А. Волосевич. Война, облава и партизаны

Глава 13 из книги А.Н. Волосевича «Жибруки»
"Война,  облава  и  партизаны"

Волосевич Адам Николаевич
Заслуженный врач Российской Федерации, полковник медицинской службы в отставке, член Союза писателей России.

Родился  11   января   1936  года   в  деревне  Гоцк  Минской  области  в  крестьянской  семье,  по национальности  белорус.   После окончания семилетней школы  в  1953  году  поступил и  через  три  года  окончил  медицинское  училище  в городе  Пинск  Брестской области  с  правом   поступления в  институт   для  продолжения  учебы, не  приступая  к  работе.   С  1956 по  1962  год  учился  в  Смоленском  медицинском институте,  по окончании  которого  планировал  заниматься  врачебной  деятельностью  в  системе гражданского  здравоохранения.  В  связи  с  острой  нехваткой   военных  врачей  сразу  же  после  окончания  института   был  призван  в  кадры  Вооруженных  сил  и  направлен  на  Тихоокеанский  флот.     Проходил  службу  в  войсковом  звене  шесть  лет.  Один   год врачом  на  крейсере «Адмирал  Лазарев»  Совгаванской  Военно-морской  базы, потом   два  года  начальником медпункта  флотского  экипажа  в  г.  Владивостоке  и три года  начальником  медслужбы  учебного  отряда  на  острове  Русский.  Учился  в  интернатуре флота по хирургии и   урологии,  на циклах  повышения  квалификации  ВМедА  имени Кирова в г. Санкт-Петербурге.    С  1968  по 1977  год  проходил  службу в отделе  медицинской  службы  Тихоокеанского  Флота  в  должности офицера,  старшего офицера  по лечебной  работе.  В  1977  г.  переведен  в  Москву  в   Главное  военно-медицинское  управление  Минобороны,     где   исполнял   должности  старшего  офицера,  старшего    инспектора  лечебного  отдела,  заместителя, а затем   начальника  отдела  центральных  военно-лечебных  учреждений  гор. Москвы.  Принимал  активное  участие  в составе    инспекций    ГВМУ МО   при  проверках   состояния    медицинского  обеспечения  Видов  ВС,  военных  округов,  флотов,  групп  войск;   работы  центральных военно- медицинских  учреждений.  Участвовал  в эвакуации  в  центр  и  оказании  медицинской  помощи  раненым и больным  из  состава  ограниченного  контингента советских  войск в Афганистане.    Принимал   непосредственное   участие  в  ликвидации  последствий  аварии на  Чернобыльской АЭС,  получил  группу инвалидности.       
Занимался  подготовкой  директив  и  методических  указаний  Главного  военно -  медицинского   управления,    предложений   в  проекты приказов  и   директив  Министра обороны  и его заместителей  по  вопросам  медицинского  обеспечения  военнослужащих. 

  В  60 – 90 годы  Главным  управлением, используя опыт  Отечественной  войны,    проводилась   большая    научная   и  организаторская     работа  по    профилактике  и  лечению  раненых  и  больных современными  видами  оружия. Принимал  активное  участие в  этой  работе. Она     проводилась   под  непосредственным  руководством  замечательного  врача,  ученого,  академика начальника ГВМУ МО генерал-полковника  м/с Комарова Федора  Ивановича.    И,   по отзывам современников,  одного  из  лучших    организаторов   военного  здравоохранения  в советское  время  генерал-лейтенанта м/с  Юрова Ивана  Александровича.  Большой  вклад  в  организаторскую  и  практическую деятельность военной медицины,  подготовку  военно-медицинских  кадров  в этот период  внесли  начальники управлений  ГВМУ генерал- лейтенант м/с  Синопальников  И.В, генерал-лейтенант м/с Вязицкий     П.О.,   генерал-майоры м/с  Маник В.М.,  Черноусов В. А., бессменный  куратор санаторного дела  в  Вооруженных  Силах   генерал-майор м/с  Назаров В.Ф.,  начальники  медслужбы ВМФ генерал-майоры  м/с  Иванов Е.М.,  Жеглов В.В.,  Потемкин Н.Т., а  также   начальники главного  и  центрального военных  госпиталей генерал-майоры м/с  Крылов Н.Л.,  и   Глухов  Ю. Д, начальник  госпиталя ТОФ  полковник  м/с Григоренко Г.Ф,   другие  генералы  и офицеры  медицинской  службы  Видов ВС, военных  округов, групп войск  и  флотов,   профессорско-преподавательский состав   Военно-медицинской академии  имени  Кирова.            
Самостоятельно и  в  соавторстве  подготовил  и  опубликовал    в медицинских и  других   изданиях   28 научных  статей  по  вопросам  военной медицины   и  военной  службы. В мае  2020  года  в  издательстве  Юстиц-Информ (Москва) издана   историко-автобиографическая книга «Жибруки» (550 стр.).   А  в августе того  же  года эта  книга  переиздана в  Минске,  разослана  по  всем  библиотекам Белоруссии  и  помещена в свободную продажу.  В  августе  2020 г. Московским отделением   писателей России  принят в члены Союза  писателей Российской Федерации.  Решением   Президиума  Международной  Академии  Русской   словесности   4  августа 2020г. (протокол № 89)  избран действительным членом  академии  с присвоением  звания «Академик» и  выдачей  диплома. За  успехи в военной  службе  награжден  орденом  «Знак Почета»  и  12  медалями,  в 1988  году  присвоено  почетное звание «Заслуженный  врач Российской Федерации».       

 Встречался с  Первым космонавтом земли  Гагариным  Ю.А.  в  1962 г. и   от  имени  студентов  Смоленского  мединститута  приветствовал  и  подарил   ему  памятный  подарок медицинский  микроскоп.  Состоялись   встречи  в неформальной  обстановке  с Президентом Российской  Федерации  Путиным Владимиром Владимировичем, легендарным  руководителем  Кубы  Фиделем  Кастро,  Министром обороны Советского  Союза  Маршалом    Язовым  Д.Ф.,   Военным атташе  США.  В  связи  со  служебной  необходимостью  выезжал  в  командировки в Северную  Корею,  Вьетнам,  Лаос,  на Кубу,    Германскую  Демократическую  Республику.

   Уволен с военной  службы в  1994 году  в  отставку  по  возрасту  и  выслуге  лет.  В семье образовалась медицинская  династия:  жена,  дочь,  внучка  и зять  работают  врачами  в  лечебных учреждениях  г.  Москвы, готовится   в  будущем  стать    врачом   правнучка.  После  увольнения восемь  лет  работал  в  Военно-медицинской  страховой  компании  и  Страховой  компании  РОСНО. А  последние  десять  лет постоянно  избирался  жителями дома  председателем правления  Жилищно-строительного  кооператива  «Бутово - 8» в  своем  доме.





                Глава 13 из книги А.Н. Волосевича «Жибруки»

                "ВОЙНА, ОБЛАВА И ПАРТИЗАНЫ"


Начало и первые дни войны  в 1941 году  для наших  жителей прошли  спокойно  и малозаметно.     В деревне не было радио  и телефона.  Газеты  мало кто получал,  да  и  приходили они даже в спокойное время  через  несколько  дней после выпуска.   Трагические известия  о  нападении  фашистской  Германии на Советский  Союз передавались из  уст  в уста. Несмотря  на кажущуюся  близость  границы,   всего 250  километров,  в первые  дни  войны  немцы  не  бомбили  нашу и  другие соседние деревни. А дело в том,  что  наша деревня  расположена в середине Пинского  Полесья или  Пинских  болот.  Северная  граница нашего  края  проходит  по линии Брест – Барановичи,  южная –  фактически по государственной границе с Украиной вдоль  реки  Припять.  Замыкает этот  треугольник линия  с севера на  юг  Барановичи – Слуцк. В этом  треугольнике на западной границе  Белоруссии  не располагались  наши  воинские части.  Там из-за болот  и бездорожья  нельзя было  не только  проехать,  там трудно было  в  отдельных  местах  даже  пешком  проходить.

Фашистское  командование  при разработке плана «Барбароса» нападения на  Советский Союз  учитывало  этот  фактор.  Один удар  своих главных  сил  они спланировали  и осуществили из  территории  Польши и Восточной  Пруссии  через Брест и Гродно на Минск, где  имелись  хорошие  дороги  и местность  вдоль  них  позволяла  развернуть  и двигать  на восток  большие механизированные  соединения. Второй  удар главных сил  фашисты  спланировали тоже с территории Польши южнее Бреста  через  Львов на  Киев.  Наступать прямо  по имеющейся дороге  Брест – Кобрин –  Пинск – Слуцк, проходящей через середину Полесья,  фашисты  не решились,  так  как  эта дорога была неплохой,  но очень  узкой.  Один  застрявший  танк  на дороге  сразу  парализует  всю колонну  войск. А обойти его  по обочинам  практически  невозможно,  везде  болото,  трясина.  Бои уже  шли под  Минском,  а к нам в деревню  немцы пока не заходили.  По  большому счету с военной  точки  зрения  им там делать было нечего.

Первые признаки  появления  немцев  у нас в Белоруссии,  а  также  то, что  началась  война, жители  нашей  деревни  ощутили и увидели  в конце июня.  В деревню  своим ходом пришло более  50 красноармейцев  в летней  военной форме без  оружия. Основная  причина захода  их в нашу деревню была проста  как ясный день.  Части и соединения,  где они до начала войны проходили службу  вдоль границы  были разбиты,  потеряно  управление,  оружие.  Часть  военнослужащих  погибла,  другие попали  в плен,  а  эта  группа  спаслась от  ужасов  первых  дней войны  и по лесам стали пробираться на восток  в надежде  догнать  свои армейские  части.   Но их подстерегала другая  беда  –  голод.  Они по несколько дней не  питались,  ничего  не ели.   Все были голодны  и стали проситься  у сельчан,  чтобы их покормили  и взяли  на  постой,  дать возможность  отдохнуть и  прийти  в  себя.  Вся  группа  бойцов  буквально в течение  часа  разместилась  по 1-2 человека  по избам,  их всех накормили,  напоили,  дали  возможность отдохнуть. В нашем доме разместились два бойца, одного  из них  звали  Николай, а попросту  Коля, как  он  просил  называть  его. Он  поведал,  что   из  Москвы, его родители  живут   там,  и он призывался на службу из Москвы. Немного  освоившись,  он  оказался  веселым  парнем,  трудягой.  Получив  приют и радушие местных жителей, красноармейцы задержались на несколько дней в  нашей деревне.

