Миссия Пилигрим-II. Отрывок из повести

Сержант Гвин

Раньше Прох уже здесь бывал, и он отметил, что ничего не изменилось: те же скамейки в узком коридоре, факела на стенах, и  даже остался тот же запах прокисшего смородинового морса. Прох сразу же направился в кабинет командора полиции Лахста.
Он со скрипом приоткрыл   дверь с надписью на медной табличке «Сержант Гвин». В кабинете, освещаемом тремя большими монастырскими свечами и двумя факелами,  за столом в кресле с высокой спинкой сидел, развалившись в полудреме, командор. Доспехи лежали  рядом, аккуратно сложенные на массивном табурете: щит, шлем и стальной нагрудник с гербом полицейского управления Грогга. К табурету с доспехами был приставлен  короткий тяжелый меч в ножнах с золотой рукояткой. На столе навалом, в беспорядке находились разнообразные предметы: чернильницы, письменные принадлежности, ножи, игральные кости,  кружки с недопитым медом, остатки еды на оловянных тарелках. Среди всех этих предметов, Прох сразу же приметил несколько пергаментов с портретами. Посреди стояла большая оплетенная бутыль  с медом.
Лишь Прох вошел, командор открыл один глаз и промычал:
– Пошел вон, свинья!
Потом открыл второй глаз и присмотрелся.
– А-а, это Вы, преподобный… А я уж думал опять этот мерзавец пожаловал… мм-м … извините. Чем могу служить?
Монах приложил руку ко лбу и как можно учтивее произнес:
– Дозвольте, Ваше Высокочинство, пожелать Вам доброго здравия на много Лун вперед, и доблести в делах Ваших многотрудных…
Командор не меняя позы, кивнул головой:
– И Вам того же, преподобный отец …мм-мм. Итак, кто Вы такой,  и зачем здесь?
– Я, Ваше Пресмелейшество, смиренный служитель Всепредобрейшего, брат Янсон, – придав голосу как можно больше робости, представился Прох, –  следую в Грогг по поручению начальника службы охраны Нижнего Монастыря округа Плист с секретной депешей…
– Хр-р-р… – издал неопределенный звук сержант, – бррр-мррр… дэпэша, это очень важно… Но, почему ночью?
Командор, уже окончательно проснувшийся, теперь с интересом разглядывал Проха.
– Или уже началась война, и пора будить стражу? – то ли в шутку, то ли всерьёз спросил он громовым голосом, наслаждаясь видом съежившегося от трепета монаха.
– Нет, нет! Что вы, господин, будить никого не надо! – заторопился Прох, – у вас  сверхбдительный офицер в дозоре на крыше, поверьте, этого вполне достаточно…
– Достаточно? Достаточно для чего? – начал свирепеть командор, – хватит болтать!
И грохнул кулаком по столу.
– Идешь себе в Грогг, ну и иди, – сержант надулся от важности, и решил добавить жару, – а сюда чего припёрся, а?  Отвечай, а не то заточу в холодный подвал, живо язык развяжется… Я  сообщу в Грогг, что изловил преступника. Мне воздадут почести, а потом пусть себе разбираются! 
Резкие смены настроения сержанта не понравились Проху, однако он почувствовал, что это ему может быть как раз на руку.
– Кстати, о почестях, господин командор, – немного с вызовом, нагловато сказал Прох, вынул один мешочек с золотыми и со звоном помахал им в воздухе.
У сержанта округлились глаза. Он быстро наполнил кружку медом и залпом выпил. Потом покряхтел, поднялся и, пошатываясь, подошел к Проху.
– Это что? – спросил он, делая вид, что не понял, о чем толкует монах.
– Это двадцать пять монет, Ваше Высокочинство, господин сержант.
– Сержант Гвин, мой благообразный друг, – поправил его сержант.
– Ваша правда, господин сержант Гвин, – Прох учтиво поклонился, но всё же, на шаг отступил и продолжил, –  и эти двадцать пять монет, разумеется, в золоте, можно сказать уже почти что принадлежат Вам. То есть прямо сейчас вы можете прибавить их к своему жалованию.
Гвин сурово глянул сверху вниз на Проха, видимо, в муках пытаясь о чем-то сообразить. Ему явно не хватало меда.
