. Они, как и Соколова, не прочь были бы пообщаться с «таинственным незнакомцем», но понятия не имели где его искать.

                30

               Соколова редко объявлялась в гости без звонка. Сегодня интуиция шепнула ей – загляни к Скутельнику без предупреждения. Дружески поболтать и заодно извиниться. Возможно к Хусейнову, она действительно не справедлива, задрала нос, занесло.
               У входа в подъезд невзрачный на вид субъект читал газету, не снимая перчаток.  Исподлобья он ощупал лицо Светланы, грудь и другие части туловища. Два суровых молодца в чёрных костюмах топтались без дела на лестничной площадке. С появлением женщины насторожились. Когда Светлана попыталась дотянуться до кнопки звонка молодцы преградили ей дорогу.
-Мне к знакомому, - попыталась объяснить Светлана. Её вежливо оттеснили. Сюда нельзя. Соколова вернулась на улицу, встала за углом и закурила. В окнах второго этажа горел свет. У подъезда остановился представительский чёрный «мерседес». Расторопный водитель в синем костюме и в галстуке распахнул заднюю дверь. Из машины, опираясь на пуку водителя, выбралась дама, пряча лицо за воротником норковой шубки. Дверь в подъезд перед ней предупредительно распахнули и прикрыли тот час, как она вошла в подъезд. 
                Соколова нашла взглядом таксофон. Вставила карту, набрала номер.
-Вас слушают, - раздался голос с лёгким восточным акцентом.
-Мне нужно поговорить с Бенджамином Скутом, - сказала Соколова.
               После непродолжительного замешательства голос спросил:
-Кто говорит?
               Соколова повесила трубку. Задача с одним неизвестным решена. Светлана самодовольно ухмыльнулась, но в следующую секунду радость быстрой победы улетучилась. Извечный вопрос «что делать?» возник как всегда предсказуемо и как всегда неожиданно. Организовать пресс-конференцию с загадочным экстрасенсом Бенджамином Скутом становилось невыполнимой задачей, если Скут, о ком подумала Соколова. Когда откроется правда, их с Крутеевым закидают тухлыми яйцами. Даже в мире сенсаций не прощают грубого подлога. У Скутельника не остаётся выбора, размышляла Светлана. Либо он уходит из газеты и является миру в колдовской мантии, либо остаётся журналистом, и эта мантия никогда не распахнётся перед Крутеевым. Есть третий вариант. Отказаться от задания, размышляла Соколова. Но тщеславие «хозяина» не остановится ни перед чем. Он наймёт кого-нибудь ещё и рано или поздно доберётся до Бенджамина Скута. Если ему дадут добраться до него, те, кто придумал «сказку» про колдуна, добавила Соколова.  Интересно, что всё это значит, и кто за этим стоит?
 
                31

                Семён Степанович Закваскин готовил почву для реализации своей, как ему казалось, блестящей идеи. Он тщательно изучил литературу о происхождении скифов и их сокровищах. Отец истории Геродот и другие достойные мужи древности оставались каждый при своём мнении. Одни утверждали, что скифы едва ли не родоначальники цивилизации; другие, напротив, считали греков во главе с их непревзойдённым героем Гераклом - отцами славного народа. Мифы переплетались с домыслами. Исторические даты тасовались как карты в колоде: тысяча лет вперёд, тысяча – назад. Семён Степанович убедился, что по «скифскому вопросу» учёные не пришли к единому мнению, как, впрочем, и по остальным темам, касаемо происхождения не только народов мира, но и жизни на земле вообще. Поле истории основательно перепахали гипотезами, но целинных просторов для внедрения очередной «научной версии» оставалось предостаточно. Переложив свои прямые обязанности на замов, финансовый директор «засучив рукава» окунулся в работу, которая обещала стать как интересной, так и невероятно прибыльной.
                В газетах, специализирующихся на «летающих тарелках», пришельцах и других чудесах природы появились развёрнутые статьи про скифов. Закваскин, посредством натасканных на всяческого рода сенсации борзописцев, просвещал обывателя и готовил его к грядущим открытиям. С тем, чтобы открытия стали понятны и главное необходимы обывателю. От специализированных газет, Семён Степанович переключился на более широкую аудиторию и подтянул профильных учёных, способных внятно пересказать историю происхождения загадочного народа. В работах «учёных» акцент постепенно смещался от истории к сокровищам, несметным и утерянным для человечества. Однако у читателя создавалось мнение, что авторы чего-то недоговаривают и дело можно поправить, если приложить усилия. Какие? Тут Закваскин напускал туману. Его «сподвижники» младшие научные работники, фамилии которых в научном мире никому, ничего не говорили, указывали всевозможные новомодные местонахождения сокровищ. И в Азии, и в Африке, и на обоих континентах Америки, в Австралии, а также в Крыму и в Ближайшем Подмосковье, а также в Антарктиде, что особо изумляло оробевшего от смелых предположений читателя. Если у неискушённого обывателя подобный географический размах вызывал восторг и пробуждал интригу, то серьёзные археологи пожимали плечами и крутили пальцами у виска. Кое-кто вступал в научную полемику в печати, обвинял «власти» в оболванивании населения, иронизировал и брызгал слюной негодования: «Скифы в Австралии?! Да легче представить цыгана канцлером Германии!»  Закваскин только потирал руки. На почве разногласий рождалась дискуссия. Кто знает, посмеивался Семён Степанович, может ему удастся запрыгнуть на страницы истории уходящего тысячелетия. Ведь сумел же Дарвин пропихнуть свою «теорию видов». Почему бы под шумок не подсунуть «теорию скифов». Если всё получится – можно, помимо прочего, сесть за диссертацию. Идея заняться наукой всегда привлекала Закваскина.
               В финансы Семёна Степановича против его воли «воткнул» папа-бухгалтер, когда Семён Степанович был ещё просто Сёмой. Так же как других детей заставляли «через не хочу» пиликать на скрипке до полного озверения соседей, приучая к высокому искусству, Сёму натаскивали в обращении с цифрами. В душе Семёна Степановича всегда оставался гуманитарием. Теперь, дирижируя «научными прениями» в прессе, Закваскин чувствовал прилив вдохновения. Он не скупился на гонорары. Забытые государством или посаженные на голодный паёк учёные игнорировали условности и писали «заказные научные исследования», открывая глаза широкой общественности. Сокровища скифов существуют. Мало того, из пока ещё не проверенных источников, «доподлинно известно» где могут находиться богатства. Где?! А вот в этом нам может помочь только чудо. Мир не создал технологий, способных достоверно указывать расположения кладов под землёй, но существуют иные возможности, необъяснимые официальной наукой. Человеческий ресурс.
             Коммерческие каналы всё чаще обращали внимание зрителей на удивительные явления то тут, то там происходившие в городе. В телерепортажах очевидцы утверждали, что среди ночи видели человека на Патриарших прудах, перелетевшего водоём, правда, очень медленно, с одного края на другой. Под рукой не оказалось ни кино, ни фотокамер и отснять «чудо» не удалось. Народ по большей части не верил в рассказ про «перелёт неизвестного», но подготовленные Михаилом Булгаковым умы придавали месту событий особое значение и готовы были согласиться. Почему бы нет?
             Другие клялись, будто повстречали в Малом Козихинском переулке старца в белом одеянии до пят, с посохом и белой длиннющей бородой. Старец одним взглядом излечил от радикулита и запоя случайно повстречавшихся на его пути двух граждан. Может, дед Мороз с новогодних торжеств заблудился, острили скептики. Умные люди их одёргивали, - дедов Морозов не бывает, и от запоев они не лечат.
             Всё говорило в пользу «неведомой силы воплоти».               
             Закваскин умело подогревал общественный интерес, подбрасывая новые «факты» грядущего «явления народу». Появлялись свидетели, которые подтверждали миф о «полётах» и «лоббировали» волшебные исцеления. Но так как целителей на душу населения страны образовалось больше необходимого, то с целительством решили повременить. Основной упор делался на чудодейственную силу внеземного интеллекта. Обладателем этой силы объявлялся некто Бенджамин Скут, таинственный иностранец. Нужен именно иностранец, дальновидно рассудил финансист Закваскин. На отечественных голодранцев народ вряд ли клюнет, насмотрелись. Там, на сытом Западе дураков не держат, потому сыты все. Людям хочется любоваться успехом, чувствовать себя причастным к нему. Таинственная «заграница» манила незнакомыми словами на этикетках. Красочной рекламой, невиданными вещицами в шикарной упаковке. Зарубежный колдун – это бренд, способный завлечь; ходовой товар, который можно продать. Мало найдётся желающих идти в цирк на представление с участием Вани Иванова, У самих по деревням по десятку таких, рассуждал Закваскин. А Бенджамин в России – птица редкая, на него пойдут.
                Так с подачи Закваскина в эфире после полуночи вышел материал о таинственном экстрасенсе, за которым якобы «подглядели» пронырливые репортёры и отсняли, как тот, сидя спиной к экрану пересказывает всё, что делается в квартире в доме через дорогу. Съёмка велась двумя телекамерами. Достоверность происходящего подтверждалась авторитетным мнением авторитетного телеведущего. Утром о чудодейственных возможностях Бенджамина Скута передавали из уст в уста. И когда материал повторили по центральному каналу, его просмотрели миллионы зрителей. В стране, где коммунистическая партия десятилетиями отучала от веры в бога, народ привык верить в телевиденье. Не верить ни во что было бы совсем тоскливо. Диктор – небесный ангел! Чтобы он соврал? Ни-ни! Это оракул с голубых небес в голубом пятне телевизионного ящика. Единственной проводник от унылого настоящего в царство радости, неведомо, где спрятанное, но явно существующее, коль его показывают.
                О Бенджамине Скуте заговорили по всем каналам. Его жаждали увидеть. Пощупать. Очарованный зритель по привычки всюду и всем писать, заваливал письмами редакторов с просьбой явить взорам колдуна. Народ требовал чуда. Послышались мнения, что такие люди стране нужнее экономистов. Если Бенджамины видят сквозь стены, то общий вектор экономического развития государства разглядеть им не составит труда, не прибегая к непопулярным у населения «шокотерапиям». Мрак растерянности и безверия озарился надеждой грядущего чуда и избавления от невзгод.       
              Для спецслужб новость о возможности наблюдения сквозь стены без применения спецтехники послужила сигналом к действию. Но генерал Скурыгин, снабжённый широкими полномочиями, отреагировал своевременно. «Иностранца» не трогать до особого распоряжения», - приказал он подчинённым.
             Звонок по телефону «сверху», генерал Скурыгин встретил стоя. Что это у тебя за колдун объявился? спросило начальство из «сфер». Всё под контролем, отвечал взволнованный генерал. Смотри в оба, Скурыгин, предупредили генерала, нам лишних ртов не надо. И так понаехало – не продохнёшь. Всё под ногами путаются. Руководить страной учат. Ты уж не подведи. Присматривай за этим колдуном, чтоб лишнего по карманам не наколдовал. У нас своих «волшебников» хватает…

                32

             В отличие от Скурыгина, который принимал распоряжения начальства стоя на боевом посту, звонок от своего начальника финансист Закваскин встретил лёжа в джакузи с парой девиц.
-Ты там не сильно увлекайся. В рамках бюджета, - увещевал своего директора Климов. 
-Да я не на всю ночь, скоро уедут.
-Я не про баб!
-А! С колдуном всё под контролем. Думаю, пора являть миру чудеса. Есть у меня задумка.
-Мне твои задумки в копеечку становятся. Смотри, не отобьёшь бабки – я из тебя самого резиновую бабу сделаю.
               В замысел Закваскина не входило создание российского Дэвида Копперфильда. Фокусы иллюзиониста изначально предполагают зрительный обман. Это все знают, потому к манипуляциям фокусника люди относятся как к развлечению. Чтобы поразить воображение до основания, потрясти, - необходимо большее, нежели ловкость рук и набор замысловатых трюков. Действовать нужно тоньше с прицелом на перспективу, считал Семён Степанович.
             Финансист действовал с размахом. На глазах у населения постсоветского пространства, он организовал действо по центральному каналу телевиденья, как Бенджамин Скут, одетый во всё чёрное, в чёрной маске, из своей квартиры в Москве, указывает точное место чемоданчика с золотыми украшениями. Груз загодя перевезли и спрятали в Чебоксарах на заброшенной стройке «независимые» «эксперты-парапсихологи». Процедуру перемещения ценностей из города в город, установку чемоданчика в яме под досками с битым кирпичом фиксировали камеры слежения. Зритель «в прямом» эфире наблюдал, как искусный чародей, водил руками по географической карте и пальцем определял населённый пункт, где следует искать.
              Посредством телемоста, так полюбившегося журналисту Портнеру, который с хитрой улыбочкой «прогуливался» по нему из России в «Штаты» и обратно, не давая говорить в эфире никому кроме себя, народ при посредстве всё того же Портнера восхищённо наблюдал за развитием событий. Прославленный журналист, горячий приверженец и проводник западных ценностей, согласился вести передачу после непродолжительных переговоров с финансистом Закваскиным.
            Бенджамин Скут? Не слышал про такого, пожал плечами журналист. Кстати о гонораре. Сколько нулей? Один добавьте. О кей! Припоминаю. Бенджамин Скут. Портнер глубокомысленно порылся в памяти, приложив указательный палец к большому лысому лбу.  Мы с ним встречались в Нью-Йорке. Если не ошибаюсь, - восходящая звезда парапсихологии. Именно, кивал финансист Закваскин. Он знал, что народ верит Портнеру. Человек, так свято чтящий истинную демократию – не может врать. Где Портнер, там серьёзно, там – без подлога. Потому найденный в Чебоксарах чемоданчик вызвал народное ликование.  Это тебе не «баб» на столе пилой распиливать или с моста в стальном сейфе в воду сигать. Чемоданчики с золотом на стройках откапывать – вот это талантище!
              На этом телевизионные представления закончились. Закваскину редко изменяло чувство меры. Он бросил затравку. Подогрел общественный интерес и подготовил мнение. Результат не заставил себя ждать. Климов вызвал Закваскина к себе. На лице Александра Степановича застыла гримаса, та с какой он много лет назад на пьяной вечеринке вывалился подростком из общественной уборной с нетрезвой девицей, лишившей его девственности. «Типа, не понял, чё это было…»
-Мне только что позвонили от Ястребаженского, - Климкин указал пальцем в потолок. -  Их интересует колдун.
-Ну и чего ты переполошился? Мы сами к этому шли, - бодро отвечал Закваскин.
 -Не перебивай, «Квас»! – рявкнул Климов. – Рекомендовали деятельность колдуна не афишировать. С телевиденья убрать. Массовых выступлений не организовывать. Обещали оплатить убытки, связанные с прекращением «концертной деятельности». Мне проблемы с властями не нужны. Наши дальнейшие действия?
-Проблем не будет. Концертов тоже. Возможности колдуна мы показали. Частным порядком приёмы продолжаться. Слухи и вымыслы о всемогущем колдуне нам на руку. Мы тем временем займёмся подготовкой второго этапа. Величайшее открытие на все времена – сокровища скифов. Да не оскудеет достославный город Кострома ювелирными умельцами!

                33
          
              После приключений с «чебоксарским чемоданчиком» вера Скутельника во всемирный разум пошатнулась. Если «венец природы» превращается в послушную массу посредством манипуляций и заклинаний с голубого экрана, то о каком развитии цивилизации может идти речь? Что толку в высадке Нила Олдена Армстронга на луну, когда обыкновенный кирпич, поднятый с поверхности земли и пущенный в затылок астронавта, способен преградить дорогу в космос всему человечеству. Где, то самосознание индивидуальности, дающее право чувствовать себя творцом и созидателем, если горстка ловкачей способна объединить каждого отдельно взятого «венца природы» в толпу дрессированных обезьян.
              Скутельник взял паузу и попросил Жору Гуревича некоторое время поработать экстрасенсом. Новым клиентам всё равно, а старые обождут. Может же колдун сесть на бюллетень. Руководству докладывать не обязательно. Аваг с братьями отправился на родину хоронить родственника. Бойцам «Бурана» безразлично, что происходит за дверями вверенного им объекта, пояснил Веня Гуревичу.
               Бывший комендант охотно согласился. Его прельстил бесценный материал для будущих бестселлеров, опыт общения, новые впечатления, образы, характеры – кладезь для литератора. А эротические сцены, сексуальные новация – какой поле для исследования? Финансовая сторона вопроса, также, безусловно, сыграла свою роль. Но главное, в чём Жора не признался бы даже себе, сидя в «испанском сапоге» на «приёме» у инквизитора – это желание глотнуть пьянящей влаги всеобщего обожания из кубка тщеславия.

            Изучение специальной литературы по психологии, парапсихологии и тому, как манипулировать человеческими страстями и слабостями, в сочетании с «практическими занятиями» на дому подвинуло Веню далеко в умении быстро находить уязвимые стороны клиентов и воздействовать на них посредством интеллекта. Проще говоря, Скутельник отточил способность быстро оценивать ситуацию и завязывать отношения с людьми.
               Однажды Крутеев попросил Венедикта открыть счёт в отделении Сбербанка на Тверской. В бухгалтерии потеряли оригиналы документов, подтверждающие регистрацию фирмы. Остались нотариально заверенные копии. В банке категорически отказались открывать счёт, но Веня дошёл до управляющего филиалом и сумел убедить его, пообещав в течение недели довести недостающие бумаги. На талант Вени ладить с людьми Крутеев обратил внимание.
              Если без начальника отдела образования главный редактор мог обойтись, то толкового помощника подобрать оказалось не просто. Крутеев объявил Вене, что освобождает его от занимаемой должности и назначает своим заместителем по связям с общественностью. Отныне он выполняет прямые указания Крутеева и отчитывается только перед ним.
             Скутельник сообразил, что «хозяин» ждёт от него инициативы. Веня взял себе в помощники Хусейнова и, используя наработанные в качестве экстрасенса знакомства, стал приглашать в редакцию на встречу с главным редактором политиков, бизнесменов, деятелей культуры, всех тех, кто собой олицетворял успех. При этом он умел оставаться в тени, переложив бремя прямого общения с гостями редакции на плечи Феликса.  Венедикт добился того, что Хусейнова взяли в штат газеты, и поручили ему заниматься организацией встреч с «нужными» людьми.
            Феликс преобразился. Работа захватила его. Он перестал сутулиться. Снова чистил зубы и подстригал бороду. При встрече с Соколовой не прятал глаза и сдержано улыбался. Соколову раздражала его вновь обретённая уверенность в себе. Всем своим видом он показывал, что прекрасно обходится без неё. Ничто так не злит женщину, как сдержанная вежливость бывшего любовника. Высшая мера наказания в любви – безразличие. Именно на него натыкалась Светлана при встречаясь с Хусейновым. Самолюбие женщины страдало. Ревность к девушкам, с которыми Феликс непринуждённо болтал - жалила Соколову в самое сердце. Она тихо бесилась и не могла разобраться, что её больше раздражает: уязвлённое самолюбие или остатки чувств, которые словно залеченная, но не истреблённая болезнь выплёскивались наружу. Не способная разобраться в эмоциях, она интуитивно искала причину душевного дискомфорта. В своих одиноких метаниях Светлана хваталась за любое правдоподобное объяснение. За неимением более чёткой мишени Соколова придумала себе образ врага в виде Скутельника. Это он своей игрой в благородство выставил её в дурном свете перед Хусейновым. Благодаря Венедикту, «поэт-висельник», как про себя ядовито называла Феликса Соколова, составил не правильное мнение о той, кого некогда боготворил. Да, она его бросила в трудные дни. Но разве она обязана спасать его от малодушия? На ней лежат заботы о ребёнке и о стареющих родителях, уговаривала себе Светлана.

                34

               Ожидая начальника, Светлана наблюдала из окна за работой дворника в школьном дворе. Дворник в синем матерчатом фартуке поверх драпового пальто с поднятым воротником из искусственного меха черпал совком песок из деревянного ящика на колёсах и посыпал им расчищенную от снега дорожку. Голуби расхаживали близ тележки, клевали песок, принимая чёрные камешки в песке за зёрна.
              Чёрная «Волга» Крутеева въехала во двор. Из машины вышел Скутельник. Неудавшийся поход в гости и ожидание у подъезда; карьерный рост Венедикта; его холодные глаза в споре о Хусейнове – включили в Соколовой механизм самосохранения. Она отступила от окна.  Интуиция подсказывала ей - выжди. Не лезь со своими открытиями к Крутееву.      

               За время работы у Крутеева Скутельник уяснил, что успешное ведение бизнеса, вообще, и существование газеты, в частности, помимо всего прочего, зависит от того, насколько хорошо ты ладишь с чиновниками. 
               В Министерство по делам печати на Малой Никитской Веня приехал по поручению Крутеева уладить вопрос с регистрацией нескольких журналов и газет. Изначально эти печатные издания регистрировались на городском уровне в Оружейном переулке, их выпускали для продажи в Москве и области. Когда у населения вырос интерес к газетам, возникла необходимость в новых свидетельствах с расширенными полномочиями. Закон предписывал аннулировать старые свидетельства. Крутеев чтил закон.
               Из общей очереди Веню выделяли щетина на щеках и лёгкое амбре после вчерашнего. Жора Гуревич попросил отгул, Веня подменил товарища. Ночной приём затянулся. Голова раскалывалась, хотелось спать.
               В тесную комнату, заваленную папками с бумагами втиснули четырёх женщин со столами и стульями для посетителей. Веня уселся против женщины тридцати лет с большими грустными глазами и пышной копной тёмно-русых волос.
-Вам не совестно приходить в таком виде в казённое заведение? – спросила женщина с претензией на строгость. В интонации слышалось больше любопытства, чем укора.
              Не замужем и одинокая, определил Веня. Он доверял интуиции.  С перезревшими девицами следует вести себя осмотрительно. Они легко уязвимы. Одно неверное слово и перед тобой враг. И наоборот – правильный тон поможет обрести союзника.
              Веня извинился, сославшись на трудности личной жизни. Не складывается. Что именно он не уточнил. Глаза напротив потеплели. Веня представился, объяснил причину визита. По лицу чиновницы «скользнула тень» сочувствия. Остальные в комнате тоже странно посмотрели на Веню.
-Что-то не так? – поинтересовался он.
-Из вашей организации приходил господин. Кричал и даже угрожал. Сарайский, кажется. Очень тяжёлый человек, - пояснила женщина.
               Веня вспомнил высказывание, кажется Эмиля Золя: «…ни что так не радует слух, как хула на ближнего…». Он прошёлся по бывшему коллеге не опасаясь подмочить его репутацию. Недавно тот эмигрировал в Германию на ПМЖ и в России она ему вряд ли понадобится. 
               Вспыльчивый старикан, мнит о себе, говорил Веня. У нас он не ужился. «Шеф» депортировал его в Германию. Разве это возможно?! Сейчас всё возможно. При связях и деньгах. Вот бы меня депортировали на ПМЖ в Германию, мечтательно закатила глаза дама у окна. Зачем вам эти эсэсовцы? Поезжайте в Испанию на вечную сиесту. Кому я там нужна такая старая? Кто, вы старая?! Да в вас можно влюбиться с первого взгляда и любить до самого утра, не отрываясь. Взрыв смеха. Веня работал на контрастах. В казённых заведениях посетители приходят по казённым делам, говорят казённые слова и редко сочувствуют тем, кто вынужден изо дня в день, годами «умирать» от тоски на казённой работе. Несколько отвлечённых фраз и лёд отчуждения тает. Фривольные намёки «на грани», но не переходящие в откровенную пошлость бодрят и встряхивают воображение. Веня не стеснялся подтрунивать над «взрослыми» дамами, делая вид, что не замечает разницы в возрасте. Это маленькая уловка прокладывала мостик взаимопонимания между прошлым и настоящим, укорачивая его до расстояния вытянутой руки, которая хотя бы теоретически могла дотянуться до бюстгальтера и расстегнуть его, напомнив тем самым, что женщина остаётся женщиной и в сто лет, если доживает. Дамы в комнате смеялись шуткам Венедикта. Посетители в коридоре нервно поглядывали на настенные часы, опасаясь застрять до обеда. Они прислушивались к веселью за дверью с лицами, какие бывают у людей по пути на кладбище, когда в стороне появляются невеста в фате и жених с красной розой в петлице, и путники не знают, что делать: продолжать скорбеть или всё-таки улыбнуться.   
             Вене пообещали решить вопрос с регистрацией без проволочек. Тридцатилетняя дама аккуратно записала на листочке для пометок свой рабочий телефон и имя «Копейкина Татьяна». Отчество она, подумав, дописала, «Леонидовна», но попросила обращаться по имени. Только не забудьте доверенность от организации и копии уставных документов, заверенные у нотариуса, предупредила женщина, протянув записочку через стол.

                35

             В нотариальной конторе в Капельевском переулке Скутельник узнал, что живёт без надлежащих документов. Принятые нотариусом копии помощница занесла в журнал учёта. Нотариус попросил паспорт. Веня предъявил заграничный.
-Это филькина грамота! – объявил нервный господин в белой фланелевой рубашке и в чёрном галстуке в серый рубчик.
-То есть как? – удивился Скутельник.
-То есть так! – ответил нотариус. Его жиденький белый чубчик принял боевую стойку на высоком и тонком лбу. Острые глазки сверлили посетителя как врага народа перед вынесением приговора. Худенькое тело нервно подёргивалось и Вене показалось, что будь в руках господина на противоположной стороне огромного стола с зелёной лампой на высокой металлической ножке и чернильным прибором на подставке револьвер, он бы не раздумывая, приставил дуло к виску клиента. Нотариус ткнул указательным пальцем в паспорт: - Документ выдан страной, которой нет на карте мира.
              Веня почесал затылок. Да, действительно в паспорте написано гражданин СССР. Нет такой страны. Получается, у нас все на постсоветском пространстве без документов. Все ни все, а вам, молодой человек, нужно получать новый паспорт, заявил нотариус. Растерянности Вени ему оказалось достаточно. Он победоносно угнездился в чёрном кожаном кресле и благосклонно кивнул. Так и быть. Сегодня я выдам документы, но в следующий раз: «Будьте так любезны», закончил аудиенцию бдительный господин.
-Так точно! – выпалил Скутельник. Он сам себе удивился. Кто-то внутри него, а не он взял роль бравого служаки, открывал Венин рот и выплёвывал фразы.
-Служили? – живо поинтересовался нотариус. Он придержал готовые документы.
-Так точно. Воевал в Приднестровье. На стороне «русских оккупантов».
                Глаза бывшего кадрового офицера контрразведки, полковника в отставке, Владимира Михайловича Кудрявкина потеплели, но тут же налились мстительной злобой.
-Скоты! – рявкнул он и погрозил кулаком невидимому врагу. – Бессовестные скоты! – повторил он.
                Человек вспыльчивый, Владимир Михайлович был честен и по натуре прям и хорошо разбирался в людях. Бывший следователь по особо важным делам он повидал на своём веку и мужества, и мерзостей, и лжи, и правды. В Скутельнике он увидел человека, брошенного политиканами на произвол в самом начале жизненного пути. Миллионы ещё не успевших опериться молодых людей, вынуждены были бороться за выживание, вместо того, чтобы реализовать свой творческий потенциал. Отовсюду из бывших республик «союза» стекались люди в Россию и оказывались чужаками.
-Там вы оккупанты, здесь вы эмигранты, - кратко высказал общий смысл происходящего в стране нотариус. – Я вам помогу, Венедикт, получить паспорт гражданина Российской Федерации нового образца. Пока это большой дефицит.
-Спасибо. Но вряд ли получится. У меня нет общегражданского паспорта.
-Пусть вас это не заботит. Вам следует съездить на историческую родину во Владимир. Обратиться в паспортный стол. Там о вас позаботятся. Я всё устрою.
-Вы волшебник? – без лести, но с иронией спросил Скутельник.
-Во-первых, я бывший контрразведчик, - спокойно ответил нотариус. – А «бывших», как вы слышали, - не бывает. Во-вторых, и в-десятых, мы должны помогать друг другу, иначе нация вымрет через тридцать лет или её уничтожат те, кто научил дураков называть русских «оккупантами», - вполне серьёзно закончил Кудрявкина.
              Веня вышел от нотариуса в пальто нараспашку. Легкий морозец приятно пощипывал щёки. Глаза Вени затуманились грустью. Он понял, что меняется, и не в лучшую сторону. Ему было трудно поверить в бескорыстие Кудрявкина, но умом он понимал, что от него ничего не потребуют взамен. Пять месяцев суеты в большом городе научили его толкаться локтями и отучили совершать поступки. Веня честно спросил себя, смог бы он сейчас отдать без боя завоёванное пространство и уехать к матери во Владимир. Нет, не смог. Мы все восхищаемся подвигами других, но сами не спешим встать в ряды героев.

                36

             Жора Гуревич не помышлял о героизме, он о нём не задумывался. Роль экстрасенса с сексуальным уклоном пришлась ему по вкусу. Он вошёл в образ Григория Распутина и надеялся, что когда-нибудь фортуна подтолкнёт его в заоблачные высоты власти. Но пока, она приготовила ему сюрприз в виде родного дяди. Финансист Закваскин решил лично познакомиться с собственным изобретением, - Бенджамином Скутом. В преддверии грядущих свершений ему захотелось выяснить, насколько можно положиться на человека вполне способного стать определяющим звеном в цепочке финансовой комбинации.
               О приезде «серьёзного господина» Жору предупредили люди «Бурана» по телефону. Экстрасенс-самозванец оказался не готов к визиту. Он ждал молодую особу, протеже генерала Скурыгина. С нею после первого сеанса у Жоры наладилось полнейшее взаимопонимание. Она, как и Жора, оказалась уроженкой Бердянска. Это открытие сбило с девушки чопорность, которой она прикрывалась, как щитом от навязчивых ухажёров «как-нибудь поужинать вдвоём». Почти до утра они проговорили с Гуревичем о Бердянске. Между делом Жора сумел уложить Оксану на диван и провести первичный осмотр открытых частей тела и даже заинтересовать её своим «дядей Борей» в лосинах.
-Почему «дядя Боря»? – со смехом спросила Оксана. Жора вполне серьёзно пояснил, что назвал свой мужской инструмент в честь первого президента страны из уважения к обоим.  Потрогав «дядю Борю», Оксана взвизгнула от восторга и захлопала в ладоши. Ей захотелось испытать в деле основное орудие труда экстрасенса. Жора с вдохновением взялся за «исцеление души». По окончании сеанса измождённая Оксана Станкевич не стыдясь наготы раскинулась на диване и тяжело и счастливо дышала.
-Ты – Бог! – выдохнула она. Девушка чувствовала опустошение и блаженство, так будто побывала дома и напилась живой воды из родника под названием Родина.
-Продолжайте в том же духе, - услышал голос генерала Веня у себя в трубке. Пионеры мобильной связи только примеривались к целинным российским просторам. Народ пользовался пейджерами и с завистью поглядывал на Скутельника и его огромный чёрный телефон с антенной, прижатый к уху. – Она отказала мне во встрече. Не знаю, как вы это делаете, но если у вас получится, а я в этом не сомневаюсь, я ваш вечный должник. Дерзайте, мой друг.
             Пожелание генерала Веня передал Гуревичу.
             Ободрённый Гуревич ждал пылкую Оксану для повторного сеанса в затемнённой комнате, для большего эффекта одетый в лосины и в распахнутый плащ из чёрного шёлка на обнажённом торсе. С той же целью произвести впечатление, Жора накрутил на бровях кисточки и покрыл их для устойчивости лаком. Попугай покрикивал в клетке. Бронзовые канделябры на столе с горящими в них свечами и оскаленный череп по замыслу навевали мрачной романтики с элементами мистицизма.  В отсутствии Авага изменить ход событий было не возможно. Гуревича поставили перед фактом. Во всём обворожительном блеске он предстал перед финансистом Закваскиным. Глаза Семёна Степановича долго привыкали к полумраку. Он щурился, пытаясь угадать, кто или что расположено на диване в центре комнаты. Обомлевший племянник первым признал в «важной персоне» родственника. Дядя тряхнул головой.
-Что за чёрт?! – пробормотал он.
-Ты здесь, с какого перепуга? – встал Гуревич.
           Семён Степанович оглядел фигуру в нелепом одеянии с выпирающим «дядей Борей»
-Ты?! – потрясение дяди оказалось столь велико, что он ухватил со стола первое, что попалось под руку, - бутылку виски, - отвинтил крышку и выпил несколько полных глотков из горлышка. – Ты Бенджамин Скут?!!
-В некотором роде, - Гуревич первым пришёл в себя. С него не снимали взятых обязательств, и инструкций по внеплановому посещению начальства он не получал. Потому бывший комендант счёл за благо помалкивать и отвечать только, по существу.
-Лучше ты мне объясни, как примерный семьянин, финансовый директор строительной организации оказался здесь? И что по этому поводу думает тётя Рая? – ехидно поинтересовался племянник.
-Для Раисы Павловны я в командировке…
            Они продолжали стоять друг против друга. Семён Степанович прикидывал, в какой скандал может вылиться новость о его истинном подвижничестве в сфере благоустройства города. Он по-своему любил жену и не желал разрушать иллюзию благополучия. Теперь от этого идиота в дурацких лосинах зависит не только целостность семьи, но и работа, будущее, жизнь, в конце концов. Раиса Павловна терпеть не могла криминала и не мыслила, чтобы её супруг, образованный, воспитанный, примерный семьянин мог связаться с уголовниками. Мафиозные разборки, перенесённые на улицы Москвы из голливудских боевиков, казались ей дикостью. Как бы ни ругали социализм и коммунистических лидеров, заявляла Раиса Павловна, при них не отстреливали людей на улицах. Зато пачками уничтожали в лагерях, отбрёхивался Семён Степанович. Сейчас он с трепетом представлял себе разборки в семье после «звонка от доброжелателя» и с неприязнью посмотрел на племянника. Ещё предстояли объяснения с Климовым. Что это за родственный подряд? Ты что нас всех за лохов держишь? Как дознаются, что этот клоун Бенджамин Скут тебе родня – нам такие кредиты выдадут, ввек не пересчитаешь. Закваскин почти воочию услышал громовой рёв начальника и даже потёр челюсть, представляя его волосатые в наколках кулаки.
               Голова шла кругом. Закваскин нашёл глазами стул и сел. Гуревич плюхнулся на диван. Он вежливо ждал, что скажет старший.
-В общем-то, ничего страшного не произошло, кроме того, что каждый из нас узнал, кто есть кто, - заговорил Семён Степанович. – В наших общих интересах играть предназначенную каждому роль.
              Жора сообразил, что его приняли не за того, кем он являлся на самом деле; что дядя его не является лохом, какого разыгрывает из себя дома; что рано или поздно Венедикт вернётся и займёт своё место, а ему Жоре придётся зарабатывать на хлеб насущный в поте лица своего «дворецким», ибо баснословные литературные гонорары ещё только брезжили в призрачной перспективе, а кушать хлеб с маслом хотелось сегодня.
-Можно договориться, - сказал Жора.
-Не понял…
-По-родственному. Чтобы не волновать тётю, когда ты «вернёшься из командировки» или отправишься в следующую, - пояснил свою мысль заботливый племянник.
              Семён Степанович приподнял брови и обвёл взглядом комнату.
-У тебя же всё есть и будет больше, обещаю, - сказал дядя.
-Скажем – это дела производственные, а что касается личных…
-А ты наглец, - усмехнулся Семён Степанович. Виски успокоили нервы. Он почувствовал былую уверенность. Ему даже понравилась хватка племянника. Торг было то, чему финансист Закваскин отдавал предпочтение. На каждой вещи должен висеть ценник, считал он. Хочешь – покупай. Не хочешь – проходи мимо. Сейчас мимо пройти не представлялось возможным.
-Ладно, твои условия...
           Гуревич плохо учился в школе, но считать умел. Он быстро сложил собственные потребности с потребностями «боевой подруги» Ани, умножил на инфляцию и двенадцать месяцев в году, разделил на летние поездки к Чёрному морю и в Бердянск, прибавил финансовую помощь родителям, перемножил коммунальные платежи и получил результат. Жора знал, что нельзя зарываться. Сразу вся сумма могла показаться обременительной и вызвать протест. Заместитель экстрасенса попросил выплачивать деньги ежемесячно в виде зарплаты. Дядя оценил скромность племянника и выложил на стол пачку купюр «на первое время». Его условием было беспрекословное выполнение взятых обязательств. Семён Степанович рассудил, что, возможно, оно и хорошо, что «колдуном» оказался племянник. Простоват, и без «царя» в голове, но с таким проще договориться и легче просчитать поступки.  Родственники закрепили договор пожатием рук и глотком виски. 
-Ты загримируйся погуще, что ли, - предложил Закваскин. Он всё ещё прибывал в лёгком недоумении. В глубине души он ждал увидеть человека тонкой натуры и изящных манер, а не «быдломана» с «дядей Борей» напролом. – Создай загадочного чародея, повелителя потусторонних миров. Что-нибудь в этом роде…
             Жора смотрел на дядю в ожидании пояснений. Закваскин с досады выпил ещё глоток виски из стакана, понимая, что объяснять что-либо не имеет смысла. Он встал и направился к выходу.
-Дядя Сёма! - обратился Гуревич к Закваскину. Тот обернулся в прихожей, взявшись за ручку двери.
-Ну, чего тебе ещё?
-У тебя в каком-нибудь издательстве знакомые есть?
-Что буквы выучил, почитать захотелось?
-Я серьёзно, - обиделся племянник.
-Ну, есть, а что-надо-то?! – Семёну Степановичу не терпелось убраться из квартиры.
-Книжку хочу издать. Повесть я написал про мышку, которую любили в гараже все водители, а один гад взял и придавил её всем назло.
-Кх-м, - поперхнулся дядя. – Ты это, попей тёплого молочка с мёдом и ложись спать. Оно, - он поступал указательным пальцем по виску, - отпустит.

                37 
         
              Отступать было некуда. Финансист Закваскин доложил Климову о результатах проверки кадров, из этических соображений опустив детали родственных связей с этими самыми кадрами. Операция «Сокровища скифов», как окрестил своё изобретение Семён Степанович, выходила на новый этап. Предстояло изготовить сокровища и составить легенду их происхождения и местонахождения. Для реализации своего грандиозного плана Закваскин созвонился со старым школьным приятелем Васильковым Александром Александровичем.
               Васильков, коренной москвич, любивший и знавший свой город, с приходом рыночных отношений поменял благоустроенную квартиру в Москве на дом в Озёрах. «В гробу я видел узкоглазых и черножопых. Превратили исконно русский город в скотоприёмное отделение», - сплюнул себе под ноги бывший однокашник Закваскина, отбывая с женой Натальей и сыном Николаем в дальнее Подмосковье. 
                Сын Василькова не особо сопротивлялся воле родителя. Окончив костромское ювелирное училище и дожив до тридцати лет, он так и не сумел само реализоваться. Не хватало широты размаха и отсутствие денег, оправдывался ювелир перед роднёй и перед теми, кто интересовался его судьбой.
                Тебя-то мне и надо, решил Закваскин про Колю, который не забывал названивать семейству по праздникам и датам. О нереализованных амбициях Коли Закваскин знал. Не откладывая в долгий ящик, финансист приехал в маленький тихий городок, где все знали друг друга, уважали мелиоратора Василькова и его супругу Наталью Ивановну массовика-затейника в местном доме культуры. Прохожие с любопытством заглядывали на красную «Вольво», откуда в дорогих туфлях в не чищенный сугроб у дороги вышел и полез обниматься с хозяином дома мужчина с холёным лицом сытого барина и не покрытой головой в седом серебре волос. По-русски троекратно облобызавшись, похлопывая, друг дружку по спинам, друзья пошли в дом. Гость снял и повесил в прихожей подбитое рысью пальто, потрепал «песочного» лабрадора, чмокнул в щёку улыбчивую хозяйку, по-отечески тепло обнялся с Колей, ополоснул руки в умывальнике, вытер их о свежее махровое полотенце на крючке в ванной комнате и уселся за дубовый стол на кухне, края которого, Коля украсил резными узорами.
-Хорошая работа, - похвалил Закваскин, любовно погладив резьбу. После он похвалил щи из квашеной капусты домашнего соления; вареники с картошкой; пирог с крольчатиной и водку в графинчике с плавающими в ней ломтиками лимона. Разомлевший от съеденного и выпитого, Семён Степанович блаженно улыбался. Он откинулся на высокую спинку стула с фигурами зверей ручной работы на ней.
-Золотые у тебя руки, Коленька! - похвалил Семён Степанович. Коля улыбнулся. Он знал цену своим рукам. – Вот до этих рученек и их хозяина у меня есть большое дело. Можно даже сказать дело непредсказуемого по размаху масштаба.
            Николая набрал воздуха в лёгкие и медленно выдохнул, чтобы унять охватившее его радостное волнение. Он знал, кто такой Закваскин и его возможности. Знал, что зря тратить своё время на пустую болтовню, тот не будет и тащиться пусть и не на Колыму, но и не в центр вселенной – в Озёры, - без надобности не стал бы. Под ложечкой у Коли приятно засосало от хорошего предчувствия.
-Не будем ходить вокруг да около, Коля. От вас у меня тайн нет, - Закваскин дружелюбно посмотрел на старого приятеля и его жену. Александр Александрович навалился на стол локтями и толстыми складками живота под хлопчатобумажной футболкой. Наталья Ивановна прикурила сигарету от спички, которую ей предупредительно поднёс всегда внимательный Закваскиш и встала за спиной у мужа. – Мне нужны мастера, способные изготовить подобные вещицы.
             Семён Степанович потянулся к чёрной кожаной папочке с позолоченной застёжкой, которую проходя к столу, небрежно бросил на подоконник рядом с грибом в трёхлитровой банке и на которую хозяева сразу обратили внимание, что неспроста она здесь, но виду не подали. Отстегнув замочек, Закваскин выложил веером перед Колей пачку цветных фотографий.  На снимках были изображены золотые украшения – гривна с окончаниями в виде скифских всадников; ожерелья; височная подвеска с головой Афины; серьги, выполненные в микро технике; браслеты с львиными головами на концах, медальоны, олени на бляхах, электровый сосуд с изображением картин из жизни скифов; электровая статуэтка скифа с ритоном в руке; обивка горита; бронзовое зеркало с золотой обкладкой; золотые серьги в виде сфинксов; погребальная маска царя из золота.
-Тебе это о чём-нибудь говорит? – спросил Закваскин Николая.
-Предметы из скифских захоронений. Примерно четвёртый век до нашей эры. Я читал о раскопках, - ответил Николай.
-Тем лучше. Экономим время. Не нужно объяснять. Копии сделать сможешь? Но так, чтобы от оригиналов отличить нельзя было.
-Необходимо специальное оборудование, материал, помещения, образцы или точные рисунки…
-Всё будет, Коленька! – заверил Закваскин. – Так как?!
             Глаза Николая загорелись. Сердце заколотилось. Растерянность на лице сменилась счастьем.
-Попробую.
-Не попробую, а сделаю, - оживился Семён Степанович. Он сам разгорячился, как мальчишка и от волнения то и дело облизывал губы кончиком розового языка и приглаживал седые височки. – Ты мне людей способных сыщи. Мы тебе все условия создадим, Коленька. Денег заплатим - сколько запросишь. Но главное не это.
             Закваскин достал из папки прозрачный файлик с небольшой стопочкой ксерокопий. Вытряхнул стопку на стол и разложил перед ювелиром. Рисунки на листах изображали наконечники стрел, амфоры, украшения, статуэтки, медальоны, браслеты, диадемы и другое предметы и украшения. К рисункам прилагался список, уложенный на бумаге каллиграфическим почерком. Николай обратил внимание на подпись в конце списка: «Владимир Скутилин» с витиеватым росчерком и датой: «8 октября 1830 года».
-Многое из находок в скифских захоронениях было разграблено и бесследно исчезло. Остались только вот эти рисунки и описания. Что-то из похищенного в курганах храниться в музеях Германии, США и Великобритании. Что-то в частных коллекциях. В целом же сокровища утеряны для человечества. Историкам остаются бездоказательные споры. Нам, простым смертным, – сожаление об утраченной красоте. Но дело можно поправить.
              Николай оторвался от рисунков и поднял глаза, застыв в вопросительном ожидании.
-Ты можешь вернуть утраченную красоту людям, а историкам дать богатую пищу для исследований, если по рисункам воссоздашь утерянные предметы с достоверной точностью. Так, чтобы специалисты, увидев их – не сомневались, что перед ними некогда утерянные артефакты.
-Это не возможно! – возразил Николай. - Существует техника исполнения. Разные школы. Много того о чём знают профессиональные эксперты. Их не проведёшь.
-А ты попробуй! – запальчиво воскликнул Закваскин. – Или слабо?! – Он налил водку в стопку и выпил не закусывая. – Брось вызов мировой общественности! Заставь учёных спорить, драться, доказывать. Пусть они рвут друг другу глотки за правду! Пусть выдвигают версии, гипотезы! Пусть обвиняют в подлоге, опровергают, смеются, плачут. Пусть! Расшевели народы! Подёргай за седые бороды старых пердунов!! Сбей с них спесивую пыль!!!
            Лицо Николая разрумянилось. В глазах заискрились шальные огоньки, по которым Закваскин понял, - зацепило. На губах Николая застыла мечтательная улыбка, присущая творцам и созидателям. Началась мозговая деятельность, прикидки и намётки. День смешается с ночью. Образы поползут из снов в явь и обратно. Муки сомнений, радость открытий, счастье побед и слёзы разочарований. Тоска, досада, смех, отчаянье, раздражительность, оцепенение, всё, чем живут люди, ради чего они живут в одно мгновение и в целую вечность. Коля сознавал, ЧТО его ждёт и почувствовал необыкновенный прилив сил. Он хотел, он жаждал отдаться без остатка творчеству.
-Я согласен, - сказал он.
-Но и это ещё не всё, - объявил Семён Степанович. – Я оставлю тебе эти бумаги. Изучи их, проникнись так сказать духом времени и попробуй дополнить коллекцию сокровищ произведениями собственного изобретения. В стиле и в духе того, что лежит перед тобой. Того времени. Погрузись в нирвану, пересеки пространство и время, соприкоснись с душами старых мастеров, почувствуй то, что чувствовали они, дотрагиваясь до металла. Научись тому, чему научили их предшественники, и превзойди их! Для вдохновения мы с тобой слетаем в Керчь. Съездим в Эрмитаж. Ты должен посмотреть на оставшиеся «в живых» изделия из захоронений скифов.
             Александр Александрович от удивления приоткрыл рот. Он считал своего приятеля способным человеком, но не предполагал обнаружить в нём такой увлечённости к делу. Сам он остыл душой после пятидесяти. Порывы юности всё реже будоражили воображение. За чужими страстями он предпочитал наблюдать со стороны. Всё пройдёт, было его философией. Всё, что можно было увидеть и перечувствовать - уже видено и перечувствовано, считал Васильков. Всё, чем полнилась его жизнь, - лежало под рукой. Казалось привычным и незыблемым. Тем большее впечатление произвёл на Василькова порыв Закваскина.
                Наталья Ивановна, моложе своего мужа на девять лет, отнеслась к предложению Закваскина с меньшим восторгом, чем супруг и с большим прагматизмом.
-Коля талантлив, но неопытен, - сказала она. – По-моему, Сёма, ты ставишь не на того. Здесь требуется тщательная подготовка, отличное знание истории и ювелирного дела.
-Коля будет не один, - возразил Закваскин. – Сам подберёт команду. Верно?
               Николай кивнул.
-Нужны талантливые мастера, с огоньком, понимаешь? – продолжил убеждать Закваскин. – Не сытые, а голодные до дела! С амбициями.
-Найдём, - кивнул Коля. Он уже прикидывал в уме, куда и кого из его знакомых закинула судьба после училища. Кто спился от безысходности. Кто перебивается мелкими заработками. С кем из уже состоявшихся мастеров он работал и на кого можно положиться.
-Надеюсь, тебя не сильно огорчит отсутствие собственного клейма на изделиях? – спросил Закваскин. – Художники – народ честолюбивый. Имей в виду, никто и никогда не узнает ваших имён.
-Ничего, я готов пострадать ради искусства и человечества. Белые пятна в истории не менее интересны, чем сама история.
-Ты умный малый, - Закваскин потрепал ювелира по вихрастой голове и выложил на стол пухлый конверт. – Думаю, этот аргумент окажется убедительнее всех предыдущих. Подъёмные. Договор подпишем позже, по всей форме…
-Надеюсь не кровью? – грустно пошутила Наталья Ивановна. 
-Мало обладать талантом, нужно уметь продать его плоды, - глубокомысленно заметил Александр Александрович. Он радовался за сына. Даст бог – человеком станет.
             Обнимаясь с хозяевами, Закваскин шепнул Наталье Ивановне на прощанье «Капля крови в обмен на вечность – хорошая цена. Я бы сцедил из себя ведро - да никому не нужно».      
-Почему Коля? – задал последний вопрос Александр Александрович, придержав переднюю дверь автомобиля.
-Все большие дела начинаются с малого. Когда на свет божий выплывут «Колины» изделия, специалисты начнут шерстить подконтрольные им легальные заводы, подпольные линии, чтобы определить источник. Колю не найдут. Его нет на рынке.
 
                38            
            Из Владимира Веня вернулся с новым паспортом гражданина Российской Федерации. Нотариус Кудрявкин сдержал слово. Начальник паспортного стола лично вручил Скутельнику документ, пожелал удачи и категорически отказался принять конвертик с «благодарностью». Развёл руками. Как можно?! Свои ведь, а между «своими», какие счёты?! Скутилин скептически усмехнулся про себя. своим среди чекистов его ещё не называли.

              Из ротонды метро «Краснопресненская» Веня вывалился в морозный воздух, залитый солнцем и щебетом воробьёв на деревьях. Календарная весна раздвинула серое небо, показала, каким оно будет голубым ближе к лету. Но вскоре облака снова наползли и хмуро наблюдали за городом и его обитателями, раздумывая, сыпануть снегом с ветряным свистом и заносами или «поплевать» сверху ледяной крупой. А потом поддать солнцем жарку, а ночью подморозить лужицы, чтобы утром радостные и беспечные в преддверии грядущей весны пешеходы переломали свои стройные ноги на гололёде, и в слезах и охах их повезли в травм пункты накладывать гипсы и примерять костыли.   
             Через Дружинниковскую улицу по Малому Предтеченскому переулку Веня вышел к школе для умственно отсталых. В ворота въехала чёрная «Волга» Крутеева. Машина притормозила, задняя дверь приоткрылась, высунулась голова Николая Аверьяновича.
-Ты-то мне и нужен, - сказал главный редактор.
             В школе «главный» обходился без секретарши. Точнее не пользовался её услугами и заваривал чай сам. По заведенному правилу до обеда он не принимал спиртного, после обеда выпивал рюмку «крепенького» для поддержания тонуса, а вечером «нажимал на газ» если подворачивался повод или в гости приезжал «нужный» человек. Дела шли в гору. От посетителей не было отбоя. Всем хотелось стать частью успеха или как посмеивался Крутеев – «причаститься», - народ шёл кто с просьбами, кто с бизнес-проектами, кто просто получить взятку. Те чиновники, кто стоял рангом повыше, сам к Крутееву не ходил. К таким Веня ездил «на поклон» от имени «шефа». Скутельника знали и обласкивали в госпожнадзоре, и в Комитете образования, и в санэпиднадзоре, и в Москомимуществе, и в Министерстве по печати, и в налоговой инспекции, и где его только не ждали. Особенно в предпраздничные дни, когда с поздравлениями к столичному чиновнику сам бог велел являться с сияющей улыбкой и подарками, размер которых определяли ранг и чин. По наблюдению Вени «главные начальники» служб сами ничего не брали. Брали их «замы». Всё выглядело пристойно. Обставлялось «дружбой навек»». А как не воспользоваться дружеской поддержкой? Зато потом проси, чего хочешь, кроме жены и коня. Денег тоже не дадут - самим всегда мало. А в остальном – хорошим людям не жалко. Так за полгода Крутеев расширил владения и получил у города в центральном округе в аренду помещения на улице Щепкина, близ спорткомплекса «Олимпийский». Посадил журналистов недалеко от Рижского вокзала на Сущёвском валу делать газеты про садоводство. На Петровке, по чётной стороне улицы почти по соседству с милиционерами организовал пресс-центр, куда приглашал известных политиков, артистов, полезных чиновников, и соседей-милиционеров. Хусейнов придумал рубрику «В гостях у главного редактора». Он записывал интервью «хозяина» с гостями и, когда материала о гостях набиралось достаточно, выпускал книжку разовым тиражом под авторством Крутеева и рассылал всем, кто стал героем Крутеевского «эпоса».
               Вокруг Николая Аверьяновича крутилось много советчиков, шептунов и подсказчиков. Они недолюбливали Веню, за его близость к руководителю, но вели себя смирно, улыбались и изображали доброжелательность, рассказывая руководителю о Скутельнике всякие гадости. «Если бы я верил всему, что о тебе плетут, - однажды признался Крутеев Вене, - тебя бы следовало закопать живьём в землю».
                Веня изучил шефа. Тот маскировался под «простачка». Он поил, кормил, выслушивал подчинённого. Выпивал вместе с ним, превращался в «отца родного», а после с живого «снимал скальп». Человек, ещё вчера мнивший себя непререкаемым авторитетом в газете, становился «мальчиком для битья». Метод кнута и пряника работал безотказно. Любое распоряжение Крутеева подчинённые выполняли беспрекословно. Скутельник держал от Крутеева дистанцию. С советами не лез. Выполнял поставленные задачи изобретательно и с огоньком, но без показного рвения. Вёл себя естественно и по возможности говорил, что думает, хотя с каждым месяцем делать это становилось всё трудней. Самомнение Крутеева росло, а с ним росли снобизм и нежелание выслушивать критику в свой адрес. К Вене он привык, считал толковым и надёжным работником и даже поручал ему помимо производственных проблем решать личные. Толчком к сближению послужила смерть Вадима Моисеевича.
                В четвёртом браке Вадим Моисеевич родил сына, когда ему перевалило за пятьдесят. Беспокойная жизнь износила организм, и потрепала сердце. Оно давало сбои. Вадим Моисеевич глотал таблетки горстями, но не хотел признавать, что серьёзно болен, потому не отказывался выпить с хлебосольным другом Колей в конце рабочего дня. Весёлые застолья, грандиозные планы по развитию издательского дела, круговорот событий – Вадим Моисеевич изображал видимость крепко сидящего в седле. Он равный среди равных. На него можно положиться. Только молодая жена Рита и очень немногие догадывались об истинном состоянии здоровья «дядя Вади», как называл Вадима Моисеевича Веня.
-Мне бы Андрюшку, сына поднять, - как-то обмолвился Вадим Моисеевич Скутельнику. В глазах надежда и тоска. А голос с трещинкой.
              Они остановились на пути к метро «Проспект мира» в Капельском переулке. «Дядя Вадя» переводил дух. Он как рыба на берегу глотал воздух и не мог надышаться. Веня жалел «старика», но виду не подавал. Ему бы не простили. Он старался под любым предлогом находиться поблизости. Он чувствовал, что должен быть рядом. Чутьё одно из его основных инстинктов редко его подводило. Вадим Моисеевич стеснялся признаться, что боится один ходить по улицам. В любой момент мог случиться приступ и навсегда «выключиться свет».
-Я лягу на шунтирование. Я должен жить ради сына, - как-то признался Вадим Моисеевич.
-Это опасно, - ответил Венедикт. Он знал, что должен говорить, как есть. Иначе бы разговор не состоялся. – Не все встают с операционного стола.
-Вопрос решёный. Крутеев в курсе. Он перевёл в клинику деньги на операцию. – Вадим Моисеевич закурил. Веня с тоской и злостью посмотрел на сигарету в его руке.
-Вы бы не курили, - сказал он.
-Врач говорит: «Ничего, кури». Он лучший хирург в Москве. Он оперирует…
-Я буду навещать Андрюшку… пока вы в больнице…
 -Спасибо. – Вадим Моисеевич выдохнул дым в сторону. - Ничего, Веня. Через две недели мне пятьдесят пять. Отметим в санатории. Я путёвки заказал.
-Погуляем! – бодро отозвался Веня.
             Операция продолжалась больше десяти часов. Скутельник перестал звонить в справочную около полуночи. Утром уехал в редакцию. В своём кабинете снял трубку и стал набирать номер. В комнату вошёл Крутеев.
-Не звони, Веня, не нужно, - сказал он. - Вадик умер.          
-Займёшься организацией похорон, - распорядился Крутеев. Он подвинул пачку денег через полированный стол.
             Похоронный агент сопровождал Веню и вдову везде: помогал оформить бумаги, выбрать гроб, венки и катафалк. Крутеев отдал один из своих костюмов одеть покойного.
             В день похорон вдове сделалось дурно в морге. «Не отходи от неё», - негромко распорядился Крутеев. Провожающие покойного расселся по автобусам. На Николо-Архангельском кладбище под берёзами опустили гроб в яму. Мёрзлые комья суглинка забарабанили по крышке. «Не верю, не верю,» - шептала молодая вдова.
               «Похороны у вас богатые, - обратился к Вене водитель катафалка в чёрной паре и с лживо-скорбными глазами, - добавить бы».
             Веня сунул «чаевые» и выбрался из машины на заснеженную дорожку. Вокруг кресты и обелиски. Могилы в снегу. Молчаливая тишина. Женские всхлипы у свежего холмика. Рабочие воткнули крест в холмик, поднажали, укрепили и утрамбовали сапогами и лопатами землю.
             В ресторане на Сретенке после поминок родственники и друзья благодарили Веню. Похороны организованы по высшему разряду.
-Спасибо, - сказал Крутеев, когда все разошлись. Голос потеплел. Он был смущён смертью друга и подавлен. Раскручивая бизнес, Николай Аверьянович надеялся заслониться ежедневной фиестой от реальности. Смерть вернула его к действительности: «Всё тлен. Не спрячешься». – Помянем.
              Остались друзья-физики. Веня выпил рюмку водки, как воду – не чувствуя обжигающей горечи.
-Вадя двадцать лет назад разрабатывал тему. Наши ослы её зарубили. Американцы доработали и выдвинули на Нобелевскую премию, - сказал один из физиков.
-Потеряли блестящего теоретика...          

-Каждый месяц будешь передавать вдове зарплату Вадима, - распорядился Крутеев следующим утром. – До совершеннолетия Андрея. Или пока не закончит институт.
            Веня оценил поступок «шефа». Ребёнок заканчивал первый класс общеобразовательной школы.             
             После похорон Крутеев «подтянул» Веню к себе. Теперь их связывало нечто большее, чем просто работа. 

