Добрый сон 2

                ДОБРЫЙ СОН
           юной горожанки славного поселения Боссельдорф, что в виконтстве Делла
           Корринче.

                ЧАСТЬ ВТОРАЯ

 *ГЛАВА ПЯТАЯ*
 в которой наши пропавшие герои сочувствуют пещерным людям и встречают конец света, а Кехада пытается размышлять и узнаёт своего дядю марана с другой стороны.

 1.

 - Теперь я понимаю проблемы пещерных людей, - оценил своё положение Эркюль после бесполезной попытки пошевелиться и освободить руки от опутавших их верёвок.
- Пещерные люди - это которые?
- В трудах Плиния и Геродота упоминаются целые племена, когда-то якобы обитавшие в каменных пещерах.
- Ты говоришь о жителях больших городов? Или об обитателях баронских замков? Или о Полифеме, дьявол его забери!
- Тогда ещё не было городов, не считая Атлантиды.
- Понятно, - согласился Санчо. - Допотопные люди. И что за проблемы беспокоили их?
- Не знаю. Но они все вымерли ещё до потопа.
- Эй, я не согласен на такие намёки! И ведь они не валялись в своих каменных чертогах, связанные, как бараны?
- Я говорю, что они все перемёрли.
- Надеюсь, не от голода? Что-то я соскучился по жареной куриной лапе.
- А я по очагу. Или, по крайней мере, костерку!
 Только тут и Санчо вдруг понял, что замерзает. Они лежали на кучах сухой травы в полной тьме, со связанными за спиной руками, ноги тоже были стянуты верёвками в коленях, и в помещении стоял дикий холод.
- Санчо, ты что-нибудь видишь?
- Чёрные и серые пятна в расчёт принимаются?
- Но какая скотина притащила нас сюда, и зачем? Взять с нас нечего, да и я ощущаю, мешок с деньгами по прежнему при мне. Последнее, что я помню, это бутылка вина, Мелинда и Энна Сью...
- Нас опоили, Эркюль. Судя по головной боли, настоем трав.
- Кехады с нами не было, возможно, он уже ищет нас.
- Если мы так проваляемся ещё какое-то время, то просто замёрзнем. Кажется, мы в горной пещере, и я  чувствую запах сгоревшей древесины, наверное, от потухшего костра. Надо что-то делать. Ты можешь пошевелиться, я хочу понять, где ты? - послышался шорох травы под Санчо. - Хорошо, понял. Теперь я  попробую подползти к тебе, может быть, получится развязать верёвку зубами.
 Последовало долгое шуршание, перемежающееся с ругательствами Эркюля, изображающего червя в предсмертных муках, и наконец он оказался рядом с Санчо, исследовал длинным носом его спину и нашёл толстый узел, стягивающий запястья друга. Узел оказался не слишком тугим, и скоро был развязан.
- Теперь развязывай ноги и освободи меня!
- Подожди, руки онемели и замёрзли...
 После недолгой возни они оба были свободны и принялись ощупью исследовать место заточения.
 Пещерка в самом деле оказалась небольшой, и Санчо выругался, больно стукнувший ногой о здоровенный камень.
- Ты потише! Нас вполне могут охранять. Я нащупал выход, он закрыт щитом из жердей. Здесь много щелей, но снаружи ночь, ничего не видно. Только слева слабый отсвет, похоже, там костёр, но он ничего не освещает. Попробуем выйти?
- И спросим у охранника стаканчик вина?
- Он наверняка спит, пригревшись у огня, такая скотина!
- А куда ты собрался идти в темноте по горам? В лапы медведям?
- Я хочу хотя-бы осмотреться! Может быть, рядом селение? Подожди, я попробую отодвинуть щит...
 Попытка закончилась грохотом упавшей преграды, отчаянный Эркюль выскочил наружу, но тут-же влетел обратно в помещение, получив оглушительный удар в лоб. Снаружи громко заговорили, и это был не один человек. Санчо с интересом ожидал продолжения, разминая руки. Показался колеблющийся свет факела, и в пещеру вошли три человека с дубинками в руках.
- Ребята, - сказал Санчо. - Мы рады гостям!
 Получив оплеуху, он понял, что его мнение никого не интересует, и стал оглядывать хоромы, уделяя внимание и гостеприимным хозяевам. Смотреть было не на что. Невысокая пещерка с пепелищем по центру и двумя плоскими камнями по сторонам. Сами гости тоже не отличались воспитанием и изысканным видом. Они были похожи на полудиких баскских пастухов. Пригрозив пленникам дубинками, они снова связали им руки, на этот раз спереди, обвязали Санчо и ещё оглушенного Эркюля вокруг их поясов верёвками подлиннее, привязали каждого к камню, так что дотянуться друг до друга они не могли. При этом они что-то рассказывали, несомненно, интересное, но не понятное.
- Мы замерзаем! - возопил Санчо, поняв, что их снова собираются оставить в одиночестве. При этом он энергично тыкал руками в сторону пепелища костра.
 Его поняли, была принесена охапка сучьев и зажжён костерок. Снова многозначительно пригрозив им дубинками, хозяева вышли и водворили дверь на место.
- Что-ж, - морщась, проговорил Эркюль и протянул руки к огоньку, - Похоже, до обеда нас не убьют.

 ***

 Они сидели на соломе, прислонившись спинами к камням, протянув ноги к теплу, и, прислушиваясь к требованиям желудка, наслаждались одиночеством. Эркюль иногда поднимался, делал приседания, разминая ноги, Санчо с интересом наблюдал за этой гимнастикой.
- Эти люди, они просто охранники. Но кто стоит за нашим похищением?
- Думаю, мы скоро это узнаем. Господин не будет ночевать на камнях, к обеду появится.
- Надеюсь, и нам что-то перепадёт с того обеда. Как думаешь, кто всё это устроил?
- Об этом говорить нет оснований. Скоро узнаем. Заинтересованных много, и, наверняка, это как-то связано с целью нашего предприятия.
 Снаружи наступало утро, в щели преграды начали пробиваться лучи восходящего солнца, и это было кстати, костерок почти погас и тепла уже не давал.
- Судя по солнечным лучам, мы высоко в горах. Но далеко от Берга нас вряд-ли увезли.
 К их крайнему удивлению, примерно через час после восхода солнца, снаружи послышались голоса, и один из них был похож на начальственный голос образованного человека. Заграждение было отодвинуто в сторону, и в проёме возникла высокая фигура в чёрном плаще.
- Прошу прощения у синьоров за столь необычное гостеприимство. Но прежде всего прошу вас подумать о необходимости искренного сотрудничества, ибо только оно может служить причиной для благоприятного исхода дела, - голос был скрипуч, высокомерен и вполне обличал спесь и лицемерие его обладателя.
- Конец света пришёл, - сказал щурившийся от солнечных лучей Санчо. - Немного раньше, чем его ждали.

 2.

 - Энна, моих друзей, всех вас опоили вином, это ясно. И когда вы отключились, их вытащили и увезли. Но одна из вас должна была бодрствовать, та самая, которая принесла вино.
- Я не понимаю, синьор Кехада, о чём вы говорите, но, наверное, так и есть. Мелинда принесла вино из кухни, а туда его принесли из погребов замка, целую корзинку. Но Мелинда спала, когда я проснулась...
- Или притворялась. Вся корзина вина не могла быть отравлена, она должна была взять только ту, нужную бутылку. Она прислуживает хозяину?
- Да, Кардавино, он итальянец, с севера, может быть из Генуи.
- Вот и цепочка. И этот Кардавино близок с хозяином замка... как его?
- Сеньор Эриндо де Лабрегат...
- Тоже похоже на итальянца... Но зачем мы ему? Это становится всё запутаннее. Скажи, Энна, в замке сейчас есть гости? Кто-то посторонний?
- Но я не могу этого знать, синьор, я там не бываю, Мелинда иногда ходит на кухню и в винные погреба, её посылает Кардавино, и она могла там что-то слышать... Подождите, на днях она говорила, что в замке гостит один человек, похожий на храмовника... И он хотел видеть сеньора Эриндо де Лабрегата, но тот сейчас в отъезде, и я не знаю, когда он вернётся.
- Понятно. Я могу увидеть Мелинду?
- Сейчас она прислуживает хозяину, я не знаю, когда она придёт в таверну. 
- Хорошо, Энна, я подожду здесь, в комнате. Если кто-то спросит обо мне, скажи, ничего не знаешь, мы все вместе уехали ночью... Не думаю, что кто-то будет спрашивать. А пока принеси мне чего-нибудь поесть и пива, только незаметно.
- Сейчас все на работах, в таверне никого нет, и я свободна до вечера.
- Прекрасно, Энна, тогда мы вместе сможем поесть и отдохнуть...
 И они поели вяленой рыбы с лепёшками, запили вином. Потом отдохнули, повалявшись на рогоже, и снова выпили, а потом Энна заторопилась:
- Мне-же надо помочь Мелинде готовить еду для обеда рабочим!
- Энна, ты пришли сейчас сюда Мелинду. Ненадолго.
- Ты-же только что был со мной! И тебя хватит и на Мелинду?
- Глупая ты, мне вполне хватило тебя. Я хочу кое-что у неё узнать. О гостях замка. Это не будет долго.
 Всё ещё сомневающаяся девушка ушла, и скоро в комнату заглянула настороженная Мелинда.
- Зайди сюда, - строго приказал Кехада и достал нож. Девушка в испуге уставилась на оружие.
- Не бойся! Если ты будешь говорить правду, я не сделаю тебе ничего плохого! Кто дал тебе вино, что вы пили ночью? Говори! Я знаю, вино было отравлено. Не смертельно, только чтобы мои друзья крепко заснули.
- Я ничего об этом не знаю, синьор Кехада! - она не отрывала взгляда от ножа. - Хозяин сказал, что я могу выпить эту бутылку с синьорами, с вашими друзьями. Я тоже выпила немного, и удивилась, как быстро заснул синьор Санчо! Больше я ничего не помню! Бог и пресвятая дева Мария подтвердят мои слова!
 Кехада задумался. Было похоже, что девушка не лжёт, скорее, её просто использовали. И она в самом деле ничего не знает.
- Ладно. Но учти, если я узнаю, что ты лжёшь, тебе будет плохо!
- Клянусь, синьор Кехада, я не лгу! А теперь я могу идти? Энне нужна моя помощь.
- Да, иди! Нет! Подожди. Подумай, ты ничего не слышала в замке от прислуги, там не было чужих? Может быть, гость... На кухне должны о таком знать.
- Да... Я слышала разговор прислуги. Несколько дней в замке жил человек. Он всегда был закутан в плащ так, что лица его не было видно. Он ждал хозяина, виконта, сеньора де Лабрегат, но не дождался. Ему отвели лучшую комнату, и управляющий его... боялся. Больше я не знаю ничего!
- Хорошо, Мелинда, можешь идти. И с Энни не болтайте обо мне ни с кем.
 Оставшись в одиночестве, Кехада снова завалился на дерюгу и уже по настоящему отдохнул от трудов с Энни. Проснувшись через пару часов, он решил, что девушки уже освободились и украдкой спустился на кухню. Подруги сидели у огня и пили горячий напиток из ягод смородины. Кехада взял кружку из рук Энни, сделал пару обжигающих глотков:
- А теперь, красавицы, подумайте хорошенько и вспомните, был вчера к ужину здесь  кто-то посторонний, или кто давно не заглядывал, и кого вы не ждали.
 После продолжительного раздумья Энна, явно отличающаяся от подруги большей наблюдательностью, неуверенно проговорила:
- Ну, были. Пастухи с северных гор, баски, пятеро. Грязные, как всегда. Они чего-то ждали, взяли мешок вина, выпили, и сидели долго, вышли почти последними.
- И ты знаешь, где они живут?
- Разве они где-то живут? Они пасут овец в горах. Конечно, у них есть хижины, но кто знает, где их искать? Я знаю, что одна есть в долине на севере, рядом с ней проходит дорога в Андорру, это пол-дня пути отсюда.

