VIII Полная тишина

Луна почти летала по двору, стараясь отбить легкий волан  ракеткой. Завязки светлого льняного сарафана развязались и длинными лентами струились по каждой руке. Сильный ветер то и дело надувал сарафан и срывал красную  шляпу. Луна поднимала ее с земли, тут же надевала на голову и смеялась. Маленький Андрюшка пыхтел, как паровоз, пытаясь отбить непослушный волан. Если у него получалось, то ветер налетал огромной птицей и относил волан в сторону трехствольного тополя. Луна прыгала, стараясь вырвать его у зеленой листвы.

Когда ветер становился слишком сильным, девушка замирала и выпрямляла руки вверх, словно соперничала с ветром в его силе и могуществе. Ее лицо сияло, когда волан отлетал  от туго натянутой сетки и соседский мальчишка пыхтел и лез за ним в ромашки. Рекорд — семь. На восьмом Андрюшка стукнул ребром ракетки и заглушил волан в землю. Луна засмеялась, когда сарафан стал бороться с ветром. Вдруг сзади послышались быстрые шаги и кто-то, обняв ее за талию, закружил прямо посредине футбольного поля.

Ветер сорвал шляпу  и отнес в сторону широкого тополя, но Луна не побежала за ней. Ко держал ее в воздухе  и смотрел на нее. Волосы девушки, не успевшие высохнуть, смешались локонами и красиво обрамляли загорелое нежное лицо. Синие глаза горели, а губы улыбались.

— Ты не сказала, что уедешь к подруге! — воскликнул он, обнимая Луну и рассматривая лицо девушки. — Ни одной ямки. А ты боялась! — сказал он, и Луна почувствовала, как по щекам  и по верхней губе пробежал уже другой ветер.

— Нет, одна есть. Вот здесь, на лбу! — сказала девушка, показывая пальцем на свой лоб. Он перехватил девушку  левой рукой, словно она была тростинкой, и тыльной стороной правой руки провел по лбу, шраму и маленькой ямке, оставшейся от ветрянки.

— Щекотно! —  сказала она и рассмеялась. — Необходимо было переключиться после ветрянки и навестить Надю и ее Чернильный домик.

— Луна, Вы играете или нет? — протяжно спросил Андрей, который упал в сражении с другим маленьким мальчиком и тщательно отряхивал шорты и футболку от пыли.

— Ты играешь? — прошептал Колян. — Играешь? Играешь? — все повторял он шепотом, приближая лицо к лицу Луны. Крепко обнимая, он поцеловал девушку, не обращая внимания на визг мальчишек вокруг.

— Тили-тили-тесто! — кричали они. Но парень с девушкой  не слышали их. Они целовались впервые,  здесь, среди полувековых тополей, посредине футбольного поля.

В небе летали ласточки, и плыли облака. Они делали вид, что не видят, не понимают их счастья. А Ко сбегал за шляпой девушки и вновь обнял ее. Поблизости ссорились коты, мальчишки спасали птенца, который упал с крыши и, стараясь выжить, пил прохладную воду из синей крышечки. Мир, словно замер на мгновение, а затем стал кружиться по земле вновь.

— Тебе идет зеленый цвет, — сказала Луна, когда они сидели на скамейке бок о бок.

— Завтра я уезжаю, — сказал он  и его голос задрожал.

— Завтра? — ужаснулась девушка. Рука его легла на ее маленькую руку и их пальцы перекрестились.

—  Я уеду, и мы не сможем быть вместе, — сказал он.

— Чепуха! Расстояние не может быть помехой. Когда твой поезд мчался сюда, я чувствовала, что ты рядом. Луна положила руку на сердце. — Чувствовала здесь, — показала она, и он обнял ее.

— Это не чепуха. Не чепуха, — только и говорил он, крепко обнимая ее.

— Ты можешь приехать зимой. Знаешь, все самое прекрасное, что есть в зиме, живет в этом городе, и я люблю этот город!

— И я… Люблю! — воскликнул он, прижимаясь щекой к ее щеке.

Они сидели так долго. Он не выпускал ее, обнимая так крепко, что если бы ветер и захотел украсть её, то не смог.

— Зачем тебя так долго не было? — спросил Колян, снимая шляпу с головы, сидящей девушки.

— Всего две недели, — сказала Луна и улыбнулась.

— Я думал, что не смогу выдержать твое отсутствие. Сначала ветрянка, потом подруга. Тебе на меня совсем наплевать? — он ждал ответа, а Луна чувствовала, как этот день остается в ее памяти, словно блик милой радуги. Она хотела выразить ему свои чувства, но не смогла. Что-то держало ее, не разрешало говорить. Словно она сама ; и есть любовь. Она погладила Лепетова по голове и спокойно посмотрела в его влюбленные зеленые глаза. — У Нади трудности. Психологического характера, понимаешь?

— А у меня? У меня есть трудности? — спросил он, приближая лицо к лицу Луны.

— Они есть у большинства людей, — Луна вдруг почувствовала, что сможет пережить его отъезд, но не приход перед отъездом. — Может, нам лучше не видеться завтра? Это  тяжело видеть друг друга перед твоим отъездом.

— А завтра я уже буду далеко отсюда, — прошептал он, касаясь рукой щеки девушки. Луна взглянула на него вопросительно.

— Мы уезжаем ночью, и еще… Мои родители… им не нравится, что я теряю голову от тебя, — он поцеловал ее снова, но она отпрянула.

—  Но мы не делаем ничего плохого, — сказала Луна и почувствовала подступающий холод. — Мы даже не видимся!

— Мы не виделись  из-за тебя! Им просто не нравится, что я… как я … отношусь к тебе! Вдруг, вдруг я не смогу без тебя?! — воскликнул он, вцепившись руками в скамейку. Луна вскочила со скамейки, Он стояла, молча, придерживая шляпу в руках, застыла — бледная и печальная.

Он встал и схватил ее за руки. — Я не должен был говорить все это тебе. Да?

—  Все хорошо! — Луна опустила голову. Какой-то комок появился в горле, как в одном из ее пугающих снов. — Так и должно быть! — сказала она. — Сегодня прекрасный день, — добавила Луна. Она обвела синими глазами двор и, нахлобучив себе на голову шляпу, улыбнулась. В её глазах появились слезы. Но когда она перестала рассматривать опустевшее футбольное поле и обернулась на Лепетова, слёз уже не было.

Они попрощались прикосновением ладоней, и Луна направилась в сторону подъезда.  Светлый сарафан развевал ветер и, надувая подол, делал его каким-то естественным и объёмным.