                39
            
-Как на исторической родине? – поинтересовался Крутеев.
-Я полноправный гражданин Российской Федерации. Спасибо нотариусу Кудрявкину, - Веня ткнул пальцев в нагрудный карман пиджака, где носил паспорт.
-Его-то мне и надо, нотариуса твоего. Дел полно, на всё не хватает времени. В очередях сидеть тем более. И вообще…
              «И вообще» подразумевало: «не гоже мне, главному редактору, генеральному директору издательства, как простому смертному в толпе толкаться». Понесло, вас, усмехнулся про себя Веня. Гордыня - как алкоголизм. Кажется, сегодня последний раз, завтра войду в норму. А завтра всё повторяется.  Крутеева окружили льстецы. Они славословили его, внушали о непогрешимости, убеждали в гениальности, подпаивали и выпрашивали милостей. Лесть сначала смущала, потом нравилась, потом её стало недоставать. Велико искушение быть причисленным к избранным.
                «Людей губят понты», - говорил себе Веня. От того одевался не броско, но качественно. Старался следить за тем, что говорит и с кем. Это помогало оставаться в хороших отношениях с коллегами и быть в курсе событий по разные стороны «баррикад». Люди любят строить баррикады. Особенно в тесных коллективах. Им грезятся заговоры.  Человек склонен воевать, нежели договариваться. Он жалуются на родственников или соседей, на глупых снох и ленивых зятьёв, на тёщ и тестей, свекровей и свёкров, на начальников и коллег, на всё и вся. Ближний сражается с ближним, ненавидит и годами «роет окопы» для бескомпромиссной борьбы до последнего вздоха. А последний «вздох» подкрадывается незаметно и наступает совсем скоро и кому повезет, успевают догадаться, что «воевали» зря, за пустое пространство под солнцем, которого всем хватает, но никто этого почему-то не ценит при жизни, а после уже поздно.         
-Кудрявкин человек самодостаточный. У него Крутеевых пруд пруди. Сами к нему на поклон ходят. Будь хоть депутат Госдумы, хоть отпрыск династии Романовых, коль дурак – пошлёт на три буквы и ещё пинка для ускорения поддаст, - ответил Веня.
                Крутеев поморщился. Обладая живым воображением, он образно представил нарисованную Веней картину.
-Пригласи его к нам, что ли, - пожал плечами Николай Аверьянович.
-Поговорю. Ещё не пойдёт. Себе цену знает. С гонором.
                Крутеев взглянул на настенные часы. Время перевалило за полдень.
-Примешь для бодрости духа? – спросил он и полез в бар.
-Нет, у меня ещё дел полно.
               Крутеев налил себе виски и понюхал их в стакане, прежде чем отпить глоток.
-Послушай, Веня. Я поручал Соколовой найти мне Бенджамина Скута. Слышал о таком?  (Веня насторожился.) Загадочная личность. По Москве ползают слухи о его сверхчеловеческих возможностях. Даже материалы о нём по центральным каналам прошли, я, правда, не смотрел. Потом, «кудесник» пропал с экранов. Наверняка спрятали. Чтобы народ не смущал. Никто о нём ничего толком рассказать не может. Но, говорят, у политической элиты он приобретает популярность. К нему стремятся попасть, но не каждого пускают. От соседей по Петровке слышал я, что даже «контора» им интересуется, но трогать не велит. Указание сверху! – Крутеев ткнул пальцем в потолок. – Иные считают, что «засланный казачок» этот Бенджамин Скут. Нашим «приватизаторам» Чубайсам, да Гайдарам в подмогу из-за океана подброшен, чтобы быстрее финансовую почву из-под ног коммунистических последователей выбить. – Крутеев отпил глоток. - Светлана не справилась. Так ты возьмись. Мне он нужен.
-Для чего?
-Нос всем утереть. Престиж. И в хозяйстве пригодиться.
- «Игрушка» дорогая для вашего хозяйства. Не надорваться бы. Игру чужую сломаете, вас на бутерброд намажут, - предупредил Веня.
- А ты найди его, может, и не намажут.
             Крутеев отпил ещё глоток и поставил стакан на столик перед собой. Смесь иронии и упрямого «хочу» во взгляде «главного» разозлила Веню. Этот-то чего лезет? Живи себе, радуйся. Нет, приключения ему подавай. Если Соколова не нашла Скута, значит, не могла или не хотела. В этом месте Веня призадумался. Быть может, Крутеев чего-то не договаривает. Скутельник вспомнил, как переменилась к нему Соколова. При встрече она едва кивала и избегала разговаривать.
             Так же она повела себя теперь, увидев Скутельника в вестибюле школы, когда тот вышел от Крутеева.
-Ты чего бегаешь от меня? – окликнул Веня Светлану.
-Целее буду, - ответила женщина.
-Не понимаю.
-Всё ты понимаешь...
             Соколова попыталась обойти Скутельника, но он мягко взял её под локоть и отвёл в сторону:
-Поговорим?
          Светлана посмотрена на наручные часы:
-Мне назначено у Крутеева, - сказала она.
-По поводу Скута?            
-Допустим.
-Он мне поручил его отыскать. Только зря это.
-А ты сходи в Малый Козихинский переулок, - посоветовала женщина. – Как я, например. Тебя-то точно к нему пустят.
-Кто ещё знает? – Скутельник оглянулся по сторонам.
-Никто.
-Как догадалась?
-Вспомнила твой рассказ о братьях-армянах и колдуне. Постояла у «парадного подъезда» в Козихинском переулке. Подсмотрела, на каких машинах подъезжают «дорогие» гости.  Задание Крутеева не выполнила. Теперь я у него в «чёрном списке». Думаю, может, зря я тебя пожалела? Рассказать ему всё как есть? Правда, тогда твоей карьере конец. Николай Аверьянович не любит, когда его подчинённые на два фронта трудятся. Да ещё из него дурачка лепят. Он-то ищет встречи с колдуном из-за «бугра» и помыслить не может, что охотится за эмигрантом из Приднестровья. Его ж вся Москва засмеёт. Такого не прощают.
-Влип.
-Ты бы об этом раньше думал. – Соколова достала из сумочки сигареты. – Идём на улицу, покурим, что ли.
             За углом у глухой кирпичной стены их никто не слышал.
-Что делать собираешься? – спросила Соколова, затягиваясь сигаретой. – Дело-то не шуточное. Крутеев обоих пинком под зад. Тебя как главного «лохотронщика». Меня как пособницу – знала и не донесла.
-Глупость какая-то. Колдуны, экстрасенсы.
-Вот и я про то же. Только всё наладилось. Работа приличная, деньги. Я сына из Тулы забрала, со мной живёт. В школу определила. А тут ты со своими армянами и дурацким колдуном.
-Тебе-то что? Скажешь, не знала, я подтвержу. Как самому выкручиваться – ума не приложу. Так меня не отпустят.
-Да кто не отпустит?!
          Скутельник рассказал всё, что знал. Имён назвать он не мог, но о том, какие деньги в него вбухали - догадывался. Сначала его забавляло, как взрослые «господа» охотно поддаются оболваниванию. Особенно пресыщенные бездельницы, жёны сановитых чиновников. Но чем дальше, тем меньше хотелось смеяться.      
-Есть идея, - подумав, сказал Скутельник. – Задействуем моего заместителя. Он будет счастлив.
-Какого ещё заместителя?
-Вы знакомы. Бывший комендант общежития Жора Гуревич. В моё отсутствие он неплохо справляется с обязанностями колдуна. Будет Крутееву эксклюзив.
-Шутишь?! Этого болвана к Крутееву?! Да после первых фраз все поймут, что это подстава!
-Не волнуйся. Во время их встречи мы будем рядом. Иди и доложи, что обнаружила логово «зверя». Скажешь, Скутельник позаботится о встрече.
-С тобой не соскучишься, - Светлана смотрела недоверчиво.
-Лучше его «найдём» мы, чем ретивые журналюги. Они-то точно не погнушаются сплясать джигу на наших костях.

                40
            
                Известие о предстоящей встрече с главным редактором популярного издательского дома подняло Жору Гуревича в собственных глазах. Он уяснил, по какой причине Веня не может сыграть главную роль в спектакле и, был даже рад, что роль досталась ему. Дела у Жоры шли в гору. Не считая семейных драм после ночных смен, в целом жизнь в столице вполне устраивала Гуревича. Теперь он зарабатывал достаточно, чтобы поддерживать родню в Бердянске, сытно питаться и одевать себя и боевую подругу Аню, которая, изнывая от безделья, крапала вирши, попивала алкогольные коктейли из банок с утра и водку вечером, и таскала у Жоры мелкие суммы из карманов, чтобы прокормить своих гениальных мать с отчимом. Те кочевали по квартирам знакомых без работы и средств. Уезжать в родной Челябинск не спешили, справедливо полагая, что если уж вьетнамцам, узбекам и прочим «ускоглазым азиатам» нашлось место в большом городе, то они, коренные жители России просто обязаны населять Москву-матушку. В выходные в отсутствие Жоры они наведывались с бутылочкой к Ане. Далее по заведённому порядку: стихи с надрывом; прения сторон кто из троих гениальнее и, заключительная часть «программы», - кулачные состязания…   
               На литературном поприще у Жоры также наметился прорыв. Свои неудержимые эротические фантазии он материализовал в порнографических рассказах, техническую часть которых, пробовал на практике, замещая Веню. Музой для Жоры стала Оксана Станкевич. На ней он отрабатывал любовные «задумки» и после переносил на бумагу. «Дядя Сёма» не спешил знакомить племянника с редакторами толстых журналов, потому Жора, привыкший пробиваться самостоятельно, купил на прилавках газету эротического направления «Ещё», полистал и позвонил в редакцию.
              Главный редактор, высокий, худощавый мужчина с острыми чертами лица и длинным чубом на глазах, нашёл рассказы «оригинальными» и выплатил гонорар. После первых публикаций тирах газеты подскочил. Жоре была предложена еженедельная полоса и стабильная оплата. Жора превращался в профессионального писателя и в серьёз подумывал вступить в члены союза писателей России Московского отделения. Нужно было издать книжку и получить две рекомендации. Он поделился своими чаяньями с Веней. Скутельник почитал поделки приятеля, подивился тому, как можно изуродовать русскую речь, но пообещал, что если Жору не согласятся рекомендовать маститые «члены» «Союза», он лично зарегистрирует очередную организацию союза писателей, закон позволяет, и сделает Гуревича её первым действующим и почётным участником.
                Скутельник связался с генералом Скурыгиным. Попросил помочь хорошему человеку, издать книгу. Это не мой профиль, отозвался генерал, но обещал посодействовать. Вскоре генерал продиктовал в трубку телефон, предупредил, что там ждут «старые друзья». Окрылённый Жора позвонил и услышал ненавистный голос ректора. «Старый друг» генерала был смущён не меньше Гуревича. Мир тесен, сказал он. Жору подмывало ответить чем-нибудь обидным, но он сдержался. Приносите, уважаемый автор, свою работу, предложил ректор, почитаем, издадим. «Издадите?!» - недоверчиво обрадовался Жора. «Друзья старых друзей – наши друзья», - изрёк сентенцию маститый писатель с коммунистическим уклоном. Все в стране и за её пределами знали приверженность идеям марксизма-ленинизма ректора литературного института. Он их не скрывал и даже бравировал ими и приглашал на встречу со студентами господина- товарища Зюганова. На одной из таких встреч в актовом зале института как-то поприсутствовал Гуревич. На прямые вопросы вожак коммунистов отвечал уклончиво, обещал землю крестьянам, власть советам, буржуев-приватизаторов – к ногтю, обличал власть, сулил перемены, но конкретно ничего не предлагал и на какие средства осчастливит народ, - не признавался. Не дожидаясь конца выступления, Жора удалился из актового зала слегка удручённый демагогией. Ждать перемен неоткуда, был его вывод. Будем ковать своё счастье собственными руками.
            После разговора с ректором дело оставалось за малым – написать книгу. Вдохновлённый Гуревич уселся за письменный стол и крепко задумался. Нужна тема. В голову лезла сплошная похабщина. Наконец он вспомнил, как кто-то из заочников по пьянке болтал, что пишет повесть о любви молодого повесы из провинции к немолодой москвичке. Ухватив основную сюжетную линию, Жора написал про то, как молодой человек ради прописки в столице увлёк женщину, но сам влюбился, женился, но счастье их рухнуло стараниями московских друзей героини повести. Банальную историю с предсказуемым концом, Жора вымучил и «родил» в короткие сроки. Он даже не погнушался вставить фразы безымянного заочника в свою повесть как собственно изобретение безбожно их, переврав и изуродовав до полного непотребства. Ректор почитал, поморщился, но передал работу «перспективного молодого автора» знакомому издателю. Там повесть отредактировали и стали готовить в печать. Гуревич ликовал. Он – писатель!

             
                41

            Идею Вени заслать вместо себя на встречу с главным редактором «Дома новостей» Гуревича, Аваг встретил в штыки. На счёт не санкционированных выступлений не поступало никаких указаний руководства, говорил он, срываясь на крик. Скутельник же убеждал, что время от времени о колдуне нужно напоминать и его появление в обществе представительных граждан города придаст его персоне большего веса и нагонит большей таинственности. Аваг испросил разрешения у «Бурана». Тот пожал плечами, да мне по барабану! Но передал пожелание босу.
           «Ты чё ко мне с этим фуфлом лезешь? - нервно отреагировал «Клим». – По этой теме «Квас» рулит. У него и спрашивай!»
            Финансист Закваскин почесал затылок, представив полуграмотного племянника в лосинах с выпирающим «дядей Борей» в обществе умных людей и сильно засомневался в целесообразности мероприятия. Он не мог взять в толк, каким образом Жора сумел привлечь интерес зрителей к себе. Просмотрел запись программы и поразился силе перевоплощения. Лица «колдуна» было не видно, но голос, манера остро с подковыркой отвечать на вопросы приковывали внимание. Семён Степанович не предполагал обнаружить в родственнике столько ума и такта. В нём даже шевельнулась гордость, и он дал согласие, но с условием осветить встречу по возможности широко. Для этого финансист Закваскин предложил пригласить редакторов ведущих газет и журналов, подтянуть телевизионщиков. Веня выдвинул встречное условие «колдуна»: главным редакторам периодических изданий отводится роль наблюдателей. Разговаривать будет Крутеев по заранее прописанному протоколу. Никаких экспромтов. «Превосходно, - подумал Закваскин. – Меньше глупостей наболтает». «Отлично, - хлопнул в ладоши Скутельник. – Авось не «запалимся».  Каждый со своей стороны опасался провалить представление. Говоря фигурально, оба плыли по стремнине обстоятельств, рискуя свернуть шею о подводные камни случайностей или захлебнуться в круговерти событий даже не подозревая, что плывут в одной лодке и гребут вёслами из одного ангара.
              Переговоры велись по телефону. Семёну Степановичу голос в трубке и манера изложения мысли показались знакомыми. Математический ум молниеносно выхватывал из ячеек памяти события последних дней. Стоп. Голос в трубке и голос в телепередаче. Совпадение. А если нет? В душе Семёна Степановича засосал червячок сомнения. Меньше всего в жизни финансист Закваскин, привыкший просчитывать комбинации на десятки ходов вперёд, желал оказаться пешкой в чьей-то хитроумной партии. Что если его задумка с «сокровищами скифов» только кажется ему его детищем. Что если? Семён Степанович тряхнул головой. Буйное воображение мешает работе, сказал он себе. Жизнь – это не детектив, это круче. На земле семь миллиардов голосов. Уж один похожий на другой точно найдётся, а то и миллион. Да, но в Москве голосов гораздо меньше, сам с собою спорил Закваскин. Голос — это не отпечаток пальцев, возможны повторения.
              Пока Семён Степанович терзался сомнениями, помощники с обеих сторон готовили встречу. Её проведение определили в пресс-центре «Дома новостей» на Петровке, но не в главном зале, где обычно проходили пресс-коференции, а за «круглым столом» в комнате для вип-персон, где угощали обедами «высоких» гостей.  Тему беседы придумал Хусейнов с подачи Вени, который попросил больше абстракции, чтобы было о чём поговорить. Хусейнов долго не заморачивался и обозначил главную идею: «Что делать?» По его мнению, вопрос этот пережил столетие и не потерял актуальности сейчас. Он охватывал все стороны мироустройства, что открывало безграничное пространство для беспредметных дискуссий и бесконечных дебатов. Позволял рассматривать любую тему под любым углом и пристально, и вскользь. Крутеев не очень понял идею своих помощников, но согласился обойтись без конкретики. Главное завязать разговор.
               В назначенный день с улицы Петровка во двор через арку въехал чёрный лимузин и остановился у подъезда пресс-центра. За лимузином встал чёрный бронированный «мерседес». Из него вышли бритоголовые парни в чёрных пальто и перчатках с короткоствольными автоматами наперевес. «Буран», минуя охранника у двери, в сопровождении двух подручных решительно прошёл внутрь, внимательно осмотрел коридор и заглянул в зал, где вокруг богато сервированного стола с зажаренным осетром на серебряном подносе в центре, ждали гости в деловых костюмах. Увидев в дверях свирепый образ «человека с ружьём», гости тревожно заёрзали, и кое-кто привстал, но, сообразив, что это не тот, кого ждут, снова уселись на обитые бардовым велюром стулья с высокими спинками. Вдоль стен операторы с телевизионными камерами добавляли праздничности и в сочетании с хрусталём, фарфором и бутылками дорогих напитков на столе выглядели торжественно. Не хватало гирлянд с серебряными снежинками на стенах и ёлки со звездой на макушке в углу, что бы атмосфера напоминала съёмки «Голубого огонька», но без песен и плясок.
               Крутеев любил блеснуть «широтой размаха». Страстный поклонник гангстерской «киноэпопеи» «Крёстный отец», он сидел во главе стола в чёрной паре с белой гвоздикой на лацкане пиджака. Смокинг бы смотрелся эффектней, но не к месту. На манжетах его сорочки поблескивали мелкой крошкой бриллиантов платиновые запонки. Лицо излучало умиротворение и отеческую любовь.
             «Буран» вернулся к машинам и с отсутствующим видом, глядя в небеса, распахнул заднюю дверь лимузина. Чёрный шарф до носа и чёрный котелок, надвинутый на чёрные очки, скрывали лицо «колдуна» как паранджа лик женщины Востока. Одетый во всё чёрное, человек подобно тени скользнул в подъезд и, скинув чёрный плащ, подбитый красным атласом в руки «Бурана», остановился у распахнутой двери. Общий вздох, а за ним общее молчание прервал голос Крутеева: «Милости просим к нашему шалашу!» Хозяин «вечеринки» вышел из-за стола и, простерев объятья, приблизился к «виновнику торжества». Веня предвосхитил возможные «лобызания». Он помнил распорядок руководителя. Время перевалило далеко за полдень. Согласно традиции Николай Аверьянович подбодрил себя парой порций «Hennessy» и находился в приподнятом настроении. Веня встал между «колдуном» и «шефом» и представил обоих друг другу. Не снимая лайковых перчаток, Гуревич пожал руку Крутеева и лёгким кивком приветствовал остальных.
-Не мешало бы вам, Николай Аверьянович, посетить стоматолога, восстановить пломбу на верхней шестёрке, - изрёк Гуревич.
           Главный редактор удивлённо потрогал щёку:
-Как вы узнали?! Ах, да. Поразительно!
            Веня отстранённо посмотрел в сторону. С утра шеф жаловался на отсутствие времени, чтобы решить проблему с зубом.
-Не позволяйте своему спаниелю гадить возле подъезда. Соседям это не нравиться, - заявил Гуревич.
-А? – Крутеев забыл закрыть рот, но спохватившись, посмотрел на свою руку и на руку колдуна в перчатке. – Поразительно!
              Скутельник дотянулся до грозди винограда на блюде, отщипнул янтарную ягодку и закинул в рот. Водитель Николая Аверьяновича, шутки ради, рассказал Вене, как утром во дворе жилого дома начальник ругался с соседями из-за своей собаки. Лабрадор навалил кучу на тротуар. Водитель наблюдал за происходящим из открытого окна автомобиля.
               Оставаясь в шляпе и сюртуке, Гуревич уселся за стол против Крутеева. Гости тщетно всматривались под шарф, шляпу и очки загадочного господина, но кроме носа и огромных бакенбард ничего разобрать не могли.
-Быть может гость желает раздеться? – заботливо осведомился хозяин.
               Гуревич изнывал от жары в натопленном и душном помещении. Вопреки инструкции он снял сюртук и остался в сорочке чёрного шёлка. Она плотно облегала его могучий торс.
              Расслабленные ветрами Западной демократии некогда красные российские СМИ сильно поголубели. Жеманные мальчики с женскими повадками не стыдились афишировать свои наклонности, за которые при генсеках им повесили бы позорную статью. «Сексуальные неформалы» окапывались в газетах и на телевидении и заботливо подтягивали собратьев «по цеху» на «не пыльную» и денежную работу. Газета «Дом новостей» не стала исключением. Крутеев разводил руками, мол, что поделаешь, времена такие, и дабы не прослыть консерватором, закрывал глаза на меленькие слабости некоторых своих подчинённых, определяя их полезность по степени таланта, а не по сексуальным наклонностям. Одни из таких «талантов» Андрей Грязев, оказался среди приглашённых. Он не принимал участие в застолье, а примостился у окошка с диктофоном и блокнотом в руках. Ещё один «талант» из «АиФ», также сидел поодаль и также восхищённо, как Грязев, смотрел на выпирающие из-под шёлка мускулы «колдуна».
              Для «завязки» разговора Крутеев предложил слегка подкрепиться и выпить в честь «дорого гостя». Он похвалил великолепный, без акцента русский говор Бенджамина Скута и дабы сделать гостю приятное, закончил тост на английском. «О кей», было ему лаконичным ответом.
              Шарф мешал Бенджамину пить и есть. После первой рюмки Бенджамин скрутил его с шеи. Открылся его массивный, сизый от щетины подбородок. Защёлкали камеры. Грязев и иже с ним платонически облизнулись. Из-под шляпы «волшебника» пот тонкой струйкой стекал по переносице к кончику носа, собирался в каплю и падал в тарелку с колбасной нарезкой. Испытывая от этого крайнее неудобство, после третьей рюмки Бенджамин Скут отдал котелок официанту, оставшись в очках, бакенбардах и перчатках. Гостям открылся стриженый бобр с проседью. Камеры сфокусировались на «колдуне». Защёлкали вспышки фотокамер. Гости вожделели продолжения стриптиза. Жора не сумел подцепить вилкой кружочек любительской колбаски. Он потянулся рукой. Для удобства пришлось снять перчатки. Мозолистые от занятий гантелями и штангой ладони и большие в синих венах кисти рук попали в объективы. Грязев сладострастно сглотнул и обменялся понимающим взглядом с соседом из «АиФ».
             Насытившись и захмелев, гости воззрились на «колдуна». Задавать вопросы иностранцу не дозволялось, но поговорить хотелось. Как быть редакторы не знали, и это как нельзя лучше сочеталось с темой обозначенной регламентом. Головы повернулись к Крутееву. Затишье в помещении отвлекло его от расправы с осетром. Он перестал жевать. Поднял глаза, удивлённо оглядел присутствующих, отложил вилку и нож и промокнул рот салфеткой.
-Итак, - сказал он. – Вопрос остался открытым. Что делать?
            Все ждали.
-Вот именно! – отозвался кто-то.
-Нужно выпить, - закончил мысль Крутеев. 
            Звеня рюмками и бокалами, редакторы чокались между собой. Те, кто был ближе, тянулись к бокалу Бенджамина Скута. Затем каждый желающий вставал и говорил тост. Потом все говорили разом. Редакторы высказывали своё видение будущего России. Дискуссия завязалась сами собой. Непримиримые оппоненты призывали «колдуна» в судьи, спрашивали совета. На все попытки заговорить с Бенджамином на его родном языке, тот отвечал односложным «О кей!» Трезвый Веня следил, чтобы у всех было налито. Это служило залогом взаимопонимания между людьми и упраздняло злободневное «Что делать?» Распаренные редакторы спешили высказаться каждый по отдельности и все вместе. Они подходили выпить с «отличным парнем» Беней, который волшебным образом сумел объединить за одним столом людей различных политических воззрений.
             Гуревич, обласканный всеобщим вниманием, купался в лучах славы. Зачем себе врать? мысленно разговаривал он с собой. Да! Им обуяла гордыня. Смертный грех. Но какой сладкий! Обожания миллионов. Признания своих талантов, своей исключительности. Смотрите на меня! Не желаю скрываться под чужой личиной! Жора отбросил очки и сорвал накладные бакенбарды, одёрнув локоть от Вени, который тщетно пытался остановить товарища. Камеры снимали Бенджамина Скута. Журналисты наговаривали текст в диктофоны, щёлкали фотовспышки, произносились здравицы. Жора не отказывал никому выпить на брудершафт...

                42
         
             Очнулся Гуревич в незнакомой квартире совершенно голый на широкой кровати с балдахином. Слева и справа от него храпели два мужика с размалёванными женской косметикой лицами. Оба голые и в обнимку с Жорой. Голова раскалывалась так, будто по ней ударили молотом и оставили молот в месте удара. Гуревич не помнил, как оказался здесь, и кто эти двое. Он приподнял голову и с неприязнью высвободился из-под потных и сальных рук соседей. Боже, где я? Жора с ужасом посмотрел на «дядю Борю» и на голые задницы незнакомцев. Страшная догадка больно сжала его горло тисками до тошноты. Не может быть! На полу валялись использованные презервативы, пустые бутылки из-под шампанского и разбросанные в беспорядке вещи. Боже! прошептал потрясённый Жора. Где Веня, где Соколова, где Хусейнов, где все?!       
             Он спрыгнул босыми ногами на паркет и, отыскав брошенные в угол брюки, поспешно натянул их на голое тело. В ванной комнате Гуревич увидел себя в зеркало и ужаснулся: на него смотрела человекообразная обезьяна с распухшим лицом, с потёкшей на глазах тушью и лохмотьями накладных бакенбард на висках. Губная помада расползлась по небритым щекам и подбородку. Умываться не было сил, как не осталось их терпеть головную боль. Жора отправился искать холодильник в надежде обнаружить в нём хотя бы спасительную банку пива. На его счастье в морозильной камере обнаружилась початая бутылка водки. Жора нетерпеливо отвинтил крышку и жадно приложился к горлышку. Сделав передышку, он уселся на табуретку и снова попытался вспомнить события минувшего дня.
-Беня! Бенечка!! – услышал Гуревич ласковый фальцет из комнаты с кроватью под балдахином. – Спрятался, трусишка?!
               «Трусишка» вздрогнул. Догадка о том, что здесь произошло и, что главным героем происшествия вполне вероятно стал он - потрясла его. Он не собирался додумывать мысль. Вскочил с табуретки, ворвался в комнату и, не поднимая глаз, заметался из стороны в сторону, отыскивая и хватая свои разбросанные на полу вещи. Гуревич вылетел на лестничную площадку полуголый и бросился вниз к выходу из подъезда, перепрыгивая через ступеньки. Уже почти добежав до двери, он сообразил, что в таком виде на улице ему появляться нельзя. Жора кое-как заправил сорочку в брюки, натянул пиджак и плащ, нахлобучил котелок на затылок и вырвался вдохнуть свежего воздуха. Не имея понятия, где находится, Гуревич полупьяный, со страшным, неумытым лицом подлетел к пожилому гражданину в енотовой шапке и со шпицем на поводке и выдохнул свежим перегаром: «Где я?»
                Перепуганный насмерть гражданин бросился бежать с собачкой подмышкой, оглядываясь и спотыкаясь на ледяной дорожке. Кожаный поводок под рукой болтался из стороны в сторону. От неожиданной и неудобной тряски шпиц зарычал и звонко тявкнул.
                Среди осевших и забрызганных грязью сугробов на московской улице большая фигура неуверенного в себе мужчины в котелке и чёрном старомодном на отлёте плаще смотрелась подозрительно нелепо. Побег гражданина с собачкой побудил милиционера с сержантскими лычками на погонах серой шинели к решительным действиям. Милиционер вышел из патрульной машины, поправляя ушанку и ремень короткоствольного автомата на плече, и кивнул напарнику в салоне за рулём. На крыше белого с синими полосами на бортах «Форда» заиграла проблесковыми огнями «люстра». Милиционеры, один пешим порядком с тыла, другой в автомобиле наперерез, двинулись в направлении подозрительного субъекта.         
-Сержант, Козлов, - козырнул милиционер, не снимая меховую варежку с вырезом на ней для указательного пальца, чтобы при необходимости удобнее было вести стрельбу из боевого оружия. - Ваши документы!
               Гуревич осмотрелся по сторонам. Кроме него и милицейской машины за спиной никого по близости не наблюдалось. Жора виновато опустил руки вдоль туловища. Удовлетворить требование сержанта он не мог. Паспорта при нём было.
-Артист, что ли? – предположил милиционер и иронически ухмыльнулся.
-Колдун и экстрасенс Бенджамен Скут, - сообщил Жора заученную фразу. Он поздно спохватился: вчерашний день уже минул, и ломать комедию здесь не надо. Жора быстро поправил сам себя: - Точнее писатель я, Жора Гуревич. А у колдуна подрабатываю дворецким.
-Писатель, говоришь. Дворецким у колдуна. Ну-ка дыхни, - наклонился сержант Козлов к «подозреваемому».
                Жора смутился. Он всегда смущался в присутствии милиционеров. Срабатывала давняя привычка чтить власть. В Москве эта привычка въедалась в сознание с ещё большей силой. Отсутствие прописки делало иногороднего человека уязвимым и зависимым. Законопослушный гражданина, коренной россиянин, не судимый, работящий, любящий семьянин и любимый своей семьёй, уважаемый друзьями и коллегами – становился нарушителем закона, втягивал шею в плечи и покорно плёлся за милиционером, виноватый лишь в том, что дом его, где ни работы, ни денег, а семья и нужда, - оказался за сотни километров от места, где он эту работу нашёл, чтобы не умереть с голоду или не пойти воровать или, того хуже, убивать, для того, чтобы выжить. У Жоры дела обстояли ещё хуже: он не имел российского гражданства.
-Это мы вчера на Петровке пообедали, - пытался оправдываться Гуревич. – Меня «голубые» подпоили. Я бы сам-то никогда…
              Милиционер давно перестал слушать и разговаривал по рации. Вскоре после его переговоров подъехала серая «буханка» с решётками на окнах и надписями по бокам «Милиция». Хлопнув дверью, из кабины вышел флегматичный толстяк с глазами как у сенбернара, и взял Жору под локоток.
-Я сам, - сказал Гуревич.
-Сам, конечно, сам! - подтвердил флегматичный сержант и даже помог Жоре забраться в салон, и уже собрался затворить за ним створки дверей, как Гуревич развернулся всем туловищем и радостно воскликнул:   
-Вот!
              Он вспомнил, нащупал и извлёк из внутреннего кармана плаща визитную карточку. Протянул её в надежде, что визитка заменит недостающий документ и подтвердит правдивость его объяснений.
-Бенджамин Скут, - прочитал вслух «сенбернар» надпись на русском языке на поверхности серебристого глянца, - экстрасенс, маг, чародей, целитель. – С оборотной стороны золотистую поверхность покрывали чёрные латинские буквы. Но читать их милиционер не стал.  По части иностранных языков у него имелись основательные пробелы, как и по остальным предметам школьной программы.
               Надежда Гуревича на освобождение, разбилась о самое популярное в милиции слово после требования «Руки вверх»: - Разберёмся.               
               Внутри автофургона Жора оказался не один. Здесь было даже тесновато для десяти, а может быть и большего количества граждан. Они расположились на скамейках вдоль стен. Тем, кому не хватило места - стояли, широко расставив ноги, и держались за стены. На поворотах и при торможениях сила инерции бросала их как тюки в объятия или на головы сидящих товарищей. Те, кто трезвее, подставляли им руки или хватали за одежду, стараясь удержать. Совершенно же пьяные в сонной одури от неожиданности   отпихивали от себя «неопознанные предметы», и те не находя опоры валились на пол, от чего в салоне стояла полная неразбериха, мат, громкое ворчание и торчащие кверху ноги в грязных башмаках вперемешку с ушанками, кепками и шерстяными «петушками» на головах. Жора вцепился в решётку двери и угрюмо смотрел в мутное стекло, пребывая в неизбывной тоске. С отвращением и недоумением он вдруг понял, что его, подающего надежды литератора, человека с которым ещё вчера первые лица периодических изданий города и даже страны - рвались выпить брудершафт, его, Жору Гуревича везут в стационарный медвытрезвитель. От обиды и досады Жора тихо заплакал и, не оборачиваясь, зло сбросил чью-то ногу в ботинке со своей поясницы 

                43
            
                Обмотанный простынёй наподобие римского патриция, Андрей Грязев с ужасом отпрянул от окна.
-Вставай, Веро! – крикнул он пронзительным фальцетом товарищу. Товарищ лежал на кровати с выбритыми ногами и другими частями туловища. Кроме головы, где выкрашенная перекисью шевелюра напоминала гриву нечёсаного льва. – Нашего Бенечку менты повязали!! В каталажку увозят, проклятые…

                Веро, по паспорту Василий Пушко, обрёл своё новое имя, как и новых друзей вскоре по приезде в Москву. Обычная история «золушки» брала своё начало из далёкого сибирского городка с красивым и простым названием Зима, Иркутской области. После школы Вася даже не пытался поступить в ВУЗ, понимая, что с вынесенными из школы знаниями и аттестатом на твёрдые три бала его нигде не возьмут. Он устроился почтальоном в почтовое отделение. Исправно разносил по адресатам корреспонденцию. Получал мизерное жалование. Меньше чем через год призвался в армию. С ростом сто шестьдесят сантиметров и хлипкой конституцией элитные войска Василию не светили. Из-за слабого зрения и плоскостопия юношу не взяли ни в танкисты, ни в подводники, хотя по параметрам он вполне подходил, а направили в стройбат. Сказать, что Василию не повезло, значит не сказать ничего, потому что в роте, укомплектованной азербайджанцами, русских парней оказалось всего четверо. Круги ада Данте меркли перед бытом в стройбате Советской армии, в период её распада. Не доедающие и обозлённые «азера», вымещали накопившуюся злобу на новобранцах. Жуткая смесь дедовщины с откровенной уголовщиной едва не довела Васю до петли. С поясного ремня в туалете его снял прапор. Он зашёл по малой нужде и услышал хрип. Из опасения порицания от начальства бдительный прапорщик Мирзоев, не стал докладывать о происшествии, а взял молодого бойца под своё покровительство. Не женатый, жилистый, с крупными чертами лица, прапорщик тянул безрадостную служебную лямку восьмой год. Женщин в гарнизоне было мало, а тех, что имелись, давно разобрали офицеры высшего комсостава.
               По четвергам в части проводился банный день. Долг службы не обязывал прапорщика сопровождать личный состав на помывку, но иногда он замещал командира взвода лейтенанта Бердыева, который, улучив часок, бегал к жене заместителя командира части по политической подготовке на «политинформацию».
              Как не пытался, прапорщик Мирзоев пересилить себя, его глаза вновь и вновь выхватывали из массы голых тел с шайками и обмылками в руках нижнюю часть рядового Пушко. Округлые формы, плавные изгибы розовых ягодиц притягивали взгляд Мирзоева снова и снова. От нервного напряжения прапорщик закурил и вышел в коридор, но бросил недокуренную сигарету в заплёванную урну у входной двери и снова вернулся в раздевалку, откуда было удобно вести начатое наблюдение. Ощутив на себе чей-то пристальный взгляд, Пушко выпрямился и обернулся. Прапорщик не успел отвернуться, их глаза встретились. Прежде чем продолжить плескать на себя воду из шайки, рядовой Пушко, как показалось прапорщику, улыбнулся краешком губ.
               Всю ночь Мирзоев вертелся на койке. Перед глазами стаяла баня, розовые ягодицы рядового Пушко и «оброненная» им вскользь улыбка.
              Заступая на боевое дежурство вечером следующего дня, Мирзоев купил в буфете полкило конфет «Мишка на севере» и захватил бутылочку кахетинского, что держал про запас для подходящего случая. Всё это он положил в тумбочку в комнате дежурного и когда офицер отправился с дозором по казармам, а в войсках объявили отбой, вызвал к себе дневального свободной смены Пушко. Прапорщик положил на стол перед солдатом пакетик конфет, налил из бутылки в стакан вино и предложил выпить, предупредив, что никому не скажет. Сам он на службе, пояснил прапорщик, и пить не станет, не положено, но потом, они могут встретиться, за пределами части, вместе провести время и поговорить. При этом прапорщик дружески пожал коленку Пушко и так и оставил руку на ней, не встретив сопротивления. Пушко уплетал конфеты, запивал вином и чувствовал себя в безопасности. Он перестал бояться побоев, его уже не били. Перестал драить казарму, чистить сапоги старослужащим, подшивать им воротнички, стирать их портянки и ходить через день в наряды на кухню. Прапорщик Мирзоев тщательно оберегал своего подопечного от тяжёлой работы. Забота и доброта Мирзоева пробудили в Пушко чувство благодарности, граничащее с любовью наподобие любви к старшему брату, которого у Василия никогда не было, но очень хотелось иметь. Лёгкое опьянение закружило голову. Щёки Пушко порозовели. Он качнулся на табуретке, но прапорщик вовремя подхватил его за талию и как бы невзначай наклонил и притянул к себе. Шершавой рукой он нежно погладил щёку рядового. Пушко ещё не познавший женской ласки, испытал неожиданное влечение к сильному человеку рядом. Ему захотелось спрятаться от враждебного мира. Вася уткнулся лицом в грудь Мирзоева и крепко обнял обеими руками. «Ты мне как брат», - прошептал он прапорщику на ухо. «Конечно», - отвечал тот в умилении.
              Через несколько дней прапорщику Мирзоеву понадобился солдат для хозяйственных работ в комнате общежития на территории гарнизона, где он проживал. Помощником себе он выбрал рядового Пушко. Обычная практика привлечения бесплатной рабсилы в войсках не вызывала пересудов. Подвигав для видимости шкаф с места на место военные сели на койку передохнуть. Мирзоев вернулся к двери и аккуратно запер её на ключ. Он приложил указательный палец к губам и показал на свои уши. Пушко понимающе закивал и когда прапорщик подсел к нему - оробел и сделался пунцово красным. Мирзоев обнял его и шепнул: «Не бойся, малыш. В первый раз?» Пушко кивнул и стыдливо отвернулся.  «Дурачок! Всё будет хорошо», - сказал прапорщик и пододвинулся ближе к рядовому.
            После того дня всё действительно стало хорошо и даже очень. В части никто не смел обижать рядового Пушко. Никому не хотелось связываться с «бесноватым прапором», как за глаза называли Мирзоева сослуживцы. Его лютого нрава боялись даже офицеры. Но к Пушко прапорщик был по-отечески добр, и даже уговаривал остаться на сверхсрочную службу. Василий был безмерно благодарен своему покровителю, но связывать жизнь с армией не хотел.
              После демобилизации и отъезда из части рядового Пушко прапорщик Мирзоев сказался больным, сел на больничный и запил от тоски. Через неделю он взял себя в руки, вернулся в строй и, возвращаясь со службы, заглядывал в почтовый ящик на двери своей комнаты, надеясь обнаружить письмо.
             Писать письма «любимому командиру» у Пушко не оказалось времени. По возвращении домой, Василий ощутил страшное одиночество. Родители определяли причину тоски сына по-своему. Они понимающе улыбались и приглашали в гости девушек «из непьющих» семей. Но девчатам не удавалось растормошить робкого паренька. Их напор и приставания только раздражали Васю.
              Однажды его всё же вытащили на вечеринку. Василий, не найдя лучшего занятия, навалился на водку и не заметил, как отключился. Сознание вернулось к нему в момент, когда он открыл глаза и увидел над собой испуганные лица девушек и брезгливые ухмылки парней. Вася лежал на раздвижном диване со спущенными брюками в объятиях пьяного студента. Только побег из маленького города, где все друг друга знают, мог спасти Пушко от презрительных насмешек и унижения.   
              В купейном вагоне поезда «Владивосток-Москва» к молчаливому пареньку с грустными глазами подсел рыхлый гражданин в не очень опрятном пиджаке и с сальными смолянистыми вихрами на голове. Квадратные очки с толстыми стёклами превращали его глаза в узкие щёлочки и сползали по мясистому носу, от чего тридцатилетний незнакомец то и дело поправлял их указательным пальцем с чёрным ободком грязи под толстым жёлтым ногтем. Развязанный шнурок на его нечищеном ботинке стал поводом для начала разговора.
-У вас шнурок развязался, - предупредил Пушко. – Наступите, споткнётесь…
-Спасибо, - ответил пассажир и полез завязывать шнурок. Тяжёлые очки не удержались на переносице, и упали под стол, да так неудачно мимо коврика стукнулись о голый пол, что от удара образовалась трещина на стекле.
-Вот те раз, - сказал гражданин и, выпрямляясь, ударился об угол стола затылком. Чашки в стакане в посеребрённых подстаканниках звонко дзынкнули. Гражданин потёр ушибленное место.
-А вот те два! – сорвалось у Пушко.
            Оба рассмеялись. Незнакомец представился журналистом из Москвы Андреем Грязевым. Разговорились.
-Ну, сам-то я в столице недавно, - признался Грязев, отхлёбывая чай из стакана. Ложка лезла в глаз, и чтобы не мешала, журналист положил её на белую скатерть. – Жил и работал в Нукусе, Каракалпакия. Знаете, где это?
            Секунду Пушко силился вспомнить на карте мира местонахождение и названия континентов, но безуспешно.
-Понятия не имею.
-В Узбекистане.
             Васе это не говорило ровным счётом ни о чём. Тоска с ещё большей силой стиснула горло. Какой-то Узбекистан приплёл, подумалось Васе.
            Журналист взялся пересказывать свою ничем не примечательную биографию, про школу, про брошенный и неоконченный институт и про то, как его не взяли в армию по состоянию слабого здоровья.
-Меня тоже не хотели брать, но передумали, - сказал Вася. Мысли его были далеко за пределами купе в чужой и страшной Москве. Кой чёрт меня туда понёс, тихо про себя скулил Вася. Жить негде, профессии нет, кому я там нужен?
-Вы к родственникам? – осведомился разговорчивый журналист.
            Вася грустно склонил голову.
- Еду, сам не знаю куда.
            Вдруг Пушко расплакался и сквозь слёзы неожиданно для самого себя поведал историю своей жизни незнакомому человеку. Добрые мягкие руки Грязева гладили Васю по голове.  «Тихо, тихо, всё устроится», - приговаривал журналист, и ладони его прохаживались по затылку, спине юноши и чуть ниже поясного ремня на брюках. Вася уткнулся в грудь отзывчивого попутчика. Продолжая хныкать, но уже не так горько, а по инерции. Грязев вынул из бокового кармана пиджака носовой платок в синюю клетку и вытер мокрые щёки юноши, ласково заглядывая в глаза и улыбаясь. Потом аккуратно задвинул дверь, щёлкнул защёлкой и выключил свет.
             Утром новые приятели с аппетитом и в превосходном настроении позавтракали в вагоне-ресторане пережаренной яичницей с ветчиной. Зубцы на алюминиевых вилках торчали в разные стороны. Выпили кофе, не замечая привкуса молотых желудей. Увлечённые лёгким разговором, и друг другом они не обращали внимания на мелочи убогого быта. Журналист Грязев категорически заявил, что никуда Васю не отпустит, что тот может пожить у него в съёмной квартире, пока не устроится, и что с работой что-нибудь придумается.
-В нашей газете пока вакансий нет, но мы подыщем место где-нибудь ещё, - пообещал журналист. – Ты писать умеешь? Корреспондентом хочешь стать?
              Вася пожал плечами.
-Не важно, - махнул рукой Грязев. – Научишься. Главное – друзья. Держаться друг за друга.
             Вася благодарно кивал. Ему было всё равно, чем заниматься. Он уяснил главное: теперь он не пропадёт. Он молод, смазлив и востребован. Всё в его руках.
             Через неделю Васю устроили в «АиФ» в отдел по связям с общественностью. Он обрёл новых товарищей. Его приодели, познакомили с ночной столицей. Он втянулся в тусовки, обзавёлся приятелями и получил новое имя «Веро».

                44 

             Пока Грязев и Веро обзванивали знакомых, способных вырвать «дорогого Бенечку» из «мрачных тюремных застенков», сам Гуревич в хмуром молчании снимал с себя вещи и укладывал стопкой на столе перед милиционером в фуражке. Из карманов брюк на бетонный пол со звоном посыпались мелочь и мелкие купюры различных достоинств. В основном это были мятые десятки. Несколько монет закатилось под стол.  Жора повесил себе брюки на плечо и встал на четвереньки собирать деньги.  Милиционер невозмутимо сидел на стуле с железными ножками и старательно составлял опись имущества. Он склонил на бок голову и от усердия высунул кончик языка.  Оставшись в плавках, Жора потянул их вниз.
-Их тоже? – спросил он.
-Это лишне, - ответил милиционер. Он поставил точку. Положил шариковую ручку на протокол. Тяжело поднялся, опираясь о стол, и жестом предложил Жоре пройти по коридору. Железные сетки защищали плафоны под потолком. Коридор освещался жёлтым светом. Взору Гуревича открылась анфилада из металлических дверей. Были они выкрашены в серый цвет и оснащены глазками для наблюдения. Сердце литератора сжалось. Затуманенное алкоголем воображение рисовало мрачные картины грядущих издевательств сокамерников. Жора заложил руки за спину, как учили виденные им кинофильмы про тюремную жизнь, набычился и решительно зашагал вперёд. Так просто он не дастся уркам на расправу. У одной из камер милиционер положил руку Жоре на плечо. Гуревич встал лицом к стене, как в кино. Милиционер усмехнулся, сунул длинный ключ в скважину и провернул замок с лязгом. На хорошо смазанных петлях дверь открылась почти бесшумно.  Жора, глубоко вдохнул и выдохнул, прежде чем ступить за порог камеры. Направляясь к месту «заключения», он силился вспомнить, как следует здороваться, чтобы сойти за своего, но память отказывалась выдавать необходимую информацию. От того, как человек вошёл и что сказал, помнил Гуревич из слышанных от кого-то рассказов, зависит отношение к нему сокамерников и его положение среди них.
              Дверь за спиной захлопнулась. В неярком свете вместо ожидаемых нар в два яруса Гуревич к своему удивлению увидел два ряда панцирных кроватей вдоль стен. Большая их часть была аккуратно застелена свежими простынями и синими шерстяными одеялами с серыми полосками по краям. На подушках в виде треугольников белые наволочки торчали острыми концами вверх. С занятых кроватей доносился храп или пьяное бормотание постояльцев. Два мужика с красными не бритыми лицами сидели друг против друга в синих семейных трусах и в несвежих майках, и о чём-то негромко разговаривали. Третий, худощавый в пиджаке поверх спортивной куртки пристроился на корточках рядом, в проходе между кроватями. Он слушал разговор.
-Здорово, братва! – зычно и громко обозначил своё присутствие Гуревич. Именно так, по его мнению, следовало входить в камеру.            
              Трое обернулись.
-Чего орёшь?! – обозлился шёпотом тот, что сидел на корточках. – Людей побудишь. Занимай любую койку и ложись. Раньше вечера всё равно не выпустят.
              Пьяная одурь не давала Гуревичу сосредоточиться. Его впечатлила анфилада камер. Ни разу не попадавший в вытрезвитель он решил, что по ошибке его упекли в камеру предварительного заключения. Страшная догадка больно ужалила в сердце.  Ночью он совершил преступление? Жора тихо простонал и безвольно рухнул на койку. С силой замял подушку и уткнулся в неё лицом.
-Плохо, человеку с устатку, - посочувствовал голос.
              Ни с кем не вступать в разговоры, дал себе установку Гуревич, чтобы не усугублять болтовнёй с незнакомыми людьми своего положения. Признания могут приобщить к делу.
             Из соображений самосохранения Жора перевернулся на спину так, чтобы нижняя часть туловища сзади оказалась в зоне недосягаемости для поползновений извне. В случае нападения бывший комендант готовился встретить врага во всеоружии. Он стиснул кулаки и сквозь щёлки глаз наблюдал за подозрительной троицей. Мужики не обращали внимания на новичка. Претворяются, мелькнуло в голове Жоры, выжидают. Под монотонное бормотание Гуревич уснул, так и не дождавшись кровавых разборок с урками.

                45

           Поднятые по тревоге Грязевым и Веро сексуальные меньшинства столицы единым фронтом обрушились на власти и правоохранительные органы со страниц периодической печати, обвиняя в притеснениях и попытках задушить нарождающуюся демократию в России. Лейтмотивом общего негодования явился вероломный арест зарубежной знаменитости Бенджамина Скута, носителя истинных ценностей западной демократии. Если человек не испытывает влечение к противоположному полу, говорилось в статьях, это не повод арестовывать его и увозить в неизвестном направлении. О месте нахождения Гуревича никто ничего не знал. «По оперативным сводкам с похожими приметами не проходил и случаев задержания в связи с совершёнными им противоправными действиями не зафиксировано», - отвечали в дежурной части городской милиции на звонки из редакций. Исчезновение колдуна очень кстати оказалось для газетчиков и телевизионщиков. Рассказывать и показывать о званном обеде, оказалось нечего, и теперь на волне разгорающегося скандала материалы с изображением заморского экстрасенса, приправленные сообщением о его похищении «людьми в милицейской форме» подавались, как кем-то тщательное спланированная акция или провокация. За неимением фактов отечественного производства в телеэфир запускали нарезки из голливудских кинокартин с мистическим уклоном, спецэффектами, левитацией и хождением по воде, где главным действующим лицом подразумевался Бенджамин Скут.

                46

             Сидя у экрана переносного телевизора «Юность», дежурный медвытрезвителя сержант Юдин смотрел на голубой экран. Он не слушал и не соображал о чём идёт речь, пока сквозь сонную одурь до его сознания не дошли слова диктора. Голос за кадром рассказывал об исчезновении колдуна. На экране лицо с потёкшей тушью на глазах и опухшими веками. «Котелок» сдвинут на затылок, бакенбарды всклокочены. Зверский оскал с очевидными признаками опьянения, подразумевал улыбку. «Всех, кто располагает информацией о местонахождении Бенджамина Скута, просим звонить по телефону. За вознаграждение», - торжественно и тревожно сообщил диктор.
             Последняя фраза разомкнула веки дежурного Юдина. Ещё несколько секунд он смотрел на портрет человека на экране, не шевелясь. Шестерёнки в мозгах медленно закрутились, проворачивая маховик памяти. Сержант выпрямился на стуле, встал и подошёл к металлическому шкафу с пронумерованными в нём ячейками. Отворив дверцу с цифрой «8», дежурный вынул шляпу и забрызганный грязью чёрный плащ. Повертел в руках «котелок» и положил на вещи, сложенные стопкой на полке. Плащ ощупал и извлёк из внутреннего кармана несколько пластиковых карточек с золотым и серебряным покрытием на противоположных сторонах.
-Бенджамин Скут, - медленно, вслух прочитал дежурный Юдин. От предчувствия удачи лицо сержанта засветилось счастьем. Он спрятал карточки в нагрудном кармане кителя, утёр влажной ладонью взмокший от волнения лоб. У двери камеры он приложился к глазку. Колдун раскинулся на кровати вовсю ширь своего натренированного гантелями организма наподобие морской звезды, выброшенной приливной волной на берег. Руки и ноги «звезды», не уместившись на узкой кровати, свисали к полу. Голова неудобно запрокинулась на куцей подушке, и от неестественного положения шеи из широко раскрытого рта громкими неравномерными порциями вырывался богатырский храп, который мешал плавному течению разговора трёх бодрствующих «сокамерников». Мужчины пытались приглушить звук: дружно хлопали в ладоши и свистели. Тщетно.  Крайняя мера также закончилась неудачей. «Доброволец», гражданин в спортивном костюме и пиджаке, зажал нос «храпуну» двумя пальцами, но был сбит с ног мощной оплеухой. Смельчак пролетел через всю комнату и приземлился на кровать, кем-то уже занятую. Попытки установить тишину в комнате не возобновлялись. Мужики примолкли и угрюмо поглядывали на спящую «звезду».
            Сержант Юдин почти на цыпочках подкрался к телефону на столе, снял трубку и набрал номер.
-Славик, это я, Юрик! Какой, какой - шурин твой! Вот тебе и «А!». Сейчас будет «Б», – заговорил полушёпотом Юдин. Он опасался разбудить напарника. Тот прилёг в соседней комнате с открытой дверью и «крепко» нёс службу, ничем не отвлекаясь. – Бабла хочешь заработать? Тогда ты в доле. Я не могу сообщить, - я на службе, а ты можешь, - ты журналюга. Только что по «ящику» за информацию о пропавшем человеке денег посулили. Колдуна Скута ищут. Слышал? Тем лучше. Так вот - он у нас! Нет, не колдует, - спит. Соображай, давай, быстрее и действуй, пока другие не пронюхали. Деньги поровну.               

                47
         
          Исчезновение страны Советов с политической карты мира знаменовало собой падение пресловутого «железного занавеса». По обломкам его хлынули «живительные воды» западной демократии, а в них советники и политологи, кураторы и представители всевозможных негосударственных фондов, дабы направить хилую экономику обновлённой России по «капиталистическому руслу» в светлые дали материального благополучия. Под благовидным предлогом выбить финансовую почву у недобитых «комуняк», кураторы из-за океана всячески способствовали перераспределению материальных благ из государственного сектора в частную собственность. Регулируемый хаос, как средство ускорения начатого процесса развала экономики предполагал всевозможные приёмы, в том числе и политические провокации. Легенда о злых большевиках, подорвавших грядущее процветание царской России, так же, как и истории о замученных в застенках КГБ патриотов подкреплялись неопровержимыми историческими фактами. Для полной убедительности недоставало свежих событий, способных «открыть глаза широкой общественности» на проделки апологетов ненавистного режима, да так, чтобы глаза эти ни на минуту не смыкались, а горели огнём неподдельного народного гнева.
          Демократия по «западному» образцу, это когда всё можно и тебе ничего за «можно» не будет, в известных пределах, разумеется.  В этой связи борьба сексуальных меньшинств за свои права приравнялась к борьбе за права человека и не важно, что узаконенные отношения геев и лесбиянок всего мира теоретически ведут к вымиранию человечества. Важнее учесть права всех убогих и гонимых. Таким образом, исчезновение иностранца, коренного носителя истинных западных ценностей с «голубым» оттенком, да ко всему ещё и знаменитого экстрасенса - не могло не привлечь внимания гостей столицы из американского фонда поддержки животных «Френд». Если тему подать в нужном ракурсе и под правильным углом, то заурядное происшествие может вполне сойти за международный скандал, считал Фил Гуано, гражданин США по паспорту, испанец по происхождению и по природному складу характера искатель приключений и богатства в мутных водах политических катаклизмов.
-Как вам история с э-э-э, - гибкое тело Фила Гуано в серой паре, белой сорочке с накрахмаленными воротничком и манжетами, на миллиметр выдвинутыми из-под рукавов пиджака перегнулось через подлокотник высокого кресла на колёсиках. Холёные пальцы, средний и указательный, подцепили и подтянули раскрытую на столике газету «Дом новостей». Председатель фонда нашёл глазами в тексте и прочитал вслух, - история с Бенджамином Скутом?
          Помощник Гуано, исполняющий обязанности секретаря-референта и советника по «русскому вопросу» пожал плечами. Сын эмигрантов волны семидесятых из Одессы, за неимением средств на приличное образование долгое время околачивался без постоянной работы. Обходился пособиями и тихо ненавидел родителей, перетащивших его на постылую чужбину в сытое, но бессмысленное существование без каких-либо перспектив в будущем. Прежнее имя и фамилия Гена Баранов мальчику с Молдаванки нравилось больше, чем адаптированное Гарри Бараноф. Неожиданная перемена в судьбе Гены произошла после того, как на него обратил внимание господин Гуано в придорожном кафе в пригороде Кливленда, куда Баранов устроился официантом. Розовые щёки, быстрая походка и оттопыренный зад в обтягивающих брюках, взбудоражили воображение потомка прославленных конкистадоров. Обмен репликами, игривая улыбка паренька, вечернее свидание, за ним «незабываемая ночь», взвихрили в Филе Гуано бурю чувств. К его радости ему ответили взаимностью, но счастье влюблённых омрачила перспектива долгой разлуки. Фила Гуано отправляли в Россию, в Москву, как специалиста по восточной Европе. Отчаянье едва не разрушило карьеру прагматичного американца. Он всерьёз подумывал подать в отставку. Но жертв во имя любви не потребовалось. Наудачу «влюблённых» выяснилось, что Бараноф превосходно говорит на русском, знает обычаи и нравы туземного населения и вполне может подойти для работы в качестве помощника и консультанта. «Добрые друзья» Гуано прониклись чаяниями собрата по половым пристрастиям и посодействовали. Кандидатуру Гарри Баранофа утвердили в должности секретаря-референта автономного некоммерческого фонда «Френд».
            В обязанности Гарри Баранофа помимо прочего входило налаживание полезных и дружеских связей с общественностью, где он немало преуспел. Тому способствовали посещения увеселительных заведений и ночных клубов Москвы. Именно там Гена познакомился с приятным во всех отношениях молодым человеком по имени Веро.  Именно Веро «просигнализировал» своему новому американскому другу из Одессы о захвате властями иностранного гражданина нетрадиционной ориентации. Для большей убедительности «московский журналист» вручил американскому защитнику животных пачку свежих газет, одна из которых теперь стала предметом обсуждения.
-Я думаю, - Гарри сделал паузу и присел на подлокотник кресла. Фил Гуано подвинулся и нежно положил руку на ногу своего помощника, - что нашим российским партнёрам следует мягко указать на недопустимость насильственных действий в отношении тех, кто мыслит не традиционными категориями. Свобода волеизъявления одна из основополагающих свободного мира. Возврат к тоталитаризму неуместен и дурно выглядит. Не лишним будет ознакомить с возникшей проблемой наших «друзей» в европейских филиалах. Небольшая полемика на тему прав человека в периодической печати в странах восточной Европы остудит горячие головы здесь в Москве. Наверное, следует акцентировать внимание на противоправных действиях правоохранительных органов, как пережиток карательной машины, где всё ещё не искоренён антигуманный принцип социалистического мироустройства – подавление личности.
-Что нам это даёт? – председатель фонда старался уловить суть, зная умение помощника подводить к логическому завершению свою мысль, и главное извлекать из любого действия материальную выгоду.
-Мы обретаем друга в лице Бенджамина Скута. Оперативные источники сообщают, что власти, так же, как и криминалитет проявляют к его способностям интерес. Что-то затевается, но что – не ясно. В современной России политическую верхушку и нуворишей из недавних уголовников занимают исключительно деньги. Бенджамином Скутом интересуются, те, кто регулирует финансовые потоки. Следовательно, он тот, кто нам нужен. Подтянем экстрасенса к себе и окажемся в курсе и в гуще событий.
-Умница! – похвалил Фил Гуано помощника. Он ласково провёл ладонью по щеке юноши. – Займись этим вопросом.
               
