Наши роботы бороздят Марс

Наши роботы бродят по Марсу
Но мы там никогда не будем,
Потому что в полете нас сожрёт радиация.
А если на корабль навесить
Свинцовые пластины
Для защиты от радиации
То он станет таким тяжёлым
Что просто не взлетит.
Я представляю 2500-ый год.
Наши роботы достигли Альфа-Центавры
Созвездий Лиры и Водолея
Они бродят по экзопланетам Млечного пути
И только толстые ленивые люди
Сидят на Земле
Жуя гамбургеры с колой
Наблюдая на телеэкранах видеовизоров
Как их трудолюбивые роботы
Осваивают Вселенную.
И вот однажды роботы встретят иных.
Это будут зелёные желеподобные человечки
Они будут плыть около роботов
И шелестеть как волны Тихого океана
(Надеюсь Тихий океан к тому времени
Не пересохнет)
Они будут учить роботов
Межгалактической культуре
И ни один ни один робот
Не сможет им объяснить
Что он робот,
Что его толстые жалкие хозяева
Сидят за миллионы световых лет
В норах планеты Земля
Что их хозяева ни на что не способны
И ни к чему не пригодны
Потому что боятся космоса, радиации
И Вселенной.


Кто-то будил меня во сне. Толкал в плечо. Я вздрогнул, открыл глаза и уставился в лицо склонившейся надо мной жены.
- Ты чего, - с трудом соображая спросил я.
- Ничего, - ответила жена.
- А чего тогда, - раздражаясь сказал я.
- Ты знаешь, что во сне разговариваешь.
Я сглотнул. Мне стало страшно. Мало ли что я сказал во сне. Например, мог назвать женское имя. Любой мужчина пятидесяти лет может во сне назвать женское имя. Даже не потому что изменяет жене, а просто в этом возрасте заново обращаешь внимание на девушек (скорее платонически) немного позабыв о жене.
- И что я сказал, - осторожно спросил я.
- Ты сказал Ци-ци-цинциннат.
- Что за цинциннат, - удивился я.
- Приглашение на казнь, - произнесла жена.
Набокова я читал в юности. Мне скорее нравился Дар, немного я помнил Машеньку и Другие берега, Лолиту не любил, Приглашение на казнь помнил смутно, только имя главного героя.
- Может это римский консул - образец добродетели, - я покосился на жену.
- Ты никак не образец добродетели, - протянула жена, - ты любишь поесть, выпить, покурить и не служил в армии.
- Да тогда скорее всего Набоков, - сказал я. Мне полегчало. По крайней мере это было не женское имя.
- И что теперь будем делать, - спросил я.
- Что тебе снилось, - жена покосилась на том "Сновидения" Фрейда, стоящий на полке.
- Я не помню, - сказал я.
Жена взяла с полки Приглашение на казнь и углубилась в чтение. Я пытался заново уснуть, но у меня ничего не получалось.
- Послушай, - вдруг сказала жена: "Они говорили на вы, но с каким грузом нежности проплывало это вы на горизонте их едва уловимой беседы".
- Может всё-таки римский патриций, - сказал я.
Жена захлопнула Набокова и поставила на полку. Я уснул. Мне снился сон. Что-то зыбкое и можжевеловое, как приглашение на казнь.


Надо прочитать кого-нибудь из метров премиальных списков последнего года. А то, значит, из самотека десятка два назвать могу, а мэтров, значит, не читал.


- У тебя есть детская травма?
- В каком смысле.
- Ну сейчас у всех есть детские травмы, а у тебя нет. Нехорошо.
- А зачем они нужны?
- Чтобы преодолевать. Если ты не преодолеешь детские травмы, то станешь абьюзером.
- Кем?
- Абьюзером.
- Ну собака меня один раз покусала.
- Ты боишься собак?
- Нет.
- Плохо.
- Ну один раз я получил двойку и мама не пустила меня гулять.
- Она издевалась над тобой?
- Да вроде нет просто не пустила гулять.
- Это конечно хорошо что она не пустила тебя гулять, но этого мало. Может тебе угрожали?
- Да нет. Папа просто говорил что надо поступить в университет.
- Он унижал тебя?
- Нет всегда помогал делать домашнее задание, возил в пионерские лагеря.
- О, лагеря. Там тебя преследовали?
- Нет, футбол, математический кружок, зарница.
- Вот, вот зарница. Вы ходили строем.
- Ходили.
- И песни пели.
- Хорошие песни были, про барабанщика и партизанские отряды, не Моргенштерн.
- Да тяжело тебе.
- Почему?
- Тяжело тебе без травмы.