Уяснив  обстановку,  фронт уже ушел  далеко.  Пал Минск,  бои шли за Бобруйск,  Мозырь,  бойцы стали проситься  задержаться еще  на  некоторое время в деревне. Они  поняли, что  догнать фронт уже практически  невозможно.  Идти  «в никуда», без  оружия и питания тоже не дело,  далеко не уйдешь, вокруг  немцы. Посовещавшись  между собой,  они решили просить  сельчан оставить их  еще  на  некоторое время в деревне.  Тем более жители  их не прогоняли, в  каждом  доме они питались  вместе с членами семей  за одним столом.  Получив такое  радушие, бойцы активно  включились в работу своих  «кормильцев»,  стали  помогать  сельчанам выполнять  любые  сельскохозяйственные  работы,  заготавливать сено на корм  животных  зимой, короче,  делать  все,  чем  занимались  сельчане.  При этом  включились  в  работу  и  помогали крестьянам  они  добровольно,  никто из  местных  жителей  их  не  попрекал и  не отказывал  в  проживании и  питании.   Все  красноармейцы   добровольно  принимали участие  в  работах  и  помогали  жителям  села. 
 
Красноармеец  Коля, который  остановился  со своим товарищем у нас в доме,  как  я  уже упоминал ранее, был веселый  по натуре  человек, трудолюбивый,  помогал  отцу  и дедушке во всех  работах.  Несмотря на тяжелое положение,  в которое попала его  группа,  никогда  не унывал,  вселял  себе и своим сотоварищам  уверенность,  что все наладится. Коля мне, пятилетнему  пацану,  запомнился  вот  таким эпизодом.   На лужайке  за огородом  вся  наша семья  собирала  высохшее сено и на длинных  парных шестах  в виде копен  сносила на хранение в сарай.   Коля приказал  мне  крепко взяться и держаться  за один конец этого шеста, а другой взял в свои руки  поднял на уровень плеч  и стал  кружиться  со мной как на карусели. Это вызывало у меня  небывалый  восторг. Но этого мало.  Коля,  призывая  меня держаться покрепче,  поставил шест в вертикальное положение  и,  подняв  на сколько можно  вверх, повторил  карусель. А потом, поставив  шест одним концом себе на лоб,  расставив руки в  стороны,  стал  расхаживать  по лужайке,  изображая,  что то похожее на трюк в  цирке.  Радости и одновременно страха  у меня, как говорится,  были полные штаны.  Я помню  –  мама просила, Коля,  не погуби мне дитя.   На что он с улыбкой  отвечал, все будет в порядке.

Остановившиеся у нас в деревне  бойцы прожили  около  месяца. Догонять  фронт  они уже  не стали,  было  бессмысленно.  По оккупированной  немцами  территории без оружия,  даже по лесным  дорогам  и тропам,  нельзя было решить  эту  задачу. Самым  верным  и правильным  было бы  уйти в лес и слиться с партизанами.  Но в те дни, к сожалению,  в нашей округе  партизан еще не было.  А сами они  организоваться на это дело не смогли.   В этом деле им нужна была помощь  организационного порядка.  Но получить ее ниоткуда они не могли,  своего опыта тоже не имели. Вот и остались крепкие,  молодые  бойцы без руля  и  без оружия,  не зная,  что делать  дальше. 
В конце июля  в деревню нагрянул  отряд  немцев.  Всех красноармейцев арестовали,  вернее,  пленили  и угнали из деревни  как  советских  военнопленных.  Перед  уходом наш  Николай  отдал моему отцу все свои  документы  с надеждой после войны вернуться  в деревню  и забрать их или, как он попросил отца,  в случае его  гибели найти  в Москве родственников и передать  им. А также  рассказать, как он провел у нас свои вероятно последние дни жизни. Отец вместе с ним завернули его документы в кусок холста, связали шнурком и засунули этот сверток  в коровнике  между стеной и крышей. Они считали,  что  в  таком  месте  пакет  будет надежно спрятан и сохранен.  Так бы оно и было. Но  во время облавы  19 февраля 1943 года  все дома и хозяйственные  постройки в деревне  вместе с не убежавшими в лес жителями были сожжены. Сгорел и наш дом с коровником.  Найти следы москвича Николая после войны по таким сведениям отец пытался,  но из этого ничего не вышло.   Сам Николай тоже после войны  не объявился. Вероятнее всего погиб  он во время войны,  а вернее  замучен в фашистском  концлагере. Были и такие  слухи, что всех  плененных таким образом  бойцов  в  первые недели  войны,  сразу  же  расстреливали.
 
Осенью 1941  года  немцы  стали устанавливать  свою  власть и  в нашей деревне.  Назначили  из числа  жителей  полицейских  и старосту. Некоторые граждане  были возведены в ранг  полицейских  по  принуждению,  силою  приказа.  Другие,  в том числе староста, приняли  эти  должности,  что называется  с удовольствием. Первым  серьезным  делом  немецкой  власти  в нашей деревне  был  отбор  молодых  крепких  парней  и девушек в возрасте  20-25 лет  и направление их в  Германию для  работы в сельской  местности  в  роли  рабов  зажиточных  бюргеров по уходу за животными, обработке земли, огородных участков,  уборке урожая.  Всего  было отобрано и отправлено на принудительные работы  в Германию  40  человек.  Вернулись  они домой только после Победы  в 1945 году.

Полицейские в деревне в основном занимались сбором продуктов  для  немцев  и их прислужников,  расквартированных  в ближайших  селах и городах.  Собирали,  вернее,  отбирали в каждом доме яйца, масло, сало,  мясо,  муку,  крупы и все, что им приглянулось, нередко последнее,  что было в доме.  Не  гнушались  и животными,  которых тут же забивали,  а туши  грузили на подводы  или сани  и  увозили  с собой.   Грабить, таким  образом,  становилось  все труднее и труднее, так  как  жители  при  немецких  порядках  сами  еле сводили  концы  с концами, а попросту  голодали. Подобные  заходы по сбору продовольствия  делались  практически  еженедельно. Этим, по  сути,  мародерством, активно  занималось  большинство полицейских, наибольшее рвение  проявлял местный староста  по  имени Никита.

Летом  1942 года по деревне прошел  слух –  едут  немцы.  Действительно  в деревню  на двух  подводах заехала  группа  немцев  числом  8-10 человек.  Все в немецкой  форме с оружием. Один из них старший  говорил  на немецком  языке,  а из сопровождающих только один переводил на русский.  Другие все  время  молчали.  Старший тоном,  не терпящим  возражения, приказал  первому  попавшему на глаза крестьянину  разыскать  старосту. Прибежавшему старосте  еще более сурово  было приказано в течение одного часа  собрать  одну корзину  яиц, а  другую  сала,  мяса, масла,  хлеба  и организовать обед для его команды.  Староста,  не долго  думая, привел  немцев  во двор  к брату моего деда Александру  и распорядился,  чтобы  бабушка  Агапа в течение часа  накормила  гостей.  Для ускорения  работ бабушка  прибежала к нам во двор,  благо это было недалеко,  всего через улицу, и попросила  мою маму помочь  ей. Вдвоем  они из  того, что имелось  в  избе, и как могли  быстро  поджарили  яичницу,  нашли  кой-какое сало,  хлеб,  зелень из огорода,  кринку  молока.  Немцы  с аппетитом  все это умяли,  кушали  молча.  Один из них  что-то лепетал  по-немецки, но никто не переводил его лепет.
 
В конце обеда один немец  обернулся и оторвал  со стены  кусок  газеты,  которыми  вместо обоев была оклеена  стена в районе обеденного стола.  Достал из кармана  табак,  смастерил  самокрутку  и закурил,  его примеру последовал еще один  гость. Мама все это видела,  стоя  у печки  и  выйдя в сени,  попросила бабушку Агапу делать все молча,  не вступать ни в какие разговоры с  немцами,  не отвечать на их  вопросы.  Мама  пояснила потихоньку бабушке:  это не немцы,  это,  вероятнее всего,  переодетые  партизаны.  Настоящий немец  никогда не сделает самокрутку из грязной, засиженной  мухами газеты, оторвав ее со стены. Старший немец  поблагодарил  бабушку за обед  опять  же  на  немецком  языке, а его сопровождающий перевел на русский язык.  Выйдя  во двор, они увидели,  что  староста их указание выполнил  полностью  и вовремя.  Обе корзины с продуктами стояли на одной из телег, на которых  они приехали  в деревню.  Старший немец  распорядился,  чтобы староста сопроводил их  за околицу  и показал  наиболее  короткую дорогу в соседнее село. Войдя  в лес,  партизаны здесь  же расстреляли  старосту, забрали  продукты и ушли  на свою  базу. Вот  так и жили все  в деревне,  не зная,  немец  грабит тебя или партизан зашел  за харчами к своим людям.