                48
          
-Вы куда колдуна подевали?!
-Да никуда мы его не девали. Дома сидит! – ответил Аваг Саркисян по телефону финансисту Закваскину.
-Точно? – недоверчиво переспросил Семён Степанович.
-Могу трубку дать.
-Не нужно. – Голос Закваскина смягчился. – Тут международный скандал назревает. Надо бы «колдуна» предъявить в целости и сохранности. Сейчас к подъезду подкатят с телевиденья. Я договорился. Подготовьте Жору, э-э, Бенджамина к встрече. Грим, аксессуары, небольшая речь… Нужно успокоить общественность. Создаём видимость случайной встречи. Версия такова: пронырливые журналисты перехватывают колдуна на улице. Несколько вопросов, ответов, Скут усаживается в машину и уезжает…

                49

               Стук разбудил сержанта Юдин у включённого телевизора. Он встрепенулся и выпрямился на стуле. Сонная одурь мешала соображать. Не давала определить источник шума. Глаза остановились на железной двери камеры, откуда доносились тяжёлые удары. Дежурный тяжело поднялся и с кряхтением, прихрамывая на затёкшую ногу, направился к двери, расставив широко руки, так, словно шагал по скользкому льду.
              Длинный ключ с лязгом провернулся в замочной скважине. Юдин распахнул дверь.
 -Кому тут невтерпёж, а?! – властно поднял он кругленький подбородок.
         Мужчина в одних только плавках нетерпеливо приплясывал босыми ногами на месте.  Юдин хотел пригрозить пятнадцатью сутками, но узнал в «плясуне» иностранного колдуна.
-Приспичило?! – участливо осведомился сержант. Он изобразил сердечную озабоченность. – Что ж босичком-то? У нас тут полы студёные. Не ровен час, заболеете…
          Сержант молнией метнулся к столу и плюхнул кожаные шлёпанцы к ногам Жоры Гуревича.
-А то потом скажете, что над вами издевались, холодом пытали, - приговаривал сержант и одновременно под локоток сопровождал «страждущего». Милиционер провёл колдуна не в общую уборную в конце коридора, а в служебное помещение. Заботливо прикрыл дверь и потянул вверх рукав кителя посмотреть время на командирских часах на кожаном ремешке.
-Что-то Славик долго чешется, - озаботился он.

                Гонимый кровью хмель рассасывался. Приходило осознание действительности. Жора взглянул и отпрянул от зеркала на стене.  Распухшее лицо ничем не напоминала ещё недавно благопристойный облик. Рот, словно набитый тухлятиной. Сальное лицо и волосы вызвали в Жоре омерзение. Он потерялся во времени. Не помнил и не понимал, что с ним было и, что он говорил и делал. Жора считал себя закалённым в жизненных перипетиях бойцом, но сейчас вырванный из привычной среды обитания оказался на грани истерики. Наедине с собой он не рисовался и не стремился эпатировать публику. Не изображал того, кем он не был и возможно никогда не станет – сильного и успешного. Никакой я не писатель, а приспособленец, думал Жора. Что я без Есина, без Вени и даже без «боевой подруги Ани»? Он сидел на полу в углу туалета и смотрел в одну точку перед собой.
 
            С экрана телевизора бойкий репортёр с микрофоном на длинной ручке у рта призывал телезрителей взглянуть на человека в широкополой шляпе за его спиной в длинном сером пальто, подбитом бобром.  Солнцезащитные очки и шерстяной шарф на   подбородке позволял зрителю разглядеть лишь кончик носа.   
          «За моей спиной таинственный и всемогущий Бенджамин Скут, - вёл свой репортаж тележурналист. – Никто не знает ни откуда он, никто он. Человек ли это? Быть может перед нами продукт телепортации из других миров?»
            «Продукт телепортации» попытался проскользнуть в открытую дверь чёрного «Мерседеса», но телевизионная камера преградила ему дорогу.      
           Крупный план не удовлетворил жгучей потребности телезрителей рассмотреть таинственный образ колдуна более детально.
          «Похоже, известие о вашем похищении сильно преувеличено?!» - спросил репортёр у человека в шляпе.
          «Мне тоже так показалось», - ответил экстрасенс.
         «Очевидцы утверждают, что видели, как вас арестовывают! Вам предъявили обвинение?»
          «Произошло недоразумение, которое скоро разрешиться», - уклончиво отвечал иностранец. 
          «Не считаете ли вы действия властей умышленной провокацией в отношении вас и тех, чьи интересы вы представляете?»
          «Я считаю, провокацией ваш вопрос и не представляю не чьих интересов, кроме   собственных».

            Сунув руки в карманы брюк, сержант Юдин беспечно перекачивался с пяток на мыски ботинок, наблюдая прямой репортаж с места событий. Человек, который должен был находиться в соседнем помещении, отвечал на вопросы с экрана телевизора. Руки дежурного сами полезли из карманов. Озираясь на экран, он засеменил к двери туалета и постучал согнутым пальцем:
-Эй, волшебник, ты там?
          Никто не откликнулся. Дежурный наклонился и посмотрел одним глазом в дверную скважину. Окно с решёткой над унитазом, приглушённое журчание в бочке и пустота рядом.
-Эй, товарищ… Господин Скут… Волшебник…
         От прикосновения руки к спине сержант Юдин вздрогнул и резко выпрямился. Он вытаращился на напарника. Лицо того припухло от сна.
-Ты что без меня-то?! – удивился напарник и щёлкнул указательным пальцем себе по кадыку – Мы же собирались за ужином…
-Лёня! Капец какой-то!! – Небывалое волнение окатило багровым жаром раскормленное лицо милиционера. Недостаток словарного запаса он компенсировал энергичной жестикуляцией.
-Вон того в шапке в телевизоре видишь?! – едва не кричал Юдин.
- В шляпе. Ну, вижу.
-Так вот он у нас сидит. Две минуты назад в уборную вошёл и не откликается.
            Лёня перевёл недоверчивый взгляд с телевизора на красное лицо Юдина, усмехнулся и сказал:
-Иди-ка покемарь, Юрик. До утра выветрится. Пусти, мне туда надо, - Лёня отстранил товарища и аккуратно, но настойчиво толкнул плечом запертую дверь. Дверь не подалась.
-Говорю тебе, колдун туда вошёл, а теперь из телевизора говорит! – продолжал доказывать Юдин.
-Хорош прикалываться. Открывай вигвам. Уссусь.

          «Быть может причиной ареста стали ваши политические убеждения или личные пристрастия, которые ещё только приживаются в российском обществе?» - продолжал гнуть свою линию юный корреспондент.
           «Род моей деятельности никак не связан с политикой. А «личные пристрастия» касаются лично меня».
            «Господин Скут, как долго вы намерены пробыть в России и каковы ваши планы?»
            Экстрасенс сумел-таки увернуться от камеры и занести ногу в салон автомобиля.
            «Это зависит от степени моей востребованности».
            Дверь «Мерседеса» захлопнулась.

-Видал?! – указал пальцем на телевизор Юдин.
-Мужика в шляпе и очках – видел. Ну и что?!
-А вот то! – сержант сунул под нос напарнику визитную карточку.
-Бенджамин Скут, - прочитал вслух младший сержант. – Ну?!
-Говорю же, он только что вошёл туда, - Юдин кивнул на дверь туалета, - а сейчас выступал по телеку в прямом эфире.
-Надоели вы мне оба! – потерял терпение напарник. Он стукнул кулаком в дверь. – Выходи колдун или как тебя там! У нас тут таких волшебников каждый день по дюжине отдыхает. Освобождай помещение, имей совесть, другим тоже надо…
            Щеколда отодвинулась. Дверь открылась. Из туалета вышел крепкий молодец в плавках. Лёня змейкой юркнул внутрь мимо него.
            Лицо Юдина светилось умильной улыбкой. Волшебное явление из уборной привело сержанта в восторг. Восхищение мешалось с мистическим трепетом.             
-Вы переместились? – спросил сержант, указывая большим пальцем себе за спину на телевизор.
          Жора Гуревич не понял, но ответил, как того требовали обстоятельства:
-С вашей помощью – вполне…
           Сержант рассмотрел в ответе именно то, что предположил корреспондент в своём репортаже.
-Телепортировались?!
            Гуревич слышал это слово раньше, но понимал его значение приблизительно.  Он подразумевал «телепортацию», как косвенное отношение к телевидению.
-В некотором роде, - ответил он. Постыдная слабость духа в углу туалетной комнаты, отступила. – Мы все время от времени телепортируемся.
-Мы?! Так ВЫ уже здесь? – милицейский сержант в свободное время увлекался литературой об НЛО.
           Жора глянул себе за спину и окрест.
-Как видите.
-И много ВАС?!
-Полный вытрезвитель.
-Чаю хотите? – вежливо поинтересовался милиционер.
-Можно, - отозвался Гуревич, - и покрепче. Голова того, - он постучал указательным пальцем по лбу.
-Вообще у нас не положено, но для вас сделаем исключение.

           В дверь позвонили.
- Глянь кто там, - попросил напарника сержант Юдин.
          Лёня встал из-за накрытого стола и отправился выяснять. За звуком лязгнувшего засова послышался голос напарника:
-К тебе свояк…
           Захмелевший сержант секунду соображал. Затем счастливо осклабился.
-Давай его сюда! - обернулся Юдин. Он приготовился выпить водку. Вытянул губы навстречу гранёному стаканчику ёмкостью в сто миллиграммов, но передумал и поставил на стол перед собой.  Счастье на его лице сменилось тревогой. Юдин вспомнил, зачем явился родственник, но вспомнил с роковым опозданием. Авангард журналистов втиснулся в приоткрытую дверь. Галдящая масса хлынула в помещение и смяла Лёню.
             Юдин щурился от вспышек и заслонялся от камер, которые снимали со скрупулёзной дотошностью «скатерть-самобранку» в виде развёрнутой вовсю ширь газеты «Звезда». Здесь стояли и солёные огурчики в стеклянной баночке, и пакет из целлофана с квашеной капустой домашнего засола с оранжевыми морковными вкраплениями в ней, и желтоватые варёные картофелины в железной миске, и кусочки сала с розовыми прожилками, и три алюминиевых вилки подле граненых стаканчиков наполовину полных. Середину стола, как новогодняя ёлка, украшала бутылка «Столичной» с прозрачным содержимым на донышке. Рядом с «ёлкой» ровным рядом лежало полбуханки нарезанного ржаного хлеба с хлебными крошками вокруг.  Перочинный нож с верёвочной петелькой на ручке лежал подле.
              В скорбной задумчивости, уложив ногу на ногу, за происходящим наблюдал «виновник торжества» Бенджамин Скут. Тапочек повис на большом пальце его левой стопы.  Кулаками «иностранец» подпирал подбородок, установив локти на стол.
-Эх, человеки! Суета — это всё, - скорбно выдохнул он.
              Былая уверенность возвращалась к нему с каждым глотком «живой водицы», как теперь уже ставши гостем, обозначил водку «волшебник». Он уже не презирал себя, как давеча в туалете. Гении имеют право на слабость. В котелке, брюках и в накинутом на голый торс плаще, на фоне анфилады камер, уходящей в сумеречную мглу, его образ должен был по замыслу создателя этого образа, то есть Гуревича, погрузить присутствующих в атмосферу философской задумчивости. Но журналистам и их редакторам требовалась сенсация, которой пока не пахло. Вместо иностранного гражданина, всемогущего колдуна, упрятанного спецслужбами в стационарный медвытрезвитель публике подсовывали уличного пьяницу, с претензией на оригинальность! Дело попахивало скандалом и, вне всякого сомнения, перед телезрителями предстал бы опустившийся тип с испитым лицом, если бы не реплика сержанта Юдина.
-Десять минут назад он говорил в прямом эфире в центре Москвы, не выходя из уборной. – Сержант на выдохе закончил мысль: - Телепортировался…
            Кто-то из присутствующих, тот, кто всегда держал руку «на пульсе текущих событий» подтвердил информацию сержанта. Журналисты знали, что физически ни одно живое существо, кроме президента страны, если перекроют улицы города, не способно из Козихинского переулка домчаться до медвытрезвителя в переулке Съезжинском за считанные минуты. Бенджамин Скут ещё не президент России. Выходит, колдун способен перемещаться в пространстве и произвольно менять образы?! Это кардинально меняет ситуацию!! Бенджамин Скут снова явил чудо!!!
-Нам положена награда или нет? – дёргал свояка за рукав сержант Юдин.

-Чёрт знает, что! – горячился финансист Закваскин.  Он принципиально не смотрел телевизор.  Но сейчас обстоятельства требовали дослушать репортаж до конца.
          Племянник в непотребном виде с испитым лицом смотрел в камеру и пытался сказать речь. Язык не слушался. Жора отодвинул камеру рукой. Послышался звук упавшей бутылки. Кто-то выключил свет в помещении и репортаж прервался.
- «Буран», что происходит?! – прорычал в трубку Закваскин. – Вы зачем сунули колдуна в вытрезвитель?!!
           Секунду Буранов соображал, после чего отозвался:
-Чего-то я не втыкаюсь «Квас». Мы катаемся по Тверской. Колдун с нами. Какой вытрезвитель?!             
-Дай ему трубу.
          Закваскин услышал знакомый голос. Голос Скутельника:
-Слушаю.
-Теперь я не втыкаюсь, - отозвался Семён Степанович. – Кажется вы…
-Совершенно верно, - перебил Веня. – Надо бы встретиться.
-Надо бы.
          Закваскин попросил передать телефон «Бурану». Тот выслушал и бросил коротко водителю:
-В «Разгуляй».

                50

            «Мерседес» остановился на Спартаковской улице возле двухэтажного здания в стародавние времена бывшего небольшим свечным заводом. При советской власти завод преобразовали в пельменную, чтобы граждане могли во время пережёвывания пищи почтить минутой молчания память революционера товарища Николая Эрнестовича Баумана, непримиримого борца с царизмом, памятник которому ещё в 1931 году воздвигли на Елоховской площади, что раскинулась напротив заведения общепита. Поставленный архитектором Королёвым на гранитный постамент, прославленный большевик застыл в пальто с непокрытой головой и на фоне величественного Богоявленского кафедрального собора терялся при всей своей видимой монументальности. Веня ухмылкой оценил иронию времени, когда в одном месте собрали три, казалось бы, взаимоисключающие явления. Храм Богу соседствовал с памятником тому, кто верой и правдой служил богоборцам, а в сторонке мирно присоседился ресторанчик, снискавший любовь у «братков», которые как революционеры не раз сиживали в тюрьмах за ратные подвиги в борьбе за справедливое распределение материальных благ. После распределения «новые революционеры» замаливали грехи в Божьем Храме и умиротворённые садились за столы, править тризну или поднимать заздравные.   
         Отдав пальто гардеробщику, в сопровождении метрдотеля и «Бурана» Веня прошёл мимо медвежьего чучела. Зверь стоял в углу на задних лапах в красной рубахе, оскалившись белыми клыками. Стены уютного зала, куда вошёл Веня, были расписаны узорами в русских традициях и дугой переходили в потолок. За столиком, сервированным на две персоны, расположился мужчина в чёрном пиджаке и голубой сорочке. Выглядел он лет на сорок. Холёное лицо его и руки в сочетании с отстранённым взглядом, подобно тому, как смотрят шахматисты в разгар упорной партии, выдавали человека умственного труда. Но золотые запонки с изумрудными вкраплениями указывали на то, что труд этот неплохо оплачивается.   
         «Работник умственного труда» привстал со стула и протянул руку для рукопожатия.
Затем он жестом пригласил сесть. Некоторое время Семён Степанович с интересом разглядывал Веню. С одной стороны, перед ним сидел представитель прессы, связь с которым, как показали обстоятельства, могла принести определённые дивиденды. С другой - финансист имел дело с собственным изобретением, судьба которого почти полностью зависела от него, Закваскина.
-В целом я даже рад, что Бенджамином Скутом оказались вы, а не мой идиот-племянник, - заговорил Закваскин. – Не совсем понятно, как он оказался замешан в эту историю, но особого значения это не имеет.
-Позвольте, я в двух словах обрисую ситуацию, - предложил Скутельник.
         Семён Степанович кивнул и откинулся на спинку стула, сложив руки лодочкой на белой скатерти. Менее чем за пять минут Веня изложил суть дела. Закваскин скривил губы в ухмылке. Человек лёгкий по натуре, он отнёсся с юмором к рассказу Вени. Пока Скутельник только договаривал последнее предложение, финансист Закваскин уже решил, что ему нужен именно этот парень, а не племянник или кто-либо другой. Скутельник держался раскованно, но с должным тактом. Он не выглядел напуганным, как это бывает с людьми, которых тяготит неизвестность, и они понимают, что от них уже ничего не зависит, и их судьба может решиться прямо здесь и теперь. Речь Венедикта была правильной и выдавала человека неглупого и начитанного. Повествовал он ровным голосом, что в создавшейся не простой для него ситуации указывало на смелость или выдержку, что говорило в его пользу. Обо всём, что с ним произошло, Скутельник отзывался с иронией и Закваскин, взглянув на изложенные события глазами собеседника, понял, что иначе к ним относиться, наверное, и не следует.
-Да, скажу я вам, поставили вы себя в затруднительное положение, - сказал Закваскин, когда Веня закончил. – С одной стороны обязательства перед нами. С другой, перед вашим начальником Крутеевым. С вами мы расстаться не можем, - слишком многое теперь зависит от вашего участия в проекте. А Крутеев из тех людей, кто не прощает обмана. Мне думается, что вы его недооцениваете или просто не достаточно хорошо знаете.
-Почему бы, не заменить меня Жорой или кем-нибудь ещё?
-Мой племянник слишком глуп для этой роли. К тому же я не могу рисковать своей репутацией. Другие? Вы сами понимаете, что это не возможно.
-Как же вы поступите с Жорой?
-Да ни как. Объявим его самозванцем и освободим от занимаемой должности.
-А не лучше ли оставить всё как есть. Россияне к иностранцам относятся с недоверием. Они слишком «правильные» и не понимают русских. Гуревич же, в том виде каким он предстал перед широкой публикой, сойдёт за «своего». Да и власть вряд ли сочтёт его опасным. Здесь пьющий человек вызывает к себе сострадание. От него не ждут каверз. Пошумит и успокоится.
           Закваскин помолчал, взвешивая слова Скутельника.
-Возможно, вы правы, - наконец сказал он. – Для наживки он вполне подойдёт.
-Для какой наживки?
-Не важно.
            Сведения о том, что Бенджамином Скутом заинтересовались американские господа из фонда помощи животным «Френд» утвердили Семёна Степановича в том, что он избрал верную стратегию. Пусть занимаются племянником. Он станет ширмой, за которой без помех можно осуществить задуманное. Когда в фонде и иже с ними поймут свой промах – дело будет сделано. Всего этого Закваскин не стал объяснять Скутельнику. Он спросил:
-Лучше скажите, чего вы хотите от жизни?
-Зачем вам?
-Легче работать с человеком, когда понимаешь, чего он хочет и чего от него ждать.
-Ну, положим, люди сами о себе мало знают. Большинство так и умирают, не сумев понять, для чего жили и чего ждали. До приезда в Москву, я не задумывался над тем, чего хочу. Выживал, как умел. Теперь, мне этого мало. Скучно оставаться статистом. Хочу материальной независимости. Надеюсь выпутаться из аферы с колдуном с наименьшими для себя последствиями.
            Семён Степанович усмехнулся.
-Почему вы считаете это аферой?
-Потому что человек в здравом уме не поверит во всю эту чушь, которой пичкают население. Я не знаю, чего добиваетесь вы и те, кто за вами стоят, но судя по размаху и по роли, которая мне отведена, разговор идёт не о строительстве металлургического предприятия в Череповце.
-Деньги зарабатывают по-разному. Когда дело касается больших денег – в средствах не стесняются.
-То есть, говоря языком героев Голливудских блокбастеров: «Я в большой игре».
             Закваскин снова улыбнулся. Ему импонировали ирония и непосредственность молодого человека. Финансист предпочитал людей с хорошим чувством юмора. Путь на Голгофу в соседстве с ними представлялся ему не таким жутким.
-Вам не привыкать. Если меня правильно проинформировали относительно «новейшей истории» из вашей жизни, - сказал Семён Степанович, - то война в Приднестровье при вашем непосредственном участии имеет несколько иную трактовку, отличную от официальной версии. Не напрягайтесь, - миролюбиво поднял руки Закваскин, видя, как похолодели глаза собеседника. – Что-то там с хрустальным черепом.
-Стечение обстоятельств…
-Обстоятельств, которые, очень подходят под определение – афера.
-Не верно. Я и мои друзья стали жертвами глупости и жадности властей.
-Не сомневаюсь в вашей порядочности. Однако существуют люди, которым на роду написано попадать во всякие истории. Я не говорю, что вы из их числа. Но согласитесь, довольно примечательно, что на вашу долю в течение двух лет выпало столько неординарных событий, десятой части коих хватило бы любому другому человеку с лихвой на всю жизнь.
-Я надеюсь в скором времени окончить список приключений.
-Для этого нам нужно многое сделать.
-Чтобы «многое» сделать мне нужно немного информации о ваших планах на мой счёт.  Я должен быть уверен, что не становлюсь орудием зла и несчастий ни в чём не повинных людей.  Лагерное братство с тюремной баландой меня совершенно не привлекает.
            Пока Семён Степанович подбирал слова, чтобы указать место Скутельника в предстоящей «операции», Веня озвучил за него, то, как он понимает своё предназначение.
-Вам не обязательно посвящать меня в детали. Достаточно обобщить мою задачу и определить границы моих полномочий. Как я понимаю, объяснять мне вы ничего не обязаны, но согласитесь, даже приговорённый, имеет право знать за что.
         Закваскин побарабанил пальцами по столу.
-Иногда переизбыток информации сильно осложняет жизнь, - сказал он. – Хорошо, проведу небольшой ликбез. От вас требуется, убедить всех, кого мы на вас выводим в своих исключительных дарованиях. Чем больше людей в это поверят, чем большей властью они будут располагать, тем больше у нас шансов на успех. В институте вы, несомненно, проходили азы политэкономии. Ни к чему загружать вас специальными терминами, объясню просто. Вы приходилось брать кредит в банке?
-Нет.
-Для того чтобы его получить, необходимо убедить заимодавца в своей платежеспособности. Для этого можно заложить недвижимость, предметы роскоши, в общем, всё, что имеет материальную ценность. Если вам нечего предложить банку вы можете предъявить поручителей, которые поручатся за вас тем, что имеют в наличии. Если поручители не в состоянии обеспечить запросы банка, то вам остаётся всеми правдами и неправдами попытаться убедить банк выдать вам необходимую сумму. Для этого сочиняют бизнес-проекты и чем убедительнее «сказка», тем больше шансов на успех.  Но если у вас за душой ни гроша, и никто за вас не ручается, и в ваши проекты никто не верит – вы с чистой совестью метёте улицы города или занимаетесь другим общественно полезным трудом. Я понятно излагаю?
-Вполне.
-Люди, которых я представляю, хотят получить кредит доверия у власти, а с ним деньги, чтобы на них купить власти столько, сколько понадобиться, чтобы заработать ещё больше денег…
-Как я понял, это непрерывная цикличность. Что-то вроде вечного двигателя. Учёные ломают головы, как создать подобный механизм, а он вот он.
- «Правильно мыслишь, Шарапов». Материальных ценностей у нас не достаточно, для запуска, данного «вечного двигателя». Но мною разработан бизнес-проект. И если в него поверят, не важно, будь то финансовые институты или политические сообщества, мы получим то, чего добиваемся. В проекте предусмотрены поиск и извлечение материальных ценностей из недр земли, предъявление их по назначению в качестве гарантии платежеспособности. Миф о неисчерпаемых сокровищах, облачённый в политический камуфляж даст нам орудие для борьбы за деньги и власть. 
-И всё же при всей своей прозорливости я так и не уяснил, какова моя роль в этой блестящей комбинации?
-Это же элементарно, Ватсон! Колдун с бесспорным авторитетом у коллег по ремеслу и у населения, принятый и обласканный властями - укажет точное местонахождение сокровищ. Ему скорее поверят, нежели мне или сантехнику Пупкину. Авторитетные учёные подтвердят подлинность раритетов.
-А они подтвердят?
-За хорошее вознаграждение?! Да. Затем, на антикварный рынок выбрасывается часть найденных ценностей. Запускается слух, что это малая толика того, что на самом деле имеется в наличии. Раскопки продолжаются. Под грядущие находки бесценные, как в материальном, так и в политическом смысле можно получить неплохие барыши.
-Каким образом в этой аф..., - Веня передумал и поправил сам себя, - в этой комбинации замешана политика?
-Вы историк и не хуже моего знаете, как часто под весьма сомнительными и незначительными предлогами перекраивалась политическая карта мира. Найдётся немало желающих заполучить доказательства зарождения цивилизации на территории именно их государства, что даст возможность пересматривать историю в интересах ИХ народов или ИХ наций.      
-О каких сокровищах вы говорите?
-Сокровища скифов.
            Скутельник в недоумении вскинул брови.
-Вы шутите?!
-Почему?! Ведь сумели же вы в своей статье убедить правительство Молдавии в существование магического черепа из горного хрусталя на территории Республики! – Закваскин весело рассмеялся.
-Там управляли страной идиоты.
-Милый мой, таковых и у нас в избытке. Только, к счастью, скифские захоронения действительно расположены на территории нашего государства и сопредельного с ним. И находки действительно имеют место быть, как исторический факт. И коль скоро мировое сообщество признало подлинность и существование раритетов, мы вполне можем дополнить их список. И мы сделаем это. С вашей помощью, дорогой Бенджамин Скут.
-И в какую точку мира на карте я должен буду указать? – глаза Вени весело блестели. Он всё ещё не верил, что его не разыгрывают.
-Я не решил. Думаю, обойдёмся пределами России.
-Что я получаю за труды?
-Мои люди подготовят трудовой договор, по которому вы получаете зарплату, премии, комиссионные. Накладные расходы за наш счет. По окончании работ расходимся, как в море корабли. Всё просто.
-Могу я внести свои коррективы в договор, если меня что-либо не устроит?
-Разумеется. Мы можем внести пункт, где оговорим, на каких условиях с взаимного согласия сторон будут вноситься дополнения к соглашению, если того потребуют обстоятельства.
-Мне понадобится рабочая группа. Это будут ваши люди?
-Исполнителей подбирайте сами. Общий контроль осуществляем мы, разумеется.
           Скутельник что-то прикидывал в уме.
-Что-нибудь ещё? – поинтересовался Закваскин.
-Я могу обратиться к вам за помощью, если она мне понадобиться? По личным вопросам. Скажем - услуга за услугу.
-Ну, если мы «подружимся» и ваша просьба окажется выполнимой - почему нет?!
-Договорились.
-Вот и славненько, - финансист Закваскин удовлетворённо кивнул. – С вами приятно иметь дело. Вы не капризны.
-У меня есть выбор?
            Семён Степанович развёл руками, что в контексте подразумевало: «Каждому своё».
-Теперь можно перекусить, - сказал Закваскин. Прежде чем подозвать официанта он жестом пригласил «Бурана».
-Отыщи этого клоуна номер два, - сказал Закваскин, когда Буранов наклонился и подставил ухо. – Пусть его приведут в порядок и присмотрят за ним.

                51

             На выходе из вытрезвителя не доставало фанфар и ковровой дорожки. Гуревич прошествовал мимо журналистов и их телевизионных камер. В полупьяном состоянии он повалился на заднее сидение незнакомого автомобиля и оказался среди незнакомых людей. Его поздравляли, похлопывали по плечам и тискали за ноги. Когда глаза Жоры привыкли к полумраку в салоне, очертания предметов приобрели более различимые линии. Он припомнил, что уже где-то видел лица, что мельтешили рядом. Бокал шампанского освежил память. Грязев и Веро вместе с каким-то незнакомым парнем на переднем сидении радостно щебетали. Они наперебой рассказывали, как испугались за друга, когда увидели, что «поганые менты» запихивают его в «кутузку». Жора насупился.  Он начинал догадываться, в какой компании оказался, и почему ему помогают. Гуревич очень хотел остановить бесконечную болтовню ударом кулака и не мог решить с чьей физиономии начать. Его угрюмый вид вызвал у присутствующих сочувствие. Бедняжка, досталось ему, гладили Жору по щеке, груди и ниже. Кто-то для успокоения нервов заботливо сунул колдуну стакан в руку. Он понюхал, скорчил гримасу и отшатнулся. Потом решительно выдохнул и залпом влил в себя коньяк. Пальца сжались в кулак, но сил на продолжение не осталось. Гуревич откинулся на сидении и захрапел. Запой «волшебника» продолжался. 
 
-За чёрным лимузином, - приказал телерепортёр Славик водителю красного «форда» с фургоном. Оператор с камерой на плече занял рядом с водителем. – Снимай, снимай, Витя! – нетерпеливо прикрикнул на него тележурналист за спиной. – Мы преследуем автомобиль, в котором неизвестные увозят таинственного экстрасенса Бенджамина Скута из московского медвытрезвителя, - говорил в микрофон Славик.

-Говоришь, родственник твой за колдуном поехал. Звони ему, - «Буран» пихнул в плечо сержанта Юдина, протягивая мобильный телефон.
-Чё это? – сержант повертел трубку в руке. – Телефон, что ли? Ух, ты!
-Телефон, телефон, - подтвердил Буранов. – Спроси, где они и куда колдуна повезли.
         Юдин сунул в карман брюк протянутую ему купюру, и, старательно сопя, набрал номер.
-Славик, тут люди интересуются, где ты и где колдун, - громко заговорил в трубку Юдин. Через несколько секунд он сказал: - Сколько заплатите за информацию?
         «Буран» отобрал аппарат и приложил его к своему поломанному уху-варенику.
-Заплатим сколько надо, - сказал он.
-Нам ещё награда за информацию полагается, - напомнил Юдин, когда Буранов закончил слушать и сунул телефон во внутренний карман пиджака.
          «Буран» швырнул на стол пару ассигнаций.
-Смотри, про колдуна не болтай. Не было у вас такого клиента. Понял?
          Юдин переглянулся с напарником. Оба пожали плечами.
-Не было, так не было, - ответил сержант за двоих.
          Засов на входной двери громко звякнул от удара.
-На улицу Чаянова, - сказал Буранов водителю «крайслера». 
       
              Фил Гуано приготовился к приёму гостя, но не ждал, что гостя внесут в квартиру в «разобранном состоянии». Планы менялись. Вместо знакомства с загадочным соотечественником Фил был вынужден выслушивать объяснения молодых людей, почему «Беню» пришлось везти к Гуано.
-Он назвал адрес, но, видимо, что-то напутал. Какие-то пьяные женщины и долговязый сутулый мужчина обматерили нас. Заявили, что русские поэты не якшаются с американскими империалистами и никакой Скут здесь не живёт! – говорил журналист Грязев, по-женски взвизгивая от переизбытка эмоций. 
               Гуано разглядывал массивное тело колдуна, сваленное на топчан в гостиной и задумчиво потирал подбородок. Человек в распахнутом сюртуке с мускулистой грудью больше напоминал кузнеца. Он совершенно не походил на типичных экстрасенсов или представителей оккультных наук. От него дурно пахло, и он мало отличался от большинства тех, кого Гуано наблюдал на московских вокзалах. Туфли с комочками засохшей грязи на каблуках и подошве. Мятая, не чищеная одежда, испитое лицо и чёрная трехдневная щетина на щеках.
-Ты уверен, что вы привезли того, кто нам нужен? – спросил Гуано помощника на английском языке.
-Там, откуда мы его забрали, было полно журналистов, - ответил помощник. – Они снимали его на камеры.
-А, эти двое, - Гуано кивнул на Грязева и «Веро», - они для чего здесь?
-Они его друзья. Помогли отыскать экстрасенса. Работают в газетах и могут нам пригодиться.
               В дверь позвонили. Гуано удивился. Больше гостей он не ждал. Ему было достаточно тех, что свалились на его голову. Неприученный спрашивать в запертую дверь: «Кто там?», американец повернул замок. Гора в чёрном костюме и в галстуке вдавила его в прихожую. Мясистая рука смяла лицо и воткнула в пальто на вешалке. Гуано оказался сидящим на паркете, от испуга повторяя одно и то же: «Кто вы?»
-Водопроводчики, - отозвался Буранов. Он прошёл в квартиру. Движением мохнатой брови и недобрым оскалом ввёл собрание в оцепенение. Взвалил тело Гуревича себе на плечо и покинул квартиру так же стремительно, как и появился в ней.
-Водопроводчики? – удивился Гуано. Из прихожей его голос звучал глухо. – Какие водопроводчики?
-Это не водопроводчики, - догадался Гарри. Он первым пришёл в себя от пережитого потрясения. – Это менты или чекисты. Они обычно называются почтальонами или водопроводчиками, когда хотят проникнуть в квартиры добропорядочных граждан, - пояснил он начальнику.
-Но я американский гражданин! Председатель фонда!! – воскликнул Фил Гуано. – Они не имеют права…
-Срать они хотели на ваши права. Так же как ваши шпионы срут на наши права, - отозвался Грязев. – Схватили Беню и в застенок. – Журналист всхлипнул. 
-Им это не сойдёт с рук! – гневно пообещал Гуано.
             Оскорблённый американец искренне верил в непререкаемый авторитет своего государства на международной арене. Он гордился своим народом, единственным в мире в истории человечества применившим ядерное оружие в войне и не сомневался в своей собственной исключительности. Никто не смеет попирать права американцев. Тем сильнее закипала в нём злоба и жажда мести.

               Одним из официальных направлений в деятельности фонда «Френд» являлась защита уссурийского тигра. Название фонду придумал Гена Баранов и адаптировал его на русский лад. «Так мы скорее найдём общий язык с аборигенами в России», - пояснил он свою задумку начальнику. Сотрудники Фонда курировали работу дальневосточных егерей. Фонд оплачивал расходы, связанные с сохранением редкой и самой крупной кошки в мире. Сам Гуано никогда не бывал в Хабаровском крае, забот хватало в Москве, и имел очень общее представление о флоре и фауне тайги, но зато хорошо понимал, как важна финансовая составляющая работы фонда. Звероводство и защита окружающей среды в России с переходом на рыночные отношения представляли собой плачевною картину крайнего упадка. Народ в прямом смысле голодал. Чиновники продавали с молотка всё, что можно продать. Дичь беспощадно выбивалась. Леса грабительски вырубались. Древесина контрабандой вывозилась в Китай. Бороться с чиновничьим и бандитским беспределом было почти невозможно. Деньги американских коллег оказались весьма кстати, и лишиться их означало похоронить саму идею защиты животных Дальнего востока. Вот на эту больную мозоль надавил Фил Гуано. Он связался с российскими коллегами, обрисовал проблему и посоветовал решить её в короткие сроки, иначе плодотворному сотрудничеству фонда будет нанесён урон, после чего целесообразность его работы в России окажется под вопросом.
-Верните нам Бенджамена Скута, и инцидент будет исчерпан, - заявил Гуано помощнику депутата в Госдуме от фракции «Яблоко» в приватной беседе.

                52

-Опять у тебя Скурыгин, колдуны пропадают! – позвонил генералу голос из канцелярии Ястребаженского. – На международный скандал нарываешься? Погоны генеральские надоели?!  Сыщи, этого волшебника Бенджамина Скута, мать его так, а то из-за него у нас в тайге все уссурийские тигры передохнут… Возьми под личный контроль.
-Колдуна или тигров?
-Всех.
            Ночной звонок расстроил генерала Скурыгина. Со сна в его голове не увязывались уссурийские тигры и американские колдуны. Привыкший к «закулисным играм» он решил, что «тигры» это что-то иносказательное. Но что? Одно было ясно, поступила вводная искать экстрасенса. На поиск ушло менее десяти секунд. Когда на другом конце провода отозвался сонный голос Скутельника, генерал облегчённо выдохнул. Веня выслушал генерала. «Нам необходимо переговорить в неформальной обстановке», - заявил Скурыгин.
-Подъезжайте, - позвал Веня.
          Крепкий кофе с порцией коньяку «Hennessy» взбодрил Скурыгина. Он почувствовал прилив энергии, что в последнее время с ним случалось не часто. На волне душевного подъёма Александр Яковлевич пожаловался Скутельнику, что внезапные исчезновения экстрасенса расшатывают ему нервы и выбивают почву из-под генеральских сапог, которые он буквально содрал с чужих ног в суровой борьбе за место под солнцем.
-Мне нужны гарантии, что вы никуда не исчезните, - объявил Скурыгин. В штатском костюме, фарфоровой чашечкой и блюдцем в руках он мало походил на бойца невидимого фронта. – Иначе мне несдобровать.
-То есть, вам необходим полный контроль над Бенджамином Скутом? – уточнил Венедикт. Он расположился на диване в махровом банном халате цвета морской волны. Из чашки на столике дымился кофе. Скутельник помешивал его серебряной ложечкой. Укрытая парчовым покрывалом клетка висела на железном кольце в углу комнаты под потолком. Какаду спал.
-Хотя бы видимость контроля, - признался Скурыгин. Давить на «чародея» он опасался, помня о Станкевич. Хотя генерал и был воспитан в традициях коммунистического материализма, сомнения о божественном начале бытия одолевали и его. Тому поспособствовал случай.
 В годы перестройки, когда Александр Яковлевич собрался написать донос на начальника, молодой водитель по неосторожности прищемил ему дверью служебного автомобиля три пальца правой руки. Рука онемела. Онемел и водитель, представив себя на лесоповале. Писать раппорт про начальника оказалось невозможно.
 Через два дня начальника выдвинули на повышение. За преданность делу и личную верность, Скурыгин получил кресло зама.
В те дни, разглядывая ещё фиолетовые, но заживающие пальцы, генерал заподозрил, что, возможно, мироустройство не так упрощено, как его изобразили идеологи марксизма-ленинизма. Пошевелив распухшими перстами, Александр Яковлевич сложил их воедино и впервые в жизни перекрестился, но с оглядкой. Время массовой сдачи партийных билетов ещё не наступило. Посещать церкви и открыто выражать любовь к богу после истовой любви к Ленину вошло в моду несколькими годами позже.
 С той поры генерал Скурыгин приобрёл в церковной лавке латунный крестик и носил его на груди, на атласной верёвочке. Нерадивого водителя оставил при себе, как оберег и возлюбил, как велено в «Библии» любить ближнего своего. Генерал уверовал, что шофёр тот не просто рулевой его персонального автомобиля, а проводник высшей воли. Мировосприятие генерала претерпело изменения.

             Веня был заинтересован в прочном служебном положении генерала. Падая с вершин, люди склонны хвататься за торчащие предметы и чужие головы. Венина голова располагалось в удобной близости от рук Александра Яковлевича.
-Могу предложить взаимовыгодную сделку, - заявил Скутельник.
             Генерал с интересом воззрился на собеседника.
             Скутельник рассказал о существовании «двойника». «Он храпит в соседней комнате», - пояснил Веня.  Поведал о роли Гуревича в устранении Оксаны Станкевич и о том, как удачно бывший комендант общежития вписался в образ Бенджамина Скута. О том, какой интерес к нему проявили американские друзья из фонда «Френд». 
-Мы передаём его вам. Он продолжает свою деятельность под вашим контролем. У вас и у нас развязаны руки. Начальству вы сможете предъявить «заморского кудесника» по первому требованию. Во избежание путаницы согласовываем наши действия. Таким образом, колдун и Станкевич постоянно в поле вашего зрения. Мы же ограждаем себя от неожиданных недоразумений, вроде вытрезвителей и сомнительных знакомств.
             Поразмышляв над сказанным, генерал удовлетворённо хмыкнул.
-Не дурно! – признал он.
             Генерал мысленно нарёк Гуревича «Жоржем» и прикидывал как можно с выгодой для государства и себя использовать интерес Запада к загадочному экстрасенсу. При любом раскладе Александр Яковлевич оставался в выигрыше. Если Гуревича разоблачают, как подставную фигуру, это можно будет отнести к заранее спланированной операции в интересах дела. Если потребуют предъявить настоящего Скута, - Скутельник всегда под рукой. Не понятным оставалось генералу, о каком «деле» шла речь. И для чего и откуда взялся Бенджамин Скут?
-Я думал это ваши «игрушки», вы в теме, - удивился Скутельник, вопросу генерала – Нашли, кого спрашивать! Я пешка, мыльный пузырь. Хлоп, - Веня ударил в ладоши, - и нет меня.
-Не лукавьте, Венедикт. Подозреваю, что о собственной роли вам известно больше того, что вы пытаетесь мне предъявить. Но как говориться: «Сказанное слово – серебро, а не сказанное – золото». Где, говорите, ваш «двойник»?
          Скутельник кивнул на закрытую дверь в глубине коридора.
-Мои люди позаботятся о нём, - сказал генерал.
-Только, я вас прошу, - Скутельник состроил умоляющую гримасу, - он мой товарищ и не виноват, в том во что ввязался.
-Не беспокойтесь. Его перевезут на служебную квартиру. Создадут все условия для плодотворной работы. В его жизни ничего не изменится, а если изменится, то к лучшему.
-Имейте виду, он ещё и книжки пишет.
-А, так это тот самый Гуревич?!
-Не знаю, тот или нет, но этот точно сочиняет. Так что вы аккуратнее с ним. Писатели народ с фантазией, непредсказуемы.
-Пусть пишет. Нам лучше. Почитаем. Если оправдает – лауреатом сделаем. Организуем аудиторию. Дадим «зелёный свет».
            В приподнятом настроении генерал покинул квартиру Скутельника. Через минуту в комнату Гуревича вошли двое в штатском и «за руки, за ноги» вынесли спящего. Веня запер за ними дверь и, позёвывая, отправился в спальню досматривать прерванные сны.
 
                53

           Известие о поступлении племянника в ведение «конторы» озадачило, но не испугало финансиста Закваскина. Без ребят с Лубянки не обойтись, понимал он. Пусть возятся с ним. Заодно поводят за нос любопытных вроде Гуано. Семёна Степановича занимали дела поважнее. Он разглядывал пробный экземпляр изделия из золота: точную копию бляхи с фигуркой оленя из скифских захоронений. Сверяя его с изображениями на фотографиях, Закваскин не находил отличий. Он вернул вещь Коле Василькову и уважительно пожал руку.
-Мастерское исполнение, - похвалил он.
           Ювелир протянул «патрону» несколько золотых пуговиц и получил в награду уважительное мычание. Коля сиял от удовольствия. Его распирали гордость и восторг, который он тщетно пытался умерить под скромно опущенными веками и кривой улыбкой. Он предвкушал «рёв фанфар и бурные овации», но тянул время, чтобы достичь наибольшего эффекта. Из картонной коробки на столе он извлёк завёрнутый в бумагу предмет. Закваскин с интересом наблюдал за манипуляциями ювелира и когда в руках Коли блеснул шаровидный кубок из золота, почти полностью повторяющая вещь из кургана Куль-Оба, Семён Степанович отступил на шаг в восхищении. Он взял сосуд обеими руками и повертел. В отличие от оригинала, где изображались эпизоды скифской жизни, рисунки на поверхности не повторяли, а дополняли уже известные сцены. Здесь скиф стрелял из лука, скакал на коне, разжигал огонь и лежал на боку, подперев голову рукой.
          Закваскин поставил кубок на стол и снова отступил, не сводя с него глаз.
-Поразительно! – воскликнул он. – За месяц, создать такое!!
          Коля улыбнулся и жестом пригласил Закваскина за собой. Минуя короткий коридор, они оказались в просторном зале без окон. Неоновые лампы под высоким потолком освещали пространство, где за отдельными широкими столами, поставленными в четыре ряда, трудились люди в белых халатах. Каждый стол отделяли пластиковые перегородки. К перегородкам были привинчены ячейки для инструментов.  Люди сидели спинами к входу кто на креслах с колёсиками, кто на винтовых табуретках, кто на деревянных стульях.
-Кому как удобно, - на ходу негромко пояснил Коля. – Видите бумаги на столе? (Закваскин утвердительно кивнул). Это эскизы. По ним мастера создают изделия.
             Двое молодых людей, стоя в коридоре, что-то негромко обсуждали, разглядывая рисунок, который один из них держал в руке. Они посторонились, пропуская Колю и Семёна Степановича, и продолжили разговор.
-Это наш мозг, - кивнул в сторону «курилки» Васильков. Несколько мужчин от сорока лет и старше в тумане дыма спорили между собой.
-Слушаются тебя? – спросил Закваскин. Против своего обычая перемещаться налегке, сегодня финансист явился с коричневым, кожаным портфелем. 
-Это на бумаге я начальник. В реальной жизни здесь все равны.
           В комнате с неоновым освещением, куда вошли Закваскни и Васильков, на железном столе возвышался кованый сундук полутора метров в длину с навесным замком на конусообразной крышке. Николай вынул замок из петель и откинул крышку. Она тяжело и с лязгом ударила железной рукоятью об стол, так что стол содрогнулся. Сундук был наполнен до краёв золотыми украшениями: браслетами, кольцами, гривнами, цепями, подвесками, пуговицами, бляхами, монадами. Золото поблескивало в свете ламп.
-Это похищенные контрабандистами и считавшиеся утерянными для человечества ценности, - невозмутимо пояснил ювелир финансисту Закваскину. – Здесь, разумеется не всё. Большая часть в мастерских, но скоро сундук наполнится. За ним остальные сундуки…
-Лихо! – похвалил Семён Степанович. - Не жалко расставаться?
-Грустно, - признался Коля. – Грустно, от того, что моё имя затеряется в истории, как тысячи имён неизвестных мастеров. Странно устроен мир. Взять этот браслет. –Коля вынул браслет из сундука, - Как ювелирное украшение в магазине он имеет определённый вес и стоимость, и не представляет никакой ценности для коллекционеров. Накиньте браслету пару тысяч лет, назовите утерянным сокровищем и его нарекут шедевром и продадут за баснословные деньги.
-Таков мир людей.
         Закваскин извлёк из своего портфеля плоскую жестяную шкатулку, по форме напоминающую гроб. Поставил «гроб» на стол, и аккуратно положил в него браслет. Затем туда же переложил из сундука несколько золотых блях и пуговиц и, секунду подумав, дополнил подвеской в виде дельфинов. Укладывая шкатулку в портфель, Семён Степанович сказал:
-На отвлечённые темы мы поговорим после, когда всё закончится. Через месяц мне нужен такой же сундук с изделиями. Справитесь?
-Если сбоев с материалом не будет – легко.
         Семён Степанович удовлетворённо хмыкнул и ободряюще потрепал Колю по плечу.
-Ничего, Коленька, заработаем денег, откроешь своё дело, большое, с размахом и впишешь своё имя в историю огромным вензелем «Н.В.» на украшениях, которые будут с руками отрывать не через тысячи лет, а ещё при твоей жизни. Построишь особняк за городом, заведёшь борзых. Привратник в ливрее с седыми усами и баками у входа с надменным достоинством будет отвечать просителям: «Барин отобедали и отдыхают. Никого пущать не велено!»
-Вас я пушу, -отозвался Коля.

                54
   
           «Клим» привыкший больше махать битой, чем шевелить мозгами, уважал в Закваскине его смекалку и неукротимую энергию. Он не верил никому, но доверял интуиции финансиста.
-Посмотрим новости, - сказал финансист Закваскин. Пультом включил телевизор и уселся на диван чёрной кожи с деревянными лакированными подлокотниками, закинув ногу на ногу.
          С экрана корреспондент в большой чёрный микрофон рассказывал об уникальной находке золотых раритетов, которые строители обнаружили во время рытья котлована. В кадре за спиной корреспондента виднелась яма с нависшим над ней ковшом экскаватора. Экскаваторщик с кривыми зубами в оранжевой пластиковой каске, напуганный камерой и неожиданной славой, мэкал и таращился. Из его путанного рассказа постепенно выяснилось, что работы пришлось приостановить, ввиду того, что «в ковше мною были обнаружены неопознанные блестящие предметы золотоносного происхождения»
  «По мнению экспертов, находка может стать сенсацией тысячелетия. Происхождение золотых украшений, обнаруженных на месте строительства жилого дома в Северном Бутово, эксперты предположительно относят к четвёртому, третьему векам до нашей эры. Точно такие же были извлечены из скифских захоронений в Крыму в начале девятнадцатого столетия русскими археологами. Затем раритеты разграбили. Больше полутора столетия сокровища считались безвозвратно утерянными для науки и человечества. Но сегодня, ковшом экскаватора приподнят плотный занавес, за которым скрыта тайна исчезновения золота древнего народа. Учёные стоят на пороге грандиозных открытий. Строительство жилого массива временно приостановлено до особого распоряжения…»
        Закваски приглушил звук и повернулся к Климову.
-Ну и что дальше? – спросил тот.
-Властям города предстоит решить, продолжать строительство жилого комплекса в Бутово, но закатать при этом в бетон возможные несметные сокровища скифов. Либо искать сокровища и платить сумасшедшую неустойку подрядчикам, за срыв плановых работ. Городу придётся пересматривать генеральный план застройки. Мировое учёное сообщество не допустит строительства на месте археологических раскопок. По меньшей мере, потребует отсрочки, с тем, чтобы провести изыскательские работы.  Во всех случаях мы в выигрыше. Подрядчики – это мы и ещё несколько крупных компаний. По неустойке мы получим немалые деньги. Городу это невыгодно. Нужно будет договариваться и с нами в том числе. Мы ребята покладистые, готовы идти на компромиссы, если нам пойдут навстречу.
-Каким образом?
-Увеличат нашу долю госзаказа, скажем ещё процентов на двадцать. Это миллиарды, уважаемый, Александр Степанович.
           Климов хищно сглотнул, как варан, чуя добычу.
 -Клад, пусть ищет кто угодно, при содействии государства, или негосударственных структур.  Найдём его всё равно мы. Наш штатный экстрасенс Бенджамин Скут, - продолжил говорить Закваскин. - Какую бы историческую ценность не представлял клад, в финансовом смысле он капля в сравнении с деньжищами, заряженными в строительство, но и кость в горле, тех, кто вынужден будет это строительство приостановить. Положением владеем мы. В нашей воле направлять события в выгодное для нас русло. Хотим заморозить строительство? Пожалуйста. Пикеты. Лозунги возмущённых народных масс: «Не дадим уничтожить сокровища, народное достояние, оставшееся в наследство от братского скифского народа!» Нужно остудить народный гнев? Пожалуйста! Сокровища найдены, описаны, освидетельствованы компетентной комиссией. Можно продолжить строительство.
           Властям будет выгодно дружить с нами, чтобы очередные сокровища не выплыли снова в неподходящем месте. Или выплыли, там, где ей, власти, будет удобно и когда ей будет удобно. Мы же не упустим своего. С государством удобно дружить и договариваться.            
-Ещё никому не удавалось шантажировать власть без тяжких последствий для здоровья, - возразил Климов. 
-Мы и не собираемся никого шантажировать. Мы предложим свои услуги. Нет лучшей смирительной рубашки для толпы, чем сказки, про сытое будущее. За непрерывной болтовнёй искусный фокусник прячет манипуляции своих рук. Болтовня - ширма, за которой скрывается действие. Мы подсунем толпе красивую легенду и шумиху вокруг сокровищ давно исчезнувшего народа. А настоящие, бюджетные сокровища «распилим» под шумок.
   
                55
 
          О находке в Северном Бутово заговорили в прессе и на телевидении. Финансист Закваскин не жалел ни денег, ни личной энергии, чтобы разогреть общественный интерес к золоту скифов. За «круглыми столами» учёные бились в словесных баталиях, доказывая свои точки зрения о происхождении древнего народа. Одни утверждали, что народ этот не такой уж и древний, если рассматривать его глазами Геродота. Их оппоненты напротив, ссылались на легенды и предлагали мнения других прославленных историков и своё собственное виденье для правильного понимания истины. Скептики считали полной профанацией само появление скифских сокровищ в столичном глинозёме. Но их быстро выключали из списков, приглашённых на телепередачи, а статьи, присланные в газеты, возвращали «на доработку».  В одном противоборствующие стороны соглашались: для исчерпывающих выводов - информации не достаточно. Нужно продолжать рыть московскую землю в поисках истины.
            В нарастающей шумихе смешались голоса учёных с воплями «обманутых дольщиков» и пока ещё осторожным ворчанием застройщиков. Последние ждали пояснений и указаний от столичных властей и на прямой конфликт не шли ещё и потому, что конфликтовать самим с собой не получалось. В правительстве столицы ждали, что скажет «отец города», которому закон по должности не позволял заниматься предпринимательством, но не воспрещал это занятие его родным и близким. Так же закон требовал от главы города вести хозяйственную деятельность с должным усердием и заботиться о жителях столицы. Понимая ответственность, мэр созвал приближённых, чтобы обсудить ситуацию в «узком кругу».
             Бывшие партийцы, а ныне соратники мэра, своевременно осознавшие ошибочность марксизма-ленинизма, но приученные «режимом» к дисциплине, дисциплинированно расселись на мягкие стулья вокруг огромного рабочего стола руководителя и приготовились слушать и высказываться, если спросят.
 Со стены с цветного портрета в золочённой рамки на собрание смотрел причёсанный, с хитрым уральским прищуром президент всея Руси. Под портретом, в удобном кресле, поблескивая лысиной, расположился кругленький, пышущим сытостью и здоровьем мэр. Как и у президента глаза его были с прищуром. Но если прищур президента не вызывал вопросов к его национальной принадлежности, то  разрез глаз московского градоначальника делал его своим у всех тюркских и монгольских народов, в зависимости от головного убора, который предлагали эти народы важному московскому гостю надеть на голову, когда этот гость отправлялся в служебные командировки по весям постсоветского пространства или принимал дружеские делегации, которые посещали столицу, один из немногих городов России, где после «великой перестройки» всё ещё бурлила жизнь во всех её проявлениях. Например, калмыцкий малахай делал мэра похожим на калмыка. Татарский бурек, надетый на тюбетейку – на татарина. Расшитая замысловатыми узорами узбекская тюбетейка – узбеком. К высокой каракулевой папахе богатого грузина не хватало изящных цаг на эластичной подошве с острыми носками, украшенных драгоценными камнями, так хорошо головной убор роднил московского градоначальника с кавказскими народами. Высокая цилиндрическая шапка вызывала любовь у армянской диаспоры. А киргизский тебетей из бархата, отделанный куницей или красный кызыл-тебетей, превращали главного московского руководителя в киргизского хана. Предметом гордости многострадального еврейского народа становилась иудейская кипа на макушке мэра, которому, дабы исключить ревность иудейских конфессий приходилось менять ермолки. С вязанной - на кожаную. С кожаной - на большую белую или, во-избежание пересудов, рядится в очень маленькую кипу-груш. Головной убор делал мэра везде «своим парнем», в некотором роде «отцом народов». От того к «отцу» в столицу стекались народы из всех концов постсоветского пространства, каждый со своей шапкой. Чтобы не обижать народы мудрый мэр носил кепки, тем самым, оставляя открытым вопрос о его национальной принадлежности, ибо кепка на голове градоначальника консолидировала и другие братские национальности населения столицы.
           Жена мэра, неожиданно обнаружила в себе талант бизнесмена, после водружении мужа «на княженье».  В короткие сроки обеспечила народное хозяйство страны изделиями из пластмассы. Её усердием каждая четвёртая домохозяйка Подмосковья замачивала грязное бельё в тазу или ведре, снятом с заводского конвейера предприимчивой бизнес-леди. Но, как известно не одними тазами, да вёдрами… Душа жаждала размаха. Заработанный капитал будоражил воображение, побуждал к покорению новых вершин. С неожиданным для окружающих постоянством молодая жена мэра выигрывала все крупные тендеры на строительные работы в городе. Или почти все. Её прозорливый ум и коммерческая хватка не оставляли конкурентам шансов на борьбу за место под солнцем, ибо опираясь на свой гений провидца, она всегда знала куда в городе можно выгодно вложить капитал, который прирастал и множился.
           Сегодня «молодая» скромно сидела о правую руку градоначальника.
           О левую руку мэра восседал первый заместитель премьер-министра Москвы, и руководитель департамента строительства в одном лице, такой же лысый и такой же сыто выкормленный, как и начальник – в советском прошлом, как и все - товарищ, а ныне, так же как все – господи. Рельсин Григорий Иосифович. Остро отточенным карандашиком он постукивал по раскрытому блокноту на столе и хмуро смотрел в пространство, куда-то поверх по-мужски крепкого плеча жены начальника.
-Я собрал вас, господа, чтобы сообщить вам пренеприятнейшее известие, - заговорил мэр. Головы присутствующих «господ» повернулись к нему одновременно, как подсолнухи к солнцу. – У нас возникла небольшая проблемка. Строительство социально важного объекта в Северном Бутово пришлось приостановить на неопределённый срок. Мне уже звонили, - мэр возвёл глаза небу, покосился на портрет над головой и скорчил недовольную гримасу, - и попросили поставить вопрос на личный контроль. Это значит, что мы должны выработать правильное и единственно верное решение. Для тех, кто ещё не в курсе, - но в курсе были все, включая главного архитектора города и тех чиновников, что небольшой, но сплочённой группой разместились на стульях за столом, - повторю. Вчера в котловане на строительстве жилого многоквартирного дома были обнаружены золотые раритеты, предположительно из скифских захоронений. Прозвучали даже мнения авторитетных экспертов, что это могут оказаться не просто частью сокровищ, а сами захоронения…
-О господи! – горько и с чувством выдохнул Рельсин. Он как никто другой понимал всю серьёзность положения.
-…Именно, Григорий Иосифович! - с такой же неподдельной горечью и тревогой воскликнул мэр. – Послал господь на наши головы испытание!
-Так ведь радоваться надо, коль господь нам испытания шлёт. Да, какие! – Раздался ликующий фальцет «с галёрки». «Подсолнухи» разом обернулись туда, откуда исходил голос. Обладателем фальцета, оказался молодой, но перспективный главный инженер стройки. Его пригласили, как очевидца происшествия, или как «главного свидетеля» «по делу о сокровищах».
         Рельсин пренебрежительно отмахнулся от главного инженера:
-Молод ещё. Не ведает что несёт.
         Главный инженер вжал голову в плечи и потупился. Все снова воззрились на начальника.
-Нам следует принять решение. Замораживаем строительство - город несёт убытки, - мэр многозначительно посмотрел на жену. – Продолжив его, мы становимся ослушниками, - он снова посмотрел в потолок и покосился на портрет за спиной, - и вандалами, попирателями общечеловеческих ценностей. Что скажет руководитель комплекса перспективного строительства города?
             «Подсолнухи» повернулись к Григорию Иосифовичу. Тот заёрзал на стуле и заговорил со значительностью в голосе:
-Генеральный план строительства пока ещё только разрабатывается. Следовательно, есть возможность для манёвра. Если упомянутые сокровища имеют место быть и их местонахождение подтвердиться, то мы, имеем право участвовать в их разработке, как наделённые государственными полномочиями представители законной власти. Если золота нет, мы вправе возобновить строительство. Вопрос в том, что городу, ну и горожанам, разумеется, - Григорий Иосифович отвесил два лёгких кивка мэру и его супруге, - важнее: сокровища или строительство.
-Хорошо бы и строительство продолжить, и сокровища отыскать, - высказалась «молодая» и, затаившись, вопросительно посмотрела на мужа. Тот ответил суровым взглядом, затем ласково улыбнулся.
-Хорошо бы, - согласился он.
-Строить мы можем, где угодно, исходя из наших возможностей, - сказал «главный строитель» города Рельсин и, подумав, добавил, - и искать сокровища мы тоже можем где угодно. Там, где окажется, что строить нельзя, мы можем искать. А где не найдём, там уже можно будет строить, потому что после поисковых работ потребуются работы восстановительные.
         Мэр удивлённо вскинул брови и радостно улыбнулся.
-А ты молоток, Григорий Иосифович! – похвалил градоначальник. – Котелок варит!
-Вот и кодовое название поисковой операции сокровищ и реконструкции города готово! «Генплан возможностей»! -  воскликнул радостный фальцет.
         Головы повернулись на фальцет. Человек стушевался и уставился в стол, пунцовый от стыда.
-Правильно, - неожиданно поддержал предложение мэр. Принятое решение значительно улучшило его настроение. – Но чтобы действие не опережало мысль – нам необходима достоверная информация о золоте скифов и его количестве. Поисковые работы могут затянуться. Процесс необходимо ускорить.
          Собрание погрузилось в задумчивое молчание. Все как один искали решение, смотрели в стол, стараясь не наскочить на сумеречный взгляд мэра. Руку поднял начальник пресс-службы Ким.
-Слушаю, Анатолий Сергеевич, - ободрил подчинённого мэр.
-Возможно это прозвучит не совсем обычно, но сама ситуация тоже необычна. Сокровища и всё такое…
-Не стесняйтесь, говорите, - настойчивее подбодрил начальник.
-Что если привлечь к поисковым работам экстрасенса. Колдуна.
           В наступившей тишине было слышно, как кто-то неосторожно скрипнул стулом.    
-Вполне приличный специалист. Известная, теперь уже личность и не только в Москве. Услугами его пользуются многие достойные лица…
           Начальник пресс-службы вопросительно смотрел на главу города: стоит ли продолжать?
-Да, до меня дошли слухи, - кивнул мэр. – Он кажется иностранец?
-Бенджамин Скут. О нём мало достоверных сведений. Информация противоречивая.  Но возможности экстрасенса, видимо, настолько уникальны, что после нескольких показательных выступлений телевиденье и пресса перестали о нём говорить. Их молчание красноречивее любых слов.
            Снова образовалась пауза.
-От нас не убудет, - наконец заговорил градоначальник. – Если официальная наука буксует, почему бы, не воспользоваться передовыми технологиями. Циолковского тоже считали того, - мэр покрутил пальцами в воздухе, - не нормальным. А теперь, поди ж ты, летают в космос, не гнушаются идеями «сумасшедшего». Как говорится, не всё, то плохо, что нам не понятно. Займитесь этим вопросом, Анатолий Сергеевич. Но аккуратно. Без суеты и не громко...   