Лепетов стоял и смотрел на уходящую Луну, чувствуя, как  ноги подламываются. Слезы бежали по его щекам, словно он уже потерял ее. Он вспоминал, как вчера по телефону мать сказала, что все его чувства  — полный бред. Что он, ее лучший в мире сын, перегрелся на провинциальном солнце и «эта вертихвостка вбила ему в голову всякую чушь, которой не бывает». Перед его глазами витал образ билетов, которые были куплены на двадцатое августа. Как мать смогла уговорить отца поменять билеты на завтра? Что она ему сказала? Сейчас парень придет  к бабушке с дедушкой, и они его больше не выпустят. Больше он никогда не увидит ее. Мама не разрешит ему приехать следующим летом. За год вперёд планируется путешествие в Петербург к тетке.

Он пронесся под бельевой проволокой и вбежал в ее подъезд. Неожиданно растерявшись, он встал перед дверью и замолчал. За дверью нет звуков: шагов, голосов, слез. Полная тишина. Он прижался лбом к голубому почтовому ящику на двери и почувствовал прохладу. Может, она все же там, по ту сторону двери — стоит и слышит его.

— Луна! — прошептал он. — Луна я… люблю…. навсегда.

Правая рука его лежала на ручке, но не решалась дотянуться до звонка и позвонить в дверь. Всего-то — следует дотянуться указательным пальцем до звонка и нажать его быстро, коротко, словно случайно. Тогда тот прозвенит звонко, отрывисто, как всегда. Но почему-то сейчас, он не может дотронуться пальцем до этой кнопки. Может только стоять на одеревеневших ногах.

Пора собирать вещи и слушать наставления отца и бабушки. Медленно спустился он по деревянным ступеням вниз, стараясь не шуметь.



Телефон Нади лежал на полу. Звонкая  электронная мелодия разносилась по всей комнате. Надя, вся в муке, словно мельник вбежала в комнату. Она шикнула на кота, который, по всей видимости,  скинул телефон со стола, пока девушка на кухне месила тесто.

         — Алло!  — девушка запыхалась и почувствовала запах картошки — она сварилась.

         — Привет! — голос показался Наде очень знакомым. От него повеяло чем-то неприятным  и хрустящим.

         — Не узнала, — сказала Надя, усевшись с ногами в кресло.

         — Еще бы! В последний раз мы болтали в далеком детстве.

         — Понедельник! — воскликнула девушка, и ее голос задрожал от удивления. — Ой! Илья! — на другом конце провода как будто ухмыльнулись и нервно сглотнули.

         — Хорошо, что сразу поняла. Значит, думала обо мне.

Впервые он намекнул, что они не просто друзья и Наде это понравилось. Она не могла заставить себя не улыбнуться. Ее губы сами улыбались от того, что он сказал и как сказал. Весь мир расцветал на глазах и она вместе с ним. Хотелось смеяться и танцевать. Впервые в жизни хотелось танцевать.

         — Я в кафе, что  рядом с твоим домом, — произнес голос, и что-то подсказывало Наде —  она слышала его совсем недавно. Он уже говорил с ней. Может, во сне? Но ей же не снятся сны!

         — Жду.

         — Но…  — но красную кнопку телефона уже нажали. На  экране она в тысячный раз увидела дракона на фоне серых туч — любимая заставка.  

         Сердце запрыгало, словно она прыгала через скакалку. Медленно шла она на кухню, чувствуя, что боится этой внеплановой встречи. А в то же время, конечно, мечтает увидеть его.

         Она завернула перестоявшее тесто в прозрачную пленку и отправила в белое блюдо. Картофель заправила сливочным маслом и накрыла кастрюлю крышкой.

         Мама придет нескоро. Она и не смогла бы объяснить ситуацию маме в двух словах — про Понедельника мама не в курсе.

         Вытащив из шкафа одежду,  Надя стала разглядывать ее глазами Понедельника и, отшвырнув пару платьев, остановилась на двух.



         —  Думаешь, она поверит? — Рафинад выглядел растерянным и нервным. То и дело он сжимал ладони в кулаки и разглядывал Илью с точки зрения себя.

         —  Могу не ходить. Иди сам! — Илья бросил эти слова в Рафинада  и улыбнулся.

         — Я не могу… сам, — сказал Раф, растягивая слова. — Пока не могу. Иди ты.

         — Хорошо!  — снова улыбнулся Кольцов и похлопал Рафинада по плечу. Когда он хлопнул дверью, Рафинад закрыл ее на щеколду и бросился к окну, точно зверь, запертый в клетке. Кольцова уже не видно — ушел с другой стороны, чтобы Рафинад не передумал.

         — Ладно, пусть так и будет, — прошептал сам себе Рафинад и угрюмо сел за стол.

         На лбу его появилась морщина. Однажды он уже чувствовал себя в таком состоянии, когда они с Полинкой потеряли родителей. В один день погибли отец с матерью и оставили их на попечение тетушки, которая  умерла год назад.

         Рафинад достал фотографию Нади. Это групповое фото сделал фотограф в прошлом году. Полинке не нравится, как она улыбается. Его сестре не всегда нравится ее собственная внешность.  Челяев взглянул на  красивое лицо Нади. Кого эта девушка напоминает ему?

        

Решив все-таки влезть в потрепанные джинсы и черную футболку, Надя вышла на улицу. Внутри нее кипела новая жизнь. Сейчас она уверена — ее жизнь меняется к лучшему и это лучшее — Понедельник, который ждет ее в красном кафе за углом.

         Напротив их дома сделали парковку для машин. В любой другой день, Надю бы это стало раздражать, но сегодня все иначе: тонкие березки, скамейки, шумная дорога, рынок — все изменилось в один миг, словно она вдруг попала в центр своей судьбы.

         Кафе не показалось девушке переполненным, да она не очень и осматривалась. Прямо на входе попался свободный столик. Надя опустилась на стул в некотором замешательстве. Так ведёт себя повар, когда ему следует попробовать новый десерт. Он держит тарелку перед собой. Сначала приблизит блюдо к носу, чтобы по аромату определить совпадает ли ожидаемое с действительным. Только спустя время мастер своего дела рискнет попробовать кулинарный шедевр и тогда взгляд его станет слегка отстраненным. Вдруг  — бах! И ему нравится. То, что надо: идея, аромат, стиль, вкус.

         Наде стала мешать сумочка. Она  изящным движением сняла ее с плеча и положила перед собой. В этот момент за ее спиной послышалось:

         — А я тебя сразу узнал, — голос, словно  превратился в её бархатный жилет. Надя, немного помешкав, обернулась назад и увидела стройного красивого кареглазого парня.

         — А я тебя нет, — молвила она и взглянула на его загорелое улыбающееся лицо. — Если только по голосу. Но сейчас у тебя, немного другой голос, — добавила девушка и увидела, что Илья  напряжен.

