Лето в Фирюзе IV

        Окончание. Начало в http://proza.ru/2021/03/26/632

        Сережка и другие зрители, не покривив душой, оценили: субмарина удалась! Она опускалась ниже уровня воды сантиметров на пять и плавно плыла по течению, не пытаясь ни подняться вверх, ни опуститься ниже.
        Аплодисментов не было, как не было и призов за лучшую конструкцию, но присутствовало моральное удовлетворение главного конструктора – камешки я подобрал точно.

        Казалось, что время, проведенное в лагере, замерло на месте, а оказалось – оно просто летит... И однажды мы с удивлением отметили: неожиданно для нас началась последняя неделя лагерной смены.
        Началась, ну и пусть бы эта неделя потихоньку добежала до конца. Так нет же!.. Окончание лагерной смены должно было увенчаться грандиозным праздником, в котором апогеем стало не только разжигание пионерского костра.

        С костром все понятно: такова традиция, о которой я много слышал, а теперь в этом мероприятии и сам приму участие. Но кроме этого, во время праздника планировалось выступление нашего лагерного хора, который исполнил бы «зажигательную» песню.

        По самым скромным подсчетам получалось, что этот злополучный хор должен состоять из доброй сотни человек. Ну, хорошо – без пару десятков сотня... Да какая разница вообще-то: много нас там стояло.
        Самое изумительное заключалось в том, что песня должна прозвучать на туркменском языке!..

        Как же это организовать?! Собрать хор из одних туркменских мальчиков и девочек в нашем интернациональном лагере, где большинство состояло из детей не туркменской национальности,  было невозможно. Но песня должна прозвучать!..
        Поэтому придумали хитроумный план: саму песню исполняет группа солистов из туркменских детей, а сводный хор озвучит только припев из нескольких строчек. Нам раздали текст, написанный русскими буквами, но в своей сути представляющий для всех участников тайну за семью печатями.

        Подумайте сами: что бы это значило?

        «Гюль гольнун да, гюль дебдес ляб…»

        И далее еще пять строчек какой-то абракадабры... Но зубрили мы отчаянно, и таки выучили до такой степени, что я набор этих таинственных слов-звуков помню до сих пор...

        Репетиции проводили, как правило, вечером. Аккурат перед ужином. Это чтобы проголодавшиеся пионеры динамично и с душой исполнили свой припев и, честно заработав свою пайку, отправлялись в столовую.
        В целом расчет оказался правильным. Мы действительно орали самозабвенно и результатом наши руководители были довольны.

        Настал день генеральной репетиции. А мы настолько уверовали в свои таланты и в то, что исполняем безукоризненно, что реально контрольный прогон сорвали. Шефы были озадачены. На генеральной репетиции присутствовали серьезные гости, и услышанное им совершенно не понравилось.

        - Давайте еще раз! И веселее, с огоньком! – последовала настоятельная просьба.
        «Дался им этот огонек…», - хмуро размышляли мы.

        Но мы спели чуть громче, хотя опять же – энтузиазма не проявили. Уж очень есть хотелось...

        Руководство рассвирепело.

        - Значит, так. Пока нормально не споете – на ужин никто не пойдет!..

        А вот это наступил момент истины. Как будто прозвучала фронтовая команда:

        - Ни шагу назад!

        Угроза оказалась действенной. Мы прониклись и заверещали про этот «гюль» так, что у присутствующих на генеральной репетиции на лицах расплылись довольные улыбки.
        Похоже, что угодили…
        И нас благодушно отпустили на все четыре стороны. Но мы-то побежали в конкретном направлении – в столовую...

        Наступил день закрытия лагерной смены. На нашей агоре из старых досок, бревен и прочей деревянной рухляди сооружали нечто громоздкое и угрожающего вида. Это должен был быть сам костер.

        Я, который воспитывался на книгах Гайдара, Кассиля, Рыбакова и других певцов пионерской романтики, представлял себе этот процесс более душевным что ли. То есть: народ сидит возле уютного костра и о чем-то гутарит. Разумеется, о пионерских достижениях...
        Всем хватает места, а костер пылает не как доменная печь, а горит как-то по-домашнему, объединяя всех и оставляя в душах ощущение доброго праздника, а не мероприятия.

        Действительность в нашем лагере – а я подозреваю, что так было в те времена не только у нас – являла собой именно мероприятие. В центре пылал огненный монстр, к которому подойти ближе, чем на двадцать метров, никто бы не смог. Шум от огня и треск горевшего дерева стоял как при не маленьком пожаре. Уюта никакого не наблюдалось...