                56

            Столичная жизнь выбивала из Скутельника последние брызги романтика и наполняла кислым соком прагматизма. Всё реже он напивал себе под нос мелодии «Битлов» или сочинял двустишья на ходу. Всё чаще голова его была занята денежными подсчётами и прожектами. Если до приезда в Москву деньги и будущее мало занимали его, а желание жить и радоваться, и не сожалеть о прожитом дне, потому что впереди ещё много интересного и всё нужно успеть – питали его энергию, то теперь в поступках Венедикт чаще опирался на трезвый расчёт и выгоду. По поручению начальника он заводил полезные знакомства, которые предполагал впоследствии использовать с пользой для себя.
           Скутельник познакомил Крутеева с нотариусом Кудрявкиным. За небольшое ежемесячное денежное вознаграждение нотариус освобождал главного редактора от посещения нотариальной конторы. Скутельник приносил Кудрявкину доверенности, банковские карточки и иные документы, подписанные Крутеевым. Нотариус оформлял их, закрывая глаза на отсутствие главного редактора в кабинете нотариуса. По обоюдному согласию сторон Крутеев звонил нотариусу, подтверждая, что документы подписаны им и тот визировал их подлинность. Веня выступал конфиденциальным поверенным между начальником и юристом. Крутееву льстило наличие у него «ручного», как он полагал, нотариуса. Кудрявкин в свою очередь проникся уважением к бизнесмену и организатору газеты, популярной у населения России. Первый считал, что купил удобного партнёра. Второй, - что приобрёл солидного и порядочного клиента. Оставаясь связующим звеном между ними, Веня дивился беспечности людей. Либо ему безмерно доверяли, либо считали не способным на инициативу в корыстных целях, решил Скутельник. Подобный подарок судьбы выпадает нечасто, размышлял Веня, и не использовать его было бы глупо.

           В министерстве по печати на Большой Никитской в старинном особняке за каменным забором Скутельнка встречали радушно. Он не скупился на подарки и не забывал поздравить сотрудниц отдела регистрации средств массовой информации с общенациональными праздниками и днями рождения. Обласканный вниманием женщин он не забывал отвесить комплимент или участливо выслушать историю о семейных неурядицах. Однажды Веня по просьбе Татьяны Копейкиной перевёз на служебном микроавтобусе холодильник и газовую плиту из квартиры Татьяны с улицы Мосфильмовской на садовый участок в Михнево.
 Дороги развезло от талого снега. Автобус застрял в жидкой грязи. Часть пути до бытовки холодильник и плиту пришлось тащить на себе по лужам. Веня самоотверженно преодолевал трудности. Водитель помогал нести и кряхтел от натуги, не смея выражать неудовольствие перед лицом терпеливо страдающего товарища. Скутельник помнил, что мужество, как бы прекрасно оно ни было бы описано в книжках, меркло в глазах женщин перед реальным подвигом в сражениях с бытовыми неурядицами. Модельные ботинки Вени потеряли первоначальный вишнёвый цвет, чавкали и пришли в полную негодность. На Копейкину и её мать, маленькую пожилую женщину, испорченные туфли Венедикта произвели неизгладимое впечатление. Они пытались загладить свою вину, и как Скутельник не отпирался, сунули мужчинам по бутылке водки и свёрток бутербродов с любительской колбасой. Отныне сердце Копейкиной и двери отдела регистрации были открыты для Вени. Он почувствовал к себе окрепший интерес незамужней женщины и навострился: перешёл на дружеское «ты», но, не переступал грань, отделяющую служебные отношения от претензий Татьяны на большее.

                57

            В департаменте имущества центрального округа на Мясницкой, Скутельник познакомился с дамой среднего возраста, с внушительным бюстом и деловой хваткой.   Табличка на дверях её кабинета указывала: Валентина Ивановна Камарина. Дама оформляла договор аренды. Дело не подвигалось. Постоянно находились новые препятствия к завершению процедуры. Веня терпеливо привозил недостающие бумаги, но выяснялось, что недостаёт ещё чего-нибудь, пока Скутельник не спросил прямо, чем может быть полезен. Камарина подняла глаза от раскрытой папки и шепнула: «Моей дочери нужен новый компьютер».
           Крутеев распорядился. Вечером Скутельник лично отвёз «подарок» на квартиру в Долгопрудный. Когда агрегат установили на компьютерный столик в комнате дочери, Валентина Ивановна предложила Венедикту чаю. Шёлковый синий халатик едва прикрывал округлые колени женщины и, подвязанный тонкой тесёмкой на ещё не потерявшей привлекательности талии, подчёркивал основательные формы. Ноздри Венедикта платонически раздувались. Он попросил налить ему полную кружку. Несколько раз, ухаживая за гостем в кухне, хозяйка уютной квартиры, где помимо нового компьютера, стояло много дорогих предметов, «нечаянно» задела спину молодого мужчины горячим телом. Веня чувствовал, как пылают его щёки и уши, а кровь мощными толчками пульсирует от груди в живот и ниже до самого паха. Рука сама собой легла на бедро Валентины Ивановны. Та изобразила лёгкий испуг широкими глазами и застыла в вопросительном ожидании с фаянсовым чайником в руке.
-Вам перо село, - ответил Веня и сдул с пальцев невидимую пушинку.
-Наверное, от подушки отстало, - согласилась Валентина Ивановна и подлила Вене в чашку кипятку, прижавшись, животом и грудью к его руке. Близость женщины и понимание того, что под халатом отсутствует нижнее бельё, с безудержной силой толкало Веню к решительным действиям. – Дочь гуляет с собакой. Через тридцать минут она вернётся.
          К возвращению дочери и таксы на поводке Веня торопливо допивал остывший чай. Валентина Ивановна поправляла помятую причёску и оправляла халат. Щёки её рдели спелыми яблочками. Глаза блестели томной благодатью.
-Застегнись, - шепнула она Скутельнику, указав взглядом на молнию брюк, когда тот вышел из-за стола. Веня поздоровался с девушкой-студенткой. Погладил собачку. Собачка крутилась под ногами, цокая по паркету чёрными коготками на кривых лапках, и норовила лизнуть руку розовым, шершавым языком. 
           Договор аренды был подписан без проволочек. В благодарность за содействие Скутельник пригласил Валентину Ивановну в ресторан. Но к своему удивлению оказался сам в роли приглашённого. Валентина Ивановна уверенно и негромко распорядилась на входе в заведение, что располагалось в подвальчике недалеко от Мясницкой.  Метрдотель в чёрной паре усадил их за сервированный стол. Официант вырос по правую руку Валентины Ивановны, выслушал негромкие указания и выполнял свою работу безукоризненно, то подливая красное вино в бокал, то унося и поднося новые блюда. В конце ужина Скутельник попросил счёт. Его просьбу вежливо отклонили.
-Не нужно беспокоиться, - негромко и со сдержанной улыбкой пояснила чиновница, - это мой ресторан, мои люди. Я угощаю. Сейчас мы отправимся ко мне на дачу. Завтра выходной. Дочь после института приедет только вечером. Нам никто не помешает.
           Двухэтажный особняк с подвалом, гаражом и сауной с небольшим бассейном прятался в сосновом бору на семидесятом километре Ярославского шоссе. Из окна столовой в сумерках виднелся пруд, присыпанный ноздреватым снегом и затянутый ледком с серыми полыньями посередине. Верхушки сосен покачивались на ветру. В камине разгорались берёзовые поленья. Веня откупоривал шампанское и поглядывал на настенные часы с боем, прикидывая, как и в какое время будет выбираться из незнакомого места.
           Валентина Ивановна перехватила его взгляд и сказала:
 -Если тебе нужно в город я отвезу. Завтра. Сегодня ты мой гость. У тебя есть женщина?
-Нет. Серьёзные отношения отнимают время.
-У мужчины должна быть женщина. Ты не женат. Принадлежишь себе. У тебя должно быть масса времени.
           Бутылка выстрелила, Веня разлил пенящееся вино по хрустальным бокалам.
-Я принадлежу себе, но моим временем распоряжаются другие. Пока, во всяком случае.
          Ответ гостя слегка озадачил Валентину Ивановну. Она коснулась бокалом бокала Вени. Хрустальный звон малиновым колокольчиком порхнул по комнате. Они отпили по глотку.
-Ты отличаешься от других. Я не сразу догадалась чем. Всё, чем ты занимаешься второстепенно для тебя.  В тебе есть потайное дно.
-Оно имеется в каждом, - ответил Скутельник. Он поставил бокал на стол, покрытый белой скатертью, и обнял хозяйку дома за талию. – Я не кроссворд и не хочу быть разгаданным. Иначе ты потеряешь ко мне интерес.
Валентина Ивановна откинула голову и отвела в сторону руку с бокалом. Скутельник поднял женщину на руки и понёс в спальню.

         Они лежали в темноте без одеяла, ещё влажные. Дыхание медленно восстанавливалось.
-Зажги свет, - попросила женщина. – Шнур у тебя над головой.
          Скутельник поискал в темноте и потянул выключатель. Предметы в комнате возникли, как по волшебству: комод, круглое зеркало над ним, два кресла у зашторенного розовыми гардинами окна и опрокинутый стул орехового дерева с гнутыми ножками близ овального столика и свисающим бюстгальтером на нём.
-Почему ты ни о чём меня не спрашиваешь? – поинтересовалась Валентина Ивановна. Она перевернулась на живот и легла грудью на руку Вени.
-Например?
-Где мой муж и есть ли он вообще. Тебе не интересно?
-Зачем отвлекаться на пустяки? Твой муж не с нами и этого достаточно.
-У меня нет мужа.
-А, ресторан, особнячок, «Land Cruiser», - заслуга «бывшего» или наследство от любимой бабушки?
-Зачем тебе?
-На одну зарплату такое не купишь.
         Валентина Ивановна перевернулась на спину и села.
-В нашем ведомстве руководство меняется примерно раз в пятилетку. А с ним обновляется «рядовой» состав. Основной принцип постоянных реорганизаций: «Сам поел, освободи место голодному».
-Яма, которую нам смертным не закидать.
-Верно. Ты взрослый мальчик, должен понимать: во взрослые игры играют взрослые дяденьки и тётеньки. Недвижимость игра для очень взрослых и богатых людей. Здесь не едят простой хлеб. Его намазывают чёрной икорочкой. Зазеваешься - останешься голодным. Пять лет небольшой срок. Нужно поспешать. Поэтому недогадливые стоят в очередях и подъедают крохи, а умные, вроде тебя, ублажают дамочек среднего возраста, вроде меня.
-Валентина, - начал было Скутельник. Женщина отмахнулась:
-Не напрягайся, Венедикт. Мы оба знаем, почему ты здесь. Тебе нужен свой человек в нашем ведомстве. Мне нужно немного мужской ласки. Иначе компьютером бы вы не отделались.
-Всё предельно ясно.
-Что тебя не устраивает?  Не нужно врать про высокие чувства. Каждый получает, чего хочет.
        Веня нашёл сказанное справедливым.
-Не грусти, - ободрила его Валентина Ивановна. – Я, как и ты, верила в искренность, доброту, во всё, о чём пишут в «правильных» книжках. Оно есть, никуда не ушло, но в другом мире. Не там, где крутятся большие деньги. Если хочешь заработать много денег – забудь про любовь. Если хочешь искренней любви – не прикасайся к большим деньгам. Все хотят и любви, и денег. Но, заметь, как только появляются шальные деньги, любовь куда-то растворяется. И наоборот. Люди, потерявшие власть и богатство, - ищут утешение в любви.
-Тебе бы трактаты писать.
-Налей, лучше, шампанского. Таймаут затянулся.
          Веня спрыгнул с кровати и вернулся с бутылкой и двумя фужерами. Встав на колени в пастели, он поставил бутылку на тумбочку и передал бокал женщине.
-Матч продолжается, - сказал он.
-Футбольный или хоккейный?
-Теннисный.
         Валентина Ивановна хохотнула, выпила вино и, бросив пустой бокал на ковёр, оседлала Веню.
-Ну-ка, давай проверим твою ракетку! – проворковала она и жадно впилась губами в левый сосок Скутельника.

                58
       
          В понедельник звонок из пресс-службы мэрии застал главного редактора «Дома новостей» Крутеева в рабочем кабинете. Заканчивалось обсуждение текущего номера членами редколлегии. Николай Аверьянович жестом попросил тишины и также жестом отправил редакторов и журналистов за дверь. Задвигались стулья, люди, подбирая со стола папки с бумагами, потянулись к выходу.
-Слушаю, Анатолий Сергеевич - сказал главный редактор, оставшись один.
-Николай Аверьянович, нам нужна ваша помощь, - обратился к нему начальник пресс-службы мэра Ким. – Мы будем очень признательны, если вы организуете встречу с господином Бенджамином Скутом.
          Крутеев почувствовал приятный холодок в животе. С ним всегда так бывало, когда внутреннее чутьё говорило о приближении какого-либо значимого события в его жизни. Уже то, что обратились именно к нему, можно было считать большой удачей. Мы можем играть в плюрализм мнений, в демократию и писать о чём угодно, напоминал главный редактор подчинённым, тем, кто «делал» газету, но с властью нужно дружить.
-Это будет официальный разговор или частная беседа?
-Возможны варианты, - уклончиво ответил Анатолий Сергеевич. Говорил он ровным, хорошо поставленным голосом, человека, не привыкшего к отказам.  – Встреча конфиденциальная. Никакой огласки. Звоните мне лично в любое время. Мы рассчитываем на вас, Николай Аверьянович. Всего доброго.
           Колёсики кресла подкатились к шкафу. Крутеев не вставая, открыл створку, ухватил бутылку, плеснул виски на донышко стакана и выпил одним глотком. Затем, перебирая ногами подкатился обратно к столу и по селектору вызвал секретаршу.
-Скутельника ко мне. Срочно!
            Через час Веня сидел в кабинете шефа. Ещё через десять минут разговаривал по телефону с Закваскиным. Всё идёт по плану, ответил финансист. Ещё через пять минут Скутельник уведомил генерала Скуратова о просьбе пресс-секретаря Кима.
-Любопытно, - сказал Александр Яковлевич. Секунду он размышлял. Затем ответил: - В этой ситуации мы не можем открыто курировать «Жоржа». Действуйте по своему усмотрению. Мы будем рядом.
              Веня почувствовал себя в роли дирижёра. Правда, количество музыкантов его оркестра оставалось неопределённым. Партитуры у всех разные. Но концерт обещал получиться весёлым.

                59
       
             Оставив за дверью «Бурана», Гуревич вошёл в обеденный зал пресс-центра «Дома новостей» на Петровке. Ворот чёрного сюртука был поднят. Широкополая фетровая шляпа и чёрные очки оставляли различимыми только гладко выбритый подбородок и крупный нос. Не снимая лайковых перчаток, он отвесил лёгкий поклон присутствующим и уселся за овальный стол.  Над «моральным обликом» «Скута» усердно поработали ребята из «конторы», отметил про себя Веня. С бывшим комендантом они не виделись около месяца. От былой развязности не осталось следа. Прямая спина, горделиво поднятый подбородок и не многословность отметали всяческие поползновения к фамильярности, к которой было, хотел прибегнуть Крутеев, вставая с места с распростёртыми объятьями навстречу «дружище Бену». Получив сухую улыбку, как оплеуху в ответ на радушие, Николай Аверянович ретировался и уселся на стул рядом с начальником пресс-службы Кимом. Бенджамин Скут отказался от предложенных ему горячительных напитков и чая с эклерами. Главный редактор насупился, но настаивать не стал и жестом отправил официантку Наташу в белом переднике за дверь. Она же исполняла обязанности кухарки.
-Мне поручено провести предварительные переговоры, - заговорил Ким. Сын корейского народа он был невелик ростом, коренаст, черноволос, почти без морщин на лице, с прищуром, из-за которого трудно было разобрать цвет глаз, а главное, так ли искренне они улыбаются, как улыбаются пухлые губы.   
           Всегда стеснённый временем Анатолий Сергеевич сходу перешёл к делу.
-Надеюсь, нет необходимости напоминать, чьи интересы я представляю. Поясню лишь, что люди, попросившие меня встретиться с вами, надеются на конструктивное сотрудничество. Взамен на услугу, которую вы могли бы оказать им, они предлагают вознаграждение, а главное дружбу.
-Чего именно вы хотите? – спросил Гуревич.
-Вот эти предметы были найдены во время раскопок котлована в Северном Бутово. – Ким вынул из внутреннего кармана пиджака и протянул «экстрасенсу» золотую бляху в виде оленя и золотую пряжку с изображением птицы. – Это часть из того, что обнаружили рабочие. Строительство по понятным причинам приостановлено. Эксперты считают, что на месте строительства, под землёй может находиться бесценный клад, имеющий огромное историческое значение. Современные технологии позволяют обнаруживать металлические предметы, но на определённых глубинах. Нам бы не хотелась терять время впустую и искать там, где искать, возможно, не следует. Исходя из сказанного, мы просим вас, господин Скут, помочь нам.
-Каким образом?
-Указать точное место нахождения сокровищ, опираясь на ваш уникальный дар.
             Гуревич бережно покрутил предметы в руках и положил перед собой на стол, стараясь не выдать растерянности. Предложение выходило за рамки его компетенции. Искать клады и развлекать женщин по ночам, изображая из себя загадочного кудесника, - не одно и то же. Собираясь на встречу, он получил от Скурыгина внятные указания: слушать, запоминать и не болтать лишнего. О кладах не упоминалось.
-Мне нужно время, чтобы ответить, - сказал он.
-Чтобы ответить, согласны ли вы, помочь нам?
-Чтобы определить, где лежит золото и лежит ли оно где-то, - сказал Гуревич. 
            Ким откинулся на спинку стула и улыбнулся. Ответ его удовлетворил, а лёгкость с какой «колдун» принял предложение, даже приободрила. Будет чем порадовать начальника. От полноты внезапной приязни к экстрасенсу, Анатолию Сергеевичу захотелось сделать ему что-нибудь приятное. За неимением под рукой ничего лучшего он предложил выпить, так сказать по русскому обычаю, чтобы закрепит дружбу. Крутеев встрепенулся и коротким окликом позвал Наташу. Женщина чутко караулила за дверью и поспешно внесла серебряный поднос с лёгкими закусками и бутылкой виски. Вместе с подносом на столе появились стаканы. Не успел «дорогой гость» опомниться, как за него подняли тост. Мучительные дни воздержания от алкогольных напитков сделали бывшего коменданта раздражительным. Ему мечталось хотя бы на часок забыть про обязанности «волшебника», про приторную и постылую Оксану Станкевич, про незнакомые морды вокруг, которым всегда было что-то от него нужно. Хотелось простоты, ясности и водки.
          Главный редактор Крутеев знал порядок и последовательность, с какой належало действовать в отношении с властью. Он помнил, что услугу его не забудут. Но теперь, оценив ставки на кону, роли статиста ему показалось мало. Он ёрзал на стуле, подыскивая предлог для разговора, но начальник пресс-службы тоже был не из новичков и знал, чем, как и когда можно и нужно простимулировать полезных людей. Лозунгом его стратегии являлось: всегда и всё делать вовремя. Или: «дорога ложка к обеду».
-Касательно вас, уважаемый, Николай Аверьянович, - обмолвился он, слегка наклонившись в сторону главного редактора, - для начала поднимем тираж газеты втрое, чтобы сделать её более привлекательной для крупного рекламодателя. Порекомендуем им вложиться на долгосрочной основе. Например, страховые компании или финансовые учреждения.
-Премного благодарен! Но предупреждаю сразу: моё издание независимое и таковым останется.
-Не беспокойтесь, уважаемый Николай Аверьянович. Никто не собирается посягать на плюрализм и гласность. В стране объявлена демократия. Мы все помним об этом. Надеюсь, от вас не убудет, если иногда взгляды вашей газеты будет совпадать с мнением некоторых уважаемый людей города по некоторым вопросам.
-В рамках допустимого, - кивнул Крутеев.
-Вот и славно! Считайте, что договорились, - Ким легонько отсалютовал стаканом и отпил глоток неразбавленного виски. 
          Искушение оказалось выше сил Жоры Гуревича. Он взялся за стакан, отвёл глаза от строго взгляда Вени и выпил залпом с ожесточением и вызовом. Бывший комендант сделал над собой усилие, чтобы отказаться от следующей порции. Он порывисто встал.  Вместе с ним встали остальные.
-Эти вещи я возьму с собой, - заявил Гуревич. Он положил золотые украшения в боковой карман сюртука. – Мне необходимо поработать, поразмыслить.
-Э-э-э… - замялся начальник пресс-службы мэра. Он взял раритеты под расписку, частным образом, так, чтобы никто не знал и теперь попадал в неловкое положение.
-Не беспокойтесь, Анатолий Сергеевич, - вмешался Скутельник, - я прослежу за тем, чтобы завтра утром эти вещи вернулись к вам. Ведь так, господин Скут?
-Именно, - подтвердил «колдун». – Господин Скутельник получит драгоценности завтра через моего поверенного.
            Веня кашлянул в кулак и вызвался проводить гостя к машине.
-Зачем ты схватил золото, болван?! – шепнул Веня на ходу. - Что тебе с ним делать?
-А как, по-твоему, я могу определить, где зарыты сокровища не имея под рукой образцов?
-Смотри не вздумай заниматься самодеятельностью и указывать где лежит золото. Себя погубишь, дело завалишь. И не пей больше!
-Ты что моя мамочка? – огрызнулся Гуревич. – Заводи, поехали! – приказал он «Бурану», делая вид, что не заметил его обозлённого лица. Прислуживать «фраерам» было для «Бурана» крайне унизительно. Он бы давно заставил обоих «колдунов» и хитроумного финансиста Закваскина сожрать собственные уши, если бы не привычка к дисциплине и опасение подвести «Клима». Приходилось терпеть.

                60
    
            Весть о приостановке строительства жилого дома в Бутово не на шутку обеспокоила Светлану Соколову. Она продала «хрущёвку» в Туле, вложила все имеющиеся средства в будущую квартиру и даже заняла деньги в банке. Ипотечное кредитование в Москве находилось в первобытном развитии и понятия о том, что это такое и с чем его едят, большинство москвичей имели весьма пространные или не имели вовсе. Деньги на жильё занимали у родственников, друзей или у знакомых через знакомых под большие проценты. Однако кредитование банками населения набирало обороты. Соколова оказалась в авангарде заёмщиков. Всё подсчитала и при удачном раскладе надеялась избавиться от долгов перед банком через пять лет.
             Её примеру последовал Хусейнов. Работа сблизила их. Прежние отношения переродились в дружеские. Их многое роднило: и социальное положение, и литературные наклонности, и стремление «выбиться в люди». Татарские корни Хусейнова и природная смётка Соколовой подсказали обоим, что держаться нужно вместе и помогать друг другу по возможности. Только так можно быстрее и вернее добиться успеха. Потому Феликс прислушался к совету бывшей любовницы, продал жильё в Казани. Недостающие деньги занял в банке и вложился в строительство квартиры в Бутово. Через полтора года они с Соколовой станут соседями и не исключено, что по лестничной клетке, с удовольствие думал Хусейнов. Его радужное настроение омрачил звонок Светланы поздно вечером.
-Слышал, что строительство нашего дома заморозили на неопределённый срок? -   спросила она. – Нашли какие-то сокровища…
-Откапают и снова примутся за работу. А нет, так в другом месте построят.
-А если это только повод? Забыл, как наших родителей государство «натянуло» с денежными накоплениями?! Теперь за нас взялись…
           Напоминание о судьбе родителей внесло смятение и нагнало страха на Хусейнова. Перспектива остаться без денег и жилья ему не улыбалась. Феликс знал, как просто государство отказывается от своих обязательств перед рядовыми гражданами, и с какой лёгкостью виновные уходят от ответственности. Ему, как журналисту не нужно было рассказывать, что ни одно уголовное дело о крупных хищениях в «обновлённой России» даже не довели до суда.

           Братья Саркисян не были знакомы ни с Соколовой, ни с Хусейновым, но вероятность попасть в ряды обманутых дольщиков косвенно коснулась и их. Обременённые семьями они устроились в Москве с комфортом. Были у них и квартиры, и личные автомобили, и любовницы. Имелись так же дальние и близкие родственники, которых всего этого ещё не нажили, но очень хотели нажить. И не где-нибудь в пригороде Еревана, а хотя бы на окраине Москвы. Для начала.
            Стыдно было посылать родственников в банк. Сами управимся. Потом отдадите, сказали братья родне и внесли необходимую сумму в строительство. Не последние, но своё и много. «Замороженная» стройка взбунтовала горячую кровь среднего и младшего братьев Саркисян. На Авага посыпались упрёки.
-Какие к чёрту сокровища! – размахивал руками младший Васак.
-Давай, скажи своему Закваскину, что раз они нас не предупредили, то пусть возвращают деньги или ищут свои сокровища в другом месте! – требовал средний Баграт.            
          Никто из братьев не догадывался о масштабах намеченной операции финансистом Закваскиным. Знали лишь, что подрядчиком является строительный холдинг «Лета», которым управлял Семён Степанович. С него и спрос.
-Вот сами ему и скажите! – обозлился Аваг. Ему надоело нести ответственность за всех Саркисянов.
          Предложение остудило пыл среднего и младшего. Они уселись рядом со старшим и стали думать, что делать?
-Слышал я, народ московский собирается организовать пикет с плакатами у котлована. Требовать вернуть деньги или продолжить строить. Может, пойдём? – предложил Баграт.
-Нет, не пойдём, - ответил Аваг. – Выждем. Время есть.

            В отличие от братьев Саркисян Соколова и Хусейнов ждать не стали, а собрали инициативную группу. Выявили в рядах, обманутых дольщиков адвоката и вместе с ним составили петицию градоначальнику с требованием «остановить беспредел». Быстро смастерили статью, подкрепили её фотографиями демонстрации москвичей у котлована и предложили Крутееву опубликовать материал.
-Пусть полежит, пока, - ответил Николай Аверьянович журналистам.
-Почему? – спросила Соколова.
-Потому, - ответил главный редактор.
-Злободневная тема, пойдёт на «ура!» - подхватил почин подруги Хусейнов.
-Тебе какая корысть? Ты с какого боку к этой статье? – удивился Крутеев.
-Я обманутый дольщик. И она тоже.
             Крутеев озадаченно почесал лоб.
-Пока ещё никого не обманули. Строительство приостановлено, а не остановлено. Скоро всё решиться. – Он многозначительно поднял указательный палец. – Знаю из достоверных источников. Идите, работайте...

-Не верю я ему, - призналась Светлана на улице. – Ему «по барабану» наши с тобой беды.  Сытый - голодного не разумеет. Отнесём материал «конкурентам».
           «Конкуренты» оказались сговорчивее. Гневный тон статьи Соколовой и Хусейнова подхватила независимая пресса. В СМИ заговорили о «беспределе» московских строителей и о молчаливом попустительстве беспределу руководителями города.

                61

-Видал?! – мэр гневно собрал ворох газет и подбросил на рабочем столе. – Читал?!
-Мы же ничего ещё не сделали, - обижено оправдывался Рельсин.
-Вот именно. Ничего! Только задымилось, а нам уже по зубам норовят сунуть. Представь, как начнут топтать, когда мы сделаем официальное заявление…
-А какое заявление мы сделаем?
-Какое?! – Мэр уставился на начальника пресс-службы.
-Колдун молчит, - пожал плечами Ким. – Ждём.
-Не ждите, а звоните ему. И чтобы ответ был у меня через час.
            Телефоном «колдуна» Анатолий Сергеевич не располагал и информацией где его искать тоже. «Связным» между ними оставался Крутеев и его люди. Имелась ещё одна зацепка в лице журналиста Грязева.  Ким держал его в поле зрения и иногда подбрасывал полезную для газеты «Дом новостей» информацию. Грязев старался угодить всем, кто мог оказаться ему полезным. Киму он смотрел, что называется в рот, в надежде, что тот за преданность возьмёт его к себе в штат. Не очень рассчитывая на удачу, Анатолий Сергеевич набрал номер журналиста, но тот оказался вне зоны досягаемости. Оставалось ждать

                62               

             Организм Жоры содрогался в мучительных спазмах. Стоя на коленях, он обнимал унитаз и, время от времени издавал рычащие и хрипящие звуки. Журналисты Грязев и «Веро» с американским другом Гарри Баранофом молча сострадали рядом, но не смели вмешиваться.  «Беня» не разбирая, вызвал Грязева среди ночи на вечеринку вместо Оксаны Станкевич, нечаянно спутав кнопку в электронной записной книжке телефона.  Одухотворённый Грязев подхватил товарищей «по цеху» и когда компания ввалились в новую квартиру экстрасенса, в предвкушении веселья, - хозяин был уже изрядно пьян и агрессивен. Вместо ласки гости получили крепких затрещин, перепугались и собирались ретироваться. Их остановил Бараноф.
-Грешно оставлять друга одного, - сказал русский американец. Разговор с начальником пресс-службы мэра и Бенджамина Скута был прослушан и записан Филом Гуано с лёгкой руки Андрея Грязева. За вознаграждение журналист согласился прикрепить «жучка» под   стол начальника в обеденном зале. Опасения журналиста о том, что он завербован иностранной разведкой, развеял Гарри Бараноф, «Мы в такие игры не играем, - утешил он Грязева, ласково положив руку ему на колено. – Если мы перестанем помогать друг другу в этом неприветливом мире, где каждый норовит обидеть нас, - станет совсем плохо. Сегодня ты помог нам, завтра мы тебе. Верно, милый!» Нежность друга растопила лёд сомнений в душе журналиста Грязева. Председатель некоммерческой организации Гуано с нетерпением ждал обещанных экстрасенсом указаний местонахождения сокровищ.
           Гуревич почувствовал себя лучше и потребовал водки для окончательного оздоровления организма. Бараноф, помнил русский обычай не ходить в гости с пустыми руками. Он метнулся в прихожую к пальто на вешалке и извлёк из кармана бутылку «Столичной». Откупорил её и налил в стакан. Жора, сидел на ковре. Он, морщась, выпил первую порцию. Затем потребовал добавки. Бараноф плеснул ещё. Он попытался заговорить с Бенджамином по-английски, но наткнулся на строгий взгляд, граничащий с ненавистью, и отшатнулся.
-Ты мне это брось! – пригрозил Гуревич. – Говори так, чтобы тебя все понимали.
          Разумеется, Жора имел в вид, себя. Но Бараноф понял иначе. Он оглянулся на Грязева и «Веро» и кивнул, оценив такт экстрасенса.
          В глазах Гуревича появилась осмысленность. Страдание на лице и болезненная бледность сменились оживлением и румянцем на щеках. Гуревич поднялся с пола и уселся за стол. Журналисты с подобострастием ловили каждый жест великого кудесника.   
          С возвращением жизненных сил чувство стыда и тревога овладевали Гуревичем. Он помнил данное обещание не пить и теперь усилиями мысли пробивал брешь в сознании во вчерашний день сквозь плотную стену алкогольного дурмана. Перед глазами вспыхивали и гасли образы людей за огромным столом, обрывки разговоров и обещание. Гуревич напряг память. Его лицо просияло улыбкой, он вспомнил.
-Тут я кое-кому, кое-чего пообещал вчера.  Ну-ка, принеси мне карту города, - приказал он «Веро». – Она там, в моём кабинете на стене висит.
           Вася Пушко побежал выполнять распоряжение. Карта оказалась большой и справиться с нею в одиночку Веро не мог. Грязев вызвался помочь другу. Пока они возились, Жора отхлебнул прямо из бутылки. Бараноф укоризненно покачал головой. Он очень засомневался в успехе поиска сокровищ. 
          Журналисты принесли карту, расстелили на столе и разгладили углы. Хорошо были видны улицы и переулки и даже различимы номера домов. Гуревич поймал кураж. В нём проснулся Бенджамин Скут.
            Бывший комендант приказал принести ему из кабинета человеческий череп, и чучело совы, что стояло под потолком на книжном шкафу. Череп он установил на карте в северной части столицы, а сову - на юге. Зрители, затаив дыхание, наблюдали за манипуляциями своего кумира. Они не могли отвести глаз от мускулистых волосатых рук, которыми кудесник упёрся в стол, растопырив пальцы, и широко расставленных ног, затянутых в лосины. «Дядя Боря» выпирал и возвышался над столом с восточной части «земли московской» показывая западу всю свою несокрушимую мощь. Гуревич поискал глазами и обнаружил свой сюртук брошенным на полу у окна. Кивком головы он приказал подать его. Получив из рук Грязева сюртук, Жора ощупал карманы. Глаза его при этом бессмысленно смотрели в одну точку на лбу Баранофа, от чего американцу стало не по себе. Он невольно поёжился и отступил на шаг. Поиски окончились благополучно для Гарри. В руке «волшебника» блеснули золотые предметы. Грязев первым догадался, что это.
-Сокровища скифов! – восторженно прошептал он. Рука сама собой потянулась потрогать украшения.
-Не лапать! – грозно сдвинул брови Гуревич.
-Так это не миф?! – восхитился «Веро». До сей минуты шумиха вокруг найденных в котловане древних предметов, представлялась ему дешёвой журналистской «уткой». 
-Как видишь! Подумать только, чьи-то руки их создали. Тысячи лет они пролежали в земле, а выглядят, как новенькие! - ответил Грязев. Блеск золота его завораживал.
        Гуревич торжественно положил пряжку на карту и закрыл ею кремль. Золотой бляхой он «полетал» в пределах Садового кольца и приземлил её где-то в районе «трёх вокзалов».
-При такой конфигурации притяжения – тяга космической сублимации максимально приближена к параллелепипеду, - заявил он со значительным видом. Из присутствующих только Бараноф имел в активе попытку поступления в высшее учебное заведение, правда, безуспешную. От того фраза «экстрасенса» вызвала в нём неопределённое сомнение.  Остальных же свидетелей действа словесная белиберда мага ввела в благоговейный транс.
-Карандаш! – простёр правую длань Жора над картой Российской столицы. Он чувствовал себя полководцем, маршалом Советского Союза Георгием Жуковым, (Наполеона Гуревич презирал, за глупую затею воевать с Россией, и сходства с ним не искал). В ладонь экстрасенса тотчас сунули карандаш с остро заточенным, как игла, грифелем
          Для большей важности и таинственности Гуревич закрыл глаза и стал бормотать околесицу из области тары-бары, бурум-барам. Неожиданно он замолчал и, не глядя, ткнул остриём карандаша в карту. Все склонились над столом, чтобы посмотреть куда указал «перст провидения». Он указал на Моховую улицу, дом 11, строение 6.
-Записывай! – распорядился «экстрасенс» и ткнул кулаком в спину Грязеву для расторопности. Тот всегда носивший при себе ручку и блокнот извлёк их из внутреннего кармана мятого пиджака и стал торопливо писать. Сердце Грязева радостно стучало. Он становился одним из немногих свидетелей, того, как твориться история. Возможно великая история государства Российского. Рождённый в далёком Нукусе, пришелец, не знавший и не любивший Москвы, он понятия не имел, как не имели понятия его теперешние товарищи, что по этому адресу располагался знаменитый «Ректорский дом», старинный особняк, стоявший во дворе старого здания Московского университета, редкий образец барокко середины семнадцатого века. Дом некогда являлся главным зданием городской усадьбы князей Волконских и со временем отошёл к Московскому университету. Здесь в своё время жили Николай Надеждин и Виссарион Белинский, создавался и редактировался журнал «Телескоп» выпустивший первое из «Философских писем» Чаадаева.
         Новый укол карандашиком в карту наугад и пьяной рукой указал на Проспект Мира в дом номер три, в глубину двора, где прятались от улицы трёхэтажные палаты в Мещанской слободе, выстроенные ещё в шестнадцатом веке.
          Грязев усердно занёс и этот адрес в свой блокнот.
          Следующая отметина грифелем угодила в дом номер 58 на Бауманской улице, известный в истории города, как дом Щапова. Его построил в девятнадцатом столетии тогда ещё малоизвестный архитектор-модернист Фёдор Шехтель.
          Вдохновлённый водкой и вниманием зрителей, Гуревич продолжал бездумно колоть карту города острым грифельком. Так как края карты свисали со стола, экстрасенсу удобнее было орудовать в центре. Высунув от усердия кончик языка, Грязев записал неразборчивыми каракулями – Сивцев Вражек, дом 25/9. Карандаш угодил в угол Сивцева Вражка и Малого Власьевского переулка, где располагался деревянный дом ещё в 1830 году купленный отцом Герцена у графини Ростопчиной. Отсюда писателя увозили в ссылку в 1834 году, отсюда же он навсегда покидал Россию в 1847 году после ссылки. 
-Водки! – обернулся повеселевший «полководец» к Гарри Баранофу. Полстакана легли в распростёртую пятерню, опрокинуты в рот и возвращены быстрым движением.
-Эх! – воткнул Гуревич карандаш в очередную точку на карте. Наклонился и прочитал вслух: - Ильинка, дом номер три…
          Построенный в девятнадцатом веке по проекту архитектора Александра Никитина торговый комплекс стал одним из крупнейших в дореволюционном Китай-городе и впоследствии получил название «Тёплые ряды». Здесь в квартале между Ильинкой, Ветошным проездом и Богоявленским переулком велась бойкая торговля всевозможными товарами.
-Улица Сергея Радонежского, один, дробь два, - сощурив глаза и слегка наклонившись к карте, прочитал «Веро».
         Внесённая в «Альбомы партикулярных строений» Матвея Казакова усадьба купца Сергея Тарасова в Рогожской слободе состояла из пяти строений семнадцатого-девятнадцатого веков, включая главный дом с палатами, флигель и дворовые службы, и считалась одним из лучших зданий города.
-Молодец! – похвалил помощника Гуревич. Он воткнул карандаш в Большую Ордынку в   место, где располагалась усадьба Долговых, построенная Баженовым во второй половине восемнадцатого столетия для своего тестя.
-1-й Кадашевский переулок, семь, - радостно подхватил Грязев, видя, что занятие превратилось в развлечение.
-Большая Полянка, двадцать три, - поспешил озвучить «Веро» очередное попадание своего «патрона».
          Значительный заступ за красную линию улицы указывал на старину здания, а четное количество оконных осей и круглый угловой руст на первом этаже говорили о принадлежности его стилю барокко.
-Большая Никитская улица, семнадцать, - лениво провозгласил Гуревич. Игра начинала надоедать ему. Он тупо смотрел в месте последнего укола карандашом, совершенно не представляя, что угодил в Палаты в усадьбе князей Мещерских, имевшие в основе постройку времён шестнадцатого-семнадцатого веков.
-Всё, хватит! – отмахнулся Гуревич. Он последний раз ткнул карандашом наугад и отодвинулся от стола.
            Грязев поспешил накропать адрес, пробормотав себе под нос: «Никитский бульвар, шесть». Известный как «Соловьиный дом» он получил своё наименование благодаря тому, что здесь жил и создавал свои романсы композитор Александр Варламов. Но не только этим был знаменит дом. В восемнадцатом столетии дом принадлежал князю Якову Шаховскому. Позже князь Сергей Голицын устроил здесь литературный салон. В двадцатые годы позапрошлого столетья домом владел директор Императорских театров Фёдор Кокошкин. Здесь репетировали артисты Большого и Малого театров, участвовали в спектаклях Щепкин и Мочалов. Посещали дом Грибоедов и Пушкин.   
            Утомлённый трудами «полководец» уселся на диван и раскинул руки. Осоловелыми глазами он посмотрели окрест.
-Ступайте-ка вы братцы к чёртовой матери! Устал я. Поспать мне надо, - заявил Гуревич. В голове его мелькнула догадка. Он хитро ухмыльнулся, встал и, дотянувшись до украшений на столе, повалился с ними на диван, крепко зажав в руке. Через секунду Жора захрапел, показывая, что приём окончен.
-К чему эти адреса? – Грязев стал изучать записи в блокноте.
-Так, ничего особенного - изобразив равнодушие, ответил Бараноф. Объяснять журналистам, что под указанными зданиями зарыты сокровища - не входило в планы американца. – Дайка посмотреть, - потянул он руку к блокноту.
            Грязев сообразил, что обратно записи ему могут не вернуть под каким-нибудь благовидным предлогом. Он не знал наверняка, но предчувствовал, что стал обладателем чего-то значительного, от чего может измениться многое в его жизни и жизни других людей. Он быстро сунул блокнот во внутренний карман пиджака и даже повернулся боком, чтобы защититься от возможных посягательств на свой карман.
           Бараноф строго сдвинул брови. С его губ сползла благодушная улыбочка, которой он одаривал мир и при каждом удобном случае старался показать белые резцы, признак успеха и крепкого здоровья. Грязев битый жизнью в прямом и переносном смысле не стал дожидаться продолжения спора, а со словами: «Мне пора!» опрометью бросился в прихожую, сорвал с вешалки пальто, нахлобучил на голову несуразную вязаную шапку подобие беретки и блина и вывалился из квартиры, невольно громко хлопнув массивной дубовой дверью.
-Это что?! – развёл руками Браноф. – Что за свинья такая?! Он что о себе возомнил?
          «Веро» так же в недоумении развёл руками. Он мало понимал в том, что происходит. Обещанного веселья не случилось. Экстрасенс уснул. Зачем-то тыкали карандашом в карту города. Грязев сбежал.
-Пойду, догоню Андрюшу, - сказал он и выпорхнул на лестничную клетку.
-Чёрт с вами! – напутствовал журналистам американец. Он вернулся к карте на столе и стал разглядывать оставленные на ней карандашом отметины. Они были хорошо различимы. Бараноф убрал со стола на подоконник сову и череп и взялся складывать карту, как в комнату вошёл Скутельник. Веня верный своему обещанию приехал к Гуревичу забрать украшения, чтобы вернуть Киму.
-Вы кто? – спросил он, при виде незнакомца.
-Я близкий друг Бенджамина Скута, Гарри Бараноф, - ответил американец, выпуская края карты из рук.
-Вот как?! – усмехнулся Веня. – До какой степени вы близки?
-Мы соотечественники.
          Баранов даже не предполагал, до какой степени его слова соответствуют действительности, но не в том смысле какой он вкладывал в то, о чём говорил.
          Так вы тоже из Бердянска, хотел было съязвить Скутельник, но удержался и сказал:
-Вижу ваш друг не очень рад встрече.
          Оба разглядывали распростёртое на диване тело «экстрасенса».
-А вы кто? – в свою очередь поинтересовался Бараноф.
-Мы коллеги, - уклончиво пояснил Веня. – Так сказать, соратники. Ученик и учитель, в некотором роде. Какие теперь погоды в Вашингтоне?
-Простите?
-Я говорю, тепло, наверное, сейчас на Капитолийском холме?
-А… Не знаю, не бывал. Я с Западного побережья, - пробормотал Бараноф. Он был обескуражен и сильно расстроен несвоевременным появлением незнакомца.  Объяснить своё дальнейшее присутствие в квартире Гарри оказалось не чем и он, скрывая досаду за учтивой улыбкой, вышел вон.
-Что тут у нас? – Скутельник наклонился над картой, медленно стягивая с руки кожаную перчатку. С минуту он изучал уколы и круги, сделанные карандашом.
-Ни свет, ни заря вы уже на ногах, - услышал Веня голос за спиной. Он обернулся.  Финансиста Закваскина в сером плаще и со шляпой в одной руке стоял в дверном проёме комнаты. В другой руке он держал портфель. Тёмно-русые волосы Семёна Степановича были гладко зачёсаны назад, и на лице полном жизни и здоровья играла ироническая улыбка. – Наш общий друг в своём обыкновенном состоянии. - Он посмотрел на храпящего племянника с сожалением и неприязнью.
-Никогда не мог понять, что движет «Жорами»! – продолжил Закваскин, подходя ближе к Скутельнику. - Они приезжают в огромный город, переполненный музеями, театрами, выставками, храмами, всем тем, ради чего приличные люди едут к нам за деньги из-за границы, чтобы успеть посмотреть хоть что-то. А эти с позволения сказать, господа, живут здесь годами и избирают наикратчайшую дорогу через ликёроводочный отдел гастронома на пути к культурному самоусовершенствованию.
-Творческие личности склонны к алкоголизму, - заступился за товарища Веня.
-Ну, вы же не пьёте, как сапожник!
-Но я не пищу романы.
-Уж лучше бы их взялись писать вы, чем, - Закваскин красноречиво посмотрел на племянника. – В сторону лирику. – Бегло осмотрев комнату, карту и отметины на ней Закваскин сообразил, что к чему.
-Вижу, Георгий потрудился на славу в свете вчерашних договорённостей, - сказал Семён Степанович. Веня пересказал ему пожелания Кима вчера вечером по телефону, и теперь оба понимали друг друга без лишних объяснений. Закваскин некоторое время изучал адреса. Постепенно ироническая усмешка сползла с его губ. Он переводил недоверчивый взгляд с карты на племянника и обратно.
-Подумать только! – не громко, но с чувством сказал он. – Маловероятно, чтобы этот олух так досконально знал историю архитектуры города, но им отмечены исторические достопримечательности.
-Быть может, ему помогли?
         Закваскин вскинул вопросительно брови.
-Я застал здесь американца, незадолго до вашего прихода, – пояснил Веня. – Мне показалось - он хотел сложить карту и унести с собой.
-Да? В таком случае я заберу её, пока этого не сделали другие. Помогите мне.
        В четыре руки они сложили карту.  Закваскин сунул её в свой портфель.
-Нам ещё американцев не хватало, - пробормотал Закваскин.
-И что дальше? – поинтересовался Скутельник.
-А дальше мой выход! Пора начинать конструктивный диалог с власть предержащими.
-Моя задача?
-Для начала верните украшения господину Киму. Кстати где они?
           Не сходя с места, мужчины осмотрелись по сторонам. Взгляд Скутельника остановился на блеснувшем в кулаке Гуревича «жёлтом». Веня подошёл и, наклонившись, попытался разжать пальцы спящего. Тот недовольно заворчал и отмахнулся. Веня ловко перехватил его руку и взялся разжимать кулак, удвоив усилия. Гуревич очнулся. Два злых глаза изучали растерянную физиономию Скутельника, оценивая траекторию главного удара в переносицу. Постепенно злоба уступила место недоумению, а затем пьяной радости.
-Веня! – воскликнул Гуревич. Он порывисто обнял приятеля за шею обеими руками.  Привстал и дурными от нежданного счастья глазами смотрел на Скутельника, так и не разжав руки с украшениями. Фигура за спиной Венедикта привлекла внимание Жоры. Он наклонился влево, чтобы лучше разглядеть и тотчас испуганно отпрянул.
-И ты здесь, дядя Сёма?! – воскликнул он.
-Прямо как чёрт от ладана! - ответил Закваскин. – Снова за старое взялся. Смотри, допьёшься до зелёных чертей. Локти кусать станешь. Тебя в большое дело воткнули, человеком стать можешь, а ты сивуху лопаешь, как шантрапа вокзальная. В кого превратился! Рожа опухшая, облик человеческий потерял. Пропадёшь! И чёрт с тобой!! Не ты первый, не ты последний.   
           Гуревич как ребёнок набычился и надул губы.
-Сорвался. Больше не повториться, - промямлил он.
-Говори, с кем пил? Кто возле тебя вчера тёрся? Чего американцам от тебя надо?
          Гуревич уставился на дядю, что называется, «бараном на новые ворота».
-Пил сам. Помню после приехали журналюги, те, что меня из вытрезвителя увозили. С ними какой-то америкос из фонда защиты животных. Что делали - не помню.
-Карту города карандашом ты разметил? – терпеливо допытывался Закваскин.
-Какую карту? – Сквозь туман в голове Гуревич разглядел в памяти обрывки схем улиц и карандаш в руке. – Ах, да… Вроде бы я. Точно не помню.
-Болван! – Семён Степанович надел шляпу. – Проспись и приведи себя в божеский вид. Отдай Венедикту украшения. Они у тебя в руке!
          Гуревич удивлённо разжал кулак и посмотрел на золото, так словно впервые увидел его. Скутельник забрал «раритеты» и вышел вслед за финансистом.
-Ты сейчас поезжай к Киму. Верни предметы и передай мою визитку. – Уже на улице обратился Закваскин к Вене. Он протянул карточку. – Скажи, что действуешь по поручению Бенджамина Скута, что визитку он тебе передал.

                63
   
            Люди генерала Скурыгина не вмешивались, а выжидали, ничем не проявляя свое незримого присутствия. Нашпигованная жучками квартира «Скута» круглосуточно прослушивалась. Появление в ней настоящего американца вполне устраивало генерала. Теперь он, контролируя бывшую любовницу, одновременно защищал государственные интересы, владел ситуацией и получал информацию, что называется из первых уст. В истории с сокровищами он чувствовал подвох, но маховик несуразицы набирал обороты, образуя вокруг воронку, куда засасывало всё больше людей, переполненных тщеславием и амбициями. Остановить запущенный кем-то механизм становилось всё труднее. Опыт подсказывал кадровому разведчику не мешать развитию событий. Как бы они ни складывались - главное оказаться вовремя в нужном месте и грамотно доложить начальству, считал Александр Яковлевич. Из достоверных источников генерал знал, что «САМ» в разговоре со своим секретарём-референтом Ястребомженским поинтересовался находками на окраине Москвы. Александр Яковлевич терялся в сомнениях: стоит ли докладывать руководству о последних событиях вокруг найденных в котловане сокровищ или придержать информацию до поры до времени, пока не выясниться, какие силы задействованы в этом деле и с чьих сторон.

                64
            
         Финансист Закваскин выждал несколько секунд и поднял трубку звонившего на столе телефона.
- Закваскин, - сказал он.
-Здравствуйте, Семён Степанович. Я получил вашу визитку и готов выслушать.
-Здравствуйте, Анатолий Сергеевич. - Закваскина с удовлетворением посмотрел на настенные часы в кабинете. Не прошло и часа, как он передал визитку.  – У меня есть карта. Я получил её от Бенджамина Скута. Думаю, в рекомендациях он не нуждается. На карте рукой экстрасенса указаны адреса, где следует искать сокровища скифов.
-Почему он передал карту вам?
-Потом что, у нас с господином Скутом подписан контракт. Мы - это группа компаний «Лета». Строительство и финансы. По условиям контракта все изобретения и открытия, сделанные господином Скутом, являются собственностью компании.
-Любопытно. И чего же вы хотите?
-Дружбы с теми, кого вы представляете и немного, сверх того.
-Я передам ваши пожелания. Всего хорошего.
-До встречи.
         В том, что она скоро состоится, финансист Закваскин не сомневался. Он набрал номер Николая Василькова.
-Здравствуй, Коленька! – приветствовал Семён Степанович ювелира. – Как подвигаются дела?
-Второй сундук почти заполнен, - ответил Коля.
-Умница! - похвалил Закваскин. – К концу недели к тебе заедут мои люди. Заберут один сундучок. Будь готов.
            