Продолжалась такая жизнь  до февраля  1943 года,  до облавы.  Когда  вся деревня  была сожжена дотла  вместе с оставшимися  животными  и не успевшими  убежать  в лес людьми. После облавы  немцы больше не заходили в деревню.  Во-первых, там  ничего не осталось,  одни  пепелища.  Уцелевшие  жители прятались по лесам. Во-вторых,  к этому времени  в нашем регионе,  и  во всем Пинском Полесье очень мощным  стало партизанское  движение, немцы теперь  боялись ходить  небольшими  группами,  передвигаться  по лесным  дорогам, особенно  в  ночное  время.  Они не могли  воевать и надеяться на победу над партизанами. Верх всегда был  за партизанами. Немцы  держались в городах и крупных  населенных  пунктах,  на перекрестках  крупных  дорог, где можно было использовать для защиты  мощное оружие  и технику. «Партизанская  война» продолжалась  до августа 1944 года,  когда в результате решительного наступления Советской Армии  по плану  «Багратион» была полностью  освобождена Белоруссия.
Наша  деревня  19 февраля  1943 года была сожжена полностью.   Карателями  была устроена облава, деревню окружили вооруженные нелюди,  кто не успел убежать в лес  были убиты  или заживо сожжены в своих  домах.  Была сожжена заживо в своих  сараях и постройках  вся скотина,  все запасы хлеба, овощей. Большей части  жителей нашей деревни удалось  спастись  только потому,  что накануне  фашисты окружили  соседнюю деревню  Пузичи и начали сжигать,  убивать людей,  намереваясь  после завершения этого  гнусного  дела в Пузичах  переехать на следующий  день  в нашу деревню. Фашисты боялись заходить в лес,  там они были беспомощны,  несмотря на свои  «шмайссеры»,  они  также  боялись  глядя на  ночь переезжать  через лес  в  соседнюю деревню. Мерзавцы отложили  это позорное дело назавтра.  Кто-то  из спасшихся  этой деревни  или  возможно  нашей  был  там  и незаметно убежал  и  предупредил  жителей  Гоцка  о надвигающейся  беде.  Таким образом, жителям  нашей  деревни  полураздетыми и  одев  на ноги  абы  что удалось спастись,  а потом в лесу  в мороз  выживать. 
Во  второй  половине  дня  18 февраля 1943  года было получено  страшное  известие  о  том,  что  немцами были  заживо  сожжены все  жители соседней  деревни  Пузичи.
  Раздумывать  было  некогда.  Все  население  нашей  деревни  в  один  миг поднялось  со  своих  изб  и  стали  в  срочном  порядке уходить, убегать,  уезжать,  кто  как мог  в ближайший лес, благо  он  был  рядом  не  далее  одного  километра от жилых  домов. Смеркалось, зима,  мороз  градусов 15.  Наш отец  и  дедушка запрягли  в  одни  сани  вола, в  другие  лошадь.  Быстро погрузив нас  троих  детей  7, 5  и  3-х  лет  в  сани,  захватив  кой-какой  скарб и  в упряжке,  где  был  вол, мы – трое  детей, бабушка  и  дед,  двинулись  в лес.  В другие  сани с  лошадью  в упряжке, отец  и  мама стали нагружать, что могли  из  продуктов,  одежды, хозяйственный  инструмент.  Отец  договорился  с дедушкой,  в  каком  лесу должна  состояться встреча.  Вторые сани  немного задерживались,  пока  шла  в  спешке погрузка  вещей, одежды,  продуктов.  Было  ясно,  что  лошадь  быстрее  ходит, чем  вол,  и они  догонят  нас в  условленном месте. Так  и случилось,  к середине ночи  въехали в  глухой  лес и замерзшее  болото,  не  далее 4-5  километров от  деревни. Из  продовольствия  смогли  взять,  что  было в  доме:  хлеб, мука, крупа,  зерно,  сало,  мясо,  немного  картофеля,  укрыв  все соломой  и тюфяками,  чтобы не поморозить.  Из  вещей  и продовольствия  по  понятным  причинам  было взято  крайне мало для  того чтобы  продержаться какое  то время  на  морозе в  лесу без обогрева  и помещений.  Но больше  захватить  с  собой  необходимых  вещей  и  продуктов  было невозможно  из-за  спешки  и  отсутствия  места.  На  сани много  не погрузишь, учитывая,  что требовалось увезти  еще и семь  человек  семьи, передвигаться  по бездорожью,  по  снежной  целине  в  глухом  лесу и  ночью.
В деревне  осталось  несколько семей.  Они считали,  что они  верующие (баптисты) очень чтят бога, и  немцы,  мол,  бога  тоже  чтят.  Вот они  и не будут их трогать.
 После ухода немцев из деревни на месте тех домов, где остались богомольцы  все могли видеть пепелище и в уголочке горстку  костей. Как сидели,  вернее,  стояли всей семьей  вокруг стола так  и погибли,  сгорели вместе.  Некоторые пожилые  люди тоже не ушли в лес,  мотивируя свою  позицию тем, что они старики  ничего плохого не сделали  немцам.  Это  не помогло  и не спасло никого.  На пепелищах,  на месте домов  остались только горстки  костей,  что оставили верующие в бога  «добрые» немцы.  Все запасы продовольствия,  постройки,  все сараи с животными заживо были сожжены дотла. Эти издевательства  творились под флагом борьбы с партизанами. Да,  стар и мал  ненавидели немцев,  потому что они пришли в наши дома,  разрушили и сожгли их,  сожгли хлеб,  продовольствие. Все делалось из  расчета, что люди умрут голодной смертью. Для немца непобедим  и страшен  был как семидесятилетий  старик, так  и  младенец  в люльке. Немцы на многие столетия покрыли себя ненавистью.  Им и  их  поколениям долго-долго  нужно  будет  отмываться от этой  нечисти,  которая осела и загадила  душу  фашиста,  просить  у  бога  и  невинных  жертв прощения  и  покаяния.  Издевательства и глумление над мирными  и беззащитными людьми немцы творили не только в нашей деревне,  это проходило по всей Белоруссии  вплоть до 1944 года,  когда под ударами Советской армии  эти гады и нелюди были изгнаны из нашей земли.

Немцы  своими  действиями  в  годы  войны опозорили свою  нацию  и провинились  перед  богом и человечеством  на  многие  столетия.  Разве  можно  забыть все, что мы, еще дети,  видели,   как  нам  удалось  выжить в морозную  зиму и  полуголодными.  Каждый  немец  на сотни  лет должен  считать  себя  опозоренным  своими   предшественниками –  отцами  и братьями.  Это  не  забывается  и  не  прощается.  К сожалению,  активную  помощь немцам в  истреблении  мирных жителей  Белоруссии  очень  усердно оказывали латыши (жители Латвии) и  бандеровцы –  жители Закарпатья. Сегодня, по прошествии многих  десятков лет,  когда  эта  чума была  побеждена,  их потомки так  рьяно  выступают  за  мир,  за  демократию,  за  счастье всех людей на  земле. Волосы дыбом встают на  голове, как же  можно забыть  деяния своих  отцов.  Белорусы ведь не  ходили  в Латвию,  на  Львовщину,  в  Германию,  не жгли и  не  резали мирных людей.  Сколько  же у  этих  чудовищ  было зверств, и   зачем  все  это  творилось?  История  злодеяний  не забывается.  Пороки  предков  всплывают, и за  них  должны расплачиваться  потомки. Таков  закон  жизни.
Разожгли костер  и стали  думать,  как  жить дальше,  что  делать,  где  искать продовольствие,  тепло  и одежду.  Рядом с нами  разожгли свои  костры другие жители  деревни. Лошадь  и  вола не выпрягали из  саней.  Они  так  и стояли  наготове на  случай срочного  отъезда далее в  глубь леса.  Так до  утра и  просидели около  костра,  на  снегу при  морозе.  Рассвело.  Ближе к полудню от костра к  костру прошел  слух,  что  в деревню  заехали  фашисты  и  начали  поджигать дома, убивать  оставшихся  жителей.  Дедушка объявил,  что хочет выйти на опушку  леса посмотреть самому и  убедиться,  что  там  происходит с деревней.  Его  не  стали  отпускать,  убеждали,  что это может быть  опасно.  Но  он настоял на  своем  и убедил  всех, что из лесу выходить  не  будет,  остановится  на  опушке  за  деревьями.  Несмотря на  протесты, за ним  ввязался  и я.  Дорога была  не  слишком длинная,  сплошь по  колено в снежной  целине.  Заняла она  у  нас  не  более одного  часа, мороз  несколько  спал,  в  лесу  было  тихо, выстрелов не  было слышно.

То,  что я увидел,  до  сих пор в  глазах  стоит страшная  картина, как будто  вчера все это было. Мы  стояли с дедушкой  на  краю  леса за  мелким  кустарником  в  относительно безопасном  месте.  Нас  нельзя  было  заметить и разглядеть. Вся деревня от  края  до  края  пылала, тучи полыхающего  пламени и  дыма поднимались вдоль улицы на расстояние  более  одного  километра.  Над деревней стелился черно-серый дым.  Небольшой ветер сгонял  его  в одну сторону  с  запада на восток. Периодически сквозь этот  дым высвечивались яркие сполохи  пламени. Это загорался очередной  дом или хозяйственная  постройка. К слову,  все дома  и хозяйственные  постройки в  деревне  были сделаны  из  дерева,  а  крыши  покрыты  соломой.  Зрелище жуткое,  трагическое, и  усиливалось оно  от сознания, что горит и  твой дом.  Горит все,  что  вчера было твое,  добывалось  тяжелым  трудом и  не одним  поколением.  Я до сих пор помню  разговор  с  дедушкой.  Я спрашиваю  его; «И  наш дом горит?».  « Да и наш  дом горит», – отвечает дедушка. Я вновь спрашиваю: « А где наш  дом?»  Дедушка поясняет: «Видишь в середине  деревни  сквозь дым периодически  показывающееся  высокое дерево?»  Да,  вижу, – отвечаю. «Это  же  береза в нашем  огороде». Я  вновь  не  унимаюсь: «Деда, а ведь  рядом  с  березой наш  хлев,  а  в нем  корова, овцы, свиньи,  куры. Они как?» –  Все горит, внучек, никому  нет спасения.

На  пепелище  сгоревшего  нашего  дома через  несколько дней  мне  тоже  пришлось побывать. Меня  вновь  взял  с  собой  дедушка.  Вот что я увидел  на  этот  раз.  Остатки развалившейся  печки, недогоревшие  бревна,  даже  изгородь  сгорела.  Вместо дома кучи  пепла и углей,  а там где были сараи  с животными  среди пепла большие и малые белые  кости и  косточки. Большие от коровы, маленькие от телят и поросят. Это  все что осталось  от нашего  дома.  Точно  такая картина открывалась глазам  и  на  соседних  подворьях. От  увиденного  и  услышанного  мне  так  стало больно на  душе.  Я окаменел.  Как же так, вся  наша семья  изо дня в  день все это растила, строила,  берегла для  себя, для того чтобы на следующий  год  весной  засеять  поле, живность отправить  на  пажу в  лес,  на луг.  И все это  доставляло бы радость,  счастье.  А  здесь через час-другой  все сгорит, кроме горстки пепла и недогоревших  головешек ничего  не останется. А  как   нам  и где жить? Дедушка молча всхлипывал, протирал  слезившиеся глаза рукавом сермяжной  куртки. Так мы простояли не более получаса и  молча двинулись в  обратный  путь  к  своему  костру. По  пути нам  встречались и  обгоняли нас наши  сельчане.  У них было  все то же,  что и у  нас.  Поведав  родственникам  обо  всем  увиденном,  поохали  все вместе,  поплакали,  помолчали и решили ехать  в  вглубь  леса,  еще  километров на  три-пять  дальше.

Картина была еще  более  ужасающая  там,  где  жители  остались в своих  домах  и не убежали в лес  во  время прихода  фашистов.  Они  надеялись,  что их пожалеют каратели и не убьют,  потому  что они  верят  в  бога  и  молятся  ему,  так же  как  и немцы.  Другие очень пожилые люди  не ушли  в лес, полагая,  что  они  никому  в своей жизни не причинили вреда, их не за что карать  и убивать.  Они надеялись, что им  как-то  удастся спасти  свои  подворья  и  пожитки  от уничтожения.  Каратели никого не пожалели,  убили всех  взрослых,  стариков и детей,  богомольцев  и атеистов.  Заживо сожгли всех  в  их же домах. На пепелищах  остались, это  все могли увидеть, горстки  костей.   При этом людские кости и косточки были вместе, то есть еще живые  люди, верующие в бога  взрослые и  дети, обнявшись, приняли заживо в молитве свою смерть. Одновременно  всей семьей ушли из жизни, стоя вокруг стола и молясь  в святом углу. После  облавы через несколько дней останки  всех погибших  сельчан были  собраны на  пепелищах,  и каждая семья была похоронена  в отдельной  могиле на сельском кладбище. 

