РИСК

РИСК. Почти у каждого из нас была или есть собака. Не удивляйтесь! У детдомовских они тоже есть. Заблудшие псы, чувствуя тепло детей, находят пристанище на территории интерната. Сироты, сами недоедая, подкармливают животных. Иногда собак на территории собиралось так много, что наш директор интерната вызывал специальную службу по отлову и отстрелу животных.
Как-то в 4 классе, сидя на уроках, мы услышали сильные хлопки, похожие на стрельбу. Я вскочил из-за парты и выбежал с неоконченного урока. Подбежал к огромному окну, через которое можно было видеть весь задний двор школы. И увидел, как человек, 8 взрослых мужиков, бегали по территории с ружьями, и на глазах у всех детдомовских детей расстреливали собак. Многие мальчишки и девчонки так и остались стоять у подоконников даже после звонка на следующий урок, наблюдая, как умирали те, кого мы так сильно любили.
«У нас и так нет родителей, а они убивают тех, кто нам дорог, - наших друзей», думал я в те минуты. Да, у таких, как я, много вопросов к дружбе и доверию. Именно поэтому каждая детдомовская душа сторонится людей, и между нами огромная пропасть. Что бы её преодолеть, нужны годы. Все те, кто хочет приблизится или принять такого человека, подвергаются жёсткой, порой запредельной понимания , проверке на вшивость. Этих мелочей, сталкиваясь с интернатовскими, вы просто не замечаете. На подсознательном уровне, в страхе, что нас снова бросят, мы панически боимся открываться и доверять , и испытываем людей вокруг нас.
Я помню эти минуты злости, как сейчас. Вцепившись руками в подоконник и упёршись лбом в стекло, я ещё долго не уходил. Расстрел собак продолжался около 40 мин. Взрослые, как всегда ссылались на болезни, блох и укусы, которых никогда не было. Кстати, кусали они исключительно наших живых и пьяных родителей, когда те все же решались приехать к своим брошенным детям. Выйти на улицу в тот день посреди уроков у нас так и не получилось. На проходной стояли дежурные взрослые и никого не выпускали. Куда девали живых и мертвых, мы все знаем... Часто собак в интернат привозили из детских лагерей, в которые дети уезжали на всё лето. Там тоже к детдомовским символично прибивались бродячие и покинутые псы. Мы их любили, кормили, а потом, не бросая, везли к себе домой - в школу-интернат. Так было и с потерявшейся таксой. Пол часа со слезами на глазах упрашивали нашего воспитателя, не оставлять собаку в пустом лагере. Когда привезли в интернат, она быстро подружилась с нашими, местными собаками, и все дети в школе полюбили её. Однажды утром, после зарядки, пробегая мимо деревянных беседок, мы заметили что-то неладное… В тумане было трудно разобрать, но было понятно, что что-то висит на верхней перекладине строения, державшей крышу. Мы сошли с пробежки и зашли в беседку. На веревках были повешены две кошки и две собаки. Там была и наша такса. На животных были колотые раны, и вся беседка ужасала, большими пятнами чуть присохшей крови. Кто-то из старших ребят достал заточку и начал срезать веревки, медленно опуская мертвых животных на деревянный пол. Сбежалось огромное количество детей из разных классов. Дети не могли смотреть без слёз на это зверство. Многие из ребят не пошли на завтрак, помогая нам выкапывать яму, чтобы похоронить наших любимцев. Чуть левее от корпуса и беседки был небольшой курган в посадке. Там и схоронили.
