Как я поступала в университет. Год 1952

Однажды вспоминали  студенческую жизнь и  особенно поступление в институт. Последнее  оставалось  для меня всё ещё  чудесным и загадочным.  Посудите сами: Приёмная комиссия Ленинградского государственного Университета  приняла решение -  абитуриентку  из   города Уральска, не прошедшую по конкурсу на филологический факультет по специальности русский язык и  литература,  зачислить на отделение  английского языка  в  филиал  ЛГУ –1-й   Ленинградский  педагогический институт иностранных языков, где конкурс был тоже большой. 
 Но всё по -  порядку.

В 1952 году я окончила   женскую  среднюю школу № 1 в городе Уральске  Западно – Казахстанской области.  Как тогда говорили,  « шла на медаль», но в аттестате появилась  лишняя   четвёртка, и медаль я  не получила. Однако  родители не раздумали  послать меня учиться в Ленинград.  Там уже студентками  были две мои старшие сестры: Лида  в  медицинском  институте имени Мечникова, и Нин с  серебряной медалью поступила на английское отделение  1-го Ленинградского  педагогического института  иностранных языков.  Обе  приехали на  летние  каникулы в Уральск,  а я и моя  подруга - одноклассница Клара Вержбицкая  отправились   поступать в  Ленинградский Университет. 
Ехали  на проходящем поезде, который только до Москвы добирался трое суток. Сесть на него было трудно,  к тому же, в билетах   не указывались  места.  У входа в вагон вместе с толпой  нас бросало то в одну, то в другую сторону.    Люди кричали, плакали, трясли документами, телеграммами, умоляли кондуктора  впустить их в вагон. Папа, преодолев толпу (он имел опыт), буквально втолкнул нас в тамбур. А в вагоне  свободных мест уже не было. Люди плотно сидели на нижних  и средних полках,  и всюду - мешки, узлы, ящики.  Со страхом, что  мест не найдём,  пробирались мы по вагону и, наконец,  не без помощи   добрых людей, устроились на  средних полках  в конце вагона.  Ни теснота, ни отсутствие воды и удобств  (уборные только на остановках)  - ничто не смущало нас, а только в душе  радость, что едем в Ленинград.

  Лёжа на старых рваных тюфяках (какое это имело значение?!), мы во все глаза смотрели на  вокзальную жизнь полустанков и станций. И везде была одна и та же картина.  Калеки – инвалиды прошедшей войны,  грязные и оборванные, на самодельных костылях, протезах, с чёрной повязкой на глазах, без одной, а то и двух рук,  собирались у  вагонов и  вступали  в разговор с пассажирами, предлагая что-то  обменять, продать или просили  подать им милостыню.   А по вагону  молодой калека без ног, в вылинявшей  гимнастёрке,  на деревянной каталке с брусками в руках  пел: 
           Так зачем я ей нужен калека?
            Ей понравится парень другой.
Только старая мать втихомолку
   ,……….и т.д.
Так мы ехали до Москвы, а затем   почти сутки из Москвы до Ленинграда.

Когда в Ленинграде вышли на площадь перед Московским вокзалом – площадь Восстания, мы  сразу же  восхитились  красотой ансамбля   её зданий. В центре площади  стоял пустой пьедестал.   (Тогда  мы не могли знать, что памятник Александру Третьему   был снят ещё в 1937 году.    Переночевали у  папиных знакомых  Комаровых, которые жили рядом с Московским вокзалом,  и рано утром  отправились в Университет. Ехали  на трамвае  по проспекту имени 25-го Октября –  так в 1952 году назывался Невский  проспект, и всё больше очаровывались городом.
В Приёмной комиссии  подали документы: Клара на математико - механический факультет, а я на филологический  (отделение  русского языка и  литературы). Общежитие мне дали   на” Мытне” (проспект Добролюбова, 6)..  В огромной комнате   моё место  оказалась рядом с местом  Ирины, девочки из Симферополя, которая  невольно участвовала в моём поступлении.

На первой же консультации стало известно, что  на одно место  претендуют более двадцати человек, при  этом, медалисты, участники войны, сироты, инвалиды будут приняты вне конкурса.  Но об этом не думалось.  Каждое  утро  бежала я через мост Строителей,  по Стрелке  Васильевского  острова,  далее по Университетской набережной к зданию филфака. Там находила пустую аудиторию и  целыми днями готовилась к   экзаменам.

Первым  было  сочинение. За него я получила  Четыре.  Учительница по литературе Олимпиада Александровна Ботосская  могла бы гордиться своей работой; Клара  тоже написала на Четыре.  Это была удача.   В общежитии в комнате  сразу опустел ряд коек.

 Повезло  и на  литературе (устно).  Мне достался билет, в котором был вопрос по повести Бориса Горбатова   “Непокорённые” – образ  Насти.  Я хорошо  знала   повесть, а на школьных  вечерах  читала отрывок из неё наизусть. Тогда  было очень популярно  читать со сцены  прозу. В моём школьном дневнике есть запись:   “Вчера в концерте  читала отрывок из  “Непокорённых”  Горбатова – Настя”.   По–видимому, выступила ничего, потому что даже мальчишки сидели тихо, а некоторые  девчонки  ревели”.

