Закончу мысль уж на бегу

«Души умершие в книге.
 Мне грустно, а иным смешно.»


Горемиха явилась… сошла с лица. Секрет несла… как курочка яйцо снесла. Теперь высиживала, времени ждала. Кому представить ярче, младому? Старче?  Продать, вестимо по дороже. Чтоб выглядеть моложе. Спешила как всегда к Пятровне. Но повстречала Чалого, он вел быка на вязь и не торопясь рассказывал, как происходит связь. При этом ущипнул Горемиху, прищучив хвост. Предложил посмотреть процесс. А он таков. На удивленье прост … но очень уж закручивает лист, щекочет междометье, будто туда смотрит не акушер, а окулист.  Горемиха не дура, согласилась. Зашли в амбар. И сразу спохватилась, что баба без трусов. Чалый здесь не виновен, и ни причём. Не стал судьбу торочить. А сразу не любя, стал для него искать, то что он попросит.  На ясли посадив её, пружиня, приспособил и его. Горемиха опомнилась, аж опосля, когда крутила пальцем у виска. Как курица несушка верещала… Кудахтала, кудахтала,- яйцо видать снесла. Поправила подол, по линии на раскоряк прошла
- Ты расщепил меня на две отдельных части. Пока до Пятровны добегу, небось сойдутся.
Коль не сойдутся, оставь, я их постерегу.
– Сойдутся не боись. 
Ты на меня меж нами не сердись. Мой корень перешел ко мне от деда.
- Хорошая хреновина… приправа для обеда…. Табе забава, а я чуть не померла… в жар   огненного сплава твоя булава.  Я, чуть не родила… теперь поживу чуток кудряво, до встречи. Привет жене-куме.
Совсем забыла новость рассказать. Чему уж не бывать…- Квит хрен сломал. Чуть не отдал концы и богу душу.
-Да ладно, не бреши.
 От боли или хвори, тут брат замок. Сегодня скорая забрала, Чалдон его волок. Уж больно он тяжелый. Скорая в город увезла.
-Как так, оглобля поломалась… и без труда? где?
-В её дыре.
Да ты наверно шутишь. В чьей дыре.
- Мамонова жена, её вина, видать не ровно села. Качнулась, в такт любви и мышку съела. Я побегу. Пока нет туч и гроз. К повторному сеансу не созрела… а коль вернусь, ох скуку разгоню, я вся в родню, мне грех не грех, а разик для задела.
 И суматошная побежала, тряся падлами, в отару поднимая пыль.


Пятровна мучилась уж с пол часа. Мамона водой от грязи отмывала, хмель ремнем из дурака сшибала. Коль ум и бес ребром.  Меж двух голов. Мамон мычал, стонал и охал. Лежал на травушке, подобие свиньи… мол на, мне бок чеши… мне так приятно.
Пятровна пыталась от него хоть что-либо добиться. Как он ирод такой, войдя в запой. Пьяным, голым оказался в стайке… верней в курятнике. И так, усердно двигая, толкая, с трудом на правый бок его перевернула, - ахнула. Ах родимец. Он сжег себе всю грудь. И чем? Утюгом.
Аж кожа пузырится и отпечаток ведь каков: - с десяток кулаков.
-Я ссаарь ! или не ссцарь?  Вот в чем вопрос!
- Царь! Покуражился и будя. Нюра где?
-Она у мамы-тещи. А ты кто?
- Дед Пихто. Ты что, белены объелся? Или еще не переоделся? Ум, разум между ног.
- Пить хочу.
-Пей мочу, -поможет.
-Таперь признал. Так шутит только Пятровна.  Мятлой мне шерсть не тереби, мне больно.