– Ну, говори, брат Янсон, у меня совсем нет времени на беседы, пора идти проверять ночной караул. Говори что надо, давай деньги и провали… то есть я хотел сказать, следуй с миром в Грогг, или куда там ещё.
– Господин сержант Гвин, изволит получить столь немалые деньги  за сущую безделицу. То есть, выполняя волю своего повелителя, я смею просить у господина сержанта пять, а лучше шесть скакунов, и десяток солдатских мундиров… можно поношенных…
Прох замолчал, потому что сержант Гвин вынул из ножен кинжал. Лицо его приобрело выражение лица хозяина, который, наконец, решился зарезать последнюю свинью.
– Да ты, как я погляжу, – с тяжелой одышкой проговорил сержант, – никак разбойник… либо слуга разбойника! А иначе (он почесал острием кинжала под подбородком), а иначе… для чего преподобному  брату могут понадобиться ослы и военная одежда? Для чего, а? Отвечай! А то сейчас сюда придут два дюжих стражника, и напоют тебя холодной водой в холодном подвале.  Где твоя грамота? Предъяви!
Тем не менее, сержант продолжал жадно поглядывать на мешочек с золотом, который Прох все ещё держал за кожаный шнурок.
Прох понял, что если сейчас покажет, что испугался, то дело проиграно. Этот… верзила попросту отберет  у него деньги, а потом, возможно, арестует. Поэтому  он решил  изменить тактику. Презрительно, сквозь зубы как  младшему брату, пойманному на краже сахара в монастырской столовой, он проговорил:
– Сержант! Я предлагаю Вам остыть, и занять подобающее  полицейскому командору место и положение. Смею так говорить, ибо имею все полномочия не только от начальника службы охраны Нижнего Монастыря отца Пампуха, но и рекомендации самого Престрожайшего начальника полицейского управления округа Плист майора Барнса (сержант Гвин изменился в лице и напрягся), поэтому, прошу внимать речи моей, уважаемый!
Прох сделал скорбно-кислое выражение лица, оттопырив нижнюю губу.
– Из внутренней тюрьмы  Монастыря сбежал опасный преступник, он же Лицедей, он же колдун, известный среди людей как юноша Ален Керт… Негодяй похитил ценности Монастыря и взял в заложники самого Настоятеля, преподобного отца Марселя. На поимку отправлен отряд, наряженный из отцов и братьев Монастыря. Однако  наши силы небезграничны. Полиция округа обязана охранять покой и имущество граждан, и ей недосуг ловить беглых преступников. Так нам пояснил Блистательный майор Барнс.
– Его слова – истина, дай Всепредобрейший ему многие тысячи Лун  здоровой и сытой жизни, – угрюмо вставил Гвин.
– И он сказал... Его Престрожайшество сказал, что разрешает… Я понятно говорю, господин сержант? Раз-ре-ша-ет Монастырю нанять на службу свободных, либо несвободных граждан, для снаряжения ещё одного отряда…
– Гм, гм, разрешает, говоришь? – переспросил Гвин.
– Да, да! Разрешает! Но при этом, одеть и вооружить этот отряд надлежит за счёт  Монастыря. Вот я и направляюсь в Грогг, дабы выполнить  повеление отца Пампуха, который пообещал отрубить мне левую руку, если его повеление не будет исполнено. Но до Грогга далеко, а у вас, Предоблестнейший командор, возможно, имеются запасные ослы и снаряжение…
Гвин убрал кинжал в ножны, подошел к столу, и налил в кружку мед.
– За здравие Его Престрожайшества, майора Барнса! – провозгласил  он, но спохватился. Достал из тумбочки стола резной бокал из синего самоцвета, наполнил его, и протянул Проху. – Ну, как говорится, и за твое здравие, друг мой, преподобный Янсон, поднимем мед!
Новые друзья грохнули посудой и выпили. Прох, между тем, успел мельком взглянуть на пергаменты с рисунками, разбросанные на столе.  Это  были портреты Марселя, Лицедея, Спота и его собственный. Выполнены они были неважно, лица едва узнаваемы, особенно плохим был его портрет. Прох даже испытал что-то вроде досады: в полиции не нашлось толкового художника? А может даже и  в самом Верховном Монастыре…
– Я думаю, Ваше Высокочинство, и это мое глубокое убеждение, что самое время выпить меду за Ваше здравие, – льстиво предложил Прох, – а иначе ведь, кто же будет нас охранять, если Вы ненароком захвораете?
