Пожар в джунглях или ангел во плоти
Люди называют такие зори кровавыми, видимо, связывая их с несчастьем и горем. Почему же у меня это явление природы, сколько себя помню, вызывают восторг? Я погрузилась в пламенный закат, и он пробудил во мне память и события, которые я долго не могла себе объяснить. Впрочем, родителям тоже. Интересно вот что, когда я вежливо поправляла, так сказать, корректировала происшедшее той ночью, они удивлённо смотрели на меня и ничего не говорили.
*****
Тётя Тамара с мамой сидели на диване в комнате уже напившиеся чаем с вареньем и пирогами. Сладко разморённые, они говорили о своём, о женском. Тётя Тамара меня потрогала, пощупала, послушала, заглянула в рот и в глаза, дала витамины и отпустила во двор гулять. Меня там ждали, и с нетерпением. Весна! Одуванчики уже расцвели, настала пора открывать сезон магазинов! Игра в «Магазин», знаете ли, очень длинная игра. Она требует тщательной и скрупулёзной подготовки. Должны совпасть множество разных подобий, соответствий, вкусов и совпадений фантазийного представления о продмагах, сельпо и универсамах всех участников предстоящего действа. Бывает, что подготовка занимает столько времени, что на саму игру уже не остаётся ни сил, ни интереса.
Я пробегала мимо женщин раз сто, каждый раз попутно «стреляя» витаминки (я же не одна во дворе!) – мне всё что-то было нужно из моей, точнее нашей с сестрой, комнаты для «магазина». На сто первый раз мама не выдержала:
— Светка, чего ты носишься, как угорелая, туда-сюда?!
— Галь, да оставь ты её, пусть бегает, – сказала тётя Тамара и посмотрела на меня долгим, внимательным взглядом. – Живая же. Даже не вериться. Чудо какое-то….
Мама закрыла лицо руками и заплакала, но быстро успокоилась. Она не любила расстраиваться долго. Утерев посудным полотенцем одновременно глаза и нос, мама по-дружески предложила, причём, так, что отказ даже не рассматривался:
— Давай по рюмочке! Ты же не на дежурстве? За Светкино везение и за твоё докторское чутьё! Даже подумать страшно, что могло произойти, если бы ты не задержалась в изоляторе и случайно не решила посмотреть моих девчонок! Тамар, если бы не ты… – Мама опять заплакала, но тут же перестала. – И без возражений! Ты знаешь, как тебя Светка называет? – мгновенные эмоциональные переходы были для неё естественными от природы.
— Да знаю я, знаю, – спокойно и строго сказала тётя Тамара.
— Во-от! Так, что давай, снимай свой новый белый халат. Надо эти «крылья» обмыть.
От благодарности моей мама ещё никто никогда не уходил, поэтому тёте Тамаре деваться было некуда. Засмеявшись, она махнула рукой:
— Ну, тогда, давай, по коньячку! Гулять, так, гулять!
Она была строгим полковым врачом, непримиримой поборницей медицинской дисциплины, доброй женщиной и мягким детским доктором. Яркая, тёплая, пышная, с внимательными и добрыми глазами, она внушала спокойствие и доверие. От неё вкусно пахло витаминками, а её белоснежный халат приводил меня в восторг. Когда я, в очередной раз с распахнутыми руками и криком «т-ё-т-я Тама-а-ра-а-а!» бежала ей на встречу и влетала в её объятья, тыкалась носом в шею и щёки, она млела. Пара ласковых слов, несколько незаметных движений профессионального врача, ответный поцелуй в лобик и я уже летела дальше, на ходу напоминая себе: «Главное, не забыть передать привет маме, и чтобы она зашла к тёте Тамаре. А зачем? Я уже забыла… А, сами разберутся!»