-Ппризнавайся, как в курятник мой пробрался? Зачем трем курам бошки оторвал. За кур несушек, я тебе сама башку поправлю, в миг отрублю. Миссионер треклятый. В злобь, Пятровна вылила на него,  пол ведра холодной воды.  Только хотела огреть трутня веником… а она вот те раз, как птица феникс перед глазами.  В лице румянец, душа на распашку, глаза горят, вот, вот зажжет поленницу с углём. Хотя пол тела за углом… язык уже в воротах прищемила. От радости аж взвыла.
-Пятровна берягись. Ты упадешь от новости такой. А это кто лежит? Неужто сам Мамон?
Тогда я погожу, давай его расспросим. Уж очень интересно… как устроен мир. И почему сортир не спереди, а сзади. Интересно, между прочим, услышит он «Ау?»
-Помоги его подтащить к крыльцу, я подушку принесу. Пусть в себя приходит.
-Ну ты подруга накачала его крепко.
-Не укачала, не накачала… а вытащила с того света. Отлила водой, рот ножом открывала и самогон вливала…смотри, он ожил.
Когда Пятровна с Горемихой тащили Мамона к крыльцу. Мамон преобразился, туманный богообразный вид сменился, он с диким взором - здоров как бык. Пытался даже и привстать…
 -Не будем здесь гадать, и пьяному мешать. Он пьян. И слава богу.
 Мамон беспомощно дрыгая ногами, как бы пытаясь освободиться от носков.
- Какие носки. Мужик богообразно голый, а на груди тавро от утюга. И в вес тяжелый.
Горемиха пока жива, не могла не пощупать петуха и не проверить. Авось и у Мамона одна беда… и бабам под итожь, беда, коль у мужика - хрен надломился, стал неровным.
Пятровна принесла подушку, по-матерински подложила Мамону под голову. Мамон сплюнул муху, неожиданно вцепился, в руку Пятровны. Стал её трясти, целовать, разродившись детским писклявым плачем.
 Пятровна пятерней расчесывая его волосы,- приговаривала: «Не плачь Мамон, я о башке твоей -пошутила». 
-Пятровна налей. Голова трещит, вот-вот лопнет.
-Не слушай его –он врет! Когда это было, чтобы ему не надо было. Он и меня так…
 - Не мельтеши.
Пятровна медленно встала прошлась в дом…вышла с тремя рюмками, и маленьким штофом в 1-10 ведра. Горемиха приоткрыла рот. – Так…- тут на свадьбу много.
- В самый раз.
Петровна поставила рюмки на ступеньку. Открыла штоф и напиток зажурчал. Момон ждать не стал. Двумя трясущимися руками схватил рюмку и как собачка стал лакать. Самогон разбрызганный, мелкими струйками потек по губам, шее, и достиг обожжённой части тела.  Мамон передернулся от боли. До лакав спиртное, прикрыл глаза, успокоился…правой рукой нежно ощупывал свою грудь. И вдруг пьяно заплакал… из него, как из тучи полилось: - прости, я знаю,- ты судья.  Я грешен, не суди меня, прости. Как богу на духу, все объясню,- хвост лишь убери. Он нервы мне щекочет. И рожки спрячь.

- Же… жена меня два дня дддержала в «кейсе». Я сссцарь, или не сссцарь? рычал я,- потаскуха смейся! Как так, попал как кур во щи.  А курицы кругом, тут не ропщи. Усвой,- все бабы суки. Тебя послушался, и раскатал губу.  И вот я здесь в гробу… видал я вас в гробу… как прежде… -все от скуки.  Я ззззасматрелся на твои… На… на твои прыщи. Ты не пищи…Неверная, а слушай. Не лезь, не тереби мне словом душу…яд для других побереги. Тут холодно, вдобавок комары. Прочь от меня, на мне коровьи сиськи. А комары, в три шмеля шило с перцем, за голый зад кусают, лезут в грядку тьмы. Я думаю, меня ты понимаешь? Когда тебя единожды в пуп ужалила пчела... ты чуть не родила. Я проронил слезинку, ты успокоилась, и счастлива была, увидев мои слезы.