– И то, твоя правда, брат Янсон, – охотно согласился Гвин, и наполнил кубки.
– За здравие славного командора – сержанта Гвина, и за успех нашего дела в поимке злодеев, – Прох прикрыл собой портреты, заняв место между сержантом и столом.
Сержант вытащил из тумбочки у окна казанок вареных с  оливковым маслом бобов, тарелку с луком и протянул  Проху:
– Угощайся, брат Янсон, путь неблизкий, а ночь длинная.
Прох взял угощение и поставил его прямо на свой портрет. Потом зачерпнул рукой горсть бобов и стал с удовольствием есть.
– Так что, мой командор, досточтимый сержант Гвин, насчет ослов и военной одежды для нашего нового отряда? – спросил он, зачерпывая ещё одну горсть, побольше.
– Я всегда рад помочь друзьям, – отозвался Гвин, – особенно, когда на это есть разрешение майора Барнса, ха-ха-ха!
Прох вежливо похихикал, покосившись на портреты Алена и Марселя.
– Будут, будут тебе, брат Янсон, и ослы будут, и военная одежда. Я же не хочу, чтобы моему другу отрубили руку на рассвете! – Гвин снова расхохотался, и наполнил кубки медом. Потом перешел на шепот.
– А когда мои друзья проявляют щедрость, и немного добавляют, то у меня может отыскаться с дюжину боевых топоров. Для полицейского дела они уже не годятся, устарели, значит, но ими вполне можно рубить не только руки, но и головы, если понадобится!
Они ещё выпили меда за здравие Распорядителя Верховного Монастыря Премудрейшего отца Вука, а также за здравие  Великого Барона Карлоста, во владениях которого находится селение Лахст.
 – И всё же, брат Янсон, ты мне поведай, – Гвин снова развалился на стуле, затем взял со стола колокольчик и три раза позвонил, – а почему ты не обратился к  купцам, но обратился ко мне с таким делом? У меня же здесь не ярмарка, у меня здесь полицейский участок!
Он опять стукнул кулаком по столу.
– Отвечай, монах!
Даже при неярком освещении от свечей и факелов было видно, как покраснели и налились яростью его глаза. Очевидно, сказалось большое количество выпитого меда, и у сержанта  вновь проснулась подозрительность.
Тем временем, в кабинет вошел, жуликоватого вида капрал. Он приложил ко лбу руку и поклонился.
– И почему я должен ждать?! – недовольно продолжил Гвин, глядя на Проха. Потом разглядел у дверей капрала, – а… это ты, Сергер. Чего явился?
– По Вашему вызову, господин сержант, – коротко ответил он.
– А… это… Это гонец из Плиста, от самого его Престрожайшества, майора Барнса, – еле ворочая языком заговорил Гвин. – Ему… ему… хррр… ослы… мррр
Капрал Сергер застыл в ожидании дальнейших распоряжений.
Прох понял, что настала пора решительных действий.
– Господин сержант хотел сказать, чтобы ты, капрал, приготовил для меня упряжку ослов, не менее пяти хвостов, и обмундирование на две дюжины воинов, ну и… он ещё говорил про какие-то топоры. Живо, мне некогда!
– Стой, Сергер! – крикнул очнувшийся сержант, – деньги на стол, преподобный!
Прох торопливо отсчитал двадцать четыре золотых и выложил на стол перед Гвином.
– Иди, Сергер! – приказал Гвин, – готовь ослов и поклажу.
Сергер исчез за дверью, а командор достал еще одну бутыль с медом.
– А что, Янсон, хороший ты малый. Ты мне сразу понравился. Эх, мне бы такого помощника! Поступай ко мне на службу, хе-хе! 
– Я подумаю, Ваше Высокочинство. Попрошу отца Пампуха замолвить словечко перед Настоятелем, если, конечно, его найдут…
Прох начал испытывать смутное беспокойство. Сержант пока что верил ему на слово, но мог в любую минуту снова потребовать грамоту, и что тогда?
– Здесь не хватает денег, преподобный! – вдруг вскочил со стула, казалось, вполне умиротворенный Гвин. Он схватил Проха за грудки, – а ну плати! Иначе,  в подвал!