 ***

 Отъехав от таверны, Кехада остановил повозку на краю дороги, под ветвями ясеня, предоставив Росинанту глодать ветки кустарника, и задумался. Куда ехать? Он не следопыт, он ничего не знает о жизни басков, которые участвовали в похищении его друзей, и ведь ими, безусловно, кто-то руководил. Человек в плаще, посетивший замок, о котором тоже неизвестно ничего? Управляющий замком боялся его, но вряд-ли он будет откровенничать с проезжим студентом... Одному соваться в горы? Что он там найдёт? Медвежью ловушку?
 От размышлений студента оторвал стук копыт и звуки подъезжающей кавалькады, бряцанье оружие и голоса многих людей. Подняв глаза, он в самом деле увидел богатую повозку под атласным балдахином, за которой виднелись ещё крытые кибитки, сопровождаемые вооружёнными всадниками охраны.
 Интересно! Может быть, это возвращался хозяин замка, сеньор Эриндо де Лабрегат? Но разве он не должен приехать с севера?
 Повозку влекло изящное животное вороной масти, управляемое сонным кучером. На бархатном сиденье восседали двое, объёмные, облачённые в цветастые халаты, под которыми виднелась кожаная одежда. Кехада протёр кулаком глаза, сидящий справа показался ему знакомым. Конечно, сомнений быть не могло! Спрыгнув на землю, он быстро пошёл к повозке, но был остановлен копьём стража.
- Стоять, или пожалеешь!
- Но... Тот человек в повозке, разве это не сеньор де Жанто?
- И что с того? - страж оглядел запылённую одежду Кехады. - Ты не похож на его друга.
- Я... не друг. Я его родственник!
- Здесь нет его родственников!
 Человек в повозке приоткрыл глаза:
- Капитан, что там такое?
- Здесь странный человек, одетый бедно. Он хотел подойти к вам, сеньор.
 Глаза человека прищурились в попытке разглядеть нахала. Потом они широко открылись:
- Дэвид? Мальчик, это ты? Что ты здесь делаешь?
 Копье стража, перекрывающее путь, поднялось, и Кехада подошёл к повозке:
- Здравствуй, дядя Сарадон, счастлив видеть тебя в добром здоровье!

 3.

 Большой каминный зал тонул во мраке, только угол с гостинным столом справа от камина освещался несколькими канделябрами, что говорило о прогрессивных взглядах хозяина. На накрытый стол падали отсветы огня в камине, и замёрзший Кехада был рад этому, предвкушая возможность согреться. Отмытый ароматным французским мылом с горячей водой, он с удовольствием ощущал кожей одежду тонкой выделки, найденной для него в запасниках замка. Оглядев зал с многочисленными гербами по стенам, он разглядел у стола двоих, сидящих в креслах с высокими спинками, своего дядю и его спутника. Ещё в темноте за углом камина виднелась тёмная фигура слуги, больше в зале не было никого.
 С удовольствием ступая по каменным плитам новыми мягкими башмаками, Кехада подошёл к столу и жадно вдохнул запах жареного мяса. Услышав шорох шагов, Сарадон де Жанто обернулся и улыбнулся племяннику:
- Дэвид! Ты стал похож на приличного человека! Позволь представить тебя моему уважаемому другу, сеньору Алессандро де Барнабо, родом из Перпиньяна. Алессандро, а это мой племянник Дэвид, студент университета Ровира и Вирджили. Присядь, племянник, и поешь. И расскажи, что ты делаешь так далеко от Таррагона? Ты путешествуешь один, тебя привели какие-то дела?
 Кехада не стал возражать против закуски, сел в деревянное кресло, придвинул блюдо с бараниной и положил на тарелку приличную порцию жареных ребрышек. Пока он ел, хозяева стола продолжали прерванный разговор:
- Наварра колеблется в заключении торговых договоров, они ждут каких-то важных известий из Порты, а дела стоят, - говорил де Барнабо, отпивая вино. - И ещё беспокоит провинция басков, они хотят полной независимости от политики Испании, они хотят строить города и крепости. И это поставит под их контроль торговые пути между партнёрами по эту сторону Пиренеев и южной Францией.
- Простите, дядя, - вмешался Кехада, которого разговор заинтересовал, - но баски с основном тупые, необразованные пастухи, живущие в пещерах...
- Ты встречался с этой народностью? Нет народа умного и глупого, Дэвид, все люди одинаковы. Есть правители мудрецы или глупцы, и от этого зависит благосостояние страны.
- Любой правитель от Бога, - упрямо сказал Кехада.
- Да, правитель своей страны и на своём месте - от Бога, и мы миримся с его глупостью, или принимаем мудрость. Но если правитель - захватчик, узурпатор, если он разоряет завоёванную страну, народ этой страны имеет священное право вернуть на трон законного правителя. Ты в этом вопросе имеешь какой-то интерес?
- Возможно, дядя... Они похитили моих друзей, - и Кехада подробно рассказал о происшедшем с ними.
 Рассказ был выслушан благосклонно. Потом последовало обсуждение.
- В самом деле, здесь живут мало образованные пастухи. Явно, их наняли для исполнения столь грязного дела. - проговорил де Барнабо. - И ты подозреваешь неизвестного человека, гостящего здесь, в замке?
- Я не знаю, чем мои друзья могли привлечь здешних жителей.
- Но вы появились здесь по какому-то важному делу? - спросил де Жанто. - Я не спрашиваю о его сути, но не может быть, чтобы оно могло привлечь кого-то со стороны?
 Подумав и решившись, Кехада рассказал и о Бержераке с его таинственным предложением.
- История всё интереснее, - заметил де Барнабо. - Таинственные книги в провинциальном монастыре. Да ещё в твоём родном городке! Чёрт побери, Сарадон, я вспомнил молодость! Хотелось-бы снова сойти с ума, нырнуть в события, очертя голову, помочь молодому человеку! Но... старые раны, новые болячки. Да, и дела не отложишь. Однако, и мы можем кое-что сделать! Эй, как тебя! Отю? Пусть принесут ещё вина! И позови сюда управляющего!

 ***

 Грызя яблоко, Кехада подошёл к камину, подкинул в огонь сучьев:
- Мерзость, эти замки! Холодно как! И люди это терпят?
- На ночь в спальни ставят жаровни с угольями, - ответил де Жанто, думая о чём-то своём. - Скажи, племянник, за вами следили с самого Таррагона?
- Мы почуяли слежку с небольшой деревеньки, километрах в двадцати от города.
- Значит, тот, кто ответственен за это, находится в Таррагоне. Не могу представить, кто-бы это мог быть.
- Мы подумали на служителей инквизиции... Хотя, не исключили и маранов.
- О, нет! Здесь ты ошибаешься... Конечно, есть признаки противостояния между этими орденами, очень зловещие признаки.
- Де Бержерак, он свободный альгвасил и служил в Париже...
- А на днях Перпиньян посетил главный алькальд французской короны Тарден. Якобы, для проверки службы альгвасилов. Странное совпадение, - заметил де Барнабо. Снова установилось долгое молчание, которое нарушил только приход управляющего.
 Он замер в трёх метрах от стола, поклонился и сделал неуклюжий финт ногами:
- Меня зовут Шюто, если вы помните. Что угодно сеньорам?
- Скажите, Шюто, не было-ли в последние дни незваных гостей в замке?
 Человек внезапно побледнел, его пальцы задрожали, что в мигающем свете выглядело устрашающе:
- Я не понимаю, о чём спрашивают сеньоры...
- Понимаете, Шюто. Высокий человек в чёрном плаще, с лицом, закрытым капюшоном.
- Простите мне мою вольность, сеньоры, но я имею приказ не говорить об этом человеке...
- Это приказ вашего хозяина? Сеньор де Лабрегат приедет в замок на днях, и мы его дождёмся. Он не удивится, узнав о странном госте? Я так не думаю, - жёстко сказал де Барнабо. - Этот человек был из ордена инквизиторов?
- Д-да. Он показал мне бумагу с печатью главы ордена... Э-э-э...
- Не говорите, если боитесь, мы знаем, чья печать там была. А что вы знаете о делах вашего гостя?
- Я клянусь, сеньоры... Совершенно ничего! Он интересовался какими-тио проезжающими синьорами, больше я ничего не знаю, Бог мне судья!
- Он здесь?
- Нет, он уехал вечером, не предупредив о возвращении.
- Идите, Шюто, и мы хотим знать о новом появлении этого человека.
- Истину говорят люди, ложь это грех, а грех означает дорогу в ад, - де Жанто отпил вина и со стуком поставил бокал.
- Но, раскаявшись, ты можешь получить прощение.
- Да. Но для этого сначала нужно согрешить! Вряд-ли мы здесь узнаем ещё что-либо. Мальчик мой, нас призывают наши обязанности, утром мы уедем. Тебе придётся самому выручать своих друзей. Что я могу? Оружие, лошадь, одного из моих охранников в спутники. немного денег. И помни, я буду ждать тебя в Таррагоне с рассказом.
- Я тоже, - поддакнул де Барнабо. - Вот тебе ещё деньги, - он протянул кошель, который тут-же был привязан Кехадой к поясу.
- Я благодарен вам, сеньоры. Я тронусь в путь рано утром. А сейчас мне надо пристроить своего осла с повозкой в таверне и собрать вещи моих друзей.
- Племянник, я хочу предупредить тебя, не упоминай своей родственности с мараном. Скоро это может стать очень опасным.

 ***

 - Это не похоже на конец света.
- Ты хочешь всего и сразу, - отозвался Санчо. - Нас везут на север, скоро мы окажемся во Франции.
 Друзья сидели на костлявой кляче, без седла, спинами друг к другу, со связанными руками. Утром после скудного завтрака и опорожнения, их усадили на этого унылого скакуна. Таинственный незнакомец, не говоря ни слова, сунул старшему овчару горсть монет, и они тронулись в путь, привязав поводья Буцефала к седлу вороного.
- Скоро у меня на промежности будут кровавые мозоли. Но, по крайней мере, мы движемся в нужную нам сторону.



