О васильки, васильки...
Как раз в это время наступило время сталинской оттепели. В Ленинград из Магаданской ссылки вернулась Лизина тетка Аня с мужем Борисом. В Магадане муж тетки отсидел десять лет в лагере. Его обвиняли в каком-то заговоре. После десятки Борис ещё десять лет жил в Магадане, как ссыльный, работал там на заводе инженером в конструкторском бюро и получал зарплату. К ссыльному приехала жена его Аня. Устроилась на тоже предприятие, что и муж бухгалтером. За десять «вольных» магаданских лет на скоплённые деньги супруги купили маленький домик с огородом, садом и курами в городе Луге в сто пятидесяти километрах от Ленинграда. Жить в Ленинграде после амнистии супругам не разрешалось.
Беременная Лиза приехала к тетке в Лугу – больше у неё никого не было и там родила девочку и дала ей имя Надежда.
Времена менялись. Лиза смогла устроится в вечернюю школу преподавать французский. Появился и мужчина в ее жизни, еврей Давид. Мужчина был на десяток лет старше Лизы, художник-модернист. Картины его никто не покупал и он зарабатывал на жизнь рабочим в советском гастрономе.
Надежда подрастала. В шестнадцать лет Надежда превратилась в красавицу: высокая, тонкая талия, пышные русые волосы, правильные черты лица, белые, ровные зубы, красные губы и бело-розовая кожа лица.
В шестидесятые власти Ленинграда начали расселять ленинградцев из коммуналок в отдельные квартиры-хрущёвки. Какое это было счастье! Двухкомнатная хрущёвка была маленькая, но после коммуналки… это был настоящий дворец. А ведь было время, когда Лиза жила в помещичьей усадьбе в большом доме с колонами. Неужели это было?! Даже не верилось.
Как-то ночью Лиза проснулась от крика дочери.
- Давит… давит... Отпустииии….
Мать испугалась, прибежала к дочери, стала тормошить ее.
- Что случилась, Надя? Что тебе такое приснилось?
- Что-то прыгнуло мне на грудь и стал давить, давить,- плакала Надя.
- Дурной сон. Успокойся и спи.
На следущий ночь все повторилось. И так каждую ночь.
Надо было что-то делать. Мать повела девочку к психиатру.
Психиатр Раппопорт как-то странно, диковато, громко смеялся.
- Так значит каждую ночь вы спите и кто-то бросается вам на грудь?
- Да… и так давит давит я не могу пошевелиться. Я сплю. Пытаюсь освободиться и не могу.
- Хм.. что же это может быть? – сказал доктор и дико засмеялся.
- Ну что ж попробуем гипноз, - он достал из брюк пачку сигарет, закурил и подумал с каким-бы удовольствием он трахнул бы эту девчонку. Как она хорошо развита: попка, грудь, нежная кожа.. пышные волосы.
Несколько сеансов гипноза вроде бы помогли. По ночам Надю никто больше не душил. В школе, где училась Надя, большенство детей было из бедных семей. С четырнадцати лет мальчишки уже пили вино и водку, приставали к девчонкам, не хотели учиться – будущий рабочий класс. Был в ее классе ученик Иванов Олег, нравилась ему Надя. Да и Наде в тайне нравился Олег.
Олег был стройный, высокий мальчик. Он много курил. В классе он был лидером. Родители Олега уехали в отпуск на Кавказ. По такому случаю Олег с дружками решили устроить вечеринку. Олег пригласил Надю. Ребята скинулись, купили много бутылок дешевого вина. Напились.. и Олег в ванне изнасиловал Надю. Надя вырвалась из квартиры Олега, когда все школьники напившись спали. Слава Богу Надя не забереминила.