Чудом, майор медицинской службы Тамара Николаевна Чистякова, называла моё спасение на пожаре. Дело было ранней и холодной весной. Подвернулся редкий случай, когда всё совпало – у обоих родителей выходные, командир уехал в штаб корпуса, в полку не было учений, мы с сестрой оказались здоровыми, Люда на каникулах. А в женсовете остались не востребованными билеты в Большой театр. И опера с божественным названием «Иоланта» Петра Ильича Чайковского увезла наших родителей в Москву. Ни далеко, ни близко, но вернулись они обратно около трёх часов ночи. Уставшие, голодные, продрогшие, но довольные культпоходом. Расплатившись с таксистом у ворот городка, последний автобус к нам уходил в девять вечера, поскакали домой. Мама дрожала от промозглой погоды и, прижимаясь к отцу, висела у него на руке. Не пройдя и десяти метров, мама встревожилась:
— Вов, что-то дымом тянет сильно.
— Да, тебе показалось, – успокоил её папа, – Наверное, баню перетопили.
— Вов, ну какую баню, когда дымом пахнет!
Отец втянул сырой и холодный ночной воздух:
— Действительно, пахнет… Может охотники лося завалили? Должны были заехать сегодня в гостиницу.
Гостиницей в городке называли одну из четырёх квартир в нашем доме, аж о трёх комнатах, выделенную специально для командировочных или для курсантов на стажировке. Охотники были, как правило, из военных и тоже сходили за командировочных.
— И что? На костре, что ли готовили? Где ты видел, чтобы полковники сами готовили у нас во дворе? Да ещё лося! – не унималась мама. – Отдали в столовую и всё. Там им сделают в лучшем виде. И, вообще, это не костром, а гарью воняет!
Не успев выяснить свои догадки, мама с папой свернули в наш двор и обомлели. Снег белый, ночь тёмная. А под нашими окнами в свете фонарей и луны картина маслом – кровавое побоище.
— Они, что, с ума посходили? Тушу разделывать во дворе! Не дай бог, дети видели! – возмутилась мама. – Я им всем устрою! Командиру нажалуюсь!
Папа замедлил ход, придержал её за руку и тихо сказал:
— Галя, это не охотники….
На родителей смотрел дом с, распахнутыми настежь, пустыми глазницами тёмных окон нашей квартиры. Дым от пожара ещё не развеялся, и влажный воздух удерживал на месте вонючее, едкое марево. Пейзаж был зловещим. Мама на негнущихся ногах, опираясь на папину руку, подошла к окнам и наклонилась. Это была не кровь, это было их шелковое, ярко красное одеяло или вернее то, что от него осталось. Рядом валялись какие-то обгорелые вещи и непонятный мусор. Что у неё пронеслось в голове и в сердце в этот миг, знала только она одна, да господь бог. Что, вообще, мы можем знать о чувствах и переживаниях других людей? Обведя этот ужас невидящим взглядом, мама только и произнесла:
— Володя, наши дети… – И тут же потеряла сознание.
Она не плакала, её трясло как в лихорадке. Плакать мама будет потом, весь остаток ночи до утра. А сейчас соседка тётя Зина отпаивала её успокоительными. Она пыталась до неё достучаться и сказать, что все живы и никто не погиб. Что её девочки без единой царапины спят у неё дома. Что Люда напугана и сильно плакала. «Всё боялась, что ты, Галя, ругать её будешь. Галя, ты слышишь? Все живы! А Света просто надышалась дымом. Но Тамара оказалась рядом и быстро привела её в чувство». Услышав про врача, у мамы снова потемнело в глазах:
— Та.. та.. мара! Све-ета! Я вам не верю! Покажите мне детей! – мама стала вырываться из папиных и дяди Славиных рук и кидаться на все двери в общем коридоре.
— Так не пойдёт! Зина, звони Тамаре, она сама не успокоится, –велел жене дядя Слава.
— Может показать ей детей? – спросил папа.
— Да ты, что! Пока не придёт в чувство, нельзя. Она же перепугает их до смерти! Тамара строго настрого запретила. Тем более, что Людочка сильно перепугана, еле уснула.
Тогда папа взял всё в свои руки. Он развернул маму к себе и, сильно встряхнув за плечи, властно сказал:
— Галя! Посмотри на меня! Я видел девочек. Они спят за стенкой, у Зины со Славой. С ними всё в порядке. Завтра их заберём, – чеканя каждое слово, медленно говорил он, глядя ей прямо в глаза. – А сегодня нам есть чем заняться, надо всё убрать и помыть к их возвращению.