 ***

 *ГЛАВА ШЕСТАЯ*
 в которой Альдонса видит разгадку тайны, интересующей всех, и пытается увидеть себя,
 а аббат Монтоли ищет призраков


 1.

 - Сегодня я увидела страшный сон, Эрика, - говорила Альдонса, наблюдая за хлопотавшей по комнате дуэньей.
- Разве раньше ты видела страшные сны? Ты ничего не говорила об этом!
- Видела, но я не люблю говорить об этом. Они не понятные, и я не знаю, что думать. Например, часто в видениях я слышу голос. Это голос мамы. Я никогда не вижу её, и голос доносится издалека. Он зовёт меня домой.
- К Богу? Это плохо? Ведь ты очень молода.
- Нет, не к Богу. Просто домой. И я не понимаю, где этот дом. Там прекрасная, светлая страна, но я не знаю, где она? Мне кажется, что её нет, но она будет. Может быть через двести лет, или через тысячу.
- И ты там будешь? Ты видишь это?
- Я никогда не вижу себя. Ведь человек не может увидеть свои глаза, только в каком-то отражении. Вот и сегодня, я не видела себя, но я там была. И я кое-что вспомнила.
- Значит, это было не так давно, и ты просто забыла это, а во сне вспомнила? Я слышала о таком, бывает, положишь куда-то вещь, а во сне ангел показывает её, где она лежит...
 Альдонса вскочила с постели, подошла к окну, раздвинула рамы, впуская в комнату прохладный ветер.
- Это не то! Я вспомнила, но тогда я не понимала даже, что происходит, я была слишком маленькой.
- Счастливая, ты возвращалась в детство!
- Думаешь, это хорошо? Обычно, мы забываем плохое, а хорошее помним всю жизнь... Ну, мне так кажется.
- Расскажи, что ты видела? Меня не видела? Я ведь намного старше тебя, на восемь долгих лет!
- Я никогда никого не видела из близких людей. Наш старый пустой дом, не знаю, были ещё живы мама с папой, или они уже умерли... Потом я видела монастырь, и тоже без людей...
- Но почему ты знаешь, что это было раньше? Может быть это ещё будет?
- Я чувствовала себя маленькой испуганной девочкой. И там был тот человек, который одно время жил у нас... - Альдонса замолчала, с испугом поняв, что это её видение лучше держать при себе, ведь не зря аббат де Боссе так настойчиво интересовался этим человеком, Николя Фламелем, и аббат Монтоли тоже... Эрика, кажется, тоже это поняла.
- Альдонса, ты не записывай это видение. И не надо о нём рассказывать. И мне тоже лучше не знать об этом, мало-ли, это дойдёт до святых отцов. Твои видения всегда были... слишком далеко, как-будто они нас не касаются, а сейчас ты увидела что-то, что было, но чего никто не знает.
- Ты права, Эрика, лучше мне это держать при себе, - согласилась девушка. - И ты забудь об этом.

 ***

 Она шла по коридорам библиотеки, вдоль деревянных стеллажей, и лучи света из маленьких окошек под потолком освещали пыльный пол с немногими следами.
 Папирусные и бумажные свитки лежали на полках, свесив языки с названиями, а полкой ниже хранились толстые, придавленные кусками дерева рукописи из сафьяна и ткани. Они пахли пылью и временем.
- Это очень дорогие книги, дитя моё, - слышала она голос отца Павла. - Многие мудрые люди веками сочиняли их, наполняя мудростью человеческой, а потом писцы украшали их рисунками и буквами, чтобы люди веками вкушали Слово Божье и Его истины.
 Были здесь и совершенно новые книги, аккуратные и очень красивые. Отец Павел называл их странным словом "инкунабулы", и когда Альдонса узнала перевод, слово показалось ей очень подходящим, рисунки и тексты выглядели, как младенцы в люльках, которые тихо ждут, чтобы их взяли в руки и приласкали.
 Ещё она увидела стол, на котором стоял бронзовый подсвечник с горящей свечой, и сгорбленный маленький человечек в цветастом халате, неопрятной бороде и странной шапке склонялся над книгой, став коленями на резную скамейку. Альдонса в восхищении наблюдала за работой великого алхимика, вот он дочитал текст, задумался, ковыряя маленькой указкой в зубах, потом решительно подвинул под руку палитру с красками, и, меняя кисточки, стал быстро вырисовывать буквы, выделяя заглавные. Закончив текст, он старательно вывел роспись и задвигал страницами над огнём свечи, ожидая, когда высохнет краска. Закрыл книгу (Альдонса отметила, что обложка деревянная, обтянутая веленью, с вышитым непонятным руническим рисунком.), и быстро пошёл вдоль стеллажа. Она видела, куда мастер спрятал книгу! И вот тут она по настоящему испугалась - он явно почувствовал её взгляд! Медленно пройдя обратно к столу, Фламель внимательно вглядывался в просветы стеллажа, обошёл стол и, видимо, успокоившись и отвергнув предчувствие, пошёл к лестнице.

 ***

 Отец Павел застал Альдонсу за рисованием. она увлечённо выводила на листе бумаги разноцветные линии, от усердия чуть высунув кончик языка.
- Ты занимаешься каллиграфией? - спросил он, заглянув через её плечо. - Нет, не похоже. Это какие-то иллюстрации?
- Да, - смутившись, ответила девушка. - Я пытаюсь нарисовать свои видения, не всё, только некоторые, особенно яркие фрагменты.
- Ты взрослеешь с каждым днём, - заметил клирик, разглядывая наброски. - Похоже, это воздействие твоих видений.
- Воздействие... Воздействуют-ли они на тело? Иногда мне кажется, что я нахожусь будто внутри моих видений, так всё реально, и кажется - протяни руку... Но я никак не могу понять... Я вижу далёкие страны, которых нет на Земле. Это означает, что я сама попадаю туда?
- Ты - нет. Душа, да. Ты спишь, душа бодрствует. Она никогда не спит. И для неё нет преград, ни время, ни каменные стены не преграда для неё, ибо сказано - "По образу и подобию Своему, Он создал человека." И речь здесь идёт о душе. Есть свидетельства вполне благочестивых людей, утверждающих, будто их душа пребывала подле Бога. И не верить им нет оснований. Наверное, этот дар дан и тебе - видеть и присутствовать среди того, что будет.
- Или - что было?
- Я не думал об этом, что было, уходит безвозвратно, остаётся только в памяти. И если в грядущем мы можем надеяться побывать, в прошедшее дороги нет. То, что ты рисуешь, ещё не было в мире. Но, может быть когда-то будет. Можешь рассказать подробнее? Вот это - что?
- Дом. Высотой до неба. Он из железа, камня и стекла. Таких домов много, в некоторых я насчитала сто ярусов и больше. И везде много людей. В некоторых домах они живут, а в каких-то... работают? Я не поняла, чем они занимаются, рассматривают странные записи, цветные пятна, что-то записывают. Похоже, они пишут какие-то книги, но язык этих книг мне не понятен...
- А вот это, над домом?
- Это железная повозка с крыльями, только эти крылья неподвижны. Но они летают быстрее птиц.
- А это люди? Но почему они в одинаковой мужской одежде?
- Это мужчины и женщины. А одинаковая одежда... вероятно, она им нравится. У них одинаковые причёски, обувь, украшения... Но можно понять, где кто, женщины раскрашивают лица краской, мужчины такого не делают... почти. И борода с усами, и... другое...
- Я понял, можешь не продолжать. Альдонса, тебе не надо рисовать то, что ты видишь, рисунки могут попасть на глаза необразованным людям. Знаешь, что они подумают? И сейчас некоторые считают тебя ведьмой, доброй ведьмой, и это не страшно. Но такие рисунки могут натолкнуть их на другую мысль. И вот тогда будет плохо.
- О чём ты говоришь, святой отец?
- Ты слышала об одержимых дьяволом?
- Слышала. Но это просто больные люди, их нельзя винить...
- Церковь и... люди считают по другому. Одержимые - проводники зла в наш мир. Что будет, если кто-то посчитает твои изображения орудием дьявола?
 Альдонса опустила голову, задумалась. Ведь в её рисунках нет зла, на них чудесный мир, которого ещё нет, а, возможно и не будет никогда. Но ведь и драконов нет, это только красивая сказка. Но резон в словах отца Павла был. Людьми, большинством, правит невежество, порождающее страх, а испуганные люди не рассуждают, у них есть готовые рецепты избавления от страха.
- Я поняла, святой отец. У людей мало знаний, чтобы рассуждать здраво. Что я должна делать?
- Сожги все свои рисунки... Нет, я сам это сделаю, прямо сейчас. Пойми, люди не боятся слов, но они боятся того, что видят и знают. Дьявол слишком часто приходит в жизнь, и обличья его разные, часто плохо различимые, он избегает определённости, используя наши слабости.

 2.

 После ужина, когда аббат де Монтоли, переваривая ужин, согревал ноги в горячей воде, слуга доложил о приходе прелата остиария отца Павла. Это удивило Монтоли, он не вызывал брата Павла на аудиенцию, наверное, случилось что-то, не входящее в обычный регламент монастырской жизни. Сунув ноги в домашние туфли, он указал слуге на медный тазик с водой:
- Принесёшь позже. Пригласи брата войти.
 Отец Павел не выглядел встревоженным, скорее усталым, видимо, его занимала какая-то проблема, не могущая разрешиться без участия аббата. Поклонившись и перекрестившись на распятие, он с благодарностью опустился на указанный стул:
- Я хочу рассказать о некоторых видениях Альдонсы, аббат, - начал он в ответ на вопрос о причине визита. - Они меня... приводят в смятение. Она часто видит железные повозки без лошадей, железные корабли величиной с город, железные повозки, летящие в воздухе... Здания, величиной в город, уходящие в небеса...
- Это можно интерпретировать, как некоторые стихи Библии. То-же сказание о Вавилонской башне. Я не вижу здесь повода для беспокойства.
- Да, я знаю. Но есть и другое, брат Монтоли. Мужчины и женщины, отличающиеся друг от друга только раскраской лица и... грудью. Во всём остальном, и в одежде тоже, они подобны друг другу. Ещё живые картины, воспроизводящие живую жизнь, они говорят, музицируют, они живут!
- Брат, почему в её записках я не встречал ничего подобного?
- Я посоветовал не записывать такого. Это может быть расценено, как...
- Как одержимость демонами? Или хуже того?
- Мы знаем о суккубах и инкубах...
 Аббат Монтоли отошёл к книжным стеллажам, долго молчал, водя пальцем по корешкам старинных переплётов, наконец вернулся к столу, и видно было, что он принял решение.
- Брат, я думаю, ты поступил мудро. Но не это волнует меня. Ты знаешь о цели, с которой де Боссе интересовался нашей подопечной?
- Дела сеньоров недоступны пониманию челяди.
- Нас интересует Николя Фламель и его книга! И девочка лишь инструмент, могущий разъяснить нам эту загадку, дать к ней доступ.
- Извини, брат, - вздохнул отец Павел. - В последнее время она ничего на эту тему не говорила.
- А больше... ты ничего не можешь прибавить? Я спрашиваю потому, что дар девочки может развиться с возрастом, ведь и ты думал об этом? Смелее, брат, - подбодрил аббат Монтоли, видя колебание отца Павла.
- Недавно она спрашивала меня о... прошлом. Если она видит наступающее, может-ли быть ей доступно видение ушедшего. Я не знаю, с чем связан этот интерес, скорее, это просто детское любопытство по поводу доступных возможностей. Я не специалист в таких вопросах, поэтому ответил ей уклончиво. В её записках нет никаких намёков на такие способности, и в разговоре она больше не касалась этой темы.
- Хорошо, можешь идти, брат. И пребудет с тобой благодать Божья! Что-то ещё? - спросил аббат, увидев, что отец Павел задержался перед дверью.
- Да... Я хотел-бы узнать, известно что-либо о жизни Николя Фламеля после Сета? Куда он направился, и  видели его где-либо ещё?
- Брат мой, ты спрашиваешь, как жил человек после его смерти, случившейся шестьдесят лет назад? Или о жизни призрака, появившегося здесь десять лет назад, через пятьдесят лет после смерти этого человека во Франции?
- Я хотел-бы знать, видели-ли этого призрака ещё где-то?
- Нам об этом ничего не известно.
 После ухода клирика, Монтоли присел за рабочий стол, достал скудные записи Альдонсы, долго и внимательно перечитывал их. Отложил и хмыкнул скептически. А потом задумался. Что, если вести о новых способностях чудо-ребёнка дойдут до архиепископа, минуя его участие? Это породит недоверие и сомнение в его нужности, что весьма нежелательно, особенно учитывая становление новой силы в церкви - трибуналов инквизиции. Вздохнув, он достал лист письменной бумаги, придвинул чернильницу и, тщательно обдумывая, стал писать.