А мне, что здесь в Аиде ждать? Твою любооовь, или угроооозы? Изыди сатана…. Какие с льдом холодные здесь воды.
Горемиха повертела у виска, - давая понять Пятровне…- Он того, бредит.
Мамон продолжал:
-Как малахольная набросилась в сердцах. Я еще качался на волнах, был пьян, и плохо сознавал, где мой изъян. И почему полета крылья взмокли. Ты полугола, Ню, и без трусов паришь по комнате.  И я, взираю молча, мечтал, как Пифагор,решить задачу, заглянуть в исток. Я треугольник сжав в комок подбросил в небеса. Курчавый, журавкой надо мной парил. А я, как нищий принс заточен здесь, в глубоком подземелье.  В твой треугольный лабиринт попал я, и вылезти не может божий сфинкс. А может и не божий…-чёрта.
Ты чем меня скрутила? На что позарился спьяна. -На что? На скопище взъерошенных волос…  Расслабился, так иногда бывает. Я чувствую чего-то не хватает. Верней кого-то, -вижу черта хвост.
Пятровна приложила ладонь к его лбу… пот холодный, бредит.
-Все знаю, с зада на перед. Квит рогом терем подпирает, бабий ищет закуток...  Жар - пар во тереме, черт жару поддает. Не в приворот, народ не отстает, с пути желанного…вошел, уж не сойдет. Пока она с конца не соскользнет. Он бабу будет тешить. Я тоже грешен. Ему в беде помог… когда черт занемог. И окосев, от лунки той отпал. Я зайцем подскакал и кроликом три раза акт свой повторял. Линию подвел, поправил треугольник, нет, не могу я больше, решать задачи дольше. А ей ведь надобен, послаще дольше, толще
Бычка посправней, да посильней. Искать пришлось, пришлось вести Чалдона, приторочить его к ней.   А я для габарит ее, детинушка,- малой еще… я писаюсь в постели. И для жены не свой.
Увидела меня жена, я в синь ребра искусан.  Русалками, и кралями небес. Мамон указал на грудь /И прямо по мордам, я трупом пал. возможно я в Аиде…. Где пьедестал? Где чан, в котором сам Овидий в том мире отдыхал. А черт презрев порядки … ему за выигрыш в карты, руки целовал.
И я чуть вправду им не стал. Не черт, жена, -она меня раздела и в подполье…
Сижу, очухался, дрожу. В ледышку превращаюсь. От холода уж начал было бредить. Квит будто ходит в моем дому… кого-то ищет. Видно нужное нашел. Я слышу стон…и скрип подобен скрипки.
Мерещатся мне стали мужики, и бабы во клубке …и все мои… Все бывшие… и все так хором воют. И вдруг кровать затопала, и ходит. Пошла плясать в присядку. Ножку подвернула, в наклоне в дыбу стала, начала хромать.
 Огромное чудовище скатилось сверху в них. Я услышу визг и мат в три оборота               
Кому ж охота прервать соитие. Ой я его сломал.
Иди скорей сюда, неси мне бинт и вату. Линейку в тридцать мер. И скотч для Коловрата
Ах Макар, ну погоди! Как можно делать так, чтобы ночами койка не летала. Двоих не помещала.
Табе помочь? А это еще кто? Опять видение? нет –это сам Чалдон- Евпатий. В тулупе деда Пани, убиенный не похож на мертвеца. И видимо в присядку стал бычком плясать. Кацапою рукой тремя обрубками доску поднял… мне в очи посмотрел… и плюнул. Доску на место уложил. И каблучком притопнул. С бабой надумал танцевать, та начала рыдать и ноги в гору двигать, поднимать…          
Обдав его кипучей лавой, он обожженный, повалил ее на пол. Пол заиграл на скрипке. Браво! Брависсимо. Мне больно, грудь печет, мне кто-то тычет рогом в бок. И сверху ссыт корова.