Новое  место ничем  не отличалось  от  только что  оставленного,  кроме  того что оно было еще дальше  заглублено  в  лес и более безопасное.  Никакой  дороги или хотя бы тропы туда и в помине  не было.  Сплошная целина, снег,  густой  практически  непроходимый  лес.  Летом после  таяния   снега  оно перекрывалось непроходимыми  и непроезжими  канавами, болотами и гатями, лесными завалами. Оно действительно  обеспечивало  нам некую  безопасность  от  врага.  До  него  доехать даже в  санях  зимой чужому человеку было  крайне трудно. Но  и  нам  оставаться  там надолго было  тяжело.  Зима,  мороз  15 – 20  градусов,  кругом  снег,  лесные  завалы.  Надо  было искать  какой-то выход.  В деревню  возвращаться  нельзя. В  любой  момент вновь  могут нагрянуть  каратели,  спасения уже  не будет,  не успеем  убежать. Но  даже если немцы и не нагрянут  снова  в  Гоцк,  там делать нечего, все разрушено, все сожжено. Одна  боль  и  страдание, а на душе будет постоянная  кровоточащая и незаживающая  рана.

Понимая, что война не заканчивается облавой и неизвестно, когда ей будет  конец,  на семейном  совете  было  принято  решение обустраиваться в лесу и налаживать  там жизнь,  используя  все возможности и сведя все  житейские  потребности до минимума,  до состояния выживания и сохранения жизни всему семейству – взрослым и детям.  Решено было переехать в другое  новое урочище.  Наиболее подходящим  и безопасным  для нас в то время  казалось  урочище  среди  топей  и  болот  Подмолока. Если до этого мы прятались в лесу, где-то вдоль речки Лань на востоке от деревни,  то Подмолока  располагалась также вдали от пепелища  километров на 8-10, на юг  и в основном среди болот,  которое у нас называлось  Гричин.  Кроме отдаленности и  какой-то гарантии безопасности  Подмолока  привлекала наше внимание  еще и тем,  что до войны  там у нас был небольшой участок сенокоса на границе болота и подлеска,  где мы всегда заготавливали сено,  как правило, не больше одного стожка. Вот и сейчас, принимая во внимание наличие там сена, выбор пришелся  на Подмолоку.  Решалась хотя бы одна небольшая проблема –  наличие  примерно на месяц  корма для лошади и вола.  А там   скоро и весна.

Во второй  половине февраля со своим  скарбом, а он  к тому  времени состоял  всего  из  двух полупустых саней, мы двинулись  к намеченном месту жительства.  Ехали  по лесу весь день  до сумерек  без всякой дороги, лошадь и бык  проваливались по  брюхо в снег. Отец и дедушка ориентировались, куда мы  едем,  поэтому без большого труда выбрали  среди  леса  на небольшом пригорке  поляну,  пригодную  чтобы развернуть новый  лагерь. Выбор  основывался еще и на том,  чтобы  весной или летом в распутицу не оказаться в воде.  Разложив костер  и  как-то  успокоившись,  поужинав,  вернее перекусив,  что было,  у костра дождались утра.  Понимая,  что  окончание войны  неизвестно,  в округе орудуют немцы, появляться у  них  на виду – смерти подобно. Решено  было  обживаться здесь,  соседей тоже не было.  Они, как и мы,  старались  размещаться и прятаться  отдельными  семьями, надеясь что это поможет  им спастись  и выжить.  На следующий день прямо с утра  началась  стройка –  сооружение жилища. Строительного материала было достаточно прямо здесь на  месте.  Из срубленных деревьев ольхи  и березы  начали  строить лесной  дом размером примерно 4 х 4 метра,  утепляя щели и  промежутки между бревнами  мхом и прочим  мягким материалом.   Примерно за неделю такой дом был построен.  Потолок и крыша сооружены были  из тонких  стволов  деревьев  и покрыты  камышом,  который в избытке рос  здесь же на болотистых  участках.  В стенах  предусмотрено было  небольшое  окошко  и дверь,  которые для сохранения тепла закрывались какими-то дерюжками.  Пол выстлан был  древесными плахами,  высота  жилища  получилась около  двух метров. В центре располагался очаг для костра.  Рядом с лесным домиком было оборудовано  примитивное сооружение для  лошади и вола.
 
Соорудив пусть примитивное,  но жилище,  где можно было прятаться от мороза и снегопада, решили еще больше его обустроить.  На пепелище в деревни от сгоревшего дома и разрушенной печки  остались  кирпичи.  Крадучись,  осматриваясь,  чтобы не напороться на фашистов,  заехали на  лошади в сгоревшую  деревню и на своем пепелище собрали немного  кирпича  целого и разбитого и из него  в лесном доме соорудили печку. Стало легче готовить простейшую пищу,  кипятить  воду,  согревать  помещение.  Практически  огонь в печке горел весь день и вечер.  Следует добавить, что были сооружены полати,  где и дети и взрослые при том мизере одежды могли  укладываться на  отдых и спать. Все это было обустроено к концу февраля – началу марта. Обживая и утепляя  свое жилище,  взрослые полагали, что это вероятнее все не на один месяц, а может и не на один год.  Конца  войны не видно было.

Большую помощь  в  обустройстве нового  места  жительства оказали  нам дедушка  Алексей,  отец  мамы, и его  три  сына  из  соседней  древни  Луги.  Накануне  мама  вместе  с отцом  лесными  тропами по  бездорожью  добрались  до соседней  деревни, тоже сожженной  как наша, встретив спасшихся  жителей, которые  помогли им  найти  в  лесу семью нашего  деда Алексея.  Увидев  дочь живой,  пусть потерявшую  все, кроме  детей, дедушка обрадовался и, не  откладывая  помощь  в  обустройстве  лесного  жилища,  в  тот  же  день  вместе  с  сыновьями  добрался  до нашей  стоянки,  и все вместе взялись за сооружение  лесной  избушки.
 
Одна из главных  проблем,  соорудив  кой-какое  жилище и обретя  укрытие от врага и  холода, хотя бы частично  и примитивно,  но решалась.  Оставалась  вторая,  более главная, задача:  как   и  где  добывать  продукты.   Те продукты,  что взяли с собой,  убегая перед облавой в лес, были на исходе,  деревенский дом со всем скарбом сгорел  абсолютно дотла. На улице  зима,  даже если придет весна и лето,  мало что изменится.   Наличие в своем обозе скотины  –  вола не решает проблему. Срок выживания продлится  на  один-два  месяца,  не более.  Лошадь  тоже принципиально  не решает вопросов питания.  Голодовка,  точнее  голодная смерть,  просто оттягивается на несколько месяцев,  не более. Смерть без пищи прямо витала над нами. Что спасало нас и  других селян в то тяжелое время? Перед войной все жители  деревни имели небольшие наделы один – полтора гектара  пахотной земли,  расположенные в разных урочищах. В первые месяцы войны,  вплоть до облавы,  в нашем районе немцы не очень лютовали,  и крестьяне  вели  в какой-то степени прежнюю  жизнь,  так же обрабатывали и засевали свои клочки земли.   Осенью сеяли озимую рожь. Весной все остальное,  но главным  продуктом  была картошка и просо. Такие посевы  были сделаны и весной  и осенью  1942 года.  По  бытовавшей практике в отдаленных от деревни урочищах  картофель,  как правило, собирали и закапывали на возвышенных участках в буртах в связи с тем, что не хватало ни сил, ни времени перевезти все в дом в деревню. Зимой, когда несколько  спадали полевые работы,  эти бурты разбирались, и картофель завозился в кладовки при домах.  Некоторые хозяева,  не справляясь с полной  уборкой озимой ржи,  после жатвы связывали  стержни в снопы,  просушивали и складировали в  большие копны.  А зимой завозили на тока, обмолачивали и использовали зерно для   помола и выпечки хлеба. 
 
У многих  хозяев,  в том числе и у нас,  в поле в отдаленных  урочищах в буртах сохранялся картофель, собранный осенью  пошлого  года  перед  облавой.  Фашисты,  если находили запасы, либо забирали, или чаще всего разрушали  бурты,  чтобы все погибало на морозе.  Оценив все свои запасы и возможности,  решено было вола и лошадь  сохранить,  попытаться выжить за счет  сохранившимся чудом нескольких буртов  картофеля  и опять же понимая,  что войне конца не видно,  весной попытаться распахать и засеять свои полоски  земли,  особенно там, где они располагались вдали  от  вражеского  глаза.  Ждать помощи было неоткуда.  Все это жители  сожженной деревни  понимали  и рассчитывали только на себя.
         
Пережив облаву, спрятавшись в лесу и болотах, встретили весну  1943 года.  В лесу все зазеленело,  на деревьях листва  сплошь закрывает небо, не залитые водой места  украсились  лесными  цветами. Вокруг нашего стойбища, куда ни глянь  везде море воды,  и торчащий кустарник лозы, а  ближе к  берегу  стволы ольхи  и березы  прямо выступают из воды. Птиц налетело  несметное число.  Для них нет войны, одно  раздолье:  комары  и мошкара – их главная пища, в изобилии.  Вот  так прячась  от немцев,   селяне нашей деревни  старались  жить  в лесах, среди болот  и в то же время  думать, как добыть,  получить, вырастить хотя бы что-то из продовольствия. Да не только вырастить на сегодня,  но и сохранить, образно говоря, на завтра, то есть на осень и зиму. 

Так прошел весь 1943 год.  Перезимовали, имея некий  опыт прошлых лет. На следующий  год  весной еще более активно взялись за распашку земли и посевы,  обработку огородов,  что были рядом с пепелищами. Следует заметить,  что после облавы  1943 года и до полного  освобождения Белоруссии  немцы в деревню  уже не заходили. Во-первых,  там ничего,  кроме  пепелищ,  не осталось,  все люди расселились по лесам.  И второе,  к этому моменту в наших краях очень активно действовали партизанские отряды и  их объединения.  Немцы оставались только в городах.   Наш Лунинецкий район,  а можно сказать и  вся Пинская,  частично Брестская и Барановичская  области  назывались в народе и официально  «Партизанский  край».

