Баррикады. Глава 17

Глава 17. Отказ от госпитализации


Софья Алексеевна Телегина – семидесятивосьмилетняя медсестра крепкой комплекции с абсолютно седой головой и заколотыми на макушке волосами – наспех заполняла документы, сидя на своём посту. Если можно было назвать сидением то, что ей постоянно приходилось отвлекаться на вновь поступивших и помогать бригаде фельдшеров. Но к такой суматохе за десятки лет работы она была привычна, и сама часто вмешивалась в процесс, если видела, что кто-то не справляется.

Людей сегодня было как никогда много. Вроде и не праздник, и даже не выходной, но все словно нарочно куда-то влипали. Так, например, к ним попал азербайджанец, хозяин киоска «Куры гриль», которому местное горэнерго отключило электроснабжение за просроченный платёж. Мужчина взял у соседа-электрика пассатижи и пошёл собственноручно восстанавливать подключение.

– Нет чтобы уже соседа с собой взять, пускай бы он уже своими пассатижами. Какого хрена ты сам полез? – качала головой Софья Алексеевна, обрабатывая бедолаге обожженную кисть.

– Слющяй, дарагая, абижяещь. Вахаб, по-твоему, безрюкий, да? Два проводка соединить не может, да?

– Если ты такой рукастый, что ж ты тогда к нам угодил? – вздохнула Телегина. – И вообще, не проще ли было погасить долг?

– Я всё заплятиль, даже свэрху даль! Вахаб – нэ вор, щтоб подключаться бэз дэнэг! – бойко говорил пациент.

– Ну так если заплатил, дождался бы, пока подключат. Чего самому было лезть?

– Так они прыедут завтра, а клиент – сэгодня. Люди галодный с работ возвращается. Вахаб галодным никого нэ оставит! Вахаб накормит всэх!

Колоритный пациент с не менее колоритным акцентом начал увлечённо рассказывать о своей закусочной, красноречиво жестикулируя и размахивая руками, мешая другой медсестре бинтовать повреждённую кисть.

И тут же, в смотровой, своей очереди ждали «братья-акробатья», как прозвала их Телегина. Двое дедулек сделали кульбит на приставной деревянной лестнице, когда один другому полез передавать гвозди. Закончив с Вахабом, медсестры подошли к ним.

Спустя несколько минут, санитары завезли в смотровую молодую девчушку – худющую, с ярко-малиновыми волосами – которая судорожно хватала воздух и бормотала что-то невнятное про негритянку и людей в масках.

Вахаб первым среагировал на вновь прибывшую.

– Ай, какая дэвущка! – залихватски начал он.

Однако, услышав хрипение пострадавшей, быстро осёкся.

– Обдолбанная, что ли? – вторая медсестра, высоченная и крепкая девица с косой почти до пояса, скептически оглядела поступившую.

– Да нет, Тамуль, тут явные признаки удушья, – старшая медсестра засуетилась у новоприбывшей.

Лицо у девушки было отёкшим, а щёки горели. Она не могла открыть глаза.

Телегина скомандовала Тамаре, чтобы пострадавшей, для начала, промыли глаза физраствором и сделали укол дексаметазона. После чего подошла на пост, где фельдшер заканчивал оформлять документы, передавая их дежурному врачу – худенькому щупловатому мужчине с двухдневной щетиной и усталым лицом. На его нагрудном кармане висел бейджик с надписью «Дмитрий Иванович Бухтеев».

– Её избили и запшикали из газового баллона, – объяснял фельдшер «скорой». – Полчаса она была на кислороде. Мы боялись её даже везти, потому как был риск остановки сердца.

– Родственникам сообщили? – уточнял врач.

– Да они с ней приехали. Тётка её с мужем вроде. Бродят где-то здесь, – фельдшер быстро подписал документы и заторопился на следующий вызов.

Бухтеев пробежался глазами по листку.

– Калинкова Вероника Николаевна, 21 год. Журналист. Асфиксия, химические ожоги слизистых оболочек глаз и дыхательных путей, подозрение на черепно-мозговую травму и химическую интоксикацию.

