Перст и персть

Продолжение

                ИОАННА
Елизавета понесла это дитя нежданно-негаданно. В эту ночь зачала и муттер. Видимо, в ту дикую ночь, когда Рудольф,  выйдя из комы, пошёл в разгул, в доме гуляли бесшабашные, крутые энергии жизни. Обе женщины долго не могли поверить в такое с неба свалившееся счастье, но факт есть факт. Муттер родила трёх сыновей, толстеньких упитанных увальней. Елизавета – двойню, сына                                и дочь. Её муж был и растерян, и рад. Детей назвали Мартином и Иоанной.
Брат и сестра также с малолетства были приписаны к полку, и военное мастерство, в отличие от увальней, постигали быстро.
После смерти Жанны Рудольф вёл жизнь вдовца. Или играл в неё в стране. Но не в командировках. Все его родные дети жили при нём, в доме около полка. Площадь здания значительно расширилась как по длине и ширине, так и в высоту: семеро детей от Даши, трое от Кристины, трое от Жанны и особое место занимал Стэфан от Мары-Анастасии. Не только отдельные покои были в его распоряжении, но и просторное концертное зало. Его окна выходили на пустырь, который, когда  Стэфан  играл, заполнялся слушателями. Четырнадцать детей.
Один раз в месяц здесь ещё гостили  все его племянники и братья по матери.
Пригляд за хозяйством и детьми вела Анастасия. Когда похоронили Жанну, она  пришла в кабинет доктора Ингрида и сообщила, что считает необходимым  теперь быть рядом с ним и его детьми. «Только никакого сближения, никакого секса», – ответил он. И женщина переехала к мужчине. Она жила под самою крышею, во флигеле. И хотя накрывала на стол, сама никогда не садилась за него, когда вся семья обедала. Просто стояла в стороне и наблюдала. Но и мальчиков, и девочек методично и тактично учила домоведению. Все дети без исключения могли и приготовить еду, и убрать помещение, и держать свою одежду опрятной. И иголка, и молоток были знакомы всем. Все прекрасно пели, музицировали, но инструмент был у каждого свой.
 Иоанна любила гусли, под которые очаровывающе пела своим бархатистым голосом. Передалась ей и любовь к восточным танцам, которым её учила супруга Рихарда.
Поведение Иоанны от братьев и сестер ничем не отличалась, пока она не приезжала в отцовский дом. Здесь она позволяла себе быть такой, какой она есть: это ей здесь и разрешалось, и это поощрялось. Удивила она всех в пять лет, когда семья узким кругом справляла день рождения меньшим, заявив, отвечая на вопрос  Рудольфа, что она желает получить в подарок:
- Я? Я хочу стать вашей женой.
За столом установилось весьма неловкое молчание: Рудольф вновь недавно стал вдовцом, и память о Жанне у него была ещё остра, и рана свежа. Он усмехнулся и ответил:
- Малышка, а то, что твоя старшая сестра была моей женой, не в счёт? Во-первых. Во-вторых, сколько лет мне и сколько тебе. Тебе сегодня пять, а мне скоро тридцать.
- Это неважно, – небрежно махнула рукой девчушка. – Вы спросили моё желание – я вам ответила. Повторяю: я хочу быть вашей женой.
Рудольф решил отшутиться:
- Сначала подрасти…
И она подрастала, зорко сведя за своим мужчиной. Она знала все его привычки, слабые и сильные места. Старалась быть рядом в нужный ему момент – но он не выделял её на фоне других. Боец – и всё. Хотя весь этот молодняк был несовершеннолетним. Все росли, учились, взрослели, воспитывались в полку. И при этом специализировались в том профиле, какая профессия им предназначена. Придумали же для этой «золотой» молодёжи закрытое учебное заведение! Хотя – на лето в полк как в лагерь и другие офицеры, бывшие солдаты высылали своих чад. Платили – но отправляли. Их дети сами постепенно переходили на систему подготовки и уже к 14-ти годам показывали отличные результаты, кое-кто, как и Амлет, попал под госзащиту.
Военнослужащие заметили цепкий интерес второй дочери министра к полкану и относились к этой девочке, подростку, девушке весьма уважительно и серьёзно. Было в ней что-то такое, дикое, сильное, необузданное, живучее, что сильно напоминало и самого полкана.
Хотя и Рудольф не то, что не замечал Иоанну: он зорко следил за всем, что происходит на территории его военного подразделения. Просто по мере её взросления он стал устанавливать с нею дистанцию, помня её детскую выходку и считая, что она должна иметь другого мужчину. Но при этом, заметили многие, он отслеживал все новинки ювелирных украшений, покупал «изюминки», иногда заказывал сам. Конечно, у него подрастали дочери. Но некоторые вещи были явно не для них. Светская хроника по этому поводу нет-нет да распускала язык; Михаил её не наказывал: реклама производителю и торговой сети.
Всё шло мирно и спокойно, пока не грянул гром. В кабинет без стука вбежал Мартин, брат Иоанны, и выпалил:
- Дядя! Там Иоанна с дядей Мишей дерётся!
Рудольф оторвался от бумаг. Поднял голову: до него не сразу дошёл смысл услышанного. Миша! Да с ним опытные бойцы держатся строго. А тут девчонка!  Чушь! Но встревоженный вид племянника отрезвил. Рудольф выскочил из-за стола, сиганул в окно и помчался в спортзал. Юнец за ним.
Драка была в самом разгаре. Миша, хотя и сдерживал удар, бил точно и в цель. Он был в ярости. Лицо Иоанны кровоточило, она придерживалась за бок, но наступала.
Рудольф бросился промеж драчунов, на ходу крикнув брату: «Охлынь!».
 Тот отошёл, но его злой взгляд в сторону девчонки не проходил.
Рудольф схватил девчонку за плечи, развернул, повёл к двери, велев врачу быть на месте. Мартин покорно, опустив голову, следовал за ними. Врач  оказал первую помощь, но пальпируя место удара кулаком, покачал головой. Рудольф ответил:
- Хорошо. Сейчас уведу в свой дом и вызову брата. Взбесилась девка…
- Привлекает ваше внимание…
- Ага! Таким способом! Как она потом рожать будет? Если вообще забеременеет… Говорю же, не место бабам в армии. Нет, прутся… Восемнадцать лет  им исполнится – всех выгоню. Под чистую.
- Это уже скоро.
Рудольф взял девчонку на руки, так как она от боли в боку плакала, и понёс к себе в дом. Мартин, вздохнув, последовал за ними: вынудила же его сестричка дядю совершить обряд.
Анастасия, увидев эту сцену, опешила, но Рудольф буркнул ей:
- Мишеньку чем-то разозлила. Потом разберусь. Сейчас ей душ, умыться и лечь в постель.
Анастасия увела девушку в душ, Рудольф же поднялся к себе, достал портативный прибор  для массажа внутренних органов и вернулся с ним комнату Иоанны. Мартин сидел рядом с сестрой.
- Выйди! – он приказал юноше. Затем ослушнице: – А ты – на живот. И чтобы ни звука! Хотя для начала тебя выпороть как следует надо, – затем подвёл свою руку под больное место внизу её живота, второй осторожно ввёл прибор в анус и задал рабочий начальный режим.
Иоанне было не по себе. И желанное прикосновение к её телу, и её оголённая попа перед его глазами, и ощущения от импульсов тока. С одной стороны стыд, с другой – истома.
- Вы не можете на меня набросить одеяло? – процедила она сквозь зубы.
- Терпи, коль на мужика полезла. Что Мише сделала, что он так разозлился?
- Ничего…
- Ну, ну…
Когда эта экзекуция закончилась, Рудольф перевернул её на спину, резко раздвинул её ноги, пальцем проверил целку. Иоанна зажмурилась. Глаза же Рудольфа вспыхнули. Он осмотрел девичье тело сверху вниз, свободной рукой провел от шеи до лобка, второй же начал девственные ласки. Она замерла. Затаила дыхание. Он наклонился над ней, спросил в ухо:
- Хочешь?
Она кивнула и прошептала:
- Да. Я – ваша.
За этим и застал их Ингрид. Строго спросил:
- Брат, ты что делаешь? Она ещё девчонка.
- Она, брат, мне женой стала, коль я на руках её в свой дом внёс.
- Это вынужденные обстоятельства. Отойди. И помоги мне подготовить аппарат узи.
Аппарат был настроен, Ингрид провёл исследование. Поморщился.
- И?
- Мишка не знал, куда бьёт…
- Задела его, значит, рассердила… Что, спрашиваю.
- Мощный кровоподтёк и возможен разрыв связки.
- И что?
- Что ты заладил: «Что да что?»! В клинику надо.
- Для чего?
- Хочу нормально посмотреть со… – он выразительно посмотрел на Рудольфа. Затем оба посмотрели на Иоанну, старавшуюся прикрыться от мужчин одеялом.
- Тогда сделаем так… Всё равно контролировать будешь… – И Рудольф вышел из комнаты. Он приказал Мартину идти в полк и там держать язык за зубами. Женщину тоже отправил наверх. Вернулся с новой простынею.
Иоанна побледнела.
- Сама раньше времени напросилась, – резко ответил Рудольф. – И никому не болтать, – приказал ей, затем брату: – Подключай приборы, делаем съёмку. Всего процесса. – Ингрид настроил аппаратуру, сказал, что будет за стенкой, и вышел.
Теперь Рудольф перевёл взгляд на свою кровожадную жертву. Стал медленно раздеваться. Иоанна сжималась. Он обнажился полностью и приблизился. Сдёрнул с неё плед, лёг рядом. Погладил по лицу, волосам и сказал:
- Я тебя ещё в детстве предостерёг, что между нами много лет…
- Это… ничего не значит…
- Ты всё ещё настаиваешь на своём? – Она кивнула. – Вся в свою старшую сестру. Та тоже была упрямая. Да и внешне вы чем-то схожи. Расслабься… Повенчаемся чуть позже, через месяц после твоего совершеннолетия. За это время мои сыновья обновят твою новую комнату. Ты согласна? – Она кивнула. – Расслабься. И на Мишеньку больше не нападай. Расслабься. И, пожалуйста, не кричи. – И он начал свои осторожные, вкрадчивые, мужские ласки, которыми довёл девушку до экстаза, затем резко вошёл в её лоно.
Миша, успокоившись и не дождавшись  возвращения Рудольфа  на территорию полка, пошёл к нему. По пути поймал на себе сердитый взгляд Мартина. Настороженно смотрели на него и остальные дети. Свои, в том числе. В ответ он только усмехнулся. Вошёл в дом. Ингрид сидел на диване, смотрел в монитор и пил кофе. Рядом с ним больше никого не было. Нет, кофейник стоял рядом.
- Где эта смелая и дерзкая? – спросил Миша.
- За что ты её так?
- По яйцам мне съездила.
- М-да… больно она уж брата хочет… Хотела… И уже получила. Они вдвоём в её комнате. Можешь сесть и посмотреть, – он указал на монитор. – Полная запись. Налить кофе?
- Нет, заварить свежий.
Мужчины поменялись местами. Ингрид сварил кофе и принёс его Мише. Спросил:
- И что думаешь?
- Она ему, по-моему, подходит. Но надо и отца… и её отца поставить в известность…
- Подождём. Он ещё на взводе. Пока нет.
- Не разорвёт?
- Ничего, – усмешка на лице Ингрида была смачная, – он её сам подлечит с помочью аэрозолей. Потом, если что не рассосется, положу в клинику. А так, если он будет её каждый день… массажировать… само пройдёт. Думаю. Но ты свою силу тоже меряй.
Они сидели ещё с полчаса. Пока в дом не вошёл Генрих, строго спросил:
- Что случилось?
Миша:
- Ваша дочь мне по… яйцам врезала. Извините, но мы её этому не учили.
- Где она сейчас? И если доктор здесь, то что с ней?
- Ничего, – Ингрид встал, указал на своё место, пригласил сесть и посмотреть на монитор. – Уже ничего. Терапию брат и сам сделает. Во всяком случае, своего она добилась. По идеи мне можно уже удалиться. Хотя! Нет! Молодого надо поздравить. Здесь есть шампанское, Миша?
- Шампанское? Сначала бы я её выпорол…
- Теперь она… мужнина жена.  И, брат, брат к ней никого не подпустит. Надо сообщить Рихарду, пусть он для новой снохи готовит охрану.
- Вот и скажи. Но сначала отцу.
- Что вы мне хотите сказать? – никто не заметил, как тихим кошачьим шагом в дом вошёл Арнольд. – Генрих, что здесь случилось? Я толком ничего не понял со слов Юстуса.
- Иоанна перешла границу. И как результат… – он жестом подозвал Арнольда и указал на монитор.
Молодая  самка требовала от самца новых ласк…
Арнольд погладил шею, достал телефон и набрал муттер. Когда та отозвалась, сообщил:
- Меньшой решил покончить со своим вдовством и затворничеством. Это Иоанна.
- Хорошо. Узнай, когда он наметил свадьбу. Она должна быть… шикарной. Генрих там? Надеюсь, он не очень расстроен, – и отключилась: в это время суток муттер любила пребывать в одиночестве и созерцании мироздания.
Нанесены на тело молодки последние поцелуи, и любовник встал, обмотал торс широким полотенцем и вышел. В душ. Ингрид тут же встал, поднялся в комнату. Женщина спала. Крепко. Свободно. Осмотрев её и найдя состояние удовлетворительным, Ингрид отключил аппаратуру, собрал её, затем одежду брата и всё перенёс в его комнату. Рудольф тоже пришёл туда.
- Отец и дядя здесь, – доложил Ингрид.
Рудольф кивнул.
- Я оставляю тебе аэрозоли. Утром и вечером вспрыскивать во влагалище. Особо сексом не увлекайся пока. Ласкать ласкай, но не увлекайся. Там сильная гематома. Легкий массаж, масла… В общем, понял. – Помолчал. Добавил: – Классное видео получилось. Прямо пособие для молодых да желторотых.   
- Отлично. Посмотрю на досуге. Разрыва точно нет?
- Небольшой. Сам может пройти. Без последствий. Хотя рожать надо приехать заранее. Чтобы у меня было время на подготовку. Не хочу повторения… – он не договорил, но и этого было достаточно, чтобы Рудольф сжал кулаки и на его скулах появились желваки. – Спускаемся?   Для Генриха ты всё равно знакомая и удачная партия. Семья.
- Возможно. Но мне нужна… одна Кристина.
- Брат, смирись. Ваша дочь подросла. И она так похожа на мать.
- Поэтому я никуда её от себя не отпущу.
- Но, брат, гормоны…
- Гормоны… Одна беда с ними… Выпорю как следует – и все гормоны.
- Лютуешь… Давай не будем спешить. Всё может сладиться само собой…  Пойдём. Тебя ждут… И с Мишей поосторожнее. Ему не понравилось, что ты её прикрыл. Она ему по детородному месту врезала.
- М-да… Разберусь. Пошли.
Спустились.
- Не ждал вас, господа, сегодня, – произнёс Рудольф. – Но хорошо. Ситуацию знаете. Сначала совершеннолетие и выгон из полка всех девчонок. Через месяц наше венчание. Медовый месяц проведу на отцовом острове. Миша – на тебе полк.
- А где будет жить до этого времени Иоанна? – спросил Арнольд.
- Может здесь, может у отца. Сами выбирайте. Если у отца, тогда, Ингрид, тебе придётся побеспокоиться самому.
- Я заберу её домой. Сейчас. Сонной, – ответил Генрих.
- Хорошо. Миша, поможешь. И не злодействуй, пожалуйста. Она насколько мала, настолько и глупа, – ответил Рудольф и продолжил: – Я устал и хочу спать. Пошёл к себе. Всем – до свидания. Поцелуй за меня муттер, – с этими словами он развернулся и направился в свою комнату.

Когда вся компания разъехалась, Анастасия вышла из своей комнаты, прибрала все помещения, стала готовить ужин. На двоих. Приготовила. Накрыла стол. Зажгла свечи. И стала ждать. Он спустился в полночь.
- Тебя вновь увели от меня, – проговорила.
- Нам вообще не надо было сближаться.
- Я люблю тебя.
- И потому столько принесла боли? Слава Создателю, сына не сгубила.
- Рудольф, но я тоже… не знала.
- Что забеременела? Не могла даже это понять? Мне сказать? Ты со мной сошлась! Со мной! Почему не к моей матери пошла, а к своей? Ты не на один вопрос мне не ответила!
- Извини, я виновата. Но долго ты будешь за это меня терзать? С нашим сыном всё хорошо. Пока он не на гастролях, ты его видишь каждый день. Не сердись. Покушай.
- Вновь решила меня использовать, – буркнул.
Он сел за стол; она, очень осторожно, напротив него. Покушали молча. Она убрала стол. Подошла к нему. Изголодавшемуся по женской ласке мужчине. Осторожно прикоснулась к его волосам, руки опустились на его плечи…
… Пришли они в себя  под утро. На полу, обнажённые, в синяках… Первой встала она:
- Иди, немного поспи. Тебе скоро в полк. Я приберусь…
- Когда Иоанна придёт сюда хозяйкою, тебя здесь не должно быть, – сказал, поднимаясь к себе.
- Хорошо, – ответила та и отвернулась: что-то толкнуло её внизу живота. На глаза навернулись слёзы. Но показывать их ему она не стала. Не захотела.
Утром Анастасия набрала доктора Ингрида и попросила увезти её в клинику. Работать. Свою беременность она искусно скрывала. С их маленькой королевой (она была уверена, что вынашивает дочь) беседовала тихо, нежно, постоянно ссылаясь, что папа на службе, что он занят, но он любит её и очень ждёт появления своей малышки. Ингрид понял о беременности Мары, когда схватки  начались у неё; срочно сообщил Рудольфу. Тот прилетел в клинику – маленький розовый комочек со змеиными зрачками соизволил появиться ему на руки. Его ребёнок…
- Моя королева,  – прошептал Рудольф. И первый раз за все года посмотрел на Анастасию с той нежностью, которая некогда приворожила её к нему…
  Малышку приложили к груди матери. Девочка взяла было сосок и тут же выплюнула. И заорала.   