Влетела уставшая Тамара Николаевна. Быстро оценив ситуацию, распаковала всё необходимое и сделала маме укол. Через какое-то время она обмякла, и начала потихоньку плакать.
— Тамар, это правда? Все живы? – скулила она. Ей нужно было ещё одно подтверждение, что её дети в безопасности.
— Всё в порядке и все живы, – спокойно и твёрдо ответила военврач.
Мягко водя ладонью по спине, Тамара Николаевна спокойным, вкрадчивым голосом повторяла ещё и ещё раз всё, что мама уже слышала. Ласково уговаривая, она постепенно уводила её сознание от края не случившийся беды.
— Володь, может тебя тоже уколоть? – спросила Тамара Николаевна, когда мама, более-менее, пришла в себя.
— Обойдусь, – устало сказал отец и тяжело вздохнул.
Он понимал, что ничего страшного, слава богу, не произошло, но пока он не получит маломальское объяснение, покоя ему не будет. Сегодня это сделать не возможно, все перенервничали и устали. Он видел детей, они на самом деле живы и здоровы, сопели тихонько за стенкой у соседей, но он также видел, что Тамара что-то недоговаривает. Да и у Зины со Славой была судорожная тревога в глазах. Света маленькая, могла не понять, что произошло, а вот за Люду он переживал всерьёз, ей двенадцать, могла сильно перепугаться. Что там произошло на самом деле? Он тяжело вздохнул. Придётся выяснения отложить до утра. Утром, всё утром.
*****
….Я привычно перелезла через бортик своей кроватки и тут же заблудилась в тёмной чужой комнате. За окнами темно, всё вокруг не знакомое. Я не понимала где я, и не помнила, как сюда попала. И куда делась Людка? Сказки почитала и обещала со мной лечь…. Мне стало страшно, а следом плохо. Муть поднималась из живота. Кажется, меня уже тошнило, и я уже просыпалась? Куски воспоминаний, как обрывки ночи, то всплывали, то растворялись. Сейчас опять рвать будет.
— Мама! – громко позвала я и заметалась по незнакомой квартире в поисках места, куда срыгнуть.
Люду я нашла в соседней комнате, она крепко спала, но почему-то громко вздыхала и вздрагивала во сне. Только я поняла, что меня сейчас вывернет, как чьи-то крепкие руки подхватили моё лёгкое тельце и со скоростью света унесли в туалет. Ненавижу, когда меня рвёт. Оставив на дне ванной всё, что было в желудке, я просипела в никуда: «Пить, пожалуйста…» Вторая пара заботливых рук меня быстро умывала, а я старалась сёрбать из них задерживающуюся воду.
— Сейчас, милая, сейчас! Потерпи немножко. – Этот голос мне знаком. Это соседка тётя Зина.
— А где мама? – мне казалось, я её слышала, где-то там, далеко.
— Дома, мама, дома.
— А папа?
— И папа дома, все дома.
Я успокоилась. Мне хотелось пить и спать. Все дома, всё хорошо. Меня переодели в сухое, и положили опять в мою кроватку. Улыбаясь, до ушей, я вдруг вспомнила, что сегодня видела Ангела, и точно знаю кто он. От рвоты болело тело, но зато пела душа. Надо бы не забыть рассказать утром маме, и похвастаться Людке. Какая длинная ночь…
******
Утро было ужасно едким, вонючим, но счастливым.
— Людочка, всё хорошо, тебя никто не будет ругать, – спокойно говорила тётя Тамара, гладя сестру по волосам. – Никто ни в чём не виноват. Расскажи, пожалуйста, что случилось вчера вечером?
Я чувствовала, что должна поддержать сестру, и всё время тёрлась около её ног. Меня гнали в постель, но я же не могла пропустит самое интересное! И потом, оставались мы с ней вдвоём, так что, если надо, я всё подтвержу. Я очень хорошо помнила события этой ночи, и поэтому никак не могла взять в толк, зачем все эти допросы с пристрастием? Мы же не хулиганили в этот раз. Точно помню. Вечер выдался такой славный….
