IX Форвард Гай

Университет стоял на месте  — за год его перекрашивали в самые разные цвета: персиковый, желтый. Теперь это здание  оттенка морской воды, только в нем больше не синего, а зеленого. Могучий, желанный, умный университет. Луна провела ладонью по серой колонне. Во что она влюблена больше — в могущество университета,  свой факультет, книги? Теперь она второкурсница. Ее образовательная история продолжается.

Первый курс выглядел сложным внешне. С дисциплинами Луна справляется. Если бы не  трудность с квартирами, все складывалось бы куда лучше. Наверно не существует хороших хозяек. Всем надо, чтобы платили, но при этом где-то бродили и не мелькали под носом.

Весь первый курс  жила одна — снимала недорогую комнату. В одном районе, в другом. Вечное напряжение из-за смены жилья: осенью, зимой, весной. Постоянное повышение платы. Чем выше плата за метры, тем больше требований.

Луна смотрела на входную дверь в главный корпус. Сейчас она заглянет в деканат, а потом к Машке. Хорошо, что вчера они с Надей разобрали свои вещи.  Разбирали до трех ночи, но на сон времени к счастью  хватило.

Машка отдала Луне  комнату в мансарде — под крышей. Луна здесь  останавливалась в июне, когда приезжала в спортивную академию. Лань вымыла каждый сантиметр, окно постоянно впускает свежий воздух — не комната, а маленький рай для сентиментальной особы.

Машка особо не напрягалась. Вначале ей нравилось указывать  маленькой умной женщине, что следует делать. А когда она увидела, что Лань и сама все знает, выставила из  комнаты свои вещи и вышла вслед за ними. Унесла Машка вещи сама: бесконечные пудреницы, зеркала, брелки из заграничных поездок, кулоны на цепочках самой разной длины, заколки, плейер с розовыми наушниками. Вещи в комнате предательски рассказывают о времяпровождении.

Машка никогда не любила эту комнату. Как и Надя, она считает романтику вздором — боится всякого проявления чувств, зависимости. Отец приглашал дизайнера, чтобы обустроить мансарду для любимой дочери и подарил ей комнату на день рождения. Сначала она Машке нравилось, как все запретное — пока комната появлялась на свет, заходить в неё запрещалось. Увлеклась эффектной обстановкой Машка ненадолго — неделю. Потом выяснилось, что стол ей особо не нужен, как и книжная полка с книгами. А обои и вовсе бесят — от них веет ретро-классикой: рюши, банты. Машка — она не маленькая. 

Надю Машка устроила в комнату побольше. Всего один день ушел на перестановку в спальне родителей. Им с Ланью удалось втиснуть компьютерный стол, так что он замечательно ловил солнечный свет из окна справа, а широкая  замечательная кровать намекала на отдых слева. Позади стола выстроилась стенка из красного дерева — подарок родителям Машки на свадьбу. Ковровая дорожка между мебелью и кроватью поражала индейскими сочетаниями — оранжевый, зеленый, голубой. Отец приволок это диво с Эмиратов. Мама Машки любит черное и глянцевое — этот ковер не вызвал в ней эмоционального отклика.

На втором этаже расположились три спальни: родителей, Маши, для гостей. Наверху под крышей подарочная комната Маше, встроенные стеллажи с книгами идут через весь коридор, комната Лани,  дополнительная гардеробная  и кладовка.



Надю поразила такая огромная комната, особенно от кровати. Уставшая  после электрички Луна, смотрела на подругу: Надя много учится и мало спит. Лицо Нади выражало полную  радость. Разговор с Понедельником по телефону, редкие, но приятные прогулки, комната, любезно предоставленная Машей, возможность сэкономить — Надя не шагала, а порхала, как бабочка — от прежней депрессии не осталось и следа.

В отличие от Луны, она не ездила в универ сегодня, а проспала до двенадцати часов дня. Машка сделала омлет, без помощи Лани и без помощи растительного масла. Пахло горелым, что привело Лань в молчаливое бешенство. Характер Лани поражал импульсными порывами, но она редко выходила из себя с помощью слов — ей платили за все, только не за слова и эмоции.

По дороге из универа Луна решила стать критичнее к себе и терпеливее по отношению к другим. Еще бы, в самое ближайшее время ей следовало научиться спокойно относиться к выходкам Машки. Это значит, в жизнь Луны должны прийти следующие глаголы: «молчать», «понимать», «принимать», «закрывать». Последний глагол в развернутом смысле означает "закрывать глаза". Имеется в виду на поступки подруги и хозяйки дома.

Тучи нависли над огромной столицей, когда вчера Луна добиралась  с вокзала одна. Она придумала себе чудесную игру. Игра заключается в том, чтобы представлять, что все хуже, чем на самом деле. Например, когда она смотрела из окна маршрутки на пробегающий, мигающий огнями город, представляла себе — едет не к подруге, а к сварливой, жадной до денег женщине, не понимающей для чего молодым людям знания.

Да, да, Луне нравилось думать, что так и будет. Для чего? Чтобы лучше понять радость, ощутить ее всем сердцем и чмокнуть Машку в напудренную щеку, вдохнуть ее чересчур дорогие духи и прослезиться от благодарности, пусть и недолгой.

Почему недолгой?  Дело в том, что Луну мучают мрачные предчувствия по поводу того, что они у Машки долго не задержаться. Почему ей так кажется непонятно. Наде не кажется. Луна постоянно боится, что одним прекрасным утром терпение Машки лопнет, и она решит жить одна, точнее с Ланью. Хотя Лань для Машки что-то вроде домашнего животного — умеет готовить, убираться, молчать, ухмыляться и не пытаться требовать повышения зарплаты.

Зачем требовать больше денег, если отец Машки ежемесячно переводит дочери деньги на карту? Большие средства, как на днях заметила Надя, когда нечаянно услышала сумму. И это только для Машки. Для Лани у Машки своя карточка. Лань — приверженец наличных средств и Машка пятнадцатого числа каждого месяца отдает ей стопку баксов.



— Удивительно, — проговорила однажды в субботу Надя, — как ей удается сохранить за собой место в коллежде, если она так редко его посещает? Учебный год начался шесть дней назад, а она ни разу не была на занятиях.

— Программу ей дали, а на самые сложные предметы она ходит.

— Почему она так себя ведет? — Надя всматривалась в учебник, сощурив глаза

— У нее неплохой слух.

— Абсолютный? —  Надя оторвалась от учебника и посмотрела в окно. Ей показалось странным, что у Машки совершенный слух.

         — Не абсолютный, но неплохой, — сказала Луна, думая о чем-то. — Она исправится. Ей надоест так себя вести,  и она станет более правильной.

— И ты в это веришь?!  — Надя ухмыльнулась.

— Верю. Знаешь, почему я в это верю?