  На экзамене я  сразу же была готова отвечать, но  пришлось, сдерживая радость, ждать.  Когда  села за стол  экзаменаторов -  их было двое :  та,  что   постарше, устало, но очень доброжелательно попросила меня начать. Другая, молодая и элегантно одетая,  не отрывая головы от листка бумаги, писала.
 Я говорила об авторе  Борисе Горбатове, военном корреспонденте, который   написал повесть “Непокорённые”  в 1943 году  сразу после освобождения Донбасса - его  родины; о том, как жители Донбасса  вели борьбу с гитлеровскими оккупантами,  как гибли, но не покорялись врагу. Экзаменатор  с надлежащим ей вниманием, но безучастно слушала меня, а другая продолжала  писать. Но вот я начала говорить о Насте,  дочери главного героя  Тараса Яценко.  Негромко, как о родном  человеке, кого безумно жаль, читала  я   текст повести наизусть.
“На беду, некстати, не ко времени вдруг расцвела и созрела в эту горькую весну Настя…………….
Когда шёл диалог Насти и её отца Тараса, не подозревавшего, что дочь  подпольщица,  молодая экзаменатор оторвала  голову от листа бумаги и  с интересом посмотрела на меня;   на лице  её коллеги тоже появилось  участие.  Текст повести  раскрывал образ Насти,  хрупкой   девушки,  так бесстрашно вступившей в борьбу  с фашистами.
 Как бывало на школьной сцене, когда  переходила к финальному эпизоду, я почувствовала, что  полностью овладела вниманием  моих экзаменаторов, и по тому, как слушали меня эти женщины,  понимала, что они вместе со мной  переживают  трагедию  Тараса. 
 - Тарас шагнул ближе, всмотрелся и вдруг закричал так страшно, что камни мостовой должны были б задрожать.
- Наастя! - и грохнулся на мостовую без чувств. …

Что вы окончили? – спросила меня молодая  экзаменатор, когда я замолчала.  Я ответила.
_- Отлично, - сказала она, а  другая, приблизившись к ней,  подтвердила:  - Отлично.
 Мне вернули  экзаменационный лист, и я с пылающими щеками,  под ласковые  взгляды  моих слушательниц, вышла. 
 - Почему так долго??   Меня окружили абитуриентки.
 А я только и сказала: – Пять! и бегом по лестнице выскочила на улицу к Неве.

Следующим был экзамен  по немецкому языку.  Изучала я его  два года  - в девятом и десятом классах. Учительница Софья Михайловна с немецкой пунктуальностью и дисциплиной (на уроках всегда был образцовый порядок) заставила нас запомнить большое количество слов, вызубрить  грамматику  так, что если бы ночью попросили    назвать  три формы   неправильных глаголов, просклонять существительное, проспрягать  глагол и  определить время и залог  сказуемого,  я  бы, не запинаясь, ответила.  Но говорить  на языке мы не могли.  На  вступительном экзамене  требования  были о языке, и моих знаний вполне хватило, чтобы получить Пять.

 Оставался  экзамен по  истории.   С этим предметом   было не   просто. В 1952 году вышла  История СССР -  учебник для 10 класса средней школы. Под ред. А.М. Панкратовой. Сухой и  официальный язык учебника был конспективный. Параграфы содержали  большое количество фактов и  усваивались  трудно, а   цитаты Ленина  и особенно Сталина  характеризовали  почти каждое историческое событие в учебнике. Учительнице  истории Клавдии Никитичне  удавалось на уроках готовить нас к восприятию параграфов дома.   В руках у неё всегда был  небольшой блокнот  с конспектом  темы урока. Время от времени  она   заглядывала в него, чтобы, вероятно, точно следовать  идейно-партийным установкам в изложении материала.   1951- 1952 годы –  годы  политической напряженности в стране,  разгар  культа  личности Сталина, борьбы партии с космополитизмом  и т. д.  Не спокойно было и в нашей школе.

 Анонимное письмо ученицы (дочери одного из начальников НКВД) в Горком партии с клеветой на учителей и учащихся повлекло   увольнение  трёх замечательных учителей.  Поговаривали, что все они   из репрессированных.  Среди уволенных была и Клавдия Никитична. Вместо неё историю в 10-м классе стал преподавать  директор школы   Матвей Георгиевич  Костюков. Демобилизованный из Армии, он не имел высшего педагогического образования и в 1952 учился на  заочном отделении исторического факультета Уральского педагогического института.  Матвей Георгиевич  был немногословен и   очень строг. В 1952 году он  всё ещё продолжал носить свою военную форму и сохранял вид  советского офицера.   При  нём  изучение истории превратилось в  вызубривание  текста параграфов и  в бойкие ответы на уроках.

 Перед экзаменом  я поделилась  своими страхами  забыть какую – нибудь  историческую дату с    Ириной, девочкой из Симферополя.   Та, добрая душа, дала мне   самодельную  шпаргалку - блокнотик (буквально в два пальца),  где убористым почерком были занесены  все необходимые  исторические даты.  Вот с  этим блокнотиком и отправилась я  на экзамен по истории.