 ***

 Утром, после туалета аббат Монтоли обратился к слуге:
- Завтрак накроешь на двоих. Пригласишь матушку игуменью.
 Матушке Агнесс де Бриньи было уже больше восьмидесяти лет. Она вступила в монашеский сан сразу по достижении соответствующего возраста в 14 лет, но при этом сохранила титул, приобретённый её отцом, торговцем дичью в конце столетней войны, когда сия процедура обходилась просто и недорого. Несмотря на годы, Агнесс де Бриньи сохраняла ясность ума, недоступную многим молодым, имела отличную память и телесное здоровье, и с годами её служения Богу становились всё более истовыми.
 После короткого стука в дверь Монтоли у видел на пороге высокую строгую фигуру матушки, и в знак почтения встал со стула:
- Я рад видеть вас, матушка, в добром здравии, да пребудет с вами святая дева! Прошу, присоединяйтесь к моему столу.
- И с вами пусть пребудет Божья благодать, святой отец!
 Игуменья прошла к столу, опустилась, обвела взглядом блюда:
- Позавтракать я не откажусь, старое тело требует хорошей еды, - она приняла поданную ей кружку чая, понюхала напиток. - Настоящий индийский чай! Сахар! Варенье из барбариса? Масло и белый хлеб!
- К сожалению, - вздохнул аббат, - доходы монастыря не так велики, чтобы обеспечить клир достойным питанием, но мы прилагаем усилия... Вам известна обстановка в Европе, сейчас все страны преодолевают трудности послевоенной разрухи.
- Я понимаю ваши заботы, монсеньор, мы все благодарны вам за попечение братьев и сестёр. К сожалению, богатства земные истощаются, в отличие от богатств духовных, что даёт нам вера.
- Да, помощи от архиепископства ждать не приходится. Я хотел просить вас, матушка, подумать об организации рыболовных и охотничьих бригад. В нашем озере много рыбы, а в лесу кроликов и птицы. Это разнообразит наш стол и позволит обменять на рынке и другие продукты.
- Хорошо, после обеда я буду говорить об этом с сёстрами, - игуменья откусила бутерброд с маслом беззубыми дёснами, и ей худое лицо разгладилось от удовольствия. Но она понимала, что аббата Монтоли интересует что-то ещё, о чём разговор пока не начинался. Наконец он решился:
- Мне хотелось-бы, матушка, чтобы вы вспомнили давние годы вашего послушничества. Я понимаю, что трудно надеяться на память человеческую, когда речь идёт о времени в пол-века...
- Моя память молода и ясна. Я хорошо помню чуть не каждый день моего пребывания в этой святой обители.
- На это я и надеялся. Вам что-нибудь говорит имя Николя Фламель?
- Это человек, десять лет назад живущий в нашем селении? Он несколько раз пользовался нашей библиотекой. Я тогда исполняла и обязанности архивариуса, поскольку брат Павел находился в Падуе, в обучении книжному делу. Тогда монастырские дела шли гораздо лучше. Но о Фламеле я слышала и раньше. Алхимик и звездочёт французского двора... Вот только я слышала, что он умер примерно за сорок лет до появления у нас. Видимо, в хрониках была допущена ошибка. Это часто бывает в смутные времена, а иногда это делается намеренно.
 Аббат нетерпеливым движением руки отмёл хронологические ошибки, его интересовало другое:
- Но вы не можете сказать, что Фламель делал в нашей библиотеке? Что побудило его посещать наш подвал?
- Он делал какие-то записи. Я не имею привычки заглядывать в чужие секреты, если хозяин не дозволяет этого...
- Я прекрасно понимаю ваши доводы, матушка. Меня интересует, забрал-ли он эти записи с собой, или оставил в нашей библиотеке?
- Этого я не знаю. Об этом вам следует спросить у отца Павла. У него есть реестр всех книг в хранилище, и он может проверить, нет-ли там посторонних рукописей... Но, вот что удивительно... В моей памяти хранится случай... очень давний. Обычно я избегаю этого воспоминания, оно... греховно. Мне неприятно вспоминать об этом... Извинением может служить молодость и постоянное раскаяние... Примерно сорок лет назад в монастырь пришёл человек. Он представился студентом Сорбонны. Молодой, знатный, обходительный, интересно рассуждающий. Я тогда тянулась ко всему новому, и этот человек мне пришёлся по душе. Мы проводили время в интересных беседах, он хорошо разбирался в философии, метафизике, истории... Между нами не было ничего греховного, только взаимное приятие.
- Думаю, в этом нет ничего греховного. Может быть только в невольных девичьих фантазиях? - Монтоли пытливо глянул в глаза игуменьи и улыбнулся.
 Она лукаво улыбнулась в ответ:
- Вы хорошо разбираетесь в этих вопросах.
- Я часто исповедую, и привык отличать грех от шалости или ошибки возраста. Все мы грешны, но это не закрывает дороги к Богу. Но почему, матушка, вы вспомнили об этом человеке?
- Потому-что он тоже интересовался Николя Фламелем. И тоже расспрашивал о его записях.
- За тридцать лет до появления алхимика в наших стенах? Как такое может быть?
- Я много думала об этом. Но тогда я ещё не знала имени учёного. Может быть, он появлялся здесь и гораздо раньше?
- Возможно... - задумчиво проговорил Монтоли, - здесь трудно сказать что-то определённо, вокруг Фламеля ходит много легенд, в том числе самых зловещих. А вы не помните имени того молодого человека из Парижа?
- Как-же! Отлично помню. Эркюль... Савиньен Сирано де Бержерак. Я даже смотрела в родовых книгах, но этого имени там не обнаружила, только упоминания о древнем захудалом роде Сирано...
 После ухода матушки игуменьи аббат вызвал к себе отца Павла и приказал ему провести ревизию книгохранилища, строго наказав о результатах проверки ни с кем не говорить, но доложить непосредственно ему.
- Это займёт много времени, - заметил клирик. - Реестр составлялся на протяжении многих лет, по мере поступления экземпляров.
- Тем более, пора навести там порядок и расставить книги по авторам и времени написания. И составить новый реестр. Старый отправить отдельно, в архив.
- Мне нужно искать что-то определённое?
- Да. Рукопись Николя Фламеля. И всё, относящееся к поиску философского камня и эликсира жизни. Возможно, это будут записки Эркюля Савиньена Сирано де Бержерак, хотя, в этом я не уверен.




 3.

 Альдонса проснулась от холода, и холод был в ней самой. Ей даже показалось, что вместе с дыханием в воздух вырываются облачки пара. По коже ползали мурашки, и волоски стояли дыбом.
- Эрика, на улице мороз? - спросила она тихим голосом, уловив движение в комнате.
- Альдонса, на улице солнце, и ни ветерка! - Эрика подошла к кровати, склонилась, - Ты не заболела? Выглядишь нездоровой. Позвать отца Павла?
- Я здорова, не надо никого звать. Это от сна, я так думаю.
- От сна? Что-же это за сон, от которого вокруг глаз чёрные круги? Мне это не нравится! - решительно заявила дуэнья. - Я согрела воды, умываться будешь? И чай стоит горячий, я добавлю в него листья смородины, от этого ты пропотеешь, и простуда, если она есть, убежит.
- Спасибо, Эрика, ты такая заботливая.
- Матушка Агнесс просила сразу после обеда быть в трапезной, будут обсуждаться вопросы обители. Говорит, нас это тоже касается. Так что за сон привёл тебя в такое состояние? Или это тайна? В последнее время у нас тайны выглядывают из-за каждого угла, - говоря, дуэнья оборвала с висящих по стене веток несколько листьев, бросила их в кувшин с чаем, накрытый полотенцем. - Сходим сегодня на озеро, половим рыбу, сделаем ужин?
- Посмотрим, что скажет матушка. А сон... Я опять была в стеклянном доме. Там было много красивых людей, и звучала тихая музыка. Это было похоже на праздник, вверху висели разноцветные шары, вдоль зеркальных стен стояли в вазах цветы... Я подошла к одной вазе, мне стало интересно, что это за цветы, как они пахнут. И вдруг я увидела в зеркале против себя женщину. Она была одета в длинное платье, белое, с рюшами. Странная короткая причёска цвета льна с синими и красными прядями, там многие женщины красят волосы в яркие цвета. И очень длинные ресницы... Я долго разглядывала её, потом обернулась, думая, что она стоит рядом, но поблизости никого не было. Эрика, я поняла, что смотрю на себя!
 Эрика долго молчала, потом шёпотом спросила:
- И что в этом было страшного?
- Ничего. Красивая женщина хорошего сложения. Только ей было не меньше сорока лет... У нас в сорок лет выглядят старухами, эрика, но на вид мне было не больше восемнадцати, но я ЗНАЛА, что мне сорок...
- Но это - хорошо?
- Я думаю, что в сорок лет, или раньше, я уйду отсюда, из этого мира. Я буду там. Не знаю, где и когда это "там" находится, но здесь меня уже не будет. Не будет никого из тех, кто сейчас есть, их детей и внуков. Может быть, уже  совсем никого не будет. Но вот этот замок также будет стоять над тенистым прудом.

 
 ***

 *ГЛАВА СЕДЬМАЯ*
 в которой друзья любуются видами северной Каталонии, но в результате обретают  свободу при помощи фагелланов.

