Сквозь блуждающие огни

               


         Сквозь чащу леса Валентин продирался с трудом. В глазах время от времени сияли огни ночной дискотеки, на которой он был с Витьком и Ромкой. Перед дискотекой они встретились на квартире у Витька - благо его предки отчалили на дачку, как хихикал Витек, привыкать к земле. Шырева было предостаточно, и укололись они прилично. Можно было пойти более легким путем: купить прямо на дискотеке разноцветные таблетки экстези. Но какой кайф сравним с дозой сваренного ляпа (опия-сырца), да еще когда его “вдуют с ветерком" по вене? Накатившая волна счастья и умиротворения захватывает до ушей, ощущаешь полную гармонию с миром, а от врывающихся в сознание огней дискотеки просто зависаешь.

 
     Дискотека уже блуждала огнями, они то убыстряли, то замедляли свой бег, полностью подчиняясь ритму музыки. Раскумаренная троица “оттягивалась” вовсю. Да тут еще три “телки” толковые подвернулись, согласные на все. Ну, чем не жизнь? Час спустя шестеро подростков решили сделать ночной выезд на природу, так сказать, пикничок при луне.
 
 Сказано - сделано! Поймали “тачку”, попутно заехали в круглосуточный “комок”, купив какой-то марочной краснухи бутылок пять и шоколаду плитки три для девчат: на закусь. Прилично отъехав от города, ребята расплатились с таксистом, недалеко отыскали уютную полянку - благо лунища сияет “в полный рост”, насобирали хворосту, запалили костерок. Благодать, ночь хоть и осенняя, но теплая -  уют, девчата воркуют.
В полиэтиленовые стаканы льется марочная “червивка”, “кумар” в голове держится крепко. Валька в кусты отошел (по нужде), да вот незадача не рассчитал, далеко отошел, а тут, как на грех, дискотека перед глазами замелькала. Сияют огни, манят,| ну и пошел он на эти огни. Потом! они пропали, в голове что-то заклинило - провал!
Бредет он вдоль берега небольшой речки, наполовину заросшей камышом, - спотыкается. Зацепившись за корягу, тяжело переваливаясь, катится вниз, к реке. В тело впиваются острые иглы сухого чертополоха: укол, еще укол, губы кривятся в усмешке - не привыкать.

  Докатившись до отлогого берега, Валька переворачивается на спину, видит: луну, то облачком скроет, то вновь она выплывет, и перед глазами картина реальная: лежит он в долине, а она вся в цветущих красных маках.

        Любуется Валька красотой этой, встает, идет по долине, рвет налитые соком маковые головки. Только пальцы, руки, тело саднит от шипов. "Странность какая-то, - рассуждает парень, - нет вроде у мака шипов. Может, просто забыл я?” Понял Валька, что "завис”. "Ну ладно, с этим вопросом  потом разберусь, а сейчас спать, спать..."

       Проснулся он от подломки, мышцы потягивало. Земляной холод пробирался в его нутро, заставлял стучать зубами. Глаза открывать не хотелось - вдруг черная пустота вокруг? Он до боли сжал веки, оранжево-красные круги поплыли перед глазами. Все его сознание, все тело было настроено на сигнал: тревога, опасность! Что с ним? Где он?!


       Как завывание ветра, послышалось жалобное пение скрипки. Ее поддержали несколько гитар, мягко влившись в мелодию переборами аккордов и наигрышами соло. “Приехали,- пронеслось у него в голове, - это глюки”. От старших товарищей “со стажем” он знал, что такое может случиться. Верится в то, чего на самом деле не существует. Напрягшись, он все-таки открыл глаза: ночь. Темень непроглядная - значит, отключался ненадолго. Привыкнув к темноте, различил огромные кроны деревьев, покачивающихся над ним. Темно. Холодно, Жуть! От боли во всем теле и холода он непроизвольно лязгнул зубами, через секунду повторилось то же самое, потом еще, еще... Лежать становилось невмоготу, руки и ноги подергивались. На том берегу чарующий своей силой и глубиной женский голос запел: “Ай, да не-е ве-ече-ерня-я-а  за-а-ря!..."

   Песню подхватил многоголосый цыганский хор: “Зорька-а Витька-а спотуха-а-ла..." Пение сопровождалось звучанием нескольких гитар. Казалось, что струны пели отдельно от хора, они звенели, как хрустальные рюмки, соединенные в дружной компании, - соприкоснулись раз, а звук все еще несется. Но тут с импровизацией вступает скрипка, и нет ей инструмента равного, о чем плачет, о чем тоскует? Может, о кибитках, мокнущих под проливным дождем, может, о несбывшейся любви скрипача? Кто знает, кроме того, кто играет на ней? Кажется, и голоса, и гитары, и скрипка идут своей дорогой, но вы послушайте их вместе и услышите, что это единое и неразделимое целое.