…Иоанна проснулась ночью. Огляделась. Она в своей комнате… в родительском доме. Немым криком она задохнулась: как? почему? за что? как он смел? с кем он? с приживалкою? Слёзы потекли из её глаз. Она резко повернулась – и боль пронзила всю её суть. Она вспомнила бой. Залилась ещё пуще. Он всё понял… Ему не нужна инвалид… Плакала она долго. Сколько, не знала. Пока отцовская рука не погладила её по волосам. Генрих спросил:
- Причина твоих слёз?
- Я ему не нужна…
- Почему же? Ваша свадьба назначена через месяц после твоего совершеннолетия. А совершеннолетие у вас с братом через три дня. Просто, и я считаю это правильно, холостой девушке лучше жить в доме отца. До свадьбы. Поженитесь – в доме мужа будешь хозяйкой. А пока, пожалуйста,  побудь свободной и беззаботной птахой. И… Ты зачем на Мишу напала?
- По-другому бы он ко мне не подошёл… А рядом с ним эта… приживалка… Всегда. 
- Дочура, что тебе до неё? Семья против их отношений… Если что и будет, так продолжения не последует… И он взрослый мужчина. И ему не материнские, ни детские ласки нужны… Тебе хорошо было… в его руках?
- А кто меня сюда привёз? – Иоанна ушла от ответа, хотя вся зарделась.
- Я. Помогал Миша. Как он хотел тебя выпороть… Девочка – он мужчина, и у мужчины свои представления о достоинстве.    
- Я же несильно…
- Даже если бы просто притронулась туда… У тебя на него нет никаких прав… И с мужем тоже будь осторожнее… Нежный-то он нежный, но задушит одним пальцем, ногтем горло перережет.  Ладно, девочка, отдыхай. Последние денёчки  ты в родительском доме, где тебе можно делать всё, что вздумается. В семье – нет. Там строгий закон и порядок. Спи, моя малышка.   
Утром Иоанна проснулась свежей, отдохнувшей. Завтрак прошёл как всегда, и отец уехал. Зато приехал Ингрид и в присутствии Елизаветы провёл лечебные процедуры. Затем показал Иоанне, как пользоваться прибором, мол, и самой несложно. И уехал. Наташа смотрела на всё это молча. Вечером же сказала мужу:
- Зачем она к нему полезла? У него есть женщина, у которой от него есть ребёнок.
- Это не наше дело.
- А я не хочу, чтобы он ещё раз прошёл через эти муки.
- Какие?
- Ну… сам понимаешь..  что мне говорить…
- А если всё будет ладно?
- Наська не отдаст его.
- Она уже уехала из его дома. Ингрид за ней приезжал и увёз в клинику.
- У неё целая ночь была. Вновь беременна?
- Не знаю. Она сексуальный контакт отрицает. Мол, он попросил освободить дом для будущей хозяйки.
- Так просто: встала и уехала? Не верю…
- Милая, Наташа, ты вся на нервах…
- Извини, он разойдётся, а мне прикрывать? Она – не Жанна…
- Во-первых, они будут жить у него. Во-вторых, Иоанна физически крепче Жанны…
- А чего тогда приезжал Ингрид? Ты знаешь, какие он  процедуры проводил?
- Рудольф не виноват. Она напала на Мишу.
- ?
- Миша дал ответный удар. Не совсем удар. Чуть-чуть приложил. Но… удачно.
- ?
- Иди ко мне…
- Пойду, если ты только купишь мне…
- Куплю у аиста через девять месяцев, – засмеялся Вильгельм.

Через три дня в полку был праздник: поросль стала совершеннолетней, и соответственно  принятие мальчиками воинской присяги, а всех девочек – за порог с аттестатами зрелости.  И ещё с памятными медалями,  которые были изготовлены по этому случаю, но отражали юбилейную дату полка. Получили её и все военнослужащие. Тут же было объявлено и о предстоящем венчании Рудольфа и Иоанны. Известие прозвучало, что гром средь ясна неба. Поздравлять пару не спешили: как не уважали девчонку, но её напор в отношении обоих командиров тоже не приняли. Кто-то прошипел: женила на себе… Иоанна же получила при всех в качестве подарка на помолвку набор ювелирных украшений. Но даже они не вызвали никакой реакции ни у женщин, ни у девушек.
Через две недели состоялась свадьба Алёши-Алекса и  Эльзы, дочери Вильгельма и Наташи.
Ещё через две недели прошла и шикарная свадьба Рудольфа и Иоанны. Невеста вся была покрыта драгоценностями. На её охране стояли сыновья и племянники жениха. Платье было сшито из такого материала, что обтекало каждую складочку тела, манило мужской глаз сочными выпуклостями. Но никому не то что подойти – подумать нельзя: смельчак сразу чувствовал на себе ядовитый взгляд; дерзнул более – нечто сжимало горло, некий дым начинал разбирать лёгкие… А невеста… двигалась плавно, возбуждала ягодицами, лобком, которые, видимо, были свободны от  дополнительных хламид…
Генрих наклонился к Арнольду:
- Кто заказывал это платье?
- Брат.
- У него проблемы?
- Брось. Мальчик развлекается. Она же для него ребёнок… кукла…
-  Кукла?.. Пусть он своих дочерей так одевает.
- Что ты ворчишь? Меняются времена – меняется мода. Её охраняют.
- Её раздевают, прежде всего…
- Он её муж…
- Объелся груш… Муттер, ты что молчишь?
Та улыбнулась:
- Вспоминаю себя молодую… Так мне нравились халаты на голое тело и чтобы тепло руки чувствовалось… Ах, была бы я помоложе…
- Теперь, брат, тебе понятно, откуда такой материал… Сын решил встряхнуть воспоминания мамочки… Да, они когда хотели начать съёмки фильма? Своего? Сценарий-то читал?
- У меня такое впечатление, что они его уже начали снимать. И снимают прямо сейчас… Во всяком случае, видео то… в его доме, точно вставят…
- Зачем?
- Для привлечения зрителей…
- А-а-а, реалистичный натурализм… Я только одно не понимаю, почему так легко от него отказалась Мара? 
- Может быть, просто поняла, что ничего не светит?
- И пошла работать сиделкой в тяжелобольным в клинику? От сына?
- У дяди он бывает часто. А сейчас даже чаще.
- Муттер, может быть, пора и Стэфана женить? – Арнольд спросил жену.
- На ком? С чьей кровью он не связан? Или где род второй? Хотя… пусть Ингрид поищет, – ответила женщина, потягивая вино из фужера.
А молодёжь резвилась. Стэфан тоже, хотя зорко следил за каждым движением отца и его новой пассии. И его глаза всё более начинали походить на зрачок змея. Муттер подозвала его к себе. Спросила:
- Чем так не доволен, малыш?   
- Бабушка, вы ждёте честный ответ?
- Исток могу предположить: «Почему не моя мама?»
- Так зачем меня спрашиваете?   
- Эта юная особа наполнена особой энергией. Это та самка, которая выбирает.
- Но разве моя мама не доказала свою любовь отцу  и преданность семье? 
- Сейчас, наш маленький, тот период, когда все циклы должны быть завершены. Только после этого мы сможем начать новые. Ты – часть нового. Поэтому, пожалуйста, выбрось всё недовольство в адрес своего отца, иди своей стезёй творчества. Да! Хотела тебя спросить. У тебя есть подружка? Уж больно ты скрытен.
- Такой же гадюки, как я, ещё не встретил, – отрезал молодой мужчина. И отошёл в сторону. Затем надел очки.
Рудольф заметил это. Улучил момент, подошёл к сыну:
- Что случилось?
- Это я хотел вас, отец, спросить, что случилось? Почему не мама?
- Потому что эта девчонка оказалась слишком глупа. Но, если ты хочешь быть с ней, пожалуйста.
Услышав такие слова, Стэфан аж на шаг отпрянул от Рудольфа.
- Извини, отец. Я поеду домой. Мне здесь очень неуютно.
- Хорошо.

Иоанна с нетерпением ждала первую ночь. Её благоверный не заставил себя долго ждать. Каскад взаимный ласк длился ночь.
Хотя Рудольф и потребовал от молодой, четвёртой, жены вести дом по-хозяйски, хотя Иоанна всем этим премудростям была обучена Анастасией – но с первых дней у неё эта работёнка как-то не заладилась. И уже через месяц Рудольфу пришлось побеспокоить Молли, чтобы она помогла молодушке в столь непростом деле. И Молли, к тому времени овдовевшая, со своими малыми детьми переехала в дом к Рудольфу. Со службы она демобилизовалась, но на правах ветерана приходила в полк, занималась с бойцами физической подготовкой.
Иоанна в Молли не чувствовала соперницы, поэтому между сношенницами сложились приятельские, доверительные отношения.
Рудольфу женитьба пошла на пользу: он стал мягче. Поэтому вскоре в этом доме появилась новая традиция: сбор мужских компаний. Собирались примерно раз в месяц. Сначала такие посиделки организовали «старички», так молодежь окрестила своих родителей: Рудольфа, Рихарда, Вильгельма, Михаила, Ингрида. Вскоре к ним, при наличии свободного времени, стали присоединяться и «драконята». Мужчины оставляли свой транспорт на территории полка, шли в спортзал или тир, разминали косточки. Для военнослужащих это были шикарные бесплатные мастер-классы.  Затем мужчины отваливали в сауну и там ржали под мощное потоотделение.  Хохот сменялся песнями за добрым столом. Со временем молодёжь поддержала традицию, но собирались они только тогда, когда хозяин был командировке. Что было весьма часто.
Как правило, женщины накрывали на стол и удалялись. Но иногда Рудольф просил остаться Молли:
- Что, майор, нами брезгуешь?
- Просто не желаю вас, господин полковник, смущать.
- Не смеши. Хоть и зубоскалим, да всё в пределах армейских анекдотов.
Молли не ломалась, оставалась: с этими мужчинами ей было комфортно.

Иоанне стало не по себе, когда  муж в дом возвратил приживалку. Хотя женщина понимала, что после того, что вытворила его любимица Василя, отец своё дитя больше  ей, малолетке-мачехе, не доверит. Иоанна пошипела: добилась-таки девка соединения родителей – да смирилась.  Муж настойчиво требовал к себе внимания, а она, будучи почти постоянно беременна, их дать не могла.  И постоянно чувствовала на себе сдержанно-злобный взгляд приживалки: словно от неё, длины жизни Иоанны, зависела сама жизнь этой дурной женщины. Женщины между собой не ссорились, сквозь зубы не говорили, даже улыбались  друг другу, когда оставались одни – но нечто как дамоклов меч постоянно висело в воздухе.

Однажды Анастасия шёпотом спросила  любимого:
- Молли от кого беременна?
Он – грубо:
- Если и от меня – тебе до этого какое дело? Я тебя, что, мало шоркаю? Запузатить ты не в силах. На третьем выдохлась. А если  она и кого другого залетела – тебе до этого какое дело? На моей фамилии будет. Племянник – и делу конец.
- Твоя мама знает?
- Что она должна знать? Что у нас здесь с тобою регулярный секс? Догадывается.
- Я о Молли.
- Для мамы она – одна из добропорядочных невесток.
- Беременная вдова?
- В жизни, Анастасия, случается так: у невесты муж умирает, а у вдовы живёт.
- Зубоскал.
- Согласен. На постель сама пойдёшь. Или мне дорогу показать?
Женщина дёрнула плечом и направилась в… комнату страсти.

Иоанна этот разговор услышала. И при первой возможности подошла к Молли. Задала вопрос прямо. И получила ответ:
- Ты, потаскушка, кого из себя корчишь? Это твоя старшая сестра была обожаема нами. А ты и твой братец – никто. Шалава, блестящими камешками обвешанная. Наших всё интересует, с какой это масти тебя полкан оберегает? Запрыгнула к доброму мужику в постель, опозорила его и Мишеньку. Спустил бы на тебя полк… Вот мужики-то порадовались бы. Развратница, постыдилась бы оголённой  перед своими родителями трястись. Да ещё на своей свадьбе. Все свои телеса всему люду на обозрение выставила. Беспутная мара, – Молли говорила тихо.
Иоанна бледнела и отступала. Она не могла взять в толк, что произошло. Или происходит. Она попыталась защититься:
- Я одеваюсь так, как велит муж.
- А что с тобой безмозглой делать? Ты когда мужу одежду чинила? Как долго твои дети твою титьку сосут? Только под мужика и норовишь проскользнуть.
Иоанна бледнела, отступала. Ей бы сорвать сейчас с себя все эти браслеты да ожерелья, да муж появился на горизонте. И он был не в духе.

… Иоанна оказалась очень плодовитой. Рожала каждые полтора года. Она подарила семье четырнадцать детей. В возрасте сорока лет она отошла.
Хотя уход Иоанны,  а через некоторое время и Анастасии не особо больно ударили по Рудольфу: загрубел, что ли, или обе были не близко к сердцу.  Рудольф даже поймал себя на мысли, что наконец-то освободился от обеих дур, что теперь можно просто пожить в своё удовольствие. Поэтому взял тайм-аут и с Мишкой укатил на остров. Бану, к тому времени овдовевшая, тоже увязалась с ними...

2019 – 19.08. 2020 года, 13.01 – 28.03. 2021 года.