Он сделал на листе какие-то пометки и обратился к старшей медсестре.

– Софья Алексеевна, журналистку на рентген, потом на ЭКГ. – Быстрым почерком врач начал выписывать соответствующие направления. – Глаза промыть альбуцидом и в капельницу ресорбилакт.

Пока Бухтеев начал заполнять форму, Телегина с санитаром закатили Калинкову на коляске сначала в рентген-кабинет, а потом на электрокардиограмму.  Девушка судорожно дышала и просила воды, поэтому медсестра старалась как можно быстрее закончить с направлениями и анализами.

Минут через десять со снимком головы Калинковой и расшифровкой её кардиограммы Телегина снова подошла на пост. Однако дежурного врача на месте не оказалось.

– Где Бухтеев? – спросила она у сидящего за столом медбрата.

– Его начмед к себе вызвал.

– Позвони ему, пусть скажет, куда он её определяет – в кардиологию или нейрохирургию, – деловито проговорила она.

Парень достал мобильный, набирая номер.

– Сбрасывает он, Софья Алексеевна, – развёл руками медбрат.

– Значит, капельницу придётся ставить в смотровой… – тяжело выдохнула старшая медсестра и ушла за препаратами.


* * *


В светлом и просторном помещении смотровой, удобно расположившись на кушетке, сидели перевязанные «дедульки-акробаты» и обсуждали с владельцем киоска «Куры-гриль», как клюёт рыба на Ингуле.

– Потише тут! – буркнула на них Телегина, снова закатывая Калинкову на коляске.

Вместе с санитаром они положили девушку на свободную кушетку, Телегина сняла с неё куртку и засучила рукав свитера. Медсестра Тамара принесла штатив для капельницы и систему. Старшая медсестра поставила Калинковой капельницу с сорбентом.

В дверной проём смотровой заглянула полноватая русоволосая женщина лет сорока в медицинском халате.

– Софья Алексеевна, там двоих после ДТП привезли…

Телегина пулей вылетела из процедурной. Вслед за ней выбежала и другая медсестра.

Дедки и хозяин киоска тихо шушукались на соседней кушетке.

– Воды! – простонала Калинкова.

Вахаб встал со своего места направился к ней.

– Слющяй, я нэ знаю, гдэ тут вода. Могу минэральки принэсти.

Ника слабо кивнула. Схватив свою барсетку, он выбежал в коридор и спустя пару минут вернулся с литровой бутылкой воды и пластиковым стаканчиком.

– Я бэз газа взял. А то вдруг с газом нэльзя, – он поднёс стакан с водой к потрескавшимся губам девушки.

Калинкова слегка приподнялась на кушетке, пытаясь рассмотреть своего собеседника.

– Слющяй, это ты дэмонтаж киоска Куры-гриль на Портовом проспэкте снималя?

Превозмогая боль, девушка попыталась хоть немного раскрыть глаза, чтобы разглядеть незнакомца.

– Так это ты мой киоск снималя! А я сматрю, аткуда такой красивий знакомый дэвущка, – рассмеялся мужчина. – Спасыбо тэбэ, дарагая, что в свой газэт написала! И видео сняла атличный!

Старики на кушетке прислушались.

– Ничего не понимаю, – подал голос один из них. – Она снимала демонтаж твоего киоска, и ты её благодаришь?

– Зато тэпэрь вэсь Баку знает, щто лючщий гриль в Адмиральске – у Вахаба!

И азербайджанец принялся рассказывать о том, как он готовит гриль по специальному рецепту, доставшемуся ему от дяди, а потом перешёл к рассказу о других деликатесах своей закусочной.


* * *


Тут в процедурную зашёл медбрат, неся лист с заполненными медицинскими формами.

– Мамедов Вахаб Сархан оглы. Хирургическое отделение, палата 404, четвёртый этаж. Распишитесь, – он протянул лист и ручку.

Вахаб поставил свою подпись и протянул листок обратно. Медбрат подошёл к девушке.