 1.

 После ужина в таверне, Росинант был пристроен в конюшне, повозка установлена во дворе, а Энне была вручена сумма, достаточная для сохранности движимого имущества. После чего Кехада вместе с Энной устроился всё в той-же комнате, на дерюжке рядом с дымоходом.
 Рано утром, поспав часа три, Кехада разбудил внизу нового попутчика, ландскнехта Геру, попрощался с Росинантом, который явно чуял разлуку, о чём говорили понурые уши, а потом обнял мокроглазую Энну:
- Я обязательно вернусь, веришь?
- Конечно, нет. Я тебе не нужна.
- Ну, ну. Увидишь, - Кехада знал, что она права, такое у него было чувство. - Я тебя не обманываю.
- Конечно, обманываешь. Но я буду тебя помнить. Может быть и свидимся, когда вы поедете обратно.
 Кехада не любил разочаровывать людей, для чего иногда ему приходилось врать. К сожалению, больше, чем хотелось-бы. У поворота перед въездом на мост он обернулся, но Энна уже вошла в двери. Он знал, что она стоит у окна, и помахал рукой.

 ***

 - После Бага (Baga) ) будет развилка, налево в Андорру, направо Пучсерда (Puigcerda) и дорога на Перпиньян, - через несколько часов увлекательного круиза сообщил Эркюль.
- В Андорру мы могли ехать прямо от Берга, короче было-бы.
- Там дорога плохая. Правда, здесь глаз больше. Думаю, мы едем в Перпиньян, это ближе к цели.
- Какие глаза? - с горечью спросил Санчо. - За пол-дня ты видел кого-то на этой тропе?
- В сезон уборки урожая здесь довольно людно. Скажи, Санчо, ты уверен в своём друге?
- Я думал, ты, с твоей проницательностью, достаточно узнал Кехаду. Он будет нас искать. Насколько ему позволят возможности. Денег у него не очень много, а Росинанту явно не по силам тягаться с нашими лошадками.
 Протянулось творческое молчание. Потом Эркюль осторожно сказал:
- Хорошо бы оставить какой знак... Судя по безлюдью, следующим, кто здесь проедет, будет Кехада. Надо дать ему понять, в какую сторону мы направимся.
- У меня связаны руки, а у тебя? - отозвался Санчо, проклиная себя за то, что сам не догадался о такой возможности.
- Значит, надо обойтись без помощи рук. Ты мог-бы скинуть с ноги башмак.
- Они у меня тугие, и без рук их не снять, ноги-то с разных сторон проклятой лошади! И почему тебе не попытаться сделать то же самое?
- Потому что на мне сапоги, болван!
- Шляпа! Она у тебя с пером, будет хорошо видно...
 Злой Эркюль вынужден был согласиться:
- Будем молить Бога, чтобы раньше здесь не проехал какой-нибудь селянин!
- Будем. Но селяне ездят на повозках и спят во время дороги, не пялясь по сторонам.
 После пустынной Бага, на развилке дорог они свернули направо и стали спускаться к теплу и солнцу. А шляпа Эркюля через три метра после развилки полетела на землю.

 ***

 - Твоё имя - Геру?
- Так, господин, меня зовут другие солдаты, - хмуро отвечал ландскнехт, косясь на кусты по обочине дороги.
- Значит, у тебя есть второе имя?
- Иордан.
- Странное имя!
- Мой дед участвовал в крестовом походе и первым из полка вошёл в реку Иордан. С тех пор это стало вторым родовым именем.
- Родовое имя! Так ты из бюргеров!
- Это было давно, мы обеднели из-за постоянных сражений Плантагенетов и Мерровингов. Даже замок пришлось уступить. Но у нас ещё есть деревня и хороший каменный дом.
- Понятно, - задумчиво отозвался Кехада, затеявший разговор только развлечения ради. - Скажи, Геру, что тебе поручили?
- Охранять господина и помочь освободить его друзей. Если мы их найдём. Только, я думаю, если их похитили баски, они давно их сожрали.
- Вижу, ты наслушался сказок. Ты сам сталкивался с басками?
- Видел. Дикие звери.
- Хм, не будем заранее давать им оценку. В их стране есть большие красивые города. Ну, а потом? Ты должен остаться с нами?
- Буду сопровождать до Сета. Потом отправлюсь в Монпелье, где мой комтур*, мой полк.
- Так ты из Ливонского ордена! Но ведь его уже лет двести нет.
- Заветы ордена в моём сердце!
- И помогли тебе эти заветы с назначением майората? Ладно, вопрос неприличный, не зря ты подался в ландскнехты... Значит, ты не знаешь ничего о нашем деле, моём и моих товарищей?
- Мне это не нужно, господин.
- Послушай, может быть нам лучше ехать ночью, а днём отдыхать?
- Зачем? Я могу ехать день и ночь, а днём спать в седле.
- Ночью нас могут не заметить разные разбойники, которых, говорят, здесь много.
- Разбойники боятся басков. А с пастухами, будь их и десяток, я справлюсь.
- Я вижу, у тебя на всё есть ответ. Что-ж, делай, как надо, ты это знаешь лучше меня.
 Через пару часов монотонной езды пейзажи надоели Кехаде, как проповеди протестантов:
- Геру!
 Ответом было молчание. Кехада пожал плечами и подъехал поближе - страж спал!
- Геру, проснись!
- Слушаю, господин, - пробормотал тот, не открывая глаз.
- Может быть, нам ехать быстрее?
- Зачем? Перед нами две лошади. Вторая, старая кляча, везущая тяжёлый груз. Наверное, она везёт твоих друзей. Они впереди нас в трёх часах.
- И ты молчал?!
- Следы на дороге, я думал, ты их видишь.
- Так нам надо пришпорить коней, догнать и освободить моих товарищей!
- Зачем? - резонно возразил стражник. - Они едут. Они не торопятся, значит, у них есть еда и вино. И они едут туда, куда вам нужно.
- Но, они пленники!
- Давай думать, что они едут под охраной. И мы не знаем, что за человек их сопровождает. Может быть, это сильный человек с хорошим оружием. Может быть, ему повезёт, и он убьёт нас?
- Об этом я не подумал, - пробормотал Кехада. - Значит, мы должны узнать, куда они направляются, и потом станет ясно, что делать.
- Думаю, они остановятся на ночь. Тогда и мы отдохнём... Скажи, господин, откуда ты знаешь об Ордене меченосцев? Или это секрет?
- Нет, почему? - пожал плечами Кехада. - Я студент университета Таррагоны, в его библиотеке много исторических документов.

 2.

 Перед приходом темноты остановились на ночлег. Санчо с Эркюлем были развязвны, со стонами слезли на землю, стали разминать ноги. Незнакомец развязал мешок, бросил на траву куски мяса и лепёшки, остановился перед Эркюлем:
- Шляпа?
- В пропасти, - лаконично пояснил тот, подбирая еду. - Порыв ветра, и вот - я без головного убора.
 Санчо всё пытался разглядеть лицо похитителя, но в сумерках это не представлялось возможным.
- Разведите огонь и спите. Выезжаем с рассветом. Попытаетесь сбежать, в темноте заблудитесь в скальных лабиринтах, упадёте в расщелину, сломаете шею. Или попадёте в лапы медведя. На меня нападать не советую, - был продемонстрирован внушительный кинжал из Толедо. - Убью.
- Скажи хоть, куда мы едем, и зачем мы тебе нужны! - воскликнул уязвлённый Санчо.
- Мне вы не нужны. Едем во Францию. Мой мастер хочет вас расспросить. Ответите честно, будете жить. Будете хитрить, пожалеете.
 Харон потянул за повод лошадь и скрылся за ближайшей скалой.
 Делать нечего, друзья обломали сучья с сухого куста, развели жидкий костерок, признали положение безвыходным и улеглись спать, закутавшись в плащи. Они не подозревали, что в паре километров от них на ночлег так-же устраиваются Кехада с охранником.

 ***

 Их разбудил противный, резкий и скрипучий крик фазана, приветствовавшего восход солнца. Умываться было нечем, а завтрак состоял из куска вяленого мяса и глотка вина.
- Зачем ты связываешь нас! - завопил Санчо. - Ведь сам говорил об опасности побега в горах!
- Ночью, - пояснил тюремщик. - Днём вы вполне можете сделать такую попытку. Тем более, скоро селение.
- Что скажут селяне, увидев связанных? А мы молчать не будем.
- Скажу, что вы мошенники и убийцы женщин, а я поймал вас и везу к алькальду. Как думаете, что сделают люди, узнав, что вы чудовища? А у меня есть грамота губернатора, которая даёт мне право преследовать и ловить преступников. Лучше вам призадуматься и вести себя благоразумно. И ещё у меня есть это, - они снова полюбовались толедской сталью.
- Есть ещё хороший приём, - продолжал инквизитор. - Сделаем вас фагеллантами**.
- Я себя истязать отказываюсь, - быстро отказался Эркюль от предложенной чести.
- Я тоже не сошёл с ума, - поддержал товарища Санчо.
- И Бог с вами, спросят, скажу, что вы одержимые. Но преступники проще. Может, камнями забросают, или калом.
- Он меня доведёт до самоубийства, - прошептал Санчо. - И буду я гореть в геенне, и мама будет проклинать сына.
- У тебя есть мама? - уточнил Эркюль. - Я своей не помню.
- Ну, если судить здраво, мама была у каждого. Только где она, это неизвестно.
- Я слышал, главой испанского трибунала назначен некий Томас Торквемада? - обращаясь в воздух, но так, чтобы было слышно Церберу, проговорил Эркюль. Лицо его при этом сохраняло самое идиотическое и невинное выражение.
- Это ты к чему? - поинтересовался тот, имя нового главы трибунала ордена насторожило его.
- Так. Когда-то я был с ним знаком, он посещал Сорбонну, и мы ходили на лекции схоластиков.
 Инкогнито отъехал от них метра на три и дальше молчал до самого Пучсерда, что на границе Каталонии и Окситании.