— Конечно, нет! Мне твои мысли всегда непонятны! — воскликнула Надя. Ей не очень нравилось, что они живут у Машки. Первые дни она не могла вынести, как Машка трижды в течение часа меняет цвет лака — от черного к розовому, через фиолетовый. Но лак не был единственной причиной для ссор. Машка покупала  много одежды и ежедневно придумывала немыслимые комбинации; вызывала стилиста и визажиста на дом; кидала глянцевые журнала мятыми страницами вниз и делала ошибки в произношении слов.

Однажды Надя так разозлилась на нее в ее отсутствие, что завыла, точно дикий зверь, чем вызвала испуг Лани и хохот Луны. Луна принесла книги на месяц из университетской библиотеки и когда услышала вой Нади, расхохоталась в дверях, с грохотом роняя лучшие издания  по  психологии зарубежных авторов: МакМаллин, Мольц, Юнг.

Но на этой неделе выдались и отличные моменты. Вернувшись из университета, Луна вытащила Надю из дома, чтобы прогуляться до книжного. Оказалось там новое поступление тетрадей и ручек к школьному сезону. Девушки восторгались больше чем школьники, выбирая обложки и пасты. В результате вернулись в дом Лиановых со счастливыми улыбками, но увидев Машку, их радость погасла.

— У него другая! —  выпалила злая заплаканная Машка. Она сидела на полу, вытянув длинные ноги в черных  брюках. Французский пиджак валялся поодаль вместе с накладными ресницами. Туфли со змеиным принтом лежали намного дальше друг от друга. Наверняка, вернувшись, взбешённая девушка нацелилась одной из них в кинотеатр. Промазала на какие-то дециметры.

— Врун! —  с гримасой презрения выдавила из себя она. —  Такой же как все! — ноздри ее раздувались, а веки опухли от слез.

— Я пришла недавно. Бежала, думала грабители. Она так кричала! —  прошептала с восклицанием Лань, качая головой. —  Видимо, он нравился ей. Но они не так уж и встречались. Видела его всего ничего — продолжала шептать она. Да он и не похож на того, о ком  она говорит — любезный, обходительный, такие люди не обманывают. Луна, молча,  кивнула, соглашаясь. Она никогда не видела Машку такой подавленной.

— С чего ты это взяла? — спросила Надя у Машки.

— Он пишет, что занят. Встретиться не может. Учеба и все такое, — слова Машки напомнили Луне холодец. Надя села около Машки и погладила ее по голове:

—  Может, он действительно уделяет много времени учебе?

— Он сказал. Сам! Сказал, что познакомился и полюбил! — взревела Машка и, отвернувшись, легла лицом в пол. 

Луна посмотрела на Надю и опустила глаза. Похоже, Машка, как обычно, все преувеличивала. Надя, молча, погладила Машку по плечу. Луна села с другой стороны на пол  и жестом  показала Наде и Лани, что им лучше уйти. Они направились к выходу, то и дело оборачиваясь. Наконец дверь тихонько закрылась.

На мгновение в Гостиной стало необычайно тихо, но росло в этой тишине что-то недружелюбное и бесноватое. Луне захотелось убежать, спрятаться, но она не могла оставить Машку.

— Мы дружили с ним в детстве: играли в мяч, в прятки, бегали друг за другом в догонялки и радовались жизни. А однажды мы поняли, что не просто друзья. Когда я поехала к тебе в июне, он провожал меня на перроне. Так хотелось проснуться и понять, что я никуда не еду, а перрон — мираж. Тогда бы  мы постояли на перроне и вернулись обратно —  разговаривали на скамейке и радовались, что рядом.  

— Ты  не рассказывала мне об этом! — Машка повернула лицо к Луне, затем поднялась  и села по-турецки. Луна, думала о чем-то, повернувшись к ней спиной.

— Поезд пришел. Спустя время я вернулась. Поняла, что, я другая, он не он, но  разлучить нас сложно. И  вот именно тогда, когда понимаешь, что сложно, мы оказываемся далеко друг от друга. Я… Я вдруг начинаю воспринимать  его, как брата. Люблю, как сестра.

— Как это? — спросила Машка, и в её глазах быстро выросло непонимание.

— Он  шёл к своему дому на еле гнущихся ногах. Тюль колыхался от моего дыхания, когда я  смотрела на его спину в окно. Казалось, тонкая кружевная занавеска, понимает меня, чувствует солнце моей души, изредка проводит прозрачными бабочками по моим губам. А я все смотрю на него. Походка безнадёжности. Безнадёжности от  короткого счастья. Это лето соединило наши ладони. А мне бы и не хотелось этого.

— Почему? — Машка встала, но Луна как будто и не  заметила этого. Она смотрела  вдаль — туда, где не было Машки.

— Нить, которая обещает быть вечной, несмотря на бесконечные препятствия. Я смотрела в окно и слушала своё сердце. Оно кричало, но внешне я была спокойна. Так спокоен, бывает человек, когда видит надвигающийся кошмар и ничего не может сделать. Так спокойно сердце, которое ведает, что его любят, но чувствует приближение черных теней и пока бессмысленный страх. Страх вперемешку с чувствами. Не могу объяснить, почему говорю сейчас про эти  темные тени, но они, мрачные и невидимые и не оставляют  меня в покое ни днем, ни  ночью. Даже  во сне. Прошло уже больше месяца... А осень не считается летом. И чем больше боишься, приближения зимы, тем сильнее чувствуешь ее холодные пальцы. Зима, словно ведьма забирает порывы, опустошает мир с прибытием снега и вызывает страх, страх перед будущим.

— Но ты всегда любила зиму! — глаза Машки расширились. — Ведь любила?! Помню, однажды в кино ты сказала об этом.

— Я любила мир и сейчас люблю; боготворю цветы и знаю, что под снегом они живы и просто спят. Но...

— Но? — Машка глядела, не шелохнувшись из-под опухших век, как Луна поднимается и направляется к двери. Луна вдруг обернулась и посмотрела на заплаканное лицо Машки:

— Лучше пусть человек говорит, что полюбил, даже если речь о другой.  Мужчина может полюбить, если только он настоящий, не фальшивый.  Полюбить и признаться в этом, —  Луна открыла дверь и бесшумно вышла, задев краем длинной юбки притвор двери. Какое-то время Машка глядела на дверь, а потом вдруг произнесла:

— Он должен любить меня. Я же  его люблю!



Луна зашла в комнату под крышей и села на кровать. Она разглядывала свои тапочки, чувствуя за окном темноту. Сейчас ей хотелось побыть вдали от проблем Машки и её вечного, какого-то виртуального Славы.