– Калинкова Вероника Николаевна. Амбулаторное лечение. Распишитесь здесь.

Свободной от капельницы рукой Ника взяла листок, однако строчки расплывались у неё перед глазами.

– Где подписать? Я почти ничего не вижу, – виновато проговорила она.

– Ты лючще скажи, какой этажь, какой палат, – перебил Вахаб. – Гдэ амбулатория твоя?

– Амбулаторно – в смысле по месту жительства, – медбрат продолжал стоять над кушеткой с Калинковой, держа листок с формой и ручку. – Подписывайте, Калинкова.

– Отказ от госпитализации, – прочитала Ника и, болезненно щурясь, уставилась на медбрата. – Почему я должна это подписывать?

– Так врач сказал. У нас свободных палат нет.

Вахаб, стоящий у входа, что-то достал из барсетки.

– Дарагой, давай меня в палату и дэвущку рядом, – предложил он.

– Не получится, – угрюмо ответил медик. – Женские и мужские палаты у нас отдельно. И тем более у вас повреждения разные. У неё ожог слизистых, а у вас удар током.

– Ожог током! Ты не путай, дарагой! Вон рука какая, пасматры! – Вахаб замахал перевязанной кистью перед лицом медбрата.

– Она задыхалась, уважаемый. А вы нет, – сказал медбрат. Шутки азербайджанца его начали раздражать.

– Так рады такой дэвущка я задохнуться готов. Мамой клянусь!

– В таком состоянии вам было бы не до этого.

– Так если у дэвущки такой состояний, пачему палат нэ даёщь? – недоумевал Вахаб.

– Вам ещё раз повторить? – едва не вспылил медбрат. – Мест свободных нет!

– Так сдэлай так, щтоб были, – сказал азербайджанец и положил на тумбочку две купюры крупного номинала.

Медбрат стал, как вкопанный.

– Что вы мне деньги тычете? Ещё и при всех, – бросил он на азербайджанца преисполненный возмущения взгляд.

– Так давай выйдем, нэ при всэх тыкну, – сказал азербайджанец, возмущённый, казалось, не меньше.


* * *


В этот момент к первой городской больнице подъехали главный редактор «Баррикад» Александр Громов и начальник управления земельных ресурсов Иван Стешкин. Их встретила съёмочная группа «Фарватера» – корреспондент Юлия Алютина и оператор Михаил Потапов. Как только Громов и Стешкин вошли в приёмное отделение, оператор включил камеру. Они вчетвером проследовали по больничному коридору. В одном из помещений на кушетке лежала Калинкова. Лицо, по всей видимости, ей уже чем-то промыли и теперь она была под капельницей. Но вид у неё был измученный и дышать ей было всё ещё тяжело.

Чиновник не припоминал, чтобы раньше когда-то такое было. В приёмном покое человеку обычно обрабатывали раны и заполняли медицинскую карту. Остальные процедуры выполнялись уже врачами и медсёстрами в палатах. Исключения могли быть, только если у человека резко ухудшилось состояние или когда счёт идёт на минуты. Но чтобы пострадавшего привозили в тяжёлом состоянии, оказывали неотложную помощь в приёмном покое и после этого отказывались класть в палату и отправляли лечиться домой – Стешкин даже представить себе такого не мог.

Чиновник вошёл в смотровую.

– Ника, как ты себя чувствуешь? – начал он, подойдя к кушетке.

– Голова болит. Почти ничего не вижу. Тяжело дышать, – прозвучал ответ девушки на кушетке.

– И тебя в таком состоянии отказываются госпитализировать? – чиновник строго посмотрел на медбрата. – Так, где врач?

Громов и съёмочная группа «Фарватера» стояли у входа и снимали беседу чиновника с пострадавшей.

– А ну немедленно прекратите съёмку! Иначе я вызову полицию! – раздался противный женский голос из коридора. – Здесь вам больница, а не съёмочная площадка! Совсем уже оборзели!

– Я – журналист, и я выполняю свои профессиональные обязанности! – тут же отреагировала Алютина. – А вы, пожалуйста, выполните свои – госпитализируйте человека, который в этом нуждается!