Вся школа обсуждала местных, взрослых парней, которые часто приходили на территорию интерната покурить и выпить. Беседка была в этом плане для них очень удобной. Их практически никто не гонял, а дети интерната боялись к ним подходить. Там были ребята лет по 20 и старше. Наши старшеклассники частенько подходили к ним, стрельнуть сигарет или выпить. Мы знали, что они живут на хуторе, за интернатским стадионом и часто бывают на соседских детсадовских площадках. Меня разрывало от злости, простить им этого я не мог. Я взял лист бумаги и написал текст: «Давайте отомстим за наших собак! Кто со мной, сегодня после обеда собираемся на горке и идем на хутор. Фирик». Эта записка взбудоражила всю школу. Её быстро передавали из рук в руки по старшим и младшим классам. Я учился в седьмом. В школе было почти 370 детей. Все, кто об этом узнал, не имели права распространятся, но я подозревал, что инфа все же просочится к воспитателям. К моему удивлению, собралось около 50 ребят. На встречу принесли цепи, кастеты и палки. Мы выдвинулись к хутору. Я шел самым первым, и в моей руке была короткая железная труба. Проходя по улице огромной толпой, ребята били в домах стекла камнями и ломали заборы. Взрослые пацаны сразу попадали под "пресс". Не трогали стариков, женщин и детей. Но тех, кого искали, не нашли. Толпа двинулась к соседним детским садам. Я предложил разбиться на две группы, чтобы зайти с разных сторон. Никто не должен сбежать. Так и получилось. Досталось всем и не только виновным в живодерстве, но и их друзьям, которые в этом момент оказались рядом. Несколько человек попали в больницу, но, слава Богу, не убили никого.
Затем мы вернулись в спешке в интернат. Близилось время вечерней линейки. В 17.00 вся школа вышла на построение и перекличку. Все дети были на месте. Но почему-то на вечерней линейке, присутствовал директор и зам. директора по учебно-воспитательной работе. Линейка началась, и спустя несколько минут появились несколько грозных взрослых дядек в форме с пистолетами. Они подошли к руководству, что-то начали обсуждать. Наш директор начал говорить, как всегда, напыщенно. Обычно после ЧП он в своих выступлениях пугал детей отправлением в «Ахтырку». По его словам - это было страшное специальное заведение, где для малолетних сирот, установили тюремные правила. Продолжила замдиректора: "Сегодня у нас в школе произошло очень серьёзное ЧП. Я попрошу выйти всех детей, которые в жилых домах били стекла и избивали людей". Наступила полная тишина. Так продолжалось секунд 20. Она повторила еще раз. И опять тишина, лишь только огромные тополя шумят и шепчут ... молчите. Когда она обратилась в третий раз, то заострила внимание на нашем классе и смотрела прямо мне в глаза. Я чуть попятился и спрятался за первую шеренгу строя. И тут она говорит: «Я знаю зачинщика и организатора этих беспорядков, и если он не выйдет прямо сейчас, то к нему будут применены самые строжайшие меры». У меня в голове полетели мысли… «вот сука, точно сдали по записке». Я выпрямился и сделал шаг вперед. От завуча последовали слова: «Выходи, выходи Ферима». Вышел, встал рядом с милиционерами и опустил голову.
Завуч кричала, - Вы хотите сказать, что Ферима сам избил десятерых взрослых мужиков? кто был ещё? Некоторые пацаны из моего и других классов тоже вышли. Но подозреваю, что поскольку я бил их "главаря" больше всех, то он меня запомнил и чётко описал. Радовало, что никто из детдомовцев меня не сдал. Я повернулся к милиционеру, стоящему рядом, и сказал: «Они ночью убили наших двух собак и кошек, и повесили их у нас в беседке». Тут вся школа, как загудит, как закричит... взрослые сразу поняли, что толпу нужно разгонять по классам. Милиционеры провели воспитательную беседу и испарились. Как оказалось, все, кого мы избили, отказались писать заявление в милицию. Да и на территорию школы больше не заходили.
В «Ахтырку» никого не отправили, но наказали жестко. Нас пятерых заставили убирать всю школу целую неделю. Мне досталась столовая - самое трудное. Ползал там на коленках до 12 ночи. Многие из ребят, которые не вышли из строя на линейке, мне помогали.