         Ей следует взглянуть на вход, чтобы увидеть другого человека — он пришел, чтобы увидеть ее. Одна ассоциация с экзаменом и вся ненависть к нему вспыхнула бы вновь. Но нет, Надя  сидит напротив Ильи, даже не подозревая, что по-диагонали между столбиками, увитыми вьюнком, стоит Рафинад. Вид у него несколько потерянный: выглаженные брюки, белая футболка, цепочка со средними звеньями (подарок от тёти), зеркальные солнцезащитные очки и кошелек в руках.

         Рафинад неуверенно двигает ртом, словно хочет крикнуть что-то, но нет. В нерешительности присаживается он на свободный стул. Незнакомая девушка, довольно неприятной наружности, вопросительно глядит на него, но молчит. В этот же миг он встает со стула и уходит назад — туда, откуда пришел. Уходит, не обернувшись, словно то, что Надя поверила  Илье, делает ее обманщицей и предательницей. Рафинад прибавляет шаг — да, он считает, что она просто обязана прогнать Кольцова и сказать, что с самого начала не верила в эти глупости.

Он обернулся — Илья что-то весело рассказывал Наде, а она смеялась, закрывая рот рукой. Тогда на экзамене она, верно, напомнила  ему зелёный куст с шипами. Рафинад больше не оборачивался. Выпрямив спину, он перешел дорогу и скрылся, как будто его и не было.

         — Когда я увидел тебя в сети, чуть не упал со стула от счастья!  — врал Илья, и краска заливала его лицо. — Сразу узнал тебя.

         — А я сначала  напугалась. Сейчас вокруг так много мошенников, — Надя положила в рот  маленький кусочек клубничного пирожного и сделала глоток горького шоколада. — А как ты узнал, где я живу?

         — Это несложно — там ты жила всегда. Мы могли увидеться давным-давно! Все-таки, компьютерная паутина — это здорово.



— Правильно делаешь, что не доверяешь людям! — сказал Кольцов, рассматривая лицо девушки. Глаза ее зеленого цвета напомнили ему тот день, когда Рафинад сказал, что ненавидит ее, потому что чувствует притворство.

         — А ты доверяешь людям? — неожиданно спросила девушка, и ее лицо показалось Кольцову привлекательным.

         — Нет, — произнес он. — Верю только близким, любимым, — добавил он и выпрямился.

         — Расскажи о своей семье, — попросила Надя, — а я пока перепачкаюсь мороженым по полной программе. Кольцов засмеялся, стараясь понять, о ком ему говорить. У Рафинада, кроме сестры никого не осталось, а о себе говорить не хочется.

         — Не хочешь рассказывать? — спросила  Надя. Маленькая ложечка для мороженого повисла в воздухе вопросительно. Она откинула волосы, и Кольцову понравился их  золотой оттенок.

— Ты очень красивая девушка, — сказал он. — Твои волосы даже на вечернем солнце,  как будто светятся.

         — Как будто, — ответила Надя и смутилась. Глаза Ильи выглядят печальными и красивыми, словно она не безразлична ему.

         — Я из хорошей семьи, — улыбнулся Илья. — Папа проектирует вертолеты, а мама — математик и работает в частной фирме программистом. Еще у меня есть сестра — Олеся. Она немного старше меня, поэтому уже замужем и у них с мужем трое чудесных детей.

         — Не помню, чтобы у тебя была старшая сестра. Действительно, много лет прошло. А где ты учишься? — поинтересовалась Надя, внимательно рассматривая его высокий лоб, карие глаза и красивый нос.

         — Я же говорил в сети, — испугался Илья, что обман раскроется, но виду не показал.

         — Ты тщательно скрывал это…  и скрываешь до сих пор! — улыбнулась Надя и ее глаза взглянули на него пристально.

         — Математика. Аспирантура. Работа на кафедре и очень короткий отпуск, — театрально вздохнул Илья. Он не может обманывать Надю и ему это не нравится. Обманывать его не учили.

         — Ты старше меня? — спросила Надя, аккуратно наливая чай в чашку Ильи.

         — На несколько лет.  Парень должен быть немного старше девушки. — Их лица встретились, но он отвел свои глаза в сторону официантки, которая проходила мимо.

         Хорошенькая официантка не заметила взгляда, так как пьяный мужчина не заплатил по счету и ругался на своем наречии.

         Надя нахмурилась — этот мужчина портит  их встречу. Он довел официантку до слез. Девушка бросила пустой поднос на стол и отправилась на поиски  старшего администратора. Через десять минут подъехала полицейская машина. Мужчина сразу заулыбался, развел руками и кинул на стол мятую купюру. Полицейские вальяжно зашли в кафе и обвели глазами кафе в поисках скандалиста. Надя встала и предложила Илье уйти. Хорошо, что она не такая, как Фрескова — думала Надя, Луна бы подумала, что конфликтная ситуация в кафе — знак.

         Лапы темноты уже накрыли город, когда они медленно подходили к подъезду Нади. Кафе, разговоры ни о чем, прогулка вдоль многоэтажек — вот и вся встреча. Когда Надя открывала дверь в свою квартиру, то вспоминала его лицо в кафе и при прощании возле подъезда. Она старалась скрыть радость от того, что он оказался почти таким же, каким был тогда, тысячу лет назад. Но он как будто не знал ее раньше — изучал лицо, голос, манеры. Надя радуется всякий раз, как вспоминает  взгляд Ильи! Он так  глядел на нее, что дух захватывало.  Эта длительная переписка оттянула время встречи, и она все сделала правильно. А он очень обходителен и внимателен!

         Надя взглянула на себя в зеркало и поразилась блеску собственных глаз. Ее лицо пылало, а мысли запутывались в клубок. Давно она не видела себя такой.

        

—  Не могу ее обманывать! —  он приложил ладонь ко лбу, затем смахнул что-то со щеки. — Она... Наивная она, доверчивая. — Илья сел на стул, затем встал. — Меня по-другому воспитывали. Врать не учили.

— Сдаешься? Проигрываешь? — Раф подошел и расхохотался. Этот хохот заставил Илью удивиться.

— Ты, чего? — спросил он тихим голосом, словно боялся разозлить друга.

— Она никогда не полюбит тебя! — смеялся Раф. — Знаешь, почему?

Илья глядел на друга и сомневался: отвечать или нет.

— Она любит себя! — Рафинад выглядел агрессивным. — Она так уверена в себе, что сразу на лицо самовлюбленность! — лицо Рафинада перекосилось от сложных чувств.

— Напротив! — Кольцов подошел и взял в руки статуэтку. — Она просто уважает себя, и ничего плохого в этом нет.

— Да ты запал! — глаза Рафинада метали молнии. Сразу стало ясно, чего боится Челяев.

— Нет, — спокойно ответил Кольцов и его слишком спокойный ответ вывел друга из себя.

— Запал! Я так и думал! Дурак! Какой я дурак! — Рафинад сел на низкую тахту и закрыл лицо руками.