Сейчас Луна  думала о Ко, понимая, что о нем лучше не думать. Она не сказала, что они мучают друг друга перепиской, смешными знаками, ледяными мыслями.  Они не поймут. Ей и самой не хочется понимать. Этот лед, словно искусственный. Он тает, но про него невозможно забыть. Прозрачный, полупрозрачный и стирающий цвета — холодный. Да, он холодный и это его главное свойство.

Луна протянула правую руку ладонью вверх. Ладонь окружила темнота: задумчивая, красивая и теплая. Если бы он возник тут на три секунды, она бы не смотрела в его глаза. Ушла бы из комнаты, оставив его с его жарким сердцем и холодным, напускным восприятием.

Сообщения в сети, грустные настроения, светлые приветствия — задумчивый сентябрь.  Какое было настроение, когда она писала! Представляла — влюбленные глаза будут читать её строки. Сейчас улыбка наверно выглядит горькой, пересоленной. Так лучше не улыбаться. Переписка в интернете немного прохладная. Слова напечатанные. Бумажные письма лучше. В них вся прелесть души. Как и в книгах. Электронные хороши, а настоящие — живы. Может, мы и не увидимся больше. Но он помнит это лето. Этого достаточно. Слов Ко не забыть, но они как и раньше — продиктованы рассудком.  Ее же слова складываются из чувств. И это заметно:

— У меня крылья. Вспомнила о тебе и лечу. Лечу сердцем.

— Боюсь людей. Среди них есть звери.

— Никогда не жалили пчёлы. Только люди.

— Смешная фотография, та — на цыпочках.

— Вчера видела твой город по телевизору. Там какую-то саблю нашли, и минеральную воду, которую пить нельзя. Минералку не пей.

— Маугли не слушается. У него бронхитный синдром. На асфальте после дождя лежал.

— Утром полезно ходить босиком по росе.

— Когда на сердце хорошо, всегда знаешь почему.

— Лучше друг другу не писать. Это отвлекает от звезд.

— На самом деле мир лучше. Почему тебе кажется мрачным?

— Решила, что зима  тоже лето.

— Цветные листья греют сердце. Осенние светляки.

—Если ты еще когда-нибудь приедешь, нам лучше больше не видеться.



Воскресным утром Луна встала на заре. Окинув благодарным взглядом комнату, она навела порядок, затем открыла окно, чтобы впустить свежий воздух. Была бы она дома  — села за пианино и провела рукой по любимым клавишам. Музыка так часто помогала ей справляться с нахлынувшими чувствами. Точно волна, окутывали ее звуки. Плыть, чувствуя солнце и луну — вот что важно, когда играешь на инструменте. Луна смотрела в окно. Окно и то, что за ним — самое таинственное в этой комнате. 

Вдалеке полосой тянется лес. Он окружен магией и печалью. Хочется совершать там прогулки, но наверно это опасно. Порой, Луне так хочется верить в лучшее, светлое. Она верит, что оно рядом.  Чувствует и в этом вся магия.

Необыкновенное, сердечное пение птиц в саду Маши дарит настроение и свет. Даже теперь, когда от ситуации с Ко исходит незавершенность и смешанные чувства. Думая об этом хочется верить в хорошее. Люди добрые, небо светлое, осень красивая, любовь существует. Конечно, существует — она любит близких, боготворит все хорошее, что есть на земле. Почему ей кажется, что он — другой? Словно видит мир другим. Смотрит на то, что она, но замечает совсем не то. И такое бывает под этим  топазовым небом. Сейчас она совсем не злится на него. Она верит в лучшее и чувствует, что способна любить. Ведь самое главное в жизни чувствовать, что можешь любить. Сердце — вот что важно. А для него?

Она нырнула под кровать  и вытащила два тома французского философа. Потрепанные, мятного оттенка обложки — находка Луны для ежедневного чтения. Катька с чудной фамилией — Хмурая, из библиотеки тащила издания  самого реалистичного автора всех времен и народов. Катька очень необычная девушка. Блондинка с короткими перышками. Через очки выглядывают серые внимательные глаза. Нос маленький, как у птички, а тонкие губы не назвать пухлыми. В Хмурой столько же обаяния, сколько в старинных каминах. Стиль, актуальность, огонь и тепло. Луна чувствует, как от Кати исходит искренность, некоторое упорство и интеллектуальное понимание всего. Хмурая берется на много дел, изучает их, а затем завершает только те немногие из них, которые ей действительно по вкусу.

У мамы Кати свой магазинчик аксессуаров с названием «Гвоздик». В «Гвоздике» есть все, что любят надевать на себя девочки от четырех до ста  четырех лет. Отец Кати  — военный. Погиб. С собой Катя всегда носит  фото отца. Она больше похожа на  отца, чем на мать. Луна и Катя учатся вместе. Девушек объединяют познавательные устремления, страсть к чтению  и необъятная искренность.

— Вы проснулись?   — Лань заглянула в комнату Луны, — услышала, что девушка  встала.

— В такое утро совсем не хочется смотреть сны. Видели разноцветную зарю? Она разбудила во мне желание мечтать!

— Милая вы девушка, Луна. Пусть жизнь предоставит вам все, что вы заслуживаете!

— Такого не бывает, Лань. Жизнь как дождь — радость, печаль, тревоги, сомнения. Только ведра подставляй!

— Вам повезет! Обязательно повезет.

— Будем надеяться, что всем нам повезет.



— Бедолага. Он еще пожалеет об этом. Но я его не прощу. Никогда! — Машка откинулась на спинку стула и улыбнулась. Накрашенная  улыбка показалась Луне зловещей. Так улыбаются злые волшебницы в сказках. А потом они показывают белые зубы и хохочут. Этот  хохот подхватывает эхо и разносит его по пещерам или замкам. Ужасающее зрелище.

Луна попробовала салат с копченой кетой и кучей зеленых листьев. Это история про то, как аромат побеждает вкус. Кета оказалась суховатой  и острой. Луна вспомнила про карбонат горячего копчения. Ее семья покупает его на рынке по субботам. Чтобы продуктовые пакеты не впитывали запах мяса, продавцы заворачивают продукт в пергамент, а затем в яркие пакеты, с изображением  лесных ягод.

— Сейчас смотрю на тебя и поражаюсь —  всегда ведешь себя, как главный герой, — Луна отломила кусочек хлеба и положила себе в рот.

— Разве? — Машке нравится быть главной. Но Луна не хитрит — такие, как Машка  главные всюду, даже если заросли прогулами в начале учебного года.

— А я нет, —  сказала Луна.

— Но ты не такая, как все! — воскликнула Машка. — Напоминаешь печатную машинку, которая все время что-то строчит. У тебя в комнате столько тетрадей... Зачем тебе столько? Они же не для учебы. Луна поморщилась. Она не любит когда трогают ее вещи.

— Ты не знаешь, сколько тетрадей было у Жуковского! Вот кем надо гордиться! Вот кто был не таким как все! ; заворожено произнесла Луна.