ВАСИЛЯ
Дочь Рудольфа и Анастасии
Альмире Альбертовне Галимовой
 посвящается

Девочке уже пять лет, и она всё больше стала походить на своего папочку: темноволосая шустрая очаровательница с темными зрачками, которые, если девчушка испугана, сначала приобретали рыжевато-красный цвет, затем зрачок сужался по краям справа и слева, приобретал чёрный цвет с зелёной точкой посередине. Змеиный зрак.
Папочка называл её королевою. Баловал. Без меры.
Хотя с её матерью Анастасией, с которой они были знакомы с детства и даже имели подростковую симпатию и секс, отношений не поддерживал. О таких парах говорят, вместе тесно, порознь скучно. Хотя года полтора начал подкатывать вновь, заманил на секс. Она забеременела.  Так как в клинике профессора Асмурта, где в последние годы она работала сиделкою, целительнице-ведьмачке дали отпуск только на неделю, Рудольф привёз её в клинику. Беременность  была обнаружена сразу. В пылу выяснений отношений дама выпалила: «Я не желаю, чтобы кто-то от тебя находилось во мне». Рудольф побледнел. И сразу как-то отстранился от жизни. Завис между жизни и смертью. Аборт ей делать не разрешили. Всю беременность она прожила в клинике, спокойно работая. Тревоги пришли в момент родов: схватки шли – матка не раскрывалась.  Не появился и Рудольф, как его не ждали: уже стало традицией, что у всех женщин семьи, с лёгкой руки Натальи, роды принимал только Рудольф. Врачи ждали его до последнего – затем Ингрид принял решение делать кесарево. И правильно: пуповина дважды обвила горло младенца.  Хотя мальчик и родился в рубашке. И образно, и в реалии. Ингрид осторожно отрезал пуповину, извлек малыша из лона матери, передал на руки акушерки: Рудольф так и не появился. Искусно зашил пациентку. Но кормить ей сына не разрешил; сразу его отдали муттер: лактация у неё не прекращалась в последние годы.
Рудольф вместе со своей принцессой, четвёртой супругой Иоанной (дочь Генриха и Елизаветы, младшая сестра его третьей супруги Жанны), обсыпанной драгоценностями от макушки до пят, прибыл в семью через неделю после тех родов. Семья обедала. Молодая плыла величественно, завораживающе, от неё во все стороны распылялись ароматы, молекулы, атомы, ионы, электроны влюблённой, защищаемой обожателем. Завидуйте – но молча и с оглядкой. Ибо он рядом с ней. Да, он, то есть Рудольф, был рядом. Бирюк бирюком: грузный, мертвецки бледный, с безжизненным взглядом. 
Муттер велела принести новорожденного – но Рудольф отменил её слова:
- Лишние шаги.
- Ты не желаешь увидеть… – осторожно спросила его мать.
- Пустое это.
-Тебе надо отдохнуть, – заметил старший брат. – Может быть, взять отпуск за последние пятнадцать лет, выбрать отдалённый островок в тёплых краях, отлежаться на песке, отмокнуть в океане, отогреться на солнышке?
- Вам бы стихи писать, а не политикой заниматься, – буркнул младший.
- Политика – это высший полёт поэзии, мой младший брат. Жаль, что ты это не принимаешь.
- Но совет хорош. Я на самом деле очень устал за последние месяцы. Так что, господин президент, позаботьтесь о назначении командира в полк на время моего отсутствия.
- Сейчас отбудешь?
- Сначала пообедаем…
- Отлично.
Василя сидела за столом и чётко слышала слова отца. Она не поняла: как можно её такого маленького премиленького братика не захотеть  даже подержать на руках. Да ещё сам папочка.
Она осторожно сползла со своего стула и подошла к отцу. Встала рядом, дёрнула за рукав.
Он поднял на неё уставшие красные глаза, хрипло спросил:
- Что, моя королева?
Девочка ответила:
- Он такой маленький. Красивенький. И чуть не умер.
- Я знаю, крошка. Твоя мама его не хотела.
- А ты?
- Я сделал всё, что мог.
И вдруг лицо малышки стало распускаться в улыбке. Улыбке, которая начала освещать самые тёмные, самые загнанные участки души людей. Рудольф с удивлением рассматривал своё сокровище. Как и все за столом. Странно, но все самоцветы на Иоанне поблёкли рядом с этой детской улыбкой. Рудольф погладил дочь, поцеловал и разрешил принести младенца.
Принесли малыша. Обыкновенный малыш. Только слепой. Рудольф поцеловал его. Мальчик потянулся к нему руками. Рудольф позволил прикоснуться к своему лицу. Мальчик заулыбался. Рудольф спросил:
- Матери-то его даёте?
- Да. После операции она оправилась. Уже выходит на улицу. Её сопровождает Стэфан. На днях он привёз интересную девушку из какого-то африканского племени. Кожа иссиня-чёрная.
- Красивые будут дети. То есть он поселился у дяди и не хочет возвращаться домой?
- Спроси его сам. Да вот и они, – дверь открылась, и Стэфан с подругой вошли в столовую.
Малышка сразу побежала к старшему брату, взяла его за руку и потянула к отцу, сказав при этом Стэфану:
- Папочка ни в чём не виноват. Ты зря на него обижаешься.
- Сестрёнка, это дело взрослых.
- Взрослый значит мудрый. А ты ведёшь себя глупо. Ничего не знаешь – только воображаешь. Сейчас надо братику помогать, а не между собою ссориться.
Рудольф слушал маленькую дочь и удивлялся: откуда эта седая мудрость с маленькой головке. И вдруг испугался: не слишком ли…  и каков её земной век?
Страх за эту дочь объял всю его суть. Он сорвался с места, на ходу передав ребёнка Михаилу, в прыжок подскочил к девчушке, схватил её, прижал к себе  и резко вышел из комнаты.
Все были в недоумении, шоке.
- Всем сидеть! – скомандовала муттер и последовала за сыном.
Она нашла их в его комнате. Он сидел на кровати, дочь вытирала ему слёзы. А он ревел, ревел и ревел.
- Это вы так отдохнули… – произнесла муттер.
- Ма, всё нормально, всё нормально, – говорил, а сам ревел.
- Как я сейчас поняла, ты будешь жить на две семьи. Одна – при полке, вторая – при клинике. Хорошо, успокаивайся, и возвращайтесь. Надо обсудить день свадьбы Стэфана.
Но Рудольф к столу так и не вернулся. Не побывал он и свадьбе первого сына. Он уснул и вновь ушёл бродить…
Проснётся он только за день родов Иоанны. Примет роды, погуляет в саду, проверит, как идут съёмки фильма о жизни отца и вновь уйдёт бродить…
Семья: Арнольд, муттер, старшие братья – были на взводе: им не была понятна причина его психического состояния. Винить во всём Мару тоже не могли. Но она… достала.
Василя видела страдания всех. И всем стремилась помочь. Она ухаживала за лежащим папочкой, успокаивала душевные раны мамочки, критиковала музыку старшего брата, помогала разобраться в этом сложном мире младшему… И однажды, устав и прикорнув рядом с папочкой, завела мелодию, которую давным-давно никто не слышал. Из памяти, что ли, взяла…
Постоянно дежурившие около младшего старшие братья замерли: они услышали голос своей матери…
- Арнольд, – сообщили брату, – ты можешь проверить душу этой девочки?
У Арнольда перехватило дыхание: неужели душа его матери вернулась в семью, род… Но всё-таки набрался смелости и заглянул в пропасть. И три дня молчал, пока ожидавшим ответ братьям положительно не кивнул головой.
… Мамочка… мама… ты вновь около того, кому труднее всех…
Через час после такого признания самому себе из своих бдений возвратился и Рудольф.
И как-то сразу всё стало на свои места. Словно в этой семье открылся проход в иные миры.
Как только здоровье Рудольфа позволило, он сразу с семьёй уехал в полк. Странно, не захотела отставать от папочки и Василя. Чем вызвала негодование и Арнольда, и муттер: маленькая девочка с мачехой…
- Муттер, она прежде всего с отцом, – дерзко ответил Рудольф, посадил девочку в машину, и они уехали.
- Ладно, – примиренчески произнесла муттер через некоторое время, – главное: вся семья в сборе. И позовите ко мне Стэфана. Или передайте мои слова: пусть съездит к отцу и порадует его музыкой. И пусть докладывает мне о состоянии Васили, – и Стэфану с супругой пришлось переехать к отцу. Благо там было достаточно места.
Василя в полку прижилась быстро. Она умела слушать, чем могла лечить душевное беспокойство и тревогу. Умело заговаривать раны. Знала такие мелодии, от звучания которых душа могла найти покой в тиши звёзд и воздушных потоков.
А дома за столом она сидела по левую руку от отца, потому что по правую занимала место Луиза, дочь от Кристины. Иоанна всегда садилась напротив мужа и, когда она поднимала на его глаза, то в первую очередь видела портрет Кристины. Он висел за спиной хозяина, словно сам лик её в настоящее время служил ему опорой  в этом бренном неустойчивом  мире. И контролем за поведением его и других.
Иногда Стэфан увозил девочку к матери и брату. Ненадолго. В эти часы Рудольф не мог найти себе места. Он метался по полку ли,  по дому ли как могучий тигр в клетке, готовый в любой момент одним рыком разрушить данные оковы. Но девочка возвращалась и всегда с массой вкусняшек от муттер, и Рудольф успокаивался.
Рихард, уже министр, был вынужден приставить девочке охрану. Хотя бы из тех же братьев.
В отличие от других братьев и сестёр Василя не боялась быть на виду, наоборот – вела вызывающе, бросала вызов. Она смело вступала в поединок за первенство  и в спорте, и в искусстве. Из науки выбирала только эзотерику. И было странно, что в этом её поддерживал отец, даже сам сопровождал на мероприятия. Точнее он с Михаилом или Рихардом развлекались. Собачки поддерживали людей… И это было смешно. А, может быть, и не смешно. А страшно.  Взрослые мужики орали, подпрыгивали как мальчишки-хулиганы. Подбадривали аж свитом. Псы особым воем. И замечания  им никто не осмеливался сделать…  И она побеждала.
И всё-таки наступил момент, когда она стала уходить из дома. Сначала пропадала на несколько часов, затем на весь день, в любое время суток… Но всегда возвращалась. В последнее время то с синяками, то с ранами. Они проникала тишком в дом, долго мылась в ванной, переодевалась и уползала в свою, точнее папочкину комнату: она жила в ней, спала всегда рядом с ним. Рудольф приходил всегда поздно, видел дочь на кровати, ложился рядом, прижимал, ласкал. Сначала проверял девственность, затем начинал ласкать. Целовал только в лоб. Она нежилась от истомы, ответно целовала папочку в щеки – утром её вновь не было дома…
Зато в сети появилось масса записей, как на улицах поёт маленькая беспризорница. Дельцы всех видов деятельности устроили на неё охоту, что было замечено служителями порядка, и Рихард приказал сразу сообщить ему о появлении беглянки из детприёмника… То, что неприкаянная, он не сомневался. Хотя подозревал и другое: хорошая военная подготовка у девчонки при уходе от преследований, и раны нападавшим наносит слишком специфичные…
Выловить во время её удалось месяца через два. Рихард с Рексом сразу рванулся на место, приказав другим только наблюдать, близко не подходить.
Девчушка пела, и как пела…  Хорошей теоретической и систематической подготовки не было, только одни природные данные…
Рекс  медленно подошёл к маленькой певунье в лохмотьях, сел перед ней и стал ждать, когда растворится последний звук. Он смолк. Пёс подошёл ещё ближе, склонил голову на бок и тихо пролаял. Девочка вздрогнула. Посмотрела вперёд. За массой голов  плачущих слушателей она … почувствовала фигуру дяди Рихарда… Пёс развернулся, потребовав певичке идти за ним. Она опустила голову и пошла. Вдруг некая тень приблизилась к ней – пёс мгновенно развернулся в её сторону и рыкнул. Грозно и безжалостно. Толпа тут же расступилась. Парень уронил шприц. Подбежали полицейские. И тут же перед испугавшейся замарашкой возник Рихард.
- За мной! – тихо приказал он. – В машину. В мою. Быстро. Без тебя тут разберутся.
Она послушалась, покорно прошла, села на заднее сиденье, рядом с ней вскочил Рекс. Рихард занял своё место. Спросил:
- Девочка, где твоё платье? Что это за маскарад? Тебе разве отец запрещает петь? Ты же можешь выступать вместе с братом. Но – надо подучиться. Природный дар – это великолепно. Но талант – это ещё и труд. Всё! Поехали! Пусть с тобой твой отец разбирается. Ты хоть о нём подумала? Мало ему хлопот с твоею матерью, так ты ещё туда же…
Василя молчала. Ей очень хотелось быть и взрослой, и самостоятельной…  И она могла… Она хотела…
- Где эти лохмотья нашла?
- На рынке…
- Так ты и там ползала?
- Дядя… я только… смотрела… как люди живут… Отец меня никуда от себя не отпускает…
- А ты хочешь свободы? От отца? Или от себя? Ты, девка, понимаешь, что на тебя охота объявлена! Это чистая случайность, что наши агенты на тебя вышли! Что ты жива! Сегодня Рекс очередное отбил! Сука…
… - Так, значит, ты любишь петь? – Рудольф, как всегда, поздно пришёл домой. Сидел уставший. Еда тоже не шла в горло.  Еда в горло не шла. Выпороть бы её… Не мог. А надо бы выпороть…
Рудольф встал. Подозвал дочь к себе. Та подошла. Он нагнул её, забрал подол, спустил  трусы и несколько раз больно ударил ладонью по белой нежной попе. Девочка вздрагивала, но молчала.
Молчали и все, кто видел эту сцену.
- Теперь в душ и в кровать. Утром поговорим.
Он вслед за  тихо всхлипывавшей Василёю поднялся в спальню. Та тихонько снимала с себя одежды. Рудольф насчитал  с десяток синяков, странных царапин.
- Тебе, девочка, чего не хватает? Экзотики?
- Я хотела сама… без вас… сама…
- Это хорошо, что ты без нас решила… сама… Без протекции…  Только тебя сегодня Рекс спас… Иди ко мне…
Она подошла. Встала. Обнажённая, слегка побитая. Рудольф вздохнул, взял свободную простынь, завернул  девчушку, отнёс её сначала в душ, затем в сауну. Когда тело её отдохнуло, он вновь его омыл, завернул, отнёс на кровать.      
«Что не так? Что не так? – думал он. – Всё есть…  А, может быть, бунт из-за матери… брата… А как сюда его, слепого мальца, приведёшь…  Хотя… слепой-то слепой, а Мише в  поединке не уступает…  Для солдат будет тоже… школа»…
Он посмотрел на девочку. Она делала вид, что спит. Он лег рядом, приблизил девочку к себе. Погладил. Поцеловал в лоб. Затем резко раздвинул ноги, проверил девственность. Девочка сжалась. Он вновь её поцеловал. Погладил по голове одной рукой, другой – лобок, … Девочка тихо застонала…
- Василя, девочка моя, я так долго могу тебя терзать… Почему ты это сделала? Ты бежала от меня? Своего отца? От нашей семьи? От… – и продолжал нежные сексуальные игры.
Она поплыла… Простонала:
- Я хотела… сама…  посмотреть… людей и … этот мир.
- Случись с тобой что, какой ответ мне держать перед моими братьями – старшим и молочным, ты об этом подумала? Ты для них не просто племянница? Ты для них реинкарнация их матерей…
- Что это такое?
- Это Индия, девочка моя. Это у них там такая философия…
- Я хочу туда…
- Подумаю… А сначала, – и он усилил ласки… Терзал истомой невинность.
Устав, прекратил свои пытки и разрешил уснуть девчушке.
Сам же встал и поехал в клинику, где до сих пор в семье брата и сестры жил его  слепой сын Сильвер, там же все последние года работала сиделкой  Анастасия-Мара, мать  Стэфана, Васили и Сильвера.

Сильвер вновь не спал. И не потому, что сверхсильная луна воздействовала на его психику. Он просто очень хотел увидеть своего отца. Тот, по словам дяди и тёти, всегда приезжал ночью, когда сын уже спал. Конечно или возможно, взрослые врали, или сочиняли, или лукавили, или хитрили, или темнили, или побасёнки, басни сказывали, или кружево плели – он хотел в это верить. И верил: его отец его любил. Поэтому сейчас он не спал. Он ждал его.
Семья жила при клинике в отдельном особняке. Хотя въезд и был общим, но по мощёной дороге, объехав корпуса,  авто подъезжало прямо к жилому корпусу. И как не ехало тихо, шелест шин о дорогу, последний выдох тормозов мальчик услышал. Он встал. И остановился. Вдруг ошибка? Просто мираж от столь долгого ожидания? Отца же видел редко. Точнее отец видел его. Он только чувствовал запах его тела, видел ослепительно золотую ауру вокруг формы тела.  Поэтому просто вернулся к кровати и сел на неё. Как был в пижаме.
Но в коридоре послышались быстрые мужские шаги. Военный шаг.
И другие. Рядом. Дядины. И его голос:
- Что с тобой, брат? Можно было приехать раньше? Уже за полночь. Мальчик спит.
- Я хочу его увидеть.
И дверь открылась. Сильвер встал.
Отец стоял в проёме дверей, спокойное,  светлое, с редкими красно-коричневыми сполохами свечение окружало его. Рядом дядя, как всегда. Но сейчас он был недоволен.
 Мальчик встал, направился к отцу. Что будет, как говорят. Но отец подошёл, прижал мальца.
- Вы за мной? – спросил тот, вдыхая чужой родной запах.
- Да. Утром в полк. А сейчас я к твоей матери. То есть – вашей.  Вам мать нужна. А мачехе, сестре до вас особо дел нет, – ответил ему отец.
- У неё завтра дежурство. Рудольф, успокойся. Пожалуйста.  Какая тебя муха  укусила? – встревожено спросил Ингрид.
- Не сейчас… Где её комната? –  резко спросил брата и тут же мягко обратился к сыну: – Сейчас ночь, ложись. Утром зайду.  Михаил говорит, что ты хорошо имеешь драться?
- Немного.
- Подучишься.  А петь, играть умеешь?
- Немного.
- А что много?
- Брат, не наседай, – вступился Ингрид за мальчика. – У него свой дар. Хватит пугать мальчика. – И сказал мальчику: – Сильвер, ложись. Отец зайдёт за тобой утром. Вы позавтракаете и поедете.
- Это правда, отец?
- Тебе десять  лет, сын. Пора  взрослеть и возмужать. То твоя сестра  место твое в строю решила занять. Сейчас, мальчик, спать. За завтраком встретимся. А сейчас я к твоей маме, – и смачно выругался.
Ингрид только руками всплеснул…

Рудольф ударом кулака распахнул дверь в комнату Анастасии.
Женщина спала. Или тоже притворялась.
Подошёл к ней. Наклонился. Спросил:
- Ты что, сука,  над детьми издеваешься? – и он  стал раздеваться… с нижней части тела. Сдёрнул с неё одеяло… Ингрид махнул рукой и закрыл дверь.
Женщина молча сносила эту близость. Резкость, боль, нежность, полёт и что-то ещё желаемое и желанное – соединилось, смешалось в этой страсти. Иногда он прекращал акт, переворачивал  свою жертву на живот, с оттяжкой несколько раз шлёпал по ягодицам,  придавал женщине другое положение и продолжал своё дело самца. Оставил её только под утро. Выдохнул, лег рядом, прижал к себе и сказал:
- Со мной поедешь. Домой. Ко мне. Вновь. И помни: дети и только дети. Будешь заниматься хернёю – всажу  под горло. Поняла?
- Да. Может быть, мы сначала всё-таки  поговорим?
- Поздно говорить. Слава Богу, старший выпрямился. Женился. Девочку родил. Я всерьёз предупреждаю: если что случится с дочкою и с этим пацаном… пожалеешь…
- Ничего с ними не случится… Девка просто дурит… Не знает, чего хочет… Жизнь сытая, в тепле – вот и бесится… Замуж бы её отдать…  Обороты и сбавит.
- Замуж?.. А кто разрешит ей? Лучше не заикайся…
- Лучше подумать… И жениха поискать… Вы же всех в семью не берёте…
- Да, отбираем… Но… сейчас время набора и призыва…
- Смешно… ты даже в постели с женщиной  говоришь военным языком.
Но утром она встала раньше его, умылась, привела себя в порядок: платье, закрытое, длинное в пол, относительно свободное в покрое, обувь на невысоком каблуке, хорошо  уложенные волосы, покрытые головным убором. Он открыл глаза, осмотрел её, изъянов не нашёл, поэтому, встав, подошёл и поцеловал в губы. Она в ответ вяло улыбнулась.
К столу они вышли вместе. Сильвер ждал их напряжённо. Когда родители вошли, он встал. Рудольф похлопал его по плечу: мол, всё нормально, расслабься, кушаем и выезжаем.
- Ты поедешь, не встретившись с муттер? – поинтересовался брат.
- Да. Она будет против. Но у меня нет другого выбора.
- Василя?
Рудольф кивнул.
- Пусть брат занимается с ней музыкой, она поёт, он аккомпанирует… Поездит с ним по миру… Посмотрит…  Она, брат, выросла… И у неё дар. Этот дар ищет применения.
- Я боюсь… за неё. Единственное моё дитя, за которое я дрожу.
- Поэтому ты всё время держишь её рядом? Даже ночью?  Пойми, однажды она встретит парня, помчится за ним. Что тогда?
- Не знаю. Или нет, знаю. Будут при мне жить, как живёт Луиза с мужем, детьми…
- Отпусти её с братьями. Родными. Ей будет, чем заняться. Да и Сильверу будет интересно. Другие братья в охране будут.  Пусть полгода поездит. Ей уже восемнадцать…
Приехав домой, он помог занести вещи Анастасии.  Прошёл к себе: девочка спала. Поцеловал. Погладил. Спустился. Сильвестр попросился с отцом в полк.  Тот согласился, взял его руку, и они пошли вместе. Подросшие внуки побежали рядом.
Возвращение в дом Анастасии было принято по-разному. Во всяком случае, Рудольф, ради детей, разрешил ей сесть за общий обеденный стол. Василя, Сильвер, Стэфан с супругою и старшими детьми, она, Анастасия. Затем дети от Иоанны. Они окружали свою мать. Дети Луизы, её муж и сама Луиза. Некоторые коррективы  внесли и в ночное время супругов. В доме была отдельная комната для, на всякий случай, занятий сексом. Единственной её достопримечательностью была широкая кровать и шторы.  Годами помещение пустовало. И теперь пригодилось. Рудольф обеим женщинам приказал ночи проводить в этой комнате и быть всегда готовыми к его приходу. И за любой беспорядок в доме, с его точки зрения, он спрашивал с обеих присущим ему способом.
Предложение Ингрида, приставить Василю к брату, чтобы обучиться её профессионально музыке, пошло на пользу. Девушка уже не показывала норова.  У неё появились новые знакомые: музыканты, поэты, художники, словом, творческие… С братьями умчалась на Восток… Через полгода семейство возвратилось. И не одно. С ними приехала индусская семья,  цель которой было высватать Василю.
В этот день, в кои веки, в дом к сыну приехала муттер. Бабушку встретили весьма радушно.  Она, как обычно, присела на диван, ноги согнув в колени, под голову и спину подушки, и стала слушать лёгкую болтовню девочек: снох и внучек. Она попивала кофе, когда дверь в дом открылась, и вся шумная компания ввалилась в дом с большими чемоданами. Её внуки поспешили поздороваться с бабушкой. Гости тоже приветливо к ней подошли. Поздоровались. Гости сообщили о цели своего приезда. Бровь муттер приподнялась, она посмотрела на Василю и проговорила:
- Я не припомню, чтобы этот вопрос обсуждался в семье… Нам, господа гости, приятно ваше внимание и уважение, но в семье существуют  свои законы. Слово прежде всего за главой рода. Дети, вы хоть отцу сообщали о таком… предложении?
- Нет, – ответил Стэфан. – У нас всё вышло как-то сумбурно. Мы и опомниться не успели, как всё завертелось. Бабушка, это уважаемая семья.
- Я не спорю. Сначала подождём вашего отца. Выслушаем мнение герра Арнольда. А пока, господа, – она обратилась к гостям, – расскажите о себе. О нашей семье вы хоть что-то да слышали.
Потёк неторопливый разговор с переводчиком, которыми были то Василя, то её молодой человек.
Появился Михаил в сопровождении поросли семьи. Молча сел рядом с матерью и слушал, хотя не забыл заказать приезжим номер в гостинице.
Рудольф возвратился чуть раньше: сообщили о приезде муттер. Дети, которые наконец-то прибыли из турне, сразу бросились к нему. Особенно Сильвер, которому не терпелось рассказать ему о своих приключениях. Рудольф гладил его по голове, плечам, поддакивал, а сам зорко рассматривал гостей. И, когда первый гвалт от встречи прошёл, поинтересовался  и причиной приезда, и где остановились.
- Отдохните, – сказал он им.  – Это дело так  легко не решается. Подобное выносится на совет семьи. Брат сообщил, что номер в гостинице вам уже заказан и оплата внесена.  Поэтому вас, гости, сейчас отвезут в номера, отдыхайте, осматривайте нашу страну.  Поговорим. Потом. Сейчас слишком много волнений, и я давно не видел своих детей. А им есть что мне рассказать.
Словом, выпроводил, хотя и дипломатично.
Когда непрошенные и нежданные сваты выходили в сопровождении поросли Шнейдеров, во двор въехал мобиль Арнольда. Его сопровождали двое его младших сыновей. При виде дяди младшие, что были при гостях, встали по стойке «смирно», поприветствовали так, как было принято в семье. Арнольд ответил кивком головы. Несмотря на свой мудрый кошачий возраст, он выглядел лет на 45: стройный, подтянутый, с естественным цветом волос, покрытых красивой проседью. Он вышел из авто, взглянул на встреченных, медленно кивнул головой. И в этом жесте было не только приветствие, но и: какой чёрт вас сюда принес?
Группы разошлись.
В дом Арнольд вошёл, как хищник, недовольный, готовый совершить прыжок и задрать паршивую лань.
Увидев его, семья, кроме муттер, встала и поприветствовала. Он же прошёл к супруге. Сел. Посмотрел на Рудольфа и Михаила.
- Что здесь происходит? Я спрашиваю вас, мальчики! – он рыкнул. – Вы оба возгордились и забыли закон семьи?
Муттер осторожно опустила свою руку на его, погладила и сказала:
- Здесь никто ничего не понимает. И лучше: вымойте руки и поужинайте. Луиза, Иоанна, накрывайте стол. Дети как раз, не спеша, нам всё и расскажут.
За столом на самом деле ситуация прояснилась. Василя познакомилась с юношей в этом городе, на мемориале, где оба участвовали в очередной службе. Юноша готовил себя к сану священника. Он рассказал о традициях своего народа, братья и сестра поехали с ними знакомиться, были хорошо приняты в чужой семье и решили оформить свои отношения. И всё.
- Она, извините, господа, уже выросла, – вставила своё слово Анастасия. И как мать была права. – Ей выбирать, где и с кем жить.
- Возможно, кому-то из нашей молодёжи. Но не ей, – отрезал Арнольд. И обратился к младшему брату: – Ты как смотришь на эту ситуацию? Готов отдать её другому мужчине? В другую семью? Даже – в другую страну?
- Я – нет. Если ты, брат, разрешаешь ей создать собственную семью, жить только у меня. Я не смогу с ней расстаться, – ответил Рудольф, покачав головой. – Мне эта сама мысль поперёк горла. Голова начинает болеть…
- Вот именно.  Михаил, а ты что молчишь?
- Брат своё слово сказал. Я поддерживаю. Хотя я не могу понять одного, – и обратился к девушке: – Ты  ещё девственница, или уже отдала её этому парню?
- Дядя! – возмутилась Василя – Да, мне этот юноша нравится, он много знает, владеет  определёнными духовными практиками, и под его руководством я могу достичь большего. Я хочу лучше узнать себя.
- «Узнать себя»? – переспросила муттер. – В каком плане?  Я  как психическое начало? Я как духовную составляющую? Я как сексуальную разновидность? Я как материальная оболочка? И так далее…
- Муттер! – Василя аж ножкой под столом притопнула. – Все выходят замуж!
- Я запутался ещё более, – проговорил Михаил. – Ты хочешь уехать от отца, от нашей семьи или познать сексуальный опыт? – И вдруг резко сменил тему: – Где мне подарок? Вас столько времени не было дома, вы где-то там носились…
Арнольд откинулся на спинку кресла, посмотрел на Рудольфа и Михаила.
Дети же выскочили из-за стола, побежали к большому чемодану, стоящему поодаль, быстро его раскрыли и понесли подарки присутствующим. Каждому что-нибудь маленькое. Муттер – браслет из камней. Такой же Арнольду… Рудольфу же Василя преподнесла браслет из нескольких сплавов и с надписью на санскрите, надела на его руку и, поцеловав в щеку, прошептала на ухо:
- Моему  великому змею...
Арнольд и Михаил переглянулись глазами: для чего тогда она затеяла эту игру со сватовством? У змей инцеста нет.
А Василя добавила:
- Я купила себе несколько сари. Можно я в них вам станцую?
- Можешь даже спеть, – махнул рукой Арнольд, прикрыл глаза и задумался.
Небольшой концерт получился на славу. Когда он закончился, Василя подбежала к отцу, как в детстве, села ему на колени, положила голову на его плечо и прошептала:
- Я никуда не хочу от тебя уезжать. Никуда. И ни с кем. Я хочу быть только с тобой. Я очень скучала.  Мне так не хватало твоих ласк…
- Но, девочка, заговорив о свадьбе, – проговорил Арнольд, – ты заговорила о сексуальных отношениях. Ты созрела для них. Но, малышка, я как глава рода отказываюсь дать тебе разрешение покинуть нашу семью. Я говорю: нет; ты должна быть в семье. Твоя душа не для того прошла через такие мытарства, чтобы сейчас вот так просто вновь уйти.
Анастасия встала со своего места и спросила:
- Вы хотите, чтобы она осталась старой девой? Стала злой, придирчивой, неуживчивой? Чтобы не познала ни любви, ни ласки?
- Если только в этом дело… – Арнольд тоже встал, – Рудольф и Михаил, решите этот вопрос и мне доложите. – И подал руку жене: – Муттер, уже поздно. Я хочу отдохнуть.
- Да, конечно, – согласилась муттер, встала и обратилась ко всем: – Спасибо, дети, за подарки, ужин, концерт. – К Василе: – Наша малышка, завтра я жду тебя домой, в семью. – К любимцу: – Или, Мишенька, привези нашу королеву ночью. Чтобы девочка нормально отдохнула.
Пара в сопровождении младших сыновей покинула дом.
- Да, – подвёл черту Рудольф, – хороший был ужин. Всем спокойной ночи. Василя, тебе тоже пора спать. Иди в комнату. А вы, дамы, – он обратился к дочери, жене и старой подруге, – уберите всё. Дети помогите. И, мальчик, – к Сильверу: – надеюсь, ты помнишь, что завтра с утра тренировка? – Мальчик так радостно улыбнулся, кивнул. – Хорошо, пойдём, я тебя провожу в твою комнату и немного посекретничаем.
В принципе, так мирно разошлись. Только у Анастасии заболело сердце: просьба-приказ Арнольда был двусмысленным. Что теперь будет с её девочкой?