— У меня вообще-то есть девушка, — напомнил Кольцов Рафинаду.

— Так и иди к своей Светке! —  закричал Раф.

— Псих! —  Кольцов ушел, осторожно прикрыв за собой дверь.

В коридоре стояла ужасающая темень, и он чуть не упал, поскользнувшись. Набрав  привычно номер Светки,  услышал автоответчик. Света уже спит, а он влез в очередную интригу и сейчас идет на остановку.

Машины мигают фарами и проносятся громкими и недалёкими. Илья не задел ногой пустой пакет, который летел над землёй, вспоминая нудные подробности дня.

Ничего важного он так и не сделал. Следовало до закрытия  забежать в магазин за лампочками и переходниками для дачи.

Кольцов старался не думать о Рафинаде и Наде, которую тот ненавидел и любил одновременно. Ему захотелось покоя и чего-то яркого, как будто стало совсем темно, и свет стал необходим.

Рядом на остановке оказалась девушка. Она заметно нервничала, словно боялась опоздать или наоборот, успеть. На миг повернула она к нему лицо, и Кольцов  увидел печальные глаза, длинный нос и красивые губы.  От этой девушки трудно оторвать взгляд.  Невольно Илья подошел ближе.

— Могу я помочь вам? — спросил он.

— Нет! — воскликнула она с удивлением и некоторой неприязнью.

— Почему?

Газель цвета желтка остановилась прямо перед ней. Девушка зашла в маршрутку, так и не ответив Кольцову. 

Илья остался на остановке один. Он почувствовал себя мрачным и нерешительным, словно его облили ледяной водой.



Бывает же такое — сильное чудесное детство вдруг перерастает в странное чувство. Лучше не думать о названии  его, но невозможно не вспоминать имя человека, виновного в этом. О чем думает он сейчас под стук колес? Почему не признался в своем отношении раньше?

Луна сидела в темноте, не замечая нарастающей, поглощающей отблески света, тьмы. Когда она оставила его под бельевыми веревками, рассеяла бездну между ними. Но и любовь его очевидна. Пусть сколько угодно всюду болтают, что зеленые глаза часто обманывают. У Нади тоже глаза зеленые, и у Маугли — такие глаза не умеют лукавить. Сейчас эта бездна увеличилась. Луна думала обо всем и водила указательным пальцем по ковру, висевшему на стене.  

Она не разрешала себе плакать, вспоминая, как они встретились после долгого перерыва. Ветрянка, поездка к Наде, нежелание видеть Ко из-за его дружбы с «курами» — от всего этого хотелось укрыться под легким одеялом веры и истины. А он все это время…

Она не может не вспоминать его слова о том, что родители переживают и, не зная ее, неправильно говорят о ней. От печали она стукнула по ковру ладонью. Стена как будто зазвенела, Луне стало холодно. Будто в пещере —  тихо, темно, мрачно.

Девушка встала, и, приоткрыв высокую белую дверь, вышла в прихожую. Здесь оказалось светлее — из зала попадали отблески и оставались там. В такие отблески она и верит — все обойдется. Все поймут, что их дружба светлая, искренняя и настоящая, как и взаимность. Только, кажется, что такое не повторится однажды.

Она не сможет глядеть на то, как он уедет на машине дедушки в сторону вокзала. Лучше свернуться калачиком, тоскуя по уходящему лету.  Пусть даже заснуть не удастся — будет глядеть в стену, и нанизывать события  на ветку памяти  крошечными огоньками.



Лучше бы  не ездила к Наде. Но необходимо было увидеться с ней, так как на тот момент, настроение  Нади не вызывало сомнений. Какой счастливой она была, разговаривая с подругой про Понедельника, Машку и чудесный сад. Луна говорила, а сама постоянно думала о нем — приедет, поссорятся из-за ее отъезда. Андрей, Кира… Люди нарочно мешают! Нет, он не сможет долго злиться и все будет, как раньше.

Но такого поворота событий она не ждала. Как раньше уже не будет никогда. Эти его ужасные  слова! Они будут вместе! Влюбленные должны быть вместе после невыносимых препятствий. Закон двух сердец.

"Невыносимых" — это слово теперь будет ассоциироваться  у нее с ним навсегда. Тогда он не шутил, пусть даже злился. А спички? Это  признание. Самое лучшее признание любви к ней! Она этого никогда не забудет. Какие еще доказательства его чувств ей нужны? Вернуть бы день ее отъезда в город, перрон. Сейчас она бы не уехала,  осталась, оставив на недели город, вместе с Машкой, огнями и вечными истинами!



— Папа, ты чудной, как всегда! — он глядел на отца и хохотал. — Как можно не вспомнить, куда спрятал драгоценности!

—  Мальчик мой! Я забыл не все, только самое главное… — Смешная потертая шляпа отца съехала на затылок и застыла, словно в изумлении. — Как тогда, помнишь, с тем тряпичным пупсом?  Тебе его сделала  девочка с соседней улицы…

— Помню, помню,  что? — спросил сероглазый красавец, пытаясь сдержать улыбку.

— Я спрятал его в свою Половинчатую и забыл. Прошло время, много времени,  твоя мама стала протирать ее и уронила. Та конечно разбилась. Ты знаешь свою мать! Больше всего она напугалась не тому, что разбила ценнейший экспонат. Пупс, этот пупс из твоего детства по-настоящему шокировал её. Мать так кричала, я подумал — крыша упала. Оказалось —  пупс вылетел из Половинчатой. Не разрешаю ей протирать. Путь плюет на пыль, если ее муж — художник. Любимый, между прочим, художник!

Отец провел рукой по своим полкам поверхностно — словно боялся прикасаться к пыли прошлых времен.

— Папа, расскажи про Половинчатую.

— Я уже рассказывал, — отец присмотрелся и вздохнул. — Это моя философия. Озорная совсем выдумка. Только подумай, встречаются двое. Он и она. Подобно тому, как знакомятся зебра и мышь, кошка и попугай. А потом понимают, что друг без друга никуда — в магазин, поле, на пляж. Становятся одним целым. При этом кошка остается кошкой, а попугай попугаем.

— Раньше ты сравнивал море и берег.

— Моложе был. Теперь ближе душа. А почему ты заговорил о Половинчатой? Неужели, решился создать что-нибудь подобное?

— Не бойся, это не про меня. Встретил кое-кого.

— Девчушку? Небось, не из наших? — отец лукаво подмигнул сыну.

— Не из наших, — вздохнул парень. — Из России.

— Как я когда-то, — заметил отец, и по его словам стало непонятно, одобряет он это или нет.

—  Только не знакомы мы с ней. Видел однажды, а теперь вот думаю. Постоянно думаю! — импульсивно воскликнул молодой человек, и глаза его заблестели.