Все  жители  Белоруссии  перенесли неописуемую  трагедию.  Видеть, как горит твой дом,  как горят заживо в нем люди, и невозможно им помочь,  как на твоих глазах  расстреливают тех,  кто пытается вырваться  из этого огнива –  это не поддается  пониманию и здравому смыслу.   Соседняя с нами деревня  Пузичи  повторила судьбу один к одному известной в Белоруссии и, наверное, во  всем мире  деревни  Хатынь, где всех жителей до одного сожгли заживо в одном большом помещении.  Жителям нашей деревни Гоцк в большинстве своем  удалось спастись  только потому,  что  добрые люди  опередили фашистов на несколько часов  и  предупредили  наших  сельчан  о надвигающейся беде,  и они сумели  буквально в течение  2-3 часов, бросив  все  нажитое ими и их предками за десятилетия,  захватив детей  и немощных стариков, убежать в лес  и там найти свое спасение.

Лес  для белоруса это все:  это его дом, его защитник от врага  и непогоды.  В холод и мороз он его укроет  и согреет, а трудную годину не даст умереть с голода.   Несмотря на февральские  морозы,  наши люди выжили в лесу, отогрелись у костров. А когда немножко стихло,  опасность  новой облавы  отлегла,  стали в лесу  обустраиваться,  сооружать  простейшие жилища  в виде  шалашей, бараков и землянок.  С приходом весны  и лета стало еще немножко легче,  стало проще сохранять тепло.  В лесу появились  грибы, ягоды, орехи,  активнее стали заниматься рыбной ловлей  и охотой  на дикого зверя, которого, как  замечали  старожилы, становилось  все меньше и меньше. Потихоньку,  с оглядкой  на окружающую  обстановку, начали  обрабатывать и засевать  земельные  участки,  расположенные  среди  лесных  угодий и болот. Те  семьи,  где не было взрослых и крепких мужчин,  получали помощь  в обустройстве своих жилищ  от соседей и родственников.  Среди наших  людей в войну не было случаев,  чтобы беспомощная  семья была оставлена соседями по месту поселения на произвол судьбы. Все делились  последним, что у них было, все помогали  друг  другу. 
Можно  утверждать,  при наличии в семье мужских  рук даже в таких  тяжелых  условиях,  в каких оказалась наша деревня в годы войны,  в лесу можно выжить.  И не просто выжить, а сохранить стойкость духа,  работоспособность и нацеленность на борьбу с врагом.  При ограниченных возможностях, особенно  в вопросах  продовольствия,  жители Белоруссии,  будучи  рассеянными  по лесам,  оказывали  ощутимую и  посильную помощь  партизанам,  подкармливали их. Да иначе и не могло быть –  партизаны это их мужья,  братья и сыновья.
 
Завершив,  с  оглядкой,  не идут  ли каратели, весенние  посадки,  крестьяне  приступили  к уходу  за  ними, прополке,  окучиванию  картофельных  всходов.   Эти  работы в основном  выполнялись женщинами, а  мужчины переключились  на  заготовку  сена,  благо,  болот  вокруг жилищ  было более чем  достаточно. Наш   дедушка  с  отцом  заготовили  несколько  стожков   болотного сена,  что вполне  обеспечивало  кормом  для  лошади  и вола на всю  предстоящую  зиму.
Летом  была  утеплена  изба, крыша перекрыта  берестой,  сооружена  пристройка в  виде  сеней. Полы в избе  переделаны, вместо  неровных  круглых  бревен  замощены  раствором  из  глины, что позволяло  надежнее поддерживать тепло  зимой  и  удобнее  передвигаться.  Летом  всей  семьей занимались  сбором  лесных  ягод,  орехов, ловлей  рыбы  особенно вьюнов,  охотой  на диких  кабанов и  лосей.   Выполнялись другие  важные  работы. Надо было  готовиться к  уборке  урожая  и,  самое  главное, – как  его  сохранить  в  таких  условиях,  обмолотить  озимую рожь  и  другие  зерновые  культуры.  Нужны  были  примитивные  токи,  ровные  площадки, замощенные  глиной, и  пригодные  для  обмолота снопов, сушки  и  очистки зерна. Тяжело  было,  но  потихоньку  все эти  трудности  преодолевались. Завершалось  лето.  Сельчане  готовились  ко второй зимовке  в  условиях  оккупации. Трудности  были  немалые,  но  приобретенный  опыт прошлой  зимы вселял  уверенность в  преодолении  этих  трудностей.  Завершалась  уборка и укрытие  картофеля на  зиму,  посев  и обмолот  связанных в снопы  и  спрятанных  в  скирдах в лесу  озимой ржи, ячменя,  овса,  льна.

Крестьяне –  народ  живучий. Если есть  у  него  хотя бы  немножко  силенок,  клочок  земли  или рядом лес,  они  никогда  не  погибнут.  Найдут  возможность вспахать  землю,  получить урожай,  оборудовать  в  лесу  жилище,   пусть даже  примитивное,  но  укрывающее и согревающее семью  от холода  и  дождя  с  надеждой  на изменение  условий  в  лучшую  сторону.  Более того,  даже получить  приплод .  В  нашей  деревне  во  многих  семьях  в  годы  войны  рождались  дети  несмотря  на тяжелую  годину.  У  нас  в  сентябре  1943  года родился  мой  младший  брат Иван.  Истребить  крестьянина  невозможно, у  него за  столетия проживания  на  земле  образовались  глубокие  корни,  разве  что  обрубив их или  лишив крестьянина клочка  земли.  Белорусский  мужик  в лесу ни  при каких обстоятельствах  не погибнет,  всегда найдет возможность  выжить. И  не  только.   Собравшись  с  силенками  и  объединившись  с  соседом,  еще  может  разбить  и изгнать  врага  со  своей  земли!
Завершился старый, начался  новый 1944  год. Сельчане почувствовали  себя  несколько  свободнее  и  безопаснее,  а  самое  главное – научились выживать  в тяжелейших  и  крайне  опасных условиях. Их  стали меньше беспокоить немцы,  потому  что  боялись заходить  в лес,  ставший воистину партизанским  краем.  Можно даже сказать – Полесской Партизанской Республикой. А  чего  заходить? Все сельские  населенные  пункты  разграблены  и  сожжены.  Часть  населения  уничтожена  на месте,  а некоторые перемещены и  погибли  в  концлагерях,  молодые  крепкие парни  и  девушки  угнаны на  принудительные работы  в Германию.  В  нашей  деревне  до  войны  жило  несколько  еврейских  семей. Буквально  в  первые  месяцы  оккупации они  были вывезены  из деревни  и, по рассказам  односельчан, помещены  в концлагерь. Оттуда  никто  живым  не  возвращался.  Наступившая  третья  зима,  а  следом  за  ней  весна  и  лето  в  условиях  оккупации  и  проживания  в  лесу  под  защитой  партизан  прошли относительно  спокойно.  Немцы в  лес  не  совались, а спрятавшиеся  там жители деревень  и  сел  на  большие дороги  и в города не заходили,  стали  опытнее. В определенной мере  люди приспособились  к жизни в  своих примитивных жилищах,  осторожно с  оглядкой  на  существующую  опасность  и  внезапные  налеты  проводили  посевы  и сбор  урожая. 
 
В борьбе с фашистами и  в  освобождении  Белоруссии  весьма  активную  роль сыграло  партизанское движение,  развернувшееся  на территории всей республики.  Но особенную силу оно имело  на Пинщине,  где одним из отрядов, а затем  партизанским объединением руководил  наш земляк Корж  Василий Захарович.  В  1943 году за успехи  в  организации партизанского  движения и активную  борьбу  с фашистами ему присвоено высокое воинское звание генерал-майор,  а в 1945 году  он  стал  Героем  Советского Союза, получил  признательность,  всенародную  любовь  и благодарность. В  предвоенные  годы  В. З. Корж  закончил специальный курс учебы  Оренбургского  педагогического университета, работал  в  партийных и  правоохранительных  органах Белоруссии.  Так  или  иначе  в предвоенные  годы  вся  его  деятельность  была  связана с  изучением  и  организацией  партизанского  движения.  В 1936-37 гг  он  принимал активное  участие  в партизанской  борьбе  в  Испании  на стороне  революционных  сил  против профашистских  франкистов.  С  началом  Отечественной  войны  в  1941  году В. З. Корж  организовал  на  Пинщине  первый  партизанский отряд и  начал активную  борьбу против фашистов. Его  небольшой отряд в  50 – 80  человек  постепенно  перерос  в  крупное  партизанское  объединение,  насчитывавшее в  1944 году до  15  тысяч  человек. Немцы очень  боялись партизан. В лес они никогда не  совались,  передвигались  только  в  светлое  время  суток. Партизанами в 1943-44 гг  были  освобождены  целые  районы Белорусского  Полесья.
После  войны  В.З. Корж  работал  в  Министерстве  лесного  хозяйства  республики,  а  с  1953  по 1963 год председателем  колхоза «Партизанский  край», который  объединял жителей  деревень Гоцк, Пузичи, Челонец и Хоростово.  Умер в 1967 г. на  68 году  жизни, похоронен  на кладбище  в г.  Минск. После  осушения Пинских  болот, в  том  числе  окружавших  эти населенные  пункты, колхоз стал  называться  Агрообьединение  «Партизанский  край»  имени  В.З. Коржа. Улица,  на  которой  сегодня  стоит  наш  дом  в  деревне, названа  тоже  в  честь  легендарного героя  В.З. Коржа. Здесь  жили мои  дедушка Андрей,  бабушка  Екатерина,  отец  и  мама,  мы – их внуки  и  дети.  Жаль,  что  родной брат нашего  деда  Андрея  и  соратник  В.З. Коржа по  борьбе  с белополяками – Наум  не  дожил до  этих  времен. Пал  молодым в  борьбе  с властями панской Польши в  самом  начале  своего  жизненного пути.  Дело,  за которое  он боролся,  победило  и процветает.  Белоруссия стала единым и независимым  государством.

Немцы в  районах действия партизан охраняли  только  города,  крупные  населенные  пункты и  очень  усердно железные  и шоссейные  дороги,  железнодорожные  станции и подступы к ним.  Но  это им не всегда  помогало. За  годы  войны  партизанами  в Белоруссии  были  взорваны  десятки  железнодорожных  и шоссейных  мостов,  подорвано  и  пущено  под  откос  более  11  тысяч  железнодорожных эшелонов  и  поездов,  уничтожено 1355  танков и  бронемашин,  более 300 самолетов и сотни  единиц  другой  боевой  техники. Укреплению  партизанского движения в Белорусском  Полесье способствовали обширные  глухие  леса, множество  рек и  болот,  отсутствие больших  дорог, благосклонность  и  активная  помощь  местного  населения.  Эти факторы  одновременно затрудняли проведение эффективных немецких карательных операций против  партизан  и укрывшегося  в лесах населения.