— Сегодня купила вот это. Для тебя. Напиши, рискни. Ты им понравишься! — Машка вынула из сумки тонкий журнал в половину альбомного листа и бросила перед подругой.

"Былинка"? — Луна бережно взяла периодическое издание в руки. На обложке —  водопад, вдалеке олень. Во взгляде животного печаль. На темном небе звезда. Вспышкой, маленьким огоньком выглядит она в ночи. Далее: изображения, основные темы, интриги дня,  рассказы о знаменитостях.

Луна вновь посмотрела на общую картину. Картина рассказывает о другом. Луна вглядывалась в очертания леса на заднем фоне и чувствовала его тишину, молчание и одиночество.

— Восхитительно! — воскликнула она. 

— Тебе тоже она понравилась? — глаза Машки заблестели: — И Луна оказалась обычной девушкой, а не интеллектуальным сундуком! Она безупречна.

— Звезда? — спросила Луна, рассматривая маленькую вспышку, что так взволновала ее сердце.

— Помада! — ответила Машка.

— Опять ты о своей ерунде! — вспылила Луна, чувствуя досаду, что они с Машкой такие разные.

— Это новинка! — угрюмо произнесла Маша. — Фрескова, ты единственная во Вселенной, которая ничего в этом не смыслит!

— Люди смотрят на обложку, а замечают  разные вещи! Один видит деревья, второй — цвета, а третий...

— Красоту, — сказала Маша и покачала головой. — Главная красота ; во внешности  девушки. Только это привлекает парней. А твои рассуждения по поводу деревьев  смешны! Парни не замечают деревьев, птиц, зверей. Им нужна красивая фигура, привлекательное лицо и молчание. Они боятся мозгов! Да, мозги… они кстати, тоже никому не нужны!

Глаза Луны раскрылись от удивления. Она удивилась не тому, что говорит подруга. Ее поразило то, как она это говорит.

— Интересно, а как Славка воспринял бы твою теорию? — спросила Луна, мысленно щипая себя за эту бестактность.

— Он такой же болван, как ты! — Машка сверкнула глазами  и придвинула к себе меню. — Ладно, не злись. Все равно тебя не переделать! Хорошо, хоть Надя думает так же, как я.

— Значит, я точно не такая, как все, — спокойно сказала Луна, стараясь не показывать, что её  задели слова Машки. — Но мы пришли сюда не за тем, чтобы копаться в моих недостатках. Мы здесь, чтобы ты забыла о своем Славке, который не подходит под твою теорию.

— Он не мой! — огрызнулась  Маша, в гневе  распахивая меню. — И, похоже, никогда не был моим.

— Разве? — Луна удивилась, вспоминая, как подруга говорила, что они встречаются.

— Да! Мне хотелось так думать. Но он постоянно тащил за собой Олега. И мы... мы не целовались, не держались за руки. У меня никогда никого по-настоящему не было. А знаешь, почему? Знаешь, почему?

— Может, это не он приводил за собой Олега, а Олег брал его с собой? —  спросила Луна, внутренне не принимая некрасивое слово "тащил".

— Плевать! Никогда не верила в эту романтическую чушь — поцелуи, "за ручку". Да, я нравилась многим. Но поцелую я только того, кого признаю влюбленным в себя по уши!

— Ты ни разу не целовалась с парнем? —  Луна отодвинула пустую тарелку и  взглянула на красивую, уверенную в себе блондинку. — Лианова Маша не целовалась с парнем?!

— Да, а что тут такого? У нас в семье обычай — мы дарим поцелуй первыми.

— Подробнее! — Луна смотрела на Машку, не понимая, как такая очаровательная девушка оказалась без поцелуев.

— В семье Лиановых есть обычай — любой  представитель семьи целует первым того, кто ему нравится. Я не говорю про любовь. Слышишь, я намеренно не произношу этого слова.

— Слышу, — Луна прислонилась спиной к стулу и разглядывала Лианову, как будто увидела впервые.

Сегодня Маша облачилась в легкое короткое дымчатое платье без рукавов. Зеленые летящие крапинки на ткани удивительно подчеркивают цвет глаз  Маши. Несмотря на свое вчерашнее поведение, Маша удивительно спокойна и хороша собой. Как так могло получиться, что ее не целовал ни один влюбленный парень? Как она отделывалась от поцелуев? Луна улыбнулась, стараясь представить это. Машка вдруг замолчала, собираясь с мыслями.

— Это правило создала моя прабабушка с папиной стороны. Она, как женщина суровая и красивая, умудрилась влюбиться в моего будущего прадедушку. Ох, и мучил же он ее! Строил глазки другой и делал вид, что моя "пра" ему безразлична.

— Странно слышать это о прабабушке... — улыбнулась Луна.

— Слушай дальше, Фрескова! Такой любви тебе не видать!  —  громко ляпнула Машка.

— Тише! —  зашикала на нее Луна, так как люди стали оборачиваться на них. Одна официантка даже запнулась от неожиданности и чуть не выронила поднос из рук. Кто-то засмеялся. Машке не стало неловко, она ничего не заметила.

— Моя пра решила не выходить из дома. У нее был свой домик с очаровательной крышей красного цвета. Засела и стала заниматься пирогами, вышивкой, уборкой, пряжей. Она не хотела выбираться из дома.

— Постоянно критиковала себя из-за неожиданного чувства?

— Не знаю! — сказала Машка. — Только из дома пра не выходила три дня. 

— Вы будете еще что-нибудь заказывать? — подошла официантка и с неприятием глянула на Машку. Луна опустила голову. Взгляд официантки напомнил, как на Машку смотрят девушки — с вызовом, иногда даже с ненавистью. А Машка обращается с ними, как со слугами.

— Конечно, девушка! Иначе, для чего мы здесь! — воскликнула Машка и снова взяла в руки меню. Девушка понуро поплелась к кассе. Пожаловалась кассиру, но та злым шепотом ответила ей что-то неприятное. Машка не видела этого.

— Что было потом?

— На четвертый день она вышла из дверей и увидела на крыльце его.

— Кого?

— Моего прадедушку. Жалкий вид выдал его с головой. Оказалось, он не спал, не ел, а думал.

— О чем думал?

— О моей прабабушке! — воскликнула Машка и промокнула красивые губы краем салфетки.

         — А как же та?

— Та? А..Та… Она подставная была.

— Как это?

— Это, — объясняла Лианова, — прикол моего прадедушки.

Луна съежилась от слова "прикол". Не могла она связывать такие слова с семьей. Даже если это семья Лиановых.

— И?

— И моя очаровательная, но жутко упрямая прабабушка очень разозлилась на него за это! Так разозлилась, что стала хлопать его по груди ладонями и вопить, что он специально мучил ее и все такое.