                65               

            Блокнот с адресами жёг карман журналиста Грязева. Он не мог разгадать их назначения, но понимал, что названы они неспроста. Мысль о том, что он возможно единственный обладатель сенсации не знает, что это и как ею распорядиться сводила его с ума. Эксклюзивный материал может прославить его на всю Москву, а он не понимает к чему его применить. Так изнывая в неведенье, он томился сомнениями на своей съёмной квартире в Орликовом переулке, не решаясь, что-либо предпринять, пока в дверь его не позвонили. Шаркая матерчатыми тапочками без задников по деревянным половицам, Андрей прошёл в куцую прихожую, где на прикрученной к стене вешалке умещались лишь его драповое пальто и вязаная шапка. От тесноты в полумраке он с ходу спотыкался о собственные ботинки, ругался себе под нос, и так продолжалось изо дня в день. Сейчас же, наступив в очередной раз на обувь, журналист сдержался. Он старался не выдать своего присутствия. Глазка в двери не имелось. Узнать, кто стоит за порогом не представлялось возможным. Грязев затаился и прислушался. Чьи-то ноги топтались на лестничной клетке. Мужской голос громко позвал:
-Андрей, не валяйте дурака, открывайте! Соседи видели, как вы отпирали дверь ключом…
           То, что с соседями ему не повезло, Грязев знал со дня своего заселения в квартиру.  Особь женского пола неопределённого возраста отвратительной наружности со сморщенным лицом и двумя уцелевшими от давней молодости зубами во рту, караулила денно и нощно у глазка входной двери напротив Грязевской квартиры и докладывала милицейскому участковому «местные новости». Её стараниями участковый донимал журналиста ежемесячными визитами, составлял протокол и взимал штраф в размере десяти рублей за нарушение паспортной регистрации. Иных претензий к журналисту у милиционера не имелось. Приходил он неделю назад. Следовательно, за дверью кто-то другой, решил Грязев.
-Кто там? – наконец спросил он.
-Да открывай же! Это я - Гарри Бараноф.
           Скрепя сердце Грязев повернул ключ в замочной скважине. Гостей оказалось двое: Бараноф и его начальник Фил Гуано.
-Что же вы от нас бегаете, дружище?! – с прохладной улыбочкой поинтересовался Гуано. – Негоже прятаться от друзей. Позволите?
             Грязева поражало умение этих двоих, говорить без акцента и вворачивать устаревшие выражения. Влияние прочитанной ими русской классики, мелькнула догадка.      
Гости вдавили хозяина в прихожую. В тесноте все стояли почти в обнимку друг с другом и с пальто журналиста. Бараноф наткнулся на хозяйские ботинки, оступился и повалился на журналиста. Тот, не ожидая, ухватился за вешалку. От непосильной тяжести, вешалка оборвалась и Грязев с Баранофом оказались на полу. Споткнувшись об их ноги, Гуано по инерции рухнул следом. В свалке все запутались в драповом пальто и некоторое время возились, чтобы освободиться от него и подняться. Недоразумение обескуражило гостей. Им никак не удавалось принять серьёзный вид для серьёзного разговора. Растрёпанные они выпрямились и постарались сориентироваться.
-Вы бы хоть лампочку ввернули, что ли! – с чувством проворчал Гуано. – Темно, как у негра в заднице!
-Куда вас только не заносило! – сорвалось с языка Грязева.
-Но-но, - осадил его председатель фонда. – Хоть мы и друзья, но не следует забывать о приличиях.
-Чаю? – предложил Гряязев, когда гости один за другим прошли в комнату.
          Поискав глазами, куда бы присесть, американцы остались стоять, так как садиться оказалось не на что. На стуле за компьютерным столом сидел, поджав лапы, огромный серый кот с огромными усами и злыми глазами, и поигрывал кончиком хвоста, наблюдая за незнакомцами. Обивка на диване свисала лоскутами, ободранная кошачьими когтями. На самом диване, сваленные в кучу, лежали подушки и ватное одеяло без пододеяльника, засаленное до крайней степени так, что ни садиться на него, ни тем более прикасаться к нему не возникало ни малейшего желания. К картине общего упадка добавлялись массивный старый комод на толстых кривых ножках, по-видимому, видавший последнего царя Николая Романова и переживший всех генсеков с первым и последним президентом СССР. А так же немытый, в хлебных крошках и мелком мусоре, пол. Не стираные занавески на окнах, все в «узорах» от кетчупа и прочих безымянных приправ. Белым пятном на грязном столе, где тут и там валялись разовые пластмассовые тарелки с остатками пищи и скомканными в них грязные салфетками, выделялись дисплей и монитор компьютера. Однако и на клавиатуре хозяин жилища умудрился оставить следы собственной неряшливости: буквы на клавишах трудно различались под слоем чёрных пятен, оставленных сальными пальцами.
-Вот так живёт бедный российский журналист, - виновато улыбнулся Грязев.
-Положим, бедному российскому журналисту не мешало иногда производить генеральную уборку, - ответил Бараноф, подавляя брезгливость. – И потом за свои небольшие услуги вы получаете от нас вполне приличные «гонорары». Могли бы нанимать раз в неделю уборщицу, если самому лень.
-В конце - концов, это моё личное дело, - огрызнулся Грязев.
-Скажите, лучше, где записи, с которыми вы так стремительно умчались от нашего общего друга Бенджамина Скута? – внешне дружелюбно поинтересовался Гуано.
           Грязев понимал, что запираться глупо. Поэтому ответил, дерзко задрав подбородок:
-Я не обязан перед вами отчитываться! Те мелкие услуги, которые я вам оказывал, не дают вам права распоряжаться здесь!
- За эти «мелкие услуги», вы получали вознаграждение. К тому же, если вы считаете установку прослушивающих устройств в кабинете вашего шефа «мелочью», то уверяю вас – он, если узнает, с вами не согласится.
-Я их поставил, я их уберу.
-Друг мой, - миролюбиво урезонил Гуано журналиста. – Не будем горячиться. Мы пришли не ссориться и не попрекать «куском», а попросить отдать нам ваши записи. Вам они, в сущности, ни к чему, а нам пригодятся. Заодно заработаете! – Гуано сделал жест Баранофу. Тот вынул незапечатанный конверт и дружелюбно протянул Грязеву.
          Грязев, в отличие от своих коллег Хусейнова и Крыловой, предпочитал не играть с государством в лотерею. Брать ипотечный кредит на покупку жилья под грабительские проценты он не собирался, но квартиру приобрести мечтал.  Втайне от всех он вложил в «новострой» в Северном Бутово имеющуюся наличность и теперь остро в ней нуждался. Отказываться от конверта в руке Баранофа не позволяли обстоятельства, но и отдавать требуемые американцами записи, до полного выяснения к чему они, было бы неразумно.
-Вы спросите у Бенджамина Скута, - сделал Грязев последнюю попытку увильнуть. Он не мог отвести глаз от вожделенного конверта в руке Баранофа, который терпеливо ждал и понимающе улыбался.
-Бенджамин Скут временно не принимает, и связаться с ним не представляется возможным, - сообщил Гуано. – Ну же, Андрюша! Это хорошая сделка!! Вы же прирождённый бизнесмен!!! – подзадоривал он.
           Счастливая мысль озарила лицо журналиста радостной улыбкой. Он вспомнил, что неделю назад поприсутствовал на заседании руководителей коммунальных служб города, где обсуждалось перспективы строительства и благоустройства общественных туалетов столицы. По заведённой привычке Грязев записал основные тезисы, а в конце перечисленные адреса. Материал этот почему-то не вдохновил главного редактора, и статью отправили «в корзину». Теперь же информация недельной давности об общественных туалетах пришлась весьма кстати.
-Давайте! – Грязев выхватил конверт. Американцы облегчённо выдохнули и радостно переглянулись.
-В вас чувствуется деловая хватка, Андрей! – похвалил журналиста Гуано.
-Приятно иметь дело с умным человеком! – подхватил Бараноф. Он подмигнул начальнику. Оба они смотрели в спину хозяину квартиры, пока тот доставал из внутреннего кармана пальто, что валялось на полу на обрушенной вешалке, блокнот. Бараноф узнал его и утвердительно кивнул председателю фонда. Грязев решительно вырвал страницы из блокнота и протянул Баранофу. Иногда журналист сам не мог разобрать собственные каракули, писанные с грамматическими ошибками. Взглянув на иероглифы журналиста, Бараноф решил, что разберётся в них позже.
-Да, это то, что нам нужно, - подтвердил Бараноф застывшему в ожидании Гуано. Тот облизнул губы и протянул руку.
-Пусть они побудут у меня, - сказал он, забирая вырванные листы.
-Может всё-таки чайку?! – снова предложил радушный хозяин. – Так сказать: обмоем сделку…
-Нет, нет, - испугался Гуано. Мысль о том, что придётся пить из немытой кружки, вприкуску с рыжим тараканом едва не вывернула его наизнанку. – Мы спешим! Сбрызнем сделку как-нибудь в другой раз.
           Американцы направились к выходу. Бараноф снова запутался в грязевских ботинках в тёмной прихожей и налетел на спину Гуано. Оба они вывалились в открытую журналистом дверь на лестничную клетку.
-Чёрт знает, что! – выругался Гуано, поднимаясь с колен и оттряхивая брюки.
-Всё-таки вверните лампочку, Андрей! – посоветовал Бараноф хозяину на прощание.
           Кот мягко спрыгнул со стула, зевнул, показывая белые клыки, и потянулся. Пора было обедать, о чём он предупредил хозяина громким «Мао-о-о!», обнюхав пустое фаянсовое блюдце рядом с холодильником на кухне.

                66

           В кабинете мэра финансиста Закваскина усадили между Рельсиным и главным архитектором города. Напротив, Семёна Степановича за столом расположилась жена градоначальника и несколько ответственных работников по строительной части, имена которых Семён Степанович забыл тот час, как их назвали. Все смотрели на карту города, разложенную на столе, и слушали главного архитектора. Знаток истории он с трудом сохранял самообладание.
-Здесь что ни адрес, то история. Вы что, весь город собрались развалить?! – обратился он к финансисту Закваскину.
-Лично я ничего не собираюсь рушить, - спокойно отвечал тот. – Меня пригласили, что бы я показал, где именно нужно искать сокровища. Надеюсь, никто не ставит под сомнение компетентное мнение многоуважаемого Бенджамина Скута. Он не раз подтверждал свои сверхчеловеческие способности.
-Хорошо! Давайте возьмём Моховую!! – архитектор встал и, дотянувшись, указал шариковой ручкой в обведённый карандашом круг. – Старинный особняк Московского университета, был построен в 1740-е годы и являлся главным зданием городской усадьбы князей Волконских. Вы что же думаете, что под фундаментом здания могли сохраниться раритеты незамеченные строителями при начале строительства? И вообще, идея искать артефакты на московской земле, оставленные скифами, это, по меньшей мере, абсурд, если не сказать больше!
-Ну, почему же абсурд?! – заступился за скифов Рельсин. Объект ему вполне нравился. – История любит преподносить сюрпризы. Что бы ни нагнетать ажиотаж вокруг поисковых работ мы могли бы объявить о начале реставрации «Ректорского дома». Благородно и, по существу.
-Разумно, - поддержал своего заместителя мэр.
-Хорошо, - главный архитектор указал на проспект Мира. – Палаты в Мещанской слободе. Памятник архитектуры семнадцатого-восемнадцатого веков. Я прекрасно знаю это трёхэтажное здание. Оно едва дышит. Арендаторы уже почти угробили его. Как только вы начнёте там искать что-либо, дом рухнет и похоронит всех, кто окажется внутри здания и рядом с ним.
-Соблюдение техники безопасности – залог здорового образа жизни. Не нужно пессимизма! – бодро утешил архитектора господин с рыжей лохматой, как у викинга бородой. – Наше строительное управление ремонтировало и не такие объекты.
-Которые после вашей реставрации не подлежали никакому восстановлению и их рушили! – огрызнулся архитектор.
-Я не понимаю, мы обсуждаем план поисковых работ или снос старых и застройку новых объектов? – поинтересовался не молодой уже эксперт в области культурного наследия, приглашённый на слушания.  Шевелюра на его голове, выкрашенная в чёрный цвет смотрелась вызывающе молодо в сравнении с седыми бородой, усами и бровями, которые эксперт красить не решился. 
-Всё в комплексе, - ответил Рельсин. Он многозначительно посмотрел на своего руководителя, лысина которого радостно сверкала, как и глаза, в предвкушении грядущих ударных строек в городе. 
-В любом случае найдём мы сокровища или не найдём – горожане нам скажут спасибо! – заявил градоначальник. – Мы сделаем из Москвы город будущего!
-Прежде давайте обсудим настоящее и условия нашего взаимовыгодного сотрудничества, - предложил финансист Закваскин. – Как мне кажется, информация относительно местонахождения сокровищ далеко не исчерпана. Нам ещё не раз придётся прибегнуть к помощи уважаемого господина Скута. Не так ли?
-Совершенно верно, - подтвердил мэр, поразмыслив над сказанным. Он умел читать между строк и быстро улавливал недосказанное.
           Все загудели и закивали. Главный архитектор демонстративно отвёл глаза и обиженно смотрел в сторону, но его мнением уже никто не интересовался. Вопрос распределения подрядов на реставрацию и строительство представлялся участникам совещания первостепенным. Однако финансист Закваскин поднял руку, призывая к тишине и вниманию.
-Предложенные господином Скутом объекты мы, несомненно, исследуем. Но для того, чтобы сделать наш город городом будущего, как заявил наш уважаемый мэр, мне думается, недостаточно реставрировать памятники. Нужен масштаб! Генеральный план развития.
          Закваскин встал и вытянул шариковую ручку в указку. Ею он очертил невидимый овал на карте на Пресненской набережной.
-Разговоры о создании зоны деловой активности в городе ведутся давно. Мы же предлагаем именно здесь осуществить строительство высотных зданий, где объединяться бизнес, апартаменты проживания и досуг.
-Кто это «мы»? – подал голос бородатый «викинг».
-Группа компаний «Лета». Для пользы дела можно создать открытое акционерное общество, которое будет управлять развитием проекта «Москва-сити» и представлять Правительство Москвы в отношениях с третьими лицами по вопросам управления, создания и развития проекта.
          Мэр побарабанил пальцами по столу.
-Почему бы нет?! – изрёк он. Градоначальник с интересом посмотрел на Закваскина, так словно впервые увидел. – Мне нравится ход вашей мысли. Надеюсь, вы отдаёте себе отчёт о масштабе предполагаемых работ и инвестициях, необходимых для реализации проекта?
-Разумеется. Мы уже работаем над проектной документацией, и кое-что готовы предложить прямо сейчас. Для финансирования намерены вложить собственные средства и привлечь средства инвесторов. Под патронажем Правительства Москвы мы сдвинем горы, если понадобится, - заявил Закваскин.   
-Хотелось бы уточнить роль «третьих» лиц, - обозначила своё присутствие супруга мэра.
-Не будем придираться к словам, - урезонил молодую жену градоначальник. – Семён э-э-э…
-… Степанович, - терпеливо подсказал Закваскин.
-Да, Семён Степанович, несомненно, предусмотрел вопросы взаимодействия…
-Разумеется. Без крупных подрядчиков нам не обойтись. Работы хватит всем! – ободрил он супругу мэра. Та надулась и ни на кого не смотрела.
          Рельсин помрачнел. Как опытный производственник, он знал, что предстоят бесчисленные согласования, обсуждения, кадровые перестановки и многое из того, что сжигает нервы и укорачивает жизнь. Но главное не изменить. На строительном рынке появился новый игрок, с которым придётся считаться. Рельсин скользнул взглядом в сторону Закваскина. Под неудобным углом лица его разглядеть не получилось. Лицо — это следует запомнить, подумал Григорий Иосифович.
-Так как на счёт скифских сокровищ? – осторожно поинтересовался эксперт с крашеной шевелюрой. 
 -Детали мы обсудим позже, - ответил мэр. Захваченный идеей грандиозного строительства бизнес-центра на Пресненской набережной градоначальник мысленно вынес за скобки поиск сокровищ под историческими памятниками архитектуры. Но предусмотрительный финансист Закваскин вернул градоначальника к действительности.
-Возведение бизнес центра - проект затратный и «долгоиграющий». Мы же не должны забывать о хлебе насущном. Мне думается изыскательские работы скифских раритетов необходимо проводить, не откладывая в долгий ящик. Так же необходимо закрыть вопрос со строительством в Бутово. Если наличие скифского золота подтвердиться, можно будет расширить границы поиска в южном направлении. Необходимость поисковых работ в интересах государства откроет нам возможности беспрепятственно осваивать новые земли, если вдруг возникнут трения с владельцами частного сектора.
-Да вы прямо нашпигованы проектами, уважаемый Семён Степанович, - ядовито заметила супруга мэра.  – Оставьте нам хоть что-нибудь!
-Я руководствуюсь правилом: отрезать от пирога только тот кусок, который сумеешь проглотить. Иначе либо подавишься, либо этот кусок проглотят вместо тебя или вместе с тобой. Второе правило: не забывай делиться. Тогда будут и овцы целы и волки сыты.   
-Разумно, -  выразил мнение мэр.
           Слова градоначальника прозвучали, как окончательный приговор. Все исподволь разглядывали Закваскина. Даже супруга главы города невольно подняла на него глаза. Их взгляды на секунду встретились. Закваскин улыбнулся краешком губ, давая понять, что никого и ничего не боится. В его внешности чувствовалась уверенность человека, знающего, то, чего не знают другие. Молодая женщина ещё только пригубила из кубка власти в руках супруга, но сладкое и влекущее зелье этого кубка уже начинало бродить в жилах. Смириться с неожиданным соперничеством в бизнесе ей не позволяла гордыня, но чувство самосохранения всё же подсказывало супруге мэра не ссориться с человеком за столом, напротив. Она улыбнулась в ответ, указывая на то, что готова искать компромисс в интересах дела. Вопрос цены.
          На совещании решили взять в разработку объекты, указанные экстрасенсом Скутом в центре города. Эксперты исследуют прилегающие к зданиям территории и если обнаружат раритеты, - Правительству Москвы представят список строительных компаний, способных вести реставрационные работы и при необходимости строительные.
-Кто представит? – поинтересовалась супруга мэра.
-Компетентная комиссия. Объективно и беспристрастно выберет строительные организации, - сказал Закваскин.
-Несомненно, - подтвердил Рельсин.
-Разумеется, - кивнул мэр.
-Может лучше тендер? – предложила бизнес-леди.
-Да, пожалуй, - согласился финансист Закваскин. – Прозрачность, честная конкуренция и всё такое… - Он улыбнулся женщине и получил благосклонную улыбку в ответ.
-Справедливо, - кивнул Рельсин.
-В рамках закона, - подтвердил мэр.
-Капец «Домику ректора» и иже с ним, - убитым голосом пробормотал главный архитектор.   
            
                67

            Через день после совещания у мэра, строители обнаружили кованный железом сундучок, а в нём бесценные сокровища. Скифское золото. Возраст – больше двух тысяч лет. Прессу и телевидение взорвала сенсация. По всем каналам в новостных блоках показывали золотые пластины, пуговицы, серьги, подвески, монады, посуду, утварь. Показывали экскаваторщика и прораба. Они нашли сундук в котловане в Бутово. На лицах смущение. Эксперты и учёные терялись в догадках, восхищались, спорили, доказывали, опровергали, строили гипотезы. В телевизионных студиях и на страницах периодической печати разгорались словесные баталии. Одни утверждали, что находка в московской земле меняет все исторические каноны, вплоть до мироустройства. Другие лезли в драку, утверждая, что ничего это не меняет, ибо найденное золото ничего не доказывает. Подумаешь, контрабандисты зарыли сокровища в земле и забыли вырыть. Ни о каких стоянках кочевников не может быть речи! Однако последующие события потрясли воображения и тех, кто стоял за пересмотр истории в целом, и тех, кто утверждал, что никакой ревизии не требуется. «Скифы в Москве – вздор!»            
-Как говориться, твой выход, - сказал Закваскин Венедикту.
             Скутельнику предстояло выступить по столичному телевиденью. Вечером, когда большинство горожан прилипло к голубым экранам, вежливый диктор предупредил, что сейчас зрители увидят знаменитого экстрасенса Бенджамина Скута. Он сделает сенсационное заявление. 
              На экране появился подтянутый молодой мужчина в кресле на винтовой ножке. В чёрной паре и чёрном галстуке. Спина прямая. На глазах чёрная повязка. За спиной карта Москвы. У карты девушка в чёрной юбке и белой блузе с указкой в руке. Как учительница географии. На затылке шарик волос. Сочные губы изображают улыбку. Глаза строгие и большие в очках с круглыми линзами.
             Экстрасенс говорит о грядущих переменах и в стране, и в мире, и во Вселенной. Говорит сочным баритоном, хорошо поставленным голосом. Как диктор Юрий Борисович Левитан о нападении фашистов на СССР в июне 41-го. Торжественно, трагически, сдерживая благородный гнев. Он говорит о мировой цивилизации. О значении и вкладе народов мира в её развитие. О недопустимой роскоши разбрасываться очевидными фактами. Особенно когда они лежат под ногами. Наклонись и подними. Сейчас он явит чудо! Он укажет на следы затерянной цивилизации. Некогда могущественной. Гораздо могущественнее, чем принято считать. Цивилизация скифов.
            Глаза экстрасенса плотно закрыты повязкой. Что бы ничто ни мешало сосредоточиться.  Получать информация из космоса. Ассистентка водит указкой по карте. Бенджамин Скут останавливает её. Стоп! Он не оборачивается, читает вслух: «Улица Моховая, дом одиннадцать, строение шесть». Сквозь мелкие дырочки в повязке видна бегущая строка на стене над головой режиссера. На ней новый адрес. Стоп! останавливает экстрасенс руку ассистентки. «Проспект Мира, дом номер три», - говорит он. Девушка с указкой тоже смотрит на бегущую строку, которую не видит зритель. Она родилась в Москве. Родители носили её в московские ясли. Водили в московский детский сад. Она получила аттестат зрелости об окончании московской средней школы. Достигла половой зрелости в Москве. Выучилась на географа в московском педагогическом институте. Поступила в московскую аспирантуру и закончила её. Четверть века она прожила не выезжая из Москвы, и сама могла с завязанными глазами не то, что показать на карте дом в переулке, но отвести приезжего туриста наикратчайшим путём в любую точку столицы, куда бы тот ни попросил. Девушка на секунду раньше экстрасенса знает следующую остановку и замедляет движение указки по карте, давая «волшебнику» дочитать строку. В студии проверенные люди. Режиссер. Помощник режиссера. Оператор. Сценарист. Директор программы. Ассистенты. Помощники. Все они не раз сооружали сенсации. Лепили снежный комок, катали его по ушам телезрителей до размеров снежной горы. Без сенсаций телевиденье умрёт. Они это знают. Они все заодно. Их единство скреплено и зацементировано щедрыми гонорарами финансиста Закваскина.
-Бауманская, пятьдесят восемь, - продолжает вещать экстрасенс. – Сивцев Вражек, двадцать пять дробь девять.
           Веня зачитывает всё, что отметил на карте бывший комендант общежития Гуревич. Объекты согласованны с мэрией. Дело за малым – найти золото, там куда указал «чародей».
-Ильинка, дом номер три, - как робот долдонит Веня в эфир. – Улица Сергея Радонежского, один дробь два.

                68

-Что-то не сходиться, - почесал затылок Бараноф, сверяя адреса с записями на листочках Грязева. Гуано задумчиво смотрел на экран и слушал.
-Сегодня Бенджамен с повязкой на лице выглядит изящнее и говорит внятно, - сказал Гуано. – Но говорит не то.

           «Первый Кадашевский переулок, семь, южный корпус. Большая полянка двадцать три. Большая Никитская улица, дом семнадцать…»
          Веня замолкает. Указка опускается. В студии режиссёр отсчитывает пальцами количество секунд до начала рекламы. Зрители у экранов переглядываются. Ерунда, какая-то, говорят одни. А если экстрасенс не соврал? Говорят, другие.
            Святая вера народа в «кашпировских» и «чумаков» и в их «третий глаз» пробудила мысль и побудила к действию. Граждане, те, что из бывших партийных и комсомольских активистов полезли в кладовки искать штыковые лопаты. Наведаться на Большую Никитскую, в усадьбу князей Мещерских? Размышляют бывшие активисты. Покопать, посмотреть. Вдруг буржуи клады в земле зарыли, а мы их найдём. Можно «Дом Кокошкина» на Никитском бульваре проверить! Там тоже немало знаменитостей перебывало. Поискать, вдруг заморский волшебник не лукавит.
           Однако всех желающих начать самостоятельные поиски сокровищ в ту ночь опередил авангард строителей. Разбитые на мелкие поисковые отряды энтузиасты из концерна «Лета» лопатами и ломами врезались в московскую землю. Территорию огородили сначала жёлтыми ленточками, позже деревянными заборами, покрашенными в зелёное.
           Первый гром среди ясного неба грянул на Моховой. В земле, близ «Ректорского дома» обнаружили золотые пуговицы с изображением зверей. Рядом пластины. Точная копия тех, что нашли в кургане Куль-Оба.
          Другая бригада рабочих отрапортовала о золотых пуговицах. Их откопали рядом с палатами в Мещанской слободе. Золотые пластины также оказались под фундаментом небольшого двухэтажного дома Щапова на Бауманской улице.
          Так за ночь золотые раритеты оказались по всем адресам, указанным Бенджамином Скутом. Нечеловеческая проницательность экстрасенса потрясала воображение московского обывателя. Невероятные находки изумили учёные умы.
               
-Ловко! - потирая лысину, приговаривал довольный мэр.
-С размахом! - вторил ему первый заместитель премьера города Рельсин. – Похоже, ребята подготовились основательно.

                69
 
            Москва полнилась слухами о несметных сокровищах. Толком никто ничего не знал, от того болтали всякую несуразицу.  Даже о найденных в Бутово кимберлитовых трубках. Уж очень много нагнали строительной техники.
             Чтобы внести ясность и одновременно подогреть интерес обывателя финансист Закваскин подключил периодическую печать. Газетчикам надлежало рассказать о находках и их исторической важности. И немалой финансовой ценности. О необходимости продолжения поисковых работ в центре Москвы, включая ближайшее Подмосковье. Данное обстоятельство давало возможность вкладывать деньги в строительство на территории города, прикрываясь государственными интересами.
            Журналист Грязев осознал, участником каких событий он стал и как бездарно упустил возможность заработать и прославиться. Человек деятельный, привыкший стойко переносить удары судьбы он решил выжать из ситуации всю возможную для себя выгоду и объявился в кабинете главного редактора Крутеева с предложением написать эксклюзивный материал про сокровища скифов.
-Какой же это эксклюзив, дурья твоя голова, если о сокровищах говорит вся Москва?! – воскликнул Крутеев. Но возражать против статьи не стал. – Пиши, что ж мы хуже других…
          Николай Аверьянович пребывал в приподнятом настроении. Начальник пресс-службы Ким снабдил его информацией о строительстве бизнес-центра «Москва-сити». Разговоры вокруг возведения современных высоток международного уровня велись давно, но точные сроки и конкретные исполнители не указывались. В «Доме новостей» по поручению главного редактора вышла статья Светланы Соколовой, где читателю обещали рассказать в следующем номере газеты о подрядчиках, которые вероятнее всего выиграют тендер. На тираже газеты эта новость не отразилась, но телефон главного редактора звонил не переставая. «Серьёзные» люди интересовались, насколько достоверна информация и можно ли, познакомиться с деталями подробнее, до выхода статьи. За хорошие комиссионные.
           Крутеев любил деньги. Он хвастался друзьям, что может с закрытыми глазами, на ощупь, определить какова сумма в пачке денег, если все купюры в ней равного достоинства. Деньги дарили ему пьянящее чувство могущества. Его любимым художественным фильмом являлся «Крёстный отец», а Вито Карлесоне – служил примером, того, как нужно устраивать дела, личную жизнь и обходиться с людьми. Николай Аверьянович играл в мафиози, но точно копировать повадки и стиль своего кумира не решался, чтобы не выдать себя и не превратиться в посмешище. Он не носил перстня, который приближённым полагалось целовать в знак преданности, но одевался в серый костюм, на лацкане пиджака, которого поблескивал золотой значок с логотипом «Дома новостей», - символ принадлежности к касте им же созданной в начале девяностых. Отлитые из золота по индивидуальному заказу значки эти раздавал Николай Аверьянович своим сподвижникам или очень полезным людям в знак благодарности за оказанные услуги и как символ доверия. Иногда люди придумывают себе кумиров, и пытаются подражать им, искренне веря, что им это удаётся. На самом деле окружающие даже не догадываются об игре живущих рядом, тогда как те воспринимают их равнодушное молчание, как смиренное признание их несуществующих достоинств. Так случилось с Крутеевым. Добившись материальной независимости и определённой общественной известности, главный редактор свято уверовал в собственную исключительность. Иначе как объяснить готовность крупных бизнесменов водить с ним дружбу? думал он. Занесённый собственным тщеславием на вершину успеха, он не допускал мысли, что всерьёз его никто не рассматривает, а обращаются к нему, чтобы выведать полезную информацию или воспользоваться связями, если таковые имеются.
                Бизнесмены, названивая главному редактору, отчасти перестраховывались. Они получили образования в советских вузах, а в советских вузах учили хорошо. Учили в них тому, что мировая история не раз показывала, как те политические деятели, коим прочили большое будущее, бездарно распоряжались представленными им возможностями увековечить свои имена. И напротив, выведенные волею случая на передовые рубежи событий, казалось бы, незначительные персонажи становились в ряд величайших людей современности и влияли на судьбы целых народов.
                После соприкосновения с властью персона главного редактора всероссийской газеты не привлекла внимания политических и финансовых тяжеловесов города, но фигуры рангом поменьше решили присмотреться к Крутееву. Закрытая информация, которой он бравировал и грозился опубликовать рано или поздно станет достоянием общественности, понимали они, и особой тайны не представляла. Настораживала возня вокруг пресловутых сокровищ скифов, где странным образом переплелись интересы Правительства Москвы и середнячка в периодической печати - газеты «Дом новостей». На причастность газеты к событиям вокруг раритетов указывали визиты заокеанского экстрасенса в пресс-центр «Дома новостей».   Крутееву льстило внимание к его персоне и его газете. Обрастая связями, он торил себе дорогу в большую политику. Деньги решают многое, говорил Крутеев, но не всё.  Такой инструмент как газета, своя газета, - хорошее подспорье для приобретения полезных знакомств. Чем больше граждан читают нашу газету, говорил Крутеев сподвижникам, тем выше ваши зарплаты и мой престиж. А чтобы газету читали - вы мне обязаны выдавать не вчерашнюю тухлятину, а горячие пирожки с человеческим мясом и костями. Образно, поправлял Крутеев сам себя и при этом хищно усмехался. 
             Об умственных способностях Грязева Николай Аверьянович был не высокого мнения. Потому именно ему поручил сочинить «эксклюзив» про сокровища скифов, затерянных в столичной земле в существование которых он никогда не верил. Чем ретивее возьмётся за дело амбициозный журналист, и чем больше галиматьи он настрочит, тем большим спросом будет пользоваться статья у обывателя, рассудил главный редактор.
             Руководитель газеты Николай Аверьянович привык перепроверять факты, изложенные в статьях его подчинёнными. Во избежание негативных последствий. Судебные тяжбы, которыми его «замордовали» обиженные газетой знаменитости отнимали много времени. Юристы не успевали отбиваться от претензий певцов и артистов. Их требования возместить моральный ущерб через суд не особенно волновали Крутеева. Когда же дело касалось политики или политиков, - ухо приходилось держать востро. Политики народ обидчивый и мстительный. Неверно пересказанная цитата могла обернуться большими неприятностями.
          «Скифский вопрос», как про себя окрестил Крутеев проблему с находками в Бутово и в центре Москвы, он считал вопросом, выходящим далеко за рамки археологии.  Поэтому, прежде чем начинать публикации о скифских раритетах, Николай Аверьянович решил разобраться в сути дела и пригласил к себе на Петровку в рубрику «В гостях у главного редактора» учёного-археолога, старичка с мировым именем, Худодеева Александра Лазаревича. Звёзд с неба и высоких должностей Александр Лазаревич не хватал. Тихо написал кандидатскую диссертацию. Аккуратно без помпы защитил докторскую. Исправно публиковал статьи в научных журналах, получал за них гонорары. Надбавки к зарплате за научные звания. Никому не мешал, а потому был всеми любим и за это в положенный срок с почётом отправлен на пенсию. Именно такого учёного и надо было Крутееву, чтобы выслушать беспристрастное мнение специалиста с ясными мозгами. Не светилу науки, раба собственных доктрин и борца за собственные идеи мироустройства, а грамотного знатока в своей области, коим и являлся Александр Лазаревич.
              Лысенький, с седенькой бородкой, доктор Худодеев попивал заварной чай из фаянсовой чашки, придерживая её на уровне груди, и не спеша отвечал на вопросы главного редактора. Чашка время от времени цокала по блюдцу в другой руке учёного, придавая атмосфере домашнего уюта.
-То, что вы мне показали, уважаемый Николай Аверьянович, с позволения сказать, полная чушь, - говорил Александр Лазаревич. – Взять вот это. – Учёный вынул из объёмной пачки фотографий в папке на столе снимок золотой амфоры, найденной в котловане Бутова. – Точная копия серебряной амфоры из Чертомлыцкого кургана близ Никополя, датированная примерно четвёртым веком до нашей эры. Найдена в 1863 году археологом Забелиным. Ныне храниться в Эрмитаже. Или вот эта вещица. – Худодеев ткнул пальцем в женский головной убор из синего войлока в золотом обрамлении, - калафа. Как, скажите на милость, подобное изделие за две с лишним тысячи лет не потеряло ни форму, ни цвет? Я уже не говорю про рисунки на золотых накладках, которыми обшита шапка. Точно такие, раскопал археолог Гринцевич в 1884 году в Звенигородском уезде под Киевом в Большом Рыжановском кургане. Через три года там же местный крестьянин нашёл амфору с золотыми украшениями, что дало повод археологу Оссовскому возобновить поисковые работы. Помимо огромного количества золотых предметов он обнаружил круглодонный серебряный кубок работы греческого мастера, где мифические чудовища грифоны борются с быком и оленем. У вас этот сосуд на снимке выполнен из золота. Пожалуйста! – Александр Лазаревич выдернул как из карточной колоды снимок и положил перед Крутеевым. – Или вот, тоже интересная работа из того же кургана: золотые бляхи с изображением Медузы Горгоны. Превосходно выполнены! Но откуда им взяться на Моховой?! Хотя если исходить из указов Петра первого о древностях передавать редкие исторические находки государству, можно попытаться предположить каким образом раритеты могли оказаться в столице.
          Главный редактор выслушал рассказ учёного, про то, как губернатор Сибири Матфей Гагарин отправил царю Петру посылку с находками из курганов, которые впоследствии получили название «Сибирская коллекция Петра первого». О сходстве предметов из Сибирской коллекции с предметами из коллекции амстердамского бургомистра Николааса Витсена, который первым стал собирать сибирские раритеты и после смерти которого, его коллекция бесследно исчезла.
-Так вот, уважаемый Николай Аверьянович, - обратился к собеседнику Худодеев, - сей предмет, - он положил цветное изображение пряжки из золота, где лев вонзал когти и зубы в шею лошади. - И вот этот, - на стол легла фотография золотого браслета в виде спящих змей, - этот тоже, - пектораль с изображением бодро шагающего оленёнка, - и все предметы на фотографиях в этой папке – подделка, но подделка высочайшего качества. Мне бы очень хотелось верить в их подлинность, но большинство предложенных предметов хранятся в музеях мира и известий об их хищениях пока не поступало. Поточный метод производства в те времена ещё не практиковался. Предметы роскоши – штучный товар. А здесь на лицо подражание         
- Но ведь имеются и оригинальные изделия.
-Да. Они перекликаются со «Звериной темой»: изображения животных. Но в подлинности их, у меня лично, большие сомнения.  Вообще, по фотографиям, как вы понимаете, трудно судить. Неплохо было бы пощупать, посмотреть…
-Если специалисты способны без труда отличить подлинник от подделки, зачем же мастерить копии и выдавать за оригинальные изделия?
-Этого я не знаю. Не мой профиль. По-моему, это какая-то авантюра. Если не брать в расчёт мнение учёных и преподнести неискушённой публике найденные, с позволения сказать, «раритеты», которые демонстрируются в музеях Европы и Америки, и к существованию которых привык обыватель как к брэнду раскрученной марки, например, немецкой машины или швейцарских часов, то публика, скорее всего, поверит, нежели нет, в существование сокровищ. Ведь они такие, к каким все привыкли и раз в музеях стоят их близнецы, то почему эти, что только что найдены, не могут считаться подлинниками. А если их признают настоящими, значит и неизвестные украшения, только что извлечённые из земли вместе с известными «брэндами» - по логике являются подлинными.   
              Крутеев попросил разрешения у Худодеева опубликовать их беседу. Археолог пожал плечами. Если моё мнение кого-то интересует, пожалуйста, ответил он. Гонорар можно перевести на счёт, можно получить наличными, подсказал Александр Лазаревич.
              Копию диктофонной записи Николай Аверьянович переслал начальнику пресс-службы мэра Киму. Через час Анатолий Сергеевич в телефонной беседе попросил воздержаться от публикации. Взамен газета получит материал о «Москва-Сити» и постоянных и серьёзных рекламодателей. Так же начальник пресс-службы пообещал, что газету в добровольно-принудительном порядке будут распространять в городской думе и государственных учреждениях за казённый счёт. Позже организуют подписку.
-Мы ведь друзья. А друзья должны помогать друг другу, - сказал на прощанье Ким.
-Вне всякого сомнения, -  самодовольно согласился Крутеев и положил трубку на телефонный аппарат.

                70
         
              Окрылённый поручением и грядущим гонораром журналист Грязев вывалился на каменное крыльцо из массивной двери школы для умственно отсталых детей и угодил в объятья старого знакомого Гарри Баранофа. Предупредительно взяв Андрея под локоток, американец вежливо улыбался, демонстрируя белые резцы, но глаза его смотрели холодно. Он подвёл журналиста к бежевому «Мерседесу», открыл заднюю дверь и едва не силой усадил на сидение, рядом с главным защитником уссурийских тигров Гуано. На бледных щеках председателя некоммерческой организации рдел нездоровый румянец. Лицо выглядело измождённым.
-Что это значит? – Фил Гуано показал Грязеву листочки из блокнота в каракулях, писанных шариковой ручкой. – Вы нас за болванов держите?
           Два последних дня американцы потратили на изучение адресов, указанных в списке. Высокие гости посетили старейший общественный туалет столицы на Ленинградском шоссе, в доме номер тридцать три, построенный ещё при отце всех народов товарище Сталине в 1937 году. Господа в наглаженных костюмах и фетровых шляпах, не снимая перчаток, придирчиво осмотрели помещение. Оправились, попутно изучив обстановку, возможные варианты поиска сокровищ и рукотворное народное творчество на стенах.
           Следующим объектом изучения пытливых искателей приключений стал туалет в доме на Покровке, открытый ещё в 1906 году. Далее с лёгкой руки Грязева «маршрутный лист» вывел гостей столицы на Красную площадь. Здесь они посетили туалеты возле Спасской башни и в Кремлёвском проезде возле Музея археологии. Этого им показалось мало, и экскурсия по городу продолжилась на Поклонной горе, где на площади Победы шло полномасштабное строительство самых больших общественных туалетов в городе. Экскаваторы, грузовики, рабочие, всё говорило о серьёзных поисковых работах. Сбивало с толку наличие писсуаров и унитазов с раковинами. Необходимые для бесперебойного функционирования общественного туалета аксессуары стояли в сторонке в картонных коробках под брезентовым навесом.
            Сотрудники из ведомства генерала Скурыгина вели скрытое наблюдение за американцами. Из неказистых «Жигулей» было видно, как иностранец тот, что моложе, стоит у дороги, привалившись спиной к автомобилю и, внимательно изучает развёрнутую в руках газету. Его товарищ, из салона автомобиля, заслонённый газетой, фотографирует строительную площадку.          
-Они что арбузов переели? – спросил чекист у напарника за рулём.
-Америкосы наших арбузов не едят. Пестицидов бояться. Это кока-кола из них лезет.
-Зачем фотографируют?
-Чтобы, когда снова приспичит – не искать лишний раз.
         
-Итак, что это значит? – повторил вопрос Гуано, подсовывая под нос Грязеву листки из блокнота.
-Вы же знаете, что в нашей стране открыто ничего не делается, - ответил Грязев. Ему не хотелось ни отдавать деньги, ни говорить правду. – Всё что рассказывают по телевиденью нужно понимать в обратном смысле.
-Вы хотите сказать, что никаких сокровищ не существует? – спросил Гуано.
-Если бы вы знали, где лежат сокровища вы бы стали всем рассказывать об этом?
-Разумеется, нет! – заявил Гуано.
-Нашего Беню заставили говорить неправду.
-Но, в указанных им местах обнаружены золотые украшения!
-Это мелочь. Основные залежи золота лежат согласно списку у вас в руках.
-Чем вы можете это доказать? – не унимался Гуано.
-Тем, что комуняки врали всегда. Почему в их поведении должно что-то измениться?
-Это не аргумент, - мотнул головой Гуано. – Нам нужны доказательства. К тому же сейчас у власти демократы.
-Ещё вчера эти демократы дружными колонами на праздничных демонстрациях носили красные транспаранты по Красной площади и орали во всю глотку «Ура!» мавзолею и всем, кто в нём и на нём.
-Это демагогия. Нам нужны факты, - не унимался Гуано.
-Факты лежат в земле и, если вы продолжите бездействовать, то останетесь ни с чем.
-Что вы предлагаете? – спросил Гуано.
          В понимании Грязева журналистика — это умение складно врать, если не можешь рассказать правду. Закусив удила, он пошёл напролом. В сумасшедшем доме, где даже главврач склонен к паранойе на почве алкоголизма, нормальному человеку остаётся либо повеситься, либо играть роль помешанного, чтобы сойти за своего. Грязев не питал иллюзий о государстве, в котором жил и о его нынешних правителях с замашками царьков и бандитскими методами управления. Здравомыслие здесь казалось птицей Фениксом, навсегда погребённой под многопудовым слоем пепла из алчности и лжи. Чем абсурднее звучала идея, тем скорее её брались воплотить в жизнь.
-Организуйте акционерное общество или совместное предприятие. «Купите» разрешение на строительство и благоустройство города. Тогда у вас появиться доступ к московской земле и её богатствам. Вложенные деньги окупятся сторицей. Пока наши раскачаются - вы, американцы, инициативные и деятельные, найдёте сокровища и вложите их в другие прибыльные проекты. Меня поставите управляющим.  Я не подведу, будьте спокойны…
           Грязев сам мало верил в то, что говорил. Ему важно было отделаться от назойливых иностранцев. Он вопросительно посмотрел на Гуано и Баранофа. Те переглянулись.
-Вы уверены, что сокровища в общественных туалетах города? – спросил Гуано.
-Где ж им ещё быть?! – воскликнул Грязев. – Посудите сами. Нормальный человек в экскременты не полезет, ему это противно. А настоящий хитрец спрячет на самом видном, но и в самом недоступном месте. Кому охота лезть в дерьмо? Никому. Все хотят быть чистенькими. Поэтому дурачки ищут клады в океанах, пирамидах, чёрте где! Никому в голову не придёт ковыряться в экскрементах. Истина не в вине, а в…
-Мы поняли вашу мысль, - нетерпеливо оборвал журналиста Гуано.
             После глубокомысленного размышления председатель фонда смягчился и даже улыбнулся Грязеву.
 – А вы не так глупы! – похвалил он. – В том, что вы сказали, есть рациональное зерно. Почему бы нет?!   
             Слава тебе, перевёл дух Грязев. Он полез из машины.
-Подождите, - Гуано ухватил его за плечо. – Нам бы хотелось получить подтверждение от самого Бенджамина Скута.
-Как вы себе это представляете? Теперь просто так к нему не попадёшь. Охрана, предварительная запись. Доступ к телу ограничен.
-Но вы, вроде бы, друзья.
-Нрав экстрасенса переменчив. Никогда не знаешь, чего от него ждать в следующую минуту. Я попробую. Только это будет стоить денег.
-Хорошо, хорошо, - поморщился Гуано. – Получите вознаграждение. Жадность вас погубит.
-Скупость тоже не прибавляет жизни. Звоните…
              Грязев выбрался из автомобиля и едва ни бегом поспешил в Верхний Предтеченский переулок мимо церкви Рождества Иоанна Предтечи, чтобы дворами, а потом по улице Заморёнова добраться до метро «Краснопресненская».
 
                71

              Грязев не лгал. Организовать встречу с Бенджамином Скутом, было совсем не просто. Тот, что обитал в Малом Козихинском переулке в образе Венедикта Скутельника, теперь был доступен исключительно политикам и бизнесменам и визиты к нему контролировал лично финансист Закваскин.
               Экстрасенс в лице Жоры Гуревича временно не принимал ни посетителей, ни спиртного. Генерала Скурыгин следил за тем, чтобы кроме Оксаны Станкевич никто не беспокоил его подопечного. Женщина, доставившая ему немало хлопот, похоже, основательно влюбилась в мага. Александр Яковлевич с удовлетворением отметил, прослушивая аудиозаписи, что Станкевич созрела для замужества и открыто говорила об этом своему обожаемому сексуальному партнёру. Но тот упорно делал вид, что не понимает к чему клонит Оксана.
               Генерал был готов стать посажённым отцом на свадьбе Станкевич, только бы дело выгорело. Замужество Станкевич освобождало Скурыгина от каких-либо обязательств перед бывшей любовницей и устраняло проблему шантажа. Гуревич же упорно твердил, что не время говорить о глупостях. Станкевич требовала объяснить почему. Молчание любовника доводило Оксану до исступления. Сцены ревности заканчивались лёгкими побоями, слёзными мольбами о прощении и страстными постельными сценами с элементами разнузданного разврата. В соседней квартире, тупо уставившись в стену перед собой, пунцовые от стыда и нечеловеческого напряжения мышц и нервов специалисты в наушниках ежесекундно поправляли гульфики на брюках, слушая непрестанную возню, охи, стоны, грохот мебели и дикие вопли ненасытной парочки.
            Помимо чекистов за квартирой присматривал «Буран» и братья Саркисян. Роль надзирателя унижала бывшего кстовского авторитета. Выработанную годами выдержку разъедала кислота досады. Его, в прошлом успешного спортсмена, грозу рынков и правую руку «Клима», впрягли «пасти» какого-то тухлого фраера с его шалавой. Обида клокотала безмолвной яростью. Андрей Буранов - швейцар на дверях у залётного гастролера. Такое не каждый стерпит, но Буранов терпел. Всё когда-нибудь заканчивается, говорил он себе. «Клим» знает, что делает, утешался бывший дзюдоист.
               За отсутствием возможности отомстить за поруганную честь, Буранов не мог отказать себе в мелкой пакости. Когда у двери появилась девушка с зализанными на затылок русыми жиденькими волосёнками, в завязанной узелком на подбородке газовой косынке, он грозно спросил
-Ты кто есть?         
-Я гражданская жена гражданина, что прошёл только что в эту дверь, Аня, - ответила девушка. В лице её было что-то мышиное: маленькие глазки, остренький носик, выщипанные в тонкую ниточку белёсые брови и рот, где почти невидимые губы обозначались разрезом для приёма пищи.
            Частые отлучки Гуревича из дома на службу превратились в его систематическое отсутствие. Нигде не работающая поэтесса не столько затосковала по любимому, сколько обеспокоилась своим будущим в столице. Кормится стихами во все времена означало жить впроголодь даже людям с именем. Зубам никому не известных авторов место на полке было уготовано на много лет вперёд. Страх перед возвращением в провинцию, где даже не поэтам жилось горько, побудил Аню к решительным действиям. На деньги Гуревича существовало всё семейство Ани, и терять единственный источник пропитания означало либо голодную смерть, либо возвращение в Челябинск, что приводило к крушению всех честолюбивых планов с перспективой «выбиться в люди».

               В день, когда Гуревич, наконец, объявился в съёмной квартире на Тимирязевский у «боевой подруги» с денежной дотацией, Аня тихонько вызвала такси. Когда бывший комендант отправился на очередное «дежурство», усевшись в просторную «Вольво», Аня, незамеченная Гуревичем вскочила в салон жёлтой «Волги» с чёрными шашечками на крыше.  Попросила таксиста следовать за «Вольвой». Пожилой таксист, видавший виды ещё при советской власти, исправно крутил баранку и справлялся с поставленной задачей с ответственностью коммуниста, честно сохранившего партийный билет в нагрудном кармане потёртой кожаной куртки. Он прятался за впереди едущими машинами и перестраивался на полосах движения по Садовому кольцу согласно закону детективного жанра, - оставаясь незамеченным. Игра в «шпионов» развлекала его. Всё веселей, чем слушать ворчание стареющей жены, выжившей из ума тёщи и обозлённой на мужиков дочери по причине затянувшегося до сорока лет девичества.
             Отпустив такси, Аня вошла в подъезд не оборудованный домофоном.

             Буранов ухмыльнулся. Он знал, что у «колдуна» гостья. Знал, что посторонних пускать не велено. Но соблазн насолить за нанесённые обиды оказался сильнее дисциплины. Гражданская жена не посторонняя, ей можно, рассудил Буранов и пропустил Аню.
             Гуревич восседал на диване. Оксана, взгромоздившись ему на колени в одном халатике на голое тело, щекотала Жоре щёку красным пёрышком, опавшим из хвоста какаду. Экстрасенс морщился и посмеивался. Улыбка исчезла с его лица, как только силуэт поэтессы нарисовался в дверном проёме гостиной. Изобразив трагическое лицо, Аня сложила руки лодочкой, и казалось, сейчас падёт на колени. Гуревич знал эту её манеру представлять неутешную страдалицу, особенно в состоянии алкогольного восторга. Но трезвость и отсутствие ковра остерегли женщину от болезненного соприкосновения коленных чашечек с дубовым паркетом.  Оставалась демонстрация своих артистических талантов. Она с надрывом возопила:
-Так вот она твоя работа?!
-Это кто? – повернулась Оксана к поэтессе, прекратив баловаться пёрышком.
-Моя сестра! – нашёлся Гуревич. Служба в армии научила его солдатской смекалке. Солдатская мудрость призывала не молчать при неожиданном появлении начальства, будь то дежурный прапорщик или сам генерал. Главное докладывать не сбиваясь, сочинять небылицы и пока начальство примеряет сказанное к действительности, самому подгонять действительность к сказанному.
-А! Очень приятно! – Оксана кошкой соскочила с коленей, быстро подошла и поцеловала Аню в щёку. – Давай сразу на «ты»? Будем дружить!
-Как сестра?! Какая сестра?!! – расширила глаза Аня.
            Станкевич вопросительно обернулась к Гуревичу.
-Сестра во Христе, боге нашем! – ответил тот, встал и тоже поцеловал поэтессу в щёку. – Пришла за подаянием для убогих.
-Каких убогих?!
          Руки Гуревича крепко перехватили запястья Ани и прижали их к бёдрам женщины. Пошевелить руками она не могла, хотя очень хотела хлестнуть разок ладонью по сытой физиономии «брата». Со стороны могло показаться, что женщина стоит по стойке смирно, так крепко её стиснули.
-Её родителей, - пояснил Гуревич Оксане. – Я долго лечил эту страдалицу и её бедную мать с отчимом от помутнения рассудка. Но силы мои не безграничны. Временами хворь обостряется. Помогаю бедным, чем могу, - скорбно возвестил «экстрасенс».
-Ты что плетёшь?! – Аня сделала безуспешную попытку вырваться, дёрнувшись тщедушным тельцем. Не получилось. Мускулистые руки Гуревича, словно железные обручи не давали женщине шелохнуться. Она попыталась боднуть бывшего коменданта в грудь. Не дотянулась. Лягнуть. Объект ловко увернулся. Поджать ноги, чтобы упасть на пол. Ноги зависли в воздухе.
-Болезнь прогрессирует. Агрессия на лицо, - комментировал Гуревич. – Оксана, пока я её держу, достань из письменного стола немного денег, дай страдалице, и мы отпустим её с богом. 
 -Ты дуру-то из меня не делай! – ответила Станкевич. – Это баба твоя, что ли?
           В эту трагическую минуту в прихожей с лёгкой руки Буранова появился Грязев. Журналист не стал откладывать поручение американцев в долгий ящик. Была не была, сказал он себе. Проникнуть к знаменитости оказалось на удивление просто. Закрывая за журналистом дверь, Буранов злорадно ухмылялся. Будет вам водевиль с «голубым» оттенком, пробормотал он.      
-Вот и её мужик! – с искренней радостью воскликнул Гуревич.
           Женщины воззрились на Грязева. Тот виновато улыбался, не понимая, что происходит.
-Я не вовремя?! – спросил журналист и попятился к выходу.
-Как раз наоборот! – ответил Гуревич. – На-ко, держи свою красавицу. – «Экстрасенс» поднёс поэтессу к Грязеву и силой воткнул в его объятия. С испугу тот неуклюже обхватил Аню обеими руками. За неимение другого объекта поблизости женщина взялась колотить журналиста кулачками по голове и туловищу. Грязев заохал и повалился на пол.
-Видала, что творит?! – обратился Гуревич к Оксане. – Вязать её!   
             Ругательства и побои, адресованные Гуревичу, достались журналисту. «Семейная драма» убедила Станкевич в невиновности любовника и опасности Аня для общества. Вместе они обмотали руки и ноги Ани скотчем и усадили в кресло. Во избежание ненужных разговоров Гуревич воткнул поэтессе в рот кляп из кухонного полотенца.
-Это ещё зачем? – спросила Станкевич. Она сдула свалившуюся на глаза прядь волос и вытерла рукавом халата пот со лба.
-В припадках она говорит всякие непотребства, - пояснил Гуревич.
-Что дальше? – спросила Оксана.
-Отправим её с мужем домой, когда успокоится.
-Я ей не муж, - отозвался Грязев, утирая носовым платком кровь с расцарапанного подбородок.
-Ты тут ещё кобениться будешь! – возвысил голос Гуревич. – Зачем пришёл?
-Наши американские друзья просят аудиенции, - спохватился журналист. Неожиданные побои выбели его из колеи. Он совершенно позабыл, зачем явился. Вопрос «колдуна» вернул журналиста к действительности. Другого шанса поговорить с Бенджамином может не представиться, сообразил Грязев. Надлежало любой ценой добиться расположения кудесника
-Что им нужно?
-У них есть интересные предложения.
-Если заберёшь свою жену, - Гуревич кивнул на Аню, - считай - договорились.
-Так это ваша жена или нет? – насторожилась бдительная Станкевич, приученная не верить мужчинам.
-Моя, моя! – поспешил заверить Грязев. Он рассчитывал на взаимовыгодный обмен.
-Ну, вот и славненько! – выдохнул Гуревич. – Зови своих дружков.
           Поэтесса мычала и неистово ёрзала в кресле.
-Видала, как радуется?! – обратился «экстрасенс» к Оксане. – Мужик он, конечно, неказистый, заморыш, но зато москвич.
           Грязев счёл за благо не возражать. Если дело с директорством выгорит, будет ему и собственная квартира, и постоянная прописка.
-Могу я позвонить от вас? – поинтересовался Грязев.
-Валяй, - ответил «экстрасенс». Он подвинул аппарат на край письменного стола.
           «Вы настоящий бизнесмен. Андрей!! – похвалил Грязева председатель фонда Гуано. – Когда нас могут принять?»
            Грязев прикрыл трубку:
-Они спрашивают, когда вы их примите?
-Ну не сейчас же! – воскликнул Гуревич. – Давай завтра, примерно в это же время.
            Грязев посмотрел на настенные часы с боем и сообщил в трубку:
-Завтра в три дня.
-Теперь забирай свою красавицу, - обратился Гуревич к журналисту. – Я распоряжусь, что бы вас отвезли.
           «Волшебник» вышел в коридор и вернулся в сопровождении Авага и его среднего брата. Армяне взяли девушку и понесли к выходу.
-Что так с кляпом и везти? – спросил Баград.
-Так и везите. В квартире муж её развяжет, а там уж их дело.
            Саркисяны беспрекословно повиновались. В их задачу входило неукоснительное выполнение распоряжений «экстрасенса». Генерал Скурыгин лично инструктировал братьев. До окончания «операции» вы оказываете содействие органам, говорил он, если не хотите проблем. Ни в суть операции, ни в её детали Александр Яковлевич не стал вдаваться, лишь предупредив, что дело государственной важности и если всё пройдёт успешно, то каждый получит награду. А если нет, - понесёт заслуженную кару. «Мы же ничего не сделали!» - возразил младший Васак. «А кто изобрёл «колдуна»?, - спросил генерал и хитро прищурившись, погрозил указательным пальцем Авагу. - Изобретатели! Это, братцы мои, мошенничество, статья. Не боись, ребята! - ободрил генерал приунывших армян. - Выполняйте что велено, не задавайте лишних вопросов, тогда и грудь в крестах будет и нос в табаке...»      
             Грязев с потерянным видом наблюдал вынос тела поэтессы. Тело изгибалось задом кверху на плече Баграда и мычало ему в поясницу.
-Что ж мне с нею делать, Беня? – плаксиво заскулил журналист.
-Вот дурила! - Гуревич хохотнул. – Что мужику положено делать с бабой, то и делай!
-Я ведь этого, того, - совсем сник журналист. Страх перед неизвестностью сковал его движения. Ноги подгибались в коленях. Мысль о близости с женщиной приводила в отчаянье.
-Ступай, ступай, брат, - Гуревич взял гостя за плечи и направил к выходу. – Завтра в три, не забудь.
             В прихожей он незаметно от Оксаны сунул журналисту в руку пару российских купюр.
-Подари молодой. Она денежки любит. Утешится. После ещё получишь. Жёны, они в копеечку обходятся. Особенно свои…

                72

            Минута в минуту, так словно специально стояли под дверью, ровно в три дня американцы переступили порог квартиры «экстрасенса». Гуревич вышел им навстречу из-за письменного стола в серой паре. Платиновая заколка поблескивала россыпью алмазной крошки на шёлковом галстуке в синюю полоску. На лицах гостей, словно приклеенные, застыли вдохновенные улыбки. Грязев, как всегда неопрятный, с немытыми и всклокоченными волосами, плёлся сзади в своём неизменном мятом пиджаке серой шерсти. Под глазом его лиловел синяк. Доставленная в квартиру «нового мужа» и освобождённая от пут поэтесса дала волю чувствам. Она крушила всё на своём пути. После, обессилив, уселась на расшатанный деревянный стул и разрыдалась. Поплакала и попросила водки. Грязев молнией метнулся туда-обратно в киоск. Свинтил крышечку с горлышка «Столичной», выплеснул быстрой рукой в раковину вчерашнюю воду из стакана, щедро налил до краёв и принуждённо улыбаясь подал женщине. Та капризно взяла стакан, не глядя на «мужа» выпила короткими глотками, занюхала заботливо поднесённой коркой боровицкого хлеба и успокоилась. Когда журналист отдал ей деньги, врученные ему «кудесником», даже повеселела. Теперь потеря «кормильца» её не очень удручала. Она осмотрела холостяцкое жилище, приласкала кота, изогнувшего серую спинку у её ног, извинилась за побои и сказала: «Если квартиру отмыть и вычистить, то жить можно». Грязев честно признался, что он не москвич и по женской части не охотник. Это ничего, поразмыслив, ответила Аня. Это даже лучше. Жить можно под одной крышей не вмешиваясь в личную жизнь соседа. Грязев прикинул в уме все «за» и «против» и согласился. Пусть живёт, пока американцы его директором определяют, подумал он.

           Незадолго до приезда иностранцев Гуревича навестил генерал Скурыгин. Он поставил перед Жорой задачу не выпивать, не обещать, слушать и мотать на ус. Пусть господа разговаривают. Чем больше наговорят, тем лучше, инструктировал генерал. Предупреждён, вооружён, сыпал он прописные истины.
          «Вымани их на откровенность, выведай планы, - говорил Александр Яковлевич. - Если затрудняешься с ответом, тут под столом лампочки вкручены. - Генерал указал пальцем под крышку массивного стола. – В тени крышки их не видно. Ты подай знак, кашляни.  Зажжётся зелёный огонёк – соглашайся. Красный – «нет».
           Для наглядности генерал приказал в пространство: «Давай!» Под столом еле приметно вспыхнул и погас сначала зелёный огонёк, потом красный.
-Квартира прослушивается? – удивился Гуревич.
-Ты что с луны свалился? Круглые сутки.
-Везде?!
-Даже в туалете.
-Так вы всё слышите?
-А ты как думал?! У нас тут не в бирюльки игра. Государственный интерес блюдём. Все твои художества и времяпрепровождение под контролем.  Кстати, с поэтессой ты грамотно сориентировался. Могла навредить. Молодец! – похвалил генерал. – За её судьбу не беспокойся. Здесь ты её больше не увидишь. За ней присмотрят.
-Александр Яковлевич…
-Не беспокойся. Материально обеспечим. По завершении операции определим на работу.
-Что-то я не пойму, о какой операции идёт речь? Я ведь подписку о сотрудничестве с вами не давал.
-Писателем хочешь стать?
-Очень.
-Знаменитым?
-Очень-очень.
-Дело сделаешь – поможем. Миллионными тиражами издадим.
-Да какое-дело-то я сделать должен?
-Врагов Отечества на чистую воду вывести надо, Жорик! Международный заговор раскрыть и всё такое, - неопределённо закончил генерал.
-Я не понимаю своей роли, но вам Александр Яковлевич, как благодетелю доверяюсь.
-Вот это правильно! Поможешь мне, значит, Родине поможешь. Родина и я – едины! Родина тебя не забудет! – пафосно заявил Скурыгин, ткнув себя пальцем в грудь. – Чем выше я заберусь, - генерал посмотрел в потолок, - тем лучше всем будет. Я своих, тех, кто помог мне с недругами справиться, не забываю. Смекнул?
-Смекнул.
-Женишься на Оксане, она вроде не против, к награде представлю за выполнение особо ответственного задания.
-Это тоже государственный интерес? – не удержался от сарказма Гуревич.
-А как же? Ты не иронизируй. Такие бабы, как Станкевич, - опаснее «першингов» с ядерными боеголовками. Ракетами города разносят, так их восстановить можно. А Станкевичами радетелей за судьбу Отчизны устраняют. Потом их, сподвижников прогресса, никакими ударными стройками не воскресишь. Смекаешь?
-Смекаю.
-К тебе сейчас мои людишки придут. Введут в кондицию: оденут, постригут, причешут… Не подведи. Я за стенкой буду.