— Жизнь твоя. Выбирать тебе. Но есть судьба, мальчик мой. Судьба всегда догоняет. Так мать моя говорила, — глаз отца увлажнились. Он всегда плачет, когда вспоминает свою маму.

— А как еще бабушка говорила? — спросил сын, стараясь переключить отца, что бы он совсем не раскис.

—  Судьба там, где её спрятал.

— В руках не держи, а то можно и выронить! — одновременно сказали отец и сын.

— Так это же она про Половинчатую говорила! — отец засиял и, стащив шляпу с головы, стал ей размахивать.

— Тише, тише! — прижал палец к носу парень и, улыбнувшись, похлопал отца по плечу. — Молодец! Только больше не перепрятывай!  И еще знаешь, не дело это, такие ценности дома держать.

— А где? — нахмурился отец, вновь нахлобучивая старую шляпу.

— Не знаю где, — развел руками парень.

— Тогда не советуй того, о чем не ведаешь! — отец вышел из комнаты. — Мать печет! Ох, и счастливые мы! — отец прослезился от умиления. — Надеюсь, ты надолго домой?

 — Еще не решил. Так хотел вас увидеть, что сорвался и полетел. В этот раз самолет не опоздал. Люблю вас,  так люблю, что даже на сердце жжет!

— А она,  — она хорошая? — спросил отец, намекая на увлечение сына.

— Вам понравится.

— А как звать?

— Пока это неизвестно. Одно скажу —  мечта скульптора.

— О! — воскликнул отец. А как же…

— У этих отношений взаимности не было, — отмахнулся он.

— Славный ты, мальчик мой. А вдруг та девушка не полюбит тебя, как ты того заслуживаешь?  — спросил отец, переворачивая статуэтку аиста в гнезде.

— Может быть. Главное, что она есть, — твердо сказал парень.

— Есть и будет! Благословляю я вас сынок, и мать не будет против. Мы так любим тебя, ты же знаешь!

— Папа только ты можешь благословить своего сына и незнакомую ему девушку! — засмеялся сын и почувствовал, как слезы готовы вырваться наружу.

Отец подошел и обнял его.

— Счастье оно навсегда. Главное знать, что оно собой представляет! — заметил философски отец.

— Бабушка?  — дотронулся пальцами до губ молодой человек.

— Бабушка. Ступай к матери. Она  так ждет тебя!

— Я такой счастливый —  вы у меня есть! — задорно подмигнул сероглазый парень и нежно обнял отца.

— Это ты есть у нас, — прошептал отец, смахивая слезу.



Луна поставила стульчик и села спиной к подсолнухам. Сегодня она влезла в свои старые кеды, выкинуть которые не позволяет совесть. На правом маленькая дырка с частичкой большого пальца. Ночью она не сомкнула  глаз  — плакала из-за его отъезда.

Нельзя было  заходить в комнату бабушки, но не смогла — «исторический момент» —  стояла у окна и видела, как он, нарочито медленно, нес свой рюкзак в руках, ныряя в машину деда.

Удивительно быстро пронеслось время. Оно отбирает чувства, предоставляя ситуации. Зачем привязываться к человеку, если не быть вместе? Может, придумает что-нибудь? Любовь не всегда проигрывает.

Глаза Луны покраснели от слез и с трудом воспринимают солнечный свет. Ей нельзя плакать — травма носа сказывается —  нос не пропускает слёзы так, как должен, а веки опухают от слез.

Начала считать цветки календулы и сбилась со счета. Простые, прекрасные цветы. Зачем их считать? Она относит себя к другим цветам, а каким не знает еще. Существуют ли на земле странные и сложные цветы, похожие на нее? Если да, то у них наверняка чудесные листья —  широкие, сильные. Живут, влюбленными в лучи. Интересный должно быть цветок, занятный.

А он? Он другой цветок, не бутон — раскрывшийся, яркий. Правда, растут они далеко друг от друга. Почему? Судьба! Маугли лежит под стулом, тяжело вдыхая воздух — жара. Ему нравятся её кеды и она сама. Кот считает ее безупречной. Подсолнух за спиной  выше — ближе к солнцу, еще без макушки. Не знает зимы, холода, темноты, тусклого.

Луна не любит зиму. Весна раскрывается, лето растет, а зима — закрытая дверь. За дверью скрывается в плену радость и разнотравье. Девушка сняла кеды и поставила маленькие ступни на горячую землю. Рядом прозвенел шмель и спрятался в огненный цветок.

Почему считается, что земля черная? Она темная, темно-серая и кормит весь мир, а после забирает себе. Луна вздрогнула от мысли, что люди уходят в землю. Она видела кладбище, только по телевизору. Даже когда не стало дедушки, потом папы — не взяли её на похороны, чтобы не травмировать детскую душу. Не видела она этой реальности.

Маугли зевнул. Луна улыбнулась и погладила лохматого друга. Он тоже не черный, как многие думают. Коричневый, с красным оттенком и длинношерстный. Умный и все понимает.

Когда солнце распалило спину, зашла Луна домой и принялась раскладывать книги — стопа для чтения, стопа для библиотеки — хочешь нового, отнеси часть заброшенных книг в библиотеку. Немного отложила книг в дар.

Мама вынесла мобильный Фресковой прямо на улицу — звонит Надя, хохочет в трубку. Взяла белого котенка. Не знает, как назвать.

— Архимедом назови, — предложила Луна без энтузиазма. Это все Ко — стоит перед глазами напротив своего купе, держится за перекладину, смотрит в окно, вспоминая футбольное поле. Почему так рано уехал! Должен был  позже. Несправедливость. Вздохнула Луна и не разобрала главную причину веселого щебетания Нади.

— Говоришь, нашла квартиру? — спросила Луна. Искра, связанная с учебой зажглась и сразу погасла — сплошной дождь.

— Какую квартиру? Ты о чем? Я и думать не хочу про учебу — экзаменационные пытки меня не волнуют. Я встречаюсь с Понедельником!  — выпалила Надя и захохотала от напряжения. — Прикинь, он классный! Невероятный! Самый лучший! — хохотала она. — И я ему нравлюсь.

— Похоже на Машку, — тихо проговорила Луна. — Надя, это ты, или Машка?  — «Классный» — ее традиция.

— Тьфу ты, Фрескова! Что с тобой. Снова ветрянка?  — спросила Надя.

— Ко уехал. Все так сложно…

— Слушай, забей, а? Уехал, вернется! — и воодушевленная Надя стала рассказывать подробности встречи с Ильей в трубку.

Луна присела на диван и стала разглядывать старый тополь в окне. Его ветки цепляются друг за друга — будто верят. Листья набирают желтый оттенок, подсыхая. «Если окатить крону холодной водой, что бы стало? — задумалась Луна. — Нет, не выдержат  листья, улетят под натиском влаги. Как птицы… »

         — Очень рада за вас! — сказала Луна.