- Вячеслав Анатольевич Харченко.
- Да это я.
- Здравствуйте.
- Здравствуйте, чем могу служить?
- На вас штраф.
- За что?
- Вы родились в неположенном месте 1 мая 2013 года.
- Вы что офонорели?
- Это зафиксировала камера наружного наблюдения роддома г Середрюпинска.
- А что нельзя рождаться в Середрюпинске.
- Без лицензии нельзя.
- Блин мне 49 лет, я родился 18 июля 1971 года в поселке Холмском Абинского района.
- А как вы это докажете.
- Блин я старый толстый плешивый больной мне явно не 7 лет.
- У вас свидетельство о рождении есть.
- У мамы. Но она на Камчатке.
- Ну возьмите его у мамы и отвезите в Середрюпинск.
- Может скан.
- Нет только оригинал.
- Вы что ошалели, а если я этого не сделаю.
- Мы опишем вашу жизнь.
- В каком смысле?
- Запретим вам есть, дышать и думать.
- Хорошо я сейчас позвоню в Середрюпинск.
Звонит, звонит, звонит, никто не берёт трубку.
- Они не берут трубку.
- Досадно, правда если и возьмут, то там будет робот.
- И что делать.
- Лететь на Камчатку за свидетельством а потом везти его в Середрюпинск.
- Вы ошалели.
- Ничего, а пока мы вас опишем - заклеим скотчем рот, нос и вставим в мозг чип.


Не осуждаю, но читал


Не мог Тик-Тока от Фейсбука
Как мы ни бились, отличить


Мои друзья живут в библиотеках и видят
Как к ним приходят люди
В поисках книг по искусству,
В поисках книг по литературоведению,
Просто выпить чаю или поговорить
О рассказе Бунина "Лёгкое дыхание",
О Стоунере, о последнем сборнике стихов Ани Аркатовой.
Вчера я зашёл в букинист на Пушкинской,
Где я брал старые журналы Новый мир и Москва
За тысяча девятьсот восемьдесят четвертый год.
Вместо него зиял помпезный книжный.
Почему-то Саша Барбух любит эти
Помпезные торговые сети
С кофейнями и эстрадами для выступлений
С отделами открыток, сердечек и Плюшевых игрушек.
Я постоял среди полок, вздохнул
И вышел покурить на улицу.
Сел на лавку, рядом примостился старик,
Мы смотрели на играющих детей.
"У них должны быть свои герои", -
Сказал старик и затянулся сигаретой, -
"Нельзя же пятьдесят лет
Смотреть "Ну погоди" и 'Чебурашку".
И я подумал: "Да у них должны быть
Свои книжные, свои библиотеки
И свои герои".


- Понимаешь, когда-то у людей было прямое сообщение с небом.
- Ага телефон.
- А потом сказали, что небо умерло и кто-то умелой рукой законопатил все щели.
- И наступил мрак.
- Ну ни мрак, но пришли те, кто имеет на все ответ.
- А, по-твоему, ответов нет?
- Нет не только ответов, нет даже вопросов.
- Ага долгое, мучительное, бесконечное мычание.
- Ну почти. Понимаешь, надо вернуть ритуалы.
- Ага. Встать в 6 утра, сделать зарядку, потрепать пса, взойти на самую высокую точку Южного города и, приложив ладонь ко лбу, посмотреть на восходящее Солнце, чтобы что-то отчетливо произнести.
- Не что-то, а что-то вполне конкретное.
- И что же это конкретное?
- Не знаю, мы знали, но забыли.
- Ага ведь небо умерло.


Жена листает ленту в Фейсбуке, вздыхает, грустно смотрит на меня, говорит:
- Какой-то ты сегодня непролайканный.