 ***

 - Моих друзей похитил инквизитор, а в Пучсерда наверняка есть отделение ордена и его приверженцы. Если Эркюль и Санчо попадут в их лапы, и те поймут, что мои друзья ничего не знают, их могут просто убить, ордену незачем раскрывать свои планы. Мы должны освободить их, пока они не добрались до места.
- Тебе надо будет найти кого-то из маранов, и попросить помощи у них. Но для этого мы должны обогнать твоих друзей на сутки. Придётся ехать без ночёвок. Учись спать в седле. И ехать придётся по маленькой дороге, очень плохой.
- Значит, спать сегодня не придётся, - пробормотал Кехада, и оказался прав.
 К вечеру следующего дня они въехали в провинциальный городок. Подумав, Кехада зашёл в первую попавшуюся лавочку, которую содержал шорник. Поздоровавшись и пожелав хозяйке процветания, он спросил хозяина. Разговаривая, Кехада присматривался к товарам, и купил наконец кожаный кошель, украшенный обвязкой с подвешенными византийскими беццо, для привлечения более крупных денег. Хозяйка была довольна и быстро позвала мастера.
- Мне нужна помощь в одном деле, - без обиняков начал Кехада, присмотревшись - хозяин был похож на человека серьёзного и трезвого, - Я ищу кого-то, кто имеет дело с маранами и может мне порекомендовать такого.
- Иногда я обращаюсь к маранам, вы понимаете, господин, о чём я говорю. Их не так много в нашем городе. Я советовал-бы вам обратиться к аббату Деррида, настоятелю нашей церкви.
- Я так и сделаю. И ещё вопрос, нет-ли в вашем замечательном городе отделения ордена инквизиции?
 Глаза хозяина сразу похолодели:
- Я не имею с ними никаких дел. Отец Деррида сможет вам дать ответ на этот вопрос.
- Ещё раз благодарю тебя, уважаемый человек. Как мне пройти к вашей церкви?
- По нашей улице до площади Святого Бенедикта. Господин увидит толпу, нынче в городе гостит общество фагеллантов.
- Разве ещё сто лет назад папа Климент Шестой не запретил подобные сборища?
- Они никому не делают зла, и аббат не видит повода изгонять их из города. И горожанам развлечение.
 В самом деле, пройдя с пол-километра, путники увидели старую церковь и толпу перед ней. Оттуда доносилось заунывное пение лаудов, смех и восклицания собравшихся городских зевак. Подойти к церкви, минуя толпу, не было возможностей, и Кехада, поморщившись, двинулся прямо. Геру шёл впереди, раздвигая беснующихся мечом, а студент уворачивался от мелькающих цепей и кожаных бичей, измазанных высохшей и свежей кровью - он не был любителем подобных развлечений, его раздражало унылое бормотание стихов из лаудов:
- «Рlanga la terra, planga lo mare, planga lo pesce, ke son notare, plangan le bestia nel pascolare, plangan l’aucelli nel lor volare, plangano fiumi e rigareli»…
 Тем не менее, скоро они вошли в прохладу каменных стен и увидели на клиросе согбённую фигуру святого отца.
- Да пребудет с вами благодать Божья, отец! - проговорил Кехада, подойдя к аббату и осеняя себя крестом. - Весело у вас нынче в Пучсерда!
- Господь не делает различий между созданиями своими, сын мой. Я могу чем-то вам помочь?
- Да, я за этим пришёл в эти благословенные стены, - Кехада откровенно, но без запутанных подробностей рассказал о своих приключениях.
- Значит, вы выполняете волю кого-то из высокопоставленных членов ордена маранов?
- Сеньоры Алессандро де Барнабо из Перпиньяна и Сарадон де Жанто оказали мне честь...
- Я прекрасно знаю де Барнабо, это уважаемый и щедрый человек. Можете мне подробнее рассказать, что именно вы  ожидаете от меня?
- Вы, конечно, знаете, где располагается местное отделение трибунала инквизиции? Именно туда сегодня должны доставить моих друзей, похищенных в Берге. Уверяю вас, что они не преступники, а похищены из-за того самого поручения, которое мы выполняем. Их охраняет один монах-инквизитор, думаю, освободить их не составит большого труда. Если только ему на подмогу не поспеют его братья.
- Думаю, я смогу вам помочь. И для этого придётся воспользоваться помощью гостей нашего города, фагеллантов. Они достаточно организованы, чтобы действовать разумно и слаженно. А пока позвольте предложить вам обед.
 Стол аббата не радовал разнообразием, но блюда были вкусными и сытыми.
- Наша церковь бедна, пожертвований горожан едва хватает на содержание клириков, коих три человека, - рассказывал святой отец. - Муниципалитет-же за недостатком средств не может справится с насущными городскими нуждами. Может быть, вы обратили внимание, замощена только площадь города. А Жирона далеко, у неё свои заботы. Всегда трудно преодолевать последствия войны, когда мужчины воюют за непонятные идеи, и многие гибнут. К сожалению, многие властители до сих пор не избавились от своих амбиций, и смута продолжается...
 Поблагодарив за обед, Кехада попросил пару часов сна, он не спал уже около двух суток, да и Геру отдых не мешал. Настоятель проводил их в пустую каморку клирика и оставил одних.
- Ты ему веришь, господин? - спросил ландскнехт, растягиваясь на досках топчана.
- Верю, - коротко отозвался Кехада. - Кому-то надо верить.
Через секунду он уже спал.               

 3.

 Спустя два часа аббат Деррида разбудил гостей:
- Нам пора готовиться. Пока вы спали, я позволил себе встретиться с людьми, которые помогут нам освободить ваших друзей. Также я узнал, что ваши покровители, сеньоры де Барнабо и де Жанто, который является вашим дядей, господин Кехада, собираются в течении месяца посетить Перпиньян. Думаю, если вы будете в Перпиньяне в это время, вам надо будет найти их, что будет сделать просто. А сейчас предлагаю перекусить и попить чаю. Ваши друзья при охраннике, человеке в чёрном плаще, подъезжают к городу. Кстати, могу сказать, что этого человека в городе знают достаточно хорошо, он член трибунала службы инквизиции из Перпиньяна, часто бывает в нашем городе. Ваши же друзья будут следовать через площадь перед церковью, и тут нам надо быть начеку.
 Компания допивала чай, заедая его лепёшками с мёдом, когда в келью постучали и вошедший человек кивнул аббату.
- Надо идти, друзья мои, - поднялся тот. - Да будет с нами Бог, ибо дело наше праведное!
 Они решительно вышли на ступени крыльца, сжимая под плащами оружие, и оглядели площадь, где всё так-же продолжался обряд фагеллантов.
- Они не помешают нам? - с тревогой спросил озабоченный Кехада.
- Помогут. Им тоже не нравятся инквизиторы, - пояснил аббат. - Вашим людям придётся идти сквозь эту толпу, и это нам на руку.
- Мы благодарны вам, святой отец. Возможно, далее нам придётся покинуть ваш уютный город, и мы больше не увидимся. Пусть будет с вами Бог!
- Они едут, - предупредил Геру, кивая на противоположную сторону площади, и Кехада спрятался за его спину, чтобы увидевшие его друзья невольно не выдали его, - Надо будет забрать и их лошадь.
- Я их вижу!
 Эркюль и Санчо сидели на понурой кляче, связанные спиной к спине, и с любопытством оглядывали постройки. Поводья их лошади были привязаны к седлу лошади, шедшей впереди.
- Чёрный всадник на чёрном коне, - прошептал Кехада. - Где-же трое его коллег?
 В это-же время он обратил внимание, что беснующаяся толпа фагеллантов незаметно сместилась влево, перекрыв выезд на соседнюю улочку, где располагалась, как им сообщил аббат, миссия инквизиции. Поневоле лошадям пришлось пробираться сквозь толпу, и люди теснились, мешая проезду.
- Безмозглые уроды, - не выдержав, вскричал всадник в плаще. - В стороны, или я разберусь с вами! Освободить дорогу, пища свиней!
 Снова был продемонстрирован клинок, но на этот раз он не произвёл нужного действия. Над толпой взметнулась вязка цепей для бичевания и опустилась на спину нечестивца. Тот вскрикнул от боли и неожиданности, и тут-же получил обжигающий удар многохвостной плетью. Кто-то подрезал ремни подпруги, и инквизитор свалился под ноги лошади, кто-то другой отрезал поводья второй лошади и сунул их в руки подоспевшему ландскнехту.
- Выбираемся, господин! - вскричал Геру. - К лошадям! Нам надо убираться, пока не подоспели враги! Быстро!
 Они выбрались из толпы, обошли церковь с южного угла,  и помахали рукой стоящему на крыльце аббату, осенившему их крестом. Вскочив на ожидавших их лошадей, они резво поскакали по улице за город.
- Кехада, развяжи нас! - крикнул Санчо, только сейчас сообразивший, что происходит,
- Потерпи, друг, может быть погоня. Всё потом. Надо до темна уйти, как можно дальше.
 Вот и околица осталась позади, некоторое время они ехали вдоль огородных оград, потом остановились на развилке.
- Господин, развяжи своих друзей. А я приму меры, чтобы нас не нашли по следам.
 Наконец друзья получили свободу и бросились обнимать студента.
- Как ты нашёл нас, засранец!?
- Долгий рассказ, всё потом. Один из вас поедет со мной, так будет быстрее, ваша гончая кляча не вынесет быстрой езды с двойным грузом.
- Можем ехать. Я сзади, - окликнул Геру, привязавший на верёвке целую охапку кленовых веток. - Но скоро нужно будет свернуть с дороги, так что высматривайте развилку. Нам надо будет на север, преследователи думают, что мы попытаемся проехать к Перпиньяну, и пусть они так и думают. И старайтесь не ехать по глине, чтобы было меньше следов.
 Скоро они свернули на просёлочную дорогу и ехали ещё три километра, потом по тропинке объехали деревеньку земледельцев и снова выбрались на дорогу, ведущую к Фуа. Ещё через час они ощутили воздух Франции, как выразился Эркюль, сменивший Санчо за спиной Кехады.

 ***
 - Уверен абсолютно, за нами следили от Таррагоны, - заявил полный убеждения Санчо.
- Чепуха! Что мы были? Ленивые студенты!
- Ты студент, я книгопечатник, - отговорился Санчо.
- Не суть дела. Никому мы в Таррагоне не нужны.
- А тогда зачем, - они одновременно посмотрели на Эркюля.
- Да, - согласился тот, - причина в деле, участвовать в котором я вам предложил.
- Так, может быть, пришло время рассказать нам, кто стоит за нашим предприятием? Кто вдохновитель поисков книги?
- Если я назов имя, вы сочтёте меня сумасшедшим, поэтому рисковать не хочу. Этот человек вне тех сил, которые заинтересованы в книге и её возможностях. Тем более, этот человек не имеет отношения к инквизиции. Скажем так, он более привержен французскому дому, но также с оговорками.
- Значит, не скажешь? - уточнил Кехада.
- Нет.
- Ну и ладно. Откровенно, вся эта история меня чертовски заинтересовала. Да и на Родине хочется побывать. Поспим? Геру, ты постоишь на страже пару часов? Потом разбудишь меня.
- Мне не привыкать, господин.

 ***

-*- комтур, командор подразделения Ливонского ордена меченосцев.
-**- фагелланты - члены секты самоистязателей

 ***




 *ГЛАВА ВОСЬМАЯ*
в которой Альдонса находит книгу, открывает окно в видения
и проходит в него. Потом она пугает Эрику, пишет себе письмо
и сомневается.

 1.