            Американцы повесили шляпы в прихожей. Уселись на мягкие стулья с гнутыми ножками. Сложили ноги на ноги.  Жора предложил виски. Гуано жестом показал - после. Гуревич водрузился за стол в мягкое просторное кресло чёрной кожи. Грязев примостился на краю дивана, сложив руки на сомкнутых коленках.
-Прошу говорить на русском, - сказал Гуревич. – Чтобы наш общий друг не чувствовал себя неловко.
            Американцы удостоили журналиста лёгким поворотом головы.
-Хорошо, - согласился Гуано. – Тема разговора отчасти касается и его.
-Слушаю.
             Гуано изложил своё предложение, смысл которого сводился к тому, что американская сторона готова профинансировать проект поиска скифских сокровищ, если Бенджамин Скут укажет их точное местонахождение. Гуревич заверил, что предъявленные им адреса на карте города и в списке Грязева для поиска сокровищ соответствуют действительности. Погрешность составит не более двадцати, двадцати пяти процентов.
-Вы не даёте сто процентной гарантии? – удивлённо вскинул брови Гуано.
-На тех участках, где археологические раскопки покажут отрицательный результат, вы можете организовать строительство новых объектов.
-Но это не совсем то, во что нам хотелось бы инвестировать деньги, - возразил председатель фонда.
-Главное извлечь прибыль, верно? И вы её получите в любом случае. С сокровищами или без них. Разумеется, если вложитесь в проект.
-Почему по телевиденью дали не полную информацию о местонахождении сокровищ?
-Вы имеете ввиду объекты, указанные в списке господина Грязева?
          Головы повернулись в сторону журналиста.
-Да, - ответил Гуано.
-Это закрытая информация. Наличие там сокровищ наиболее вероятно.
           Гуано прикинул в уме, во сколько выльется реконструкция и строительство общественных туалетов. Те, кто прислал Гуано в Москву вряд ли одобрят его бизнес-проекты. Хочешь «делать деньги», - уходи в отставку, освобождай место, намекнули ему. Ни отказываться от сокровищ, ни увольняться со службы Гуано не желал. Слишком осторожный, он не собирался ловить журавля в небе, мифические сокровища, выпустив синицу из рук, приличную пенсию. Чтобы «лотерея» получилась беспроигрышной, председатель фонда решил подключить частных инвесторов с одной стороны, и Государственный департамент с другой. Для первых он предложит российскую компанию во главе, которой встанет Грязев. Болван и растяпа. Сделает всё что прикажут. Вторые профинансируют проект, если представить деятельность русских, как действия несущие потенциальную угрозу национальной безопасности США. Сегодня скифы в Москве. Завтра в Европе. А там, через океан недолго перемахнуть. Перекраивай историю. Предъявляй территориальные претензии. Пошло, поехало…
             Воспоминания недавних словесных прений с руководством увели Гуано далеко от действительности.  Лишь со второго раза он отреагировал на оклик «экстрасенса».
-Так вы готовы к сотрудничеству? – спрашивал Бенджамин Скут.    
 -Мне нужно всё взвесить.
-Обдумывайте ответ быстрей. Желающих поучаствовать в проекте достаточно.
-Для начала мы могли бы зарегистрировать предприятие. Его возглавит проверенный человек, кому мы все могли бы доверять. Как вам кандидатура Андрея? Вы ведь кажется друзья?! – спросил Гуано. Все снова посмотрели на журналиста. Тот смутился, и виновато улыбнулся. Гуревич удивлённо приподнял бровь. Он не знал, что ответить и кашлянул. Под столом вспыхнул и погас зелёный свет.
-Согласен, - ответил Гуревич. – Организационные вопросы решайте по своему усмотрению. Я в юридических тонкостях не мастак. Моё дело людям помогать по мере возможностей.
-Благотворительность вещь почётная. Но без материальной основы – она неосуществима. Верно, Бен?! – вступил в разговор Бараноф. В позиции экстрасенса ему хотелось больше определённости. – Неплохо было бы заручиться вашей поддержкой. Одного вашего имени достаточно, чтобы заинтересовать инвесторов. Как насчёт доли в новой фирме? Станете соучредителем?
              Неожиданное для всех предложение помощника понравилось Гуано. Он одобрительно кивнул Баранофу и воззрился на «экстрасенса». Гуревич, растерянным взглядом пробежал по лицам гостей. Мысль учреждать финансовое предприятие ему никогда не приходила в голову. Он до неё не дорос. Жора закашлялся. Под столом коротко позеленело.
-О, кей! – вскликнул Гуано. – При вашем участии мы заработаем уйму денег, Бенджамин! Я могу вас так называть?
-Вполне.
-Друзья называют меня Филом! – Гуано встал и протянул руку для пожатия. Широкая улыбка открыла белоснежные зубы. – Теперь можно по стаканчику виски, отметить нашу договорённость.
          Гуревич ловко, но с достоинством поднялся из кресла, выставил из бара хрустальные стаканы на полированный стол орехового дерева. Взял с полки початую бутылку «Glenlivet», открутил крышку и налил в каждый стакан по глотку. Ведёрко со льдом и щипчиками в нём Жора также поставил на стол. Льдом никто не воспользовался Гостеприимный хозяин взял первым и поднял свой стакан, но пить не стал, лишь пригубил. Жора чувствовал незримое присутствие генерала.
-Наши юристы подготовят пакет документов для регистрации предприятия, - сказал Гуано, слегка пригубив виски из своего стакана. Он одобрительно кивнул. – Отличный напиток! Какую, по-вашему, дорогой Бенджамин, следует избрать юридическую форму управления организации и как следует назвать её?
            Не теряя самообладания Гуревич, мысленно метался в поисках ответа. Элементарные вопросы, выходящие за рамки средней школьной программы, загоняли Жору в угол. Он из последних сил сдерживался, чтобы не перейти на русский мат – традиционное решение патовых ситуаций.
-Делайте, как считаете нужным, - нашёлся он. Гуревич не понимал, зачем генерал дал согласие включить его в состав учредителей. Он нервничал. Навязанная ему роль начинала тяготить его. Литературное поприще казалось Жоре понятным и доступным. Строчи себе в тишине комнаты всё, что взбредёт в голову. Сочиняй. Твори. Зачем ему мирская суета, американцы, генералы. Однако перспектива с помощью Скурыгина прославиться на писательском поприще и поквитаться с ненавистным ректором подвигала Гуревича к уступкам.
-Как учредитель, вы должны будете подписать протокол участников о создании общества, об его уставном капитале, месте регистрации и назначении директора. Все решения текущих вопросов мы возьмём на себя, но нам понадобятся ваши паспортные данные. По Российским законам это необходимо при регистрации фирм. Вы не могли бы передать его нам, либо представить ксерокопию, чтобы мы могли внести данные паспорта в устав и в учредительные документы?
          Присутствующие смотрели на экстрасенса, не совсем понимая причину его замешательства. Паспорт гражданина СССР, полученный Жорой незадолго до распада страны, давно потерял юридическую силу, как в Бердянске, так и в Москве. Массовая замена паспортов у населения Российской Федерации только набирала обороты, но Гуревича она не касалась. Получить новый документ гражданина России он мог, только если бы родился в России или женился на россиянке и, то в последнем случае не сразу. Говорить же о наличии, каких-либо документов, свидетельствующих о существовании Бенджамина Скута, было вовсе абсурдом. Даже лампочки под столом не могли помочь бывшему коменданту с ответом.
-Я отдал паспорт секретарше заказать билет, - соврал он.
-Она могла сделать это по телефону, - заметил Гуано.
-Мы не в штатах, - отрезал Гуревич. – Это там у всех кредитки, страховки, развитый сервис. Здесь чтобы купить билет – получается быстрее дойти до кассы и постоять в очереди.
-Вы уезжаете? Куда? – поинтересовался Бараноф.
-Не далеко, всего на день, - уклончиво ответил Гуревич. – Как только мне вернут паспорт, я свяжусь с вами, - пообещал Гуревич. – А сейчас, господа, прошу меня извинить…

                73

            Проводив гостей, Гуревич уселся на диван и, взялся было за стакан. Но вспомнил про обещание не пить и с кислой миной вернул его на место.
-Что-делать-то?! – крикнул он в пространство. Стороннему наблюдателю могло показаться, что человек разговаривает с какаду в клетке под потолком.
-Задал ты задачку, - вошёл в кабинет генерал Скурыгин. Человек бывалый Александр Яковлевич сходу придумал план. – Скажешь им, что паспорт твой украли у секретарши. Мы тебе новый документ выправим. Настоящий. Решим вопрос по своим каналам. Будет на земле одним америкосом больше.
-Зачем вы меня втравили в эту авантюру? Зачем в учредители сунули? – Гуревич состроил недовольную гримасу.
-Положим в авантюру, как ты говоришь, ты ввязался сам. К нам в разработку ты попал тем, что есть. Оставалось только подкорректировать сюжет и твой образ. Теперь, на счёт учредительства. – Генерал отпил из стакана Гуревича, поворочал языком, удовлетворённо кивнул и проглотил. – Свой человек в чужом стане всегда хорошо. А тут такая удача! Америкосы будут у нас, как на ладони.
-Вам мало, что журналиста директором поставили? Он для вас землю до самого ядра рыть будет.
-Ясно, будет. Только глуп он. И ни к чему его посвящать в наши дела. Должен же остаться мальчик для битья, когда раскроется вражеский заговор.
-Какой ещё заговор?
-Который, мы с тобой обнаружим. Ты что же думаешь, что можно вот так просто расходовать государственные средства на экстрасенсов, Оксан и другие радости жизни? Задействовать спецсредства, создавать призрачных Скутов, выпестовать преданных делу писателей с тиражами и ничего не давать стране взамен? Нет, брат, ошибаешься. Узко мыслишь, Жора. Ты думаешь, я бьюсь за ваше с Оксаной счастье для себя? За твоё писательское будущее ради корысти? Нет, Георгий! Во благо Отчизны-матери! – пафосно закончил речь Александр Яковлевич.
           Гуревич кисло ухмыльнулся. С патетикой генерал явно перегибал. Делать нечего. Когда голова на плахе - по шапке не горюй, подумал Жора.
-Мне что ж до конца дней Бенджамином-американцем ходить? – спросил он.
-Нет, конечно. Одолеем супостатов заморских, женим тебя и ступай себе на все четыре стороны.
-А тиражи? – спохватился Гуревич.
-Это, само собой. Слово чекиста.

                74

            Семён Степанович не терпел народной самодеятельности, считая её неквалифицированной пародией на большое искусство. Управление финансами – это такая же составляющая искусства, как все его разновидности, считал он. И был прав по-своему. Для того, чтобы всё получалось на уровне высшего качества Семён Степанович относился к работе с огоньком и изобретательностью. А чтобы его начинания не походили на самодеятельность, он стремился к совершенству. Для чего не пускал дела на самотёк. Финансист Закваскин узнал от генерала Скурыгина о затее американцев и внёс коррективы в их планы.    
-Так даже будет лучше, - пояснил он генералу при личной встрече.
-Что именно?
 -Присутствие иностранного капитала. Их руками мы учредим дочернюю фирму и поставим своего человека во главе. Бенджамина Скута, например. Американского подданного.
-Но…
-Поверьте, мой генерал, так будет лучше. Я вас уверяю.
-Но я не привык действовать вслепую.
-Под вашим чутким руководством, Александр Яковлевич, будет раскрыт заговор против Отечества. Я вам обещаю. Немного терпения. Если вас удовлетворят мои соображения, то почитайте вот это. – Закваскин протянул синюю папочку, перетянутую белой тесёмкой.
-Что это?
-Как нынче модно говорить, своего рода бизнес-проект. А по-нашему – черновые намётки. 
                Генерал развязал тесёмки и взялся листать бумаги. На губах его ожила ухмылка. Он снял очки, положил перед собой на стол и одобрительно кивнул.
-Вам не откажешь в изобретательности. Мне бы такого зама…
-Каждый хорош на своём месте: волк в лесу, собака в будке.
-А если ваш план не сработает?
-Исключено. Он уже работает, и как мне кажется, вполне успешно. Даже если что-то пойдёт не так, ни вы, ни я ничего не теряем. Каждый остаётся, как говорится, при своём интересе. В случае же успеха я становлюсь очень богатым человеком, а вы очень высоким государственным чиновником.

                75

                Пока московские власти разваливали памятники столичной архитектуры под благовидным предлогом поиска скифских сокровищ и реставрации ветхих зданий, финансист Закваскин подсчитал, во что обойдётся холдингу участие в проектах «Москва-Сити» и возведение жилого массива в Южном Бутово. Средств явно не хватало. Банки не спешили выдавать кредиты без твёрдого обеспечения. В существование мифических сундуков с золотом, о которых всё громче и чаще с подачи Закваскина упоминалось в прессе, верили немногие, пока однажды на страницах «Дома новостей» не появилась развёрнутая статья с фотографиями о сенсационной находке в «Бутовском котловане». Старинные сундуки, обитые железом, возвышались на земляной насыпи с откинутыми кованными крышками и были набиты «под завязку» золотыми украшениями. Историю подхватили московские газеты. В теленовостях по всем каналам, после обязательной программы с элементами пьяной клоунады президента страны, шли кровавые «рассказки» про «звероподобных» чеченских террористов, которых доблестная регулярная армия волшебным образом не могла добить несколько лет кряду, и которых подсовывали публике, словно чертей из табакерки в периоды очередного дележа государственных богатств. Следующим обязательным пунктом новостных программ стали сокровища скифов. Ценность находок невозможно переоценить! Это прорыв в понимании основ цивилизации! Это новая ступень к прогрессу! Это живые деньги, в конце концов, которых так не хватает молодым «терапевтам экономики». Это достояние государства, не менее значимое, чем энергетические ресурсы.
             Те, кто обидно пролетел мимо газовых и нефтяных труб, не успел приватизировать алмазных копий и золотоносных жил, кому не хватила тайги под выруб, лимитов на вылов дальневосточных деликатесов, кого обнесли «пилой» для распилки госбюджета и отодвинули от электрических рубильников, - оглянулись на сундуки с золотом в телевизионном ящике. В неспокойные времена, при шаткой экономике, нефть дешевеет, рубль превращается в фантики, а валюты не хватает - неплохо бы найти островок твёрдой почвы в зыбких топях финансовой нестабильности. Пока обиженные властью господа-товарищи примеривались к сундукам и тем, кто за ними стоит, сокровища исчезли с экранов. На смену им на головы граждан обрушилась реклама новой организации «ССС». Купи себе обеспеченную старость! Купи безбедное настоящее себе и счастливое будущее своим детям! На вложенный рубль сейчас, завтра ты получишь десять! Вложи деньги в «золото скифов».
               Вместо золота предлагались акции, обладатель которых становился совладельцем несметных скифских сокровищ. По ним он получал стопроцентную прибыль уже через неделю. Сочетание «ССС», хоть и без «Р» навивало ностальгию. Тёплые воспоминания выжимали слезу умиления по былому, несбывшемуся, по молодости. Вселяло доверие в сердца граждан и уверенность: «эти не обманут»
             Рекламный ход, придуманный неутомимым финансистом Закваскиным, работал.  Сначала неуверенно, потом смелее народ потянулся к кассам выдачи акций. Слух о несметных богатствах, что сулили сокровища скифов, разносился по весям. Баснословные прибыли будоражили воображение обывателя. Телевизионная реклама призывала спасать сбережения и нести в «ССС».  Толпы жаждущих скифского золота выстраивались в огромные очереди. Тысячи рук тянулись к кассам. В тысячах глаз горела алчность. Локтями отпихивали ближнего. Ногами топтали ноги слабого. Старики с зубами и без зубов, с волосами и без волос как сухие ветки сбрасывали листву – совали тощими руками купюры в кассы. Получали бумажки с вензелями, с буквами «ССС». Через месяц приходите за процентами на своё золото, говорили им из окна. Они приходили со страшными глазами. Обманут, не обманут?! Получите дедушка по вкладу, говорил вежливый голос из оконца и выдавал причитающиеся дивиденды.  Господи, милость твоя безгранична! Вот она манна небесная, долгожданная! Слава тебе, «ССС», во веки! Аминь!
                Счастливые обладатели «золота» покупали бытовую технику. Особо гражданам полюбился рекламный ролик про братьев. Один другому завидует. Тот другой на вложенные деньги добра набрал, график материального благополучия нарисовал. Указкой по схеме водит. Рассказывает, в каком месяце машину купит, в каком - дом. «Халявщик ты брат!»,- говорит ему первый. «Не халявщик я, брат, а партнёр!» - отвечает «умный» брат.      
              Волна народного нетерпения докатилась до глубинки. Все вожделели скифских сокровищ. Пункты приёма у населения денежных средств и выдачи акций открывались повсеместно. Взамен золотых украшений, счастливцы получали бумагу с буквами «ССС». В положенный срок – дивиденды. Те, кто не доедал – наедались. Разутые обувались. Раздетые – одевались. На дивиденды покупали новые акции, чтобы не останавливался денежный молох. Воронка «счастья» ширилась, закручивала, засасывала новые организмы. Очереди мужчин и женщин с озарёнными грядущим счастьем лицами выстраивались задолго до открытия пунктов выдачи акций и нетерпеливо посматривали на часы. Радостно переговаривались. Громко смеялись. Тайно строили планы. Свысока смотрели на тех, кто безучастно проходил мимо. С завистью и радостной надеждой на тех, кто опередил их и с видом надменного превосходство уносил пакеты или сумки, набитые пачками потрёпанных банкнот в банковских упаковках.   
      
              Вирус «лёгкой наживы» поразил Хусейнова и Соколову. В поисках денег оба взяли отпуска и отправились в родные города пытать счастья, чтобы потом, если удастся уговорить родственников, вложиться в «ССС».
              Феликсу принадлежало полдома под Казанью - наследство от деда по линии отца. Вторую половину занимал старший брат Михаил с женой и двумя детьми. В отсутствие младшего старший брат пользовался всей территорией по обоюдному согласию. Разговор между родственниками протекал миролюбиво.
-Я и сам хотел тебе предложить, - признался Михаил, - не знал с чего начать. Продавать дом не обязательно. Я знаю человека. Даст в долг под залог.
               Ударили по рукам. Выпили на радостях. Отец с седым чубом и седой бородой послушал сыновей. Покачал головой, сказал:
-Растил орлов, а вырастил ослов.  Облапошат вас, на улице окажитесь. Себя не жалко, о детях подумайте.
-Ради них и стараемся, - отвечал миролюбиво захмелевший Михаил.
-Лёгкая деньга только в сказках бывает. Курочка по зёрнышку клюёт и всегда сыта. Не дело вы затеяли.
-Не причитай. Был бы обман, разве разрешило бы государство рекламу повсеместно крутить?!
-Много вы про государство знаете. В России при всякой власти народ стонал. Теперешняя власть, чем лучше? Вот на таком дурачье власти и ездят.
             Через день Феликс с деньгами выехал вечерним поездом из Казани, чтобы днём быть в Москве.
 
                76
 
              В отличие от Хусейнова ни заложить, ни продать в Туле Соколова ничего не могла. Сёстры на уговоры не поддались, и расставаться со своими квартирами отказались наотрез. Неожиданно на помощь пришёл отец. Сам он опасался ввязываться в денежные авантюры. Но подогретый телевизионной рекламой и слухами о «счастье других», бывший военный офицер, предложил дочери продать гараж с «жигулями» и вдобавок отдал все сбережения.
-Ты матери пока не говори, - пошептал он, передавая Светлане свёрток с деньгами. – Она против. Потом скажем, когда получится. Победителей не судят. Как думаешь, получится?
-Конечно! Все сейчас так делают. Бояться нечего.
              Этого Соколовой показалось мало. Вернувшись в Москву, она обратилась к Скутельнику. Ты серьёзных людей знаешь, сказала она, которые могут одолжить денег. Помоги.
-Зачем тебе? – спросил Веня.
                Они сидели за круглым столиком на высокой ножке в Макдональдсе неподалеку от пересечения Тверской и Большой Бронной. Ели гамбургеры, сосали кока-колу из трубочек, воткнутых в бумажные стаканы. За окном через дорогу в Новопушкинском сквере вдоль аллей на скамейках расположилась праздная публика. В дали со своего постамента Пушкин задумчиво уставился в одну точку лицом к Тверскому бульвару. Сигналы автомобилей с улицы и людской гомон в зале вынуждали говорить в ухо. Светлана вынула из сумочки и показала голубые акции «ССС».
-Феликс тоже вложился, - сообщила женщина. – Мне бы ещё. Все проблемы разом решить.
          Скутельник отложил свой гамбургер на пластмассовый поднос. 
-Вы что оба рехнулись?!
-Что такого? – смутилась Светлана. – Выгодное дело…
-Ты же знаешь, откуда ноги растут. Что вся эта история с сокровищами - бред. Никакого Бенджамина Скута не существует, как не существует всего, что связанно с его именем. Это грандиозная афера! Миф, созданный жуликами от большого бизнеса, чтобы в очередной раз вывернуть карманы обывателя и под благовидным предлогом хапнуть денег у государства. Я же тебе рассказывал…
-Мало ли что ты рассказывал! – упорствовала Соколова. Ей не хотелось расставаться с грёзами, как ребёнку с полюбившейся игрушкой. – Я устала от постоянных напрягов. Вечная боязнь куда-то не успеть. Не заработать. А тут такая возможность получить всё и сразу.  Вон на той недели моя знакомая…
-Прекрати! – оборвал Скутельник. – Сейчас кого ни послушаешь, у всех знакомые разбогатели на вкладах «ССС». На самом деле каждый пересказывает слухи. Очнись, Света! Это пирамида. Мыльный пузырь. Он вот-вот лопнет и всем вам, таким как ты и Хусейов конец.
-Брось ты каркать! – обозлилась Соколова. – Скажи, лучше, найдёшь деньги?
-Под это дело – нет, - отрезал Скутельник.
-Спасибо за угощение! – Светлана соскочила с высокого стула. Вытерла губы бумажной салфеткой и, не прощаясь, с сумочкой через плечо, быстро зашагала сквозь толпу на выход к стеклянной двери.
              Веня с сожалением смотрел женщине вслед. Он лучше других понимал, что изменить ход событий никто не в состоянии. Ни он. Ни Закваскин. Ни те, кого представлял финансист. Ни московские власти. Ни правительство страны. Ни военное вмешательство третьих сил. Ни чёрная, ни белая магии и даже Всевышний не мог поправить крен в мозгах граждан целой страны. После десятилетий непрерывного строительства светлого будущего под чутким руководством вождей всем надоело ждать и вдруг почудилось, что цель близка. Новые времена, свежий воздух свободы. Нужно было только сбросить оковы и всё оказалось так просто. Вот же, вот, дотянуться рукой до всеобщего благоденствия!
             Да, Венедикт Арнольдович, заварил ты кашу, с горечью подумал Скутельник. Долго мучиться угрызениями совести ему не дали. Звонок Закваскина вернул Веню в действительность.
-Где тебя носит? Дуй в Козихинский, - сказал Семён Степанович. – Дело государственной важности.

                77

            В квартире к своему изумлению помимо Закваскина Веня обнаружил незнакомого гражданина. Он расположился за письменным столом в кресле Скутельника. Крепыш с зализанными назад волосами, горбатым носом и оттопыренными ушами, которые на фоне света из высокого окна за спиной казались неестественно прозрачными и красными, был одет в элегантный костюм из ткани «loro piano» синего цвета в клетку из смеси шерсти, шёлка и льна. На безымянном пальце его красовался золотой перстень с бриллиантом. На свету бриллиант поигрывал цветами радуги. Некоторое время незнакомец с интересом разглядывал Веню, и, не вставая с места, подал для пожатия пальцы правой руки, тонкие и длинные. Ему бы на пианино лабать, подумал про «ушастого» Веня. Если музыкальный слух имеется.
-Это Климов Александр Степанович, - представил мужчину Закваскин. – В рекомендациях не нуждается.
             Веня видел своего «главного» начальника впервые. Он встретился глазами с холодными до крайней неприятности глазами «Клима». Играть в детскую игру кто кого переглядит, Скутельник не собирался. Он отвёл взгляд в поисках места и уселся на стул, так чтобы видеть одновременно обоих визитёров.
-Не понравился? – густым голосом поинтересовался «Клим», продолжая разглядывать Веню.
-Глаза у вас неуютные, - ответил Веня.
-Любишь правду матку рубить? – усмехнулся «Клим». Руки, сложенные в замок удобно покоились на животе.
              Веня не понимал к чему этот разговор. Он всё ещё находился под впечатлением разговора с Соколовой и злился на свою беспомощность. Злость сочилась раздражением, но привычка удерживать в себе эмоции сработала в очередной раз. Веня взял себя в руки. Просто так «Клим» сюда не явился бы.
-Может, перейдём к делу? – обратился Веня к финансисту Закваскину.
-Здесь решает Александр Степанович, - отозвался Закваскин без тени иронии. Веня подобрался. Он повидал достаточно людей, чтобы уяснить, как важно вовремя выбрать правильную линию поведения. Слушай, молчи и не высовывайся, сказал себе Скутельник.
-Говори, - обратился «Клим» к Закваскину.
            Семён Степанович поправил галстук и казалось чуть дольше, чем того требовали обстоятельства возился с узлом.
-Тебя хочет видеть «Сам», - сказал Закваскин и поднял на Веню глаза.
-То есть? – не понял Скутельник.
-То и есть, что президент страны изъявил желание встретиться с Бенджамином Скутом, великим и могучим «экстрасенсом» по вине которого в стране твориться чёрте что.
           В животе у Вени похолодело.
-Нет никакого Бенджамина Скута. Ничего нет, - ответил он.
-Ошибаешься. Уже есть. С паспортом, страховкой, домом в Майами, банковским счётом и всеми составляющими человеческого пребывания на планете Земля в отдельно взятом государстве под названием США. Как оказалось, людей создаёт не один только Всевышний. С этим неплохо справляется «контора» в лице генерала Скурыгина. Да святиться имя его! – с сарказмом проговорил Закваскин.
-Вы хотите сказать, что я гражданин США?!
-Не ты, а господин Скут. Это не совсем одно и то же, - пояснил Закваскин. Всегда доброжелательный, сегодня он играл роль «сухаря» без эмоций.
-Сейчас это не главное, - продолжил Закваскин. – Важно, что тобой заинтересовались.
-Зачем я им нужен?
-Мне звонил Ястребженский из администрации президента и выразил озабоченность. Невероятная популярность «ССС» в стране настораживает окружение президента. А вдохновитель и организатор сверхуспешного финансового института Бенджамин Скут – вызывает опасение. Народ верит в него, а это несёт угрозу нынешней власти. Они опасаются нежелательных политических резонансов.
-Не мути, Квас, - недовольно поморщился Александр Степанович, - не на митинге. Говори нормальным языком.
-В общем, Веня, расклад такой. За счёт сундуков с золотом и байки про несметные сокровища под землёй, которые ты указал, мы создали финансовую пирамиду. Всем, кто в ней участвует обещано золото скифов. Деньги нам нужны, чтобы вложить их в широкомасштабное строительство. На сегодняшний день мы нагребли рублей столько, что грузовики не успевают их вывозить из пунктов приёма. Деньги уже не считают, сваливают кучами на полах на заводском складе. То, что не смогла сделать власть, вытащить деньги из кубышек у населения, сделали мы. Идейным вдохновителем и организатором «ССС» считают Бенджамина Скута. Его рейтинг у граждан России выше, чем у всех политиков вместе с президентом вместе взятых. Бенджамин Скут становится потенциально опасной политической единицей. Там, - Закваскин ткнул пальцем в потолок, - хотят выяснить планы господина Скута и его политические амбиции. Пока понятно излагаю?
             Климов удовлетворённо хмыкнул и вопросительно посмотрел на Скутельника. Веня утвердительно кивнул.
-Это только цветочки, ягодки впереди, - продолжил Закваскин. – Правительство страны нуждается в крупных финансовых вливаниях для оздоровления экономики. Возможны любые действенные финансовые источники. Кредиты МВФ. Привлечение частного капитала. Для привлечения иностранного капитала нужны государственные гарантии. Помимо природных ресурсов сокровища скифов, как не парадоксально, рассматриваются как гарантия платежеспособности России…
-Бред! – не удержался Веня.
-За дефицитом наличности денежные средства, полученные нами у населения, предложено одолжить для социальных выплат под долгосрочные государственные гарантии в виде ценных бумаг.
-Это значительно укоротит жизнь «ССС»! Пострадают миллионы!! – воскликнул Скутельник.
-Пирамида и так обречена, а вместе с ней миллионы вкладчиков. Но если правительство успеет получить транш, возможно, удастся избежать дефолта и продержаться на плаву или вообще выправить ситуацию в экономике и в итоге вернуть деньги населению.
-Вы сами не верите в то, о чём говорите, - сказал Скутельник.
-Я оптимист, - ответил Закваскин, и добавил, - но, ты прав, ни чего хорошего не жду.
-Сейчас не о стране нужно думать, а о собственной башке! – вмешался Климов. – И о том, как дороже продать себя. 
-Я не закончил мысль, - заметил Закваскин. – Мы говорили о надвигающемся цунами. Теперь, несколько слов о «мелких брызгах». Так как Бенджамин Скут американский гражданин, и соучредителями «ССС» являются америкосы, в «конторе» считают, что вся история с сокровищами скифов спланирована американскими спецслужбами. Те в свою очередь думают, что за поиском золота скрыта тщательно разработанная экономическая диверсия русских. «Штаты» пошли на опережение и обрушили цены на энергоносители. На мировых биржах за баррель нефти дают меньше её себестоимости у нас. Казна пуста, дефолт неминуем. В правительстве считают, что спасти от катастрофы финансовый рынок страны может только чудо. Они готовы уцепиться за любую соломинку. Этой соломинкой становится «ССС» и золото скифов.
-То есть мыльный пузырь, - уточнил Скутельник.
-Скажу больше. Чтобы не допустить народных волнений и баррикад на улицах им даже выгодно существование «ССС», которое создаёт иллюзию благополучия.
-И сами же готовы рубить сук, на котором сидят. Как только «ССС» рухнет – народ выйдет на улицы выковыривать булыжники из мостовых, - с горечью заметил Скутельник.
-Вот поэтому им понадобился ты. Новый мессия. За которым пойдёт толпа. Кому она верит. Который, может её утешить и вразумить. Новый пророк, говорящий голосом бога.
-А Всевышним, как я понимаю, являет себя наш президент со своими молодыми апостолами, сподвижниками шокотерапии. Их голосом я должен вразумлять в очередной раз обманутых и обворованных граждан.
-Давай без лирики, - снова поморщился Климов. – Мне эти гнилые базары за идею — вот тут уже, - он резанул себя ребром ладони по горлу. – Вся это уличная шушера хочет на халяву срубить бабла. Их сгубит их же собственная жадность и тупость. Сокровища скифов и «ССС» здесь не причём. Не мы поставим толпу на бабки, - рано или поздно это сделает государство. Это понятно даже лоху. Так что нечего разыгрывать из себя народного страдальца. – «Клим» говорил жёстко и не моргая смотрел в глаза Сктельнику. –Не надо спасать человечество. Ему на тебя насрать. Завтра ты склеишь ласты, а послезавтра о тебе не вспомнит ни одна сволочь, которая сегодня молиться на твой портрет в журнале. Не сотрясай воздух болтовнёй. Ты молод и напичкан иллюзиями. Добро, зло – всё это фуфло, придуманное, чтобы управлять толпой. Миром правит целесообразность и выгода. Сказки про борьбу света и тьмы, теологические споры на богословские темы – словоблудие жуликов, чтобы поглубже запустить руку в карман соседа, пока тот слушает, развесив уши.  Если не хочешь сдохнуть лохом, то заруби себе на носу: из дела ты не выйдешь. Попытаешься вредить нам, - я тебя лично закатаю в бочку с цементом и утоплю в торфяных болотах Подмосковья. Уразумел?
            Скутельник кивнул.
-Теперь слушай сюда, - продолжил «Клим» смягчившись. – На днях люди «пахана» всея Руси набьют нам «стрелку». «Квас» поедет с тобой как секретарь. Он обучен языкам и будет при тебе типа переводчика. Ты, я слышал, тоже говоришь на английском?
-Да, но практики маловато, - ответил Веня.
-Ничего, они в курсе, что ты владеешь русским, так что говорить будут на том, на каком удобно. Сориентируешься.
-Они действительно думают, что я американец?
-Не знаю. Может, делают вид и ломают комедию, а может и вправду считают, что Бенджамин Скут существует. Им всё равно коза или корова, главное, чтобы доилась. Играем по их правилам, но помним свой интерес. Ты, Венедикт, слушай и кивай. За тебя будет говорить «Квас». Он в финансах волочет и в вопросах стратегии его тоже не объедешь. Почти как Андрей Андреевич Громыко. Царство ему небесное, уважал его, умный был мужик.
-Почему вы не пошлёте того, другого Скута?
-Корешка твоего, Гуревича? Мозгов маловато. Пусть баб генеральских трахает и америкосов по московским сортирам таскает дерьмо месить, - небрежно отозвался «Клим». 
            Закваскин усмехнулся:
-Эти господа из фонда помощи животным занялись обустройством городских туалетов. В правительстве репы чешут, зачем им это надо, но дали добро. Хотят помочь городу – пусть помогают…
            Климов хмыкнул.
-Пока тот второй Скут америкосов по сатирам водит, они нам не помеха. Пара придурков в запасе никогда не помешает. Их как разменную монету в расход не жалко пустить, - равнодушно обронил Александр Степанович. 
           Интересно, что они сделают со мной, когда всё закончится? Тоже как разменную монету в расход пустят? подумал Веня.

                78

            Крутеев негодовал. Обещанных сведений о возможных победителях тендера на строительство «Москва-Сити» он так и не дождался от Кима. Тираж газеты остался на прежнем уровне и крупных рекламодателей он так же не получил. Николай Аверьянович понял, что его использовали и выплюнули за ненадобностью. Обида и злость душили главного редактора. Он жаждал немедленной мести.
           Беззубая статья Грязева про необыкновенные находки в московской земле и роль кочевых народов в мировой истории после вмешательства главного редактора наполнилась ядом и категорическими утверждениями о грандиозном подлоге. Автор статьи настаивал на вмешательстве прокуратуры в дело о «золоте скифов», о прекращении попыток пересмотреть историю и о немедленном выявлении виновных в измышлениях, обвинении их в мошенничестве и скорейшем их наказании. Досталось «ССС», как производной грандиозной фальсификации и даже правительству Москвы, которое якобы попустительствует мошенникам и выступает как заинтересованная сторона.
-Эдак, они на персоналии перейдут! – возмутился мэр, выслушав доклад Кима. – Прими меры. Нам не нужны неприятности. Но аккуратно, без эксцессов.
             Работа с независимой прессой требовала от Кима осторожности и такта. Просто так закрыть газету нельзя. Не те времена. Ким попытался договориться с Крутеевым, но тот оказался слишком независим, не нуждался, ни в чьих дотациях и поддержке. Он знал себе цену, закусил удила и отказался встречаться, пообещав в следующем номере рассказать читателям всё, что ему доподлинно известно о переговорах с Бенджамином Скутом. Об истинной подоплёке реставрации архитектурных памятников столицы. Так же он пообещал подготовить аналитическую статью о «ССС» и в дополнение ко всему решил собрать пресс-конференцию, где выступят ведущие археологи с целью «открыть глаза общественности». Иными словами, Николай Аверьянович объявил войну врагам «истинной науки» и взялся за лопату правдоискателя рыть окопы для битвы с мракобесьем, не допуская мысли, что может вырыть собственную могилу.

                79
    
             Закваскин держал руку на «пульсе событий». Скандальная статья не прошла мимо его внимания. Серьёзного урона на текущее положение дел она не могла нанести. В стране, где власть предержащие держали закон в будке, как цепного пса и выпускали его, чтобы травить им неугодных по мере надобности, газетные писульки несли функции памфлетов, не более того.  Однако нападки «Дома новостей» на «золото скифов», на московское правительство и на «ССС», испортили настроение Семёну Степановичу. В его планы не входили ни разоблачения, ни скандалы.  Любую мелочь способную помешать ему в достижении цели должно устранить. Финансист Закваскин ломал голову, как обуздать ретивого редактора. За советом он обратился к Скутельнику.
-Если я решу проблему, обещаете не пускать меня «в расход», как разменную монету, когда всё закончится? – спросил Веня.
             Они сидели друг напротив друга в «приёмной» Скутельника в Малом Козихинском переулке. Недавно прошёл короткий июльский дождь. В открытое окно влетали шелест автомобильных покрышек по мокрому асфальту. По подоконнику беспечно скакали воробьи и звонко чирикали, перекрикивая друг дружку. Между быстрыми на ветру облакам, из прогалин выстреливали, как от прожектора лучи солнца. Но солнечный диск, так и оставался невидим. 
 -Смотри, запомнил, - усмехнулся Закваскин. – Угроза «Клима» к тебе не относится.
-Она касается всех, Семён Степанович. И вас в том числе.
             Закваскин удивлённо вскинул брови.
-Ты так считаешь?!
-Никто не может чувствовать себя в безопасности, даже «Клим», когда в деле замешаны «государственные интересы».
 -Возможно, ты прав, - согласился Семён Степанович, поразмыслив. – Но вернёмся к нашим баранам.
-Я знаю, как устранить Крутеева почти легально. Наши законы слишком несовершенны, а чиновники слишком беспечны. Если я избавлю вас от неугодного вам редактора, гарантируете мне свободу и жизнь?
             Закваскин с интересом посмотрел на собеседника.
-Обещаю. Как ты это сделаешь?
-Вы мне поможете.
-Всё что в моих силах, - с готовностью отозвался Закваскин.

                80
      
              На службе у Крутеева в обязанность Скутельника, помимо прочего, входила регистрация и перерегистрация газет и журналов. Схема перерегистрации выглядела просто. Владелец газеты подписывал заявление об отказе от учредительских прав в пользу второго лица. Новый хозяин СМИ, оплачивал государственную пошлину, подавал заявление на регистрацию, прилагая заявление об отказе бывшего хозяина, прикладывал копии учредительных документов своей организации в министерство по печати на Малой Никитской и через месяц становился законным владельцем газеты.
             Из тактических соображений Крутеев время от времени перерегистрировал газеты и журналы с одной своей фирмы на другую. Фактически он оставался владельцем СМИ, менялась лишь вывеска хозяина. Документы готовил Скутельник. Отказ от издания должны были подписывать двое: главный редактор и генеральный директор организации, которой принадлежала газета или журнал. Так, как и главным редактором и генеральным директором выступал Крутеев, заявления подписывал он сам. Веня с удивлением обнаружил, что подписи под заявлениями об отказе от газет и журналов не требуется заверять нотариально. Поэтому однажды расписался за Крутеева в его отсутствие, когда тот улетел в командировку, а перерегистрировать понадобилось срочно. На свой страх и риск Веня понёс в министерство заявления с поддельными подписями. Документы приняли на основании доверенности, которую Крутеев выдал Скутельнику. Но и доверенность по закону не нужно было заверять у нотариуса. Требовалась только оригинальная синяя печать организации. Доверенность Веня выписал себе сам и расписался за Крутеева. Так облачённый доверием генерального директора и главного редактора в одном лице, с согласия Крутеева Скутельник стал перерегистрировать газеты и журналы. В министерстве по печати юристам не приходило в голову, что подписи могут быть подложными, и владелец газеты может ничего не знать о перерегистрации. Эту маленькую, но очень существенную недоработку законодателей Веня взял на заметку.
            Деловые отношения с нотариусом Кудрявкиным у Скутельника складывались наилучшим образом.  По телефону он договаривался о встрече. Процедуры оформления   документов проходили в нотариальной конторе в Капелевском переулке по соседству с Олимпийским спорткомплексом. С каждым месяцем доверие бывшего следователя военной прокуратуры по особо важным делам к Скутельнику росло. Ему импонировали пунктуальность молодого человека и его сдержанность. Веня играл роль чекиста в стане врага: в меру дружелюбный, предупредительный, немногословный и сообразительный.  Эти качества Владимир Михайлович ценил в людях, и чтобы убедиться в том, что не ошибся в человеке, он иногда умышленно затягивал подготовку нужной бумаги, возился с ней или придирался к буквам и запятым, стараясь вывести Скутельника из равновесия. Иногда Кудрявкин закатывал истерики и капризничал. Венедикт мысленно прицельным ударом кулака выбивал нотариусу два передних зуба и добавлял ребром ладони хорошего «леща» по затылку. Но внешне, ничем не выказывал своего неудовольствия и продолжал сдержано улыбаться. Симпатия к Вене автоматически перекидывалась на его руководителя. Чтобы не отрывать Крутеева от дел Кудрявкин согласился заверять документы с подписью Николая Аверьяновича в отсутствие самого Николая Аверьяновича. Достаточно было Вене прийти к нотариусу с уже подписанным документом, набрать номер телефона Крутеева и передать трубку нотариусу. Крутеев из своего кабинета подтверждал по телефону, что бумага подписана им, Николаем Аверьяновичем. Обменявшись любезностями, мужчины вешали трубки. Удовлетворённый нотариус заверял документ. За оказанные услуги благодарный Крутеев передавал нотариусу через Веню ежемесячный «взнос» сверх государственной пошлины и никогда не требовал расходных квитанций. Главному редактору льстило, что у него имеется «карманный» нотариус. Он продолжал играть во всемогущего главу сицилийской «Коза ностро». Кудрявцева же радовало, что известные люди города пользуются его услугами. Являясь посредником между нотариусом и главным редактором, Скутельник стал незаменимым связующим звеном между ними. Об их договорённости не догадывалась даже помощница Кудрявкина. Таким образом, в руках Скутельника оказался козырь. Обстоятельства вынуждали использовать его.
 Венедикт составил заявление об отказе Крутеева от учредительских прав на газету «Дом новостей» в пользу вновь созданной организации.  Её по просьбе Скутельника зарегистрировал Закваскин. Учредителем и директором организации в единственном лице стал Веня.
                Оставалась проблема с товарным знаком «Дом новостей». Знак был зарегистрирован на товарищество с ограниченной ответственностью, которым руководил Крутеев. Но и здесь Веня с лёгкостью обходил закон. Обратившись в юридическую контору «Быстрицкий и партнёры» за консультацией по вопросу перерегистрации, Скутельник выяснил, что достаточно генеральному директору написать письменный отказ от права на товарный знак в пользу физического или юридического лица, оплатить государственную пошлину и услуги юридической конторы, чтобы лишить себя права владения товарным знаком.  В этом случае участие нотариуса законом не предусматривалось. Веня составил заявление от имени генерального директора «Дома новостей». Чиновники не имели возможности сравнить подлинность подписи на заявлении с оригиналом. Госпошлину и финансовые издержки Скутельник оплатил из своего кармана. Переход газеты и товарного знака от одного владельца к другому становился вопросом времени.               
            Во избежание трений с законом, Скутельник подстраховался. В разговоре с Крутеевым он убедил его, что неплохо было бы нотариально оформить доверенность на ведение юридических дел, не связанных с банковскими операциями. Таким образом, Скутельник, мог действовать от имени Крутеева, освобождая его от лишних повседневных хлопот. Николай Аверьянович так уверовал в им же придуманный образ главаря мафии, что не мог помыслить, чтобы приезжий провинциал мог навредить ему. Тщеславие и гордыня, вера с собственную исключительность сыграли с Крутеевым злую шутку: он потерял бдительность. Привыкший распоряжаться сотнями людей, требуя от них беспрекословного повиновения, он окружил себя льстецами, готовыми безропотно подчиняться и выполнять. Чужое мнение мало интересовало Николая Аверьяновича. Рост тиражей подтверждал его гениальность и ум. Крутеев не нуждался в советчиках, не терпел критики и расставался с теми, кто осмеливался высказывать своё видение того, как нужно развивать газету и о чём писать. Из приличного человека Крутеев перерождался в самоуверенного себялюбца. Друзья отворачивались от него.
              Веня не высовывался из общего ряда безликих исполнителей, добросовестно выполнял поручения, выслушивал банальные поучения и сдерживал неприязнь к человеку, которого ещё недавно уважал. Однажды Крутеев прикрикнул на Веню в присутствии собутыльников.         
-Вы забыли классику, - ответил тогда Скутельник. – Товарищ Ленин предупреждал: «Мало захватить власть. Важно удержать её». Перефразируем его: «Мало создать бизнес. Важнее не потерять его».
-Ты это к чему?! – лениво отвечал Крутеев. Он отвёл руку со стаканом виски ото рта и мутно посмотрел на Скутельника, так словно перед ним заговорил столб. Сподвижники главного редактора воззрились на Веню. В глазах ирония. На губах усмешки. «Конь хозяину для того, чтобы ездить на нём», - уколол чей-то голос.
-К тому, что враг не дремлет, - ответил Скутельник. Он спохватился, что может выдать себя, и взялся плести о происках конкурентов. Настороженность на лице Крутеева рассеялась. Он ценил исполнительность и смётку Скутельника, но считал его простаком.
 -Не беспокойся, у нас всё под контролем, - заявил главный редактор и барским жестом отпустил Скутельника.
               Веня усмирил ярость. Попомнишь меня, думал он, вежливо прикрывая за собою дверь. 

                81

               «ССС» злокачественной опухолью разрасталась по стране. Толпы, обезумевших от грядущего счастья вкладчиков осаждали пункты обмена рублей на акции. Всем хотелось отхватить кусочек скифских сокровищ. Средства массовой информации продолжали обрабатывать мозги обывателя. Телевизионный ролик про оборотистого Лёню Воробьёва, каждые пятнадцать минут рассказывал согражданам, как простой мужик с лицом конченного «алкана» в трениках и заношенной майке, с зализанным на лоб чубом, после приобретения акций «ССС» превратился в преуспевающего бизнесмена. Лёня стал членом почти всех российских семей на пространстве от Калининграда до Владивостока. Утром, днём и вечером в телевизионных ящиках его лицо как портрет любимого родственника появлялся в квартирах россиян. Толпа на улицах теряла управление.  Милицейские оцепления, призванные следить за порядком, сметались живой массой, словно деревянные мостки у реки в весеннее половодье. В Думе опасались бунтов и призвали Президента принять меры. Всем «запал в душу» артиллерийский привет танкистов по Белому дому. Исполнения на бис никому не хотелось. Неприятную перспективу не сбрасывали с повестки дня, ибо те, кому не хватит денег, бросятся искать их у тех, кто обещал «много счастья». А где его взять на всех? Ринуться спрашивать у «царя батюшки», а он что? Он ничего. Сами дураки. Потом к гадалке не ходить - народ быстр на расправу.  Похватают ломы и другой подручный инструмент. Сковырнут булыжники из мостовых. Баррикады на улицах воздвигнут. Лозунги «Долой!» Вопли «За что боролись?!», «Буржуи обобрали!», «Контру к стенке!», «Воров на столбы!» Найдутся умники, напомнят, как царёвых вельмож во времена оные с Кремлёвского крыльца разъярённая толпа на бердыши скидывала и на куски рубила. Подскажут, подучат…

                82

-Погоди-ка, - обратился «САМ» к Ястребуженскому. – А не происки ли это наших заокеанских партнёров?
-На то похоже, - ответствовал заместитель руководителя Администрации президента и одновременно его пресс-секретарь. – Как я уже докладывал, идейный вдохновитель и руководитель «ССС» американский гражданин Бенджамин Скут.
-Вот, вот, - обрадовался наличию памяти и остаткам прозорливости президент всея Руси. – Надо бы нам его пощупать. Не в том смысле, а в другом. Ну, ты меня понял…
-Ситуация под контролем. Докладывают, что Скут в оперативной разработке…
-Ты им там подскажи, чтобы разрабатывали аккуратно. Нам, сейчас сложности ни к чему, понимаешь. Что за птица, этот Скут?
-Заговорили о нём недавно, как об экстрасенсе с уникальными способностями. По дипломатическим каналам информацию о нём пока не получили. Практически на него ничего нет. Работаем в этом направлении. Американцы утверждают, что ничего о нём не слышали. Но взялись финансировать проект благоустройства Москвы посредством открытых на территории Российской Федерации коммерческих структур. Они готовы вложиться в проект «Золото скифов» при условии, если государство, то есть мы, облегчим возможность вывода капитала из страны. Экономика требует финансовых вливаний.
-Экономика - не твоя забота. Растолкуй, зачем нам нужен американец Скут?
-Первое. Созданная им или теми, кто за ним стоит пирамида «ССС» на сегодняшний день обладает огромным финансовым потенциалом.  Чтобы выполнять свои обязательства по выплатам пенсий населению, зарплатам бюджетникам, оплате госзаказов и прочее, - нам необходима наличность. Сегодня огромная денежная масса аккумулируются в запасниках «ССС». Мы могли бы позаимствовать эти деньги, чтобы хоть как-то залатать бюджет. Второе. Под проект «Золото скифов» мы можем выдать государственные гарантии для привлечения иностранного капитала. Естественно «Золото скифов» – только условность, но оно много привлекательнее и понятнее для инвесторов, чем экономика России на сегодняшний день. Бенджамин Скут, его «ССС» и сокровища пользуются огромной популярностью у населения. Вызывают доверие у иностранцев, ибо для них его деятельность на территории России, прежде всего успешный бизнес. Его пример другим наука. Чтобы понять, с кем мы имеем дело, и чего ждать, - встреча с господином Скутом необходима.
-Пусть привезут его сюда завтра, вечером, – президент окинул взглядом просторный рабочий кабинет. – Можно конечно за стенкой поговорить, у камина. Но это потом. Как пойдёт. Заодно почистит ауру в моём кабинете, твой экстрасенс. Мало ли каких чертей в него напихали мои предшественники, понимаешь.   
            Пресс-секретарь захлопнул папочку и встал из-за стола.

                83

            Опыт общения с президентом государства, Молдавского, у Скутельника имелся, потому известие о предстоящей «встрече в верхах» его взбодрило, но не напугало. Подготовкой к визиту в Кремль распоряжался финансист Закваскин.
-Говорить буду я, - наставлял он Веню. – Ты парень сообразительный. Действуй по ситуации. Если спросят, отвечать не спеши. Вроде как ты владеешь русским языком, но недостаточно хорошо. Вполне вероятно там предложат выпить. Не отказывайся. «Сам» это любит. Не исключено, что к тому времени он будет навеселе. Нам лучше. Легче договориться.
             В отличие от Скутельника Закваскин заметно нервничал. Он то и дело поправлял узел галстука и посматривал на наручные часы. Стрелки показывали без четверти семь.         
            Чёрный костюм на стройной фигуре Венедикта сидел безукоризненно. Мыски чёрных туфель отражали огни хрустальной люстры под потолком. Секунду Скутельник изучал бутылку виски на столе, заполненную на одну треть. Закваскин перехватил его взгляд:
-Если шалят нервишки - сто «боевых» не повредят, - сказал он.
           Веня отрицательно мотнул головой. Закваскин налил себе на донышко, повертел стакан в руке и поставил на стол.
-Ты прав, - сказал финансист. – Нам нужна ясность мысли.
          В дверь позвонили. Закваскин вздрогнул.
-Да не дёргайтесь вы так, Семён Степанович. Это мы им нужны, а не они нам. Вот пусть они и нервничают.
           Закваскин покосился на Скутельника. По пути в прихожую он подумал про Веню, что тот или не до конца отдаёт себе отчёт, куда его повезут, или смел до глупости.
           На самом деле у Скутельника забирало дух от одной только мысли, что сейчас ему предстоит говорить и делать то, что завтра может отразиться на миллионах его соотечественников. В неординарных ситуациях Венин организм самопроизвольно запускал механизм торможения, не давая мыслям и чувствам бурлить и перехлёстывать через край. Веня словно отделялся от собственной оболочки и наблюдал за происходящим со стороны. Это необычное свойство помогало ему хладнокровно соизмерять свои поступки с действительностью. Звонок в дверь мобилизовал Скутельника. Он приложил два пальца к артерии на шее. Пульс ровный, чуть больше шестидесяти ударов в минуту. Вполне, отметил про себя Веня и вышел в дверь, которую для него предусмотрительно придержал финансист Закваскин.            