     Собравшись с силами, Валька встал. Нет, это не "глюки*, на том берегу люди, его спасение. Вступив в воду, подминая ботинками осоку и камыш, он вброд перешел речку. От холода стучали зубы, тело ломило, но он упорно шел на чарующие звуки.
  Парень медленно пробирался по лесу, потрескивая попадавшимися под ноги прошлогодними ветками. Пение приближалось. Наконец, между деревьями появилась прогалина, в которой плясало пламя костра. Оно выбрасывало малиновые искры в черное небо. Неожиданно небо вновь озарилось лунным светом, еле заметно высветив из темноты стоящие кибитки и шатры цыган.

     Покачиваясь, Валентин подошел к костру. Бородатый, лет семидесяти цыган (вероятно, вожак) еле заметно повел рукой, и пение оборвалось, Устремив пристальный взгляд на гостя, он жестом пригласил его сесть рядом. Валька повиновался.

  - Я вижу, паря, приустал ты немного? - поглаживая левой рукой иссиня-черную бороду, a пpавую, положив на плечо Валентину,- спросил цыган.
      
           Валька, подергиваясь всем телом, пробормотал что-то невнятное: мол, заблудился, промок, устал..

  - Да, ты заблудился сынок, - молвил вожак, раскуривая трубку, - но ты заблудился не в лесу. Ты заблудился в самом себе, в своей душе. Вижу, ломает тебя, на, выпей, - он налил в стакан из квадратной бутылки вина. Валька выпил, вино обожгло внутренности; он задохнулся от запаха терпких трав.


  - Это спирт, разбавленный сухим вином, - сказал цыган, - сия смесь настояна на травах. Лола у нас специалист. Лола, - обратился он к солистке, обладающей чарующим контральто, - принеси парню нашу дозу, пусть полечится.

  Лола молча принесла продолговатый шелковый мешочек.


 - На, - обратилась она к гостю, - сам достань лекарство.


   Валентин сунул руку в протянутый мешочек. Лола быстро натянула его ему по локоть и, не оглядываясь, пошла к цыганам, которые молча сидели у костра.
  Скользкий, холодный обруч обвил ему руку, чуть ниже локтя пронзил укусом, болезненно воспламенив ранки. Перед глазами поплыли черные круги.


   Отчаянно и брезгливо парень стряхнул мешок с руки - гадюка скользнула в кусты.


    - Бидэ, мангэ, ро-о-малэ-э! - грянул цыганский хор.

  Голос Лолы мягко прорезал стройное звучание голосов. Она пела спокойно, совсем забыв о Валентине. Хор пустился в пляс. Женщины закружили цветастыми юбками, в улыбках показывая золотые зубы, позвякивая ожерельями и бусами.

   Осознав происшедшее, Валька кинулся к вожаку, схватил слабыми пальцами за грудки.


   - Что вы наделали, вы же убийцы!!!


   Тот без усилий оттолкнул его, вальяжно повел рукой. Пляска и пение - все разом оборвалось, и лишь головешки в костре, постреливая, отбрасывали малиновые искры в черное небо.

   - Отвезите меня в больницу, - взмолился Валька.


    -Э-Э, - вздохнул старик, поглаживая бороду. - Пока мы доберемся  на лошадях до города, пройдет не менее двух часов, к тому времени ты уже будешь покойник. I


    Валентин сидел молча, слезы  лились по его щекам.


   - Что ты плачешь, паря? - вожак повернул в его сторону голову. - Ты ведь все равно умрешь - днем раньше, днем позже. Разница лишь в том, что чем дольше ты будешь жить, тем больше ты будешь мучить себя и окружающих. Так о чем же ты плачешь, зачем тебе такая жизнь?


   Грязным рукавом рубахи Валька смахнул слезы:


  - Да как Вы можете? - он схватил вожака за грудки, исступленно затряс.-

   Как Вы можете решать за меня жить мне или нет? У меня есть мать, младший брат, девушка, на которой я скоро женюсь, я ведь их очень люблю!