Михаил вошёл в комнату Рудольфа почти вслед за Василёй.
- А где отец? – она сразу повернулась к нему и спросила.
- Сильвера пошёл провожать. Пока поможет раздеться, принять душ, уложит. Он для него сейчас самый маленький. Не согласна?
- Да, брат тоже очень скучает по нему. Ему всё время кажется, что он для отца обуза и… как бы это мягче…
- Подрыв его авторитета. Подрыв имиджа. Урон чести и достоинства. Ущерб самолюбию. Разрушение самодостаточности. Снижение компетентности, престижа. Сход с высшей дистанции. Бобик сдох.
- Фи, дядя. Как резко с высшего стиля  на обыденный. Ты ещё на других языках начни подбирать  синонимы, афоризмы.
- А что? И начну, – и Михаил скороговоркой заговорил на разных языках не только словосочетания, но и поговорки, пословицы, афоризмы по теме.
Василя стояла,  раскрыв рот. В прямом смысле этого слова.
- Он что, тебе зубы заговаривает? – она не заметила, как в комнату вошёл отец. – Ты ещё не в постели? Давай помогу раздеться. Миша, ты постель… прибери.
Пока Михаил застилал постель новым комплектом белья, Рудольф помог девочке раздеться, обтёр её влажным полотенцем, помог лечь в постель.
- Спи! – сказал, поцеловал в лоб, выключил свет, и они с братом ушли. В сауну. Погреться.  Снять усталость.
Анастасия наблюдала за всем происходящим. Её тревожили воспоминания и недовольного, разъярённого лица главы семьи, и  краткие перегляды между взрослыми мужчинами, и подёргивание бровей муттер, и даже неясное для неё, матери, поведение дочери. Ей не понравилось, что на ночь остался Михаил. Но мужчины ушли в сауну, и она немного успокоилась. Хотя на всякий случай всё же  сходила в комнату Рудольфа. Девочка мирно спала, улыбаясь во сне.
Мужчины возвратились к полуночи. Легли по бокам от Васили. Рудольф прижал её к себе,  она по привычке начала ластиться к нему, Михаил начал осторожно  гладить, целовать её спину… Девочка начала нервничать. Тогда Рудольф погладил её, поцеловал, прошептал: «Ты же этого сама хотела… Расслабься и потерпи… И с этой минуты к Михаилу обращаешься не дядя, а герр. Поняла? Кивни». Она кивнула…
Анастасию прожгло сквозь сон. Она открыла глаза. Прислушалась. Нет, тишина, ни шороха. Глаз она не сомкнула больше. Через час услышала, как от дома отъехали две машины. Поняла, что оба мужчины уехали домой, в семью.  Она тут же встала, накинула халат и пошла в комнату Рудольфа. Постель была заправлена другим бельём, везде было чисто и пристойно. Только не было чемодана с вещами её дочери. И женщина со стоном опустилась вдоль стены на пол: проспала, проморгала… «Он прав, – думала она, – я плохая мать…».
А девочка в это время глубоко, крепко спала на заднем сиденье авто отца. Теперь она стала  другой его частью, и он не отпустит её. И другая к нему тоже не подойдёт. Она не подпустит. Мужчина тоже уже есть у неё. Мягкий спокойный медвежонок… Которого лучше не сердить, не будить… Она улыбалась во сне: для этого рода она стала одновременно всем: и жрицей, и гейшей, и гетерой, и сакральным телохранителем. Всё в одном. Только чему они заставят её научиться?..  Постижение глубины духовных…  Мистические тайны искусства… Медицинские практики тоже будут. Маму бы сюда… Она знает много… И ещё мало открыла… Он её обязательно привезёт в клинику…  И они с мамой…  перестанут ругаться, будут вместе…
Девочка спала или мечтала… Очнулась она от лёгкого ветерка. Открыла глаза. Отец на руках вносил её в дом, в семью. Дяди быстро открывали  нужные двери…
…Её жёсткое, жестокое обучение длилось сорок дней. Василя не жаловалась, не стонала.  Рудольф приезжал в середине недели один и в выходной со всей своей семьёй. В эти дни  или часы обновлённая, обавница рода была только рядом с отцом: или гуляли по парку, оранжереи, или она сидела у него на коленях, или спала рядом. Молча. Разговаривали они только глазами. Если по какой-то причине он задерживался с приездом, вокруг Васили гибли растения, сама она источала тонкий ядовитый аромат.
Разлад произошёл и в отношениях  Миши с супругой. Как только началось обучение, он попросил супругу приглядывать в его отсутствие за малышкой. Катрин подскочила:
- Малышкой? Это хитрая гадюка! Как она посмела забраться к тебе в постель!
- Любимая. Катрин. Это просто сейчас маленькая испуганная девчушка, которая не знает, на что она подписалась, в какую историю влипла. Пожалуйста, остынь и помоги ей. Муттер некоторые моменты будет трудно отследить.
- Она просто избалованная, изнеженная дядей дрянь!
- Извини меня. Но представь на её месте наших дочерей.
- Наши дочери в такой… игре участвовать не станут.
- И – слава Создателю. А у этой малышки другая судьба. Присмотри за ней, пожалуйста.
Хотя и злилась женщина  на племянницу, но девчонку из вида не выпускала. Когда в первые дни учёбы той стало невмочь, просто забрала её из отцовой комнаты, привела к себе, уложила в постель и приказала спать:
- Михаил приедет, разберётся. А сейчас спи.
Михаил возвратился за полночь, увидел обеих женщин в своей постели, повёл плечом, разделся, умылся, лёг между ними. Василя мгновенно повернулась к нему спиной, хотя и разрешила прижать. Катрин фыркнула. Из глаз девчушки полились слёзы…
Вечером приехал Рудольф. Рано. И сразу в кабинет: осталась масса незавершённых суточных дел. Василя после своих занятий прибежала в кабинет и сразу к отцу, повисла у него на шее и не стала отпускать… Рудольф гладил свою вздорную, капризную, много хотевшую малышку. Она ревела, шмыгала носом. Он её шепнул: «И как же ты жила бы в чужой семье?». В ответ она начала его целовать… Увы, ни как отца…
В это время вошли старшие братья. Увидев картину, Альфред покачал головой, сказал:
- Брат, вразуми свою дочь.
- Сейчас она успокоится, и всё будет в норме.
- А сам ты?
- Я холоден. Как питон.
Альфред покачал головой, но всё же жестом потребовал  унести неразумную в комнату и проконтролировал, пока она не уснёт.
В другой раз тоже было «весело». Удушливый аромат, что исходил от будущей обавницы, медленно заполнял площади помещения. Хотя и было открыты двери и окна, чтобы создать сквозняк. Люди просто надевали спецмаски, чтобы сохранить свои дыхательные пути. Миша приехал как обычно. Ситуацию оценил мгновенно. Направился в спальню, где, сжавшись в клубок, лежала хрупкое маленькое женское тельце. Михаил  сбросил пиджак, подошёл к краю кровати, присел и осторожно начал гладить недотёпу. Та приподняла голову, повернула к нему заплаканное лицо.
- По отцу скучаешь? – спросил. – Он приедет, когда освободится. – Затем завернул девчушки в одеяло, поднял и посадил себе на колени, продолжая гладить и ласкать, совмещая нежности эротические и сексуальные.
Василя успокаивалась, расслаблялась.
Вошёл Рудольф, спросил:
- Что здесь происходит?
- А сам не видишь? – ответил Миша. – Я голоден, а должен успокаивать этого ребёнка.
- Я тоже. Положи на кровать и заверни нормально, – ответил Рудольф, разделся, быстро принял душ, вышел и предложил: – Пошли в столовую и посмотрим, что там  осталось. А лучше – сварим пельмени. – И обратился к дочери: – Кушать хочешь? – Та отрицательно  покачала головой. Он: – Хорошо, тогда, Миша, вдвоём. – И братья ушли.
Василя от удивления моргала веками, затем вновь свернулась в комочек и постаралась, уже спокойно, уснуть. Мужчины вернулись минут через сорок, смеясь, ввезя тележку с массой еды. Малышка приподняла голову. Они на неё не обращали внимания. Рудольф потянулся к бару, достал бутылку водки, стопки. Затем  открыл бутылку, налил Мише и себе. Мужчины чокнулись, залпом выпили, без закуски. Налили по второй. Эта  ушла следом. Василя села на кровати и стала наблюдать. Братья налили по третьей, но теперь открыли кастрюлю, наложили себе в тарелки с горкой  пельменей, вновь чокнулись и запрокинули в горло жидкость. Налегли на еду. Смели быстро.  Только потом заметили, что за ними наблюдают. Рудольф спросил её:
- Выпьешь?
Она отрицательно покачала головой.
- Как хошь. Давай, Миша, ещё по одной и послушай анекдот, – Рудольф заговорил на другом языке, то и дело в его рассказе мелькала нецензурная  лексика.
Мужчины хохотали от живота. Чем, в прочем, и привлекли внимание Арнольда, проходившего мимо. Он вошёл и увидел картину, писанную маслом.
- По чём весельё? – спросил молодёжь.
- Отдыхаем. Присоединяйся, брат. Наливаю?
Арнольд кивнул.  Присел к столу. Михаил быстро из бара достал третью стопку – и понеслось.  Минут через сорок, не дождавшись мужа, в комнате появилась муттер. Поняв, что мужчины закусили удила, ничего не сказала, просто достала себе стопку и велела налить. Василя с ужасом увидела, что и бабушка в один глоток опорожнила стопку этой неприятно пахнувшей жидкости. Слегка раскраснелась. Согнала Рудольфа с кресла, села сама. И… пир продолжился. Взрослые и говорили громко, и смеялись. И не заметили, что в поисках мужа в спальню дяди  вошла возмущённая Катрин. И замерла на пороге. Её тут же увидели.
- Девочка, хорошо, что пришла, – сказала муттер. – Возьми Василю, сходите на кухню и принесите ещё еды.
- Василя? – переспросил Рудольф, – Да она поднос не удержит.
- Тележка же есть.
- Не-а, мама, я лучше сам, – Миша попытался встать, но начал заваливаться на кровать.
- Лежи уж. Политик… – засмеялся Рудольф, переложил на тележку использованную посуду, подтолкнул её к двери. – Пошли, Василя. Катрин пусть с мужем останется.
Малышка тут же выскочила из постели, накинула халат и прошмыгнула мимо изумлённой Катрин. Вернулись они скоро. С фруктами. Рудольф из бара достал следующую бутылку водки.
Компания из пяти взрослых человек продолжила веселье, предоставив Василе возможность насыщаться фруктами. Гудели долго. Затем пары разошлись. Рудольф тоже, пьяный в хлам, повалился на кровать. Василе ничего не оставалось, как помочь отцу раздеться, нормально лечь и укрыть его одеялом…
Пройдёт ещё недели две. Василя уже спокойно начнёт переносить свои пытки. Ей этот мазохизм даже начнёт нравиться. Хотя – как посмотреть… На окружающих её людей она стала смотреть по-другому. Её змеиный зрак преследовал людей и животных в радиусе пяти метров.
На выходные прибыл Рудольф. Оценил обстановку и изрёк Василе:
- Или возьми над собой контроль, или я на тебя паранджу надену!
Василя вздохнула, повернулась и удалилась в свою комнату.
Миша дал брату подзатыльник и последовал за обавницей.
Рудольф молча выматерился. Потом покачал головой и пошёл за обоими.
Картину застал знакомую: Миша массировал ноги девчонки, та заливалась слезами. Затем прямо в одежде забралась на кровать, свернулась клубком и углубилась в сон.
-Рудик, ты, что, с ума сошёл? – Михаил набросился на брата. Говорил он шёпотом, точнее шипел тихо. – Что за предъявы? Ты учил её этому с детства? Ты натаскивал её на боевых поединках?
- Она девчонка! Откуда я знал, что она попрётся в этом направлении! Вся в мать! Такая же заносчивая и упрямая!
- Ты – такой же! Упёртый и извилистый! Жаль, что Кристины нет в живых! Ни у отца, ни у матери котелок не варит! Сейчас не будешь уступать – сломаешь…  Она и так на грани своих текущих сил! Без подготовки, без тренировки – в пламя да полымя!
- Её никто не просил. Жила бы себе спокойно…
- Даже Амлет спокойно не живёт… Хотя он только твой пасынок… А что касается этой троицы от Мары, то вообще полный атас…  Змея на змее…  Ты сам-то не оборотень?
Рудольф вздохнул, усмехнулся… А хорошо бы сейчас побыть удавом… Вот бы Мишенька… Но не стал искушать судьбу:  Мишины силы для него были всё-таки не ведомы… Развернётся как дракончиком – и нет удавчика… Поэтому примиренчески ответил:
- Пошли ужинать.  Я голоден.
- А она? – Миша кивнул на девочку.
- Не будить же…
Странно, но Василя весь разговор  мужчин слышала. И вдруг до её сознания дошло, почему во сне отец то и дело произносил имя второй жены. Она было просто мудрой. Тогда получается, что и ревновать-то её к отцу не стоит. И вдруг Василя почувствовала, что она хочет встретиться со следом данной субстанции. Поговорить с ней, расспросить…
И вдруг легко вышла из тела и полетела…
… Кристина сидела под раскидистым деревом на скамейке, рядом с ней масса котов, которым она  по очереди расчёсывала шерсть. И дерево, и скамья, даже эти недовольные кошачьи морды так напоминали детали… полка.
«Осмелилась наконец, дочь Мары? – женщина или её отражение, или её воображение усмехнулась и указала на свободное место около себя. – Вся в мать! Вся в Мару! Эгоистичная, нетерпеливая, жадная. Что ты всё отца мучаешь? Он уж не знает, с какого бока к тебе подойти. А у тебя один каприз смешнее другого. Что, девочка, тебе не хватает? Ремня? Плётки?»
«Мне? Я разве так плоха?»
«Ты просто глупа».
«Но, тётя!»
«Хм, тетя…».
« Я не так обратилась? Как надо? Госпожа? И Мара? Кто это?»
«Мара… Великий, первоначальный сгусток разрушения уже существующего мира… Тлен отжившего… Она позволила себе встать между звездными любовниками… между Великим змеем и Золотой кудесницей… Любовь, якобы, у неё к нему… к Великому змею».
«Золотая кудесница? Кто это?»
«Целостная, гармоничная сущность воссоздания миров…  Но поняла ли это ты, девочка?»
 «Пока – не очень. Но я учусь. Быстро учусь. Поэтому ты… вы…, госпожа,  хотели быть сильной и самостоятельной?»
«Моё земное – да. Хотела. А что получила в результате? Оставила одного любимого мужчину с малыми детьми? Без помощи? Без поддержки?  А ты чего добиваешься? По какой дороге собралась идти? По материнской? Мыкать горе не то разведёнки, не то вдовы, не то хмары? Да и ссору, вражду наведёшь и между друзьями, и между братьями, и между семьями… Вся в мать… только бы разъединить…»
«Моя мама хорошая».
«Хорошая. Только… терпения не имеет. И любит ли она его? Сколько за ней не наблюдаю – не поняла. Целеустремлённая, самолюбива, эгоистична. Хорошие черты… Только надо меру знать. Ты сильно в неё… Ты сама-то отца любишь, или просто используешь его сильные стороны для достижения собственного могущества? Власти, наконец? Этого так твоя мать жаждет… Ты сама-то для чего в этот род пришла? До ещё через Мару? Используя её энергию…  Сколько раз возвращалась? Раз пятьдесят? И – хвостом верть! Сейчас куда тебя понесёт? Сколько в тебе намешано… Что тебе надо? Чья ты?»
«Я не знаю…»
«Просто жить… Просто любить…  Просто заботиться… Тебе это трудно? Посмотри на Иоанну.  Сколько было в ней гордыни и спеси. Теперь, уже на исходе своих дней, тиха и скромна… Звучит, как  полевой колокольчик на утренней заре… »
«На исходе своих дней? Госпожа, вы о чём? Она очень дорога отцу… Это для него будет больно».
«Он должен пережить и это. И что у него останется? Только ты, девочка моя глупенькая».
«А Луиза? Ваша Луиза?»
«Она – это она. А ты – это ты».
Вдруг прозрачная Василя забеспокоилась и сказала:
«Меня зовут… Госпожа Золотая кудесница, я ещё приду? Можно?»
«Да, малышка, приходи. Отца поцелуй… за меня. Пусть он не грустит. Это не только я прошу. Но и Дарья, и Жанна. Мы его любим. А ты его… там береги».
Василя очнулась от того, что отец стоял над ней и тряс за плечи. Она открыла глаза. Посмотрела на стоявших рядом с постелью мужчин.
- Что? – произнесла. – Я спала… Крепко. Госпожа Кристина  сказала, что, отец, тебя они любят.
- Кто они?
- Дарья, Жанна, Кристина. И она меня отругала. Сказала, что я – эгоистка.
- Согласен, – выдохнул Рудольф и потёр рукой грудь с левой стороны. Затем встал, сказал: – Я к маме, – и вышел нетвёрдой походкой.
Василя перевела взгляд на Михаила, который стоял тут же, скрестив руки на груди, произнесла:
- Я просто как-то… странно улетела…
- А мы подумала, умерла. Ты когда будешь думать об отце? Ему уже не двадцать, и не  тридцать… Он тебе больше не нужен? Василя… – он не договорил.
Девчонка резко поднялась, раскинула руки и повисла на своём любовнике, закрыв  его рот своими маленькими пальчика. Она прошептала:
- Дядя Миша, я больше так не буду. А Иоанна скоро должна уйти…
- Что?
- Кристина сказала. Отцу лучше сейчас быть с ней. Я ему не стану досаждать. Поверьте.
К маме Рудольф не пошёл. Сделав шага три, он развернулся и направился в свой кабинет. Дошёл до любимого маминого дивана и повалился. Как стоял.
Ингрид вбежал в кабинет через десять минут. Быстро положил брата на диване правильно, сдёрнул одежду,  вколол укол, вызвал на помощь Рихарда. Инфаркт.
Выходил с болезни медленно. И ему никто не сказал об уходе Иоанны. Так что и эту, четвёртую, свою  супругу он не хоронил. Узнал, когда возвратился в свой дом… На тумбочке в красивой рамке  стоял портрет Иоанны, наискосок – траурная лента. И цветы.
Рудольф вопросительно посмотрел на Луизу. Она прошептала:
- Уже две недели.
Рудольф качнулся, но окружавшие его со спины дети поддержали его.
- Отец, вам бы лучше уехать… отдохнуть.  На остров уже сообщено… Вас ждут… Кого возьмёте с собой?
- Никого…  Луиза, смотри за домом…
- Да, отец. И, может быть, Василю возьмёте?..
- Нет, девочка, нет. Мне надо побыть одному…Мальчики, – он обратился к сыновьям и племянникам, – кто свободен? Троё со мною.
- Отец, можно и мне? – осторожно спросил Сильвер.
- Да, мальчик.
Через час  его самолёт взлетел…
… Василя, отвергнутая отцом, забеспокоилась. Она направилась было к герру Арнольду, но тот попросил все вопросы решать с Михаилом.  Тот был занят. К женщинам не пошла: они вкруговую поддерживали Катрин. И Василя оказалась предоставлена сама себе. Она послонялась по дому, вышла в сад,  поползла в оранжерею.
Мартин, брат Иоанны, за ней наблюдал. Он давно был влюблён в неё – но просить её руки раньше было почти невозможно, сейчас – бессмысленно, безнадёжно. Ему оставалась только издалека наблюдать и вздыхать.
Василя прошла мимо него. Шлейф влекущего женского  телесного аромата пленил его, и он пошёл за ним.
Василя почувствовала слежку. Приостановилась. Оглянулась. Из тени листвы выходил Мартин. Она пожала плечом и продолжила свой путь. Одинока и покинута…
Она присела на скамью. Посмотрела на преследователя. И родственник, и моложе…
…Рудольф возвратился через несколько месяцев. И сразу направился к Василе: ни от неё, ни от семьи о ней не было весточек.
Хотя нет – было: сообщили об уходе Анастасии. Она просто легла, уснула и ушла.
«Приедешь? Тебя ждать?»
- Нет. Четверых, с которыми был венчан, не хоронил. Эту… нет. Упокой её душу…
« Сильвера?»
Подросток  стоял рядом, разговор слышал, отрицательно покачал головой, сказав при этом: «Я и так всё слышу и вижу».
- Нет. Помолиться, проститься и здесь можем.
«Видеоконференцию?»
- Лишнее. Стефан там. Потом посмотрю. Если… желание будет, – ответил, а сам подумал: – «Вновь вдовец. Теперь на все сто»…
… Девчушка его не встретила. В  семье тоже не произнесли ни слова. Он скорым шагом вошёл в свою спальню. Девочка сидела на кровати. Спиной к нему. Он обошёл и встал сбоку. И увидел живот.
- Кто он? Если бы этот был брат, он мне сообщил бы. Кто он?
- Мартин. Я сама. Он подошёл, обнял. Мне было одиноко, тяжело… Я… не стала сопротивляться… Он ведь… тоже родственник… Мне было…
- И он, обрюхатив тебя, мне сам не захотел сообщить?
- Он звонил… Сам… При мне… Вы молчали…
- Долго вместе? Как быстро забеременела…
- Я не знаю...
- Хорошо, малышка… Я узнаю у брата, сколько осталось до родов… Успокойся…
Развернулся, вышел за дверь. Выдохнул. Куда идти и кому в морду дать? Старшему или младшему? Неужели было так трудно за этим сорванцом присмотреть? Вся мать!..
Он осмотрелся.  Поросль семьи стояла полукругом и смотрела на него. К ним быстро подходил Рихард. Увидев  племянника, он обратился  к нему:
- Проводи меня к склепу. Это первое. И где спрятал младшего брата своей возлюбленной? Это второе.
- Он в командировке. Возвратится недели через две. Пойдёмте, дядя, провожу вас. – Когда они шли по тропе к семейному склепу, Рихард продолжил: – Никто из нас такого не ожидал. Но он её искренне и давно любит.  Да, неправильно. Да, нарушен закон.
- Что твой отец?
- Молчит.
- Что Миша?
- Молчит. Видимо, оба ждут  вас.
- Рихард, мне, честно, сейчас по… одному месту и по высоте,  кто её обрюхатил и как. Не Мишенька – хорошо: его жена, надеюсь, перестала беситься. Родит живого и здорового – он будет носить нашу фамилию. Больного – попрощаемся. Мне достаточно двух парней от Мары.
- Я понял. Брат, думаю, тоже согласится. А что по Мартину?
- Хм… Мне он не интересен. А в полк ему заказано.  Что его сестра тогда, то он теперь. Гнилые деточки получились… Гнилые… Брат-то старший, тесть мой в квадрате, как себя чувствует?
- В сваты он не собирался… Но между отцом и дядей сейчас напряжённая ситуация.
- Ну и зря…  Хотя… в семьях траур… Был бы мой сын, я бы его… всё-таки… выпорол. Усопшим тоже надо честь отдавать…
- Ему, дядя, не двадцать…
- А-а-а, не в мочь… Бывает… недержание… Подобную клинику пусть Миша лечит.
- Мы пришли.
…В обоих домах всё разом улеглось, стало тихо. Хотя через две недели, когда Мартин и Михаил столкнулись в коридоре  министерства, Миша посчитал ему рёбра и выставлявшуюся часть его тела  подправил. И никто не вмешался: причину была известна, все просто ждали развязки. Точнее – герра Рудольфа.
Василя в срок родила мальчика. Он был  очень похож на маму, но было и нечто, чем очень походил на дедушку Генриха. Так что, когда малыш подрос и стал требовать самостоятельности, его просто Генрих забрал к себе и стал воспитывать так, как некогда Алекса-Алёшу. Если честно, в этом внуке он просто души не чаял.  Рудольф как дед за всем зорко наблюдал, но не вмешивался. Во всяком случае, отношения между старыми друзьями Арнольдом и Генрихом наладились.
Василе и беременность, и роды, и материнство пошли на пользу: она стала мягче, женственнее. Но теперь всегда держалась около отца, который  вновь продолжил баловать её без меры… В семье уже привыкли к очень откровенным отношениям на публике между отцом и дочерью, хотя за ними ничего и не продолжалось на практике, но в людском потоке  разговоры поползли. Особенно активизировались тогда, когда Василя, сопровождая отца, прибыла в драгоценностях, некоторые из которых часто видели на Иоанне. И даже пресса задала вопросы Михаилу по этому… поступку, на что он ответил:
- Глазастые вы наши,  да, у Васили есть часть драгоценностей покойной мачехи. Как знаете, их щедро дарил супруг молодой жене. Сегодня они разделены между дочерьми, падчерицами и племянницами усопшей.
- А какие между ними отношения сегодня?
- Отеческие, господа, отеческие.
- Почему  нет свадьбы между Мартином и Василёй? Ребёнок же рождён от него!
- Наша семья, господа, имеет очень древние традиции. В обоих случаях закон соблюдён и соблюдается.
 - А если эта молодая женщина встретит свою любовь? Влюбится по-настоящему? Что будет тогда?
- Тогда? Ему следует поговорить с её отцом. Господа сороки, вам нечем заняться?
Пройдёт года три или четыре, может быть, пять. Василя в очередной раз приехала на встречу с сыном к Шварцкопфам. Мартин к этому тоже вернулся со службы и коротал одиноко вечер. Он скорее почувствовал, нежели услышал специфичный скрип авто Васили. Резко приподнялся, встал, вышел из комнаты. Василя вплывала в  фойе, их сын бежал со всех ног к ней. Бриллианты, что некогда висели на Иоанне, царственно сверкали на любимой дочери Рудольфа Шнейдера. Мартина поднесло ветром  к любимой.  Он обнял её, поднял в воздух. У Наташи перехватило дыхание. Замерли и Генрих с Елизаветой. Василя же указала перстом в сторону пола. Он её поставил. Мальчик с широко раскрытыми глазами смотрел на родителей. И вряд ли он ждал очередную глупую игрушку.  Мартин наклонился к уху долгожданной и шепнул: «Пойдём ко мне…».  Василя отдала мальчику игрушку, погладила его по голове, чмокнула в лоб и последовала за мужчиной. Генрих посмотрел на Наташу, извлёк телефон, набрал Рудольфа и попросил его приехать к ним.
Рудольф приехал под вечер. Авто Васили заметил сразу. Вышел из машины, спокойным шагом направился в знакомый дом: какого х… он когда-то выдал в этот дом Наташку… завязалось ведь, что не развязать… Но в дом вошёл  спокойно, без эмоций.
Генрих его ждал в фойе за газетным столиком, кивком головы поздоровался и указал на кресло напротив себя.
- Ты, надеюсь, понял, что твоя дочь от Мары здесь? – спросил. – Я понимаю, что семья не настроена на то, чтобы  она сменила фамилию и семью. Но факт остаётся фактом: их тянет друг к другу, не смотря на все ваши преграды. И сейчас они вместе. Твоё слово.
- Где они?
- В его комнате. Идём, провожу.
Рудольф вошёл в комнату мальчишки. Молодёжь занималась сексом. Рудольф подошёл к кровати и произнёс:
- Василя.
Молодёжь сразу прекратила свои движения. Мартин произнёс:
- Герр, я сейчас встану и выйду. Пожалуйста, подождите за дверью.
Рудольф:
- Василя, ты с этим согласна?
- Да, – выдохнула она.
- Хорошо, – ответил Рудольф, – тогда моё слово такое. Официальный брак я заключать тебе запрещаю. Жить будете в моём доме, а не здесь. И по первому требованию ты обязана будешь выполнять распоряжения главы нашего рода. Любые. И ночевать только дома. Всегда.
- Да, отец.
Рудольф резко  развернулся и вышел из комнаты.
Он хотел покинуть дом, но Наташа встала на его пути.
- Брат, уже темнеет. Может быть, тебе лучше переночевать тоже здесь? Как раньше. Девочка ещё даже толком с сыном не повидалась. Да и ты этого внука видишь редко. Стол уже накрыт.
- Для чего? Наташка, ты очередную ловушку… придумала?
- Нет. Просто если отец  ночует в этом доме, его любимица тоже может остаться здесь.
- Я же сказал: ловушка. Ты, как всегда, на защите интересов семьи своего мужчины.
- Брат, пожалуйста, не бухти. Ты хоть и стал старым, но быть букой тебе не идёт.
- Я? Старым?
- А сколько тебе лет? Так же двадцать? У тебя сколько уже внуков? Правнуков? Считал когда-нибудь?
- Нет!
- Я так и думала. Пошли! Стол накрыт. Твоя Василя со своим мужчиной сама туда придёт, – с этими словами она решительно взяла  брата под локоть и повела его в столовую. – И я  подготовила тебе сюрприз. Надеюсь, он тебе понравится.
Стол был накрыт по высшему разряду.  Рудольф, как и раньше, сел рядом с Натальей. И тут же со спины к нему подбежала его Василя, поцеловала в щеку, села по другую сторону, рядом с ней Мартин. Сел он спокойно, твёрдо.  Оба мужчины, отец и любовник, переглянулись. Василя тут же положила голову на плечо отца и умоляюще посмотрела ему в глаза.  Рудольф усмехнулся, поцеловал её в лоб.
- Отметим примирение? – спросил Генрих.
- А разве мы когда-то воевали? – это Рудольф.
- Противостояние – это тоже не мир.
- Тогда могу предложить первый тост: за мирное сосуществование.
Наполнили бокалы. Выпили. Приступили к еде.
И тут весенним ветром в комнату влетела девчонка. Она была в родню хозяина. Сначала  подлетела к Генриху и Елизавете. Со словами «де», «ба» поцеловала их в щеку, затем устремилась к Вильгельму и Наталье, также поцеловала их в щёку со словами «па», «ма» и было помчалась по-за креслами. Но сразу запнулась на втором от матери. Остановилась. Посмотрела. Произнесла: «Ха! Обольстительница собственной персоной!». Какая бы дальше последовала реплика, но её  предвосхитил Вильгельм:
- Милана, пожалуйста, поскромнее. У нас гости. Твой дядя Рудольф.
Девушка как-то странно приосанилась и посмотрела на того мужчину, который сидел рядом с мамой.
- Ну да. Знаменитый, известный, великолепный, неподражаемый и незабываемый  дядя, мамин  брат. Наш старичок Рудольф. Извините, герр. Сразу не заметила.
- Да, Наташа, – протянул Рудольф, – сюрприз удался. Сдаюсь. Остаюсь. И, фрейлейн, после ужина танцы. Первый – за мной, языкастая.
- А вы, герр, можете стоять на ногах, передвигаться и не наступить мне на ноги?
- Милана, займи своё место, – спокойно приказал Генрих. Но – еле сдерживал смех.
Та тут же сделала книксен и быстрым шагом  направилась к свободному стулу,  очень пристойно присела на него – и тут же высунула язык в сторону Рудольфа и скорчила ему мордочку.
- Отец, – Василя наклонилась к уху  Рудольфа, – по-моему, она тебя клеит. У меня будет новая мачеха, теперь малолетка?
Василя поняла его намерения, посмотрела на малолетку и облизнула губы.
От Генриха это движение не ускользнуло, и он выразительно посмотрел на Вильгельма. Тот наклонился к  жене и шепнул:
- Он начал игру.
- Нет. Она бросила вызов. Он его принял.
- И что? Теперь твой брат станет нам зятем?
- Не знаю. У неё много ухажёров. И в одного из них она влюблена. Она не Жанна.
- Это его не остановит. Только раззадорит.
- Она ему во внучки годится. Даже в правнучки. Успокойся. И её маткапиталом не притянешь. Не Иоанна.
- Сколько изъянов в моих сёстрах…
- Пошли лучше танцевать…
Рудольф  и на самом деле на первый пригласил незнакомку. Танец получился чётким, классическим, без каких-либо неожиданностей. С Наташей он был интереснее, завихратистее.  С Василёй жгучим, пламенным, жизнерадостным. С Елизаветой  настолько эротическим, что Генрих зарёкся свою жену подпускать к этому юнцу.
Натанцевавшись, он возвратился к своему креслу, сел, наклонился к уху Васили и спросил:
- Ты считаешь, мне с ней в постели будет нескучно?
- Милана. О-о! Внешне, как перец.
- А он для тебя?
- Я довольна. Она будет пятая по счёту? Из официальных?
Рудольф почесал переносицу. Ответил:
- Смотри в тарелку. Хотя… что если я… приклеюсь.
- Только  свою Наташу не рассерди. Это её дочь.
- А ты?
- Что?
- Ревность?
- У меня же гадючий характер. Буду мудра яко змея.
- Яд свой приберёшь?
- Он в кладовых.
- В глубоких ли? Я чувствую их аромат. Ладно, развлекайся со своим ухажёром…
- Аромат? Это не я…
Отец серьёзно посмотрел на дочь. Распрямился. Прикрыл глаза. Его ноздри слегка раскрылись.
И пошёл по шлейфу. Он был коротким. И упёрся в мальца, сидевшего среди детворы. Рудольф открыл глаза. Малыш, его внук и дочь Васили, крепко держал в руках стакан с соком и из-под лобья наблюдал за всеми.
Рудольф резко встал.  Чуть кресло не упало. Военным быстрым шагом подлетел к внуку, из его рук вырвал стакан, поставил на стол, схватил мальчика  и  разворотом в воздухе развернул его к себе  лицом.
- Боец! За что запрещённые приёмы? – рявкнул. – На гауптвахту не хочешь? Кто разрешил?
- Я, – ответил малыш и  твёрдо, в упор посмотрел на Рудольфа.
- Это дедушка Генрих с тобой мягкотельничает. Я – нет. Не понравилось тебе с ним нежиться – теперь будешь со мной! Постоянно. А сейчас спать! В мою комнату! – поставил на пол и скомандовал. – Кругом! Шагом марш!
Мальчик дерзко дёрнул головой и пошёл вперёд, Рудольф за ним.
Когда за ними закрылась дверь, Генрих обратился к Василе:
- Что случилось? Вы не можете  между собой договориться, а мальчик виноват?
- Дядя, вы ошибаетесь. Мальчик просто…  повзрослел. Он вырос. Отец поступил правильно. И вовремя эта метаморфоза обнаружена.
- О чём ты, Василя? – со страхом спросил Мартин.
- О пробуждении наших генов. Мартин, ты мне очень нравишься, но детей Шнейдеров могут воспитать только Шнейдеры. Извини, я к отцу. Он, извините, – с улыбкой она обратилась ко всем, – всё же… солдафон.
И Василя, встав, грациозно, освещённая блеском драгоценностей, которые  были на ней,  медленно, как змея, покинула  столовую.
Она вошла в комнату отца, когда тот отчитывал её сына:
- Я не понимаю тебя. Ты у дедушки как у Христа за пазухой живёшь. Что тебе не хватает? И не говори, что тебе здесь плохо. Плохо было моему Алёшке, когда сюда с матерью приехали. Но в этом доме ему было всегда хорошо. А ты чего дуришь?
Мальчик стоял с низко наклонённой головой и пробубнил в ответ:
- Папа, мама.
- И что? Ты в доме папы. Мама на службе. К тебе она приезжает, когда свободна. В семью, к муттер тебя тоже привозят. И там тоже балуют. В чём дело? Или к своей персоне много внимания требуешь? А что ты сделал полезного? Я понимаю Стефан. Он много трудился, с детства начал людям музыкой помогать. А у тебя что за эгоизм?
Василя подошла к мальчику, села на диван, взяла сына на колени, прижала к себе, поцеловала, погладила по голове и сказала:
- Отец, он слова-то некоторые не понял.
- Какие? Эгоизм? Но если он эгоист. Как его отец и его сестра. Так, мальчика к нам домой. Его отца – тоже.  Вырос, а ума не набрался. Хочу то, хочу сё… И вроде бы и умный. Ремня хорошего им тогда обоим надо было дать, а не идти на поводу…
- Отец, пожалуйста, успокойтесь. То сами не заметите, как из себя удава выпустите.
- Сказала гадюка носатая.
- Уж такая порода. Пожалуйста, не сердитесь на ужика. Он ещё маленький.
- Так, родители, маленького и учите поведению и разумению. Иначе, когда вырастет, только и останется, что голову оторвать, – и обратился к мальчику: – Ты, пацан, понял?  (Мальчик кивнул). Хорошо. Где его отец? Почему до сих пор не появился?
- Сейчас позову. Он без разрешения сюда не войдёт.
- И тебе было сказано, что секс и соответственно только с Мишей… Не послушалась…
- Но, отец, его жена…
- Перебесилась бы. Точка.
Дверь открылась, вошёл Мартин. Рудольф на него набросился с полуоборота:
- Ребёнка родил? А почему ответственность за его воспитание не себя не берёшь? На своего отца всё сваливаешь? Мне долго  ещё капризы  ваши, тебя и твоей сестры, разгребать? Живёте только для себя, для своих хотелок и похотей! Где долг перед своей семьей, нашим родом? О государстве я молчу. О планете и вселенной тоже. На низшем уровне ни та, ни ты  не можете честно работать! Если что случится с ребёнком, я с тебя семь шкур сдеру. С твоей сестры не стал. Девка всё же. А с тебя и за самого тебя, и за неё, и за внука сдеру! Понял?
- Да, господин комполка.
- Переезжаете в наш дом. Сегодня уже ночь. Завтра. С утра. Только потом на службу. Сейчас ночуете все здесь. Успокойте мальчика.
- Отец, а вы где?
- У Натальи. Давно по душам не говорили, – и вышел.
Василя вновь погладила мальчика, отняла его голову от своей груди, посмотрела ему в глаза и спросила:
- Ты зачем дедушку рассердил? Мы тебя все любим и бережём. Ладно, – вздохнула, – ложимся и баиньки. Утро вечера мудренее… М-да, за ошибки надо платить… И исправлять. – И к своему мужчине: – Ты к семейной-то жизни готов? Или холостяцкая больше к сердцу?
- Не знаю. У меня её не было. Давай попробуем, – сказал, а сам напрягся: он видел глаза мальчика, своего сына – и ему было не по себе.
Василя это  почуяла. И решила добить. Она включила ночник, чтобы не разбудить только что уснувшего сына; мальчик улыбался. Приподнялась на локте и посмотрела на ухажёра.
Он тоже. Не ожидая подвоха. На него смотрели два блестящих змеиных глаза, ядовитых…
У Мартина перехватило дух. Нет, к такому он был не готов. Поэтому осторожно покинул постель и ушёл в свою комнату.
Василя проводила его долгим печальным взглядом. Вздохнула. И обратила внутренний взор в себя: не понесла ли от этого мужчинки? Нет, не время для выхода красавицы… Хорошо. Но, чёрт, как одиноко и больно, и тоскливо! Выть хочется. Брошенка.
Она не заметила, как около постели оказался отец. Он наклонился к ней, поцеловал, как всегда в лоб, произнёс:
- Дурочка ты моя непутёвая. Скороспелка. Долго ты ошибки матери повторять будешь? Давай на ту сторону и сына поднеси к соску.
- Он уже большой.
- И что? Спокойнее спать будет. Эксперименты всё делаете. Жанна в этом деле, хотя и не рожала, мудрее оказалась. Поднеси сосок к его рту.
Василя легла по другой бок от сына, повернула к себе мальчика, расположила его так, чтобы его губа могли достать сосок. Тот во сне как-то странно повёл носом, ухватил губами сосок… Рудольф лег с краю. Но сон не шёл, хотя и очень хотелось спать.
- Он мне все жилы вытянет, – через какое-то время не то прошептала, не то простонала Василя.
- И что? Терпи.
…Проснулись поздно. Мальчик долго тёр глаза, смотрел то на мать, то на деда. Наконец выдавил из себя:
- Где па?
- На службу вызвали, – сразу ответил Рудольф. – И, малыш, у папы есть жена. – Василя  удивлённо посмотрела на отца: это была новость даже для неё. – Но он тебя любит, и вы, конечно, будете встречаться, он с тобой будет играть. Вставайте потихоньку. Выйдете, когда позову. Еда есть здесь, – встал, быстро умылся, оделся и вышел.
И вовремя. Генрих и Рихард разговаривали в фойе. Он к ним спустился. Генрих:
- Что случилось на этот раз?
- Ничего. Сын  напугал отца, и тот удрал. Алименты требовать не будем, – Рудольф перешёл на шутливый тон, – всё-таки одна семья. Но чтобы сегодня же он официально с первой холостой, которая войдёт в эти двери, женился. Иначе так по… девкам прыгать и будет. Всё. Я решил.
- Дядя, – Рихард покачал головой, – а как долго нам её здесь ждать?
- Сколько потребуется.
- А если она или он… не понравится другому?
- Притрутся. Сейчас Мишу вызову. То ввёл мне девчонку в тоску. – Мимо проходила одна из девушек семьи, Рудольф попросил подать кофе на этот стол и сел сам рядом с мужчинами. Под их недоумённые взгляды.
В принципе семья собралась в течение часа. Мартин тоже к этому времени проснулся, оделся, вышел из комнаты и хотел ехать… куда-нибудь, но ехать… уехать… Змея…  Стал спускаться по лестнице. Его ждали. Генрих спросил:
- Сын, ты куда?
- Куда-нибудь, – последовал ответ.
- От себя не убежишь. Поэтому я согласился с решением  младшего брата. Ты сегодня женишься. Сейчас приедет инспектор с документами. Брак будем оформлять прямо здесь. Хватит, пошкодничал. Иди на кухню, позавтракай и возвращайся в свою комнату. Фрейлейн  появится – позовём.
- Какая?
- Обыкновенная. Та, которая тебе по зубам, – Мартин хотел возразить, но Генрих на него так глянул, что тот просто вытянулся по стойке «смирно», отдал честь и пошёл в столовую.
Та, которую ждали, появилась, когда все были в сборе. Появилась неожиданно. Пришла вместе с Миланой. Точнее, офицер постовой службы, китаянка по происхождению, проходившая практику в столице по программе обмена опытом,  пригнала вертолёт обратно вместе с девушкой. Та, выиграв заезд, позволила себе расслабиться да ещё на голодный желудок.
Хим Сю была удивлена скоплением людей в доме. Предложение было ещё более ошарашивающим. Она раскрыла рот. Долго моргала глазами, пока Михаил с присущим ему дипломатической изящностью на её родном языке не прояснил ситуацию. И спросил согласие. Она тоже ответила на родном, что надо поговорить с родителями. Михаил сделал жест. Руки слегка дрожали у новоиспечённой невесты, но Рихард просто перевёл разговор на спецсвязь. Михаилу продолжил свои упражнения в любимом языке. Согласие было достигнуто, а договорились и том, что после официальной церемонии в доме жениха молодые вылетят к  родителям невесты и там продолжат свадьбу. Конечно, родители жениха также прибудут…
Молодым быстро доставили соответствующие этому случаю одежды. Церемония началась.
И вдруг до ушей всех понёсся шелест, словно что-то двигалась по опавшей листве. Все повернули головы на звук. В обтянутом фигуру блестящем сером  платье с длиннющим шлейфом, покрытая нитями  из драгоценных камней входила Василя. Её фигура плавно покачивалась, шлейф изгибался из стороны в сторону. И шелест… шелест… глухой шелест…
Мартин побледнел.
Рудольф наклонил голову и скрыл улыбку. И хорошо: его глаза блестели ядовито-желто-зелёным цветом. Михаил тоже скрывал смех, но его выдавали его чёрные бусинки-зрачки.
Василя подползла к отцу и дяди, встала между ними, подхватив их под локти. Её персты по локоть также украшали бриллиантовые нити.
Брак состоялся.  Короткое шумное застолье, и молодые уехали. Улетели. В Китай. А дом веселился до утра. Взрослые шутили, молодёжь плясала, дети бегали.
Под утро  полусонная Василя села в авто отца, туда же хорошо завёрнутого в одеяло принесли мальчика, и семья отъехала. Следом Михаил гнал авто Васили, Катрин – их.
Передышка была короткой.
Но ситуация с Миланой уже вечером потребовала от мужчин быстрого военного реагирования. И она родителями была доставлена в дом Рудольфа, где её ждали. Её допрос разочаровал взрослых. На поверхности: подростковой болтовнёй воспользовались зарубежные коллеги. На кону не только репутация герра Гериха, но и жизнь Мартина.
Рудольф после короткого пребывания в полку и контроля действия поднятых по тревоге подразделения вернулся в дом, разбудил Стэфана, Василю и Сильвера, попросил их ему помочь.  Когда  Василя вставала, проснулся малыш. Поднял голову, произнёс:
- Па-а.
- Знаю, малыш. Но он – солдат. И иногда надо действовать по ситуации.
- Но, де, па…
- Малыш, он хороший человек.
- Па-а.
- Малыш, он – военный человек, и, что такое долг, он знает.
Мальчик опустил голову и заплакал. Наташа проснулась, увидела плакавшего малыша, привлекла к себе, прижала, погладила, сказала:
- У твоего дедушки Рудольфа есть только одна любовь.
- Йамия, – тут же  продолжил малыш и добавил: – па-а-а.
- Он, малыш, тоже военный, и он – офицер. И ещё. Присягу он принимал в этом полку. И ты тоже будешь здесь присягать на верность своей стране, планете и вселенной. Ты – мужчина.
- Па-а-а…
И вдруг мальчик вскочил, выбежал из комнаты, побежал по лестнице. Милана сидела на диване, к её телу были подведены провода. Мальчик подскочил к ней, встал напротив, сжал кулаки и заорал. Что-то ужасное произошло с его телом: оно расширилось, раздулось, его окружил зелёный туман. Милана  начала кашлять, задыхаться… И вдруг маленькое тельце разлетелось на массу маленьких капель. Они закружились, превратились в вихрь, который выбил дверь… Всё унеслось…
Рудольф онемел. Остолбенел.
- Я его вижу, отец, – произнёс Сильвер.
- Хорошо. Всем троим на крышу. Работаем командой.  Мальчики гонят, Василя ловит. Малыш пусть работает самостоятельно. А вернётся – я ему задам перцу за своеволие…
…А через несколько дней Рудольф принесёт бездыханное тело мальчика, которое волны океана прибили к берегу. Его глаза были открыты, змеиный зрак был устремлён в небо, губы улыбались.
И Василя окаменеет. Рудольф перевезёт её в семью. И она сутками почти без отдыха и еды в своём шуршащем  платье с длинным подолом, украшенная россыпями драгоценных камней будет слоняться по саду или оранжереи… Холодная, безжизненная, без слёз.
Иногда к ней подходил Михаил. Они садились на скамью, он усаживал её себе на колени, и они молчали.
Так пройдёт год. Однажды, когда вся семья была за воскресным обедом, Василя произнесла:
- Отец, я хочу родить.
- Я рад, – ответил Рудольф. – Твоё сердце отходит.
- Хочу родить много. Как Даша или Иоанна.
- Я рад. Новое материнство привнесёт в твою жизнь радость и спокойствие.
- От Михаила и от вас.
И за столом тишина. Гробовая. Долго. Пока Рудольф не произнёс:
- Думаю, с братом проблем не будет. Катрин, – он посмотрел на племянницу, – прошу свою ревность… задвинуть. А что касается меня – это инцест. Нет. Может проявиться генная патология.
- Более змеиный характер? А почему бы и нет? Кто отомстит за смерть моего сына?
- Кому ты хочешь  мстить, девочка? Потратить свою жизнь на это? На злобу?
- Разве они только одного сына у меня отобрали?
- Василя, – в разговор вмешался Арнольд. – Необдуманные действия могут привести к гибели семьи, рода. Тогда получится, что мой отец зря отдал свою жизнь. Пожалуйста, подумай. Что касается твоего другого материнства, то я согласен. И странно, даже по обеим кандидатурам. Ингрид, мальчик, данную ситуацию возьми под контроль. Наблюдай с первого дня. Генную мутацию надо заметить как можно раньше. Только, пожалуйста, мужчины, договоритесь между собою.
- Брат! Мама! – возмутился Рудольф. – А это не насилие надо мною? Смешно! Дочь рожает мне наследника!
-  А может быть наследницу? – вкрадчиво вставила  обавница.
- Ни слова больше, Василя! Не посмотрю, что взрослая, задеру подол и ремнём высеку. Наверное, мне пора вновь жениться, чтобы некоторые… сумасбродки меньше себе фантазировали. Весь аппетит испортила. Больше в моей постели спать не будешь! Разбаловал! Бесстыжая! Как язык-то только повернулся! Отцу секс предлагать!
- Почему обязательно секс? – произнёс Ингрид. – Можно просто взять твою сперму и ввести в нужное время женщине.
- Попробуй только это сделать! – тут же Рудольф набросился на младшего брата. – Никогда от меня в зубы не получал?
- Всё, мальчики. Ссору за столом прекратили, – сказала муттер. – Кушайте спокойно. Сейчас подадут сладкое. И я бы, Василя, сначала проверила твоё психическое состояние. Депрессия, через которую ты прошла, и не раз прошла, всегда оставляет след. Лучше  сделаем так.  Поезжайте-ка, мальчики, все четверо со своими женщинами на остров. Отдохните от дел. И там, Ингрид, присмотри за Василёй.  Как доктор. Может быть, ей стоит вначале пройти курс массажа, релаксацию…
- На камешках, – неожиданно произнёс Сильвер. – Отец, можно мне с женою вас сопровождать? И брат тоже согласится. У него в последнее время не ладится с музыкой. Ему очень нужен отдых на природе.
- Отлично. Вам там будет нескучно, – подвела итог муттер.
Василя искоса на неё посмотрела; женщина, что большая хищная кошка, прикрыла веки и втягивала в себя воздух, её ноздри при этом слегка то расширялись, то сужались. Матка рода взъерошена, поняла Василя и опустила глаза.
Странно, но на остров семьи собрались быстро. Сначала улетели Рудольф с детьми (дочь, сыновья и снохи) и Михаил с женой, затем Ингрид с Ингой, последними приземлились Рихард и Вильгельм с жёнами. К вечеру спрятанный среди камней и деревьев малюсенький домик ожил. Как и то, что было спрятано внутри скалы.  Вышли на изготовку два катера, подводный аппарат. Месяц пролетел незаметно. И можно было возвращаться домой.
Рудольф усталой походкой спустился к берегу. Сел на булыжник, за день хорошо прогретый солнцем. Его крепко прижала та пустота, что десятилетиями, год за годом окружала его, сжимала кольцом блокады. Он не знал, как её разорвать. Он прожил уже достаточно лет. И можно просто застрелиться. Но страх за будущее своей девчонки, такой глупой, напористой, неразумной, удерживал его от этого действия.
Шаги Васили зашуршали среди камней. Внешний вид её изменился к лучшему: румянец, лёгкий шаг.
- Еду какую-нибудь прихватила? – он спросил, не оборачиваясь, её.
- Да, отец. Вы скучаете? В меланхолии? Я могу скрасить ваше…
- Слово трудно подобрать? – усмехнулся. – Садись ко мне на колени. – Та сразу заняла привычное для неё место, опустила голову на его плечо, начала гладить по волосам. Так прошло несколько минут. Он произнёс: – Да, тебе и впрямь пришло время рожать. Как я хочу, чтобы ты была счастлива… Миша к тебе вряд ли уже подойдёт. И дело даже не в Катрин. В нём что-то поменялось в последнее время. Он словно завис между бытиём и небытиём.
- Как и вы, отец, давно стоите на этой меже. И нет ни одной попытки уйти в сторону  реальной жизни.
Подошёл Миша с пледом, который он накинул на плечи Васили. Та, как обычно, его отблагодарила, подставив для поцелуя свой лоб.
- Ну, что, последний вечер и завтра назад? – спросил.
- Да, по-моему, все соскучились по дому, – отрешённо и обречённо произнёс Рудольф. – Ты деда видел?
- Пока нет. Видимо, у него есть более важные дела, чем ты да я.
И тут из-за склона горы, где вода прямо подбирается к скалам и омывает их, появилась фигура мужчины. Увидев её, Миша сдерзил:
- Лёгок на помине.
Все трое встали. Мужчина, приятный  годами, подошёл. Усмехнувшись, спросил, не здороваясь в ответ:
- Мишуня, когда капризы твои прекратятся? Всё мамкину титьку надо?
- А если бы и так…
- Ладно, мальчики, я рад вас видеть. А теперь идите, мне надо поговорить с моей крошкой.
Братья переглянулись, пожали плечами, мол, как скажешь, и отошли  в сторону. Сели поодаль.
«Мужчина» обнял женщину, она услышала сквозь игру волн:
«Тебе пора отпустить отца. Его звёздная любовь уже воплотилась, выросла для игр с мужчиною и его ждёт. Ты должна им помочь встретиться. Тебя тоже ждут. Дома. Ты получишь желанные ласки мужчин. Только, пожалуйста, больше так  чувства муттер не задевай. Да и с Мишей будь понежнее.  Он привязан   в данном воплощении к Рудольфу, как Генрих к Арнольду. Хотя сакральная связь между Арнольдом и Михаилом крепнет. Ты всё же надумала ещё раз принять семя?»
«Хочу и боюсь. Вдруг вновь потеряю. Сколько раз так было».
«Они живы и ты рядом с ними… А малыш молодец-удалец: привёл к ответу убийц нашего первенца».
«Но мне от этого нелегче.  Тоска такая. Я хочу, чтобы мои дети были со мною».
«Они и так все с тобою».
«А по-другому может быть?»
«Сценариев много. Развитие зависит от случайности».
«Мальчики замерзают».
«Потерпят. Они мужчины».
«Если Миша хоть чуть-чуть кашлянёт – от твоей муттер достанется всем».
«Тогда – до следующей встречи в просторах бытия, моя звёздная любовь. Помни, что я сказал о Рудольфе и Кристине».
«Как её сегодня зовут?»
«Как всегда: Кристина».
«О! Их так много. Дай мне знать, а пока сам её береги».
«На ней будет золотой медальон с одним из наших древних гербов».
Мужская фигура встала, махнула мальчикам рукой и уплыла за камни. Парни вслед помахали ей рукой.
- Вы кому машете? Уходящему за горизонт солнцу? – шутливый голос Ингрида оторвал их от созерцания.
- Нет, деду, – хором ответили братья. Переглянулись, Рудольф продолжил: – Он долго разговаривал с Василёй.
- А почему я около неё никого не видел?
- Рихарду не говори. Он психанёт и надуется.
- Не надуется. Он говорил, что они с дедом постоянно на утренней заре рыбачат. – Услышав это, Миша сделал такой глубокий вдох, на что Ингрид его мирно похлопал по плечу и сказал: – Спокойно. Ни я, ни Вильгельм с ним не говорили. Даже не видели.
- Этого не может быть. Просто не признали. Ладно, разговоры прекратить. Василя подходит, – отрезал Рудольф.
- Всё! – весело сказала она – Я готова!
- Куда? – мужчины спросили хором.
- Домой. И прямо сейчас. Отец, дед сказал, что твоя звёздная любовь уже подросла, зовут её также Кристина. – Мужчины переглянулись. – Но ты, отец, и впрямь устал. Домой! И как кто-то сказал: «Нас ждут великие дела!»
- Что с ней? – спросил Миша.
- На камнях переохладилась, – буркнул Рудольф.
Но Василя взяла под руки отца и его молочного брата и потащила их в гору. Ингрид покачал головой.
Через час вся компания снялась с места.
… А дома было всё не так спокойно. Муттер дулась. Выходка этой наглой девчонки вывела её из себя. Арнольд же посмеивался.  Но  молчание с ним муттер ему надоело, и он пошёл в любовную атаку, которая закончилась для муттер весьма неожиданно:
- Жена, ты родила мне только троих сыновей. Я хочу ещё и дочь.
- Муж! Уж! Вы не забыли, сколько мне лет? Вот хохмы-то будет!
- Во-первых, сударыня, в плане деторождения здоровы, во-вторых, попадём в очередной раз в Книгу рекордов Гиннеса. Так что попрошу расслабиться и ответить на мои ласки… положительным результатом… А то только и думает о Мишеньке да Рудике.  Ладно бы о Рихарде...
- При чём здесь мальчики?..
Ответ она не получила: мужчина входил в раж…
…А вечером приезжал Генрих с Елизаветой. И вся компания или гуляла по саду в далёкие года их молодости, или сидела в сауне.
Вечер возвращения молодёжи не был исключением. Хотя – нет: муттер вдруг стало плохо, её затошнило. Генрих не на шутку встревожился: давление,  перегрелась.  Арнольд  проверил пульс, усмехнулся, подал стакан сока супруге, сказал:
- Нормально. Моя жена наконец-то услышала просьбу мужа. Но здесь  немного для неё жарковато. Елизавета, отведи мою королеву в спальню. Мы ещё часок другой погреемся и придём.
- Она беременна? – удивлённо спросил Генрих, когда за женщинами закрылась дверь.
- Да. Не поверишь, просьба Васили довела её до белого калена. Пришлось приложить максимум усилий, чтобы её успокоить. Две недели со мной не разговаривала. Сейчас осталось только Василе задницу надрать.
И тут, как специально, в помещение сауны влетает Василя. Бросает на ходу: «Всем – здравствуйте. Мы прилетели. Отец пошёл к себе. Мне надо тепла…» – сбрасывает с себя халат и ныряет в разогретое помещение.
Братья переглянулись.
- Сейчас она от меня получит и тепло, и ласку, – тихо проговорил Арнольд и обратился к другу: – Ты мне поможешь? – Тот кивнул.
…Время для троих пролетело  мгновенно. Охота с мужчин уже схлынула, но Василя, обученная отцом тайнам сексуальных игр, держала мужчин в тонусе и удовольствие.
Рихард и Ингрид с жёнами (к ним присоединилась и Катрин, так как Михаил сразу улёгся в постель) тоже решили побыть в сауне. Вошли. Стол накрыт. Халаты Арнольда, Генриха, Васили… Но само помещение свободно.  Рихард осторожно подошёл к дверям комнат для отдыха. В двух было тихо, их третьей доносились приглушённые специфические звуки. Он выдохнул. Затем взял все три халата, приоткрыл дверь и, не рассматривая картину, бросил их на ближайшее к двери кресло, затем плотно закрыл дверь.
- А муттер знает? – тихо спросила Катрин.
- Главное, что я знаю, – ответил Ингрид. – И это даже к лучшему. Генетическая связь отдалённая. И, как говорят, сука не захочет – кабель не наскочит. А старшие братья между собой договорятся. Что, ребята, отдыхаем?
- Ты хочешь, чтобы они нас увидели? – тихо спросила Инга. – Как с мамой?
- Ты хочешь, чтобы я с Василёй лег? Разберутся.
Мужчины прошли в разогретое отделение, женщины, переглядываясь друг с другом, прибрались на столе, накрыв его по-новому, затем прошли к мужьям.
Арнольд и Генрих вышли одновременно. Перемены в помещении заметили тоже. Хотя и по халатам, небрежно лежавшим на кресле, догадались.
- Посидим или охладимся? – спросил Арнольд.
- В душ и посидим. А то там всё место молодёжь заняла. Турнём потом.
Молодёжь вышла минут через десять. Все поздоровались. Арнольд поинтересовался житьём-бытьём на острове. Попросил Василю не будить. И два друга ушли греться. Сыновья кивнули головами, женщины громко промолчали.