        Полагаю, что устроителям праздника все нравилось: мероприятие провели с размахом, и хор тоже не подкачал. Играл местный оркестр. По-моему, даже были устроены танцы с идиотской «леткой-енкой». В общем, дежурное веселье переливалось через край, но у меня присутствовало одно чувство – когда же все это закончится?

        Позже я понял, что для тех, кто постоянно приезжал в лагеря, а тем более для тех, кто здесь не один год работал, это был действительно праздник. Вожатые и другие «официальные» лица ходили веселые и с красными – предполагаю, что не только от огня – физиономиями. Для них вечер удался... И продолжение банкета тоже...
        А я только того и дожидался, чтобы перевернуть страницу, в которой будет написано: пионерский костер видел. И еще – когда мы доберемся до кроватей, а больше ничего.

        Хотя у нас еще от лагерной смены оставалось пару дней, но на следующее утро ребята начали разъезжаться по своим домам. Не все из отряда жили также близко, как ашхабадцы. Кто-то же приехал из Небит-Дага, а кто-то из самого Красноводска. Были и такие, кто приехал из восточных районов Туркмении. А это тоже не близкий свет.

        Но тем, кто остался, повезло больше всех. Главным образом потому, что в отряде поменялась атмосфера. Вожатые ходили расслабленные и на их лицах стали проявляться (неслыханное дело!) добрые улыбки. Тот же Мурад не смотрел на нас хмуро, а очень даже снисходительно, и иногда даже по-приятельски похлопывал по плечу.
        Да, кстати: местные «авторитеты», не смотря на то, что были ашхабадцами, уехали самыми первыми. Стало совсем вольготно.

        Наверное, эти дни у меня отложились в памяти как настоящие каникулы, а не служба, которую мы несли в лагере. У нас не осталось никаких повинностей! Гуляли, ходили в столовую, болтали с приятелями на всякие темы – и никто тебя не щемил...

        Но все рано или поздно заканчивается. В свой последний лагерный день, который был определен родителями, я распрощался со всеми и потопал через всю Фирюзу к месту встречи.

        Заблудиться в Фирюзе было никак невозможно. Дорога имелась только одна – Центральная улица. Идти по ней одно удовольствие: обсаженная старинными высокими деревьями, которые своей тенью всех проходящих защищали от солнца, да еще рядом приятно журчащая речка Фирюзинка, источающая прохладу, отсутствие коптящих автомобилей... Что может быть лучше?

        По пути я наткнулся на местную достопримечательность – чинару «Семь братьев». Все приезжающие в Фирюзу своим долгом считали запечатлеться на фоне этого знаменитого дерева.
        Когда-то местные здесь высадили семь саженцев чинары или по-другому платана, а они за долгие годы срослись и образовали необъятный общий ствол. Дерево так и назвали – «Семь братьев». Да, и вдогонку придумали всяких легенд, чтобы ими развлекать отдыхающий народ. Не забывайте, что Фирюза стала курортным местом еще в конце девятнадцатого века.

        Поглазев на знаменитое дерево, я продолжил свою приятную прогулку и, наконец, прибыл к месту назначения – пионерлагерю «Дозорный».  Тут меня уже ждали. Мы с братьями погрузились в отцовский служебный «Москвич», еще раз окинули прощальным взглядом окружающую красоту и покатили в город.

        У меня не было никаких мыслей о проведенном месяце в пионерском лагере, кроме одной: наконец-то это закончилось! Я никогда с душевным волнением не вспоминал свою лагерную смену. Хотя некоторые приятные картинки из того месяца все-таки иногда вспыхивали в моей памяти. Но это были отдельные эпизоды. И хорошо, что они были. Пусть их насчитывалось мало, но они были яркими, а это главное. И я имею полное право кому-то из старых ашхабадцев сказать:

        - Я тоже был в Фирюзе! В пионерском лагере «Строитель»…

        Воспоминания до сих пор меня иногда посещают, вот как сейчас, например. Они живы не только в моей памяти, но и в памяти многих других бывших пионеров и просто отдыхающих, которые помнят культовое курортное место из Туркмении.

        Воспоминания есть, а настоящая Фирюза исчезла. Появился населенный пункт с необъяснимым названием Арчабил.
        Простым людям туда не добраться: их просто-напросто не пустят даже на порог этого селения. Да и нет там ничего такого, как было раньше – общего, отдыхательно-курортного.
        Как я однажды выразился – теперь здесь другие песни и костры... Для избранных.
        И это уже не наша история.