Таланту М. Анчарова. Звезда Бетельгейзе!

   В старой «Вечёрке» было напечатано сообщение о том,
что где-то в Юго-Западной Африке отыскали скульптуру,  сделанную из базальта -
голову молодой женщины с широко открытыми глазами притом!
И когда новейшими методами установили возраст скульптуры,
то оказалось, что ей двенадцать тысяч лет и она – будто только что создана с натуры!
    Потом я встретился с друзьями - Памфилием и Костей да Винчи.
Эпоха была фантастическая, пробили первую дырку в космосе. Были весомые причины!
И оказалось, что мы трое заняты одним и тем же: нам плохо жилось -
это потому, что нам не давала житья мысль насчёт этой древней женщины.
   И поделиться об этом тогда было не с кем, а то любой сказал бы: «Ну и хлопоты!
Нам бы ваши заботы!»
    Конечно, это было похоже на заветную мальчишескую игру. Но не совсем.
У каждого из нас была своя версия и рассказать о версиях было некому –
сочли бы сумасшедшими насовсем.
   Костя да Винчи считал, что эта скульптура –
обобщённый символ красоты, по капле разлитой в жизни, чтобы радовать взгляд,
и тосковал из-за того, что живое подобие его невозможно ни теперь, ни тогда –
двенадцать тысяч лет назад!
И можно только опять и опять
собирать красоту по каплям, чтобы небывалое создать!
    Я считал, что это (прошу прощения) - портрет женщины,
прилетевшей из космоса двенадцать тысяч лет назад,
и тосковал о том, что не увижу второго прилёта.
О, как бы я был ей рад!
Почему я мог надеяться, что мне лично повезёт непременно?
А мне было о чём её расспросить, даю вам честное слово мужчины и джентльмена!
     Памфилию же было хуже всех.
Он считал, что это портрет женщины, умершей двенадцать тысяч лет назад.
И если у меня и у Кости и оставалась биллионная доля вероятности –
дождаться встречи с прототипом - то у него не было никакой надежды увидеть её дивный взгляд!
И даже если бы он встретил сейчас женщину,
у которой повторились бы черты той древней, облик которой в скульптуре возник,
или дождался бы прилёта из космоса, то это была бы не она, а её далекий потомок, двойник.
    Памфилий же считал, что двойник в любви – это всегда самообман,
это всегда Одиллия вместо Одетты и это непременно скажется,
потому что никакой двойник не может заменить единственную возлюбленную.
А он её любил и не хотел подмены! Вот в чём штука – всё проблемой окажется!
     Его можно было понять, Гошку Панфилова.
Лицо этой женщины было похоже на лицо Аэлиты, как её описал Алексей Толстой.
И, узнав Памфилия как следует, я понял, что ему несдобровать –
у него мир воображения был очень непростой.
     Я понял это особенно отчётливо, когда он меня спросил:
откуда примерно могли бы прилететь пришельцы, ответь, наконец,
если они прилетали двенадцать тысяч лет назад и вернутся снова,
скажем, в шестидесятые годы двадцатого века, считая шесть тысяч лет пролёта в один конец?
И морда у него была совсем белая, как в белом пару кипящий гейзер.
Я прикинул и сказал: откуда-то из района звезды Бетельгейзе.*
    Мысль о Бетельгейзе вернула меня на нашу землю родную.
Предположив, что прилёт пришельцев – дело реальное,
я занялся этим делом вплотную.
_______
* Бетельгейзе (альфа Ориона) - яркая звезда в созвездии Ориона. Красный сверхгигант, интенсивно теряющий газ из атмосферы, полуправильная переменная звезда, блеск которой изменяется от 0,0 до 1,3 звёздной величины. По оценке 2020 года, расстояние до звезды составляет 168 парсек с точностью ;15/+27 парсек (приблизительно от 499 до 636 световых лет). Это одна из крупнейших среди известных астрономам звёзд: если её поместить на место Солнца, то при минимальном предполагаемом размере она заполнила бы орбиту Марса, а при максимальном — достигала бы орбиты Юпитера. Масса Бетельгейзе составляет приблизительно 17 солнечных масс.

/Фото - звезда Бетельгейзе отмечена розовой стрелкой./
______
Михаил Анчаров. «Голубая жилка Афродиты». (Отрывок.)
  В старой «Вечерке» было напечатано сообщение о том, что где-то в Юго-Западной Африке отыскали скульптуру, сделанную из базальта – голова молодой женщины с широко открытыми глазами. И когда новейшими методами установили возраст скульптуры, то оказалось, что ей двенадцать тысяч лет.
Потом я встретился с Памфилием и Костей да Винчи. Эпоха была фантастическая, пробили первую дырку в космосе. Оказалось, что мы трое заняты одним и тем же: нам плохо жилось. Это потому, что нам не давала житья мысль насчет этой древней женщины. И поделиться об этом было не с кем, так любой сказал бы: «Нам бы ваши заботы!»
Конечно, это было похоже на заветную мальчишескую игру. Но не совсем.
У каждого из нас была своя версия, и рассказать о них было некому – сочли бы сумасшедшими. Костя да Винчи считал, что эта скульптура – обобщенный символ красоты, по капле разлитой в жизни, и тосковал из-за того, что живое подобие его невозможно ни теперь, ни тогда – двенадцать тысяч лет назад. И можно только опять и опять собирать красоту по каплям, чтобы создавать небывалое. Я считал, что это (прошу прощения) портрет женщины, прилетевшей из космоса двенадцать тысяч лет назад, и тосковал о том, что не увижу второго прилета. Почему я мог надеяться, что мне лично так повезет. А мне было о чем ее расспросить, даю вам честное слово мужчины и джентльмена. Памфилию же было хуже всех. Он считал, что это портрет женщины, умершей двенадцать тысяч лет назад. И если у меня и у Кости и оставалась биллионная доля вероятности дождаться встречи с прототипом, то у него не было никакой надежды. И даже если бы он встретил сейчас женщину, у которой повторились бы черты той древней, или дождался бы прилета из космоса, то это была бы не она, а ее далекий потомок, двойник. Памфилий же считал, что двойник в любви – это всегда самообман, это всегда Одиллия вместо Одетты, и это непременно скажется. Потому что никакой двойник не может заменить единственную возлюбленную. А он ее любил и не хотел подмены. Вот в чем штука.
Его можно было понять, Гошку Панфилова. Лицо этой женщины было похоже на лицо Аэлиты, как ее описал Алексей Толстой. И, узнав Памфилия как следует, я понял, что ему несдобровать. Я понял это особенно отчетливо, когда он меня спросил: откуда примерно могли бы прилететь пришельцы, если они прилетали двенадцать тысяч лет назад и вернутся снова, скажем, в шестидесятые годы двадцатого века, считая шесть тысяч лет пролета в один конец? И морда у него была совсем белая. Я прикинул и сказал: откуда-то из района звезды Бетельгейзе.
Катя все не возвращалась. Мне стало совсем тоскливо и тревожно. Мысль о Бетельгейзе вернула меня на землю. … Предположив, что прилет пришельцев – дело реальное, я занялся этим делом вплотную.