Спор на озере

На небольшом лесном озерке, спрятавшемся от посторонних глаз в лесу, заспорили как-то две лягушки: Кто лучше танцует. Каждая была уверена, что она лучшая из лучших, самая талантливая из всех талантливых.
- Я могу делать такие пируэты, что тебе и не снилось, - важно проквакала та, что была постарше.
- Зато я в прыжке всегда выше тебя бываю, - не уступала ей младшая. – Я еще стройная и изящная, а ты вон какое брюхо наела, растолстела до безобразия.
- Ничего ты не понимаешь в настоящей красоте, - с достоинством и гордостью в голосе парировала первая, покачиваясь с бока на бок. - Я просто красавица среди лягушек!
Далеко по воде разносилось их кваканье громкое. Приплыли рыбы, высунули головы из озера, глаза таращат, рты разевают, в споре поучаствовать хотят, да только никто их не слышит.

  Прилетели стрекозы, уселись на осоку и камыш, что рядом росли, крылышками своими зашуршали, зашептали что-то. Только лягушки ничего не услышали, так громко они отстаивали свои точки зрения, а поближе стрекозы подлетать опасались, чтобы невзначай на обед не угодить квакушкам.
 
   Головастики вертлявые рядом кружили, воду бурлили. Раки муть со дна поднимали, клешнями махали. Птицы на деревьях и то притихли, никак не могли понять, что происходит, то ли прятаться надо, то ли, наоборот, участвовать в каком-то собрании.

  Лягушки уже охрипли, но спорить не прекращали. Они начали даже подпрыгивать от возбуждения на листах кувшинки, чтобы убедить соперницу в своей правоте, показывать кульбиты на какие были способны, но каждая оставалась при своем мнении. Тут из-за ивовых зарослей раздался ворчливый голос:
- И чего расквакались, на все озеро расшумелись, народ лесной и водный взбаламутили? Из вас танцоры, как из меня балерина.
С этими словами выплыл к спорщикам крупный, видно старый и много повидавший, селезень. Лягушки моментально плюхнулись в воду, скрылись от не совсем приятного знакомства, побоялись попасть на обед к птице.
- Не прячьтесь, сегодня я сытый уже. Не трону вас, - прокрякал селезень.
Он лениво покосился на лягушек, что осторожно высунули головы из воды, опасаясь показаться полностью: Кто его знает, говорит одно, а сам, раз, и сцапает.
Но селезень вел себя миролюбиво, видно, и в самом деле уже успел хорошо перекусить.
- Какие вы танцоры? – начала птица разговор, когда лягушки неуклюже вскарабкались на свои листики – площадки для выступления, все еще недоверчиво поглядывая и готовясь в любой момент скрыться в воде. – Только и умеете хвастаться да шуметь. Не дано вам танцевать, хоть что не говорите. Прыгать можете, да, это правда. А для танцев легкость нужна.
- А я нисколечко и не толстая, - перебила селезня молодая квакушка.
- Изящности в тебе нет, понимаешь. И где, скажи на милость, танцевать вы собрались? Неужели на этих листьях кувшинок? Кря-кря-кря! – в его голосе сквозило одновременно и удивление, и осуждение всей этой нелепой ситуации и пустого спора.
- Но есть у нас на пруду не просто танцоры, - продолжил он, - а мастера фигурного катания. Знаете, о ком я говорю? – задав вопрос селезень внимательно оглядел собравшуюся разнокалиберную братию.

Все разом зашумели, засуетились, поглядывая друг на друга. Посыпались самые разные варианты, но были они абсолютно далеки от правильного ответа.
– Все не то говорите. Похоже, вы не догадались, о ком я вам толкую? – селезень еще раз оглядел всех. - Это водомерки!
- Водомерки?
- Как водомерки?
- И правда, водомерки! - Раздались со всех сторон возгласы озерных и приозерных жителей.
Селезень, насладившись произведенным эффектом, вновь заговорил:
- Да, да, это водомерки, которые скользят по водной глади быстро, красиво, очень изящно. Сами легкие, ножки длинные. На них смотреть – одно удовольствие. Беда одна – очень быстро бегают, моментально из глаз скрываются, не насмотреться, не догнать их, - и он рассмеялся своей шутке, не совсем понятной для других.  – Вот так-то, танцоры – лягушки.

   Лягушки под впечатлением слов селезня и с чувством неловкости булькнулись в воду. Но с тех пор делают вид, что водомерки им совсем не интересны, а на обед предпочитают ловить мух и комаров. О споре же том давнем вспоминать и вовсе не любят, кому охота рассказывать, что ты проиграл да посмешищем всеобщим стал.