На  территории  Белоруссии  в тылу  немецких  войск действовало 213  партизанских бригад,  258  отдельных  отрядов. Всего в  рядах белорусских  партизан  сражалось  свыше 370  тысяч  человек,  почти  половина  из них  были сельские  жители. Действиями  партизан  было  уничтожено  и  выведено  из  строя  около  полумиллиона  фашистских  солдат  и офицеров. Только за одни  сутки  20  июня  1944 года  перед  операцией  Красной  Армии «Багратион»  по  освобождению Белоруссии партизанами  было взорвано  300 рельсов. Это была  только  часть  так называемой  в  Белоруссии «рельсовой  войны»,  которую  непрерывно  вели белорусские  партизаны на  протяжении  всей трехлетней  оккупации  республики. Чаще  всего  действующие  на Полесье партизаны взрывали  железную дорогу и все что с ней  было связано  на  линии Брест – Барановичи  и  Брест – Лунинец – Слуцк – Бобруйск. В  результате  действия партизан  на 40 %  сократились  вражеские  перевозки по  железным  дорогам в Белоруссии. Это  была огромная  помощь  сражающемуся  фронту  под  Москвой, в  Сталинграде,  на Курской  дуге  и других  регионах на  востоке  Советского  Союза.

Основной  задачей  партизан было уничтожение фашистов, пришедших  на нашу землю  в наш дом  и препятствие  подвозу из Германии на фронт подкреплений в виде людских  резервов, боевой техники,  продовольствия по железным и шоссейным дорогам,  проходящим по белорусской земле. Чего только стоит  одна героическая  операция,  проведенная совместно  партизанами  и  подпольщиками. 22  сентября  1943 года в Минске был уничтожен ставленник  Гитлера  гауляйтер  Белоруссии  фон  Кубе.  Несмотря  на сверхмощную  охрану простая  белорусская  девушка Елена  Мазаник,  работавшая прислугой  и горничной в  особняке,  где проживал с  женой палач белорусского  народа  Кубе,  сумела  незаметно  в лифчике под  грудью пронести килограммовую бомбу  с часовым  механизмом  и  заложить ее  под матрас  в спальне. Мина  сработала точно в  полночь, как  завела ее Мазаник . Палач во сне  был разорван в  клочья.  Эту  мину  и  другие  взрывные  устройства  для  партизан и подпольщиков привезли  из Москвы и  передали ей  минские подпольщики.  После  войны прошел слух,  что  эта бомба  была изготовлена в  Англии.  Риск  для  Мазаник  был  чрезвычайно велик. В  случае  провала ее  ждала мучительная смерть, издевательства над  ней и  всеми  ее  родственниками.  Она пошла  на  этот  подвиг  сознательно  как  истинная  патриотка  своей  Родины.  На  случай  провала взяла  с  собой  ампулу  смертельного  яда,  дабы  не оказаться  живой  в  лапах  гестаповцев.  Эсесовцы безжалостно  расправлялись  с белорусами,  евреями,  цыганами  и  народами  других  наций  и  вероисповеданий,  казнили  всех  и  вся.  В день  вступления  в  должность  гауляйтера по его личному  приказу  в  1942 году  было  казнено  более  двух  тысяч  узников  гетто  г.  Минска. 
 

Летом  1944 года  началась операция  Советской  Армии  «Багратион» по освобождению  Белоруссии. 30  июня  были изгнаны  немцы  из  Слуцка  и Бобруйска,  3  июля освобождена  столица  Республики Минск,  а через  10  дней – центр Белорусского  Полесья Пинск.  К концу июля  была полностью  освобождена  от фашистских  захватчиков вся  Белорусская земля. После полного  ухода  фашистов  с белорусской  земли  в августе 1944 года люди  начали возвращаться на свои пепелища. Но не все. Некоторые,  а можно сказать многие,  стали  обустраивать  свои новые  места  жительства  вокруг  сгоревшей  деревни.  На нашем семейном совете было принято решение обустраиваться  на новом  месте  в  трех  километрах от деревни  в урочище  Самородна.  Это по дороге из Гоцка  в  Гаврильчицы.  В настоящее время  все свободные  места, вся земля вдоль  этой  дороги  застроена,  дорога приведена в порядок.  До войны  здесь не было селений,  дворов,  а ныне это обустроенная улица и стала она называться именем В.З. Коржа.  Центр старой деревни передвинулся в сторону новой улицы.

С изгнанием  фашистов  люди вздохнули свободнее,  но  стало  не  легче.  Надо  было  восстанавливать  порушенное  хозяйство,  возводить  свои  жилища  и хозяйственные  постройки.  Что  возводилось десятилетиями, веками отцами  и  дедами было  порушено  и сожжено.  Всё вместе  с  нажитым  добром  и  скотиной.  Наши  люди  и до  войны  жили  небогато,  но  никогда  не голодовали,  на  жизнь  всегда  хватало.  Трудились  постоянно  и  усердно  все –  стар  и  млад.  Кто  моложе,  подростки  пасли  коров,  старики  смотрели  за домом, работали  в  огородах.  Основной  достаток  в хозяйство  приносило  среднее  поколение.  Они  занимались посевными  работами,  сенокосом,  уборкой  урожая и  его  обмолотом, строительством  и  обустройством жилья  и хозяйственных  дворов.  Некоторые мужики  в  зимнее  время  занимались  поисками  заработка –  пилили  лес,  свозили  бревна  на  берег  реки Лань  и по  воде  весной  сплавляли  в  плотах  в Микашевичи  на  переработку и  отправку  по  железной  дороге  в  другие  регионы  страны.  Заработок  был  мизерный,  но  иного  не было.  Торговля в  деревне не  шла,  нечем  было  торговать,  да  и закупщики  в  деревню не заезжали. Иногда  наши  крестьяне  вывозили  свои  товары: картофель,  сало,  грибы,  лесные  ягоды – в ближайший населенный  пункт  Красная  Слобода (Вузна)  за 40 километров.  Там по воскресеньям  проводились  «колхозные»  базары. На  вырученные деньги  приобретались сахар, керосин, пшеничная  мука,  ткани для  пошива  одежды  и  готовая  одежда,  сладости  в  виде  конфет.  Такая  поездка  занимала  три  дня,  выезжали  рано  утром  в  субботу – возвращались  в  понедельник.  Я  несколько  раз  подсаживался к отцу  в  телегу,  или  сани  зимой и  вместе с ним  посещал базар. После  ухода  фашистов  люди  стали  выходить  из  леса  на  свои  пепелища. Там  они  находили  только  недогоревшие  головешки, угли  и  пепел ветер  за  полтора  года все развеял.  Многие огороды  заросли бурьяном,  крапивой  и сорняками.  Многие были  в  раздумье –  где жить, где  строить  новое  жилье,  заводить  хозяйство.  Не  все  жители соглашались  занимать  свои  пепелища.  Более  трети  из  них  стали  искать  себе  новые  места для  жительства.   Не очень  удаляясь  от  старой  сгоревшей  усадьбы  и  центра  деревни.  Как  правило, выбирали  не  далее  2-3  километров от  сгоревшей  деревни.  Это  были небольшие  участки  земли по 5-10 соток,  принадлежащие  им на  правах  собственности. Так были  заселены близлежащие  урочища  Хрелево, Самородна, Язвинки, Довгая Нива,  Задуброва,  Давыдовская  и  др.  Сейчас все эти  урочища  вошли  в состав  Агрогородка  и  стали  одним  поселением. Наш отец с дедом  Андреем избрали для  себя  новое  место для  селитьбы  в  урочище  Самородна.  Это  в 2-х  километрах  от  центра  Гоцка  по дороге  в сторону соседней  деревни Гаврильчичи. Здесь у нас не было  своей  земли.  В  порядке  обмена  наша  семья уступила  в другом  месте  свой  участок площадью  примерно  20  соток  и получила право  строиться и занимать эту  землю  как свою.   Новый  участок  понравился тем,  что  он был  рядом  с  дорогой,  недалеко от  деревни и  располагался  на  относительной  возвышенности  по  сравнению  с   другими  урочищами,  которые были окружены относительно  низкими  и  заболачивающимися  осенью  и  весной.   Примечательно,  что на  краю  уже  нашего  нового  участка  рядом  с дорогой стоял  могучий столетний  дуб.  Правда,  годов через  15 после  нашего  поселения  дуб  стал потихоньку усыхать, и был  убран  под  корень  на  дрова. 

Новый  участок,  выбранный  под  поселение,  как было  сказано  выше,  располагался по одну  сторону  проселочной  дороги,  по  другую  рос  густой  лес, перемежающийся  небольшими  болотцами,  заросшими  кустарником,  и легкими возвышенностями.  Там росли вековые  сосны,  дубы, березы, ольха,  осина и  прочие  деревья.  Участок  удобен был  для  организации  выпаса скота,  заготовки  сена,  дров;  ближе было  ходить  в  лес за  грибами,  лесными  ягодами:  черникой,  брусникой, малиной  и  клюквой. Впоследствии  деревня разрослась, проходящая  мимо  нашего  участка  проселочная  дорога  превратилась  в  одну  из  главных  улиц  Агрогородка  и  названа в  честь  легендарного героя партизанского движения в  Белоруссии нашего  земляка Василия Коржа. На бывшем нашем подворье в  центре  деревни  Гоцк поселился внук  деда  Андрея сын старшей  сестры отца Авдотьи Ермакович Семен  Степанович со  своей  семьей.
Родители, выбрав  новое  место для поселения на  свободном  участке  поля,  не  стали  там  строить себе  дом.  Углубились внутрь леса примерно  на  500 метров, напротив  выбранного  участка. Видимо все-таки  не  прошел  еще  страх врага  и  перенесенных   мучений. А  вдруг вернется  все  назад.  И  вторая  причина,  почему  начали  строить  новый  дом  на  некотором  удалении  от  проселочной  дороги.  Дело  в том,  что  в  окружающем лесу  было  достаточно строительного материала. Не надо было  никуда ходить  и завозить  бревна  для стройки. Вокруг росли стройные  высокие  сосны  по 15-20  метров в  высоту  и   хорошего  объема, что  придавало  особый  шарм  строящемуся дому.  Он  выглядел  стройнее  и  роскошнее. 

