9. Эвридика и Эней. Поражение Клюинского. Эпилог

В городе  Поодальске (Подольске) открыли выставку-продажу ночных горшков новой конструкции. Дежурили конструктора КБ. Их подкармливали остатками суточных щей из рабочей столовой. Посетителей угощали пивом из горшка. Успех нового изделия был ошеломляющим.

Торговля шла, как говорят, "в разлив и на вынос". Даже винный магазин, называемый в народе “Черные мужики”, временно прервал работу. Постоянные посетители переметнулись на экспозицию ночных горшков, заправленных дармовым пивом.

Молодые матери жаловались, что теперь малыши подолгу сидят у горшка. Тихобдеева торжественно улыбалась, понимая, почему так и чем это кончится.

Товароведы потребкооперации были вынуждены уценить голубые горшки-амфоры Клюинского и пустили их вторым сортом. Но главный удар по Клюинскому нанесла комсомольская пресса. В местной газете “Поодальский комсомолец” в рубрике “турнир эрудитов” появилась смешная фотография. Эвридика выныривала из пены, которая текла из ночного горшка как из пиво из кружки, сдобренное ложкой соды.

Реакция поодальских интеллигентов была сокрушительной. Они устроили демонстрацию у вокзального киоска, где размещалось представительство Клюинского. Эстеты помахивали невесть откуда взявшимся романом Котляревского “Энеида” на украинском языке и скандировали стихи, намекая на порочные наклонности Клюинского:
- Эней був парубок моторный И хлопець хоч куды козак… Вознесся выше он главою непокорной Александрийского столпа.

Эней (по Котляревскому) – это был Одиссей, скрывающийся от жены. После Трои он “почемчэкував” не к жене, а к любовнице Эвридике, чужой жене, в Диевку, что у Сухачёвки на берегу Днепра. Поодальчане всё это хорошо знали, потому что тема адюльтера им была знакома.

На русском языке эпизод с Энеем нашел отражение в известном стихотворении Василия Каменского: “Сарынь – на кичку! Ядреный лапоть! Пошел шататься по берегам”.

Параграф 14. Бегство Клюинского.

После демонстрации интеллигентов на привокзальной площади у киоска с ночными горшками отцы города встрепенулись. В местный Совдептруд хлынули гневные письма из народа. Местный творческий союз снял с повестки дня вопрос о приеме Клюинского из кандидатов в члены союза. Владелец киоска на привокзальной площади, комбинат художественных услуг, разорвал тайный и постыдный контракт с Клюинским.
- Пора тушить свечи, - понял Клюинский. Он снял остаток горшков с продаж, развесил их по деревьям у вокзала, изъял нетрудовые накопления в сберкассе, исчерпав её недельный лимит наличных, и, по-английски тихо, как в древние времена Эней от славы, подался на Север.


Параграф 15. Эпилог

После побега Клюинского от народного гнева в витрине привокзального киоска ещё долго скалились уже никому не страшные ритуальные маски театра Кобуки. Но киоск, сколоченный когда-то наспех с нарушениями техники безопасности, как и многое в Поодальске в те годы, однажды загорелся. Зловещие маски заплясали в клубах черного дыма свой последний танец.

В толпе зевак появился подвыпивший Загибайло. Он возвращался из Москвы после доклада об успехах фирмы и на вокзале чуть задержался в рюмочной. Увидев пожар, он, по привычке, стал распоряжаться и велел его тушить блинами. Но платить за блины отказался. Киоск сгорел.

Уходя, Загибайло уронил кепку, потянулся за ней и невольно показал зад пепелищу чужих творческих исканий.

Клюинского никто из горожан так и не видел в лицо. От его имени переговоры с потребкооперацией вела тихая бабка, знать не знающая и ведать не ведающая теорию искусств.

Никто также не заметил, как одновременно с исчезновением Клюинского из КБ 10 фирмы ПоодальскСпецПрибор уволился один из молодых сотрудников. Это был физик-теоретик, ядерщик, несуразно попавший в КБ по распределению и мечтающий вернуться в свою долину бета стабильности защищать диссертацию по теории ядра.
Это был автор повести. Он публиковал её под именем Яна Щепаньского, размножая на Эрике только для друзей, боясь быть ошельмованным. Оговоры в то время да и позже считались нормой.

Прошли годы. Зерна художественной мысли и свободы дали всходы. Горожане гордились новым вокзальным туалетом, в котором стены из чешской плитки оттеняли красоту унитазов, на производство которых по чешской лицензии перешел ПоодальскСпецПрибор. Тема атомных котлов постепенно сворачивалась.

И лишь с вершины привокзальной липы глиняная амфора Клюинского, недосягаемая для дворников и поливальных машин, нежным гудом покорно отзывалась на гудки тепловозов и порывы ветра. Но её тихие призывы тонули в звуках музыки новой жизни.

Ян Щепаньский
1972 – 1982.