Мама

Весна ревела, весна бурлила, весна текла с крыш ушедшей зимой. И хотя сугробы были ещё по пояс, а местами и выше, тонкий, словно перепонка на утиных лапках, снег на заботливо чистимых всю зиму тропинках уже успел протаять до земли, явив разохотившемуся Ярилу квёлую прошлогоднюю травку. Да и та уже в самых первых проталинах вдавлена моими сапогами в первую весеннюю жижу так, что ни видом своим, ни цветом не напоминала прошлую жизнь, стремящуюся возродиться.

- Саш! Саш! – пришлось оторваться от неотложных дел, и выйти из гаража.

Мать, обутая в огромные валенки в старомодных галошах стояла возле крыльца.

Рядом, на ступеньке краснел пластмассовый двухведёрный таз, в котором она всю зиму вывозила развешивать на уличных верёвках бельё. Но в этот раз синий кушак от старого халата, за который мама всю зиму волочила таз по тропке, не желая отвлекать меня от более важных забот, заодно, отказываясь признавать, что даже с таким несложным делом она уже не силах справиться самостоятельно, растерянно висел, привязанный к ручке таза.

- Унеси, - попросила мама, когда я появился в двери гаража.

В голосе её было что-то такое, что мне показалось, словно, она просила не донести бельё до верёвок, а отнести её саму. Взгляд её был растерян. Пока я отнёс таз, пока нашёл место, где его притулить не в весеннюю распутицу, она, опираясь на клюшку, успела, обойти только две лужицы на тропинке
.
- Спасибо, - сказала она, - дальше я сама. Обязательно сама.

Я не стал ей мешать. Но каждые несколько минут выглядывал из гаража, наблюдая за тем, как мама сначала развешивает чистое бельё, предварительно протирая специально тряпочкой верёвку, а потом, довольная, не спеша, обходя лужи, идёт домой.
 
Лишь когда мама закрыла за собой дверь в дом, я снова смог приступить к своим «неотложным» делам.