В том же году возвращался я как-то с ребятами вечером с тренировки. И тут кто-то из смельчаков предлагает срезать путь и пройти через старое кладбище. Уже заметно стемнело, но тот, кто откажется, будет объявлен трусом. После этих слов согласились все. К своему, толи счастью, толи несчастью я шел последним.
Сначала мы двигались по центральной дороге, которая всё сужалась и быстро перешла в узкую тропинку среди огромных кустов, деревьев и оград. Уже еле виднелась спина, идущего впереди, а голоса ребят становились все тише и тише… И тут, проходя мимо железной ограды, я цепляюсь курткой за кованный прут и как закричу от страха на всё кладбище!
Все с перепуга побежали вперед. Пока я освободился и огляделся, вокруг уже не было ни души. Мне пришлось пробираться, падать, спотыкаться на могилах и обходить ограды. От страха, думал, что выскочит сердце… Примерно через 10 минут детских переживаний я, уже ориентируясь на фонарь у гаражей, мог идти вперед. Выбегая через кусты и бугры к дороге, я остановился отдышаться. Идти до интерната через микрорайон оставалось совсем немного. Думаю, ладно, отдохну и пойду. И тут слышу приглушенный плач щенка... Стал прислушиваться, а всхлип то появляется, то исчезает.
Во мне начали бороться чувства. Мне нужно вернуться, снова войти на кладбище, найти этого щенка или все же "забить" и бежать в школу. Я решился его найти. Забрался опять в глубь кладбища и пошел на редкие всхлипы кутёнка, ориентируясь по еле уловимому звуку. Чем ближе я приближался, тем звук становился всё громче. Я подошел к одной из могил, у памятника сидел маленький щенок и скулил, прижавшись к холодной плите. Я поднял его что-то приговаривая, обнял и понес домой. Через 15 мин, я был у проходной интерната и гладил свою пазуху, чтобы спрятанный там щенок вдруг не заскулил. В интернате животных держать было строго запрещено.
Так у меня появился еще один друг. Назвал я его Риск. Не знаю почему, наверное, потому, что в тот вечер я рисковал и боролся со своими страхами, а он был под риском смерти.
Через месяц после того, как мы прятали щенка, наша воспитатель всё же обнаружила его и попросила вынести на улицу. Вся школа любила его, а мне так хотелось, чтобы он любил только меня. Я приносил ему свои котлеты и мясо, а он зачастую, уже был накормлен другими нашими ребятами. Спустя еще два месяца он заметно подрос и стал здоровым и красивым. А потом пропал...
Уже отбой, а я все на улице. Слезы текут, как чувствую, что что-то случилось. Прокручиваю в голове недавние тяжёлые события с другими нашими собаками. И так три дня подряд. Пока я не понял, что он не вернется, и я его не найду. Это была самая первая и очень тяжелая потеря друга. Травма, в каком-то смысле. Все представлял, что он нагуляется, где-то и вернётся, но его не было ни через месяц, ни через два... Успокаивал себя только тем, что хоть убитым и повешенным его не увидел...
Спустя годы, уже повзрослевшим, я случайно оказался всё на том же хуторе за интернатом, и заглянул в один из дворов, где разрывалась от лая собака. Что меня туда потянуло, я не знаю. Калитка не заперта, я «на автомате» чуть приоткрыл её, а там по двору носится огромный бежевый пес, красивый и ухоженный. Я узнал в нем Риска. Он резко перестал лаять и присел, наклонив голову на бок. Подошел к нему, обнял и крепко прижал к себе, а он начал чуть скулить и облизывать меня. Я очень хорошо помнил этот двор, по когда-то разбитым стёклам. Это был дом одного из тех, кто участвовал в том самом зверстве над нашими детдомовскими животными. Возможно, он что-то понял после тех событий... Приютив собаку, он спас её от очередного отстрела , дав ей другую жизнь, тем самым исправив ход прошлых и последующих событий.