Клаустрофобия

      Ко мне из старой махалли приехали мои бывшие соседи. Я квартиру купил в девятиэтажке. Вот они и пришли ее посмотреть.

     Посмотрели, краны в ванной покрутили, ручку в туалете   подергали. Потом за стол сели, как положено.

       Через полчаса стало хорошо. Начали разговаривать.

        — Ничего,— сказал Эшмат, — и в квартире жить можно. Правда, тесновато, да и двора нет...

     — Сейчас везде так строят, — вздохнул Тахир.— Не комнаты, а коробочки.

       — Материалы экономят... — поддакнул Кадыр.

       А о чем еще говорить? Эшмат — парикмахер, Тахир — проводник, Кадыр, самый толстый, поваром работает. Я тоже не академик. Об осени нам, что ли, беседовать. Сидим, строителей поливаем...

    Тут меня черт за язык дернул:

     — Главное, чтобы у нас клаустрофобии не было.

      Все враз замолчали…
   

      — Это когда потолок протекает? — шепотом спросил Эшмат у Гайрата.

       — По-моему, нет,— пожал тот плечами.— Это, наверное, что-то сантехническое...

      Кадыр принялся молча есть свой салат. А мне не¬удобно стало.

     — Это такая психологическая болезнь,— объяснил я,— раньше ее не могли разгадать. Думали, что она не на всех распространяется,— тут меня снова понесло.— И еще клаустрофобия бывает у космонавтов. Наши ученые...

      — Тоже мне, придумали всякие слова, — махнул ру¬кой Эшмат. — Поэтому космонавтам бешеные деньги платят...

      — А сколько им платят? — с интересом спросил Тахир.

     И разговор вернулся в привычное русло.

     Через часик гости домой засобирались. Вышли на лестничную площадку, нажали кнопку лифта.

        — Тут всего два этажа,— сказал я,— пойдемте пешком.

     — Лифт в квартплату входит, — принципиально сказал Тахир и первым влез в кабину. Потом вошел я, а когда рядом втиснулись Эшмат с Кадыром, лифт аж заскрипел от натуги.

      — Как за границей! — мечтательно сказал Эшмат и нажал на кнопку. Дверь закрылась, кабина дрогнула, погас свет. Стало тихо!
   
     — Давай, поехали, — неуверенно сказал Тахир.
   
     — Да, да, надо ехать, — поддержал Эшмат,— уже поздно,— и стал в темноте нашаривать кнопки.

      — Ничего не трогай, — срывающимся голосом приказал Кадыр и животом загородил приборную доску. Заодно и меня прижал к холодной стене.

     А это оказалась не стенка, а Эшмат. Я даже удивился, как он умудрился похолодеть в такой духоте и так быстро.

      — Может, позвать кого-нибудь? — предложил как можно непринужденнее Тахир и, не дожидаясь ответа, заорал:

     — Помогите, эй, кто-нибудь, помогите!

     Все было в этом крике. Нота режущего страха и желание жить, обещание никогда больше не пользоваться лифтом и согласие на выплату бешеных денег космонавтам. Это была симфония ужаса, гремящая барабанными ударами в дверь лифта. Мы поняли, как огромна моя квартира и как чист воздух загазованных улиц. Мы были похожи на селедок, которые готовы лечь куда угодно, на стол, в салат,— но только, чтобы их вынули из бочки.

     Лязгнули створки дверей, но раскрылись они ровно настолько, насколько влезла в щель шариковая ручка за тридцать пять копеек, которую достал из своего кармана оживший от крика Эшмат.

      Проходившая мимо соседка сверху была вначале напугана гирляндой носов, нанизанных на створку лифта. Затем она вызвала кого-то, и нас выпустили.
Мои бывшие соседи как юные первоклассницы запрыгали на первый этаж.

     — Постойте, ребята! — закричал я.— Забыл сказать одну вещь. Клаустрофобия — это боязнь замкнутого про¬странства. Вот как сейчас в лифте...

     Громко хлопнула входная дверь!