– Ты забыл, с кем разговариваешь, - жестко произнес Прох, и, совершенно неожиданно для сержанта ловко вывернулся из его хватки. 
– Ах, вот оно  как! – вскипел полицейский, – ага! А вот у меня есть повеление от господина майора арестовывать всех, кто вызывает подозрение... постой-постой! Ты, вроде смахиваешь на одного тут…
Он о чём-то вспомнил и склонился над столом, всматриваясь в пергаменты с портретами.
Прох напрягся. Его изображение было под казанком с бобами.
– Его Престрожайшество, господин майор  лично велел ловить всех похожих вот на этих… да где же ещё один? - сержант стал перебирать все бумаги, лежащие на столе, - задержать, заковать в цепи и содержать в холодном подвале до прихода специального патруля с передвижной тюрьмой из Труста. А я всё думаю, где же я тебя мог…
Решение пришло молниеносно. Прох схватил тяжелую бутыль с медом, и, что было сил, опустил её на голову сержанта Гвина. Бутыль раскололась, сержант охнул и повалился на стол. Мед растекся, заливая документы, вещи, портреты и золотые монеты на столе.
Прох хотел собрать золото, но медлить было нельзя. Он схватил меч с золотой рукояткой, десятую долю малого звона поколебался и прихватил со стола бокал из синего самоцветного камня. «Меч Марселю, кубок Проху», – мелькнуло у него в голове. Потом задул свечи и сорвал со стены оба факела, один из которых загасил, ткнув в бочонок с питьевой водой. Затем тихо покинул кабинет, плотно прикрыв за собой дверь.
Прох двинулся по коридору, нужно было как можно быстрее разыскать Сергера. Коридор вывел его в большую проходную залу. В зале, лёжа на скамейках и прямо на полу вповалку, как придется, вокруг большого круглого стола,   громко храпели во сне не менее дюжины стражников. Стол был уставлен разнообразной посудой с объедками и пустыми бутылками.
Прох ловко отстегнул от ремня одного из стражников кинжал и отполированную увесистую дубинку с серебряным набалдашником, потом бегом пересек залу, и оказался в следующем коротком коридоре с выходом во внутренний дворик участка.
Сергер уже навьючил ослов мешками с обмундированием и амуницией, и теперь прилаживал два кожаных мешка  с боевыми топорами.
Прох принял осанистый вид, затаил дыхание и подошел к капралу. Внутренний двор освещался сальными фонарями, но из пяти, горели только два. Основное освещение давала всё же Луна, изливавшая ярко-зеленый свет, который проникал сквозь прозрачный навес во дворик. Прох неожиданно для себя вспомнил Злейшего, хотя ещё в молодости поклялся никогда этого не делать. Он разглядел на стене четыре пергамента с портретами, таких же, как на столе у Гвина.
– Всё готово, господин монах, – доложил Сергер, и Прох почувствовал, как в душе стало сладко от благости – подумать только! Целый офицер полиции назвал его господином, чего раньше никогда не бывало.
Прох потрепал по морде одного из ослов, и важно заключил:
– Всепредобрейший видит твои старания, сержант, и я буду…
– Капрал, Ваше Высокопреподобие, – поправил его Сергер.
– …считай, что уже сержант, ибо я буду молить Всепредобрейшего о скорейшем повышении тебя в звании. Ну и заодно, напишу соответствующий донос господину майору.
Сергер с достоинством поклонился, а Прох вынул из кармана двадцать пятый золотой, которого недосчитался Гвин, и вручил его капралу.
– Это тебе награда за то, что ты сейчас меня выведешь не через центральные, а через западные ворота. Сержант Гвин, мм-м… его Высокочинство, приказал не беспокоить его до утра, ибо он прилег передохнуть.
– Слушаюсь, господин, – сказал Сергер, и повел ослов  под уздцы к западным воротам, которые по его приказу тут же распахнул привратник.
За воротами, Прох перехватил ослов, прижал ладонь ко лбу Сергера и торжественно произнес:
– Охраняй мир в Анималии, сержант Сергер и небо вспомнит о тебе в нужный час!
Через каких-нибудь пять малых звонов  Прох уже пробирался по знакомой тропинке в дебри Северного леса.