Колыма. Часть 19. Забойщик

Часть 19. Забойщик.
( Воспоминания моего дяди - узника ГУЛАГА)

Пробыл я с этой бригадой более трех месяцев и уже успел свыкнуться с обстановкой. Но вот стала приближаться весна, на склонах сопок осел снег, появились чёрные проталины. Лагерная администрация боялась побегов заключённых, так как летом они бывали часто, запретила многим выходить на работу без конвоя. Это распоряжение коснулось и меня. Однажды явился к нам в лес нарядчик и увёл меня и ещё одного лесоруба обратно в зону. На другой день я вышел на работу уже с бригадой плотников. Меня поставили в столярку делать короба и тачки для забойщиков. Моим напарником стал молодой уральский рабочий, осуждённый тоже по политическим мотивам. С новым напарником я сразу нашёл общий язык и стал работать с ним, как говорят, душа в душу. По норме нам полагалось делать два короба и три тачки, а мы изготовляли всегда больше, чтобы получать за работу повышенный паек. В столярке было всегда тепло, и мне работа нравилась. Но однажды десятник снизил мне без всякого основания процент выполнения нормы выработки. Отсюда следовало и снижение нормы питания. Я запротестовал. Десятник грубо мне ответил : "Тебе и этого много!" Может быть, в какой-то мере он был прав. Его плотники, работая на строительстве промприборов, не всегда вырабатывали на повышенную норму питания, поэтому часть моей работы приписывалась им. Вскоре из столяров меня совсем перевели в подсобные рабочие. Десятник выкрал у меня топор, а без топора плотник уже не плотник! Теперь я должен был на строительстве обеспечивать бригаду талым мхом. Работа была грязной и изнурительной. Я приходил с работы вымокшим с головы до ног.
На выручку неожиданно мне пришёл нарядчик лагеря. Ему потребовался плотник для ремонта лагерной зоны, а также нар в бараках. Здесь особенного мастерства не требовалось, и я с работой справлялся успешно. Однако, норму питания мне понизили и перевели на третью категорию, а "блата" с поварами я не имел.
Проболтался я в лагерных плотниках около четырёх недель и, наконец, решил проситься в горняцкую бригаду. Пусть, думаю, будет для меня труднее, но я буду знать, что не напрасно трачу свои силы, добывая золото. К тому же я рассчитывал заработать право на досрочное освобождение из лагеря. В конечном счёте, всё это оказалось иллюзией, так как правом на льготы пользовались только уголовники.
Чтобы ободрить упавших духом заключённых, распространили слух, что скоро будет амнистия и, в первую очередь, освободят тех, кто хорошо работает. При разводе на работу стал ежедневно играть духовой оркестр. Однажды от музыки я так разволновался, что окончательно решил стать забойщиком. Ведь работают же другие, чем я хуже них. Мне хотелось попасть в самую сильную бригаду, которая завоевала переходящее красное знамя Дальстроя. Это было нововведением : заключённый и с красным знаменем!
Комплектованием этой ударной бригады занимался один бригадир. Я разыскал его во время обеденного перерыва и изложил свою просьбу. Он с удивлением посмотрел на мой невысокий рост и сказал :
- А ты знаешь, какие в нашей бригаде орлы, сможешь ли тянуться за ними?
Я пообещал работать только на отлично - и бригадир согласился.
На другой день я под красным знаменем и под музыку бравурного марша шагал с бригадой "орлов" на работу в забой. Каким счастливым я был в эту минуту! Не верилось, что я в заключении. В этой бригаде меня всё поражало : и порядок, и люди, и их геркулесова работа. Велось вскрытие торфов, верхнего слоя на золотоносном участке. Техники в это время на приисках Дальстроя почти не было. Основными техническими средствами были зимою короб, а летом - тачка.
Участок, на котором работала наша бригада, был одним из лучших. Торфа было не более трех-четырёх метров толщиной. Откатка породы производилась под уклон, по гладкой ледяной дорожке, в массивных деревянных коробах с помощью брезентовых лямок перекидываемых через плечо. Норма откатки грунта достигала не менее восьми кубометров на рабочего. Этот грунт нужно было взорвать, погрузить в короба и отвести в отвал. На двух рабочих за смену выходило не менее 50 коробов. А наши "геркулесы" выполняли норму на 150%. Это означало, что за каждые 10 минут нужно было откатить один короб. Каждому знающему забойщику было ясно, что достигнуть таких показателей без приписок было невозможно. Когда я поближе познакомился с делами бригады, то узнал, что все рекорды делались не только за счёт ударного труда, но и перерасхода взрывчатки и дутых замеров подкупленных маркшейдеров. В нашем забое закладывалась в "бурки" двойная порция аммонала, так что половина грунта выносило в отвал.
Проработал я в этой " геркулесовой бригаде" около месяца и тоже стал ударником, перевыполняющим норму. Но вдруг со мной стряслось несчастье : при погрузке на санки тяжёлой мерзлой глыбы мне раздавило фаланги пальцев на правой руке. Хрустнуло так, что посыпались искры из глаз. Из забоя я моментально был направлен в санчасть. Когда я рассказал, как это получилось, никто мне не поверил и от работы не освободил, считая за "саморуба". Смазали мне йодом ушибы и пригрозили штрафной бригадой. Бригадир на свой риск оставил меня на один день в бараке, а затем снова вывел в забой. Работать я уже, как прежде не мог. Мне поручено было следить за чистотой ледяных дорожек. С метелкой в руках я удалял с пути песок и камни, мешавшие движению коробов. Но и этому вскоре пришёл конец. Меня списали из лагеря в подвернувшийся этап на приск Борискино, расположившийся в долине реки Средникан.
( продолжение следует )