— Странно представлять себе сейчас твою злую прабабушку. В каком году она родилась?

— А твоя когда родилась?

— В начале XX века.

— Значит моя так же. 

— И что потом?

— Потом она его поцеловала, и он сделал ей предложение.

— Я бы не смогла первой поцеловать парня, —  прошептала Луна.

— Потому что ты трусиха! А Лиановы другие.

— Я не трусиха, —  твердо сказала Луна. — Просто мужчины должны чувствовать себя мужчинами, а не ждать, пока их поцелуют.

— Моя прабабушка заставила его чувствовать себя таким сильным, что он героем вернулся с войны. У него мозг дышал, было видно! Семь раз ходил врукопашную! Прожил долгую жизнь и любил свою жену ;  мою прабабушку.

Луна, молча, смотрела на Машку.

— С тех пор, женщины в нашей семье целуют мужчин первыми, показывают, что выбрали их. Кроме моей матери, конечно. 

— Почему?

— Не хочу говорить об этом.

— И все же?

— Мой папа был влюблен в другую женщину. Ее звали Татьяна. Сомневаюсь, что они целовались вообще. Они учились  вместе с девятого класса. Сдержанная, недоступная, красивая — вот идеал моего отца. Он рассказывал мне о ней, но где она сейчас, я не знаю.

Моя мать Оксана приехала из другого города —  фифа из богатой семьи. Устроилась на экономический факультет переводом из северной столицы. Попала на второй курс вместе с Лиановым. Дочь богатого человека — она привыкла, что все повинуются ей.

Они ходили в походы, а она с ними — набрызгает голову лаком и бродит с высокой прической по лесу на каблуках, которые втыкаются в землю, оставляя следы.

Однажды, уже после выпускных экзаменов целый рой  пчел налетел на нее —  пахло духами, всякими  косметическими средствами, понятное дело пчел это бесит. Лианов отвел ее домой, а отец Оксаны в шутку сказал, что после пчел он должен жениться.  Они посмеялись, а потом так и вышло. В приданое дочери отец отдал свою фирму, руководителем которой назначил Лианова. Дедушка умер, когда родилась я, а папа вцепился в дело нашей семьи с таким рвением, что окончательно растворился в нашей семье. 

— Почему, если он любил Татьяну ...

— Деньги всегда вытесняют любовь. По сути, что такое любовь? За деньги можно купить все. Я решила найти себе человека, похожего на моего отца.

— Зачем  искать? Судьба догоняет сама.

— Луна, ну ты же сама понимаешь, все это бред! Главное в жизни — деньги и внешность, а остальное приложится. Моя мама — отличный пример. Она — счастливый человек и таким человеком ее сделали деньги.

Луна ощутила такое облако холода, исходившее от Машки, что побоялась услышать что-нибудь еще более кошмарное.  В семье Луны папа и мама боготворили друг друга.

Луна — ребенок настоящей любви. Даже смерть отца не может забрать эти чувства, значит, они бессмертны. Как может Машка так цинично рассуждать! Какой ужасный сквозняк царит в ее голове и сердце. Она холодная, как северный полюс. А если, Машка так и не встретит того, кто полюбит ее? Сможет ли кто-нибудь любить её и слушать, какие ужасные вещи она говорит? Луна опустила голову, руки ее дрожали от негодования. Вспоминает ли Василий Олегович  Татьяну? А она? Как она живет?

В глазах Луны показались слезы. Она жалела, что остановилась у Машки. Но может, так надо? Может, она сможет повлиять на мировоззрение подруги —  перевернуть ее отношение к любви? Вдруг она Славе нравилась, но когда он услышал ее речи, разочаровался в ней? Не мудрено. Сейчас, в эту самую минуту, Луна сама в шоке от Лиановой.

— Я заказала "Тарантино" на итальянском тесте. Цыпленок, брокколи... ну, ты знаешь. Ой, я же забыла, ты любишь на американском?

— Неважно, — ответила Луна и посмотрела на коллаж, висевший на стене слева. Здесь были образы влюбленных. Они держали друг друга за руку, смеялись, восторгались, целовались и выглядели озорными и радостными.

— Я выбираю любовь…

— Что ты там шепчешь?  Машка ходила доплатить за пиццу. Девушки платили за чек поровну. Луна положила ей свою половину на ладонь. В эту минуту она боялась дотронуться до ладони или пальцев Машки. Вдруг она станет такой же? Странно, но Машка, наверняка бы понравилась Лепетову…

По проспекту Тополей, то и дело, снуют бесконечные машины и маршрутки.  Тополиный начинается от района "Белокрынка" и заканчивается "Центральным рынком". Направо от рынка через несколько остановок железнодорожный вокзал. Налево от рынка самая "молодежная" часть  города, где раскинулась туристическая зона: Главный Почтамт, Гостиный двор, огромный книжный маркет и красивые улицы в старинном стиле — все это рядом сверкает воскресными фонарями и фарами.

Нарядные девушки и статные парни прогуливаются парами, группами. Их смех грохочет от Нежного Фонтана до площади Птиц. Только две девушки, молча, двигаются к остановке. Одна — высокая, красивая блондинка в легком платье; вторая  приятная  девушка в белых брюках и коричневой кофточке на пуговичках. Девушки идут вместе, но не разговаривают и смотрят в разные стороны.

Около зеркального бутика парфюмерии стоит высокий, широкоплечий парень. Он держит руки в карманах отглаженных брюк и смотрит  им вслед. Нет, он разглядывает не блондинку на высоких каблуках. Молодой человек не может отвести глаз от ее подруги — миниатюрной девушки с медными локонами. Он выходит на середину тротуара и не замечает, как в него врезаются веселые прохожие.

Девушка уже далеко, теперь она всего лишь точка на фоне этого вечера. Но парень смотрит ей вслед, чувствуя, что больше не может сдвинуться с места — он видит её второй раз в своей жизни.



Когда девушки вернулись, Луна даже не зашла к Наде. После разговора с Машкой на душе ее остался горький осадок. Ей пришлось придумать головную боль, чтобы уйти спать. Но только она уснула, ее разбудил телефон.

— Здравствуй! — голос Ко в трубке показался Луне чужим. Она протерла сонные глаза, заставляя себя проснуться. — Как ты? — спросил он, точно боялся, что голос девушки испарится.

— Думаю,— ответила она и не обманывала при этом. Луна узнала его голос и думала о том, как телефон искажает реальность.

— И я, — молвил он совсем тихо.

— Только я не о тебе думаю! — воскликнула девушка, испугавшись, что он неправильно ее понял.

— И я не о тебе, — уверенно сказал он. Луна оглядела комнату  и улыбнулась.