Сижу в столовой и обедаю. Вдруг чувствую запах жженой пластмассы, а у меня ещё котлета, жульен, рис и компот. Ускорился, жадно пихаю котлету в рот, а запах все нарастает и нарастает. "Вот", - думаю, - "успею ли я до пожара жульен съесть". Когда допивал компот чуть ли не дым показался, и забегали кассирша и раздатчица.


Мне в Южный город везли «Новотерскую». Если кто не знает, то в Южном городе не продается «Новотерская» минеральная вода. Когда меня спросили, что мне привезти из покинутой мной Москвы, то я попросил две полуторалитровых бутылки «Новотерской». Гости ехали на машине, ехали полтора дня с одной ночевкой. Все это время я не работал и не писал, а только отмечал на карте маршрут движения их автомобиля. Я даже не ложился спать, хотя знал, что они приедут в 4 утра, то есть часов шесть на поспать у меня было.
И вот в 4 ночи мне позвонили (я все-таки уснул и гостей не дождался). Я открыл глаза, включил свет, медленно спустился на первый этаж. Открыл дверь. Лил холодный мартовский крымский дождь. Сквозь тусклый свет электрического уличного фонаря мои гости заносили в дом свои пожитки: две огромных сумки-баула, надувной матрас, палатку (зачем им палатка у меня две огромных кровати для гостей), еще один баул, обогреватель (да, затарились). Я стоял на крыльце и ждал «Новотерскую» воду, но они не внесли ее.
Я ничего не сказал, закрыл за гостями дверь, и повел их на кухню кормить. Мы разогрели рагу, разлили домашнее вино, и, когда я уже поднимал тост за приезд, Саша неожиданно хлопнул себя по лбу и что-то бессвязно бормоча под нос выбежал на улицу. Мы все замерли. Через пять минут Саша, также чертыхаясь, вернулся. В руках он волочил две огромных упаковки «Новотерской» воды, 12 полуторалитровых бутылок, явно из московского «Ашана».
Мое лицо озарилось светом. Саша открыл одну бутылку воды, налил, дал мне кружку и сказал:
- Пей.
Я сделал глубокий глоток.
- Что скажешь, - сказал Саша.
- Забытый вкус, - ответил я и сделал еще один глоток.
- Представляешь в Ховрино метро построили, - сказал Саша.
- Что такое Ховрино, - спросил я. За два года без Москвы я помнил только о «Новотерской».
- Ты все забыл, - сказал Саша.
- Не все, - произнес я и сделал еще один глоток «Новотерской».


В тот день когда мне нужно было уезжать из Москвы в Южный город я вез в такси кота на другой конец столицы и втайне надеялся, что он найдет себе новую семью. В чужой квартире кот долго не хотел вылезать из переноски, а когда вылез, сразу запрыгнул на стол новых хозяев, и по выражению их лиц я понял, что кот у них не приживется. Но я как-то уговорил своих друзей оставить кота хотя бы на две недели до приезда жены, а сам поспешил в аэропорт. Весь полет я ощущал себя не в своей тарелке. Мне все казалось что так делать нельзя, но я почему-то оправдывал себя тем, что у кота нет прививок, хотя если бы я захотел и не страдал от странной гнетущей лени, то прививки бы коту сделал заранее. Мне кажется каждое следующее поколение добрее. Да и женщины похоже добрее и ответственнее мужчин. Моя жена, прилетев из-за границы, почти сразу забрала кота у друзей, сделала ему прививки, и я перевез его в Южный город. То есть зачастую чтобы сделать естественное доброе дело необходимо даже не усилие, а обыкновенная порядочность.


К приезду гостей приготовил рагу из египетского картофеля, болгарского перца, черных помидоров и мяса. Вспомнил: мужчина должен делать всего две вещи - исполнять супружеский долг и скрывать, что умеет готовить.


Приехал на море. Два часа просидел на скамейке. У моря надо иметь не дом или дачу, а скамейку.