 А Квит хоть без улыбки пробурчал. Дай сиську ей помять. Чтоб боль унять.

Очнулся я, иль еще там? От пенья петухов, во рту Агдам. Пощупал, цел, и к празднику готов…в крышку гроба постучался
Никто не отозвался, потрогал, головой подпер подвала люк мне и поддался. И приоткрылся.
Теперь я вижу двор. И ангелы в обзор. А я уж рассердился, что в холоде помру.  А здесь…подарок, начата бутылка спирта, и закусь, один все сразу не сожру.  Стакан не совращу, о чем мне горевать. Из горлышка я стал Агдам лакать…
Я ведь в своем дому.  А там, в спаленке она, готовится ко сну и пальчиком в объятье манит.  Не надо поспешать. Моя   зазноба… бога мать…опохмелюсь, потом и к ней войду.
Начну её качать. С жажды ли, иль от бескультурья. Я вылил в рот спиртного от достатка, 
 селедкой закусил, селедка выскользнула вновь обратно… и уплыла… теперь сижу один. Хотел подняться. Но силы подвели, на палец от стула оторвался, силы и покинули меня.  Земелька закружилась, в глазах зима, мороз…и чей – то кочет, топчет курку, в моем дому. Снегурочка на ветке птичкой пляшет… дед мороз поет мне в холод «Мурку», ходит, жезлом машет… жезл надломлен. Ушанка соскользнула, борода отклеилась… о боже –это Квит.
Руки ко мне он тянет, шприц с лекарством просит. Я в холоде без дна. И Квит с куском дерма…вокруг меня все бродит, и я бедовый пьяный в клетке.  А он все хороводит и жезлом по обшивке водит. А где моя жена? Не вижу, и не помню. Одно лишь не пойму, кто жег мне грудь? Огнем, возможно утюгом.  От дикой боли…Последнее, что помню. Я Арием в аду летал, котел искал. Нашел, остепенился, окунулся…жар унял.

-Так значит ты Мамон не помнишь? Как теща в гости приходила… и ненароком угостила ядрёно мать тебя.
-Кто говорит со мной? Иль я сошел с ума?
- Когда ты буйствовал. И слов не выбирал. Грозился змеюку-тещу посадить на штырь свой, или кол… ты помнишь: кого ты вытолкал в окно левой ногой?
-Я видно не учел, что черт подкрался сзади.
-Тебя видать не зря «черти» пытала. У твоей зазнобы, первой, дом чуть не сгорел. Но зубы ей черти повыбивали. У второй поджог, успели, потушили. Третья, меж ворот, как свинка на растяжке, к воротам привязана, маслицем облита, золой осыпана, пол тела в петушиных перьях. В ладошку, от пупа, висела бирка. Написано коряво. «Мамона б…ь!" Нашли её полуживой, от горя отпоили. Но некому бабенку ублажить.  Квит инвалид. И ты никчёмный.
Мамон беспомощно махнул рукой, пустил слюну и тихо мирно стал засыпать под совестливый перепев Пятровны. 
Горемиха от оцепенений в ум вошла. -Пятровна, а я зачем к тебе то шла? Плесни чуток, я вспомню. Вот времена. Без водки человек поминки только помнит, и ничего, кроме того. Пятровна в рюмки налила. -За свинуса, который нынче выжил.
-Вспомнила! Квит хрен свой вчера сломал… когда медведку посещал.
Да слышала, теперь и знаю. Что брешут все. А я чушь в памяти стираю. И курочек Мамону видимо прощу. А вот с чертями, тут проблема. Шепну на ушко.
-У Нюры грудь аж в три беремя. Мужик запнется, -тут проблема.
   Горемиха почесывая зад, припомнила фасад. Губки подкрасила. Не дать, не взять, не хуже королевы.- Давай кума допьем, и я уж побегу. Закончу мысль уж на бегу.