 Они рыбачили в тихой, тенистой заводи, где по зеркальной воде плавали кувшинки и бегали водомерки, а ноги окутывала длинная водная трава. Сначала заходили в воду там, где берега разбегались в стороны, открывая просторную гладь озера, а глубина не превышала метра. Потом растягивали сеть, сплетённую из конопли, и шли вдоль узкой воды, стуча ладошами по воде, вспугивая прячущуюся в иле рыбу. Заходили в самый конец, подтаскивали сеть ближе к берегу и руками, наощупь искали рыбу в тёмной воде, нащупывали и выбрасывали на берег. Садились на траву передохнуть и снова шли в воду. За несколько часов они таким образом выбросили на берег около двадцати изгибающихся рыбёшек. Здесь были караси, несколько щучек, два сомика и с пяток окуней. Ершей они не брали, об их колючки можно было серьёзно пораниться, и, нащупав, просто прогоняли в сторону.
 Устав, Альдонса с Эрикой подождали, пока осядет поднятый ими со дна ил и тина, сбросили рубашки и обмылись чистой водой. Рубашки подсыхали на траве, а они лежали и смотрели на облака. Внезапно Эрика прыснула и смущённо прикрыла рот рукой.
- Что смешного?
- Я представила, если-бы нас увидел сейчас аббат Монтоли!
- Что мы без одежды?
- Синьорита ловит рыбу себе на обед!
- Монтоли понял-бы и не осудил. А вот аббат де Боссе! Это для него было-бы серьёзным поводом заставить нас каяться. Я-же здесь не вижу ничего предосудительного. Но нам пора возвращаться в обитель. Занесёшь рыбу на кухню. Пусть нам пожарят, сколько надо, а что останется, будет добавка сёстрам к обеду. Ведь они тоже сегодня будут рыбачить?
- Да, матушка Агнесс хорошо придумала, огород дал мало овощей, а рыбу можно и на зиму вялить и солить.
 Они оделись, собрали рыбу в корзины, прикрыли её мокрой травой, положили сеть в тени под деревом, чтобы не пересохла, и пошли к монастырю тропинкой между деревьев.
- На днях во дворе ко мне подошла матушка настоятельница, - сказала Альдонса. - Она спросила, не думаю-ли я принять монашеский обет.
- Она права, недавно тебе исполнилось шестнадцать...
- И я ещё не замужем?
- Фу! Но что ты ей ответила?
- Мне не хотелось её огорчать. Сказала, что я ещё не готова решить свою судьбу.
- А на самом деле?
- Я не хочу рвать связь с миром, Эрика. С этим, и с тем, который ждёт меня... там. К тому-же, отец Павел учит меня своему делу и говорит, что из меня выйдет хорошая преемница того, чему он посвятил свою жизнь. Может быть, меня отправят учиться в Неаполь, или Турин.
- Как это интересно!
- Не зря мне присвоили титул! Представляешь, сеньорита Альдонса де Боленсия с дуэньей на городском балу!
- Она проходит, и за ней сразу вспыхивают дуэли! А по ночам под балконом поклонники встают в очередь, чтобы спеть романс!
- Как это должно быть утомительно!

 ***

 После обеда Альдонса отпустила дуэнью домой, и Эрика, поцеловав её в щёку, убежала. Ей хотелось уединения, отдохнуть, может быть, подремать часик, или заняться домашними делами, если такие найдутся. Своих кур и гусей она давно отвела в монастырский птичник вместе со старым псом Альдонсы, Жино.
 Сама Альдонса занялась вязанием, разложила на кровати цветные клубки шерстяных ниток, достала крючок и принялась за тапки, какими давно хотела обзавестись; ходить в келье в деревянных башмаках, особенно зимой, было не уютно и не красиво.
 Но постепенно обед взял своё, и она задремала, откинувшись на подушки.
 Что-то лёгкое, как тополиный пух, коснулось её лица, и она, скорее в удивлении, открыла глаза. На стене, прямо напротив лица она увидела круглое отверстие, закрытое узором переплетающихся виноградных лоз, как на виньетках рукописных книг. И из-за этой решётки на неё веяло нежное и ароматное дуновение свежего воздуха. Потом она поняла, что и стена не была стеной её кельи, сложенной из грубых глиняных кирпичей. Это была пористая гладкая поверхность, похожая на полированное дерево, но это не было деревом или пробкой, чуть шероховатый материал, но плотный и монолитный.
- Я не дома, - подумала Альдонса. - Где я?
 Инстинктивно она уже знала ответ, но никак не могла признать это правдой, слишком это выходило за рамки реальной жизни, разум отказывался воспринимать догадку.
 Она закрыла глаза и отвернулась от стены в сторону двери. Чуть приоткрыла один глаз и попыталась разглядеть что-нибудь. Ресницы мешали. Тогда она, решившись, открыла оба глаза - и увидела дверь. Свою дверь, свой столик с тазом для умывания и зеркалом над ним, свой плащ, висящий на колышке у двери. Она была дома!
 Осторожно она опустила глаза, да, вот родные доски, посыпанные соломой, деревянные башмаки у постели. Она дома!
 Опустив ноги в башмаки, она вскочила с постели, обернулась и застыла.
 Обрамлённое туманным кольцом, над постелью колыхалась уже знакомая картинка - дыра за вензелем из виноградной лозы.
 Встав коленкой на край постели, Альдонса нагнулась, протянула руку... и дотронулась до решётки. Ощутила тепло входящей струи воздуха... Это было реально!
 В задумчивости она присела на стул, бесцельно передвигала чернильницу и подставку с перьями.
- Это видение? Значит, мне надо только проснуться, и оно исчезнет. Но оно не похоже на видение. В этой картинке нет смысла. Значит, это реальность? Ведь только реальность может быть без смысла, всё, что придумывает сознание, наделено смыслом. Так, успокойся, Альди, надо подумать. Я здесь, я дома. И я спала, когда возникло ЭТО. Интересно, могут другие это увидеть? Жалко, Эрики нет. Позвать отца Павла? Но долго будет существовать это... видение - не видение? Альди, давай думать спокойно! На что это похоже? Обычно вещь является тем, на что она похожа, кто из греков это сказал? Не важно, главное, не считать себя сумасшедшей. Никто из сумасшедших не считает себя сумасшедшим. А я просто Альди, просто девочка. Итак, на что это похоже? На картину? В видениях я видела живые картины. В нашем мире их нет. Но вот она, передо мной. Я её могу потрогать, она - есть, она реальна. Не в видении, но в нашем мире. Значит, что-то из мира видений появилось здесь. И я через это могу ощущать реалии того мира. Конечно! Это - окно! Окно отсюда - туда. Моя рука через это окно чувствовала тот мир. И кожа ощущала аромат того мира. Рука прошла туда, и вернулась ко мне, в наш мир. Это настолько сказочно... Может быть, я сошла с ума? Ведь безумцы видят недоступное другим, они разговаривают с людьми, которых нет, они видят чудовищ...
 Альдонса подошла к столу, налила в чашку холодного травяного чая:
- Как это было-бы печально, жить тем, чего нет. Но, как убедиться? Вот злесь мне могла бы помочь Эрика...
 УВидимо, Бог услышал, дверь приоткрылась, и - чудо! - на пороге стояла дуэнья!

 2.

 - Я звала, и ты пришла?!
- Что случилось, Альдонса? Я уже легла поспать, но... услышала тревогу, страх, и я пришла. Я дурочка?
- Что-ты! - облегчённо рассмеялась Альдонса. - Я так рада тебя видеть! Да, я напугана, и ты можешь мне помочь... Посмотри сюда, - она указала на стену над постелью.
- Что это? - Эрика приблизилась, не понимая увиденного, протянула руку.
- Не надо этого делать, - предупредила Альдонса. - Это окно в мир моих видений. Оно для меня, и если ты прикоснёшься к нему, оно может закрыться.
- И моя рука останется там? Я этого боюсь, и лучше его закрыть. Но что это за странное окно, которое показывает кусочек стены?
- Мне тоже это странно. Может быть, его можно передвигать. Я только что проснулась, и ещё ничего не знаю.
- Значит, ты можешь пройти туда?
- Не знаю. Моя рука может. А я... Буду-ли это я? Наверное, я попробую это сделать, но мне ещё надо освоиться с тем, что я вижу. И, Эрика, не надо никому говорить об этом.
- Я давно это поняла, мой рот на замке. И с кем я могла бы это обсудить? Сёстры сочтут меня сумасшедшей. Если с отцом Павлом. Но тут тебе решать.
- Хорошо. А сейчас я попробую сделать этого окно побольше, - Альдонса встала на постели на колени, просунула в окно обе руки и развела их. И границы раздвинулись!
- Оно подчиняется моим движениям! Может быть, я смогу передвинуть его?
 Оставив одну руку, она повела её влево, и теперь окно висело над одеялом, и картина в нём изменилась, но это вызвало разочарование - они увидели другую стену, приятного цвета, но глухую. Перед стеной стоял столик и небольшие, странно изогнутые стулья.
- Это какая-то келья? И, похоже, здесь никто не живёт, я не вижу никаких вещей, одежды...
- Альдонса, значит, ты не знаешь, как оно открылось?
- Не знаю. Я проснулась и увидела, оно уже было. К чему ты спрашиваешь?
- Потому что я знаю тебя. Ты обязательно пройдёшь туда. Не делай этого!
- Но моя рука была там.
- А ты была здесь. Оно не закроется, когда ты вся будешь там? И ты не знаешь, как снова его открыть...
- Успокойся, Эрика. Кажется, я знаю, как его закрыть, - Альдонса подвела руки к краям окна и села их вместе. На месте окна осталась узкая вертикальная щель, - Так. А сейчас я уберу его с вида.
 Она передвинула окно в угол, под образ святой Жанны и загородила его стулом.
- Кажется, нам пора ужинать, - сказала Эрика, глядя в окно. - От озера возвращаются сёстры рыболовы. Я схожу на кухню.

 ***

 Отцу Павлу предстоял длительный и тяжёлый труд. Работы он не боялся, он боялся ошибиться. Ему нужно было разложить книги по тематике и алфавиту авторов, а потом составить новый список. Он надеялся, что со списком ему поможет Альдонса.
 А пока он вырезал из пергамента таблички, на которых написал названия разделов: метафизика, философия, религии, христианство, литература, история с историческими хрониками. Одну табличку он оставил чистой, и все закрепил на полках стеллажей. Потом он очистил от книг эти стеллажи, сложив книги на столе и полу возле стола.
 Была уже глубокая ночь, когда он пошёл в свою келью, чтобы помолиться и отдохнуть - завтра ему нужна была ясная голова. Он уже поднимался по лестнице, когда непонятный звук заставил его насторожиться. звук раздался где-то в глубине лабиринта книжных полок, и это мог быть только звук, произведённый мышами.
- Проклятые твари, они могут погрызть пергамент... Завтра надо будет расставить ловушки по всем углам!
 Когда отец Павел вышел, не забыв закрыть за собой дверь, рама окна, затянутая высохшим бычьим пузырём, приоткрылась, и в темноту повала проникла Альдонса. Спрыгнув на пол, она ощупью прошла в дальний угол между стеллажами, просунула руку за груду свитков и нащупала твёрдую обложку книги.
 Вернувшись к окну, она поставила к стене стул, взобралась на его высокую спинку и также через окно выбралась наружу. Никем не замеченная, вернулась она в келью и долго листала книгу в свете свечи. Кое что поняла, но большинство текста была нарисована незнакомыми ей алхимическими символами. Вздохнув, она убрала из угла подушку, откинула угол грубой льняной простыни, разгребла солому, уложила книгу и снова привела постель в порядок. Этой ночью ей не снилось ничего.