О случившемся в сауне Михаил узнал от супруги. Промолчал, хотя желваки на скулах просигналили «боевую тревогу». Позавтракал спокойно. Сходил в комнату к Рудольфу: его дыхание было приглушено. «Хорошо. Даже к лучшему», – подумал он и направился в сауну.
Женщина спала. Несладко, но спокойно. Михаил сдёрнул с неё плед. Та сразу проснулась, открыла глаза и посмотрела на… Михаил медленно расстегивал пряжку ремня, вытаскивал его из петлиц. Достал, сложил пополам, проверил его крепость в воздухе. Глаза Васили  округлились. Он подошёл к женщине, одним движением перевернул на живот, нанёс первый удар по попе. Тело женщины вздрогнуло, она уткнула голову в подушки. Михаил её выпорол. Устал: давала знать физическая немощь. Ставил ремень в брюки. Подошёл к обавнице, наклонился, также, в одно движение перевернул её на спину. Та от боли на ягодицах поморщилась. Он суэил глаза. Она же на него смотрела во все. И в них он прочитал одновременно и обиду, и её вину перед всеми, и огромную одинокость, которая затаскивала, затягивала её в глубокий чёрный омут, топила в нём. Он окинул её стройную фигуру. Правый угол его губы дрогнул. Он наклонился над ней, завернул её в имевшиеся под ней и на ней тряпки, взял на руки и унёс её в клинику, в её пещеру али-бабы. Там сразу под душ, а тряпки все в топку. Затем нежно обтёр её тело, перенёс на кровать, завернул в одеяло, наклонился и стал целовать… И вернул её себе.
- И что скажет ваша, господин, жена? – спросила его Василя.
В ответ тот только усмехнулся. Хотя, после её ответных ласк, ответил:
- А чем я лучше… твоего отца? Или деда? Например.
- Вы меня… не оставите?
- Я – твой. Но при одном условии.
- Что я только – ваша.
- Да, малютка.