– Вы – не врач, чтобы решать, кто нуждается в госпитализации, а кто нет! – не унималась медработница. – И если вы думаете, что вам удастся повлиять на решение врачей только потому, что вы журналисты, вам это не поможет. Уберите камеру, последний раз предупреждаю! Вам снимать здесь никто не разрешал!

– Я даю ей разрешение на съёмку, – твёрдо вычеканил Стешкин. – Так что камеру никто убирать не будет.

– А вы кто такой, что распоряжаетесь здесь? – ещё сильнее возмущалась та. – Больница – не ваша собственность!

– Она и не ваша, а городская. Распоряжаться общей собственностью города сейчас пытаетесь вы. Это первое. Второе: снимает человек меня, а не вас. Снимать себя я разрешаю. Третье: я начальник управления земельных ресурсов и официальный представитель исполнительных органов Адмиральского городского совета, Стешкин Иван Митрофанович. Я ответственен за состояние всех объектов инфраструктуры, включая больницы, – спокойно говорил Стешкин, угрюмо глядя на скандальную медработницу, которая, поняв, кто перед ней стоит, слегка остепенилась.

Потапов и Громов продолжали вести съёмку внутри смотровой.

– Может быть, другие пациенты не хотят, чтобы вы их снимали, – огрызнулась женщина.

– Кто нэ хотэт? Я хотэт! – раздался залихватский голос кавказца, сидящего на стуле у кушетки Калинковой. – Снимайте на здаровье. И абязательно скажите, щто лючщий гриль в Адмиральске – у Вахаба!

– Извините, – начал отчитывать пациента недовольный медбрат, – но пока здесь о гриле напоминает только ваша рука.

Азербайджанца такое сравнение не обидело, а даже развеселило.

В это время в смотровую зашёл врач приёмного покоя Бухтеев и слегка опешил, увидев в нём двух мужчин, вид которых явно не соответствовал виду обычных пациентов больницы скорой помощи.

– Простите, вы чьи-то родственники? – опасливо поинтересовался он, стоя перед ними с какими-то бумажками в руках.

– Хуже, – сказал Стешкин и назвал свою должность. – Мне поступил сигнал о том, что вы отказываете в госпитализации человеку, который нуждается в стационарном лечении, и я бы хотел уточнить, каково сейчас её состояние.

– Критическое состояние мы купировали, но могут быть симптоматические осложнения, вызванные частичной асфиксией. Рентген и электрокардиограмму мы ей сделали, а завтра пострадавшей нужно будет пройти и компьютерную томографию лёгких. Сейчас я напишу рекомендации для амбулаторного лечения, перечень препаратов, которые ей желательно будет попринимать и прокапать, и дам все необходимые направления. Её врачу по месту жительства я лично позвоню и попрошу завтра же взять её под своё наблюдение.

– Что значит – амбулаторного? – в недоумении спросил чиновник. – Вы что, отказываете ей в госпитализации?

– Я сам ничего не понял, – виновато произнёс дежурный врач. – У них там какая-то неразбериха. То ли палаты все заняты, то ли… В общем, принять её сейчас там не могут. Неотложную помощь мы уже оказали, состояние у девушки стабильное, так что лечиться она вполне сможет и дома.

– Это вам по телефону так сказали? – в раздражении произнесла стоящая рядом журналистка Алютина. Врач слегка оторопел. – Вы же не сами приняли такое решение, верно? Вы готовили документы на госпитализацию. Потом вам кто-то позвонил – и вы сказали, что госпитализация ей не нужна, и, как ошпаренный, убежали куда-то… Кто вам звонил? Кто дал указания не класть её?

– Что за шум-гам? – прогремел в коридоре голос Телегиной.

В дверном проёме показалась крепкая женщина с седыми волосами в медицинском халате.

– Почему здесь столько народу и все без бахил? А ну быстро все на выход, кроме пациентов! – Она вытолкала Стешкина Громова, и Алютину с оператором в коридор и подошла к врачу с медбратом, которые стояли у кушетки Калинковой.

