Модистка, глава 19

  Обед удался на славу. После его окончания перешли в зал, мужчины собрались сесть за игру, но Ольга Васильевна прервала их намерение:

  — Господа, Екатерина Егоровна согласилась спеть нам романс, — сказала она и захлопала, — просим вас, милейшая Екатерина Егоровна. — Просим, просим, — зааплодировали все.

  Екатерина Егоровна с важным видом села за рояль и под свой аккомпанемент, спела романс. Ее исполнение всем понравилось, ее попросили спеть еще что-нибудь. Но она, взглянув на Анну, сказала:

   — Теперь очередь Анны. Пусть она что-нибудь споет, и первая захлопала в ладоши, ее тут же поддержали.

   — Я могу только спеть одну детскую песенку, которую я разучила с моей учительницей Жанной Михайловной. Я исполню ее на французском, как и разучивала, —после этих слов, она грациозно полуприсела в поклоне, и села за рояль. Простота и непринужденность, с какой она держалась и ее прекрасное сопрано, восхитили присутствующих. Послышались дружные, одобряющие аплодисменты.
 
  — Браво, — первым произнес Николай. — Браво! — Раздались голоса.
Одна только Ольга Васильевна не высказала своего одобрения: «Надо же! — подумала она, — какова, примадонна?! — всех сумела обворожить пением и красотой». Ее изумило также чистое произношение Анной французского: «Можно подумать, с ранних лет говорила на французском и жила в Париже; всего за два года занятий с учительницей французского языка, так освоить язык просто — невероятно! Надо отдать ей должное: на редкость способная во всем девица; не до конца я ее еще оценила, — заключила она; жаль, что она крепостная».

  «Что за чудо — эта Анна, — подумал Николай, — если бы я вдруг решился жениться, то женился бы только на ней».

  Вошел слуга с подносом, на котором стояли фарфоровые стаканчики с мороженым и, рядом с ними на салфетке — фарфоровые ложечки.

  Слуга обходил всех господ, предлагая десерт.
 
  Николай не дожидаясь, когда он подойдет к Анне, взял с подноса стаканчик, и, подавая его Анне, поцеловал протянутую за мороженым ручку. Лицо ее залилось краской, от смущения, опустив глаза, она забыла даже поблагодарить его.
 
  В ту же минуту он почувствовал на себе взгляд матери, в нем сквозило не только явное недовольство его проступком, но и осуждение. Он подумал: "Наверное, мать  права: по правилам гостеприимства, он должен был проявить прежде всего внимание гостье — Екатерине Егоровне".

  Извинившись перед Анной, что оставляет ее, он подошел к Екатерине Егоровне. Она ела мороженое, подолгу держа ложечку с ним, во рту.
 
  — Как Вы находите, это мороженое?
 
  — О, оно — великолепно, — произнесла Екатерина Егоровна, — я специально ем не спеша и, не потому, что оно очень холодное, я хочу продлить удовольствие.

   — Я рад буду принести вам второй стаканчик, — сказал он.

   Она рассмеялась в ответ:
 
   — Благодарю вас, но я боюсь все же за свой голос.

   "Напрашивается на комплемент. Как все эти светские барышни похожи друг на друга".
 
   «Хочешь похвалы?! — ну что ж получай!»
 
   — У вас прекрасный голос, Екатерина Егоровна! Я восхищен вашим исполнением романса.

   Лицо, от его слов просияло, а губы, ее — и, так очень большие, растянулись почти до самых ушей в улыбке.

  — Благодарю вас, Николай Николаевич, — сказала она, кокетливо улыбаясь, — я могу спеть для вас еще один романс, я его совсем недавно разучила.

  «Только этого мне и не доставало», — подумал он про себя. Но вслух сказал: — Буду очень признателен вам, Екатерина Егоровна.
   Она — довольная, отдала ему стаканчик и поспешила к роялю. Он поставил его на поднос и провозгласил:

  — Внимание, господа! Екатерина Егоровна выразила желание порадовать нас новым, недавно разученным ею романсом. Все зааплодировали и, приготовляясь слушать, сели, кто на кресло, кто на канапе, кто на стул.

  Екатерина Егоровна, пропев один куплет романса, вдруг остановилась: — она забыла слова, которые идут дальше. Извинившись, она начала романс сначала, и спела потом без остановки до конца. Взволнованная, с покрасневшим лицом, извиняясь за свой повтор, она встала из-за рояля, чуть не плача от досады.
 
  Ей зааплодировали и стали успокаивать, говоря, что извинения ее напрасны, — спела она очень хорошо, и романс всем понравился.

  Уговаривать пришлось недолго, она тут же успокоилась, краска исчезла с ее лица, и оно приняло прежнее самодовольное выражение.

  Екатерина Егоровна была единственным ребенком в семье, и родители очень баловали ее, так как знали, что у них больше детей не будет. У Александры Васильевны были очень тяжелые роды, и врачи советовали ей больше не беременеть.

  Вскоре гости, поблагодарив Ольгу Васильевну за прекрасный обед и вечер, откланявшись, собрались уходить. Ольга Васильевна что-то тихо сказала сыну. Николай Николаевич соблаговолил проводить Екатерину Егоровну, и подал ей руку, а когда подошли карете, помог ей сесть.