И тут Иванов понял, что все это уже видел, давным-давно, 40 лет назад в своем счастливом пионерском детстве. На трибуне еле стоял дрожащий от тремора правитель. Он говорил непонятные слова, которые было невозможно разобрать. Его речь шла фоном, пока бабушка жарила кабачки, а кошка Мурка лакала молоко. Правителя никто не слушал, но все любили, потому что он никому ничего не делал плохого. Про него даже ходили добродушные анекдоты, которые любили рассказывать его дедушка и папа, и им в отличие от предыдущих поколений (прадедушки и прапрадедушки) за это ничего не было. И вот сейчас Иванов смотрел на заокеанского правителя и вдруг осознал, как наверное сейчас при таком правителе счастливы заокеанские жители. Потом Иванов вспомнил своего правителя. В принципе он ещё не был добродушным дедушкой, но возможно лет через десять им станет, и все они (и Иванов, и соседи и его дети) безусловно станут счастливы, как заокеанские жители. Иванов хотел возрадоваться, но потом вспомнил, что случилось с его страной 30 лет назад при добродушных правителях, и ему стало жаль заокеанских жителей, да и жителей своей страны ему стало тоже жаль. Иванов сглотнул и вдруг мучительно захотел умереть до того момента когда ему станет по-настоящему жаль заокеанских жителей.


Славен воздух свободной Тавриды
Из-за йода бычков и ставриды
Каждый день, как Сизиф на горе
Здесь крапаю рассказы в норе
Был бы я записным патриотом
Был бы я записным либералом
Мне б давно присудили кого-то
И давно повключали в анналы.


Я считаю, что на характер влияют главным образом внешние обстоятельства. Я знал дом, где белая домашняя крыска жила в окружении 9 котов. Более злобного существа я не видел. Она кидалась на прутья клетки в ярости на всякого проходящего. Она перегрызала железные пруты, если в клетку сували железный прут. Все 9 котов обходили крыску стороной. И я знал дом где белая безобидная крыска жила одна с девочкой-подростком. Более милого создания я не встречал.


- Здравствуйте Вячеслав Анатольевич.
- Здравствуйте.
- Все Газданова читаете?
Мне вдруг стало интересно. Как робот узнал, что я читаю "Ночные дороги".
- Да, - говорю, - и "Вечер у Клэр" у него хорош.
- Газданов вообще самый недооценный русский писатель.
- Согласен, -а сам думаю: они что уже бумажные книги сканируют.
- Вот вы же любите Дега, - продолжает робот, - в Пушкинский музей ходили в юности.
Я вспомнил как ходил в Москве в Пушкинский музей.
- Да любимый художник.
- О какие там ручки, какие там ножки танцовщиц.
- Вы уже и на ножки реагируете?
- Легко.
- А про рыбалку можете поговорить.
- На Байкале запретили вылов омуля, вы же любите ездить на Байкал.
Как узнал про Байкал? Приятно.
- И что, - спрашиваю, - вы теперь со мной на любые темы можете часами разговаривать.
- Ну почти, у нас многопотоковая виртуальная АТС, до пятидесяти миллионов разговоров одновременно вплоть до пяти часов, нас теперь особенно пенсионеры полюбили.
- А с ними вы о чем беседуете.
- Кошечки, собачки.
- Вы что и клички их котов знаете?
- Мы все знаем. Вот случай, был звоню старушке, по базе данных у нее кот Вася, а она его называет кошкой Мусей.
- Смешно, и чего.
- Оказалось она коту клички меняет каждую неделю.
- И что кот отзывается.
- Ему пофик он глухой и старый.
- Вы чего звоните-то.
- Да соцопрос у меня.
- Зачем вам мое мнение если вы даже знаете какие я читаю бумажные книги? Что от меня зависит?
- Ну вы же пока ещё кнопки в приложениях нажимаете сами. Вот как мы будем за вас нажимать, сканируя ваш мозг, так и звонить перестанем.
- Ладно за Дега отвечу вам.
- Как вы относитесь к инициативе мэра Москвы по переносу Останкинской башни в Бирюлево?