         — Спасибо! А что у тебя? — поинтересовалась Знакова.

         — У меня сырость.

         — Разве обещают дожди? — Надя удивилась.

         — Обещают сентябрь, — ответила Луна, нажимая красную кнопку. Разговор исчез. Так бывает, когда говорить, сил нет.

         Вновь зазвонил телефон.

         — Алло!  Настроения совсем нет. Это я вырубила. Прости, ладно?

         — Ты о чем? Это же я  — Машка! У меня тут такое!

         — Ой, Машка! — Луна оживилась, словно открылось второе дыхание. — Привет! Как ты? Разве, не в Чехии?

         — Зачем Чехия, если мы со Славкой вместе! — выпалил звонкий голос где-то близко.

         — Правда?

         — Он такой душка. Знаешь, оказывается, я люблю не только себя! — ворковала Машка в трубке, щелкая языком.  — Да, да, да!  Ой, еще момент, пока не забыла — может, вы с Надей поживете у меня, осень, другую? Родители окопались в Чехии, а с Ланью мы скоро начнём драться. Она совсем не понимает меня.  Будешь отгонять ее нравственные законы. Согласна? Насчет платы  — общение с Ланью компенсирует все расходы! На продукты — вскладчину. Идет?

         —  Хорошо, поговорю с Надей.

         — Знаешь, Славка  такой паршивец — любил меня и не говорил об этом!

         — Когда любят, молчат, — сказала Луна.

         — Приезжайте в любое время! Скажу Лани, чтобы комнаты готовила! Целую! Пока! — это в стиле Машки. Еще никто не переезжает, а она уже все решила — вся в отца. А с другой стороны — куда им деваться, жить то негде.



—  Мы соединяем наши фирмы: мою, твою, а прибыль делим пополам, — Роберт взглянул темными глазами на Лианова. — Не дури, Василий Олегович, все в ажуре. Бизнес должен развиваться. Иначе он гибнет.

Лианов посмотрел на Роберта. Роберт Рох всегда стремится к лучшему — выходец из России. Отец — экономист, мать — стоматолог. Учился в Англии — не потянул. Учился в Чехии — здесь и остался. Изначально Роберту во всем везло. Словно родился в рубашке, как говорят в России. Не женился, но встречается с красивой моделью — дочерью своего шефа, фундамент которого в Москве. Жениться не хочет. Часто на телефон звонит какая-то другая девушка. Иногда  бесследно пропадает, а потом возвращается  с улыбкой. Рох всегда с улыбкой. Улыбка — его визитная карточка. Может прижать одной левой — занимался боксом. Телохранитель ему не требуется. Коллекционирует успехи и фотографии успешных бизнесменов.

—  Может, оставить все как есть?  Конечно, у тебя здесь все схвачено, и на голову в этом деле ты, конечно, выше меня, но выгода небольшая, — Лианов сомневался. Не нравится ему  Рох. Глаза у него мутные, болотного оттенка. Хотя Машка всегда говорит, что глаза еще ни о чем не говорят. Болтает Роберт, выдвигая челюсть, словно постоянно проверяя, что от нее осталось. Привычка боксера?  А жене он нравится — сильный, серьезный.

—  Знаешь, я же не просто так  предлагаю. Если мы с тобой объединяемся, то в ведение фирмой приходят еще пять организаций, довольного крупного масштаба. У меня договор висит, срывается, можно сказать, а ты думаешь!

— Ладно, хорошо. Будь по-твоему! Деньги всегда нужны.

— Да не потеряешь ты свою независимость! Знаю, как для тебя свобода важна. Читал ту статью в «Колонке» А еще… говорят, у тебя была первая любовь?

— Как была, так и есть. — Лианов прислонил руку к носу и сразу убрал.

— Говорю о Ковровой. Коврова — по мужу.

Лианов раскрыл глаза от удивления и вопросительно посмотрел на Роберта.

— И дочке, — в мутных глазах Роберта что-то перевернулось, точно он заключил сделку с дьяволом.

— Откуда… — Лианов осекся и, вздохнув сел в мягкое крутящееся кресло. Оттолкнувшись ногой, он заставил кресло повернуться спинкой к Роберту. Лианов смотрел в окно, но не видел окна.

—  Пашешь на две семьи? Тебе нужны большие деньги. Смешно отказываться, — улыбнулся он. — Хороший авторитет, репутация в столице, две семьи, две дочки, да Вы просто совершенство, Василий Олегович! — Рох расхохотался. Смех его показался Лианову колючим. Мнение Роберта — последнее, что будет  интересовать Василия Олеговича.

— Откуда знаешь? — Лианов повернулся. Его лицо стало бледным — больше всего он не хочет переплетать личные взаимоотношения и бизнес и похоже, что Рох знает об этом.

— У меня свои уши. Но они говорят только со мной. Смешно, да, уши и говорят? Ха! До твоей дочери не дойдет.

— Оксана ляпнула? — совсем сдулся Лианов.

— Да я с ней и незнаком. Но ты бы присмотрелся к ней. Она женщина дорогая, приятная. Ты ее недостоин.  

Лианов взглянул на Роберта, плевать, что Рох думает об Оксане. Рох глотнул кофе из огромной чашки и вышел, хлопнув дверью.  Лианов почувствовал себя в ловушке. Кто рассказал ему все? Все-таки Машке следует как-нибудь объяснить. Ей это вряд ли понравится. Как можно объяснить его прошлую собственную слабость к деньгам. Ведь он, как последний болван променял Татьяну на деньги Оксаны. Машка — единственная отдушина в этой корзине. Может и хорошо, что Татьяна вышла замуж за Коврова. Черт, нет! Что хорошего в том, что его дочь носит фамилию Коврова, который уже покинул этот мир? Но он, Василий Олегович, должен быть благодарен Коврову, что тот игнорировал его, плюс любил Татьяну и дочь Лианова, как собственную. Ковров бы женился на Татьяне и с пятью дочерьми. Здесь Лианов проиграл по-крупному. В один миг он потерял любимую Татьяну и доверие дочери, которая в то время ещё и не родилась. Отец Оксаны тогда заговорил о своей дочери.

Татьяна — лучшее, что случилось в жизни Лианова. Как он жалеет о своем поступке. Он готов со стеной разговаривать, чтобы вернуть ее. А Света — она не такая, как Машка, сильнее что ли. Дочь Света так похожа на Лианова, что не будь Машки, он бы ушел к ним. Оксана… Оксана любит деньги. Дурак, что он наделал?  Теперь каждый, вроде Роха будет плевать ему в душу? Нет, Татьяна не могла сказать. Она его любит. Неужели его ещё можно любить? За что? 