— Ты думаешь о себе? — спросила она и рассмеялась. — Как в стихах Э. Асадова, — сказала она, но цитировать поэта не стало. Ко не влюблен  в книги, как она. Он из тех людей, которые редко думают о любви к чему-то. 

— О нас, — твердо произнес он и вздохнул.

— Что же ты думаешь? —  Луна почувствовала себя пойманной. В этом разговоре он, похоже, выигрывает. Ну и что. Может, он хотя бы сейчас победит? Молчит. Слушает, как она дышит.

— Итак, ты думаешь...

— Итак, я думаю, что мы все равно вместе, — ему нравится этот разговор. Он плавает в нем уверенно и спокойно.

— Разве?  — Луна боится, что он обидит ее словом, мыслью. Она  очень чувствительна.

— А разве нет?  — Чувствительность свойственна не только Луне. Простое слово может захватить его чувства в плен.

— С чего ты взял?

— Пусть даже я не видел… свою любимую... — он произнес это быстро, но она услышала всё, каждую паузу.

— Что? — девушка окончательно проснулась. Она не вынесет этих слов. Может, положить трубку? Да, наверно так будет лучше ... Лучше бы она действительно положила трубку в этот момент.

— Свою любимую ... фотографию! На которой ты рядом со мной. А еще этот, как его, ну, пес синий?

— Барбос, — Луна сдалась и решила не выключать телефон. Зачем, она писала ему письма? Но бумажные письма как будто "живые", в отличие от электронных. Каждая написанная буква хранит тепло влюбленного дыхания и солнце надежды.

— Этот игрушечный пес похож на меня. Только ему везет больше. И тебе повезет больше, — в его голосе слышалась горечь.

— Что происходит, Ко?

— Ты по поводу фото?

— По поводу всего! —  рука Луны, державшая телефон, напряглась. Ей надоело писать  «в никуда». Точно её письма не достигли адресата. А та фотография... Ее вообще нельзя было отправлять, а тем более, потом говорить ему об этом. А его родители... Они часто стоят рядом и слушают то, что  сын говорит. Ко сразу признается в этом. Может, они слушают не что, он говорит, а как говорит? Об этом она раньше не думала.

— Они спрятали от меня мой паспорт, — наконец сказал он. — А твои письма... Видел только конверты.

— Но почему? —  Луна вскочила и уронила телефон. Лепетов услышал это и подождал, пока она поднимет "трубу" и вновь что-нибудь скажет.

— Почему? Ответь мне? — по щекам Луны побежали соленые ручьи, точно из родника. Она была рада одному — он не видит этих глупых  девичьих слез.

— Отец хочет, чтобы я учился здесь. А мама... она находит мне девчонок, которые нравятся ей. Придумала репетиторство со всякими спортсменками. Они боятся, что я уеду —  туда, где ты. Еще я научился печь пирожки...

Наконец она отключила телефон и спрятала  его  как можно дальше  — под кучу тетрадей. Конечно, она тут же пожалела об этом, так как теперь каждая тетрадь будет напоминать об этом ужасном разговоре. Да и без ассоциаций эту простую, но свинцовую болтовню не забыть. Но она сможет забыть его. Что ей мешает забыть его? Она раскрыла окно и выглянула в темноту.

Лес вдалеке шумел — слышно. А ночь шумит молча. Вот ветер прилетел и в ее комнату, в ее жизнь. Закружил, дунул холодом и расхохотался над ее наивностью.

— Девчонка! — сказала самой себе Луна, вдохнув свежий воздух. — Доверчивая, как Красная шапочка! — ругала она себя, радуясь, что правильно вела себя летом и ничего лишнего ему не сказала.

По-другому она себя вести и не могла. Человек — лицо своей семьи. Да, именно так,  думает она всегда. Выходит, что ничего не произошло. Тогда почему его родители так ведут себя с ним? Они причиняют ему боль, ведь он первый заговорил с ней, как влюбленный. Где  тот день, когда он увидел ее после стольких дней? Счастливый день. Самый счастливый день. Его влюбленные глаза были так рядом. Казалось,  с того дня они всегда рядом.

Теперь, он, оказывается, смотрит на других... Не только не смотрит, но и говорит ей об этом. Разве мог он тогда притворяться? И почему его родители так себя ведут? Кому мешают мои письма? И зачем прятать его паспорт? На эти вопросы Луне  не ответил никто.

Девушка замерзла у открытого окна, но продолжала мысленно возвращаться к недавнему разговору. Она вглядывалась в далекий лес и понимала, что печаль, которая обволакивает ее сейчас, не уйдет, не растает, как  тает сегодняшняя ночь. Может быть, эта печаль останется с ней навсегда. Видимо, ей следует начинать бороться с нападениями беспросветной грусти, которая, увы, встречается в жизни.  В мыслях пробегают самые яркие моменты. А когда память возвращается к чудесному дню, девушка мотает головой, ; теперь тот день видится ей другим.

На небе яркими вспышками стала танцевать заря, когда Луна, наконец, уснула. Створки окна распахивал ветер, и свежесть нового утра разгуливала  по комнате. Уже светало. Всегда радостные солнечные лучи уже поспешили заглянуть во все окна. По утрам лучи часто играют друг с другом, рассказывая всему миру о новом восходе солнца.

Тетрадка с заметками Луны, покоившаяся сверху  других, потихоньку сползала и наконец, улетела со стола. Луна спала и не слышала этого.



         —  Что-то случилось? — Гай вытаскивал из стиральной машинки чистое белье. Управлялся быстро и качественно. Положил на навороченную гладильную доску  и  включил шнур от утюга в сеть. Улыбка на лице Гая располагает к беседе всегда. Голубые глаза  смеются, а уши смешно торчат, как обычно. Этот парень никогда не обижается и скорее всего не ошибается. Влюблен в свою работу и боится девушек, как огня, но никогда не признается в этом.  Он  умеет превратить словами в достоинство все, или почти все. Как круглосуточное позитивное радио  — рядом и улыбается. С ним всегда приятно находиться рядом.   

         —  Снова встретил её! — парень воскликнул сел в кресло и вновь встал. Он нервничал.

         — В университете? — Гай говорит непринужденно и весело. Он все понимает, ни с кем не ссорится.  Поэтому  у него мало врагов. Если только конкуренты по клубу или еще кто.

         — На улице.

         — Случайно оказались поблизости? — густые брови друга удивленно взлетели вверх.

         — Не случайно, — печальный друг взглянул на него  исподлобья. Его глаза сверкнули.

         —  Не случайно, — просто повторил Гай, разглаживая  форменную одежду. Гай никогда не отдает белье в прачечную. Всегда все делает сам. Нос не задирает, а мог бы — на работе быстро набирает обороты. Особенно сейчас, когда  команде не всегда везет. Гай  — начинающий, жутко упрямый форвард. Его назвали в честь прадедушки, который родился во Франции. Этим летом Гая, наконец, приняли в команду «Шик».