Только через полутора суток  домочадцы поняли, что Рудольф вновь «ушёл бродить», Михаил простудился до двухсторонней пневмонии. Так что семье было не до раздумий по поводу поведения Васили и беременности муттер. Сама Василя в тот же день тихо перебралась жить к Ингриду, в жилые помещения клиники, точнее – в мамину комнату. Хотя – это только так называлось. За истекшие года это помещение значительно расширилось, в нём был сделан  отличный ремонт, заставлен дорогой современной мебелью.  Женщина только внесла свои коррективы: везде было разбросаны драгоценности. Они могли лежать и в вазе для цветов, и на полу, и на столике, и свисать с какой-нибудь техники или портрета.  Но в комнате она проводила только ночи. Днём она исправно сидела около отца, обмывала его, кормила через трубочку…
На руководство полком срочно вызвали с места службы Даниэля, сына от Кристины. Тот появился вскоре и очень эффектно: на парашюте. Чем возмутил кота. И обрадовал детвору сестры.
… На этот раз Рудольф возвратился через месяц. Когда открыл глаза, Арнольд сидел рядом с ним и просматривал новостные сайты. Рудольф осторожно вынул трубку изо рта и иглу из вены, спросил:
- Долго меня не было? Где девочка?
- Месяц. Девочка в клинике.
- Почему?
- Теперь живёт там. Она беременна.
- Кто?
Арнольд набок склонил голову, прищурил глаза и ответил:
- У тебя будут племянники.
-Вот как… Но этот вариант лучше… Как у вас всё… произошло… и прошло…
- Она слишком быстро вошла в сауну. Женщины ушли, с Генрихом остались вдвоём.
- И… вы… оба?
Арнольд ушёл от прямого ответа, перевёл тему:
- Ты, точнее вы оба, хорошо обучили её наукам сексуальных ласк. Меня, брат, интересует: как ты смог сдерживаться?
- Во-первых, брат, она моя дочь, как ты знаешь и помнишь.  Во-вторых, что-то из этого… позволяло мне… снимать напряжение. Но по твоему лицу я вижу, что ты всё же чем-то недоволен.
- А эти вещи ты ей не показывал? – и Арнольд стал делать на груди и животе Рудольфа движения.
 Тот  напрягся, слегка застонал и резко перевернулся на живот. Но теперь нежные пальчики поползли по спине. Рудольф сквозь зубы произнёс:
- Вот сам её и обучи. А я приму экзамен. Что ещё проспал?
- Муттер тоже в положении. – Рудольф резко перевернулся на спину, уставился на брата. – Я серьёзно. Проблема с Мишенькой. Он тоже в клинике. Простудился и лежит под аппаратом вентиляции лёгких. Сам дышать не может.
- А ты и попробуй на нём такой же… массаж, который  мне изобразил сейчас. В раз очухается… Чёрт знает что… Отдохнуть нельзя, – и встал с постели. – Муттер где? В клинике?
- Успокойся. Сначала прими душ. Оденься. Свяжись с полком. Там сейчас Даниэль.
- Раз Даниэль – потом позвоню.  Где моя вертихвостка?
В дверь как раз вплывала с огромным букетом свежих цветов Василя. Новая беременность ей шла. И, хотя она была прикрыта от сурового выговора отца, всё же его реакции боялась. Как и в первый раз. А Рудольф вновь молчал. Смотрел и молчал.
Василя же обошла братьев, поставила в вазу цветы и вновь подошла к отцу. Тот продолжал молчать. Затем также молча притянул девочку к себе и поцеловал в лоб. Затем придирчиво осмотрел платье. Серое. Цвет ему не понравился, как и само качество материала: оно шуршало.
- Выбери другое платье. Хотя бы возьми те, что носила Кристина. А это может раздражать муттер. Не надо, чтобы она закричала по-павлиньи. С бабушкой надо дружить, моя девочка. Принеси мне сюда нормальной еды. Затем мы сходим к Мише, – сказал.
Когда она вышла, Арнольд спросил:
- Значит, между нами конфликт исчерпан?
- Он разве должен был быть? Я не хочу, чтобы моя девочка уходила от меня. Вы тоже. Сложный вопрос решён. Только как муттер относится к такой… сопернице?
- Пока – без эмоций.
- А Елизавета? Наташа?
- Я не интересовался. Если что – ты, надеюсь, разрулишь.
- Мило, брат, очень мило.
Василя, точнее Наташа, быстро обернулась с едой. Закатила тележку с едою, поджав губы, посмотрела на Арнольда, фыркнула на Василю. Та сразу шмыгнула за дверь, схватив  из ключницы ключ от соседней комнаты, где хранились некоторые вещи жён папочки.
  - С возвращением на нашу грешную землю, – произнесла Наташа.
- Вильгельм тоже здесь? Ждём? – спросил Рудольф. – Или нет. Я голоден, и мы приступим к трапезе. Так, что у нас, брат, на международной арене? Какой гражданский самолёт попал в зону военного конфликта?..
Они кушали, Наташа подкладывала мужчинам еду, прикладывалась и сама. Вошла  Василя в другом платье. Подошла к отцу, тот сразу посадил её на свои колени и придвинул тарелку. Всё, как всегда. Наташа подпёрла голову кулаком и выразительно посмотрела на брата. Затем вздохнула.
К Мише они пошли втроём.
Он лежал с открытыми глазами. Смотрел в потолок. Увидев всех, улыбнулся. Рудольф подошёл, пожал его руку и сказал:
- Мишка, хватит придуривать. Обиделся, что дед с тобой мало побыл? Так и со мной тоже. Брат, – он кивнул на Арнольда, – знает один массаж.  Он сейчас тебе его сделает. А ты, – он посмотрел на Василю, – смотри, запоминай, завтра   сама сделаешь его нашему больному.
Арнольд усмехнулся, но медленно, чтобы обавница запомнила, стал делать манипуляции. У  Миши открылся кашель.  По мере продолжения сеанса он становился более чаще и резче. Наконец он просто сорвал маску, перевернулся на живот. – Арнольд продолжил свою пытку.
- Да хватит уже, – прошипел больной. – Я уже дышу сам.
- Я же сказал, что ему эта процедура поможет, – со смехом произнёс Рудольф и добавил: – Завтра тебе этот… массаж сделает Василя. Так что поправляйся. Да, ты знаешь, что муттер беременна? И Василя тоже? Ладно, отдыхай. Новостей на сегодня достаточно. Ингрид, – крикнул он доктору, – больной пошёл на поправку, – и вышел. Следом за ним с улыбкою Арнольд и в полном недоумении Василя.
Теперь она,  как когда-то её мать, работала в клинике.
Когда выдавалась свободная ночь, Рудольф приходил к дочери, развлекал её  побасёнками да сказками. Грустная женщина прижималась к нему, клала голову на его грудь и позволяла ласкать и целовать. Однажды Рудольф ей сказал:
- Ты, доча, зачем Мишу обидела? Он влюблён в тебя чуть ли не с твоих подростковых лет. Неужели это прошло мимо твоего взора?
- Влюблен? А как же Катрин?
- Катрин – это его земная любовь. И слава Всевышнему, что она состоялась. Вы же, он и ты,  с древних миров и времён звёздные любовники. Только вы заблудились на дорожках-перекрёстках. Только такие пары торят дорогу в будущее.
- Поэтому ты… тогда… и отдал меня ему.
- Поручил, доча, поручил. Ты, моя принцесса, моё слабое место. Самое уязвимое место. И доверить тебя я могу только Мишане. Но ты его очень обидела. И тогда, и сейчас.
Василя потёрлась о плечо отца. Он усмехнулся:
-Хочешь сказать, что конфликт исчерпан. Интересно, как?
Она вновь потёрлась о его тело.
- Понятно. Молчишь. Ладно. Всё спокойно? Ничего не волнует?
- Волнует…  Эти малыши мои… уйдут… рано… тоже…
- Так вот о чём ты так печалишься? Напрасно. У них есть отец.
- Да, биологический. Но кто будет защищать их среди людей?
- Я, девочка моя, я. Ибо это мои дети.
-Ты не сердишься?
- Да, моя королева, ты меня огорчила. Но я тебя очень люблю. И, пожалуйста, чтобы я был за тебя в будущем спокоен, помирись с Мишей.
- Легко говорить… А как же тогда дедушка Алекс. Надира и он – тоже звёздные.
- Всё просто раскололось.   Сейчас всё приходит к единому знаменателю.
В положенный срок она родила двух милых здоровых малышек, очень похожих на своих отцов, только обе с рыжими волосами, которые с годами превратились в медь, Охико и Тэмей. И ещё мальчика с малым весом и ростом. Михаил посмотрел на него и сказал:
- Это Окума.
Арнольд улыбнулся и кивнул.