             Шагая по коридорам кремля за человеком в штатском с крепкой спиной, среди роскоши убранства, Скутельник трепетал и чувствовал общий подъём. Возможно, сейчас он ступает туда, куда ступали ноги венценосных монархов сотни лет назад; идёт след в след стопам картавого Ильича и всех его последователей. Из миллиардов людей, ныне живущих на земле, немногим доводилось ходить дорогой «великих», подумал Веня и тут же добавил, а им это надо? И такие уж они «великие», какими они себя мнили и мнят? Особенно те, что пришли после Романовых. Веня вспомнил библейский персонаж, царя иудеев Давида. Пастух взошёл на престол и правил своим народом довольно сносно. Придерживался заповедей божьих. Лишь однажды поддался искушению и погубил невинного человека в угоду своему сладострастию. Раскаялся, но бог всё равно наказал его через его детей.
            Последние семьдесят лет, кремлёвские квартиранты лезли в Давиды, «косили» под пастухов, чтобы как в песне «вышли мы все из народа», но мало чем отличались от тех, кого как они думали, они пасут. От радости, что забрались как Моисей на гору, народные пастухи перерождались в «царей», но отнюдь не библейских; и от Моисея их отличала маленькая, но существенная деталь. Он лез в гору, чтобы побеседовать с Богом, а эти, чтобы переломать кости конкурентам. Ведомо ли им раскаянье? проносилось в голове Вени. К чему оно им? Горбатый не кается в том, что он горбатый.
            Закваскин шагал вслед за Скутельником, нервно сжимая чёрную кожаную папку влажной рукой. Размеренная поступь Венедикта действовала на Семёна Степановича успокаивающе. Он вдруг почувствовал облегчение от мысли, что через час, а может быть раньше, всё закончится, и все его волнения станут «прошлым», и он уже будет знать то, чего не знает сейчас, и ладони его перестанут потеть.
           Человек в штатском остановился у массивной белой двери высотой под потолок и открыл перед гостями одну сворку. Первый шаг Скутельника пришёлся на паркет, второй, на мягкий узорчатый ковёр. Веня посмотрел под ноги, опасаясь его запачкать. Спохватился, что не о том думает, поднял глаза и увидел стоящего у рабочего стола президента с зачесанным назад седым чубом и широкой улыбкой на одутловатом лице. За президентским креслом, вверху, на стене золотился герб страны. Туда бы корону Российской империи, мелькнуло у Скутельника.  Он выдохнул, так, словно собрался осушить одним махом стопку водки, и двинулся вперёд. В правила этикета его не посвящали и о том, что предписывает протокол, рассказать было некому. Единственное, что успел шепнуть Закваскин, усаживаясь в бронированный «Мерседес» с проблесковым маячком на крыше: следи за речью и будь естественен.   
           На пол головы выше Вени хозяин кабинета протянул правую руку. Его холёная ладонь была тёплой и сухой, пожатие в меру крепким. Лицо дружелюбным, прищуренные глаза с хитринкой. Высокий, подтянутый человек в сером костюме и галстуке в синюю полоску представил гостей, Бенджамин Скут и Закваскин Семён Степанович, и отступил на шаг к окну. Человека этого Веня видел по телевизору и вспомнил: Ястребженский, пресс-секретарь президента.
           В кабинете находился ещё один гражданин. Он стоял особняком, так, словно оказался здесь случайно. Горбатый нос, продольные морщины на высоком лбу, огромная лысина, узкие плечики под чёрным пиджаком, лёгкая сутулость и настороженный взгляд в сочетании с улыбочкой на тонких губах производили неприятное впечатление. Вене показалось, что перед ним злой карлик, который старается выглядеть добрым, и чего-то ждёт. От его присутствия веяло зловещей чернотой, так словно он выбрался из подземелья и собирается спуститься туда снова, но не один, а с кем-то кого он сейчас выберет себе в попутчики.
             Борис Исаакович Ясеновский, представил «чёрного карлика» пресс-секретарь. Ясеновский подал Вене хилую руку. Он словно прочитал мысли молодого человека и усмехнулся краешком губ.
-Много наслышан о вас, дорогой Бен, - сказал президент. Он отечески взял Веню под локоток. Нос Скутельника уловил приятный шлейф спиртных испарений. – Как поживает мой друг Билл?
-Не унывает, - брякнул Веня.
-Слышали, слышали! – расплылся в улыбке президент. – Моники, там понимаешь. У нас бы ему в былые годы влепили бы «строгача» по партийной линии, а у вас, поди ж ты, импичмент.
            Президент что-то вспомнил и повернулся к «американцу»:
-Вы неплохо говорите по-русски! Мы можем вполне обойтись без переводчиков. – Короткий взгляд на пресс-секретаря. Тот словно испарился.
-У меня вся родня говорит на русском, - ответил Веня. – Любят изучать иностранные языки
-Это правильно. Учите русский язык. Никита Сергеевич не зря башмаком по трибуне колотил, обещал показать вам Кузькину мать. Ну, вас тогда ещё на свете не было. Вы ещё моложе, чем я предполагал, - заметил президент. - Это правильно. Молодым надо доверять. Вокруг меня молодёжь. Премьер и тот мальчишка. Пусть учатся руководить. А то всё старые пердуны у руля. Зарулили, дальше ехать некуда, понимаешь.
           Жестом «хозяин» пригласил гостей за стол в стороне от рабочего места с гербом над головой. Сам он сел в центре стола в просторное кресло. О его левую руку разместился Ясеновский. Финансист Закваскин и Веня расположились справа.
-Предлагаю перейти сразу к делу, - сказал Борис Исаакович. Его быстрые глазки пробежались по лицам гостей и остановились на «хозяине», испрашивая разрешения начинать.
-Говори. Борис Исаакович, - дозволил президент.
             Ясеновский заговорил вкрадчивым голосом, рваными фразами, и чтобы понять смысл им сказанного, Скутельнику и Закваскину приходилось напрягать слух и внимание. Стоило отвлечься на мгновение и дальнейшее изложение мысли в его исполнении превращалось в бессмысленный набор словосочетаний. Веня быстро потерял смысловую нить и молчал, изображая интерес. Семён Степанович же в отличие от Скутельника провёл немало переговоров и повидал всяких хитрецов. В основе любого начинания лежали деньги. Закваскин помнил об этом и хладнокровно выжидал, когда оратор перестанет плести словесные узоры и заговорит о главном. Видя скучающее лицо президента и стекленеющий взгляд «американского волшебника», Борис Исаакович переключился на того, кто был способен его понять, на Закваскина.  Когда Ясенвоский закончил, Семен Степанович сказал:
-Иными словами вы хотите воспользоваться нашими активами, взамен на… - Закваскин вопросительно посмотрел на Ясенвоского.
-На содействие в укреплении бизнеса на территории России.
-На территории ВСЕЙ России? – уточнил финансист Закваскин.
-Именно, - подтвердил Ясенвоский и посмотрел на президента. Тот, видя, что от него чего-то ждут, утвердительно кивнул.
-Прошу учесть, что изъятие наличности из оборота сделает невозможным исполнения наших обязательств перед вкладчиками. А их миллионы, - вклинился в разговор Скутельник.
             Ясеновский и Закваскин уставились на Скутельника, словно тот заговорил на киргизском языке.
-Ну и что?!
              В вопросе Ясеновского прозвучало столько неподдельной искренности, что объяснять что-либо у Вени отпало желание.
-Дорогой Бенджамин, - обратился к Скутельнику Закваскин. Он излучал вежливость и радушие, но глаза его превратились в две льдинки. – Чтобы вас не утомлять мы с Борисом Исааковичем с вашего позволения, пройдём в соседний кабинет, оговорим детали.
-Нет, - оживился президент. – Лучше мы с Бенджамином предоставим вам возможность пообщаться. 
              Не теряя достоинства, Скутельник встал из-за стола. Сердце его забилось быстрее. Он понятия не имел о чём говорить с президентом, поэтому охотно согласился выпить водки. Покладистость гостя немало обрадовала радушного хозяина. Он отдал распоряжение человеку, который бесшумно появился в «овальном» кабинете и так же бесшумно исчез. Вскоре в комнату внесли поднос с хрустальным графинчиком, стаканами и лёгкой закуской. Жестом президент отпустил человека и сам налил по первой.
-Не люблю я эти церемонии, понимаешь. Там не встань, здесь не сядь, - признался президент. Он усадил гостя у камина из зелёного малахита в удобное кресло с изящными гнутыми ножками. Сам уселся в кресло слева от Вени. Их разделял овальный столик. Выпили. Закусили балычком. Президент наполнил вторично. Снова выпили и закусили. Напряжение отпустило. От желудка по телу расплылось тепло. Скутельник закинул ногу на ногу.
-Шикарно тут у вас! – Веня окинул взглядом роскошный зал с богатой лепниной, коврами и мебелью.    
             Президент самодовольно улыбнулся.
-Да, у Билла пожиже будет, - согласился он. - Тут цари-императоры обитали, понимаешь. Теперь мы вот управляемся помаленьку, - бывший строитель коммунизма ткнул себя пальцем в грудь.
             Налили по третьей. Выпили.
-Ты закусывай, закусывай, - заботился о госте президент. – Ничего, что я на «ты»?
-Почту за честь! – отозвался Скутельник.
-Правду говорят, что ты диковинному волшебному обучен? Что сквозь землю видишь? Не шельмуешь? – неожиданно спросил президент.      
            Веню расслабил узел галстука и уклончиво ответил:
-Каждый зарабатывает на жизнь как умеет. Если тебе выпало смотреть сквозь землю и все верят в то, что ты там чего-то можешь разглядеть, значит, гляди в оба и не жужжи. Вы ведь тоже обещали народу на работу на трамвае ездить. Многие до сих пор думают, что вы бы в Кремль пешком из метро от «Китай-города» ходили, да свита не пускает.
          Президент расхохотался и сквозь смех погрозил Скутельнику пальцем.
-Молодец! Уважаю! – похвалил он. – Критикуй. У нас свобода слова. Но! – президент поднял указательный палец. – Её границы определяю я. 
         Лицо президента стало пунцовым. Язык заплетался, и слова выползали изо рта как перловая каша: медленно и криво.
-Ты моему Бориске помоги определиться с вкладами. Он ведь для меня старается, ну и о себе не забывает, шельмец. Хитрый еврей. Поможешь мне – поможешь стране. Россея – это я! Вот и помогай нам. 
            Рука «хозяина» промахивалась. Горлышко графина дзинькало по стаканам, поливая поднос водкой. Веня перехватил сосуд и взялся разливать сам.
-Мне доложили, что ты с московским градоначальником широкомасштабное строительство затеял, - поменял тему разговора Президент. – Дело хорошее. Но хлопотное. Я тоже по строительной части одно время пробовал. Генеральный план развития разрабатывал. Деньжищи там крутятся не малые, это да. А ты, смотрю, хват. Где деньгой пахнет - тут как тут. Молодец! Пойдёшь ко мне в премьеры?! – спросил президент. – Правда, у меня они долго не засиживаются. А ты парень ловкий. Мыслишь с размахом, по государственному. Вон, какую хитрую «конструкцию» соорудил. Всю страну взбаламутил. Мои субчики у народишка деньжата ну никак вытянуть не могли. Чего только не придумывали. И приватизацию, и ваучеризацию, и девальвацию… А ты поди ж, все кубышки раздербанил. Сам придумал или «свои» подсказали?
-Кто-свои-то?! – уставился на президента Скутельник. - У вас своих «засланных казачков» хватает! Америкосам, то есть нашим, и придумывать ничего не надо. Вы сами же своими руками всё и растаскиваете. Никого в помощники не пускаете. А как жрать нечего становится, или народ до бунта доводите, так сразу: «Это происки Запада! Прочь руки от России!!» Нет. Не хочу я в премьеры. Хлопотно. Вот с сокровищами управлюсь и отойду от дел. – Веня подумал и грустно добавил: - Если живым останусь.
             Президент уже не слышал его. Он развалился в кресле и, откинув голову на спинку, громко захрапел. Голова его лежала неудобно. Веня встал, подвинул своё кресло и положил на него ноги спящего. В комнату вошли двое под два метра ростом в костюмах и в галстуках. Аккуратно ухватили тело подмышки и за ноги, приподняли и аккуратно вынесли из помещения.
             Из-за тех же дверей появились Ясеновский и Закваскин. Оба довольно улыбались.
-Вижу, беседа прошла конструктивно, - пробормотал Борис Исаакович, скользнув взглядом по опустошённому графину на столе и на полупьяного «американца» в кресле. – Мы тоже славно поработали! Правда, Семён Степанович?! – повернулся к бизнес-партнёру Ясенвоский, одарив его ласковой улыбкой.
 -Правда, Борис Исаакович, - ответил улыбкой финансист Закваскин.
               
                В машине на заднем сидении Закваскин поглаживал папку, что лежала на коленях, смотрел в тёмное окно, и чему-то улыбался. Вене не хотелось ни о чём спрашивать. Его мучала жажда и не отпускающее, как зубная боль, чувство тревоги. Закваскин сам заговорил.
-Вот, Венечка, мы и подходим к финишу. Скоро начнётся.
-Что именно? – любопытство взяло верх над тошнотой и жаждой.
-Прекращаем выплаты дивидендов населению. Казне нужна наличность.
-Беспорядков не боитесь? Пострадают миллионы. Мало того, что государство практически обнулило все их сбережения. Так сейчас вы норовите пустить по миру полстраны.
-Не мелочись. Мысли масштабно. Зато государство получит небольшую передышку.
-Государство – это в-первую очередь народ, его населяющий! – воскликнул Веня. Он знал, что всё уже решено и их разговор простое сотрясание воздуха. Перед глазами неожиданно встали Соколова, Хусейнов, старики и старухи с алчно горящими глазами в очередях за вожделенными «сокровищами». Они несли последнее, верили, что-сейчас-то их точно не обманут.
-Народ – это масса, населяющая пространство. А государство это мы, те, кто управляет этой массой. Оставь неуправляемое стадо на день без поводыря и государство разнесут в щепки, разорвут на куски. Интересы государства – это интересы тех, кто им управляет. Чем разумнее управляющие, тем сытнее народу.
-Сейчас многим из этой, как вы их называете, массы после вашего управления грозит разорение и голод.
-Не нужно преувеличивать. Будут и волки сыты и овцы целы. Просто с овец состригут немного шерсти.
           Веню тошнило то ли от выпитой водки, то ли от цинизма Закваскина. Была противна мысли, что он, Скутельник, причастен к грядущим бедам. Финансист скользнул взглядом по лицу Вени и будто бы прочитал его мысли.
-Чистеньким тебе из всего этого выйти не получится. Ты, что ж думал, поиграю шута горохового и брошу, когда захочу? Приехал в столицу деньжат по лёгкому срубить неважно как, главное быстро и много. Я вас, вашу породу знаю. Племянничек мой из таки вот. Вас давили и били, и вы давите и бьёте. Без пощады, до кровавых соплей, чтобы те, кого вы молотите, не поднялись. Сейчас ты в благородство решил поиграть. Сыт, квартира, деньги не переводятся, - почему бы не порассуждать о судьбах обездоленных. А когда на рынке с армянами соседей на деньги разводили? Когда потом врал с экранов телевиденья про сокровища и тебе верили, стыдно не было? Когда на твоих глазах сочиняли сказку про несметные сокровища и под это фуфло валили памятники архитектуры в Москве, нигде не ёкнуло? Когда создавалось «ССС» ты не знал, что те, кто поверил в твои бредни – обречены?! А Крутеева, которого, ты, считай, сожрал, только он об этом ещё не знает, не жалко? Совесть не мучает? А если мучает, чего ж не повесился за идею?! Показал бы нам демонам зла, акулам капитализма, как нужно бороться с социальной несправедливостью. Придушил бы себя ремешком нам в назидание. Изобразил бы из себя нового Исусика. Или киша тонка?
              Закваскин отвернулся к окну, потом закончил:
-Брось, Венедикт! У Василя Быкова про предательство всё хорошо прописано. Как вроде бы не хотел, вроде бы свой, вроде бы понарошку, а всё ж таки предал и своих, и себя. Поверь мне, за всех не перестрадаешь. Хочешь поиграть в «идейного»? В заступника «слабых»? Поздно. Чтобы тебя поняли и те, с кем ты сейчас, и те, кого ты пожалел, тебе остаётся гнуть свою «подлую» линию до конца. Лучше быть злодеем, чем предателем. Народ не любит вероотступников. Пусть чужая вера, но одна. А не как все эти «коммунистические выкресты». – Закваскин с презрением мотнул головой за спину, туда, где в ночи за поворотом исчезли звёзды на башнях кремля. -  Не мы выбираем бога, а он нас.       
             Веня знал про то, что говорил Закваскин и про себя тоже всё знал, но думал, другим дела нет, и они не заметят. Он обманывал себя, что всегда может встать со зрительного места и уйти и только сейчас отчётливо понял, что его кресло давно не в зрительном зале. Он чувствовал, что стоит у разлома прошлого и будущего. Этот разлом проник в него и дышал бездной, в которую было страшно заглядывать. Так страшно, что подкашивались ноги, и хотелось лечь, и умереть и раствориться в том месте, где умер. Как вышло, что он не может вернуться к прежним занятиям и быть тем, кем был: простым парнем из провинции? А ты не ври себе дружок, услышал он свой голос. Загляни в себя глубже и ответь: так ли ты сострадаешь больным и убогим, как говоришь? А когда говоришь, действительно ли сострадаешь? Или тебе только вдолбили в башку с детства, но сам ты не согласен с этим, что слабых нужно защищать, что, в сущности, и есть сострадание. И библейские заповеди вселил в тебя бог с рождения или научили им другие и сказали, что это истина? А в глубине согласен ли ты, именно ты, с их правдой? Яд раздора с собой жёг Венин мозг. Совесть и есть бог, но я отступил от совести, и оказалось мне не так страшно и мерзко, как я думал, будет. С этим можно жить.
            Веня понимал и принимал слова Закваскин. Приятное чувство власти над судьбами других ласкало его самолюбие. Вирус тщеславия заразил душу. Он не знал, как истребить его, но уже не испытывал желания знать.
             Как легко не терзаться сомнениями и не оканчивать день вопросом всё ли ты сделал как надо? Как просто не думать о том, что есть зло и что есть добро. Как хорошо прикрываться словами, что всё в мире тлен. Раз так - прочь сомнения. Совесть, внутренняя борьба - испаряться в небытие. Живи одним днём. Не казни и не милуй.
            Веня изнывал от самого себя. Он мог врать, что стал жертвой обстоятельств. Мог прикрываться бессилием перед «сильными» мира сего». Объяви во всеуслышание – люди, всё лож! Но знал, что не сделает этого. Никто не оценит его жертвы.  Его не услышат. В гвалте голосов, в сутолоке страстей, в месиве жадности. Его не поймут ни те, кому он служит, ни те, кого он попытался бы спасти. Его возненавидят, растопчут, уничтожат. Одни за предательство, другие за отнятую веру в чудо.
-Что будет? – спросил Скутельник. 
             Семён Степанович секунду всматривался в его лицо.
-Не думайте, я не стану делать глупостей, - пообещал Скутельник. – Накатило. Остатки детства в заднице пионерским костром полыхнули. Книжек про «Тимура и его команду» начитался.
-Вот и славненько! – похвалил Закваскин. – Это, нервы, Веня. Меня тоже слегка тряхануло, когда Ясеновский свои расклады выложил. Всё они про «сокровища» знают. И про цех наш «золотоносный», и про сундуки «липовые», и про чудотворца Бенджамина Скута из Америки, всё знают. Наблюдали за нами, анализировали. Не мешали, потому что выгоду свою в нашей затее усмотрели. Так что нам сделали предложение, от которого мы не смогли бы отказаться, даже если бы сильно захотели.  – Закваскин вытер пот со лба носовым платком. – Операцию так и назвали «Золото скифов». Наша идея понравилась. Хотят впарить Западу «сокровища». Под них получить кредиты…
-Не может быть! – воскликнул Веня. – Неужели это возможно?!
-Возможно. Потому, что лучше накормить голодного, чем получить от него булыжником по черепушке. А у России, все знают, имеются булыжники с ядерными боеголовками. Давать деньги без повода никто не станет. Нужен предлог. Причина. Серьёзное обеспечение. Нынешнее состояние экономики таковым обеспечением быть не может. Но деньги нужны и нам их хотят дать, чтобы не произошло голодного бунта, и чтобы после придушить нас долговыми обязательствами. Нужен предлог, пусть смехотворный, но предлог. «Сокровища скифов» устраивают всех. Нас потому, что якобы есть что предложить. Их потому, что есть якобы подо что давать деньги.
             Обсуждают даже можно ли под эту «липу» выпустить облигации государственного займа. Но это у них вряд ли получится. После краха «ССС» население надолго запомнит «Золото скифов». Его уже не заманишь никакими посулами.            
             От Закваскина Венедикт узнал, что взамен на активы холдинга «Лета» Ясеновский пообещал организовать приобретение промышленных предприятий и госзаказы под них. Для начала. Также обсуждалась перспектива подключения к разработке энергетических ресурсов.
             Скутельник слушал тихий говор финансиста и спрашивал себя, долго ли будут нуждаться в его услугах?
-Семён Степанович, -  сказал Скутельник, - хотел спросить вас.
-Валяй.
-Почему вы умный, талантливый человек так беззаветно служите Климову. Почему на себя не работаете?
          Закваскин усмехнулся и ответил:
-Не те короли кто на тронах сидят, а те, кто ими управляют. Ты ведь историк, должен знать.
           Машина остановилась. Закваскин посмотрел в окно.
-Вроде бы приехали, - сказал он, потянувшись к дверной ручке – Сейчас по рюмашке за успех, да и стресс снять, не мешает…

                84

              Возня с общественными туалетами столицы порядком надоела Гуревичу. Потому он велел братьям Саркисьян не пускать американцев. Американцы обвиняли его в двуличии. По их информации Бенджамин Скут тайно встречался с президентом в Кремле, но факт встречи скрыл от них и не желал делиться результатами переговоров. Гуано пытался подпоить «экстрасенса». Напрасно. Жора уселся писать труд всей своей жизни, пасквили на ректора Есина. В творческом «забое» он не употреблял спиртного. Тогда американцы подослали к «писателю» Грязева, на правах друга. Гуревич рассвирепел и вышвырнул сожителя своей бывшей «боевой подруги» Ани из квартиры.
              Оксане Станкевич роль музы очень льстила. Перспектива стать женой маститого литератора сводила с ума от восторга. В гениальности своего избранника она не сомневалась. Богатство дело наживное, Жора со своими талантами его не упустит, считала она. Другое дело писатель, известность, слава… Жена писателя! Вот подруги обзавидуются!
                Гуревич в свою очередь не сомневался в успехе романа и всех последующих своих шедевров. Об этом он недвусмысленно намекнул генералу Скурыгину. Генерал несёт ответственность за рост тиражей и популярность Гуревича у издателей. Это в его же интересах. За нищего и безвестного замухрышку Оксана замуж не пойдёт, намекал Гуревич. Генерал обещал всё устроить в лучшем виде. От семейного счастья Станкевич и Гуревича зависела карьера Александра Яковлевича. «На верху» от генерала ждали результата в работе с американцами. Поэтому Скурыгин посоветовал Гуревичу помириться с ними. В противном случае Александр Яковлевич лишится генеральских пагонов и, следовательно, ничем не сможет быть полезен Гуревичу. Зависимость друг от друга делали и Скуратова, и Гуревича сговорчивыми.
                По просьбе Александра Яковлевича Гуревич пригласил Гуано в гости. За стаканчиком виски Жора рассказал американцу о планах президента страны взять под контроль деятельность «ССС» и поиск «скифского золота».
-Что взамен?! – встрепенулся Гуано.
-Большое человеческое спасибо, - ответил Гуревич то, чему его научил генерал.
-Но это диктатура! -  воскликнул американец. – Произвол власти! Они хотят войти в цивилизованный мир, а ведут себя как варвары! Если ЭТО рыночная экономика, то извините меня! – гневно развёл руками Гуано.
-О каком рынке ты толкуешь, Филя?! – Не спрашивая разрешения, Гуревич для удобства переиначил на свой лад имя иностранца. Гуано не возражал. – В воровской стране, воровские законы.
-Мы этого так не оставим! – продолжал закипать Гуано. Его всегда улыбчивое лицо выражало раздражение и озабоченность. – Мы вложили деньги, а теперь у нас хотят отобрать бизнес?
-Скажи спасибо, что башку на месте оставляют. С властью не поспоришь. Это в «штатах» чуть президент не так посмотрел, ему пулю в лобешник. В России царей только до революции «гасили», после уже не получалось. Разве что Ильича подстрелили. Но это охрана, ещё не пуганная была. Ёська быстро научил энкэвэдэшников Родину любить. Так что Филя, либо сворачивайся, либо под чужую дудку пляши. У нас так. Кто сильнее, тот и прав.
-Что значит у нас?!
-Ну, у них, у русских, - поправил себя Гуревич.
-Я этого так не оставлю! – Гуано встал, заложил руки за спину и пошёл мерить комнату широкими шагами. – Они не знают, с кем связались.
-Плетью обуха не перешибёшь, - увещевал американца Гуревич. Виски расслабили его и настроили на миролюбивый лад. Он посматривал на бутылку на столе. От продолжения «банкета» его останавливало обещание Скурыгина «наказать рублём», если напьётся. И начатый роман. Спьяну нагородишь лишнего.   
-Ты хорошо изучил их язык. Что такое обух?
-Тебе не пригодиться, - отмахнулся Гуревич. – Что намерен предпринять?
-Тебе известно, что большая часть золотых украшений из скифских курганов храниться за пределами России. Если русские выбросят на рынок свои находки в неограниченном количестве, и будут продолжать делать это бесконечно долго, то мало того, что обесценятся исторические раритеты, начнёт падать цена на золото, что может спровоцировать панику на мировых биржах.
-Не усугубляй.
-Рынок, мой друг, очень нестабилен. Любая мелочь может обвалить его.
-И что?
-То, что действия русских несут угрозу не только нашей стране, но всему человечеству. Кто знает, что взбредёт им в голову? Завтра они отыщут алмазы в неограниченном количестве и без спросу вывалят их на продажу, или сотворят что-нибудь в этом роде. Нужно приучить их к дисциплине и пресечь анархию. Нанесём превентивный удар.
-Ядерная война?! – вытаращил глаза Гуревич.
-Зачем впадать в крайности?! – успокоил Гуано. – Обрушим нефтяной рынок. Акт устрашения. Превентивная мера. Чтобы не занимались самодеятельностью и нас слушались.
-Ты это можешь устроить? – с сомнением осмотрел тщедушную фигуру американца Гуревич.
-Лично я – нет, разумеется, - раздражённо ответил Гуано. – Но от моего доклада о положении дел в России зависят дальнейшие решения правительства. Операция русских «Сокровища скифов», только вершина айсберга. На самом деле их стратегия очевидна – дестабилизация мирового экономического устройства. Но они переоценили свои силы. Их экономика посыпалась, наша задача её развалить окончательно. Захватить ресурсы и…
-Гитлер тоже лез за ресурсами, да шею себе свернул, - не удержался Жора. Его патриотические чувства проявились в не самый подходящий момент.
-При чём здесь Гитлер?
-Притом, что «штаты» ведут себя как избранные богом. Немцы тоже причисляли себя к высшей расе. Чем всё закончилось, - сам знаешь. Шовинизм и вседозволенность никогда не приводили к победе.   
-Ты случайно не коммунист? – насторожился Гуано.
-Даже если бы и был коммунистом, то что? – с вызовом выпятил подбородок Гуревич. – Или американская демократия не допускает у человека собственных убеждений, отличных от политических взглядов истеблишмента?
-Да, но, - промямлил Гуано.
-Расслабься. Не коммунист я. Хотя считаю, что идея коммунизма, в общем, хороша. Только исполнители попались дерьмовые. Как всегда, в дело вмешались бюрократы и карьеристы. И армия приспособленцев, которые дальше своей корысти ничего не видели.
-Оставим идеологию! – раздражённо отмахнулся Гуано. – Я перестаю понимать, что происходит. Мне казалось, будто мы полностью владеем ситуацией. На самом деле выясняется, что всем заправляет какой-то господин Закваскин. Вмешивается в деятельность «ССС». Распоряжается сокровищами, как собственностью. Устраивает свои делишки с непонятным субъектом Ясеновским. Ты им потакаешь. Что всё это значит?
             Гуревич озадаченно почесал затылок. Ответить что-либо вразумительное он не мог, так как сам никогда живьём не видел Ясеновского. Только по телевизору, где говорилось, что он олигарх. И Кремль Жора посещал исключительно в качестве туриста в стадии лёгкого алкогольного опьянения около десяти лет назад в общей группе старшеклассников из Бердянска. Единственно о ком мог рассказать Гуревич, так это о своём дяде, но посчитал лишним открывать свои родственные связи. Гуано уставился на «экстрасенса» в ожидании вразумительного ответа.
-На самом деле всё гораздо серьёзнее, - заговорил Гуревич. Он плёл первое, что шло ему в голову. Ври гуще, чтобы сошло за правду, подсказывало ему чутьё. – Операция «Золото скифов» включает в себя не только обвал мировой экономики. Это ширма. На самом деле русские роют секретные шахты для ракет сверхнового образца, способные прострелить Луну на вылет. Её обломки путём новейших систем навигации направят на территорию США, чтобы всё выглядело как природный катаклизм, как несчастный случай. Бомбардировка космическими астероидами гораздо эффективнее, чем атака ядерными ракетами.
              Гуано открыл рот от удивления. Лицо его выражало недоверие, растерянность и страх.
-Русские объявят, что обнаружили на Луне секретные базы пришельцев и постараются с ними расправиться. Никто их не заподозрит в агрессии против США.          
-Это же бред сумасшедшего!
-Думаешь? А, по-моему, ничем не хуже бредятины, которую несут ваши, то есть наши политиканы о всемирном господстве США. Русские тоже имеют право помечтать.
-Да, но мы не стреляем по Луне!
-Зато вы, стреляете, то есть мы, по другим странам, по живым людям, а это гораздо опаснее и кровопролитнее. В общем, телеграфируй вашим, то есть нашим, чтобы увеличили производство лопат и начинали их массовую раздачу населению.
-Зачем?! – всё ещё находясь под впечатлением услышанного, дрогнувшим голосом спросил председатель фонда защиты животных.
-Рыть могилы, пока руки и головы на месте. Потом будет не кому! 
            Гуано схватил шляпу и вылетел пробкой шампанского из квартиры. Гуревич сладко потянулся на диване.
-Вот дурачьё заморское! – сказал он. Его бодрую поступь к рабочему столу, где ждала заряженная печатная машинка и стопка белых листов, притормозил телефонный звонок. Жора снял трубку.
-Ты что с дуба рухнул?! – услышал он рычание Скурыгина.
-А что?
-Как что?! Ты чего наплёл этому Гуано про инопланетян и бомбардировку Луны?
-Так пошутил я.
-Хороши шуточки. Он прямиком в посольство рванул! Глаза вытаращил так, будто в свой недостроенный туалет приспичило!
-И что войну объявят?! – съязвил Гуревич. Он всегда скептически относился к «шпионским играм». Если вооружённые до зубов армии не могут свалить такие же вооружённые до зубов армии, то, что могут сделать партизаны-одиночки в тылу врага. Ну, узнают, что по секрету сказал один премьер другому премьеру. Напишут потом в мемуарах «Вы думали Иван Иванович сказал Ивану Никифоровичу «Бе!». Вот и нет. Он сказал ему «Ме!» Можно подумать, что от игр в кошки-мышки союзники не открыли бы второй фронт во время второй мировой войны. Или америкосы не развязали бы свою «Бурю в пустыне» на Востоке?! Жора принимал участие в комедии про экстрасенса из корысти и терпел понукания ради достижения цели – встать в один ряд с великими литераторами, получить Нобелевскую премию. Чтобы «училка» по русскому языку и литературе Клавдия Сергеевна, которая разрисовывала его тетрадь с сочинениями красными чернилами до полного непотребства, зачитывала абзацы из его произведений своим новым ученикам и заставляла зубрить наизусть, как заставляла его, Жору и весь класс, зубрить Гоголя, Горького и иже с ними.
-Послал же мне бог олуха! – выдохнул Скуратов и бросил трубку.
             Гуревич заложил руки за спину и, не отодвигая занавеску, стал смотреть в окно, где на крыше соседнего дома ворона долбила огромным клювом подобранную ею где-то фиолетовую сливу. Жора сощурил глаза, приподнялся на мыски и осел на каблуки мягких тапочек. Занятие вороны на крыше подтолкнуло писательскую мысль Гуревича. Он резко повернулся к столу, рывком отодвинул стул, чтобы удобно сесть и вдохновенно застучал двумя пальцами по клавишам пишущей машинки.

                85
         
            Паника Гуано передалось его руководству в Вашингтоне. В Москву посыпались секретные циркуляры: активизировать работу агентов. Акцентировать их внимание на строительстве русскими общественных туалетов, где возможна прокладка ракетных шахт. А так же выяснить всё относительно разработки недр московской земли и пресловутого «скифского золота». Срочная информация требовала срочного вмешательства. «Законсервированные» годами тайные агенты проявляли назойливый интерес к строительству уборных в городе, чем неминуемо выдавали себя. Люди Скурыгина просеивали всех, кто стремился проникнуть на строительные объекты, брали на контроль и вскоре раскрывали. Так благодаря дезинформации Гуревича российским спецслужбам удалось выявить шпионскую сеть. Генерал Скуратов ликовал. «На верху» его отметили и обещали представить к государственной награде с повышением по службе. Александр Яковлевич извинился перед Гуревичем за «олуха» и по-отечески приобнял.
-Будут тебе, Жорик, книжки. Тома целые, будут. Потерпи, милок! Осталось немного дожать, - пообещал он.

                86

               В стране грянул гром. «ССС» прекратило приём денег у населения и выдачу облигаций. На телеканалах исчезла реклама про оборотистого Лёню Воробьёва. Исчезли, какие бы то ни было упоминания о «сокровищах скифов» и возможности быстро разбогатеть за счёт денежных вкладов. Наступил пугающий вакуум тишины. Закрылись кассы. Перестали выдавать баснословные дивиденды.
-Где обещанные проценты?! – раздавалось повсеместно.
          Тишина.
-Отдайте нам наши денежки!
           Пугающая тишина.
-Кажись, нас натянули! По полной программе, по самые не балуйся!! – покатился по толпе ропот от Калининграда до Владивостока.   
           Это как же понимать? Сначала обнулили годами нажитое на сберкнижках. Потом ваучеры подсунули вместо предприятий, что всем миром строили. А теперь последнее отняли?!
            Тысячные толпы на улицах Москвы колыхались, ревели, бесновались, размахивали голубыми бумажками с символикой «ССС» требуя объяснить. Это ведь шутка, такая, правда? Не могут власти допустить ограбления собственного народа!  Старики и старухи с обезумевшими глазами потрясали кулаками невидимому врагу. К стенке воров! Куда смотрит правительство? Почему бездействует президент?
       
            В квартире Соколовой Хусейнов сидел на кровати в трусах, босиком, в отчаянье, обхватив голову руками. Светлана стояла у окна и тупо рассматривала акции «ССС».
-Этого не может быть, - монотонно повторял Хусейнов. – Они не могут так с нами поступить.
            Соколова оглянулась на приятеля с опаской.
-Звонил брат, - продолжал бубнить Хусейнов. – Спрашивает, что происходит? Мне нечего ему ответить. Говорит, жена плачет, дети просятся домой...
-Всё наладится, - бесцветным голосом отозвалась Светлана. Их накрыла катастрофа, и она это знала. Рассчитываться с долгами не чем. Проценты отдавать не с чего. Бежать некуда.
-Мы не сдадимся, - заявила она, стараясь придать голосу решимости.
-Что мы можем сделать? – простонал Хусейнов, так словно у него болел зуб.
-Подадим на них в суд. Напишем статью про грандиозный обман…
-Послезавтра отдавать проценты по кредитам, - отозвался Хусейнов. – Никому наша статья не нужна. Суд мы проиграем, а если и выиграем, к тому времени бандюки нас уже зароют в землю без зубов и с переломанными костями.   
-Не ной! – обозлилась Светлана. – Сходи лучше за водкой. Я пока набросаю «рыбу» для статьи. Напишем, отнесём Крутееву. Он поможет.
              Хусейнов не верил в чью-либо помощь. Каждый за себя. Он натянул джинсы и рубашку с коротким рукавом. Взявшись за ремень, чтобы затянуть его на поясе, журналист задумчиво посмотрел на него и погладил пальцем его гладкую кожаную поверхность. Соколова перехватила взгляд Феликса.
-А ну без глупостей! – воскликнула она. – Снимай! Так добежишь. Не сваляться.
             Она решительно выдернула ремень из петель джинсов и крепко зажала в руке.
-Смотри у меня! Вылетишь отсюда, как говориться, без выходного пособия. Ишь, повадился! Чуть что - на крюк! Другим не слаще твоего. Если бы все так, на земле ни одного живого не осталось бы! Иди уже…
              Хусаинов виновато улыбнулся, и с прибитым видом, ссутулившись по-стариковски, засеменил к продуктовому киоску на улице.
 
                87
      
             На семейство Саркисянов навалилось горе. Младший Васак, что в переводе с армянского означает «Свет очей», за спиной у братьев заложил их общий бизнес бандитам, решил быстренько прокрутить деньги в «ССС», отдать проценты, получить прибыль и никого не беспокоить. Известие о прекращении деятельности «ССС» застало его врасплох. От страха он впервые в жизни напился водки и упал в ноги старшему брату Авагу, каяться.
            Аваг рвал и метал. Грозился прибить, но успокоился и сел на табурет думать, как выкручиваться. Оставалась идти на поклон к «Бурану».
            Они разговаривали в «Крайслере», припаркованном у обочины на Таганской площади. Буранов за рулём, Аваг рядом. Андрей выслушал горькую историю армянина и ответил:
-Надо было не жопой, а башкой думать. Ты же сам в этом деле! Знаешь, откуда ноги растут. Сам прислуживаешь этому типа экстрасенсу Скуту. Знаешь про эти долбанные сокровища. Знаешь, что это за «ССС» и с чем его едят. У вас от бабла совсем крыши снесло?! Нет, Аваг, никто за тебя с братьями впрягаться не будет. Если бы гнилой наезд, тогда другое дело. А так, всё, по справедливости. Бабки взяли, - отдавать надо. Ищите, продавайте хаты, тачки. Что у вас там…
-В том и дело что он документы на квартиры втихую вытащил, под них денег набрал, продавать нечего.
-Валить вам надо из Москвы, к себе. Только всё равно найдут. Я перетру тему с «Климом». Но он вряд ли впишется. У него башка сейчас другим занята…

            Голова Климова Александра Степановича оказалась не готова к приёму того огромного количества информации, что свалилась на него в одночасье. Он не привык мыслить государственными категориями и наблюдал за деятельностью Закваскина, с восхищением и испугом. В несколько дней из запасников холдинга «Лета» бронированными «Зилами» вывезли всю наличность в неизвестном направлении. Взамен денег Закваскин и его команда с подачи приближённых Ясеновского приступили к приватизации государственных предприятий, которые можно было бы использовать или с выгодой продать. Деньгами «ССС» затыкались бюджетные пробоины. Взамен Закваскин получал за бесценок заводы и фабрики.
            Деятельность Климова в лице Закваскина раздражала Московское правительство. Он набирал силу, трогать его боялись. Лично к Закваскину претензий ни у кого не возникало. Все знали, на кого он работает. Одни восхищались хваткой «Клима». Другие завидовали. С каждой новой победой друзей у Александра Степановича становилось меньше. Никому не хотелось тесниться на узком пространстве московской земли. Но подвигаться приходилось и это злило. Климов помнил не хитрое правило, что если у тебя прибыло, значит, у кого-то убыло. Теперь он чаще оглядывался. Те, кого он «подвигал», обид не прощали. Для безопасности передвижения Александр Степанович приобрёл бронированный «Мерседес» и удвоил охрану. Его сопровождала вооружённая автоматами охрана.
              Сквозь тонированные стёкла автомобиля Климов наблюдал, как на улице столицы толпа штурмует запертые двери с вывеской над ними «ССС». Над головами плакаты: «Верните наши деньги». Серые милицейские фуражки тонули в людской массе.
-Не жалко? – поинтересовался Закваскин.
-Кого?! Этих? Жадность, Сёма, никогда не доводила до добра, – глубокомысленно заметил Александр Степанович. – Стадо. Им бы длинные носы и бумажные колпаки на деревянные бошки. Думают, в сказку попали - деньги на деревьях растут. Что у нас?
-Всё по плану. Производство «сокровищ» временно прикрываем. Оборудование вывозим. Людей распускаем. Всё чисто.
-Народишко болтать не станет?
-Даже если станут. Кто их слушать будет. Напишут журналюги пару статеек. Пусть пишут. Сейчас много бестолковой болтовни. Никому дела нет. С рабочими всё по-честному: трудовой контракт, отработал, получил, до свидания. Закон не нарушен. Чертежи изделий – изъяты. Вынести что-либо не возможно.
-Что по строительству?
-Во всех проектах мы и наши «дочки» - генеральные подрядчики. Смежные предприятия работают на нас. Теперь мы определяем цены.
-Ну и башка у тебя! – восхитился Климов.
-Стараемся, Александр Степанович.

                88
      
              Набирал силу шпионский скандал. Вашингтон обвинял российские спецслужбы в провокациях и требовал снять обвинения с сотрудников посольства, которые якобы занимались разведывательной деятельностью в уборных Москвы. Российская сторона в свою очередь обвинила американцев во вмешательство во внутренние дела государства. Последовал «обмен пленными», - высылка дипломатов из стран.
              Обозлённые американские политики грозились «отлучить» строптивых русских от живительных родников финансовых институтов. Наличие несметного «скифского золота» подвигло президента Всея Руси показать заокеанским коллегам фигуру из трёх пальцев. Обещание свернуть Америку в бараний рог, а весь мир нарядить в золотые цацки «древних народов» переполнило чашу терпения в Белом доме. К общему раздражению примешивался страх бомбардировки Луны. Нужно успеть свалить русского медведя, выбить финансовую почву из-под его лап, решили в Вашингтоне, пока этот дикий зверь не начал реализовывать свои сумасшедшие идеи. Американцы договорились с арабами.  Обвалили цены на нефть. Манёвр удался. Экономика России покатилась под откос.  Рубль рухнул на четыреста процентов. В стране объявили дефолт.
-Славно мы подсуетились, - попивая виски и с удовольствием разглядывая своё цветущее лицо в зеркале, констатировал Закваскин. – Спихнули «дерево». Взамен приобрели десятки предприятий… 

                89
               
               Соколова находилась на грани нервного срыва. В довершение всех неприятностей им с Хусейновым оказалось нечем платить за жильё. Установленная хозяйкой квартплата в валюте осталась прежней. Все рубли ушли на покупку долларов.  Феликс запил. Честолюбивые планы рухнули. Даже уехать было некуда.  Раньше он мог вернуться в Казань в свои полдома. Теперь его никто не ждал. У родителей поселился брат с семьёй.
             Светлана не сдавалась. С готовой статьёй она явилась к Крутееву, рассказала о бедственном положении и заявила, что будит судиться с «ССС». Последнее сообщение главный редактор пропустил мимо ушей, но статью прочёл с интересом и заявил:
-Думаю, толку от твоей писанины, в том виде как она есть, выйдет мало. Мы её подправим. Добавим мнение компетентных экспертов по поводу «сокровищ». Есть у меня один спец. Пройдёмся по мэру и правительству Москвы. Выдадим серию обличительных материалов. Организуем и пригласим за «круглый стол» оппозиционеров. Как говориться, сорвём маски с лицемеров.
-Не боитесь? – засомневалась Соколова. Ей расхотелось ввязываться в какие бы то ни было разборки с властью и криминалом. Журналисты в Москве гибли и по менее серьёзным причинам.
-Чего мне бояться? Я ни под кого не ложился. Ни под мэра, ни под президента. Газета независимая. Пишем то, что считаем нужным. Кому не нравиться – пусть подают в суд за клевету. Пусть доказывают.
-Никто ничего доказывать не станет. Найдут повод и закроют. И потом нужны факты. Вы сами всегда повторяли: «Без фактов - нет статьи».
-Закроют? Пусть попробуют! – разгорячённый водкой, главный редактор «засучил брюки», готовясь войти в океан. Он не мог проглотить нанесённого ему оскорбления московским правительством. Каждый мстит, как умеет, высказывался он в кругу послушных «единомышленников». Собака - кусает, лев - убивает. Роль собаки он, разумеется, отводил другим.
-На счёт фактов не беспокойся. Ты себе даже не представляешь, какой информацией я располагаю. Убойной.
              Крутеев подлил себе и Соколовой в рюмки и выпил не чокаясь. Светлана пригубила. Видя заинтересованность на лице журналистки, Крутеев хитро прищурил глаз и наклонился вперёд.
-Язык за зубами умеешь держать?
             Не дожидаясь ответа, так ему хотелось похвалиться, Крутеев шепну:
-Генеральный директор «ССС» у меня!
             Соколова недоверчиво посмотрела на «шефа». Выпитая водка явно пошла ему не впрок.
-Ни за что не угадаешь кто он! – Крутеев просиял как ребёнок, которому удалось обмануть бабушку, вылив за обедом постылый борщ в унитаз.   
               Светлана терпеливо ждала.
-Андрюха Грязев! – торжественно объявил Крутеев.
-Да ладно вам! – отмахнулась Соколова. Она посмотрела на настенные часы, жалея о потраченном времени.
              Николай Аверьянович состроил обиженную физиономию.
-Смотри! Не верит!! – воскликнул он. – Так вот знай. Сегодня ночью Грязев звонил мне по домашнему телефону. Попросил спрятать его. Плакал, умолял… Обещал рассказать много интересного! Я согласился принять. Он примчался на такси. В дорогом костюме. В туфлях. Трясся от страха, как эпилептик. Рассказал, что связался с Бенджамином Скутом и американцами. Что они его поставили директором «ССС». Сначала всё шло как нельзя лучше. Потом неожиданно рухнуло. Якобы Скут общался в Кремле с «Самим», - главный редактор указал пальцем в потолок и глубокомысленно вздохнул, - и якобы там экстрасенсу сделали предложение, от которого невозможно отказаться. В общем, в истории с «сокровищами» замешана «большая политика». Грязев боится, что после краха «ССС» его порвут на куски.
-Умненький стал, - язвительно заметила Соколова. Она быстро переварила информацию и теперь просчитывала варианты, как правильно и с выгодой для себя использовать её. – Сейчас начнут искать крайнего. Мальчика для битья. Кстати, зачем вы рассказали мне, что прячете у себя Грязева?
-Я не говорил, что прячу его у себя. Я просто «осведомлён» о том, где его искать. И если тебе понадобиться, то ты всегда сможешь выйти на человека, который организует встречу с бывшим директором «ССС». Он ведь способен многое рассказать. Ты как журналист – записать. Информацию продать.
-Вы при этом вроде бы как посредник, и вроде бы как в сторонке, и вроде бы как без вас не обойтись. Верно?
-Смышлёная девочка.
-Что потом?
-Выждем сколько возможно. Ты заработаешь денег. Я – тиражи.
               Соколова понимала, что рискует, возможно, головой. Но перспектива выбраться из долговой ямы оказалось слишком соблазнительной, чтобы отказываться от неё. О Хусейнове она уже не думала. Пусть выкручивается сам.  В одиночку она выстоит. Вдвоём – утонут оба.
-Писать, понятно, будешь под псевдонимом, - говорил Крутеев. – Первый материал пойдёт у нас в газете. Дадим затравку. Потом СМИ начнут за тобой охоту. Поторгуешься. Не мне тебя учить. Когда запросят голову «директора», тут уж главное не продешевить. Ну, как, по рукам?!
-Договорились. Где материалы? Где Грязев?! – Светлана рвалась в бой. Помимо информации для статей она надеялась выбить из Грязева потерянные деньги.
-Погоди ты! – развеселился Крутеев. – Вот народ, журналисты! Подавай им всё и сразу.

                90

              Уличные беспорядки, самоубийства, отчаявшихся вернуть свои деньги граждан, инфляция и дефолт создали гремучую смесь надвигающегося народного бунта. Срочно требовались виновные. И первым из них по списку был объявлен генеральный директор «ССС» Андрей Грязев.
                Журналист узнал по телевизору из новостей, что объявлен в международный розыск. Жалобное поскуливание вырвалось из горла, само собой. Сидя на стуле в центре комнаты, Грязев зажал руки между колен и покачивался, так, словно хотел в туалет. Кучерявые немытые вихры прилипли к потному лбу. Очки с толстыми линзами сползли на кончик мясистого в чёрных угрях носа. Нижняя губа безвольно выпятились вперёд, как у шимпанзе при виде банана. Журналист с ужасом слушал диктора, а тот продолжал рассказывать о коварном кровопийце, нажившем несметные богатства на горе обманутых вкладчиков.
                Потом показали обманутых дольщиков с плакатам в руках и слезами на глазах. Они требовали вернуть деньги или возобновить строительство обещанного жилья. Так же демонстранты требовали прекратить незаконный снос строений в Южном Бутово. На весь экран официальное лицо ответствовало на претензии горожан. Титры указывали, что говорит заместитель мэра города Москвы Рельсин Григорий Иосифович. Из его ответа следовало, что виновные будут найдены и наказаны. Потом выступил мэр в кепке, с заявлением. Земли имеют федеральное значение, там возможны залежи «скифского золота». Вместо домов с землёй и приусадебным хозяйством все получат положенные им по закону благоустроенные квадраты в «новострое». И вообще жлобство, сказал мэр, требовать вместо дома на земле, что-либо равноценное. Радуйтесь тому, что дают. А кто не будет радоваться, тот вообще ничего не получит!
               Рядом с мэром топтался мужчина. Прямая чёлка светло-русых волос закрывала ему брови и лезла в глаза. Щёки румянились наливными яблочками. Лицо лоснилось сытостью и полнотой жизни. Когда мужчина заговорил, оказалось, что это женщина и не просто женщина, а жена мэра. Она убеждала будущих новосёлов покупать отечественные пластмассовые тазы и вёдра, очень необходимые в домашнем хозяйстве.
                Потом показали синоптика с лицом доброго гнома. Он сообщили, что август удался, как всегда в России. Что светит солнце, и хорошая погода порадует москвичей ещё не одну неделю. Грязев с тоской посмотрел за окно, где лил проливной дождь с громом и молниями.
                Следующим номером телевизионной программы стал телемост «Москва» - «Вашингтон». Ведущий с хитрыми лисьими глазами в московской студии подсовывал гражданам под нос огромный микрофон и спрашивал, хорошо ли стало жить в обществе с обновлённой демократией, где, наконец, таки, появилось своё «скифское золото»? Как только человек открывал рот, чтобы ответить, микрофон тут же уплывал под нос к другому гражданину и дальше по рядам. В итоге с обеих сторон моста все слушали мнение ведущего. А он утверждал, что Россия ещё слишком слаба, слишком юна, чтобы иметь собственное мнение по поводу «скифского золота». И что не нужно дразнить «дядю Сэма», потому что это ай, ай, ай! Потому что он один знает, как нужно правильно жить россиянам в мире и всему миру в России. Вот не послушались «Большого белого брата» и получили дефолтом под дых. Зачем откопали «скифские сокровища» без спросу? Переполошили уважаемых лидеров уважаемых государств. Есть всеми признанная мировая расчётная единица. Будете себя хорошо вести – получите её столько, сколько дозволят. А вы что же удумали? Свою деньгу укреплять?! Да каким варварским способом! Да кто ж вам позволит самоуправствовать? Нет, ребята, заключил ведущий. Пока не поздно падайте в ноги благодетелям нашим заокеанским, кайтесь. Авось простят. Тогда всё наладится. Нефть, газ и другие полезные земельные ресурсы отдадим на откуп Западным барыгам. Они нас вместо этого окорочками накормят, да пуховиками завалят. Им лучше знать, как бизнес вести. Нам, лапотникам, учиться у них. Но тут в зале громко выступил «голос» с заявлением, что Россию-матушку одолели ростовщики проклятые, что растаскивают по карманам народом нажитое, что «дядя Сэм» ими дирижирует, а продажные ослы в правительстве им потакают. Ведущий сразу свернул прямой эфир. Попрощался со зрителями одарив их хитрым прищуром и пообещал следующий телемост в грядущую субботу.      
                После блока рекламы запустили криминальные новости. Милицейский чин в генеральских погонах с недобрыми глазами сообщил в экран и в микрофоны со значками телекомпаний, что в поиске директора «ССС» Грязева задействованы лучшие сыщики МВД. Скоро он будет схвачен, предстанет перед судом и понесёт суровую кару. Затем показали обезумевшего гражданина. Взъерошенные седые волосёнки воинственно торчали на почти лысом черепе. Рот с остатками жёлтых и кривых зубов «выплёвывал» проклятья в адрес «ССС» и его создателя Грязева. Толпа вокруг гудела и требовала немедленной расправы.
                Журналист съёжился и заплакал от отчаянья и страха. Всеми гонимый, неприкаянный, он чувствовал себя раздавленным. За что его, доброго, хорошего парня хотят покарать? Он лично не сделал людям ничего плохого. Если и есть, какой грех за ним, так это желание заработать денег. Грязеву нужна была поддержка, товарищеское плечо.  Он позвонил другу, Васе Пушко.
              Здравствуй Васенька! Обрадовался Грязев голосу друга в трубке. Приезжай скорее, плохо мне. Конечно, приеду! Неестественно громко и твёрдо ответил друг Вася. Он испугано смотрел на суровых людей в штатском, окружённый ими и прижимал белую телефонную трубку к уху. Суровые граждане строго смотрели на Васю и его американских «подельников» Гуано и Баранофа. Американцы наведались в гости к Васе раньше остальных, чтобы узнать о судьбе своего товарища, соратника и директора в одном лице. И теперь раскаивались, нужно было сидеть дома.
               «Вы не имеете права задерживать нас!» - настаивал Председатель фонда поддержки животных. Разберёмся, товарищ, отвечали ему строго. На всякий случай у американцев отобрали паспорта и на тот же случай позвонили начальству. Начальство озаботилось международными отношениями. Шпионский скандал достиг апогея. Вопрос, что делать с иностранцами из фонда защиты животных задвинули выше по инстанции.
                Генерал Скурыгин доложил Председателю. Председатель почесал затылок. «ССС», говоришь, пробормотал Председатель. «Сокровища скифов» замешаны? Дело государственной важности. Нет, брат, не нашей компетенции вопрос. Пусть «САМ» решает. Как скажет, так и сделаем.
                Президенту с похмелья недосуг было разбираться в мелочах.
-Э-хе-хе, - вздохнул он, - ни хрена без меня решить не можете. Даже мелочь такую как поимку шпионов и ту на меня повесили. Значит так, - президент откинулся в кресле и задрал голову посмотреть на герб. Корона бы лучше смотрелась, пронеслось в уме. Он снова вздохнул и рассудил вслух:
-Бенджамина не трогать, он мой друг. К тому же может пригодиться. В российской земле-матушке ещё много добра зарыто. По делу «ССС» виновных изловить и наказать, чтобы остальным неповадно было. Ну и народишко через это успокоится. – Президент подвинул список претендентов на экзекуцию. Читая про себя, он шевелил губами. – Что-то больно много! – удивился президент. – Да всё руководители ведомств. Даже прокурорских приплёл.
-Пора освежать кадры, - ответствовал Ясеновский. Миловать и наказывать не входило в его компетенцию. Но обстоятельства требовали взвешенных решений. А Борис Исаакович оказался весьма осведомлён о «скифском» деле и о пирамиде «ССС» знал не понаслышке. Ему предстояло замести следы в этой истории и правильно направить финансовые потоки для укрепления материального положения президентской семьи и своего, разумеется, тоже. Лишние глаза и уши не желательны, наговаривал он своему «кормильцу» вкрадчивым голосом.
 -Этих из фонда - отпустить. И так со всех сторон облаяли. Демократию душим. Свободу слова прижимаем, - распорядился президент. – Ты это, растолкуй, что в целом-то происходит, - попросил руководитель государства.
-Ничего особенного. Денег нам, то есть государству, одолжат. Золото на рынок выбрасывать не велено. Мы им индексы опустим. Панику наведём. Грозятся наказать.
-Чего ж нам с этим «скифским золотом» теперь делать-то? Солить что ли?
-Пусть его лежит. В хозяйстве всё сгодиться.
-Растащат, я их стервецов знаю. Молодые, нетерпеливые, жадные, злые. Всё им мало! Бояться не успеют.
-У меня не растащат. Мы золотишко сами надёжно пристроим. Вложим в ценные бумаги на чёрный день…
-На чей чёрный день?
-На наш. Времена не спокойные. Неведомо сколько царствовать бог положил. Может годы, а может, сейчас сковырнут. Враг не дремлет. В «конторе» заговор плетут. Не всем наше управление страной нравится. Намекают, сами «пообедали», пустите других к столу по-хорошему.
-А по-плохому?
-По миру пустят с сумой, а то и вовсе похоронят с почестями. Не всех конечно. Тех, кто чином не вышел без салютов зароют.
-Разберись со всеми как знаешь, да чтобы не в убыток нам. А мне вели водки принести, зело худо. Башка вот-вот пополам расколется… - сморщился президент и обхватил голову руками.             
               Ясеновский сложил папочку и вышел из-за стола распорядиться на счёт водки.

                91
      
                По указанному Васей Пушко адресу в спешном порядке ринулась группа захвата. Вместо вежливого звонка и обыкновенного в таких случаях: «к вам слесарь» или «почтальон со срочной телеграммой», бойцы с автоматами и в бронежилетах, в чёрных масках с прорезями для глаз и носов, со всего маху железной «балдой» с ручками одним дружным ударом вышибли хлипкую дверь. Деревянное изделие с треском разлетелось в мелкую щепу и, разметая пыль, грохнулось об пол, так что соседи с перепуга вскочили с кроватей и побежали упаковывать соль и спички в сумки в ожидании ядерного катаклизма. Несколько молодых, жадных до приключения глоток, рявкнуло: «Всем лежать!», «На пол!» Обезумевший от страха Грязев, кубарем слетел с дивана. Распластался на линолеуме.  Тяжёлые ботинки встали ему один на спину, другой больно придавил плечо и ухо. На трусах журналиста, в задней их части, образовалось огромное коричневое пятно. По комнате пополз неприятный запах.
-Пощадите, дяденьки! – возопил преступник.
                Удар ботинком по рёбрам вышиб из журналиста всхлип и слёзы. Наручники за спиной тесно стиснули запястья. Сильные руки подхватили директора с пола и поволокли к выходу. От страха руководитель «ССС» нырнул в глубокий обморок.

                92

               Главный редактор Крутеев направил по следу «Скифского золота» самых проверенных и дотошных спецкоров. Окрылённые баснословными гонорарами те отыскали ювелира Колю Василькова, и, угрожая уголовной статьёй о мошенничестве, выдавили признательные показания. Нашли сержанта Юдина из медвытрезвителя, который за вознаграждение охотно поделился воспоминаниями о Бенджамине Скуте. К работе подключили учёного-эксперта по древним народам Худодеева, который изложил своё видение ситуации и отдельно указал на вандализм московских властей, безжалостно и цинично рушащих памятники архитектуры. Пояснил, где сокровища могли быть найдены и, где их быть не могло никогда.  Собранный материал Крутеев передал Соколовой. По мнению редактора из сложенных воедино компонентов должна была получиться гремучая смесь. Грязева Николай Аверьянович оставил читателям на закуску. Однако «закуска» неожиданным образом выплыла в телевизионных новостях в неприглядном обличие, чем нимало смутила главного редактора.
              В наручниках и небритый директор «ССС» хныкал и звал маму. Просил отпустить. Во всклокоченных волосах его торчали перья из подушки. Майка заправлена в трусы держалась на узеньком плечике на лямке. Другая лямка, порванная, болталась на кругленьком животике. Репортаж транслировался с места поимки опасного главаря преступного сообщества. Подельники главаря, банда мошенников, объявлены в розыск, пояснил корреспондент.
               Крутеев сообразил, что играть в патриота-подпольщика Грязев не станет и скоро надлежит ждать гостей. Николай Аверьянович не ошибся. Двое в отутюженных брюках и белых рубашках с коротким рукавом, в галстуках и аккуратно подстриженные, по-хозяйски уверенно вошли в кабинет, вежливо поздоровались и показали удостоверения, которые Николай Аверьянович читать не стал. И так было понятно, что это не слесари. В кабинете кроме главного редактора находилась Соколова. Она расположилась в кресле. Стряхивая пепел сигареты в пепельницу, Светлана промахнулась – дрожали пальцы. Пепел на стол.
-Николай Аверьянович, мы просим отдать нам материалы статьи.
                Отпираться бессмысленно, понимал главный редактор. Сама по себе просьба всё объясняла.
-А как на счёт демократии и свободы слова? – с сарказмом заметил Крутеев.
                Ему не ответили.
-Если я откажусь, вы меня арестуете? – иронично осведомился Николай Аверьянович.
-Мы теряем время, - сухо отозвался тот, что выглядел моложе.
-Сейчас не тридцать седьмой год. Вы ничего не получите! – резко заявил Крутеев. Осторожность изменила ему. Они не посмеют тронуть главного редактора республиканской газеты. Поднимется шум. И так же уляжется, прошептал внутренний голос. Это там, далеко, в другом измерении, в странах Европы, политик, уличённый в покупке носков на деньги налогоплательщиков, подаёт в отставку. Здесь, издай для генеральной прокуратуры полное собрание сочинений из сотни томов в твёрдом переплёте с полной доказательной базой из оригинальных документов, с показаниями тысяч живых свидетелей и участников «мероприятий» по распиливанию бюджетов и растаскиванию государственной казны, тебе ответят: «Дело закрыто за недостаточностью улик». Ты что Коля, историю государства Российского не читал? Там чёрным по белому прописано, как бояре по своим лабазам царёво добро разворовывали. Что изменилось?!
              И всё же Николай Аверьянович решил не уступать. Одолевала вера в собственную исключительность 
-Можешь идти, - приказал он Соколовой.
             Женщина безропотно повиновалась.
-Минутку, - жестом остановил её второй, тот, что выглядел старше. – Покажите, что у вас в сумке.
-Это уже слишком! Вы не имеете права! – возмутилась Светлана. Её гнев выглядел не убедительно. Выдал дрогнувший голос.
-Не вынуждайте нас…
             Соколова вытряхнула на стол содержимое сумки. Вместе с ключами от квартиры, пачкой сигарет, зажигалкой и всякой звенящей и гремящей мелочью на поверхность кучки из предметов вывалилась дискетка. Рука «старшего» взяла её и сунула себе в накладной карман рубашки.
-Свободны, - сухо сказал «молодой».
              Соколова прикрыла за собой входную дверь.
-Теперь с вами, Николай Аверьянович, - повернулся «молодой» к Крутееву. Гости продолжали стоять. Один у окна, другой между столом главного редактора и дверью.
-Не беспокойтесь, в окно прыгать не стану, - заявил Крутеев. – И убегать тоже.
-Мы и не беспокоимся. Вы человек умный. Вредить себе не будете. И другим тоже.
               В Крутееве боролись два чувства. Обида и упрямство. На губах вертелась избитая сентенция: «За что боролись!» В голове засело – сегодня меня, завтра других. Младший сказал:
-Вам, Николай Аверьянович, о себе думать надо. Другие о себе сами позаботятся.
-Что ж мне в газете про рекордные удои рассказывать и небывалый умолот зерновых, что ли? – возмутился главный редактор.
-Пишите, о чём хотите! Тем полно. Про космос, например. Про международные отношения. Артистов сколько замечательных, спортсменов! Творческих людей. Пишите о них. История, наконец. Интересно ведь, - подбодрил «младший». – А вот про то о чём не надо писать, - писать не следует.
-У нас цензуру отменили. Даже матом в кино ругаются.
-Мат в кино – это плохо. И на сцене театра – тоже. И в книжках – не хорошо. Существует много способов выражения мысли и чувств. Когда человек в кинокартине заходит в туалет ведь не обязательно показывать во всей красе, чем он там занимается. Итак, понятно. Отдайте нам материалы, и мы уйдём.
-Отдать-то я отдам, но у меня могут сохраниться дубликаты.
-Вот вы нам и пообещаете, что ничего у вас не сохранилось, и ничего на эту тему вы публиковать не станете.
-Материалы отдам, но ничего обещать не могу, - упёрся главный редактор.
-Ну, хорошо!  Отдавайте, что есть. Там видно будет. - «Младший» протянул руку.
             Крутеев выдвинул ящик стола и швырнул на стол красную папку. Сотрудник укоризненно покачал головой и развязал белые тесёмки. Он полистал документы, снова уложил их в папку.
-Почитаем. Разберёмся, - сказал «младший». – Здесь всё?
             Николай Аверьянович поджал губы. Он с ними рассчитается. Не на того напали, бушевало в голове.
          «Старший» шагнул к двери и открыл её. Визит окончен, подумал Крутеев.  Но двое и не собирались уходить. Напротив, в помещение вошёл человек. Венедикт Скутельник.
              Николай Аверьянович не знал, что его удивило больше: явление подчинённого в роковую и «торжественную» минуту или то, что перед ним открыли дверь и, следовательно, знали, что он там ждёт.
-Ты не очень кстати, - заметил Крутеев, понимая, что сказал это зря. В «конторе» мастера на «гнусности». Похоже, ему приготовили одну из «домашних заготовок».
 -Напротив, Венедикт Арнольдович, очень даже кстати, - заступился за Скутельника «младший». Красную папку он зажал подмышкой   
             Одетый с иголочки в льняную пару и светлые туфли мягкой кожи, Венедикт под ухмылкой старательно скрывал смущение. Щёки его рдели. Глаза горели, как у спортсмена перед олимпийским спуртом за золотой медалью. Вопреки заведенному порядку, руки главному редактору он не подал.
              Ну-ну, Иудушка, промелькнуло в голове Николая Аверьяновича, за сколько серебряников ты оценил свою душу?
               Скутельник отстегнул пряжку, вынул из кожаного портфельчика прозрачный файл с документами и положил перед Крутеевым.
-Это нотариально заверенные копии, - громко и ровно, на выдохе, так чтобы не дрогнул голос, и чтобы всё выглядело основательно, пояснил Скутельник.
-Что это? – Главный редактор пренебрежительно двумя пальцами подцепил поданный файл и вытянул из него три ксерокопии. Первая, с размашистыми подписями и круглыми печатями. Почерк и печать показались очень знакомыми. Крутеев сощурился, разглядеть. Да, то была рука нотариуса Кудрявкина и оттиск его личной печати на доверенности, выписанной Скутельнику именем Николая Аверьяновича. В тишине Крутеев прочитал документ.
                Второй документ, свидетельство на право собственности средством массовой информации указывал на то, что газета «Дом новостей» принадлежит обществу с ограниченной ответственностью «Луч». Третья бумага, указывала, что право собственности товарного знака «Дом новостей» передано всё тому же «Лучу».
 -Это подлог. Не законно, - Крутеев бросил документы на стол. Преодолевая сопротивление воздуха, листы, словно качели, метнулась в одну, другую стороны и по нисходящей траектории приземлилась на пол.
-Никакого подлога. Всё по закону, - ответил Скутельник..
              В подлинной доверенности Скутельник дополнил текс. Расширил свои полномочиями. Подал на оформление Кудрявкину уже подписанный документ. Нотариус оформил доверенность в рамках звонка, как обычно в отсутствии Крутеев, с его согласия по телефону.
«Николай Аверьянович? – как всегда спросил Кудрявкин по телефону, - На доверенности ваша подпись?» - «Да!» - отвечал главный редактор.
              Теперь, чтобы не потерять лицензию, Кудрявкин вынужден был подтвердить, что доверенность подписана рукой Крутеевым в присутствии его, нотариуса.
             На заявлениях в министерстве по печати и в патентном ведомстве стоял росчерк Скутельника. По доверенности он имел право подписывать любой документ.
 – В заявлении об отказе от газеты моя подпись, Николай Аверьянович, с вашего разрешения.