 ***

 - Аббат Монтоли поручил отцу Павлу навести порядок библиотеке. Разобрать книги по темам и авторам. Конечно, это давно нужно сделать и написать новый список, по старому найти книгу очень сложно, приходиться искать наугад. Работа очень сложная и большая. Я буду помогать ему, как будущий архивариус, - говорила Альдонса во время завтрака.
- Ты выглядишь бледной. Плохо спала?
- Нет. Всё хорошо, и никаких видений, - Альдонса бросила взгляд в угол, где вибрировала, как струна, вертикальная чёрная тень. - Надо поставить туда ширму, мало-ли кто заглянет.
- Почему эта штука не исчезает? Может быть, ей чего-то надо?
- Мы этого не можем знать.
- А вдруг оттуда что-нибудь вылезет?
- Хотело-бы, уже вылезло. Хочешь, пойдём со мной.
- Хорошо. Только надо надеть плащ, там холодно.
 Отец Павел встретил их радостно:
- Помощницы пришли! И работать веселей, и быстрее управился. Только смотрите под ноги, я по углам расставил мышиных ловушек, ночью, уже уходя, услышал подозрительную возьню в дальнем проходе. Мыши могут попортить книги...
- Мыши! Зачем им сухой пергамент. Они все живут под кухней, там и теплее, и легко украсть что-нибудь вкусное.
- Возможно. Тогда начнём. Вот здесь я наклеил к полкам таблички с названием разделов. Я буду подавать вам книги и говорить, к какой области знаний они относятся, а вы будете раскладывать их по нужным полкам. Когда покончим с этим, займёмся расстановкой по алфавиту, а потом составим реестр. Прошу быть внимательными.
 Они работали до обеда, потом до ужина, и здорово устали. Но было перенесено примерно четверть имеющихся книг.
- Слава Богу, работа сегодня проделана большая! Вам нужно отдохнуть... И мне тоже. Увы, старость приносит ограничения во всём...
- Пойдёшь домой, или заночуешь здесь? - спросила Альдонса, когда они поужинали.
- Идти домой? Совсем нет сил. И дома холодно, - говорила Эрика, возясь с жаровней, углями и соломой. - Здесь сейчас закроем окно и будет тепло. Дома всегда должно быть уютно и  тепло. Ложись отдыхать, я сейчас согрею чаю, помою посуду...
 Альдонса уже спала, и чай Эрике пришлось пить в одиночестве.

 3.

 Сразу после завтрака отец Павел вернулся в подвал, и был немало удивлён, увидев Эрику одну, без госпожи:
- Нашу сеньориту задержали дела?
- Сеньорита больна, - губы Эрики задрожали. - Жалуется на головную боль, у неё горячий лоб и испарина, слабость. Завтракать отказалась. Я развела огонь, укрыла её двумя одеялами, и приготовила чай с малиной. Она прислала меня сюда, а сама заснула.
- Надеюсь, это поможет, - перекрестился отец Павел. - Да пребудет с ней Бог, мы-же будем молиться о благости Его. Если к вечеру ей не станет лучше, нам придётся обратиться к матушке Агнесс за помощью.
 Они приступили к работе, и это так захватило их, что они чуть не пропустили время обеда.

 ***

 Альдонса стояла у постели, и окно снова было перед ней, уже открытое. Нерешительно она перетащила его влево и теперь увидела входную дверь. Но что там, за ней? Что это за место, и где оно? Не размышляя, только сморщившись от всплеска головной боли, Альдонса вошла в окно, ступив на прохладную, гладкую поверхность светло-коричневого пола, и тут-же в испуге оглянулась. Окно не закрылось! Оно так-же чуть колыхалось в полуметре над полом.
- Надеюсь, ты не вздумаешь неожиданно исчезнуть? А я пока посмотрю, что там, за дверью.
 За дверью она увидела небольшой зал без окон и две лестницы, уходящие вверх и вниз от зала. Здесь не было мебели, только в углу в красивой вазе неизвестное ей растение цвело  крупными оранжевыми цветами, и ещё здесь было несколько дверей.
- Не потерять-бы нужную мне! И надо куда-то идти, надо увидеть, что находится вокруг этого здания, что это за страна...
 Подумав, она открыла дверь в уже знакомую келью и подпёрла его стулом, после чего медленно пошла вверх, надеясь выйти на какую-то площадку, или, хотя-бы, найти какое-то окно в стене наружу. На площадке лестницы она опять упёрлась в дверь и осторожно попыталась открыть её. Дверь легко поддалась, и Альдонса вышла на открытую со всех сторон площадку, огороженную красивыми перилами. Она очутилась на крыше, и вид ей открылся странный и потрясающий воображение! Видимо, здание было из виденных ею раньше, возвышающихся до облаков, потому что она видела необъятное пространство холмов, покрытых лесным ковром, и море с двух сторон. Недалеко находилось ещё несколько таких-же зданий, но больше её внимание почему-то привлекли виды водяных просторов, что-то ей показалось знакомым, будто она уже была здесь... Неожиданно она поняла - эти здания располагались на месте когда-то бывшего здесь города Сет! Прямо на этом холме когда-то стояла церковь Сета, и с его ступеней Альдонса видела на востоке и западе эти самые водные просторы. С одной стороны Балеарское море, с запада Этан-де-То (Etang de Thau). А там, в нескольких километрах на север когда-то были родной Боссельдорф и церковь с монастырём аббатства Делла Корринче. 

 ***

 Приход Эрики с обедом разбудил Альдонсу, простыня под ней и рубашка промокли от пота, но чувствовала она себя гораздо лучше, чем утром.
- Ты... где была?
- Как это где, - не оборачиваясь и продолжая доставать из корзинки горшочки с блюдами, - удивилась та, - работала с отцом Павлом. Как это интересно, и хочется прочитать все те книги, сколько там мудрого и таинственного! Мы сделали, наверное, уже половину. Проблема с древними свитками, отец Павел не знаком с языком, на котором они написаны. Это и на язык не похоже, ряд картинок, как на египетских свитках, но там понятно, что нарисовано. Святой отец говорит, что это древне... шумерский, вот! И его надо переводить, используя египетские таблички...
- Ты молодец, - улыбнулась Альдонса, - и, благодаря тебе и я себя чувствую хорошо. Достань мне свежую рубашку, эта совсем сырая. Может быть, я съем чего-нибудь. Что ты принесла?
- Уха из карасей, жаренные крылышки гуся, лепёшки и ягоды. Чай сейчас будет.
- Хорошо! Окно не откроешь, я вижу, на улице жаркая погода?
- Ветра нет, наверное, можно открыть, свежий воздух нужен больным...
- Не называй меня больной. Простое недомогание, наверное, вчера мы подзамёрзли в подвале и вспотели... Но завтра я попробую пойти туда с тобой. И ещё... Я не удержалась. Я была там, в том мире за окном.
 Альдонса увидела, как из рук Эрики выпал пустой горшочек из-под супа. Он падал медленно, и это падение длилось очень долго, а на неё с болью смотрели расширившиеся глаза подруги. Наконец горшочек достиг пола, но не разбился, упав на солому.
- Не пугай меня, Альдонса! Ты стала духом? Отец Павел говорил, что тело не может туда пройти, только дух. Но ты, ты сейчас ела крылышко с кашей, а духи не едят... Или ты говоришь то, чего не было? Разум покинул тебя?
- Никто меня не покинул, Эрика. И я была там во плоти. Только я не знаю, я сама там была, или всё-таки мой разум в теле той меня, которая живёт там. Да, я в сомнении, а зеркал я не видела. Никто не должен знать об этом. Иначе и тебя сочтут одержимой или безумной. Иди, Эрика, помоги отцу Павлу в трудах его. Скажи, что я здорова, но мне ещё требуется отдых.
 По уходу Эрики, Альдонса некоторое время сидела, ни о чём не думая, только отпивала чай маленькими глотками. Потом, двигаясь как сомнамбула, отодвинула из угла стул и открыла окно. Она увидела всё ту-же келью, маленький столик у стены в компании двух стульев, но теперь на столешнице лежало что-то белое, прямоугольное. И тут она узнала, что окно подчиняется не только её рукам, но и желаниям, стол придвинулся ближе к ней, и она, протянув руку, взяла лист бумаги с написанными чёрным толстым пером словами.
 Это было письмо, написанное ею самой, могла-ли она не узнать свой каллиграфический почерк с характерными спускающимися ниже строчек вензелями! Это написала она, и написала, обращаясь к себе.

 ***

 - "Здравствуй, Альдонса, любовь моя! Нескромно так называть себя, но ведь, кроме себя и Бога, у меня нет ничего. Довольно скоро, по вашему времени, ты последуешь сюда, в этот чудесный мир, и станешь мной. Сейчас тебя это испугает, а я не могу сказать тебе многого, но поверь, у тебя не будет выбора. Когда придёт время, ты сама это поймёшь и примешь.
 Теперь я скажу то, что тебя, несомненно интересует. Книга алхимика Николя Фламеля. Она у тебя, и ты не знаешь, что с ней делать. Поверь, в вашем мире эта книга может принести много горя, многие люди могут погибнуть. Я говорю "многие могут", потому что их жизнь в твоих руках. Всё в этой книге. И ты можешь её сжечь, но тогда люди никогда не узнают начала новых наук, или ты можешь принести её сюда и оставить на этом столике. Тогда эта книга не натворит зла. Мы с тобой, к сожалению, не можем увидеться, если только в зеркале, и это означает отсутствие общения. Ведь никто не разговаривает со своим отражением, за исключением почитателей Нарцисса. Не бойся, Альдонса, всё будет хорошо. Мы встретимся, когда останется одна из нас. Хранит тебя (меня) Бог! Альдонса."

 ***

 Это было всё, что она написала себе, и Альдонса долго вглядывалась в слова, пытаясь понять недосказанное. Но связи не было. В конце концов она подошла к жаровне и положила лист на тлеющие угли. Бумага вспыхнула, сгорела без дыма, только ещё сохранял форму пепел, но и он скоро опал бесформенной кучкой.
 Альдонса поняла одно, там, в том мире людям нужна книга, которая здесь причинит много  зла. И она должна это зло отправить в тот мир? Этого она никак не могла понять.  Светлый, счастливый мир, в котором люди ничего не боятся, зачем им зло давно ушедших времён?
 "Зло может скрываться за множеством масок, - вспомнила она слова отца Павла. - Заповеди Божьего Сына позволят нам сорвать эти маски и победить зло..."
- А я выступлю проводником зла? Вот к чему пришла моя жизнь? "Здесь многие могут погибнуть, потому что их судьба в этой книге...", так было написано в моём письме?  Но я могу спрятать эту книгу так, что её не найдёт никто, кроме Бога. И Он уже будет решать, нужны-ли людям эти знания. А я не могу взять на себя такую ответственность, прости меня, Боже, человек слаб и ничтожен перед мудростью твоей.

***