   Цыган оторвал его руки, легонько толкнул:  - Сядь. Вот видишь, скольким людям я принес облегченье. - Мать и брат не будут мучиться с тобой, когда ты дойдешь до кондиции. Девушка не выйдет за наркомана замуж и не родит от тебя олигофрена. Разве я не прав?!

    Валентин молчал, низко опустив голову, а вожак продолжал:


 

    - Видишь ли, в чем дело, сынок: ты их просто не любишь, впрочем, ты не любишь даже себя и свою жизнь. Ты прячешься от нее в грезах - зачем она тебе такая? - Не дождавшись ответа, он продолжил. - Мы, цыгане, любим степной ветер, лошадей, женщин, звезды в ночи и дым костра. Ты, наверное, заметил, что и на нас цивилизация наложила свой отпечаток. У нас есть оружие, мобильники, лекарства - много чего, но наш быт остался прежним. Бывает, что и наши парни сворачивают с пути и впрыскивают себе “блуждающие огни*’ - так мы называем наркотики. Но мы их лечим, как тебя сейчас.


    Валька вздрогнул, со лба катился холодный пот:


   - Вы их убиваете, как и меня! — Он почувствовал, как начинает неметь язык, в напряжении застыли мышцы, ранки на руке вспухли и горели огнем.

   - Нет, не убиваем, просто они умирают сами, но не все. Были и случаи выживания - у тех сильный иммунитет. Но после такого лечения они никогда не прикасаются к дряни. Приляг, полежи немного, подумай. Он пододвинул парню коврик уложил на него. Лола молча принесла лоскутное одеяло, укрыла.

    Валентин чувствовал, что умирает: язык, руки, ноги отнялись. Самое страшное было то, что дышать становилось все труднее- в легких уже не хватало воздуха.

   - Ты не понял, сынок, что такое жизнь и как легко ее потерять, - старик ласково гладил его по голове.  Люби себя, жизнь, своих близких. Не давай “блуждающим огням' приблизиться к себе, иначе они острой иглой вонзятся в твое тело, заставят плясать под свою дьявольскую дудку. Они разорвут твои отношения с родными и близкими людьми, потом - со всем миром. Я вижу, ты не хочешь умирать, сынок, в твоих глазах есть мучительная жажда жизни, не все еще потеряно.


   -Лола, - он щелкнул пальцами.

   Та молча подошла с набранным одноразовым шприцем, чуть выдавив сыворотку, сделала укол в вену. Через некоторое время Валентин понял, что может вздохнуть, и задышал глубоко и радостно. Стали повиноваться язык, руки, ноги.

   -Вот, видишь, сынок, - старик гладил его по голове, - ты понял, как хрупка жизнь, как легко ее потерять, а пока спи, спи...


                * * *


     Валентина разбудило солнце. Несколько раз он отворачивался от его ярких лучей, утыкаясь лицом в росистую траву, накрываясь с головой лоскутным одеялом. Наконец он окончательно проснулся. Еще дымился костер. Поляна была изрезана колесами кибиток. Валентин встал, протер глаза. Опухоль на правой руке спала, но синюшность вокруг ранок еще не прошла.

    Недалеко на пеньке лежал клочок бумаги придавленный камнем. Он  взял испещренный мелким почерком лист бумаги, прочитал: “Сынок, то, что лежит перед тобой, - “блуждающие огни”. Я не Господь Бог, чтобы решать твою участь, на сей раз распорядись этим сам. Ты можешь уколоться и пойти по-прежнему пути, но помни, как хрупка жизнь! У мея был сын, он умер от передозы, Я не мог его спасти. Ты жив, слава Богу. Выбор за тобой. Подписи  не было. I

    Под запиской лежал упакованный шприц, ложка, жгутик и все необходимые для инъекции принадлежности. Но самое главное среди всего этого - сантиметровый целлофановый пакетик с пластичной массой темно-бурого цвета.

    Валька схватил ложку, выкопал ямку, бросил в нее жгутик,
 пузырьки с уксусом и водой, закопав все это, притоптал каблуками.


   Целлофановый пакетик с так, называемым ляпом он кинул в еще тлеющие угли костра. Жар моментально расплавил его, разнеся по воздуху характерный  горький залах опия-сырца. Следом полетел в костер шприц. Он плавился, шипел, пластмассовые слезы закатывались в золу.


    “Вот так и жизнь сгорит," ~ подумал Валька.
 В сторону реки, откуда он пришел, он даже не обернулся. Посмотрев на солнце и чему-то улыбнувшись, он направился по следам колес цыганских кибиток - они наверняка выведут его на шоссе.


                сентябрь 20007 г.