             С тех пор как Веня «героически» пожертвовал модельными туфлями, перетаскивая холодильник по грязи на даче, все дела, связанные с перерегистрацией газет и журналов «Дома новостей» курировала Татьяна Копейкина. С её подачи документы оформили без проволочек.  Свидетельство на нового собственника подписали через неделю, вместо положенного месяца. Веня поинтересовался, сможет ли Копейкина помочь, если возникнут сложности с бывшим владельцем газеты. Женщина насторожилась. «Папка с «делом» может затеряться, а потом, спустя некоторое время найтись. Такое случалось» - ответила Татьяна. «А если нерадивый сотрудник выльет чай на заявление и устав редакции и подписи окажутся испорченными?» - спросил Скутельник. «Сотрудника накажут. Могут лишить премии». – «Новый автомобиль утешит сотрудника, лишённого премии?» - «Автомобиль?! Ну, в таком случае сквозняк может распахнуть створки окна, сшибить с подоконника кофейник и залить всю папку до полной неузнаваемости.  Стихия не предсказуема». 
 
-Это подлог. В суде это докажу! - парировал Крутеев.
-О каком суде идёт речь? Документы на переоформление поданы согласно букве закона.  Если даже вы обратитесь в суд, разбирательства затянутся на месяцы. И не факт, что судья примет вашу сторону, - Скутельник обменялся взглядом с «молодым». Тот ухмыльнулся.
-Тоже касается товарного знака, - продолжил Венедикт. – Как не прискорбно, но законы наши не совершенны. Много пробелов. Здесь так же подписан отказ в пользу юридического лица. Все последующие правовые действия я совершал на законном основании, согласно выданной мне доверенности.
-Всё шито белыми нитками, - упорствовал Крутеев. Он понимал, что даже выигранный судебный процесс не спасёт газету. К тому времени её выпуск либо приостановят, либо вовсе закроют. Раскручивать её снова с нуля будет непросто. Клиенты уйдут и вряд ли вернуться. Кому нужен ненадёжный партнёр. Но отдавать без борьбы своё детище Николай Аверьянович не собирался. – Я докажу, что твои действия противоправны. Тебя посадят за мошенничество. К тому же помещения редакции, пресс-центр, - всё это моё.
-На счёт помещений не извольте беспокоиться. Мы на них не претендуем. В Москомимуществе центрального округа нам подыскали неплохое местечко в Спасском тупике, - ответил Скутельник.
               Николай Аверьянович отшатнулся, как от прямого удара в челюсть. Здание по адресу, о котором говорил Скутельник, находилось на балансе московского комитета образования, и было обещано Крутееву.
-Ты его не получишь, - заявил Николай Аверьянович.
-Почему же?! В комитете меня знают и любят. Все бумаги подписаны. Никто не возражает. Вопрос согласован с Москомимуществом. 

              В приватной беседе с Валентиной Ивановной на её даче, в паузах между «теннисными сетами» Веня поинтересовался можно ли получить помещение в аренду в центральном округе.
-Для этого нужно выиграть тендер, - ответила чиновница. Обнажённая она положила голову на плечо Скутельника и играла пальцами его руки.
-Ну, так ты же знаешь, что для этого нужно?!
-Это будет стоить денег.
-Для хороших людей: «Всегда готовы!» – Веня осенил лоб «пионерским салютом».
              Женщина лениво потянулась и перевернулась на живот.
-Ходят слухи, что скоро в нашем ведомстве начнётся «чистка». Меня попросят освободить место для других.  Я тебе стану не нужна, и мы расстанемся, - грустно сказала она.
-Ты взрослая девочка. Когда-нибудь все жители земли расстанутся друг с другом. Чего горевать?! Лучше расскажи про тендер. Дело срочное… 
               
 -Николай Аверьянович, - вмешался «молодой». – Мы понимаем – вы расстроены, но давайте решим проблему по-хорошему. Тем более что это и не проблема вовсе. У вас и так остаётся больше двадцати периодических изданий.
 -Двадцати пяти, - поправил его Крутеев.
-Вот видите! – искренне обрадовался за редактор «молодой». – Занимайтесь на здоровье издательской деятельностью. Просвещайте народ. У вас, сколько нам известно, и Бизнес-школа готовит специалистов по десяти специальностям.
-По двенадцати, - буркнул Николай Аверьянович.
-Ну, вот видите! – снова обрадовался «молодой». – Образовывайте народ! Люди вам спасибо скажут. А про газету «Дом новостей» забудьте. А мы вас по нашей линии наградим почётной грамотой. И будем всегда рады помочь.
             Николай Аверьянович кисло поморщился. Он вспомнил слова своего покойного отца-академика. Отец работал с товарищем Лысенко. «Против системы не попрёшь, - поучал папа студента Колю. - Иногда полезно прогнуться, чтобы ветром не переломило». 
-И удостоверение дадите, внештатного сотрудника, чтобы гаишники не мордовали? – неохотно пошутил Крутеев.
-Дадим, Николай Аверьянович! Всё чего ни попросите, дадим! – деланно засмеялся «молодой». Его товарищ тоже хихикнул за компанию. – Ну, вот видите, как всё славненько получается! Когда по-хорошему, оно всем хорошо! – попытался скаламбурить «молодой».
-Ну ты жук! – покосился на Скутельника теперь уже бывший главный редактор. – Не ошибся я в тебе. Отменная из тебя сволочь получится!
-С волками жить… Не век же мне у вас на побегушках за копейки по столице чиновникам задницы лизать. 
-Сам газетой рулить думаешь?
-Зачем же?! Опыта у меня для этого маловато и умения нет. Есть человек поухватистей. Да вы его знаете. Феликс Хусейнов. Бывает морально неустойчив, но специалист отменный. Все мы не без недостатков.
-Настоящий, заговор, - покачал головой Крутеев.

                93
         
               В квартире Соколовой, Венедик узнал Хусейнова по каштановой бороде. Обезображенное запоем лицо превратилось в раздутый пузырь. Феликс лежал на кровати на голом матрасе без простыни и подушки, со сложенными на груди руками, как у покойника. В провалившихся глазницах, обрамлённых чёрными кругами, в узких щёлочках опухших век, виднелись два остекленевших глаза, направленных в одну точку на потолке. Нос заострился, кожа на лице приобрела пепельно-серый оттенок. От упитанного тела остались кости, обтянутые кожей. Отсутствующий взгляд пугал глубиной бессмысленности. Опытный врач, жилистый и проворный, засланный Закваскиным в помощь Скутельнику, обронил:
-Подбородок подвязать и на вынос…
  Цепкими пальцами он прощупал пульс на запястье.
-Жить будет? – поинтересовался Скутельник.
-Прокапаем – ещё марафон в Нью-Йорке пробежит, - ответил врач. Раскрыв кожаного саквояж, он выложил склянки с лекарствами на стол. Затем примерился, куда прикрепить капельницу. – Ну-ка помоги.
             Вдвоём они перенесли больного на диван, где было удобнее устанавливать стойку для капельницы. 
-Покури пока, - предложил врач, отломив носик ампулы и погружая в неё иглу со шприцем. – Как закончу, перенесём тело в машину.
             Соколова брезгливо отвернулась. Судьба сожителя перестала интересовать её. О грядущих переменах в газете она, разумеется, не догадывалась.
             Через два дня Хусейнов окреп настолько, что мог самостоятельно передвигаться до туалета и обратно. Появление аппетита у пациента ободрило доктора.
-Какого хрена я здесь делаю? – задал Хусейнов первый осмысленный вопрос, когда Скутельник в очередной раз наведался с визитом в съёмную квартиру поэта.   
              Довольный результатом лечения врач ухмыльнулся. Венедикт подсел на стул к кровати Хусейнов.
-У меня предложение, - с ходу заговорил Скутельник.
              Хусейнов выслушал. Директор фирмы. Главный редактор газеты. Сумасшедшая зарплата. Казённый автомобиль с личным водителем.
-Я сплю, - ответил Хусейнов.
-Согласен? – спросил Веня.
-Как ты думаешь?! – Хусейнов не верил своему счастью. – Я тебе ноги мыть должен и пить эту воду, - он ухватил Веню за руку и прижался к ней лбом.
-Для начала -  вымой свои ноги и приводи себя в порядок.

                94   

                Писатель Гуревич самоустранился от мирской суеты и ударился в творческий забой. Душа требовала размаха, но ограниченные знания подрезали крылья полёту мысли. Оксана Станкевич давно перестала быть музой, и только надоедала нытьём о замужестве, за что регулярно получала взбучку. После «семейных сцен» молодых замирял «дяди Бори». После Жора усаживался за письменный стол мстить ненавистному ректору Есину. За давностью времени от ненависти почти ничего не осталось, но и новых идей не прибывало. Приходилось переливать, что называется, из пустого в порожнее. Творческий застой приводил Гуревича в неистовство. Он крайне раздражался и бурно реагировал на любые помехи из внешнего мира. Одним из таких раздражителей стала бывшая «боевая подруга» Аня. Из телевизионных новостей она узнала, кто скрывался «под личиной» рядового журналиста. Гений финансовых махинаций умело прятал своё истинное лицо и баснословные доходы, на след которых никак не могло выйти следствие. Оставшись без средств к существованию, поэтесса потребовала от Гуревича компенсации. В противном случае, обещала она, ей ничего не остаётся, как поведать всему миру кто скрывается под именем Бенджамина Скута.
                Гуревич пожаловался генералу Скурыгину. В такой нервной обстановке не возможно работать, жаловался он. Прошу оградить меня от злобных нападок недоброжелателей.
                Александр Яковлевич озаботился внезапной помехой. Операция по выявлению шпионской сети на территории Российской Федерации завершалась. Ни что не должно было бросить тень на гениально разработанную комбинацию. Генерал импровизировал, ориентируясь по ситуации. А обстоятельства складывались следующим образом.
                Американская сторона потребовала вернуть незаконно удерживаемого спецслужбами России американского гражданина Бенджамина Скута. Председатель фонда защиты животных господин Гуано «раскрыл заговор русских», о чем предупредил своё руководство. Одарённого экстрасенса силой принуждают работать на российское правительство, докладывал он, в результате чего и развился международный кризис. Чтобы перехватить стратегическую инициативу «колдуна» необходимо вернуть на родину и использовать в собственных интересах. Правда, оставался без ответа вопрос: кто именно заслал Бенджамина Скута в Россию и с какой целью? Ответ напрашивался сам собой. Это засекреченный агент, настолько засекреченный, что рассекретить его не решались ни в одном отделении внешней разведки США. Вернём агента домой, решили американские руководители, а там разберёмся who is who.
                Неожиданно Скурыгину пришла блестящая идея, как одним умелым манёвром убить двух зайцев, а если удастся зацепить и третьего. Зачем мешать поэтессе Ане? Пусть себе выступает, а мы ей поможем. Роль живца Гуревич отыграл, как следует, и пора было выводить его из дела.
                Генерал воспользовался помощью Закваскина. Тот в свою очередь организовал внеочередной телемост «Москва-Вашингтон». В передачу пригласили и поэтессу Аню, и сержанта милиции Юдина из вытрезвителя с товарищем по дежурству, и всех, кто знал Бенджамина Скута в лицо. Был здесь и Фил Гуано, и его бессменный помощник Гарри Бараноф. В числе приглашенных оказались редакторы московских газет и бывший редактор «Дома новостей» Крутеев.
              Ведущий программы, с лисьими глазами Портнер метался по студии с микрофоном от одного гостя к другому, требуя рассказать историю знакомства с «колдуном». «Виновник торжества» восседал в центре зала на отдельном кожаном диване в раскованной позе. Рядом, держа его за руку, млела от счастья и навалившейся славы Оксана Станкевич. Разговор больше походил на очную ставку в следственном комитете. Вы знаете, этого человека? Знаю. Кто это? Бенджамин Скут. Все как один утверждали, что перед зрителями – «великий и ужасный» Бенджамин. На противоположном конце моста из Вашингтона несколько упитанных мужчин и женщин, блистая отбелёнными ровными зубами рассказывали, как ходили с Бенджамином в колледж, играли в бейсбол и каким замечательным бойскаутом он был. Они рады видеть своего старого друга здоровым, а главное живым и надеются скоро принять в горячие объятия на родине. 
-Теперь послушаем гражданскую жену Бенджамина Скута! – объявил ведущий.
               В зрительный зал вошла поэтесса Аня в русском сарафане, монаде с японскими иероглифами, в ботинках на толстой армейской подошве и с не чёсанной и не мытой головой. От чего волосы торчали как пакля. Женщина уселась на отдельный диванчик, обособленно ото всех, тем самым обозначая границы «наших и ваших». Уже одно это внесло интригу и в студии притихли.
               Томным голосочком невинной овечки Аня поведала о своей супружеской жизни с комендантом литературного общежития, полной лишений и нужды. Никакой это не экстрасенс, а обыкновенный эмигрант из Бердянска, Жора Гуревич.
               Зрители взорвались кто аплодисментами, кто улюлюканьями. Поднялся невообразимый шум. Народ вскакивал с мест. Иные рвались на площадку. Ведущий призвал к порядку. Участники программы, главные редакторы центральных московских газет, зрители в студии и по всей стране чувствовали себя одураченными.  Их бессовестно надували. Их надули. Колдун – подлый вымысел. Сокровища скифов – фикция. Отдайте наши деньги!
                Ведущий установил порядок. Связь с Вашингтоном неожиданно прервалась. Но эфирное время не закончилось и, передачу необходимо было продолжать.
-Выслушаем господина Скута, - предложил ведущий. – Что скажет он.
-Что тут скажешь, - развязано ответил бывший комендант, - я – русский писатель Георгий Иванович Гуревич. – Предвосхищая новую волну страстей, оратор поднял руку. – Бенджамин Скут действительно существует, и сокровища тоже, но не в этой студии…
                Гуано распалённый гневом покинул зал, не дожидаясь продолжения исповеди украинского эмигранта. Мысль о рухнувшей карьере, несбывшихся планах разбогатеть, а главное о том позоре, с каким ему предстоит неминуемое возвращение на родину, убивала его. Гарри Бараноф едва поспевал за патроном. За кулисами он попытался ободрить начальника словом, но в ответ получил с разворота кулаком в челюсть. Свет для Гарри Баранофа погас.
                Опытный ведущий Портнер, хорошо проинструктированный, и ещё более хорошо проплаченный продолжал начатый диалог. Есть ли в природе Скут или нет? Тему сокровищ настойчиво замалчивали. Гуревич загодя получил надлежащие инструкции. Согласно им он уклонялся от прямого ответа. Вопрос остался без ответа. Эфирное время истекло. Неожиданно случился короткий сбой в электроснабжении. Погас свет. Когда лампы в студии загорелись снова, диван, где сидел Гуревич и Оксана Станкевич пустовал.
-Шарлатаны, - поделился своими соображениями главный редактор московской газеты.
-Высшего разряда, - согласился Крутеев, выходя из здания телестудии в Останкино.
                Поскольку вопрос о существовании американского гражданина Бенджамина Скута остался открытым, возвращать в США, стало некого. Тот, кого принимали за экстрасенса, оказался не тем, за кого его принимали. Жора Гуревич не представлял для американской стороны интереса. Зато для русскоязычных читателей новое имя в России и за её пределами, влетевшее в литературный мир с грандиозным скандалом, стало открытием. Публика бросилась раскупать книги автора. Но на поверку выяснилось, что покупать нечего, кроме одной отдельно изданной повести с оттенком бульварного водевиля.
                Отчаянье вышибало у Жоры Гуревича слёзы досады. Такой шанс заявить о себе ему больше не представится. Как всегда, «бескорыстно» и вовремя на помощь пришёл генерал Скурыгин. Созданная им группа штатных литераторов за двое суток произвела на свет шпионский детектив, основанный на достоверных событиях из жизни суперагентов секретных служб. В срочном порядке роман издали и разложили на полки книжных магазинов. Пока публика наслаждалась погонями, стрельбой и интригами, следующий роман не заставил себя ждать. В твёрдом переплёте новая книга увидела свет уже через неделю. Творческий конвейер заработал, как хорошо отлаженный механизм. Под раскрученного автора подогнали целую серию. Жора Гуревич купался в лучах славы, любуясь глянцем книжных обложек со своим именем. «Перечитывая» написанное, автор дивился своему необыкновенному мастерству и глубокому знанию материала. Вскоре растиражированного Гуревича рекомендовали в члены союза писателей России. Выдали членскую книжечку с золочёными буквами на красной коже. Жора любовно поглаживал её в кармане брюк и предъявлял каждому без особых на то оснований.
                Генерал выполнил условия договора и ждал от Жоры ответных шагов. Гуревич ничего не имел против женитьбы на Оксане Станкевич. С её помощью, посредством генерала, он рассчитывал достичь ещё больших литературных высот. Оксана пархала на седьмом небе от счастья. В родной Бердянск она решила въехать покорительницей Москвы на белом кадиллаке, в статусе жены знаменитого писателя, чтобы от зависти лопнули все, кто её когда-либо знал.
 После загса на пышную свадьбу в «Метрополе», съехались московские друзья молодых и их родители из Бердянска. Родители Жоры гордились сыном и восхищались им. Кто бы мог подумать, что из троечника и прогульщика, который читал медленнее всех в классе и на выпускных экзаменах по русскому и литературе уместил сочинение на одной странице тетрадного листа, выйдет плодовитый и востребованный литератор?!
                В Бердянске постаревший директор встретил Гуревича у входа в родную школу дежурной улыбкой, объятьями и цветами. Смущённый и довольный Жора в белой костюмной паре под руку с «молодой» прошёл под аплодисменты по красной ковровой дорожке через «живой коридор» учителей и учеников. В классе на уроке литературы Гуревич поведал старшеклассникам о пользе учения и горьком хлебе писателей «печальников земли русской». Жора настойчиво причислял себя к русским писателям, с украинскими корнями.
-Куда подевались «сокровища»? – спросил умный мальчик из первого ряда, когда разрешили задавать вопросы.
-Какие «сокровища»? – удивился Гуревич. Он почти забыл или заставил себя забыть об истории, вывернувшей его жизнь наизнанку, и искренне удивился вопросу.
-«Сокровища скифов», - уточнил мальчик. – Папа говорит, что это вы указали, где они спрятаны, и клад потом нашли.
               Учителя зашикали на мальчика, но лишь для видимости, чтобы знаменитость не обиделась, хотя вопрос прозвучал вполне безобидно. В глубине души всем: и учителям, и старшеклассникам хотелось услышать ответ, больше чем получит автограф на книжках про спецназ и войну шпионов, которых они не читали.
-Это очень запутанная история, мальчик, - ответил Гуревич. – В ней много белых пятен и когда-нибудь о ней напишут всю правду. Но не сегодня…
-А куда подевался настоящий Бенджамин Скут? – снова спросил настырный мальчик, словно не замечая смущения знаменитости. – И был ли он вообще? Или всё враньё?
                Жора сам любил рубить правду-матку, но не терпел, когда это делали другие в отношении него. Сотни глаз смотрели на Гуревича в ожидании ответа. От волнения, переросшего в гнев, Жора забыл взятую на себя роль московского небожителя и запальчиво выкрикнул:
-Скажи своему папе, чтобы не рассуждал, о чём не понимает! Как говорил классик: «Умом Россию не понять!»
-Какой классик это сказал? – придрался мальчик.
-Какая разница! – отмахнулся Гуревич. – Вы здесь, а оно всё там.
-Которое оно? – продолжил задавать глупые вопросы мальчик.
-Что, которое оно? – уставился на мальчика Гуревич.
-Ну, то, которое там?
-Ты чего ко мне привязался?! – рассвирепел писатель. – Было, не было! Раз говорят – значит было. А раз никто ничего не знает – значит, не было. Кому надо для тех - было. А кому не надо – не было. Понял?
-Нет.
-Ну и дурак!
              Жора Гуревич покинул школу в расстроенных чувствах. Он не мог разобраться, что его так огорчило. Чтобы понять - писатель приказал подать ему водки. Пока в родительской квартире за столом все веселились и балагурили, Жора мрачно думал, подперев кулаком подбородок. В самый разгар танцев он неожиданно стукнул ладонью по столу, так что звякнула посуда, и подпрыгнули бутылки.
-Ну-ка сядьте все. Хватит сраками трясти. Я понял…
              Музыку приглушили. Гости заняли свои места за длинным столом, примолкли и приготовились слушать «Соломоновы притчи».
-Всё тлен! Всё обман! – значительно молвил Гуревич. – Ты стараешься, правдами и неправдами добиваешься. Достигаешь вершин так сказать: тиражи, слава, признание. Результат на лицо, понимаешь… А потом тебя какой-нибудь сопляк со своим интеллигентным папочкой бац и мордой в говно. Почему? Потому, что ежили б всё у нас по совести и по чести, то и вопросов бы не возникало у населения. А так вот они эти вопросы и сказать нечего…
               Гуревич замолчал. Душа рвалась нараспашку. Хотелось выговориться, но слова застревали во рту. Наружу лезла какая-то бестолковая дрянь. От досады лицо Гуревича скривило, и он пустил горькую пьяную слезу. Притихшие гости молчали и сочувствовали. Оксана в белом подвенечном платье прижала голову мужа к животу. Из платья она не вылезала третью неделю. Роль невесты ей очень понравилась.   
-Горько! – разорвал тишину голос, вышедший из туалета, под шум сливного бачка. Десятки голосов обрадованно подхватили. «Горько!» «Молодая», счастливо и смущённо, как в первый раз, заметалась глазами по сторонам, стыдливо опустив глаза долу.  Подтянула супруга за уши со стула и с аппетитом впилась сочными губами в его маслянистый рот.
                К ночи бесчувственное туловище «русского писателя» отволокли на кровать рядом с храпящим тестем. Стянули туфли, чтобы не запачкал покрывало, и галстук с шеи, чтобы не удавился во сне. Ночью Гуревич очнулся и опознал в лежащем рядом человеке ректора Есина. На вопли о пощаде сбежались домочадцы. Гуревич молотил родственника, сидя на нём и приговаривая:
-Будешь помнить у меня и стулья, и доски, падло!
                Драчунов растащили. Лицо потерпевшего отмыли от крови. Гуревичу дали опохмелиться. После ночного скандала родня «невесты» набычилась на писателя. Отпуск пришлось прервать и уехать.
                В Москве Жору подстерегало неприятное известие. Издатели ждали новых книг, а писать их за Жору перестали.
-Я тебе дал толчок, теперь ты сам, - ответил генерал Скурыгин на претензию Гуревича по телефону.
-Тогда забирайте свою Оксану, - заявил Гуревич.
-Зачем мне?! – удивился генерал. – У меня есть законная супруга. И у тебя законная. Всё чин по чину. Да, чуть не забыл, – вспомнил Александр Яковлевич. - Квартирку надо бы освободить. Казённая. Операция завершена. Точка.

                95
   
              Невозможность наказать американского гражданина Бенджамина Скута требовала от следственных органов изобретательности. Надлежало оперировать имеющимися фактами по делу «ССС». Генеральная прокуратура ждала от следователей немедленного результата. Только справедливым возмездием можно утихомирить бунтарей на улицах столицы. У сыщиков имелся главный подозреваемый, ловкий махинатор Грязев. Одного мало, подсказывали в прокуратуре. Дело резонансное. Один человек, без сподвижников не в состоянии опутать сетью обмана целое государство. Нужен масштаб. Чем больше крови, тем тише толпа.
               Так в спешном порядке правоохранители взялись отлавливать пособников главаря банды. Для усиления специалистами и ускорения процесса поимки сообщников обратились к «чекистам». Вы в теме, у вас наработки, помогите милиционерам. Общее дело делаете, сказали высокие руководители.
               Ожидание внеочередной звезды на погонах окрыляло генерала Скурыгина на ратный труд во славу Отечества. Никогда он не чувствовал себя таким счастливым и таким нужным Родине, как теперь. Ему приписывали авторство гениально продуманной, разработанной и реализованной операции «Сокровища скифов». Александр Яковлевич знал истину, но делиться ею с начальством не собирался. Если за своё молчание он мог поручиться на все сто, то молчание остальных участников «мероприятия» никто не гарантировал. 
              Потому генерал пригласил старшего Саркисяна в квартиру в Малом Козихинском переулке и предложил сделку. Вы с братьями садитесь «паровозиком» с главарём банды Грязевым по делу «ССС». Получаете минимум за помощь следствию. Сценарий ответов на допросах и очных ставках вам покажут. Посидите. Потом условно-досрочное освобождение за примерное поведение. Долги и проценты с вас спишут, это наша забота. Имущество вернут. В ваше отсутствие семьи обеспечат всем необходимым. Будьте спокойны.   
-Без посадки никак?! – Аваг сложил ладони домиком. – Мы и так сделаем, как скажете.
-Никак нельзя, дорогой.  «Посадка» дисциплинирует на всю оставшуюся жизнь. Это как прививка от болезни болтать языком. И потом от меня ждут результата, понимать надо. А вы ребята умные, знаете, что говорить можно, а чего не следует.
-Братьев жалко…
-Вам создадут все условия, - ободрил генерал. – Считай, на курорт за казённый счёт отправляем. Я бы и сам отдохнул. Да государство охранять надо. Без нас никак, - вздохнул генерал. – Ну, собирайся. Предупреди братьев. Попрощайтесь с семьями. Вечерком сегодня приезжайте в ресторан «У друзей» на проспекте Мира. Банкет оплачен. Перекусите, посидите, как говорится «на дорожку». Там вас аккуратненько «примут». Подальше от дома, чтобы детишек не напугать. Что ж мы не люди? Понимаем… Бойцы покричат для порядка. По рёбрам «берцами» приложат для видимости. Я распоряжусь, чтобы без фанатизма. – Генерал секунду помолчал, вспоминая, не упустил ли чего. -  Вроде всё сказал. С богом!

                96
         
                Если в судьбе братьев Саркисян намечалась утешительная перспектива благополучного избавления от свалившихся невзгод, то в жизни поэтессы Ани и её родственников о переменах к лучшим временам не помышляли. Население категорически не желало читать стихов неизвестных поэтов. А поэты категорически не желали устраиваться на работу. Это унижало их достоинство и лишало ощущения причастности к столичной богеме. Господа поэты оказались не приспособленными к грубому физическому труду. Им не доверяли даже уборку помещений в учреждениях. Коммунальную комнату пришлось освободить за неуплату. Когда Аня в очередной раз попыталась приблизиться к дверям квартиры писателя Гуревича, чтобы напомнить о себе, на её пути встал человек в штатском. «Не нужно беспокоить Георгия Ивановича, - сказал он. – Человек занятой. А вы со своими глупостями опять. Вас же в прошлый раз предупреждали…» Человек вывел женщину под локоток на улицу, усадил в чёрную «Волгу» и препроводил на Ярославский вокзал, где у входа со стороны «Площади трёх вокзалов» Аню ждали, напуганные и притихшие мать с отчимом. Два немногословных гражданина помогли творческой семье донести нехитрую поклажу, - три чемодана и две перевязанные бечевкой стопки книг - до плацкартного вагона. Отдали билеты и паспорта, проводили на места и пожелали счастливо добраться до родного Челябинска. Там вам помогут с работой по специальности, сказал один гражданин. И попросил больше не беспокоить Георгия Ивановича и его супругу. Россия большая, места для путешествий достаточно, напомнил он про географию и откланялся.

            Работа корректором в ведомственном журнале утомляла мать Ани однообразием.
            Должность корреспондента в газете – унижала Анино достоинство.
            Роль заместителя главного редактора районной газеты убивала в отчиме вдохновение. Им, столичным птицам, претило якшаться с провинциальными неудачниками. Единственной отдушиной от полной деградации стали «литературные вечера» под бутылочку. Разговоры о величии русской словесности переходили в оживлённые споры. Из абстрактных понятий перетекали в обтекаемые формы. Из форм переносились на конкретные личности. Затем определялся вклад в развитие русской литературы этих самых личностей. И когда мнения участников о размере вклада не совпадали – включался механизм физического убеждения.
              Соседи этажом выше, ниже и через стенку устали от дебошей «творческого коллектива». Чтобы предупредить смертоубийство очередной милицейский наряд отобрал у отчима-дебошира ножку разбитой табуретки, которой он кромсал голову и туловище своей «второй половины». Пятнадцать суток исправительных работ лишили заместителя главного редактора работы.
            Отёки потерпевшей стороны долго не сходили с лица и вечно отсутствующего «по уважительной причине» корректора попросили написать заявление по собственному желанию.
             Поэтесса Аня не в силах в одиночку тянуть семью из трёх взрослых людей с отменным трёхразовым аппетитом и склонностью к алкоголизму - ощутила «внутренний надлом». Чтобы восстановить душевное равновесие женщина перестала ходить на работу, а вскоре ушла из дому. Больше её никто из родственников не видел. Ходили слухи, будто Аня влюбилась в грузина и уехала жить в Тбилиси. Ни опровергнуть, ни подтвердить этого никто не мог, да и не хотел.
           Мать и отчим окончательно спились. За очередную драку и злостное сопротивление органам правопорядка отчима осудили на три года. Брошенная всеми супруга, осуждённого впала в тоску и запила «по-чёрному». Ранней весной морозным утром соседи нашли женщину в детской песочнице, недалеко от дома, уже холодную с посиневшими губами и конечностями рук. Она лежала на боку в побитом молью зимнем пальто с облезлым воротником из рыжей лисы. На сомкнутых ресницах, бровях и в приоткрытом рту её забился песок, нанесённый за ночь ветром. Из бокового кармана торчало горлышко открытой бутылки водки. Содержимое бутылки расплескалось и засохло на чёрной ткани вокруг кармана белыми, ацетоновыми пятнами… 

                97
          
              Соколова получила должность заместителя главного редактора. Хусейнов так и не узнал о её отступничестве, а Скутельник счёл за благо не вмешиваться. Для большей уверенности в завтрашнем дне Светлана решила женить Феликса на себе. Объединёнными усилиями они скорее рассчитаются с долгами и достигнут материального благополучия. Хусейнов не возражал. Стойкость, с какой Соколова боролась с трудностями, и не сгибаемая вера женщины в успех показали силу её духа. Хусейнов со стыдом вспоминал о своём малодушие и с умилением и теплотой думал о преданности Светланы. Она только изображает из себя расчётливого циника, догадался Феликс, чтобы взбодрить, заставить встряхнуться. В её верности и надёжности Хусейнов не сомневался. Поэтическая натура, он придумал свою Лауру и поклялся посвятить ей всю оставшуюся жизнь.
               Тем временем «Лаура» уволила всех злопыхателей.  Набрала новый штат и взяла под контроль финансовую деятельность газеты. Человек, искушённый в московской толчее, она умела заводить полезные знакомства и дружить с нужными людьми. Пресс-секретарь Ким стал одним из «друзей» газеты в обмен на позитивные отзывы о деятельности московского правительства. Если столичные СМИ иногда критиковали разрушение исторических памятников архитектуры города, то «Дом новостей» настаивал, что пора обновлять улицы новыми современными строениями. Приводил в пример Париж и Лондон, где давно гармонично сочеталось старое и новое. Под эту мысль подгонялось грандиозное строительство «Москва-Сити», застройка однотипными глыбами спальных районов города, возведение скульптур в центре столицы: невероятных по размерам и уродству памятников безвкусице. О причине грандиозных преобразований на московской земле об исторических находках, - «скифских сокровищах», - не упоминалось. Эту болезненную для населения тему не трогали, чтобы не волновать мятежные умы.

                98
         
              От Грязева открестились его американские работодатели. История «Скифских сокровищ» «дурно пахла». Никому не хотелось портить свою репутацию. О судьбе Грязев и его подельниках перестали писать и говорить. Преступную группу разоблачили, поймали и примерно наказали. Чего ж ещё? Ах, народ интересуется, кто вернёт деньги?! Ну, тут, господа-товарищи, государство вам не помощник. Не оно с вас брало, не с него и спрос. Разборчивее надобно быть в связях. Не гоняться за дармовщинкой. И нечего касками у «Белого дома» по асфальту колотить. Без толку.

                99

             Полное отсутствие творческих идей, а главное поддержки генерала Скурыгина предопределило литературную судьбу Гуревича. Его перестали издавать. Попытки написать хоть что-нибудь вразумительное заканчивались многочасовыми сидениями у компьютера без движения и без мысли. Чтобы оживить воображение Гуревич прибегал к проверенному методу воздействия алкоголя на мозг. Но прежде чем мозг начинал включаться в творческий процесс, переполненный водкой организм выключался из этого процесса. Так проползали дни и недели. Оксана теряла терпение. Её кумир оказался не победителем в золотых доспехах, а пьяницей и разрушителем надежд. Ты же экстрасенс, в конце концов, настаивала Станкевич. Возобнови практику.
            Гуревич смотрел на постылую жену мутными глазами.
-Дура, ты, безмозглая! - отвечал он. – Писатели не практикуют!
            Словесные перепалки заканчивалась рукоприкладством. Гуревич бил от души за не сбывшиеся надежды, за неудачи. Он считал, что генерал со своей шлюшкой обвёл его вокруг пальца. После побоев супругов уже не мог примерить даже «дядя Боря». Однажды Оксана ушла и не вернулась. Она прощала насилие, взамен на материальные блага и нишу среди избранных. Теперь, когда муж превратился в ничтожество, её ничто не удерживало. Брошенная любовником, который так хитроумно избавился от неё. Станкевич чувствовала себя обманутой. Безжалостной тигрицей она бросилась в пучину московской толчеи в поисках жертвы с толстым кошельком и устойчивым положением в обществе.   
             Гуревич переехал в съёмную комнату в спальный район Бутово. Денег оставалось не больше чем на полгода. За это время член союза писателей надеялся дописать роман о ректоре. Навязчивая идея изгрызла его воспалённый мозг. Он с маниакальной настойчивостью описывал стулья и доски, якобы похищенные ректором. С каждым днём стульев в тексте становилось больше, а доски увеличивались в толщину и в длину. Наступил день, когда действительность смешалось с вымыслом.
              Осенней ночью хозяина квартиры разбудил странный скрипучий звук, возня и грохот в комнате постояльца. Хозяин в синих армейских трусах старшего внука, укутанный с головой шерстяным пледом, подкрался и заглянул в приоткрытую дверь. Гуревич сидел спиной к двери на корточках в облегающих ноги лосинах, и вытягивал гвоздодёром длинные, проржавелые и кривые гвозди из половых досок, от чего происходил неприятный скрипучий звук. «Готовую продукцию» он укладывал к стенке, противоположной той, где сваленные в кучу стояли два стула, перевёрнутый ножками вверх круглый стол, сложенный книжечкой диван и на нём телевизор «Рекорд». «Будут тебе досочки, - приговаривал он, - будут тебе стульчики». Постоялец почувствовал на себе чужой взгляд. Он обернулся и недобро оскалился.  «А! Сам заявился!!»  - обратился он к хозяину квартиры, поднялся во весь рост и перехватил поудобнее гвоздодёр. Голос его прозвучал зловеще и многообещающе. Любопытный старик в ужасе отпрянул от щели.    
             «Ты чего, паря?! Ты не балуй!!» - попятился он от двери. На трусах его появилось тёмное пятно. От пятна закапало на пол.
              На истошные вопли из приоткрытой двери в коридор выглянули соседи. Воспитанные в традициях строителей социализма, где человек человеку друг, товарищ и брат, они не побоялись впустить обоссанного со страха старика. Свирепый маньяк с гвоздодёром и в лосинах едва не просунул своё страшное орудие в дверную щель. Общими усилиями дверь захлопнули, заперли на все замки и вызвали милицию. К приезду наряда входная дверь была искромсана в щепу и держалась на одной только цепочке. Жильцы выли от страха и подумывали выпихнуть на расправу причину их ночного кошмара - соседа. Тот, лёжа на полу, отбрыкивался, кусался и плакал. Маньяк злобно рычал, клевал гвоздодёром дверь и страшно приговаривал: «Будут вам досочки, будут вам стульчики…» Всем миром буяна скрутили. Обозлённые милиционеры с разбитыми носами и синяками в ушибленных местах волоком доставили Гуревича к патрульной машине и по пути прикладывались ботинками и дубинками к его мускулистому телу, норовя попасть в «дядю Борю». Гуревич рычал и рвался из наручников за спиной. Гвоздодёр в качестве «вещ дока» сунули в целлофановый пакет и увезли в участок.
               Врачи выявили у Гуревича агрессивную шизофрению на почве алкоголизма и определили в стационар на лечение. Главврач получил указание «сверху» докладывать о состоянии пациента «куда надо» и удерживать в стенах лечебницы «до особого распоряжения».

                100

               Вскоре после посадки «махинаторов» дождливым сентябрьским днём под Электрозаводским мостом неизвестные прямым попаданиями реактивной противотанковой гранаты «Муха» подожгли бронированный «Мерседес» Климова Александра Степановича. Вторым залпом накрыли микроавтобус с его вооружённой охраной. Бойцы попрыгала из горящего салона, чтобы заступиться за хозяина. Четверо неизвестных в масках расстреляли горящие автомобили из армейских «калашей». Две длинные автоматные очереди, достались Андрею Буранову. Его бы не тронули, не полезь он из «Крайслера» на помощь начальнику. Но верный долгу «Буран» вывалился из машины с «тэтэшкой» в руке играть в «войнушку».
              Продуманная организация покушения и хорошее оснащение нападавших указывало следователям на работу профессионалов. Поиск заказчиков и исполнителей акции ни к чему не привёл. Александр Степанович нажил много врагов в Москве и за её пределами. Круг подозреваемых оказался настолько велик, что выбирать оказалась не из кого.

-Вот почему хорошо оставаться заместителем руководителя, - заметил финансист Закваскин Скутельнику, - после просмотра телевизионного репортажа с места событий о гибели известного предпринимателя и авторитета «Клима». – Начальнику все почести, слава, деньги. И всё остальное - тоже ему.   
-Что же теперь с его «империей»? – спросил Венедикт. Они сидели в квартире в Малом Козихинском переулке друг против друга в мягких креслах. Их разделял столик. В центре его стояла бутылка водки и арахис, насыпанный горочкой в фаянсовое блюдце. Пили из серебряных стопок. Наливал Веня. Семён Степанович разомлел. На лице его блуждала блаженная улыбка.
-Люблю я вот так по-холостяцки посидеть. Без баб в сауне, без закуски жирной. Как в студенческие годы. Пожрать и выпить хочется, а денег не хватает, - признался он. – Никакой империи нет. Есть множество автономных, дочерних предприятий, учреждённых мной и группой серьёзных господ. Ими руководят назначенные мною люди. Я их контролирую. Как ты Хусейнова.
-Но мы-то знаем, кто на самом деле контролирует Хусейнова, - заметил Веня. – Мне не очень понятно, зачем я вам нужен. Свою роль я исправно отыграл.
-Затем, мой милый, что, такие как ты всегда должны находиться под рукой. Президенты, мэры, прочая чиновничья публика приходят и уходят. Мы же, мыслители, организаторы и, главное, талантливые исполнители – необходимы при любой власти. Почему? Потому, что власть – это деньги. А как без нас власть получит, освоит эти деньги? Сегодня «Сокровища скифов», завтра ещё что-нибудь. Одна удачная идея в нашем исполнении расшевелила целую страну, да какое там страну, - народы. Мы принесли государству больше пользы, чем все финансовые институты вместе взятые. Выудили деньги из заначек. Их и так бы сожрала инфляция. Организовали грандиозные строительства. Обеспечили десятки тысяч рабочих мест.  А то, что «сокровища» оказались фикцией, и в стране объявили дефолт – это следствие бездарной экономической политики старого коммунистического режима. Так говорят, во всяком случае. На финансовых руинах мы построим новое государство. И кто знает, быть может, нам снова понадобятся «Сокровища скифов», чтобы в этом нестабильном мире помнили: прошлое, настоящее и будущее сплетены нераздельно, и всё ныне сделанное и сказанное отзовётся в веках.
-Тебе что кисло живётся?! – спросил Закваскин Венедикта. – Куда ты пойдёшь? Что ты умеешь? Учить истории детей в школе? Иди. Держать не стану. Только согласись – после всего, что ты узнал и увидел, вряд ли тебе захочется влезать в старую лягушачью шкурку. И я тебя умоляю не нужно патетики! Смысл жизни, польза Отечеству... Все эти книжные словеса для прыщавых дурачков. На самом деле всё великое создавалось ради зарабатывания денег. Учёные опровергали и создавали теории, двигая человечество вперед; изобретатели изобретали новое; художники писали картины; скульпторы ваяли скульптуры; музыканты сочиняли музыку; литераторы сочиняли пьесы и романы. Для чего? Чтобы выгодно их продать и прокормиться. И чем они профессиональнее это делали, тем сильнее был востребован их талант. Они производили товар, и чтобы победить в жёсткой конкурентной борьбе создавали шедевры. В мире – всё товар. Великое искусство – в первую очередь. Мы производим свой товар. Уметь заработать деньги тоже немалое искусство. Ханжи продолжают морочить голову олухам: презренный метал – зло. А сами ищут, где бы больше урвать, и пожирней откусить. Всяк зарабатывает на жизнь как умеет. Так что дружок, пей водку и радуйся жизни, пока жив. Ты не писатель, не художник и не музыкант. Твой товар – это ты сам в лице Бенджамина Скута, потомка русского дворянина Владимира Андреевича Скутилина, благодаря которому до нас дошли списки сокровищ, некогда утерянных и спустя столетия обретённых человечеством вновь. История - девица капризная. Никто и никогда не узнает, когда она рассказывала правду и когда лгала. Потому, что у неё есть свойство, как у людей, с возрастом путать события и пересказывать их по-новому, что-то приукрашивая, а что-то невольно упуская из виду. Лет через пятьсот, то, что сейчас звучит невероятно и неправдоподобно, может превратиться в легенду, былину или даже стать частью Евангелие, например.   
           Закваскин выпил стопку и, зачерпнув из блюдца горсть арахиса, закинул её себе в рот.
-Послушай моего совета, Веня. Есть восточная поговорка: «Сытый ишак хозяина лягает». Так вот не превращайся в ишака.
-Кто хозяин?
-Привет тебе от Александра Яковлевича Скурыгина. Он высоко залетел. Обмолвился, что в стране грядут большие перемены. Попросил приглядывать за тобой. Беречь. Так что ты уж не подведи покровителя нашего. Похоже, править бал Скурыгины собираются… Им волшебники всякие, да богатства подземные во как понадобятся, - Закваскин полоснул себя ребром ладони по горлу.
            Скутельник вытянул ноги и закинул руки за голову.
-Павлины, говоришь?! – сказал он мечтательно. Затем шумно выдохнул. – Видать, на роду мне написано дерьмо с пудрой позолоченной ложками хлебать.

                101
          
            Стоя у открытого окна с зажатой между средним и указательным пальцами сигаретой Коля Васильков мечтательно смотрел в сад на кривые ветки старой сливы. Докурив, он придавил окурок в пепельнице на подоконнике и вернулся к разложенным на рабочем столе бумагам. По уговору с Закваскиным Коля вернул все чертежи и описания предметов, найденных в кургане. Он отдал составленный им же каталог ювелирных изделий, тех, что создали под его руководством мастера в период работы над «скифскими артефактами». Условия контракта выполнены.  По ним Коля не имел права рассказывать о своей причастности к созданию «сокровищ». Но стирать из памяти события минувшего года Николая никто не обязывал. Предоставленный себе, он рисовал по памяти эскизы украшений.
            Над ворохом бумаг на столе лежал ламинированный жёлтый лист, письмо, писанное каллиграфическим почерком. Ветхие края его осыпались, на сгибах виднелись разрывы и если бы не предусмотрительность Василькова, письмо это истерзанное временем, рассыпалось бы в прах. Он выпросил его у Закваскина во время их последней встречи.
-Да зачем тебе? – отвечал тот рассеяно. Письмо это оказалось среди прочих бумаг и не представляло для финансиста никакой ценности. – Возьми, если нужно. – Он небрежно подвинул прозрачный файл с ветхим листком внутри.
            Теперь, в уединении Коля подвинул старинное послание и снова перечитал его:
         «Милая, тётушка! В Керчи дожди и ветра. Отъезд мой в столицу откладывается ввиду обстоятельств, от меня не зависящих. Врачи определили меня в карантин. Это тем досаднее, что ставши участником удивительных археологических открытий, сделанных Павлом Алексеевичем Дюбруксом, я временно отстранён от дела. Страшная эпидемия холеры, охватившая без малого двадцать губерний, и поднявшая народные бунты от Санкт-Петербурга до Севастополя, слава богу, затихает. Надеюсь, скоро свободное сообщение между городами возобновится. В наших местах с лета случаи заболевания холерой не известны. Однако же врач, опасается, что моё лёгкое недомогание и вялость могут явиться следствием близкого общения моего с матросами, прибывшими на жительство из Севастополя в Керчь. Трое из них взяты в карантин. От молока и постного масла, коим потчуют меня каждодневно мне как будто легче. Даст бог, скоро встану.
             Предметы, найденные нами в кургане, о коих я вам писал, утеряны безвозвратно. Та их малая часть, что похитители не сумели забрать с собою, по высочайшему распоряжению будет отвезена в Санкт-Петербург. Пожелание моё, высказанное градоначальнику Керчи Стемпковскому Ивану Алексеевичу, сопровождать скифские находки, оставлены без внимания. Чувствую себя кругом виноватым и очень огорчён тем, что со мной произошло. Кабы не излишняя моя самоуверенность всё могло окончиться благополучно. Бог весть, в чьих руках теперь бесценные украшения и что с ними станется.
              С затаённым дыханием, зажмурив глаза, вспоминаю наш дом на Поварской. Прогулки по Тверской до Охотного ряда. Красную площадь, Кремль, Соборную площадь и вот он - Иван Великий! Как хороша Москва с верхнего яруса колокольни! Дух захватывает. Увижу ли её снова?! Скорее бы…
             Не могу вам много писать: быстро утомляюсь.
             До скорой встречи, милая тётушка. Будьте здоровы. Бог вас вознаградит за все печали. Прошу вашего благословения и остаюсь любящим племянником. 16 октября 1830 года».
             
             Письмо Скутилина тёте тронуло сердце Коли Василькова.  Романтик по натуре, он составил план, который, как ему казалось, по его реализации должен был поставить жирную точку в истории с сокровищами. Судьба Владимира Андреевича, начинающего учёного или художника, или бог весть кем он стал и стал ли вообще кем-либо, рисовалась в воображении Василькова схожей с его собственной судьбой: он был так же одинок и затерян во времени, как и его предшественник. И, так же, как и Скутилин Коля оставался неизвестен. Хотя в истории скифских сокровищ оба сыграли пусть не главную, но существенную роль. Это несправедливость Коля решился исправить.
         Заработанных у Закваскина денег Василькову должно было хватить для реализации своей затеи. Он встал из-за стола и отправился в мастерскую, прихватив рисунки и чертежи им же составленные.

                102

-Как тебе это нравиться?! – Закваскин бросил на стол перед Венедиктом глянцевый буклет. В голосе его слышалась ирония. На лице читалась досада и недоумение.
-Что это? – Скутельник потянулся через стол и подвинул брошюру к себе.
-Ты почитай!
          На первой странице золочёными буквами объявлялось: «Ювелирный дом «Скутилин и К» приглашает посетить выставку-продажу оригинальных ювелирных украшений!» Со следующей страницы мило улыбался молодой мужчина в чёрном смокинге и в бабочке и приветствовал будущих гостей выставки текстом ниже, за подписью Васильков Н. А. Далее предлагались изделия «Ювелирного дома» с цветными фотографиями и кратким их описанием. 
-Мило, - ответил Венедикт, полистав буклет.
-Милее не бывает! – Закваскин уселся на стул против стола, но тут же встал и схватил буклет из рук Скутельника. – Ты знаешь кто такой Васильков?!
-Понятия не имею!
-Он создал все наши «сокровища»!
-Да, ну?! Ну, и?
-Да брось ты дурака валять! – одёрнул с досадой Закваскин. - Посмотри, что он предлагает публике!
          Семён Степанович взялся перелистывать страницы перед носом Скутельника.
-Очень похоже…
-Именно! На предметы из захоронений в кургане Куль-Оба! – Закваскин бросил буклет на стол. – Чёрт знает, что!
-Чего вы так разволновались? Мало ли что на что похоже?! Тут же не сказано, будто предметы вырыты из скифских могильников. Скифская тема сейчас в моде. Мода вообще непредсказуема. Кстати, грамотный пиар. Народу понравиться. Может, съездим, посмотрим?! Жене что-нибудь выберите…
            Закваскин побарабанил пальцами по столу и гадливо посмотрел на Венедикта – не смеётся ли тот над ним.
-Поехали, - согласился он. - Я на этого субчика посмотрю. Каков, а?! Обошёл-таки, старика Закваскина! Вроде бы условия контракта о неразглашении соблюдены, не придерёшься, а ослу понятно, откуда ноги растут.
-Главное, чтобы тот «осёл» оказался не из генеральной прокуратуры, - заметил Веня, натягивая в прихожей пальто. – Бог не выдаст, свинья не съест.
-Ну на счёт «свиньи» я сейчас с директором «Скутилин и К» потолкую…
            Семён Степанович надел шляпу и вышел вслед за Скутельником. Глаза финансиста весело блестели. В его голове складывался новый план. Предсказать своего будущее он не мог. Но знал точно, что смерть от скуки ему не грозит. Во всяком случае, в ближайшее время. 
       
               
Ноябрь, 1830 год         

-Я распорядился на счёт похорон, - сообщил Дюбрюкс градоначальнику Стемпковскому. Тот мрачно кивнул. Заложив руки за спину, он стоял спиной к окну, в которое виднелось серое небо, сплошь обложенное тяжёлыми облаками.
-Кто бы мог подумать?! - отозвался полковник Стемпковский. – Умереть от холеры, когда казалось, самые страшные дни эпидемии миновали. Что матросы?
-Слава богу, пошли на поправку.
-Бедный Владимир Андреевич… Наталья Николаевна не переживёт потери племянника.
           Оба замолчали в горьком смущении.
-Однако, ничего не попишешь, - первым заговорил Дюбрюкс. – По внезапной кончине Владимир Андреевич не оставил душеприказчика. Я взял на себя сию скорбную обязанность. Вещи и книги мы перешлём в Москву. Библию Владимира Андреевича попросила оставить у себя сиделка, что находилась при нём. Вероника Бавро. Я не любитель сплетен, разносчиком коих быть мне претит, но верно знаю, что девушка нравилась Владимиру Андреевичу и она, в свою очередь, была к нему не безучастна. Библию я дозволил ей оставить при себе в память о Владимире Андреевиче.
-Бавро?
-Именно.
-Странное совпадение. Не родственница ли она того самого Дмитрия Бавро?
-Я как-то не придал значения сходству их фамилий, - опешил Дюбрюкс.
              Градоначальник прошёлся по комнате, размышляя. Затем сказал:
-Думаю, предположения о совпадениях в этой истории, нам следует оставить при себе. Дабы не бросать тень на репутацию Владимира Андреевича. Он мог стать средством чужой корысти. О том ведает бог! Нам же надлежит исправлять свои обязанности согласно предписанию начальства и долгу совести. Посему оставим всё как есть. Готовы ли находки к отправке в Санкт-Петербург?
-Остались мелкая бумажная волокита, Иван Алексеевич.
-Прошу вас, не затягивайте, Павел Алексеевич. Государь лично хотел бы ознакомиться с сокровищами…

             Во дворе каменного дома, скрытый каменным забором, Дмитрий Бавро оттолкнул дочь и вырвал библию из её рук. Девушка оступившись, упала на мокрую землю в лужу. Но тут же вскочила. Полы пальто и подол платья её отяжелели от воды и покрылись липкой грязью.
 –Отдай! – крикнула она. - Я обещала Владимиру Андреевичу передать книгу и письмо тёте его!!
           Бавро снова оттолкнул девушку.
-Без тебя обойдутся! – Он отвёл руку вверх, так чтобы дочь не могла не дотянуться, не допрыгнуть до книги, обитой коричневой кожей. -  Глуп был твой Скутилин и ты глупа. Нужна ты ему была, как же! От тоски, от безделья он с тобой любезничал. Позабавился бы, да бросил и уехал в свою Москву! И поминай, как звали.
-Не правда! Он не такой!!
-Знамо дело, не такой! Все они не такие, барчуки маменькины.
-Он был сирота!
          Слово «был» болью отдалось в сердце девушки. Она обмякла и без сил уселась на землю, закрыв лицо руками. Горькие рыдания Вероники остудили гнев отца. Приземистый и сутулый, с взлохмаченной бородой, он нелепо смотрелся подле миниатюрной фигурки дочери. Мужчина растерянно топтался на месте, не зная, что предпринять. Неловкими движениями он попытался поднять девушку с земли, не выпуская Библию из руки.
-Вставай, вставай! Застудишься! – приговаривал он, ставя её на ноги. – Его нет. Оно может к лучшему. Бог сам знает, кого и когда прибирать. Значит на то его воля. Нам пересуды ни к чему. И так в городе обо мне болтают всякое. Кого винить, что твой Владимир Андреевич поговорить любил.
           Веронике стало ещё обиднее и за себя, и за Владимира Андреевича. Теперь она понимала, как из-за своей доверчивости подвела Скутилина, который делился с ней о грядущих раскопках, а она по простоте душевной пересказывала их разговоры отцу.
-Нам теперь помалкивать следует, - говорил Бвро-отец. – Всякие упоминания о раскопках в кургане и прочее – это нас не касается. Разговоры улягутся. Там видно будет. А это, - он потряс книгой и тем, что заложено было в неё между страниц, - и прочее, я до поры спрячу.
-Значит, правду люди говорят! Ты с дружками в кургане побывал?!
-Я, не я. Знай, помалкивай. За руку меня никто не хватал, - огрызнулся Дмитрий. – Да если бы не я, ещё не известно, сколько этот курган не тронутым простоял бы. Кто бы про сокровища узнал?! – Бавро решительно шагнул к дому. – Всё! Делу конец, - сказал он. - Не было ничего. Запомни – не было.