– Куда вы, наконец, её определяете? – всё так же по-деловому продолжала она. – Почему я должна за каждым бегать?

Тут взор медсестры упал на тумбочку, где лежал больничный лист и две купюры рядом.

– Это что ещё такое? Кто оставил? Богатые, что ли, деньгами разбрасываться? Немедленно заберите! – крикнула она в коридор.

– Это нэ их, это его! – вмешался в разговор азербайджанец, указав на медбрата. Тот аж встрепенулся.

– Не обманывайте! Это не мои!

– Раз нэ твои, значит, его! – Вахаб направил палец на врача приёмного покоя. – Он же больной красивой дэвущке палат не даёт! Честным людям прыходытса дэньги плятить!

– Объясните мне, что происходит! – не выдержала пожилая медсестра. – Кто кому место не даёт?! Кто вам такое сказал?!

– Он не даёт этой дэвушке место. Говорит, щто нэт мэст. Для всэх есть, а для красиви дэвущка нэт. Вот Вахаб и рэшиль памочь красиви дэвущка.

Стешкин из коридора вдруг услышал голос, который показался ему знакомым, впрочем, как и его обладатель.

– Мамедов? Тебя сюда каким ветром занесло? – чиновник удивлённо вздёрнул брови.

– О, Иван Митрофанович! Дарагой! Какие люди! – азербайджанец устремился в коридор, и горячо пожал обе руки Стешкина. – Нэ вэтром, дарагой – током занэсло!

Пока опешившая медсестра пыталась сообразить, что к чему, дежурный врач что-то шёпотом ей проговорил.

– Какой нахрен отказ от госпитализации? – прозвучал на всю смотровую её зычный голос.

– Софья Алексеевна, уже всё решено, – полушёпотом заговорил врач. – Я разговаривал с начмедом. Он сказал, что травмы не серьёзные, можно обойтись амбулаторно. В случае необходимости возможен вызов врача на дом.

Она подняла на врача ошарашенный взгляд.

– Что значит – «начмед сказал»? Её что, начмед осматривал? Может быть, он слушал её дыхание, смотрел её кардиограмму?

– Уже составлен больничный лист по соответствующей форме. И… пожалуйста, давайте не здесь, – умоляюще проговорил он, намекая на гостей, которые и так уже увидели и услышали много лишнего.

– А где? У начмеда? А ну, дай сюда, – Телегина выхватила листок, который держал в руках врач. Через пару секунд её глаза округлились. – Какая тахикардия? Вы с ума сошли?.. Где про химические ожоги слизистых оболочек?! Где про то, что она задыхалась?! А это что? – в крайнем удивлении произнесла она, уставившись в выписку. – «Диагноз при поступлении: ушибы мягких тканей лица и туловища, подозрение на сотрясение головного мозга, тахикардию… Рекомендации: наблюдение у врача по месту жительства… КТ, повторное ЭКГ…». Что за ахинею вы написали?! Где то, что писал врач «скорой»?!

Потапов уже из коридора снимал на камеру, как Телегина положила листок на тумбочку и перечеркнула его лежащей здесь же ручкой. Две купюры азербайджанца по-прежнему лежали на столе, оператор зафиксировал и их.

– Софья Алексеевна, это самоуправство, – прошипел над её ухом врач. – Это как минимум выговор.

– Да? – строго посмотрела на него медсестра. – И кто мне объявлять его будет? Ты? Или, может, начмед? Ты тут работаешь без году неделя, а он и того меньше!

– Вы меня вынуждаете идти к главврачу, – зло процедил Бухтеев.

– Так иди, кто мешает? Держу тебя, что ли? – усмехнулась Телегина. – Только не найдёшь его уже – рабочий день поди окончен. Выговор он мне объявлять собрался. Да хоть выгоните – через неделю назад позовёте! Потому что сами ни на что не способны. И про деньги обязательно ему скажи! Думаю, ему понравится, как вы здесь работаете! Тьфу!

– Я к этим деньгам не имею никакого отношения! – сквозь зубы процедил врач.