На новом месте  наша семья довольно  быстро  обустроилась,  благо строительного материала было вдоволь.  Здесь прямо с корня  пилили  деревья, обрабатывали их и складывали  в дом. До зимы основное строительство было завершено. Были построены сараи  для скота  и другие подсобные помещения. Большую  помощь в строительстве нового дома так же,  как  сразу  после  облавы  в  1943  году  в урочище  Подмолока,  нам оказали дедушка Алексей из Лугов – отец мамы  со своими тремя сыновьями.  Люди они были мастеровые,  хваткие и смышленые.  Строительных материалов было в достатке.  Прямо здесь под руками,  ниоткуда ничего не надо было завозить.
Построенные в 1944 году  жилой  дом и подсобные постройки  на следующий год  были перемещены  примерно на 300-400метров  на более свободное и удобное место для  подъезда с хорошим огородом  и достаточным  приусадебным  участком. Этот  дом  сохранился  до сих пор в хорошем состоянии.  Правда,  его пришлось немного усилить,  были обложены кирпичом стены,  перекрыта  крыша.  Вместо первоначальной соломы,  а затем  щепы  сделана красивая  крыша из кровельного железа.  Сразу  после войны  в этом доме жила наша семья – дедушка с  бабушкой, отец, мать и нас четверо детей. Жизнь идет по своим законам,  все течет, и  все меняется. Одни члены семьи  уходят,  другие появляются.  Так и должно быть.  В нашем  родительском  доме  в настоящее время проживает  дочь моей сестры Евы со своим семейством.
    
Практически  в  течение двух  недель был возведен  превосходный дом  из  обтесанных  сосновых  бревен  размером  5 х 6 метров  с хорошими  большими  окнами, просторной дверью  и  высокими потолками. Уложен  хороший пол  и  потолки из  распиленных  на доски  бревен. Крыша сделана из ровной отборной ржаной  соломы.  В доме  была  сложена  традиционная  для  сельских  домов кухонная печь и  труба (голландка) для  обогрева  избы. Двор был  обустроен  хозяйственными  постройками для  содержания  животных. К  тому  времени  у  нас осталась  лошадь,  появились корова, поросята  и  куры.  С помощью  дедушки Алексея  и  его  сыновей мы  довольно  быстро  обзавелись хорошим  домом и  спокойно готовились к зиме.
После  полного  освобождения Белоруссии  от  фашистов  люди  с  особой  энергией  и  энтузиазмом  взялись  за восстановление  порушенной жизни.  К  лету в  основном  все  вышли  из  леса  и дружно  взялись за  строительство  жилья, большинство на  старых  участках,  расчистив пепелища, а  многие  ушли  на  новые места.  Как это сделали  мои  родители. Восстановление шло  трудно,  многие  семьи  были  разрушены войной  и  оккупацией. Не хватало  инструментов, не  все имели  лошадей. Были большие  трудности  с  подвозом  и  приобретением  строительных  материалов. Особенно таких, как  кирпич,  стекло, гвозди, железные  изделия,  кровельные  материалы. В  какой-то мере  помогало  сельчанам  справляться  со  строительными трудностями то  обстоятельство, что  строительных  материалов  из  дерева  было  вдоволь,  и они  были  бесплатными. По  большому счету  не так  далеко  было  их  подвозить,  не далее  3-5  км.

Наряду  со  стройкой  население  Гоцка еще  с  большей  энергией взялось  за  полевые  работы.  Бояться  было  уже  некого,  народ  соскучился  без  земли,  без свободного  выращивания  хлеба, овощей,  заготовки  сена.  Людям  освобождение  принесло  то,  чем  занимались  их  предки  столетиями. Для  крестьянина  нет  большего  счастья,  чем  видеть,  как растет  в  поле  рожь,  цветет  лен,  собирается  в  бурты  и  мешки  выкопанная  картошка. А  во  дворе  своя  лошадь,  корова,  петухи  поют  по  утрам.
С  особой  любовью  народ ухаживал за  посевами  льна  и конопли.  В  деревне  вся верхняя  одежда,  нательное  белье, постельные  принадлежности  изготовлялись  изо льна. Осенью  льняные  стебли  освобождались  от  семян  и  тресты,  а  из очищенных  и  очесанных  на  специальных  гребенках волокон  получались на  ручных прялках хорошие нитки,  которые  зимними  днями  и  вечерами женскими  руками  превращались  в  полотно,  красивые рушники.  Во  времена оккупации подобные работы  не  выполнялись,  они требовали особой  усидчивости,  пусть  не  сложного,  но  специального оборудования.  Следует  добавить,  что  зимняя верхняя  одежда  кожухи,  тулупы, зимние  шапки, рукавицы  изготовлялись  в  каждой  семье  из овечьих  шкур,  а  обувь  в  виде  лаптей  плелась  в основном  из  лыка  лозы.  Даже  песня есть  довольно  распространенная: «Лапти мои,  лапти лыковые, вы ходите  далеко,  батька  новые  сплетет ….».

Теперь о конопле.  Из  нее  после обработки стеблей  и  удаления  тресты  получались  мощные  длинные волокна, из которых  изготовлялись веревки, шнуры, поводья, канаты,  крайне  необходимые  в  домашнем  хозяйстве  для  укрепления  грузов  в телеге,  санях  и  в  других моментах,  где требовалось, что-то увязать  и укрепить. Посевы конопли, как и  льна, также  проводились  только  в  мирное время  до  и после  войны.  В  довоенное  время  в  деревне никто  не  знал,  что  из  конопли  получается злой наркотик,  убивающий  и сводящий  с  ума людей. Вернее знали, что  в  конопле  много  дурмана  и  обходили  ее  стороной,  особенно в  период  цветения.  Если  вернуться  к  этому  вопросу,  то  у меня  в  отношении  конопли  остались  особые  воспоминания.  В огороде, удаленные  от  дома  концы  грядок  3 – 5 метров  с  капустой  и  огурцами,  засевались  коноплей. Когда ее  стебли  становились  большими высотой 1,5-2 метра, и  надо  было при  необходимости проходить  бороздою  меж  грядок  с  капустой и далее  меж  конопли, я всегда  этот  участок  пробегал  бегом, потому  что если  проходить  пешком  на  выходе голова становилась какой-то  не  своей,  попросту  дурной.  Все  люди  знали  эти особенности  конопли  и  не  задерживались  вблизи  ее посадок. Никому  и в голову  не приходила  мысль,  что  это  наркотик,  и он станет  таким  востребованным впоследствии  через 40-50 лет, особенно  среди  молодежи.  Когда  конопля  созревала и наступала пора  ее  уборки, дурманящие  свойства ее несколько  утихали. Но  все  равно  детей,  слабых людей  и стариков  к этой  работе не  допускали.
 
Казалось  бы,  в  основном  обустроились  на  новом  месте в  лесу вблизи  деревни и хорошей дороги. Живи  себе  спокойно  и  радуйся.   Но недолго  мы  там задержались.  Построенный дом  и все хозяйственные постройки на  следующий год был  перенесены  на  свой  участок  поля,  полученный  в  порядке  обмена,  рядом  со столетним  дубом.  Здесь  дом   был  окончательно благоустроен  с  перспективой на  долгие  годы,  пристроены  сени,  расширен  хозяйственный двор,  возведено  гумно  для обмолота зерновых и  сушки снопов, хранения  сена  на  зиму.  Вырыт  колодец  с  прекрасной  водой,  которой  никогда  у нас  не  было  до  войны, высажен  сад. Весь  двор  обнесен  деревянной  изгородью.

Дом и  усадьба  остались  до  сих  пор, они  стали нашим  семейным гнездом.  В  этом  доме выросли  мы – дети,  из  этого  дома ушли  из жизни в  1945 году  дедушка  Андрей,  в 1946 г. бабушка  Екатерина,  в  1964 г.  наш  отец  Николай  Андреевич и  мама Федора  Алексеевна в 1997 году, наш младший  брат  Алексей. Он  родился  в  1946 году  и  буквально  через  полгода  умер  от  воспаления  легких.  Из  этого  дома в 1960  году ушел  учиться в  мореходное  училище  мой брат  Иван,  а  в 1953  году  я  уехал  учиться  в Пинск и больше туда  не  возвращался.  Правда, если не  ежегодно,  то через  2-3  года обязательно  приезжал  в  отпуск,  сначала  один, а  потом  с  семьей.   Для  меня  наш  дом  святое место,  здесь все мы практически  выросли, здесь  жили  мои   родители, в этом  доме  мы расстались  с  ними  и  проводили  в вечность.  Память  о них,  о  нашей  дружной  семье  храниться в  наших  сердцах  и  этих  стенах  будет  вечно.

В  этом  доме  выросли обе  мои  сестры.  Отсюда обе выданы  замуж, в  1958 году  Ева   за земляка  Ермаковича  Ивана  Федоровича  из хутора   Задуброва. На  первых порах  образовавшаяся  молодая семья  жила вместе  с  родителями  мужа,  а потом  построили  себе  новый   дом  недалеко  от  нашего родового дома  в Самородной. Двумя  годами  позже в  этом  доме  состоялась  свадьба  младшей  сестры,  выдавали  замуж  Надю  за однофамильца Волосевича  Николая Михайловича. Большую  часть  семейной жизни  обе  сестры  прожили хорошо,  можно сказать  счастливо.  У  одной  и  другой   сестры    родилось  по  пять  детей.  Все  они выросли и стали  хорошими  продолжателями  семейных  традиций. Все их  дети  вышли  замуж,  женились, родили  уже  бабушкам много  внуков  и  внучек. Одно  у них  огорчает эту радость  безвременный  уход из жизни  мужей.  У  Евы муж  Иван  умер через  47  лет  совместной  жизни,  у  Нади  на  51  году  супружеской  жизни.  И  когда приезжаешь  к  ним  в гости  и видишь,  что  одна  и  другая в больших  домах часто  остаются  одни,  грустновато  становится  на  душе.  Возникающее  временами  одиночество  обе  сестры  заполняют  легкими  работами в  огороде,  уходом  за  мелкими  домашними  животными.  И если  скучно становится, навещают своих  детей  и  внуков  или  те  к  ним  заходят,  благо большинство  из  них  живут  недалеко, каждый  в  своем  доме.  А  те, что  поселились в  Солигорске, Слуцке  или Старобине, тоже считают своим  долгом  бывать  на  своей родине 1-2 раза в месяц. Жизнь идет по своим законам,  все течет и  все меняется.  Одни члены семьи  уходят,  другие появляются.  Так и должно быть.  Клан Жибруков не  исчезает.

Долгое время в нашем  родовом  доме  оставалась  одна  мама.  Но  с  возрастом  ее  стали  мучить  слабость  и болезни, одиночество становилось  тягостным, и мама  перешла на  постоянное  жительство  в  дом  к  дочери  Еве.  А  наш дом перешел  в  собственность внучки  Нади – дочери  Евы.  Она  поселилась здесь  со  своим  мужем  Прокопенко Анатолием  и  детьми. Дом  и подворье остались  прежними, как  были  построены  в  1945  году. Но  новая хозяйка вместе с  мужем кое-что добавили. В  частности, были  заменены  сени  на  более  просторные,  перекрыта крыша современным  кровельным  железом.  Все  стены  дома  снаружи  обложены  красивым  кирпичом.  Напротив дома,  где  ранее  было  болото,  осушили  его  и превратили  в  удобный  огород.  Стала  расти  там  хорошая  картошка,  капуста, огурцы,  а  по  периферии  образовался  прекрасный  малинник. 
   