Но Василя в метрике, в графе «отец» записала своего отца. Рудольф принял это как должное. Вскоре  тихо уйдёт Катрин, и отношения между Михаилом и малышкой вновь возродятся. Василя возвратится в дом, в семью. Жить она будет в личных покоях Михаила.  Что тоже, как и возвращение Рудольфа, благосклонно примет семья и порадуется. Через год Василя подарит своему звёздному любовнику сына и дочь, но записаны они будут вновь на Рудольфа.
Придёт срок, и Арнольд с Розелиной  одновременно покинут бренный мир. Всё будет до безобразия чинно: вечером многочисленное семейство соберётся на ужин.  Будут звучать музыка, песни, исполняться танцы. Арнольд и Розелина поблагодарят и благословят своих детей – и уйдут на покой.
Заботы о роде, в прочем и о государстве, планете, лягут на плечи Рудольфа, маткой рода станет Василя. 
Но для всех она будет не заметна. Хотя  эзотерическое направление в медицине, которое некогда начала её мать, под руководством Васили получит новый импульс, принесёт мировую известность и пользу всему живому под голубыми небесами.
Рудольф переживёт своего брата на тридцать лет. За три дня до ухода передаст бразды правления другому хранителю рода, и вместе с похитительницей его сердца Кристиной отойдёт в мир иной.  В тот же день вслед за ним покинуть твердь и Михаил с Василёй.