 Экзамен проходил на  истфаке  в большой аудитории, где столы были сдвинуты на задний план кроме трёх -  четырёх, которые стояли непосредственно перед столом   экзаменатора.   Экзамен принимал интеллигентный мужчина лет сорока.  Я была в первой тройке. Взяла билет, села за стол  и стала обдумывать ответ, а рядом с собой на стол положила блокнотик.  Очень скоро ко мне подошёл экзаменатор,  взял блокнотик  и стал его листать. Я оторвала голову от бумаги и сказала:  - Это не моё.    И вновь уткнулась в  свои наброски ответа. Преподаватель вернулся к  столу, забрав блокнотик с собой.
Вопросы достались мне лёгкие, я  бойко  отвечала, а экзаменатор слушал меня и не выпускал из рук злосчастного  блокнотика.  Ответила я на дополнительные вопросы,  уверенно  назвала несколько дат исторических событий. 
  - Отлично,  - сказал экзаменатор,   но что будем делать с Этим?  И он покрутил блокнотик пальцами   перед моим лицом.  И вдруг я,  почему-то даже с лёгкостью, сказала:   - Поставьте мне на балл ниже.
Он не ожидал от меня такого предложения, но улыбнулся и с готовностью в экзаменационном билете  вывел   - Четыре.
 
Список зачисления должны были вывесить  через два дня. Я не волновалась, а самонадеянно верила, что меня зачислят;  абитуриентов моих баллов было немного. Однако, когда мы с Кларой (она уже  студентка ЛГУ)  стали  искать мою фамилию в списке, её там не оказалось. С убитым сердцем я ещё и ещё раз просматривала список. И вдруг Клара толкнула меня в бок и почти крикнула:  - Смотри, Тамара!
  Далеко под списком я увидела:
   -  Вниманию   абитуриентов Тишиной Т.М., Овчинниковой Т.А.  Необходимо обратиться в аудиторию №3 . главного  здания ЛГУ……
  Мы помчались в Главное здание, нашли аудиторию,  где мне  сказали, что я не прошла  по конкурсу на  отделение  русского языка и  литературы, но  Приёмная комиссия   филфака приняла решение зачислить меня на английское отделение  филиала  ЛГУ –  1-ый Ленинградский  педагогический институт  иностранных языков. Предложили на следующий день забрать документы и   передать их в  институт.

 Я, как каменная, выслушала это сообщение.  Мы вышли из здания Университета, перешли дорогу, и  на берегу Невы я  дала волю своим чувствам.
 - Нет, Кларочка,  я не хочу изучать иностранные языки, Я уеду домой , устроюсь работать  в газете (у меня был маленький опыт), подготовлюсь и ещё раз приеду поступать  на русское отделение. Я  плакала, а Клара  не знала, как меня утешить. 

И вдруг  я услышала мужской голос: - Тамара, что случилось?
 Передо мной стоял  Вячеслав (Слава) Мажников, многолетний   приятель моих старших сестёр.  Глотая слёзы, я рассказала ему своё “горе” и  о решении вернуться в Уральск.  Слава положил  руки на мои плечи, встряхнул меня и строго сказал: Не делай глупостей! Ты же поступила, чёрт возьми!    Он сам уже в третий раз не прошёл по конкурсу в Горный институт и теперь шёл по Набережной Невы  пешком,  переживая  свою   неудачу.
 - Ты же  зачислена, глупая девчонка! Завтра же забирай документы и вези их в институт. Год проучись и одновременно готовься к поступлению. И забудь про возвращение в Уральск!   Ты по - сту-пи-ла! – почти шепотом, но твёрдо сказал он.   Тебя  надо поздравлять, дурочку!
 Я улыбнулась,  обрадовалась, что в Уральск  можно  не возвращаться, с Кларой не разлучаться, повеселела, и мы уже втроём, весело болтая, пошли по Набережной в сторону Дворцового моста.

  На следующее утро я  отвезла   документы  в институт.  И только там обнаружила, что это институт, где учится моя сестра Нина.  Когда  в деканате  сдавала документы,    декан  (это  была     Тамара  Ивановна  Матюшкина-Герке )  сказала мне:
 - Вам, голубушка, очень повезло. Иностранные языки надо учить  не в Университете, а в нашем институте. У нас  - школа. 
 Однако судьбе было угодно, чтобы я окончила  Ленинградский Государственный      Университет. В 1957 году, в год окончания моей учёбы, бывший 1-ый  Государственный Ленинградский педагогический институт  иностранных языков вошёл в структуру филологического факультета ЛГУ. Я получила диплом со следующей записью:
  «Настоящий диплом выдан Тишиной Тамаре  Михайловне в том, что  она в 1956 году поступила в Ленинградский ордена Ленина Государственный Университет им. А.А.  Жданова и в 1957 году окончила полный курс названного университета по специальности английская филология» 
Действительно,  пути Господни неисповедимы!
Всё свою   жизнь я    благодарю   устроителя    (Ангела)   моего поступления в 1-ый  ЛГПИИЯ.
 А   удивительные события  лета 1952 года до сих пор радостно волнуют меня!