Наказание

  И кто только придумал это наказание? И главное дело — за что?
    Целый день мы бродили по узким улочкам старого города. Стены домов, выложенные из разнакалиберного камня, брусчатка, кое-где пропускающая брызги изумрудной травы в вечно тенистых закоулках, заросшая мхом — создовали прекрасный лабиринт, спасающий от палящей жары. Как не старалось слепящее светило своей жадной пятернёй нащупать сырые уголки, потаённые дворики, тупики, арки и заросшие диким виноградом ниши — обольстительная тень и гуща сумрака оставались нетронутыми целый день. Эркеры, балконы, лестницы и распахнутые ставни подставляли свои облезлые бока, татуированные временем, украшенные подтёками, словно старинными фресками — нещадному зною. А двери, облупленные, в изумительных трещинах, сколах и пятнах — хранили минувшие дни в каждой царапине. Дверная ручка отполированная до блеска, помнила прикосновения столетий...
Каналы, катера, горбатые мостики, скверы, застоявшиеся прудики, покрытые ряской и тиной, готовые затянуть в свои зелёные объятия любого, пересекают город вдоль и поперёк...
     И кто только придумал это наказание? И главное дело за что?
     На рыночной площади, ближе к вечеру, собирается народ, оживляется торговля, в заведениях зажигают свечи, уличные музыканты терзают слух давно забытыми мелодиями, бродячие артисты разыгрывают незатейливые любовные драмы, фокусники выдыхают огонь и жонглируют факелами. Женский смех, детский визг, дробный стук копыт и колёс прогулочных фиакров — непременный соус в это вечернее лакомство, когда весь город отмечает великомучинечество полузабытого святого. Колокол издаёт густой задумчивый бас и публика замирает. На башне открываются ажурные золоченые ворота и карусель исторических персонажей является честному народу. Отхлёбывая из бумажных стаканчиков вкусный глинтвейн, люди смутно припоминают — сколько крови пролилось на этой самой площади...
       И кто только придумал это наказание? И главное дело за что?
      А тем временем подкрадывается ночной сумрак, в широкополой шляпе и развевающемся плаще, поблёскивая кривым кинжалом тающего месяца. Он должен прикончить бесшабашное вечернее веселье одним коротким взмахом.
Распугать публику, разогнать толпу, которую не смогли усмирить тёмные времена средневековья. Праздные гуляки горланят песни, окунают усы в густую пену и не собираются расходиться. Тени готических замков и католических башен распластались на площадях, как ястребы, подстреленные из арбалета, поблёскивая золотом ночных фонарей. Мы бредём с железнодорожного вокзала из последних сил, приободряя друг друга. Поднимается ветер. В воздух взлетают остатки безудержного веселья, расплёскивается дождь и мы ускоряем шаг. Вот оно наше временное пристанище, поздний чай, ломоть местного хлеба, кусок бюргерской колбасы, впечатления и планы на завтра. Я практически лишён права голоса, потому что в нашей семье я — самый младший. Это какое-то средневековье. Они уже всё решили. Завтра меня опять потащат на край света...
      И кто только придумал это наказание? И главное дело за что?

           28.03.21