PS: Мы встретимся с ними двести лет спустя. Возможно, в другом измерении.


01.04.2020 -19.04.2020, 11-12.05.2020, 19.01.2021


МИЛАНА
Милана появилась в жизни Рудольфа, как чёрт выскочил из табакерки.
Рудольф  давно не считал свои года. Его тело словно замерло на отметке возраста 45. Стать, сила, движение – всё. Его любимица Василя всё-таки определилась с выбором любовника, и Рудольф  разрешил позволить себе новый флирт.
В принципе, рождение, воспитание, образование Миланы прошло мимо него: девочки в полку проводили только каникулы, поэтому целенаправленной  профессиональной военной  подготовки не проходили. Поэтому эта задира для него была полная неизвестность. И это было для него интересно.
Василя поняла его намерения, посмотрела на малолетку и облизнула губы.
От Генриха это движение не ускользнуло, и он выразительно посмотрел на Вильгельма. Тот наклонился к  жене и шепнул:
- Он начал игру.
- Нет. Она просила вызов. Он его принял.
- И что? Теперь твой брат станет нам зятем?
- Не знаю. У неё много ухажёров. И в одного из них она влюблена. Она не Жанна.
- Это его не остановит. Только раззадорит.
- Она ему во внучки годится. Даже в правнучки. Успокойся. И её маткапиталом не притянешь. Не Иоанна.
- Сколько изъянов в моих сёстрах…
- Пошли лучше танцевать…
Рудольф  и на самом деле на первый пригласил незнакомку. Танец получился чётким, классическим, без каких-либо неожиданностей. С Наташей он был интереснее, завихратистее.  С Василёй жгучим, пламенным, жизнерадостным. С Елизаветой  настолько эротическим, что Генрих зарёкся свою жену подпускать к этому юнцу.
А Милане всё было пофиг. Завтра у неё начинался автопробег. И надо  просто выспаться. Она шла в свою комнату, когда в коридоре столкнулась с Рудольфом, разъярённым, неуправляемым, обозлённым, раздражённым, разгневанным. Словом, взбешённым.
- Герр, вы мне плечо вывихнули! – возмутилась она.
- Жаль. Надо бы мозги! – отрезал и пошёл дальше.
- Хам.
- От такой же слышу.
Он широким шагом  вошёл в комнату Наташи. Та сидела перед зеркалом в пеньюаре и готовилась ко сну.
- Где твой муж? – рявкнул.
- Говорит с отцом. Хочешь – можешь подождать. В баре есть вино и фрукты…  И принеси мне бокал вина. Красного.
В спальню вернулся Вильгельм, застал Рудольфа около бара, сделал знак, чтобы и ему он налил. Рудольф  передал супругам бокалы, спросил:
- Нелёгкий разговор с отцом?
- Относительно. Что с мальчиком?
- Пробудился змеиный зрак.
-  Но как? У детей Стэфана… этого нет.
- Почему нет? Есть. Просто всё под контролем. А здесь… мальчик для себя решил, что папу обижают… Или что-то в этом роде… Завтра эта троица переедет ко мне.
- Но отец так привязался к мальчику.
-  Если сорокалетний мальчишка туп, что я могу сделать?.. Пусть… ездят  в гости… Мальчишку… всё равно… надо к делу приставлять…
- И как ты думаешь начать?
- Обычно. Как всегда. С полка. Нормально. Мальчик. Дисциплина всегда только на пользу.
- Ха! Слушая тебя, это не очень-то, с твоей точки зрения, получилось с сестрой и братом…
- Из любого правила бывает исключение.
- На брак брата и своей дочери разрешение не дашь?
- Угадал. Не вижу смысла. Очень капризен. И что вы всё о них? Скучно.
- Хочешь сменить тему?
- Я спать хочу. А свою постель пришлось уступить этим горе-влюблённым.  Так что я у вас. И спать!
-  Хорошо. Спать так спать. Утром поговорим… Спокойной ночи.
Но  спокойно поспать Рудольфу удалось недолго: он почувствовал тоску Васили. Встал, оделся и скорым шагом ушёл в свою комнату, чем  очень удивил и Наташу, и Вильгельма. Но вслед ему они не последовали: тоже просто хотели спать.
Дом погрузился в сон. Даже охрана. И все проспали. Разбудил Рихард, которому по какой-то причине срочно потребовался герр Генрих.
- Я ничего не понял, – произнёс он, разбудив начальника охраны. – Что здесь вчера было?
- Ничего. Семья вся в сборе. Даже герр Рудольф здесь ночует.
- А-а-а…  И что его здесь… или кто здесь оставило?
- Сын Мартина. Что-то с ним стало не так… Полкан рассердился.
- А-а-а, а я, грешным делом, подумал, что Милана… Хорошо.
- У неё сегодня авторалли.
- Дядя знает?
В ответ -  жест плечами.
И тут же увидели Милану, которая выскочила из комнаты и, на ходу одеваясь, мчалась к двери в гараж.
- Милана! Стой! – окрикнул Рихард. – До старта  пятнадцать минут! Давай на вертолёт!
Девушка замерла на сиг, развернулась и побежала на вертолётную площадку.   Вертолёт резко,  нарушая все правила, взмыл вверх.
А возвратиться домой ей помогли: китаянка-практикант набралась смелости и отобрала руль управления у покинувшей стыд внучки сановников.
Дома Милану встретил строгий взгляд отца, матери. Конечно, дедушки… Она разрешила себя тихонько проводить до её комнаты, раздеть, умыть, уложить – и проснулась она только утром. Когда в доме воцарилась привычная для него тишина.
… Рудольф обедал. Не спеша и спокойно. Всё, что ему надо было сейчас для счастья: Михаил, его две девчонки, его двое мальчишек, их детишки, (сопровождающих лиц не в счёт) – были рядом с ним. И он просто наслаждался тем покоем и расслабухой, в которых так, исподволь, мечтал. Но даже этому краткому блаженству пришёл конец. Резко и дерзко. Михаил познакомил его кратко о выводах, которыми делятся иностранная пресса в связи  со скоропалительным браком Мартина и Хим Сю. Рудольф нахмурился: даже если они процентов на 80-90 сочиняют, это остаток всё равно ударяет по престижу герра Генриха. А это – его любимая, это армия. И он набрал номер телефона Наташи.
- Привет, сестрёнка, – браво произнёс. – Как ты думаешь, я по какому вопросу?
- Милана. Она просто очень глупая девочка.
- Наташа, но задета честь приёмного брата моего старшего брата, соответственно и моего брата. И я как младший брат обязан отреагировать. Это закон семьи.  Я слушаю твои как матери предложения.
- Рудик, мы все: отец, мама, Вильгельм – использовали  всевозможные средства назидания. Увы.
- А ремень? Нормальный широкий ремень?
- Но она же девочка!
- Сегодня она – оторва. А что нам ждать от неё завтра?  Не знаю, как вы, а я не намерен за неё краснеть. Значит так, завтра я еду на танкодром и эту разгильдяйку беру с собой. Сегодня вечером за ней заеду. Вылет у меня из полка. Или сами привези её. Не забудьте только одеть соответствующе. Среди солдат  девиц в коротких юбках мне не надо. Иначе раздену догола и будет так бегать.
- Рудольф!
- Я всё сказал! Жду!
Малыш, присутствовавший при разговоре, сказал:
- Де, она хорошая, добрая, только…
- Что «только»?
- Скажет – и обидит. А так она хорошая, добрая.
- Добрая. Только никого не любит и не уважает. Мальчик, не мир вокруг неё вертится, а она пребывает среди массы связей как ментальных, словесных, так и физических через свои дела и поступки.
- Отец, – заулыбалась Василя, – как умно сказал. Что этот малыш понял-то?
- Ма, – ответил малыш, – я всё понял. Я уже взрослый.
- Взрослый, взрослый, – Рудольф потрепал мальца по голове и  обратился к Сильверу: – Возьми на себя своего племянника.
- Мы же хотели завтра поехать на танкодром, – тихо напомнил Сильвер.  - Я хотел потренироваться.
- И я, – сразу вступил в разговор малыш.
-Куда?
- Тянядём. Я с де едил.
- А-а-а. Тебя там ещё и в танке катали?
Мальчик с такой радостью закивал головою, что Рудольф покачал головой: вновь старший брат детей балует. Но  ответил по-другому:
- Да, мальчики. Поедем. Но время отъезда – теперь по ситуации. Так что всем сейчас.. заняться делами по расписанию.
Вечером Милану ждали. И не только Рудольф. Были здесь и Рихард, и Ингрид. Как только Милана, как всегда по-тинейджерски одетая, переступила порог, к ней подошёл Ингрид, взял её под локоть, не дав сказать ни слова, подвёл к дивану, положил, снял трусы и начал медосмотр.  Та оторопела. Проведя все манипуляции, посмотрел на брата по матери и отрицательно покачал головой. 
- Давно? – тот спросил спокойно.
- Лет пять. Здесь постоянный  половой контакт.
- Почему нет беременности до сих пор?
- Сделаю узи, посмотрю анализы, тогда скажу. Или, – он обратился к пациентке: – как предохранялась? Я не вижу контрацепции.
- Высчитывала дни, подмывалась, вводила некоторые вещества.
- Выкидыши были?
- Два.
- Сколько было партнёров?
- Не знаю.
- Не понял.
- Мы пили, курили…
- Ромашка, что ли, была?
- Не знаю?
- Группой? Во сколько первый раз попробовала?
- В двенадцать или тринадцать…
Наташа закрыла  ладонями рот. Заметив это, Рудольф подошёл к ней,  обнял за спину, повёл в свою спальню, где Василя уже готовилась ко сну и сама и укладывала сына, передал сестру им, вышел и закрыл дверь на ключ. Постоял. Спустился вниз. Ингрид уже брал анализы на инфекции, наркотики. Вильгельм был бледен.
Рудольф сходил к бару, принёс бутылку коньяка, разлил по фужерам. Сходил в столовую за лимоном и шоколадом.
- Или лучше водки? Спирта? – спросил, ни к кому не обращаясь – Брат, с анализами тебе долго?
- Нет. Сейчас введу на автоматику. И затем с братом её вместе допросим.
- Хорошо. А по какой статье брать будем? Растление малолетки?
- Она уже не малолетка, – вмешался Рихард. – Решим по итогам допроса. Так, Милана, вот лист и бумага, – он положил на стол листы и ручку, – пиши фамилии, имена, телефоны, адреса своих половых партнёров. Пиши всё… Что сейчас вспомнишь… Потом поработаем под гипнозом. И моли Бога, чтобы мы не обнаружили госизмены. Ты, девочка, себе отчёт отдаешь, с кем за столом сидишь? – Милана вздрогнула. – Пиши. Подробно. Всё. Лица. Мимолётные встречи… Всё пиши, девочка. Всё. – И обратился к Рудольфу: – Мне нужен Амлет, и спецотряд полка поднимите по тревоге.
- М-да, я, пожалуй, водки, – сказал Рудольф и пошёл  к бару. За бутылкой. За стаканом. Налил. Выпил. Залпом. Вызвал старшего сына, приказал прибыть в распоряжение Рихарда. Дежурному дал команду: отряду занять боевые позиции, но тихо, без общей тревоги. Другим – тоже подъём, по машинам, ждать команду на выезд по адресам. И вслух: – Одна ****а сотни ***в в стоячий режим перевела. Сучка, чего тебе не хватало?
- Но должен признать, отличная операция коллег, – Рихард выпил коньяк, закусил соком лимона.
- Утечка была?
- Незначительная. В рамках погрешности.
- Когда начали выстраивать прямую?
- С год.
- Отрабатывай все прошлые, текущие и будущие связи.
- Из будущих только новая сноха.
- Отлично. Работай. А я пойду более тесно поговорю с племянницей.
- Только без фанатизма. А лучше – позже. Дай поработать.
- Ок. Я в полк. Сколько времени надо?
- Хотя бы час.
- Позвонишь.
Допрос уже через тридцать минут позволил  выделить основные связи, команды армейские и госбезопасности выехали на задержание лиц и изъятие у них всей документации. Основание простое: госизмена и шпионаж. Всех задержанных доставляли в полк. Для личного допроса.
Рудольф вернулся в дом, разбудил Стэфана, Василю и Сильвера, попросил их ему помочь.  Когда  Василя вставала, проснулся малыш. Поднял голову, произнёс:
- Па-а.
- Знаю, малыш. Но он – солдат. И иногда надо действовать по ситуации.
- Но, де, па…
- Малыш, он хороший человек.
- Па-а.
- Малыш, он – военный человек, и, что такое долг, он знает.
Мальчик опустил голову и заплакал. Наташа проснулась, увидела плакавшего малыша, привлекла к себе, прижала, погладила, сказала:
- У твоего дедушки Рудольфа есть только одна любовь.
- Йамия, – тут же  продолжил малыш и добавил: – па-а-а.
- Он, малыш, тоже военный, и он – офицер. И ещё. Присягу он принимал в этом полку. И ты тоже будешь здесь присягать на верность своей стране, планете и вселенной. Ты – мужчина.
- Па-а-а…
И вдруг мальчик вскочил, выбежал из комнаты, побежал по лестнице. Милана сидела на диване, к её телу были подведены провода. Мальчик подскочил к ней, встал напротив, сжал кулаки и заорал. Что-то ужасное произошло с его телом: оно расширилось, раздулось, его окружил зелёный туман. Милана  начала кашлять, задыхаться… И вдруг маленькое тельце разлетелось на массу маленьких капель. Они закружились, превратились в вихрь, который выбил дверь… Всё унеслось…
Рудольф онемел. Остолбенел.
- Я его вижу, отец, – произнёс Сильвер.
- Хорошо. Всем троим на крышу. Работаем командой.  Мальчики гонят, Василя ловит. Малыш пусть работает самостоятельно. А вернётся – я ему задам перцу за своеволие.
И с миром что-то начало твориться неладное: непонятный вирус мгновенно и выборочно поражал где единицы, где десятки, где сотни людей. Мартин, прикованный наручниками к электрическому стулу и пришедший в себя после очередного импульса, только смог и увидеть, как его тюремщики, схватившись за горло, падали один за другим. Затем нечто разъело металл застёжек. Он встал. Его качало. Соображал плохо. Но понял только то, что в ловушке. Сообразил и то, что нанотехнологии, возможно, выведали информацию, которой он владел. Он посмотрел на компьютер. Все его составляющие … рассыпались.
«Новые технологии? Чьи? Как? – думал он.  – Надо выбираться… Как они смогли так к Милане-то подобраться?... А Хим? Её родственники? Случайное совпадение? Соучастники? Сначала надо выбраться и к ней. Узнать  всё самому… Но  в отделе же проверяли всех практикантов…». От вопросов голова разболелась ещё сильнее. Но он всё-таки смог сориентироваться в пространстве. Точнее – нечто зелёное, отдававшее тухлыми яйцами тянуло его тёмным и узким коридорам, через какие-то подземные завалы.  Но вот и выход. Вышел. Берег, вода бьётся о камни. Но где он?  Оглянулся. К берегу на всей скорости подходила моторная лодка. Он узнал офицеров службы безопасности посольства.
- Герр, что с вами? Мы получили приказ от герра Рудольфа, – говорили, помогая ему перебраться в лодку.
- Я сейчас не могу ничего  ни понять, ни объяснить. Где моя невеста? Её семья?
- Под наблюдением. Согласно режиму. Но вы-то откуда?
- Из пыточной. С электрического стула.
- ?
- Ловушка, обыкновенная ловушка. Мне надо связаться с дядей. Герр Рихард.
Ему протянули связь.
- Живой? – услышал голос. – В посольство, и сиди там, как мышь. Мы ещё ведём операцию. Да, и твой малой рядом?
- Не понял.
- То, что жив и свободен, своему мальцу обязан. При случае – поблагодари. Если он сможет вернуться… Если жив останется… А сейчас быстро уносите ноги и маскируйтесь. Побег уже замечен.
Но странный вирус в доли секунд поражал любого, кто был поставлен на след этой группы.
В мире заговорили о новом вирусе, поражающем дыхательные пути, лёгкие, и вызывающие в течение нескольких минут летальный исход.  Забегали медики, вирусологи.
Пройдёт несколько часов. Рудольф принесёт бездыханное тело мальчика, которое волны океана прибьют к берегу. Его глаза были открыты, змеиный зрак был устремлён в небо, губы улыбались.
В связи с распространившейся инфекцией герр Генрих с супругой не полетели на свадьбу. Она же прошла тихо, чинно, при малом стечении народа: в стране свирепствовала эпидемия. Супруги-молодожёны возвратятся в страну через полгода, и всё как бы войдёт в прежнюю колею.
Но не для Миланы.
Хотя, из-за малолетства и  подростковой дури, с неё все обвинения сняли – но дома она стала жить очень уединенно. У неё появилось новое занятие: рисование. Но какой бы пейзаж или композицию она не брала, везде зритель мог заметить скрытого маленького ужа.
Так продолжалось года три. Однажды Сильвер пришёл к отцу и сообщил, что он хочет жениться на Милане.
- Пожалел? – спросил отец. – Мальчик, она нарушила наш закон.
- Она уже наказана. И мне нравится запах её тела.
- Ты на эту тему говорил с Василёй? Из-за неё погиб её сын. Твой племянник.
-  Возможно, только в одном таком его поступке и было его предназначение. Сестра ответила, что это моё решение.
- Хорошо, я поговорю с её родителями. Но пышной свадьбы не будет. Мы вас распишем, и можете ехать на остров.
- Благодарю, отец. Я рад.
- Сильвер, я хочу видеть тебя счастливым.                15.04.2020