Гай необычайно красив. Непревзойденная статуя, вылепленная влюбленным воспитанием и судьбой. Любимчик самой упрямой судьбы. Везунчик — однолюб, он влюбился только однажды, тринадцать лет назад — в футбол. Тогда парень только пошел в первый класс.

Гай из тех, кто не боится пчел и ядовитых колючек. Он будет соперничать с ветром, даже, оказавшись в воздухе и без крыльев. Глыбин  Гай — ярый противник  ссоры и знаток компромиссов. Он не слышит упрека. Будь он книгой, был бы обложкой — белоснежной, по краям залитой рассветом. Влюбленный в свою семью, он никогда не проигрывает. Каждую игру Глыбов посвящает матери. Она умерла, когда родила его. Гай никогда не видел мать. Только на фотографиях, рядом со счастливым умным  отцом.

Отец  Гая — библиоман и букинист. Он скупает книги по любой цене, а по пятницам продает по заявленной. "Заявленная" цена — количество долларов от двух  и более. Цену назначает сам покупатель.

— У букинистов скупают, что ищут. За дорогую книгу могут дорого заплатить, —  говорил Глыбов в самом начале своего "книжного пути". Порой бывает, что покупатель и страстный читатель, в одном лице,  не может заплатить вовсе. Тогда отец Гая дарит несчастному книгу. Такие случаи повторяются все чаще. Отец Глыбов смеется:

— Для многих важны подарки, как для меня люди. Духи героев с ними, пусть радуются.

В школе, многие девчонки, ломали головы, как  понравиться Гаю. Их раздражало, "что с этим футболом" Глыбов почти не ходил в школу. Многие на него указывали пальцем из-за французской родословной. А Гай учился. На "домашних" учителей Глыбов  старший потратил треть наследства дедушки. Гай ходил в школу редко, а дома занимался с лучшими преподавателями округи.

Дедушка любил свою ферму больше жизни. Фермерство у Глыбовых в крови.  Ферма дедушки Гая слыла модной и серьезной. Создавая ее с нуля, он добился признания. После трех лет постоянного труда, он начал продавать лучшие продукты. Конкурентов не было. У семьи Глыбовых не может быть конкурентов. Они всегда выигрывают.

Когда дедушки и бабушки Гая не стало, Глыбов старший отдал парня в футбол, а сам занялся сельским хозяйством. Вначале было непросто, но затем дела поползли в гору, и его небольшая ферма стала пользоваться всеобщим доверием и уважением.

         Красивый блондин со взъерошенными белыми волосами поражает людей голубыми глазами со смешинками и необыкновенным сильным упрямством. Небольшого роста, он за один тайм улучшает показатели футбольной статистики.

Друзья познакомились во Флоренции. Гай коллекционирует статуэтки, а отец его друга  — креативный мастер.

         — Да, я следил за ней. Только однажды, вчера…  — парень помолчал, затем продолжил:       

         — Следил до самого дома Маши. Ехал за ними. Когда они скрылись за дверью, ушел.

         —  Неужели ты ни разу не встретил ее в университете? — Гай мельком взглянул на друга и, заметив его алые щеки, опустил яркие смеющиеся глаза на утюг. Выпустив из утюга  струю пара, он принялся отпаривать  любимые брюки.

         Парень рассматривал новую сосновую мебель. Гай привез ее из своей комнаты — жутко консервативный. Такие не сдаются.

         — Я боюсь. Да и в разных мы корпусах. Она — в главном, а я ; на химическом.

         — Но у вас вроде  один факультет? — все понимая, поинтересовался Гай.

         —  Она на втором курсе  и в другом корпусе. Я на четвертом и на химфаке.

         — Не виделись?

         — Не встретились ни разу.

         Гай взглянул на друга и заметил, как слегка дрожат его утонченные пальцы.

         — Все равно когда-нибудь встретитесь, — спокойно сказал он.

         — Этого  и боюсь, — вздохнул сероглазый парень и подошел к окну. — Может, она и не полюбит меня никогда.

         — Все может быть, — честно ответил Гай. — Это жизнь, а жизнь — клубок, никогда не знаешь, куда приведет.

         — Как в сказках, — ухмыльнулся парень.

         — Как в сказках, — серьезно сказал Гай и отвернул доброжелательное лицо от влюбленного в незнакомку. Тот тихонько отодвинул дверной засов и обернулся лишь для того, что бы увидеть ободряющий отсвет на лице друга.

Когда друг ушел, Гай выключил спортивные новости и задумался. Деревья за окном глухо шумят. Хочется посидеть под этими деревьями и прислушаться к их предрассветной  песни. Открытия всегда рядом. Они только и ждут распахнутых окон, щебета птиц и тайны.



—  Здорово, что сегодня ты согласилась взять меня с собой. Посижу с тобой  на "Теории литературы" и поеду в новый колледж, — Света посмотрела на себя в зеркало и, убедившись, что выглядит хорошо, аккуратно положила зеркальце в карман  сумки цвета асфальта.

— Зачем тебе сдался этот перевод в другой колледж? —  не понимала Наташа. — Там у тебя сложилось все отлично: друзья, взаимоотношения с учителями, учеба, в конце концов!

— Планировала так. Дело в профиле. После того могла бы работать  в детском саду и тому подобное. А в колледже Искусств то, что люблю. Понимаешь?

— Понимаю, — блондинка с яркими карими глазами  провела пальцами по  своим "крайне удивленным"  бровям и широко улыбнулась Свете. —  Посмотришь на него.

Света кивнула в ответ и почувствовала пристальные взгляды девушек и парней с потока Наташи. Вот такой же белой вороной она почувствует себя сегодня в новом учебном заведении. Свете кажется, что и стены там будут другие. Не страшно, но напряженно. Главное — выглядеть уверенно. В том колледже ей нравилось все. Особенно люди. А там, что будет в новом?



Луна идет по незнакомой улице. Многочисленные арки, балконы с цветами и без, массивные колонны, отмеченные временем и резные крылечки с многочисленными виньетками по бокам  — прелесть неизвестных и маленьких городков.

Она оказывается в свадебном платье, цвета шампанского. На ее голове маленькая шляпка — ажурная с чудесной вуалью, в руках шарф. Кружевная вуаль скрывает ее лицо. Она чувствует себя красивой.

Вдруг она видит человека со спины. Незнакомец? Нет, она знает его. Неожиданно он  исчезает. Луна остается одна.  

— Где ты?! — она пугается от собственного крика и просыпается. Ей тяжело дышать. Луна задыхается. Сердце — оно вылетает из груди.

— Где он? — кричит она и тревожно разглядывает светлую комнату.