После окончания школы Надя не знала что же ей делать дальше. Кто-то посоветовал Наде поступить в институт Культуры на библиотечный факультет. Так она и сделала. Сдала экзамены, но немного недобрала на дневное отделение и была зачислена на вечернее. Наде надо было где-то работать, помогать родителям. Как-то по радио Надя услышала объявление: На киностудию Ленфильм требуется помощник звукооператора, специального образования не требуется. На следующий день Надя пришла на Ленфильм, в отдел кадров. В то время заведовал отделом кадров Ленфильма бывший чекист Соколовский. О, скольких людей он сгноил в сталинские годы. Обычно, за хорошую должность он брал от трёх до пяти тысяч. Но за должность, на которую пришла устраиваться Надя он ничего не брал. У должности было красивое название и только - помощник звукооператора. Надо было держать микрофон на длинной палке, которую прозвали удочкой, над головами актеров. Вот и вся должность. И платили мизерно. Даже в то дремучее время это было ничтожно мало. Надя работала на съёмочной площадке и наблюдала за известными на всю страну актерами и режиссёрами. Звукооператор Широгородский был алкоголик. В комнате для звукоапаратуры стояла раскладушка, и напившись Широгородский отсыпался в этой комнате. Звукозаписью занимался его техник. Шли съёмки картины Монолог. Режиссёр Авербах играл в режиссёра. В своей жизни он никогда не был самим собой. Он всегда играл.
Наступили семидесятые. Все чаще слышалось слово Израиль. Как-то Давид за ужином сказал:
- Все! Едим!
- Куда? - спросили мать и дочь.
- В Израиль. Нам Лиза нужно оформить брак и получить вызов.
Так и сделали. Но в Израиль не поехали и очутились в Америке, в Нью Йорке, где семью ждала жизнь нелегкая.
Давид целыми днями с мольбертом проводил в Vilage – богемный район Нью Йорка. Рисовал с натуры. Кое-что продавал. А так же по вечерам он подрабатывал в такси. Надя училась на медсестру. Ну а Лиза, голубая кровь, пошла в бебиситтеры. А что ей ещё оставалась делать? Кому нужен французский (это все, что она умела) в Америке. Лиза сидела с трехлетним мальчиком Никочкой. Ребёнок был из смешанной семьи спортсменов-теннисистов, мать белая, отец чёрный африканец. Цвет кожи ребёнка был светло-шоколадный и на голове росли густые курчавые волосы. У Никочки уже было много белых зубов и носик у него был пуговкой. И вообще он был крепыш. Он неплохо калякал по-русски. Быстро подхватывал где-то услышанный русский сленг и когда ему что-либо не нравилось кричал на бэбиситершу: «Ну все капец тебе, капец». И голубая дворянская кровь с нежностью смотрела на мальчишку и улыбалась.
Давид вначале игнорировал ребенка – не до него было ему, но постепенно начал проявлять к мальчику интерес. Он перестал обращать внимание на цвет кожи ребёнка, рассказывал мальчику разные байки, придумывал нелепые, смешные истории. И когда долго его не видел – скучал.
В том году в Нью Йорке во время президентских выборов начались беспорядки. Народ начал вооружаться. Как раз в это время Давиду удалось очень хорошо продать один из своих натюрмортов и он приобрёл пистолет Glock 19. Кто знает? Он собирался приобрести сейф, когда появятся деньги, но пока-что держал оружие в одном из ящиков кухонного стола. Как-то жена попросила его посидеть с ребёнком – ей нужно было сбегать в парикмахерскую. Лиза ушла, Никочка спал, Давид стоял у мольберта и что-то рисовал. В квартире стояла тишина. Наконец, из комнаты, где спал Никочка раздался крик: Давид.
- Ну чего ты кричишь?
- Где Лиза?
- Она скоро придёт
- А что мне делать?
- Задрать штаны и бегать
Никочка засмеялся.
- Давай играть в войну, - сказал Никочка.
- Ну, давай, - сказал Давид о чем-то глубоко задумавшись у мольберта. Он не заметил как мальчик открыл кухонный ящик, достал пистолет и выстрелил. Давид рухнул там, где и стоял за мольбертом. Дикий страх проник в его умирающую душу. От куда-то стали возникать давно забытые и умершие образы: домашний пес боксер Макс, старенькая бабушка, отец и мать, лица дядек и теток, двоюродных братьев и сестёр. Все лица явившееся Давиду в последнии мгновения его земной жизни были счастливые. А дядька Зус, как и при жизни, декламировал стихи Апухтина: О васильки, васильки…
Потом все это пропало и повсюду разлился необычный яркий свет.
Свидетельство о публикации №221032701537