Погода стоит отличная, так что можно пить кофе в парке. Ко мне на лавочку подсела девочка лет двенадцати с мороженым. Рядом много свободных лавок, зачем села ко мне непонятно. Посидели, помолчали. Подошли голуби, и я стал их кормить семечками.
- Они больше булки любят, - сказала девочка.
Я посмотрел на голубей. Голуби Москвы, откуда я приехал в Южный город, любили все. Они ели даже чипсы и гамбургеры, запивая колой. Оглядел окрестности, в принципе булки продавались рядом в булочной, но мне было лень идти ради голубей в булочную.
- Может семечки тоже едят, - сказал я.
- Плохо едят, - ответила девочка. Голуби активно клевали семечки.
Девочка подумали и произнесла:
- Мы их вчера рисовали в классе.
- Так ты художник, - улыбнулся я.
Девочка продолжала лизать мороженое.
- Не спи, не спи художник, - процитировал я.
Девочка поперхнулась мороженым:
- А мама говорит надо спать.
Я задумался. Теперь мне предстояло объяснить маленькой девочке, почему художник не должен спать.
- Ну это фигурально,- говорю.
Девочка совсем перестала лизать мороженое. Видимо я переборщил со словом фигурально.
- Я говорю – это понарошку.
Похоже нынешнее поколение и слово «понарошку» не знало.
- Да дядя, - девочка, доела мороженое, выкинула палочку в мусорку и пошла в глубь парка, - не зря мне мама говорила не разговаривать с взрослыми.


Вот жизнь моя неспешна и легка
Вот я иду с пакетом молока
Цветет миндаль и ветер дует с гор
Перебегает кошка крымский двор
Шагают дети и несут редбул
Сосед Тойоту с матерком переобул
И мне всё кажется что я здесь неспроста
Я здесь теперь и я здесь был всегда
Хамса плывет, шагает грек, цветет миндаль
Я просто был, я не приезжий, не москаль
На Чатырдаге виден белый снег
Растет каштан, стоит инжир, цветет орех
И где-то в Ялте прыгают сверчки
Я здесь давно, несу кефир, разбил очки.


Иногда мне кажется, что это не я нашел кота на люблинской помойке, а он нашел меня. Я шел неспешно мимо любимой люблинской помойки и вдруг слышу из самой большой кучи:
- Стой.
Я оборачиваюсь и вижу кота:
- С чего бы?
- Я нашел тебя.
- С чего бы, - говорю я.
- Отныне ты мой раб, - говорит кот.
Я думаю. Я всю жизнь мечтал стать рабом кота.
- Хорошо, - говорю я коту.
- Неси меня в дом, - говорит кот и лезет ко мне в карман.


Врачиха предложила почистить зубы лазером и каким-то песком.
- Это по ДМС, - спросил я. У меня ДМС от работы.
- Сейчас посмотрим, - ответила врачиха и полезла куда-то в компьютер.
- Бесплатно, - немного погодя ответила она.
- Хорошо, - и я поудобнее устроился в кресле.
Мне засунули в рот какие-то крючки с ручками без проводов. Ни на какой лазер это похоже не было, но потом вдруг зашкварчало, и я немного обжог язык.
Потом мне засунули в рот какой-то аппарат, который стал мыть зубы. Сказали это песок и пена. Пена пахла розовым мылом. Потом врач мне сказала, что нельзя есть 2 часа.
- Почему, - спросил я.
- У вас разбухли десны.
Я пощупал десны, мне казались они обычными.
- Что два часа – переспросил я. Я пошел к врачу не позавтракав.
- Ну хотя бы час, - врачиха странно посмотрела на меня.
Я вышел на улицу и закурил. В парке Тренева Южного города играли дети. В шаурмятне Ахмед продавал шаурму. Запах жареного мяса и черного кофе теребил нос.
Я облизал десны. Они не болели. Посмотрел на часы. Я почистили зубы лазером десять минут назад. Я вспомнил предостережение врачихи, но не смог отказать себе в кофе и шаурме.
Ахмед долго набивал ее цыплёнком, потом добавил огурцы, помидоры, майонез и кетчуп, положив сверху веточку кинзы. Я надкусил шаурму.
Десны загорелись. Оказывается, хваленый лазер и правда их разбередил. Шаурму я съесть не смог, кофе тоже не выпил. Выкинул.
Через два чеса сварил дома макароны с соевым соусом и выпил чаю.