Людка, как всегда, когда мы оставались одни, играла в нашу маму. Не трудно догадаться, кто был дочкой. На этот раз я не сопротивлялась, так как настоящая мама внушительно наказала мне слушаться сестру, и если всё будет хорошо, пообещала привезти из Москвы чего-нибудь вкусненького. Я не сопротивлялась, а Людка не воспитывала меня как обычно и, вообще, у нас с ней в этот вечер была полная гармония и лад. Мы дружно чего-то поели, того чего нам хотелось, а не того, что мама оставила на плите. Потом она объяснила мне, почему всегда надо мыть запястья и показала, какая грязь течёт по ванной с моих рук. Вот это да! Я сильно впечатлилась, потому, что до сих пор мне не приходило в голову посмотреть на воду, с грязных рук. Уважение и доверие к сестре росло с каждой минутой. Мультики по телевизору бывали редко и она, чтобы поиграть со мной, сбегала к своей однокласснице Ирке Солтис и притащила от неё диафильмы. Моему восторгу и любви к сестре не было предела! Правда с диафильмами припёрлась и сама Ирка. С дурацкой историей, которой никто не поверил, якобы ей из дома аппарат выносить не разрешают, но нам было всё равно. Мы были рады, потому что вечером в холодную, сырую погоду мы лежали в теплом доме, на разложенном диване все вместе, смотрели «Аленький цветочек» и жевали ириски, бросая фантики, где попало. Ну, неужели же бегать на кухню после каждой съеденной конфетки, что бы выбросить бумажки в помойку? Эх, видела бы нас в этот момент наша мама!
Девчонки читали по очереди, а я наслаждалась сказкой. Потом, когда Ирка ушла домой, Люда уложила меня на родительскую кровать и я, пользуясь моментом, выпросила у неё ещё пару сказок из книжки. Абажур из нежно-голубой пластмассовой соломки бил прямо в глаза. Мама, когда укладывала меня на своей кровати, набрасывала Людину юбочку на него. Я подсказала сестре, как надо правильно сделать, и та послушалась. Прыгала, прыгала, но так и не смогла набросить юбку, поэтому просто засунула её вовнутрь абажура. Свет стал приглушённый, мягкий и приятный. Получилось даже лучше, чем у мамы. Не дослушав первую сказку до конца, я благополучно уснула…..
Проснулась я от белого и едкого тумана, который шел, вроде как от меня. Не поняла, почему я не в своей кроватке? Значит, родителей ещё нет. Пошла искать Людку, ведь обещала лечь со мной, обманула что ли, или сама уснула, пока читала? Сквозь густой туман я вышла в другую комнату и стала трясти Людку, уснувшую на диване с книжкой. Тряслась она плохо, то есть совсем не тряслась, и просыпаться не хотела. Я стала кричать и звать её, но она только повернула голову и крепче прижала к себе книгу. Какая бестолковая у меня сестрица!
— Люда! Вставай! Я не могу сама выйти! Если ты сейчас же не проснёшься, мы умрём! Обе!
Вдруг, Людка закашлялась и подскочила, как ужаленная. Не обращая на меня никакого внимания, будто бы меня и нет вовсе, она ринулась в спальню. Я, конечно же, за ней следом. В комнате, полной дыма, на родительской постели лежала, крепко спящая… я. Вокруг тлело и дымилось всё, что попало под загоревшуюся и вывалившуюся из абажура юбку. На кровати уже занялось пламя. Людка стащила горящее одеяло с меня и, забыв, что она сама всего лишь ребёнок, взяла меня на руки и вынесла в большую комнату. Потом открыла окно, чихая и кашляя, стала трясти меня как грушу. Я не просыпалась и не просыпалась. Тогда перепуганная Людка подняла на ноги, видящих десятый сон соседей, и позвала на помощь.
— Тётя Зина, там Света не просыпается, а дым всё идёт и идёт, я не знаю что делать. Я уже и окно открыла.
Тётя Зина всё сразу поняла и втащила Людку в свою квартиру.