— Милая, все хорошо! — Голос Лани хрипит, она выглядит бледной, бросается к ней и обнимает голову Луны. — Все хорошо? Это просто сон? Что ты видела?

— Не помню, — Луна заплакала, а почему не понимала. —  Шарф, простой шарф, которого у меня никогда не было. Он не мой.

— Чужой пусть к чужому и уходит! —  заметила Лань. — Может, воды?

— Который час? — Луна вспомнила про учебу и почувствовала резь в опухших глазах. Этот нос!  Нельзя ей плакать.

— Половина одиннадцатого, — сказала Лань.

— Сколько?! —  Луна в ужасе откинула одеяло. Она опоздала. Ужасно опоздала. Ей, правда, к одиннадцати, но  автобусы…

— Успеешь, — засуетилась Лань. — Хоть чаю выпей! И к векам, примочки надобно.

         — Неважно! —  сказала Луна, направляясь в душ.

— Ты говорила по телефону ночью...

Луна обернулась:

— Думала он мне друг, оказывается, нет, — она убрала свои тапочки с прохода.

— Так бывает, но веки здесь не виноваты, — ответила Лань, поднимая тетрадку Луны с пола.

— Здесь никто не виноват, — попыталась улыбнуться в ответ девушка, провожая взглядом тетрадь.

— Чай? — Лань удивительно все понимает. В отличие от Машки.

— Лучше кофе, если можно. Уже бегу. Спасибо,  — Луна улыбнулась. Выглядела она ужасно. Лань покачала головой:

— Не за что.



"Теория литературы" закончилась, и второкурсники рассыпались в разные стороны, как жемчужины с порванной нити. Длинный темный коридор разом заполнился чужими парнями и девушками.  Ароматы духов смешались с запахом пота и бутербродов. В корпусе было тепло от скопления людей, но молодые люди влезли в толстовки — осень прилетела с северным ветром, оставив от лета лишь далекие воспоминания. Казалось бы, совсем недавно радовал многих июнь.

Светлана поежилась  — в легкой шифоновой блузке чувствуются прохладные нотки опавших листьев. Может, поэтому она здесь как будто чужая, иноземная?  Боязно появляться в новом заведении, знакомиться с людьми и привычными для них правилами. Лучше она еще на секунду задержится на чужом филологическом факультете, поговорит с Наташей. Конечно, ей не скрыться от нового колледжа. Непременно она отправится на маршрутке в район Белокрынку. Интересно, там, в здании теплее? Еще учительница по специальности просила  в двенадцать заглянуть к ней. Она успевает даже переодеться.

Целую неделю занятий, пропустила она с этими бумагами... Ничего, наверстает. Голова есть — это главное.

Неловко, когда на тебя смотрят, как на незнакомку. Быстрым шагом Света прошла по коридору, радуясь, что сегодня влезла в джинсы — в брюках  чувствуешь себя свободнее. Здесь ей нравится —  фисташковые стены, высокие потолки, да и люди, как будто общительнее.  В самом конце незнакомого коридора девушка рассмотрела укромный уголок. Там она может подождать начала второй пары, а когда все разбегутся по аудиториям, слиняет  в буфет. Наташа рассказывала, что там лепешки, просто наполнены сыром.

Светлана поняла, что проголодалась и пожалела, что не взяла с собой что-нибудь вкусненькое или хотя бы больше денег.

Она шла по другому коридору и темный уголок, где наверняка есть скамейка, становился все ближе  и как будто  таинственнее.  Здесь можно скрыться и набраться храбрости для нового колледжа

Огромные окна корпуса филологии впускают много света, но его не хватает. Света всегда не хватает. Он рассеивается и исчезает, сотканными из солнца, лучами.

Девушка замедлила шаг и только хотела свернуть в укромное место, как поняла, что там занято.

— Я устал ей врать, — произнес знакомый мужской голос. — Надоело выдавать тебя за себя!

         Светлане стало неудобно, что она  слышит тайный разговор, но ноги, точно оцепенели.

         — Хочешь выпутаться? — голос отвечающего парня был нервным и холодным.

         Света поежилась.

         — Я хочу жить, как жил. До Знаковой. Понимаю, что тебе это удобно…

         — И ты пришел, чтобы удрать? — нервный голос стал железным. Люди с таким голосом опасны.

         — Что ты предлагаешь? — продолжил «железный» парень, явно чувствуя себя на голову выше собеседника.

         — Расскажи все Наде. Пожалуйста, признайся, что влюблен. Сделай предложение. Будь мужчиной. И… оставь в покое меня.  Я… — он перешел на шепот. —  Я слишком заинтересовал Надю собой. Объясни ей, что я не я. Я не ты и надеюсь, что никогда не буду таким, как ты.

         —  Давай еще начнем разбираться в моих недостатках, — глаза Рафинада злостно сверкнули. Света не видела этого, но и голоса  было достаточно, чтобы понять —  этот парень не совсем здоров.

         «Знакова… — размышляла Света. — От кого я уже слышала эту фамилию?» Она смотрела в окно, но не видела, а пыталась вспомнить любую информацию о девушке, которую эти два предателя обманывают. Они, тем временем, в разговоре перешли на лекции. Светлана поняла, что тот «железный» — аспирант  на филфаке. Теперь важно узнать, кто это, так как  этот человек представляет собой некоторую угрозу для ничего не подозревающей Нади Знаковой.

         Девушка  достала мобильный, чтобы посмотреть время. Она успевает. Теперь пора действовать!

Светлана отправила телефон обратно, взяла сумку с подоконника  и в один миг  вышла из своего укрытия.

— Добрый день! — улыбнулась красивая девушка и кокетливо накинула ремень сумки на левое плечо.

Парень, стоявший спиной, обернулся и остолбенел. Это была она — та девушка с остановки. С того дня он видит ее впервые.

— Здравствуйте, — молвил он приятным голосом.

Светлана улыбнулась и опустила глаза. Второй молодой человек  окинул Светлану быстрым взглядом, раздумывая, могла ли она что-нибудь слышать. Светлана не улыбнулась ему и поразилась  свинцовой красоте. Не хотела бы она быть девушкой такого субъекта. Наверняка, обожглись многие девчонки, влюбляясь в привлекательное лицо и уверенность.

Илья хотел сказать многое. Ему важно узнать про нее все. Он впервые чувствует себя таким сильным и сломленным одновременно. Ни одна девушка не смогла произвести на него такое впечатление, как она тогда на остановке.  Красивая, смелая, равнодушная… Она его полюбит, и они будут вместе. А Раф пусть сам расхлебывает кашу, которую заварил!

Кольцов почти представил, как она смотрит на него преданным взглядом, как Света метнула на него взгляд, полный огня.

Под эти взглядом девушки Илья почувствовал себя слабым. Масса девушек стремится влюбить его в себя, а она смотрит на него с такой яростью. Что он сделал?