—  Что у вас, молодой человек? — количество людей явно противоречит площади деканата. Жарко, как на пляже, только без ветра. Девушка, запечатанная в белую блузу и прямую черную юбку, задыхается от духоты и постоянных вопросов. Секретарь встала на широкий подоконник и приоткрыла старую фрамугу, чтобы впустить свежий воздух. Миг и она спустилась, обернулась, чтобы посмотреть, что ещё натворил ветер.

Многочисленные бумаги разлетелись. Девушка в белой блузке кинулась подбирать их. Мимо парня прошел приземистый мужчина  с бородкой. Через очки выглядывают умные глаза и классическое нетерпение.

— Черта с два я разрешу ему пересдать! — сказал мужчина и ухмыльнулся при виде листов, разлетевшихся повсюду. — Выходных нам всем не хватает.  Приносит мне практическую работу. Пусть заберет ее назад и переделает. Не переведу я этого озорника на третий курс. Пусть сидит на втором. Дурной! Дурной он!  А вам что надо? — умные, цепкие глаза посмотрели на парня и улыбнулись.

—  Хочу перевестись к вам. То есть меня уже переводом…

— Откуда, позвольте спросить? — поинтересовался декан факультета психологии.

—  С родины Микеланджело, —  парень улыбнулся, но глаза при этом оставались серьезными и настырными. Такие не вырывают победу, а заслуживают длительным трудом.

Секретарь глянула на декана и руки ее дрожали.

— Неси нужные бумаги! — приказал декан девушке. — Если они действительно имеются, — улыбнулся он уже молодому человеку. Девушка взглянула на парня и выронила папку из рук.

— Что ж ты делаешь?! — засмеялся декан. — И, правда, имеются, — сказал он парню, читая содержание бумаги. — Что же тебя привело к нам из Флоренции? — спросил он, разглядывая лицо парня.

—  Судьба, — честно ответил парень.

— Любовь? — декан снял очки. Лицо его выглядело уставшим, изможденным. — А разве она еще не затерялась среди будней и меркантильности? — спросил он.

— Нет. Она существует, — ответил парень.



"Сырой туман напал на город, словно смеется вялой пеленой остатков лета. На Урале бушуют лесные пожары, дымка этой беды приползла и в наш город. Стала больше писать и думать.

Жизнь — это  обрывки лучших моментов? Как важны они эти частички встреч, фраз, взглядов. Сейчас ушло все. Превратилось в воспоминания. Сплошь минор: он, я и всякая ерунда в мыслях. Хочу верить и боюсь. Пытаюсь понять и не могу. Чувствую томную незавершенность и жалею его.

Одного дня хватило на создание этого блокнота. Кое-где мелькают цветные мелованные листы. Есть и перечёркнутое. А среди всего этого — цитаты незнакомых  и бессмертных, толпа ярких креативных образов:  цветные, смелые, посвященные разным людям,  далеким по времени и близким по духу: Галилей, Паскаль, Россини, Жуковский и это еще не весь перечень».

Вдохновение есть, только Ко не хватает.  Луне сейчас кажется, что он и не понял бы ее художественной страсти. Все эти монографии, прошлая правда — все это для него как будто неважно. Ко всегда думал о другом — реальном, простом, веселом. Он — обычный лист, без полей, без страниц. Раньше постоянно надевал на лицо разные маски — весельчак, отчаянный весельчак — тот, кто постоянно вымаливал прощение и забывал о словесных обидах через пять минут.

Успехов и повышенной требовательности к себе — этого ему не хватает. А у нее этой требовательности с горой. Теперь она  злится на него — он слаб. Сильные — пытаются, принимают, действуют.

Странно, но его отъезд уже потерял свою актуальность. Август принес в жизнь Луны много приятных впечатлений. Вновь поселилась здесь радость и вместе с ароматом мяты разносится по квартире, словно призрак от дикого, гибкого ивового счастья.

Первые дни и ночи последнего месяца лета, Луна проводила за книгами. Она окунулась в мир слов, написанное для своего читателя — что-то отсеивала, как неприемлемое, далекое от ее идеалов; другое же принимала всем сердцем.

Временами, откладывая книги и облокотившись на спинку дивана, она рисовала его и себя с фотографий этого кипящего лета. Иной раз откидывала эти картинки и собственные черновики.

Тяжесть разлуки казалась невыносимой только первые дни, а затем ее образ относился все дальше и дальше к видимости зимы.

Получилось, что от общения невозможно скрыться. Она пыталась не слышать телефон, когда они с мамой покрывали обои клеем. Все ей казалось, звонит он. Здорово — он звонит, она не отвечает.

Но он так и не позвонил. У него мало денег, мало перспектив и куча проблем, которые создает он сам. И это всё ; Лепетов.

Если не отвечать на звонки, они не прекращаются, плюс прибавляется куча писем в электронной почте, не считая сообщений в сети. Вот оно прекрасное утро Луна взяла трубку и...

Звонила Аринка. Взывала к совести подруги обиженным голосом, простыми летними событиями и плохим настроением. Бесконечные работы по фермерскому хозяйству достали. От них болит голова, и обновляются мозоли. Отец получил новую травму, и теперь брат занял его место на ферме. Луна перестала писать бумажные письма, а в сеть выходить Аринка боится  — «сейчас множество мошенников с целью». Но на личном берегу у нее горячий песок и шум прибоя — к августу появилось два "ухажера".

Один старше на год. Уже работает и мечтает о красивой умной жене и счастливой семье. Второй — со школы. Учились вместе три года с девятого по одиннадцатый. Защищал ее от глупого двоечника и помогал с математикой. Аринка и математика  —  несовместимы, также как Луна и дискотеки (Луну эти слова задели, ее брови подпрыгнули вверх). Аринке нравятся об парня, а между собой они естественно незнакомы.

Аринка спрашивала, что приобрела Луна на время учебы и упомянула ненавязчиво о новом костюме цвета горького шоколада и трех тетрадках с абстракциями.

Следом звонила Машка. Она разговаривает очень громко — отыскала необыкновенный диск с дискотечной музыкой; пребывает в наушниках и «чувствует, что взбудоражена музыкой и задорными парнями в клубе»

Машка неисправима — ее стремление покорить самых заводных людей танцпола вызывает улыбку. После двадцатиминутных рассуждений о том, почему Славка не любит дискотеки, бары и быструю музыку, Машка перешла на меньшую скорость и заколебала Луну вопросами, какой цвет постельного белья ей нравится. Здесь же наиболее острой оказалась проблема цвета скатерти. Что бы отвести импульсивную шумную подругу от надуманных трудностей, Луна попросила, чтобы все цветовые гаммы подбирала Лань, так как  вкус ее безупречен. Лань никогда не купит белье с крупным рисунком, на черном, или бронзовом фоне, в отличие от Машки — девушка не умеет сама подбирать вещи и за покупками часто ходит с Ланью.