– Это ты им теперь объясняй! – указала медсестра на оператора, с довольной ухмылкой фиксирующего всё на камеру.

Сжав губы, врач поспешил удалиться. Однако Стешкин пошёл вслед за ним и буквально схватил его за руку.

– Будьте добры предъявить документ, который был составлен врачом «скорой помощи» при поступлении данной пациентки.

– То, что пишут врачи выездных бригад – это наша внутренняя документация. Осмотр при поступлении производится уже здесь…

– Тогда покажите мне вашу «внутреннюю документацию», чтобы я мог сравнить то, что писал врач на месте, и что выдаёте нам на руки вы. – Стешкин был очень зол и настойчив.

– Извините, но там информация, которая содержит врачебную тайну.

– От кого врачебная тайна? От органов досудебного следствия?.. Значит, документ, где зафиксировано состояние и все симптомы пострадавшей, с которыми обязаны класть в больницу, вы оставляете у себя, а нам выдаёте какую-то липу про тахикардию и ушибы мягких тканей?.. Вы вообще понимаете, на что вы нарываетесь? Это называется – подлог документов! Должностное преступление! Или вы действительно толкаете людей на коррупцию – вынуждаете их платить вам за то, чтобы вы дали возможность лечь в стационар?

– Слушайте. Вы, как я понимаю, тоже должностное лицо и у вас есть своя ведомственная больница. Вот туда её и оформляйте, – огрызнулся врач. – И нечего мне коррупцию плиплетать! Это откровенная клевета!

В этот момент в коридоре раздался голос Вахаба, который вышел из смотровой и направлялся в их сторону.

– Дарагой, ты дэньги забыль! – говорил он, выставляя вперёд руку с теми самыми купюрами. – Если маля даль, то так и скажи, я дам больше. Я же нэ знаю, какие тут у вас тарифи!

– Слушайте, да что вы творите? – не выдержал врач, глядя то на Стешкина, то на Вахаба. – К чему эти провокации? Зачем вы его сюда привели?

– Я привёл? – удивился Стешкин.

– А кто? Вы же с ним братались в смотровой две минуты назад!

– Не мелите ерунду, – ответил чиновник. – Это местный предприниматель. Он приходил в горисполком решать свои дела. И я с ним пересекался исключительно как представитель городской власти с представителем бизнеса.

– Я вижу, как он решает свои дела. Вы их тоже так решаете? Устроили тут провокацию! Взяточником решили меня выставить!

– Если бы вы добросовестно выполняли свою работу, ни у кого бы и мысли не возникло давать вам взятку!

– Если я говорю, что больница переполнена, свободных мест нет, это не значит, что я толкаю кого-то на взятку! – пытался оправдаться врач.

– Я не о переполненности больницы. Я о той бумажке, которую вы совали на подпись пострадавшей. Она не отказывалась от госпитализации. А вы её вынуждали отказаться. Это, по-вашему, не коррупция? Может, Вахаб адресатом ошибся и эти деньги надо начмеду занести? Это же он решил, что у неё нет показаний к госпитализации?

– Хорошо, – нервно выдохнул врач. – Если хотите, я напишу, что все показания к госпитализации у девушки имеются, но в больнице нет свободных мест, чтобы её принять. Такая формулировка вас устроит?

– Устроит, – сквозь зубы цедил Стешкин. – Но тогда, пожалуйста, укажите её настоящий диагноз и симптомы. Всё то, что как раз и выявил у неё врач вашей выездной бригады. Чтобы я мог её определить в другую больницу, которая способна будет её принять.


* * *


Чиновник из мэрии видал в своей практике всякое, но с подобным столкнулся впервые. Рядом находился Громов, который тоже всё фиксировал на видеоноситель. Выйдя со Стешкиным в коридор, он выключил камеру.

– Мне крайне не нравится эта вся ситуация, – в полном замешательстве и растерянности произнёс Стешкин. – Я бы мог на это повлиять. Позвонить главврачу и даже поднять этот вопрос на более высоком уровне, вплоть до министерства. Но после всего, что я здесь вижу, я не хочу, чтобы она лечилась здесь. Я не могу быть уверен в её безопасности.