— Люда, останься здесь! Славааа! – закричала тётя Зина, – У «Боек» пожар!
Тётя Тамара с тётей Зиной вбежали в квартиру одновременно. Меня вынесли на воздух, стали зачем-то бить по щекам, прикладывать мокрые тряпки. Тётя Тамара была напряжена и всё время слушала моё сердечко своей докторской трубочкой. Потом разорвала мне пижаму на груди и велела тёте Зине лить мне воду на голову и на грудь. Потом она стала нажимать на меня двумя руками и дышать мне в рот, я почувствовала боль и тошноту и неожиданно провалилась…. Обратно в себя.
Тошнило меня жутко, вот-вот опять вырвет. Ненавижу, когда меня рвёт! Тело не слушалось, глаза не открывались. Очень хотелось уплыть опять в тот лёгкий сон, где видела себя со стороны и в котором ничего не болело. Но одно прекрасное видение на давало покоя. Я не могла отвести глаз от дивного ангела с огромными крыльями, который зачем-то тряс меня и громко звал по имени.
— Света, Светочка, проснись! Посмотри на меня, детка! Открой глазки, пожалуйста! Светик, это я, тётя Ангел!
«Откуда, интересно, Ангел знает, как меня зовут? Так ласково и жалобно зовёт, надо бы разглядеть его поближе». Я разлепила глаза и то, что я увидела, привело меня не только в чувство, но и в полный восторг! Надо мной склонилась тётя Тамара, а за спиной у неё были самые настоящие крылья! Они были белоснежные и тихо хлопали, нежно касаясь моего лица. Я подняла руки к Ангелу, и Ангел тут же притянул меня к своей груди.
— Ну, слава богу! Всё обошлось.
Я разлепила глаза и, собрав все силы, прошептала Ангелу прямо в губы, которыми он меня зацеловывал, — А можно потрогать?
— Кого, дорогая? – удивился Ангел.
— Крылья…
— Крылья? Конечно! Тебе теперь всё можно, хоть все крылья на свете!
Я ощутила солёную влагу на своём лице. «Неужели Ангелы умеют плакать? На это надо посмотреть». Я прищурилась и навела фокус – красивые глаза Ангела улыбались и по его щекам действительно градом катились слёзы. «Это от радости», – подумала я, и меня тут же вывернуло на прекрасного Ангела. «Ой, как неудобно получилось. Теперь маме стирать придётся. А почему так холодно?»
Дальше я ничего не помню. Дальше Людка пусть сама объясняет.
...Людка молодец, рассказала почти всё так же, кроме одного. Она не сказала, что мы не ужинали и слопали все конфеты дома. Но нас всё равно никто не ругал бы, я точно знаю. Потому что потом две недели все радовались так, как будто не виделись целый год. Зато у меня теперь была своя тайна. Не долго. Скучно иметь тайну одной. Тайны, они не могут во мне храниться вечно. И потом, она же не чужая, а моя. Что хочу с ней, то и делаю.
Через месяц не только мои подруги, но и их родители знали секрет, рассказанный мной лично им на ушко. О том, что полковой врач, майор медицинской службы, Тамара Николаевна Чистякова – чистый Ангел во плоти. С большими и белоснежными крыльями за спиной. Я точно знаю. Сама видела и даже трогала. А ещё ангелы, как люди, умеют плакать и слёзы у них тоже солёные.
*****
Н-да… Как неожиданно всколыхнулась память. Я ещё раз посмотрела на огненное зарево.
— Теперь понятно, почему эти ассоциации вызвали во мне такую высокую радость. Ещё бы! Обниматься с ангелом – об этом можно только мечтать!
Я улыбнулась той детской улыбкой, которая слизывала когда-то с лица военврача слёзы Ангела. На душе стало тихо, радостно и покойно. Остались ли ещё на Земле ангелы во плоти? Мявкнул смартфон. Я включила экран и пошла домой пить чай и читать комментарии под снимками, только что выложенными мною в сети с объяснениями и подписью: «Всем Ангелам в белых халатах посвящается…»
17 мая 2020г.
Светлана Бойко
Свидетельство о публикации №221032601719