Машка завела котенка — кошечку, назвала Дуськой. Новое мучение для Лани. Теперь у Нади — Архимед, а у Машки — Дуська. Наверняка  пакеты Лани с продуктами увеличились из-за кошачьего корма. Дуська растет озорной и кусачей. Пока Машка спит, тихонько отгрызает  ее ногти. Когда Машка уходит, Лань перевоспитывает котенка — закрывает  ее в кладовку (размером с дворцовый холл) с кормом и матрасиком. Как будто Машка не догадывается об этом. Дуська стала Лань побаиваться и кусает теперь только Машку. Машку это бесит.

Еще ее раздражает, что Славка спрашивает о ее подругах, словно думает, что Машка для семьи не годится. Вместо того чтобы признаться ей в своих чувствах, он стал расспрашивать, где учится Луна, когда узнал, что одну  самую серьезную подругу так  странно зовут. Машка рассказала ему о том, что Луна чересчур  правильная и любит  книги. Правда, Машка утаила от Луны в разговоре со Славкой некоторые подробности из жизни Фресковой — неуверенность, отсутствие молодого человека, излишнюю романтичность и стремление приукрасить мир, в котором Луна живет.  Подруга получилась заоблачной, инфантильной, наивной и заумной. После такого портрета, Машка точно знает —  Луна не понравится Славке. Но об этом Машка тоже умолчала.  И какой смысл об этом говорить Луне, если Славка души в Лиановой не чает?

Надя тоже звонила в этот день. Она не видела Понедельника три недели. А когда он сегодня написал ей "нежное, даже чересчур нежное" письмо в сети, Надя его простила. Там же в сети, появилась еще одна его страничка:  Кольцов Илья. Просто и понятно. У него много друзей — около трехсот. Но есть одна ужасная тема — среди  друзей Кольцова ; Рафинад.

Надя закашлялась, когда заговорила про самодовольного аспиранта. Невероятно удивилась, когда увидела его фото. Наверно, это самое лучшее его фото, раз на нем он слишком привлекательный и харизматичный. Сейчас она признает, что он не теряет внешней притягательности даже в сравнении с Понедельником. Она спросила у Кольцова, откуда он знает Рафинада. Спросила, так сказать, в лоб. Илья отвечать не торопился,  думал. Потом сказал, что они знакомы с детства. Надя удивилась еще больше. Но Кольцов закрыл эту тему, поведав Наде, что Раф стал ужасным человеком. С ним тяжело общаться — влюблен в одну студентку. Больше вопросов Надя не задавала. Про Полинку она знает.  К тому же Кольцов неожиданно поцеловал ее.

Далее шли рассуждения на тему характера Ильи, нежности Ильи, филологических предпочтений Ильи и прочей лишней для Луны информации. Но девушку, как-то напрягло появление Рафинада среди друзей этого туманного Ильи. Такие совпадения — редкость. Она тихонько перевела тему на Машку и Надя поделилась опасениями, что боится стать  легкомысленной, как Машка, ведь именно такие девушки парням и нравятся. Почему Надя об этом сказала, не ясно. Жаль, если она действительно так считает.



— А она точно не знает?  — Коврова Света собрала волосы в хвост. Темный завитый высокий  хвост скользнул по плечам.

— Думаешь, она реагировала бы так же? Сохраняла равновесие? Нет, тогда это не Машка.

— Тебе она нравится? — спросила девушка и остановила взгляд на Олеге.

— Нет! — воскликнул он.

Девушка промолчала, но продолжала смотреть на парня воинственным взглядом.

— И нет, и да, — сдался Олег. —  Но я пребываю в постоянной борьбе — сражаюсь с самим собой, понимаешь? — Ему не нравилось, что Света его так быстро раскусила, но она очень умная — вся в Лианова. У нее как будто на лбу написано: "Я — дочь скандально милого Лианова и будьте осторожны — я умнее своего отца!"

Олег остановил глаза на ее лице. Такую красоту девушки не прощают — чудесная кожа, страстное выражение глаз, брови месяцем и темные, в Татьяну, глаза. Мама рассказывала Олегу, что Татьяна никогда не была лидером в классе, но всегда слыла неприступной красавицей. Как ей не повезло влюбиться в Лианова. Тогда он, правда, не был Лиановым. Всего лишь — Васька, как пятнистый дворовый кот.

— Думаешь обо мне? — Света наклонила голову и чуть приоткрыла линию шеи. Поправив воротничок пиджака, она встала и подошла к зеркалу. — Кто из нас привлекательнее? — она придвинула лицо к зеркалу, рассматривая крошечную родинку у губы справа. Ей нравится эта родинка. Она рассматривает ее с любовью.

— Вы слишком разные, что бы вас сравнивать, — сказал Олег.

— Да, мы совершенно разные люди. Моя мать по двенадцать часов гробит здоровье в салоне красоты —  запись на массаж, в сауну на неделю вперед.

— Хороший специалист!  — с уважением сказал Олег.

— Конечно! Лучший! А ее мать? Чем она занимается?!

— Живет для себя. Сейчас многие так живут.

— Я хочу будущего. Хотя у нас и сейчас хорошо — душа в душу. Если бы не Оксана эта — наша семья была бы прежней!

         — Не будь дурой! — вспылил Олег.

— О Машке заботишься?!

— А ты — сильная! Жизнь у вас с матерью непростая, но вы — сильные, независимые. Лианов вас любит. А Машка, она слабая, ни к чему не приспособленная, всё на готовом.

— Жалеешь ее? А кто нас пожалеет? — Света бухнулась в кресло и в ее глазах блеснули слезы.

— Ты чего? Коврова, ты чего? — Олег сел на боковину кресла и взяв двумя ладонями лицо Светки, повернул к себе.

— Лианова жалко. Если все так, как ты говоришь, то он —  болван. А я не хочу, что бы он таким был!  Слышишь? — добавила она мягко и обняла его.  Олег чмокнул ее в макушку.

— Можно частного детектива нанять. Хочешь? Только не плачь, слышишь? Разобью копилку и позвоню Костику. Он — мастер, знает дело свое.

— Хорошо, давай наймем. Пока без статьи!

— Без статьи.

— А коза эта белая  знает, что творишь?

— И не догадывается.

— Это хорошо! — Светка вытерла слезы и поправила воротничок. — Света  сможет спасти своего отца. Машка — дура она, ничего не знает, не понимает и проиграет! 

— А Славка?

— Встречаются  вроде.

— А она?

— Счастлива, — угрюмо заметил Олег.

— И даже не понимает, какие проблемы у отца!? — лицо Светы пылало внутренней силой.

— Рано или поздно узнает, — засмотрелся в одну точку, не моргая, Олег. 

— А ты? — Света глянула на него с жалостью.

—А я люблю и жду, — ответил он, продолжая смотреть в одну точку. — Жду, как герой-одиночка.