Вдруг на его плечо легла чья-то рука. Обернувшись, Стешкин увидел рядом с собой пожилую медсестру – ту самую, которая только что скандалила с врачом.

– Иван Митрофанович, вы меня не пугайтесь, – тихо говорила она, оглядываясь по сторонам, чтобы никто не подслушал их разговор. – Вы меня, может быть, не помните, зато я вас помню очень хорошо. Я же много где работала, и много чего и кого повидала…

И вдруг Стешкин вспомнил, где он эту женщину видел раньше. В военном госпитале! Точно, это был военный госпиталь, где раньше он бывал довольно часто и где работали бывшие учёные, которых он знал ещё по конструкторскому бюро.

За эти годы её лицо серьёзно постарело. Теперь по нему, словно шрамы, проступали глубокие морщины, голос стал более грубым, старушечьим, а тело – каким-то маленьким, щуплым. И только взгляд этой женщины сохранял былую красоту и бодрость духа.

Теперь она стояла перед ним и покачивала головой, словно в чём-то раскаивалась.

– За все эти годы я много чего повидала. И пациентов, и врачей… Думала, что удивить меня уже ничем невозможно. Но то, что произошло у нас в больнице сегодня, поверьте, происходит не каждый день. Такое на моём веку я вижу впервые, – она едва ли не точь-в-точь повторила недавние мысли чиновника.

Телегина ещё раз украдкой огляделась по сторонам и осторожно уволокла Стешкина с Громовым ещё дальше вглубь коридора.

– Говорила я с нашим начмедом по поводу вашей девочки. Разговор был очень неприятный, жёсткий. Разумеется, признаваться он ни в чём не хотел. Но тогда я ему заявила, что в больнице сейчас журналисты, и если он сейчас мне не скажет, кто ему звонил и кто распорядился не класть вашу девочку в нашу больницу, я выйду к ним и расскажу, что я обо всём этом думаю, и публично напишу заявление об увольнении. Я уже давно на пенсии, жизнь прожила и терять мне нечего… И знаете, что он мне ответил?

Старшая медсёстра ещё раз огляделась, сделала Стешкину жест пальцем, чтобы тот наклонился к ней головой.

– Звонила ему какая-то «шишка» из мэрии, – говорила Телегина Стешкину полушёпотом практически на ухо. – И потом, когда он повторно с этой «шишкой» общался, «шишка» очень была недовольна вашим здесь появлением.

У Стешкина от услышанного расширились глаза. Он хотел было что-то сказать, но женщина приставила палец к губам.

– Он сказал, что ваша девочка что-то натворила и требовал у начмеда найти повод для того, чтобы не класть её в больницу, потому что сейчас её будут забирать в ДГБ. А сделать это с койки будет гораздо сложнее.

На этот раз глаза расширились уже у Громова.

– Не знаю, что там ваша девочка натворила, и, возможно, делаю неправильно, что сейчас вам всё это рассказываю. Но лишать человека медицинской помощи, который в ней нуждается, кем бы там он ни был и что бы они натворил, врач не имеет никакого морального права. Это преступление, это грех! – виновато качала головой медсестра. – Но сами по себе врачи такого решения никогда бы не приняли. Какой нам резон? Мы в данном случае исполнители, пешки. Поэтому очень надеюсь, что вы сами во всём разберётесь и найдёте мерзавца, который это творит. А девочку вашу везите в другое учреждение. Может, даже лучше, если это будет частная больница. С своей стороны я тоже позвонила одному человеку, которого тоже знаю по военному госпиталю, изложила ему суть проблемы. Он сказал, что в курсе уже этой истории, и обещал помочь. А на нас зла не держите. Мы в данном случае пешки. Ищите того, кто это всё устроил.

С этими словами Телегина оставила опешивших Стешкина с Громовым и ушла в свой приёмный покой. Стешкин был настолько озадачен, что даже не спросил, какого именно человека она просила о помощи.