В  последние годы  местные  власти Агрогородка бывшую проселочную  дорогу  привели  в  порядок,  заасфальтировали. И называться  она стала улицей Василия  Коржа,  а наш  дом получил  номер  № 106. Раньше мы  там заселялись в  одиночестве,  сейчас образовалась  целая  улица,  ставшая практически центральной  в  Агрогородке  Гоцк. Можно  только  удивляться,  как  отец  с  дедушкой  правильно угадали  перспективу  развития деревни, куда будет  перемещаться ее центр. 
 
После освобождения Белоруссии в каждом  населенном пункте  стала  восстанавливаться советская власть,  наводиться  порядок.  Люди стали  активно  обустраиваться,  заводить  хозяйство, скотину,  свободнее  и  полнее  обрабатывать  землю. Кстати, до  50 – 60  годов  ХХ столетия,  до  образования  колхозов каждый  хозяин имел в  своей  собственности  участок  земли. У  большинства  это  были  мизерные  участки по  пол – одному гектару. Они  доставались  по  наследству от  отцов  и  дедов. Основной  недостаток,  а  может главная причина  бедности сельских  жителей, малоземелье  в  каждом хозяйстве.  К  тому  же, земля  была  малоплодородная.  Иметь  один  гектар пахотной  земли,  собрав со  всего  участка урожай  10-15  центнеров  (60 – 90 пудов), к  примеру  озимой  ржи, на  семью в 6-8  человек  на  весь  год.  Это  крайне мало, принимая  во  внимание,  что  нужно  еще обязательно посадить  на этом участке  картофель,  посеять просо,  овес, лен  и  другие  культуры, оставить  что-то   для  овощей в  огороде. При пересчете  на  одну  душу в  семье  получается  в  среднем 0,5-0,7 кг  в  день.  Во  время  войны  в  блокадном  Ленинграде выдавали  по  125  грамм на  человека  в  день.
   
Одной  из задач,  которая  была успешно  решена  властями в  первые  послевоенные годы открытие  начальной  школы.  До  войны и, естественно, в  годы  оккупации  школы в  деревне  не было.  Никто  из детей  нигде  не  учился.   Школа  была  открыта 1  сентября 1945 года в новой небольшой  избе, приспособленной для  школьных занятий. Набралось 15  учеников, большинство  из  них  были  переростки.  В  последующие  годы  продолжались  планомерные  занятия,  набирались новые  группы  по  15-20  учеников. Первый  выпуск  Гоцкой  начальной  школы  состоялся в  мае  1949  года.  Далее  учеба  заканчивалась,  так как школа  была  только начальная. Отец  очень  хотел,  чтобы  я  учился  дальше,  и  определил  меня  в  5-й класс семилетки,  которая  действовала в  соседней деревне Гаврильчичи,  находящейся на  расстоянии от  нашей  деревни  в  17 километрах.  Естественно, каждый  день  до школы  не  доберешься, и  меня  определили  на  проживание  к  родственникам в  этой  деревне. Там я  проучился две  четверти до  нового  года.  А  далее  стало  известно, что  со  следующего  года наша  начальная школа  будет преобразована  в  семилетнюю.  Оценив  все  обстоятельства  и трудности  с проживанием  и  учебой вдали  от  своего  дома,  на  семейном  совете  было  принято решение  оставить  школу  в  соседней  деревне. Далее продолжить  учебу  в  5–м  классе  Гоцкой  семилетней  школы  со  следующего  года. В  1953  году состоялся  первый выпуск семилетки, всего  в  первом  выпуске  было  16 учеников. Работа  школы  в последующие  годы  не прекращалась. Более  того,  с  1960  года она  стала  десятилеткой.  К этому  времени  построено кирпичное специальное  школьное  здание. 

Самой тяжелой и  невосполнимой потерей  для  Белоруссии  были  люди.   Погибло  за  годы  войны  свыше  2,5  млн.  человек,  а по  некоторым  данным до  3-х миллионов,  в  том  числе 1,6  миллионов мирных жителей. Получается погиб каждый  третий  житель  Белоруссии.  Только  в Полесской  области,  куда  в годы  войны входила  и наша  деревня,  осталось  в  живых менее  половины  довоенного  населения. Оккупанты сожгли,  превратили  в  руины и  разрушили 209 из  270 городов и  районных  центров, 9 200 деревень  и сел,  в  том  числе и нашу  деревню  Гоцк. Было полностью  уничтожено и  сожжено вместе  с  людьми в республике 628  населенных  пунктов, в  том  числе  уничтожено   и  сожжено вместе  с жителями 433  деревни,  среди них  наша соседняя деревня  Пузичи. Более  5  тысяч деревень  и сел  разрушено  частично.  Всего разрушено  и  сожжено в Белоруссии  421  тысяча сельских  домов.  Изъято  и  уничтожено более 70%  лошадей  и  крупного  рогатого  скота,  90%  свиней  и  другой  живности.  Символом  трагедии  белорусского  народа  является Мемориальный комплекс Хатынь  под  Минском,  сооруженный  благодарными потомками  в память  о погибших  и зверски  замученных  земляках  в  годы Отечественной  войны  1941-1945 гг.  В деревне  Хатынь  фашисты  согнали  все  население 149  человек  в  сарай и  всех сожгли  живьем,  половина  из  них  были  дети.
 
Из 38 сожженных  деревень (2 809  дворов)  в пределах  современного  Солигорского района, 5  так  и  не восстановлены  после  войны.  На  современной  территории  Солигорского  района  в годы  войны  заживо  сожжено  5 304 человек,  а в Старобине  и Погосте уничтожено более  3  тысяч  граждан  еврейской  национальности.
По  подсчетам в  Белоруссии  погибло  более четверти всего  населения или  каждый четвертый человек  из тех,  что  жили  до  войны.  По  некоторым  данным даже каждый  третий. До  войны  на  территории  Белоруссии  проживало   10,2  млн.  жителей,  а после  войны  осталось в  живых менее 7  млн.  человек. Все  эти издевательства творились под  флагом  борьбы с  партизанами.  Это была тяжелейшая  утрата,  она никогда  не  забудется.  Республика оказалась  на  грани выживания.
Наиболее достоверная послевоенная информация  свидетельствует,  что  за годы  Второй  Мировой  войны погибло 70  миллионов  человек  на  земле, из  них  в  Советском  Союзе  погибло  27  миллионов  человек (почти 40% от общего  числа  погибших),  в  том  числе  в  Белоруссии больше  2,5 млн.  человек. Вот  и  считайте  сами,  из  всех граждан СССР, погибших  в годы Великой  Отечественной  войны, более  10%  это были граждане  Белоруссии.  Еще деталь – война с Советским  Союзом продолжалась практически  четыре  года,  территория  Белоруссии  находилась  под  оккупацией  три  года.  Следовательно, интенсивность  уничтожения  белорусов  и  всех, кто  находился  на  ее  территории,  была  невероятно  интенсивной. Ежедневно  уничтожалось  до  одной  тысячи  человек  на  протяжении  трех  лет! По  оценкам  специалистов-международников Белорусь  более  чем  какая-либо  другая  страна  Европы  пострадала  в  этой  войне.

Прошедшая  война  – это  страшная трагедия  белорусского  народа.  Наверное, в  Советском  Союзе  никто  из народов, населяющих  ее  республики, так  не  пострадал  и  не  понес  такие  потери  как  в Белоруссии. Правда,  еще  большие  потери  на территории  Белоруссии понесли во  время  войны  евреи,  где  погибло  около  одного  миллиона  евреев. При  этом  надо  иметь в виду, белорусы,  как  никакой другой  народ,  очень   благосклонно  относились и  относятся к  евреям,  сами  прятались  от  немцев  и  прятали евреев.  По  крайней  мере,  никого  не  выдавали  фашистам. В качестве подтверждения  можно привести  такой  факт. После восстания  в  1943  году  узников,  а  это  в  большинстве  были  евреи,  в  концлагере смерти  Сибибор  на  территории Польши  та   группа  беглецов, что  сумела  добраться  до  белорусских  лесов  практически  осталась  вся в живых.  Три  остальные  группы,  что пытались спастись  в  Польше или  двинулись  в  сторону  Западной  Европы и  Украины,  все были выловлены, выданы  фашистам  и  казнены.

Для  белорусов  война с фашистской Германией  1941-1945 гг.  была  самой губительной. Война,  голод,  болезни унесли почти  треть населения  республики.  При  этом  следует заметить,  что  это было  в  основном  работоспособное  мужское население  и  наиболее активная  часть  народа.  Никогда  ранее  белорусские земли не терпели  такого  страшного  урона  в  людях. Страшный  ущерб претерпели хозяйство и  культура,  природа. По  итогам войны республика потеряла свои  западные земли –  Белостокскую  область и  несколько южных  районов  Брестской. Взамен по  результатам войны  не  получила  ни одного  гектара  территории  и  какой-либо  компенсации.
Сами  бывшие  фашисты в  послевоенное  время,  не  стесняясь свидетельствуют  об  огромных  потерях советских  людей в  войне,  которую  они  же  и развязали.  Так, немецкий  чиновник  времен Гитлеровской  Германии  Э. Вейтзекер  в своих  послевоенных  мемуарах  пишет,  что  в  1941-1945 гг  в  СССР  погибло  гражданских  лиц  13,68  млн.  человек,  из  них  на работах  в фашистской Германии 2,16 млн.,  преднамеренно  истреблено на  территории  Советского  Союза  7,42 млн. человек,  умерло  от  голода  и болезней  4,1 млн.  Из  всех  погибших  гражданских  лиц  евреи составляли 10%.   

По данным  специалистов  Министерства  обороны  Российской  Федерации  чисто  военные  потери советских  солдат  и  офицеров в  годы войны  составили 8,6  млн  человек, из  них погибло на  поле боя и  умерло  от  ран  6,8 млн красноармейцев  и  1,8 млн погибло  в  плену. Фашисты потеряли в войне  убитыми  и  плененными  7,1 млн военнослужащих. Как  видите,  разница  не  очень велика,  если  речь  идет  о  сражениях  на поле  боя.  Надо  иметь  в виду,  что наши  военные  потери были очень  заметными  в  первые  месяцы войны,  затем ситуация  выровнялась  и  немцев  стало  больше  погибать  на  поле  боя.  Кроме  того,  советским  воинам  запрещалось  истреблять немецкое  гражданское  население,  как  это делалось фашистами.  К  примеру  в Сталинградской  битве  погибло и  взято  в  плен 1,5  млн  немецких военнослужащих  и  их  прислужников,  потери советских солдат  и  офицеров составили  1,03 млн.  человек.